Герои боев — герои труда
В памяти и сердце
Два ордена Ленина и Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, медали «За оборону Москвы» и «За боевые заслуги» с честью носит ветеран Уральского добровольческого танкового корпуса Николай Парфенович Федотов. В его памяти, в его сердце эти награды Родины находятся рядом, потому что и в бою и в труде он всегда честно выполнял свой патриотический долг перед Родиной.
Осенью сорок первого помкомвзвода автоматчиков Федотов защищал Москву. В апреле сорок второго был ранен. После излечения работал на станции Синарская. Оттуда попросился добровольцем на фронт в самом начале формирования Уральского танкового корпуса. В составе роты ПТР Свердловской танковой бригады он участвовал в боях под Орлом и Брянском.
Это было в конце июля 1943 года.
Орловская группировка гитлеровцев, ощутив угрозу окружения, дралась с яростью смертельно раненного зверя. Но наступательного порыва нашей 4-й танковой армии, в составе которой сражались с врагом уральские добровольцы, не в состоянии были сдержать ни глубоко эшелонированная оборона, построенная немцами за двадцать два месяца оккупации, ни сильно пересеченная местность со многими реками, ни тяжелые танки, самоходные орудия, шестиствольные минометы и противотанковые танкетки-торпеды, брошенные противником против частей нашей армии.
Правда, в первые недели продвижение было медленным, и бои в районах Борилово, Злыни, станции Шахово временами напоминали Николаю Федотову жестокие сражения под Москвой осенью 1941 года. Даже ему, закаленному, опытному фронтовику, приходилось трудно, что же говорить о добровольцах, впервые попавших в огненную бурю. Наши воины к тому же оказались лицом к лицу не только с немецкими танками старых образцов, но и с 55-тонными «тиграми», имевшими мощную броню и длинноствольную пушку.
В меткости своих бронебойщиков Федотов не сомневался. За четыре месяца боевой учебы на Урале и на подмосковном полигоне они приобрели отличные навыки. Но сумеют ли здесь, в огненном аду, подавить в себе естественный для молодого солдата страх перед неумолимой опасностью? Хватит ли нервов спокойно прицелиться и произвести выстрел из малоудобного бронебойного ружья по тяжелому танку, ведущему огонь начиненными смертью снарядами?
В первых боях бронебойщикам Федотова, можно сказать, везло: они сталкивались с пехотой, броневиками, танками. И хотя танки эти имели высокую скорость, зато их тонкий корпус бронебойные пули при точном попадании пробивали насквозь.
С «тиграми» судьба столкнула в конце августа на подходе к линии железной дороги Брянск — Льгов.
Мотострелковая рота на автомашинах находилась на марше вместе с бронебойщиками («тридцатьчетверки» ушли вперед километров на восемь), когда из-за холма южнее дороги внезапно [199] появились два «тигра», сопровождаемые автоматчиками. Двигаясь уступом и открыв пушечный огонь по колонне, «тигры» заходили ей во фланг: один направляясь в голову колонны, другой — в хвост. Спрыгнув с машин, наши стрелки бросились за своим командиром отрезать немецких автоматчиков от танков, а бронебойщики заняли позиции в кювете. Три расчета с командиром взвода — впереди, три с Федотовым — метрах в шестидесяти ниже по дороге.
Федотов лег между расчетами новичков, присланных накануне во взвод на место выбывших по ранению солдат. Слева — парень постарше сравнительно спокойно прилаживал ружье, а командир расчета справа, совсем молоденький и, должно быть, необстрелянный, побелел лицом, вскочил, тараща испуганные глаза на Федотова и боясь глядеть на приближающийся танк. «Бери автомат!.. — приказал ему Федотов — Ползи к стрелкам! Я тебя заменю!» — и, сунув свой автомат пареