Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава седьмая

В первые месяцы войны боевое напряжение и отсутствие опыта создавали иногда неправильное представление об обстановке на море.

Известно было, что с началом второй мировой войны немецкие подводные лодки вели ожесточенную подводную войну против кораблей английского флота. Поэтому и наши корабли, плавая на море, принимали все меры предосторожности против возможных атак подводных лодок. [34]

При входе и выходе кораблей из Севастополя катера-охотники проводили «профилактическое» бомбометание. Впереди по курсу идущих кораблей они сбрасывали глубинные бомбы, грозное оружие против подлодок.

Неудивительно, что в первые дни войны к нам в штаб стали поступать сведения о появившихся на Черном море перископах. Базовый тральщик «Щит» на переходе морем у Сарыча якобы обнаружил перископ, сбросил бомбы, но результатов не наблюдал. Позже тральщик «Взрыватель», следуя в охранении громадного транспорта «Днепр», на подходах к Севастополю также заметил перископ, атаковал глубинными бомбами, но безрезультатно. И были ли это подводные лодки, оставалось неизвестным. А доклады об обнаруженных перископах продолжали поступать к нам, в штаб ОВРа.

— Перископ! Перископ! — докладывали с кораблей и сигнальных береговых постов, и даже отдельные граждане сообщали, что якобы видели с берега перископ. Звенели телефоны, донесения поступали на всем пространстве Черного моря, и особенно в районе Евпатории — Балаклавы. Если вражеская подводная лодка здесь существовала, то она выбрала выгодную и опасную позицию на подходах к Севастополю: там проходил фарватер и можно было наблюдать и те корабли, что шли с моря к Севастополю, и те, что выходили из порта.

Но могла ли подводная лодка проникнуть в «мешок», образованный минными полями, если наши корабли ходят по скрытым фарватерам? Этот вопрос обсуждался вечером в кают-компании, и флагманский штурман Иван Иванович, как всегда категорически, заявил:

— Очень просто! Подводная лодка увязалась за каким-нибудь тихоходным транспортом, идущим по фарватеру с моря в Севастополь, и прошла у него на хвосте!

Как бы то ни было, но в конечном счете на поступающие доклады о появлении перископов надо было реагировать.

Контр-адмирал принял решение поставить в районе Херсонесского маяка морской охотник с гидроакустикой и глубинными бомбами. Правда, он и раньше находился здесь в дозоре, но сейчас его, по выражению начальника штаба, «сдвинули в угрожаемый квадрат».

Морской охотник под командованием лейтенанта Остренко пришел в назначенный район с наступлением темноты на малом ходу, с затемненными огнями. Первая ночь на позиции прошла спокойно, ничего обнаружено не было. [35]

Как только забрезжил рассвет, катер-охотник ушел к высокому берегу, где у подмытых вечной работой моря древних каменных скал образовались промоины и пещеры. Здесь он и отстаивался до наступления темноты. Днем поиск подводной лодки в этом районе производили самолет МБР-2 и звено катеров-охотников. С наступлением темноты снова выходил на позицию катер лейтенанта Остренко.

Так продолжалось несколько дней. Экипаж охотника наблюдал, как проходили от кавказских берегов груженые транспорты в охранении боевых кораблей (это доставляли в Севастополь запасы продовольствия и снаряжения), как выходили на фарватер тральщики и дрались в воздухе самолеты. Перископ подводной лодки в эти дни ни разу не удалось обнаружить.

Остренко знал, что в ближайшие дни предполагается выход эскадры флота в море, и это настораживало его. Каждую ночь, набросив на плечи шинель, он сидел на мостике катера. Спокойное, широкое и красноватое от избытка здоровья лицо его было серьезно и сосредоточенно. Дежурный акустик внимательно вслушивался в подводные шумы. Сигнальщики зорко следили в ночном полумраке за водной поверхностью.

Провизия и вода на морском охотнике были уже на исходе. А подводная лодка или переменила позицию, или играла в «кошки-мышки», как определил Остренко.

Но недаром Остренко когда-то был известным очаковским рыбаком. Он знал: чтобы взять добычу, надо иметь терпение и выдержку. Если подводная лодка почему-либо и отлеживается на грунте, то она в конце концов покажет себя. Командир говорил своим матросам:

— Катер-охотник на то и называется «охотником», чтобы уметь выслеживать и выжидать!

При этом он поглаживал свою жесткую рыжую бороду, которую холил и берег с первых дней войны. Первое время его так и прозвали на дивизионе — «человек с бородой», а потом к бороде привыкли, так как многие моряки обзавелись тогда если не бородами, то уж усами обязательно.

Утром, когда лейтенант Остренко собирался возвратиться в базу, над водой лежал редкий в это время года белый туман. Он медленно тянулся с моря на сушу. Остренко решил переждать до восхода солнца. Скоро в полосах тумана появились «окна» и стала видна узкая полоска береговой отмели с красным влажным песком, а временами показывался на полуострове бело-черный маяк, издали напоминавший турецкий минарет. [36]

Приладив зеркальце к переборке каюты, Остренко начал править на ремне бритву: отпустив бороду, он тщательно брил усы. С давних времен у него установилась привычка, когда ожидались неприятности по службе или надо было докладывать начальнику плохие вести, он тщательно брился и непременно пришивал свежий подворотничок. Эта привычка приводить себя в подтянутое, собранное состояние делала его более спокойным и не давала сорваться с языка горячему слову. А у Остренко еще много осталось от прежнего рыбака, он мог вспыхнуть от любой показавшейся ему обидной фразы.

Настороженным и чутким ухом командира он ловил доходившие через открытый иллюминатор шорохи и всплески волны у борта катера, стук деревянных лопаток, — это матросы убирали верхнюю палубу, — и тихую песню, которую вполголоса пели они:

Мы из бухты уйдем на закате,
И любимая смотрит с тоской
На веселого парня в бушлате
В замечательной форме морской!

«Ну уже теперь будет шуму в кают-компании. Скажут: «Нашли кого посылать... Остренко. Он, кроме камбалы и бычков, и не видел ничего...» — с досадой думал о предстоящих разговорах лейтенант, рассматривая в зеркальце свою роскошную бороду. Особенно будет изощряться лейтенант Шентяпин, который сам просился на поиск подводной лодки. Но командир дивизиона Гайко-Белан рассудил иначе, и его поддержал начальник штаба. А теперь и перед командиром дивизиона совестно. Ведь, отправляя Остренко на позицию, он сказал: «Смотри не осрамись, дело серьезное. Нужно наконец рассчитаться с подводной гадюкой!»

Верхняя губа была уже выбрита, когда с мостика раздался тревожный доклад сигнальщика старшины второй статьи Шмаля:

— Вижу перископ! Слева сорок пять градусов, дистанция один кабельтов!

Одновременно ударил сигнал боевой тревоги. На мостике в это время находился помощник командира лейтенант Белошицкий. Без кителя, в тельняшке и с мылом на лице Остренко вылетел на мостик. Помощник уже дергал ручки машинного телеграфа. Заработали моторы. Сигнальщик, вытянув руку, красным флажком показал туда, где он только что видел перископ.

Остренко скомандовал открыть огонь и, как только заработали моторы, дал ход вперед и повел катер на таран. [37]

Но перископ уже исчез под водой. Туда ударил снаряд из носового орудия; встал водяной столб. И в следующее мгновенье, когда катер набрал скорость, Остренко уже подал команду:

— Атака подводной лодки! Бомбы товсь!

— И сразу же:

— Бомба!

Прямо на расходящиеся по воде круги, где только что разорвался снаряд, полетела первая серия глубинных бомб, сброшенных умелой рукой минера старшины второй статьи Якова Кобца. Среднего роста, коренастый, широкоплечий Кобец, ухватившись за рычаг бомбосбрасывателя, действовал быстро и уверенно. Он напряженно следил одновременно и за мостиком, откуда каждую секунду могла последовать команда, и за морем, где уже, раскалывая зеленую толщу воды, поднимались гребни тяжелых взрывов глубинных бомб.

«Промаха быть не должно! Действуй смелее, Остренко!» — подбодрил себя лейтенант.

Развернув катер на обратный курс, сбросили повторно серию глубинных бомб и застопорили ход. Акустик прослушивал малейшие шумы моря.

Вы знаете, как действуют глубинные бомбы в воде? Они как бы ступеньками взрываются на различных глубинах и нащупывают лодку. Какая-нибудь из них даст близкий к подводной лодке взрыв и этим или разрушит корпус, или повредит механизмы. Глухие мощные взрывы один за другим, словно молотом, ударят по железному корпусу лодки. Замигают и погаснут электрические лампочки, осыплется изоляционная пробка и краска с подволока. Станут слезиться заклепки, начнется утечка топлива, и выйдут из строя механизмы. Подводная лодка в агонии.

Солнце уже разметало туман, и на море становилось ослепительно светло, когда сигнальщик Шмаль обнаружил на воде масляное пятно.

— Смотрите, товарищ командир!

Синие соляровые пятна блестели на солнце. Но акустик так и не слышал шума винтов подводной лодки. Кроме сигнальщика, никто не видел и перископа. Механик катера техник-лейтенант Носов зачерпнул забортную воду с соляркой, попробовал ее и принялся сливать в бутылку, чтобы доставить на базу.

Остренко припоминал, что нужно делать в этом случае. Он подозвал помощника и сказал:

— Определите свое место и дайте в штаб радиограмму: [38]

«В широте... долготе... атаковал немецкую подводную лодку».

Неизвестно, сколько времени простоял бы катер Остренко, следя за тем, не появится ли вновь подводная лодка, но тут из-за широкого мыса, разбрасывая носом воду, выскочили на полном ходу три катера-охотника, а в небе над ними появилось, блестя белыми крыльями, звено морских самолетов.

— Как быстро вызвал их помощник, — удивился Остренко. Но это было не так. Оказалось, что береговой пост, наблюдая за морем, увидел, как маневрировал катер Остренко, заметил взрывы глубинных бомб и доложил об этом по телефону в штаб, а оттуда прислали помощь.

В штабе Остренко подробно доложил о том, что, обнаружив перископ, он атаковал подводную лодку; в доказательство представил бутылку морской воды с соляркой, взятой на месте бомбометания.

Бутылку с ее содержимым я сам держал в руках, но являлось ли это доказательством? Никаких подтверждений того, что подлодка была потоплена, мы не получили. И чья это лодка поднимала перископ — оставалось одной из загадок войны.

Позже, по окончании войны, все-таки стало известно, что с началом военных действий на море, с июня по декабрь 1941 года, румынская подлодка «Дедьфинуд» совершила шесть выходов на наши морские сообщения и побывала у крымского и кавказского побережий. Подвергалась ли она атакам, неизвестно.

Дальше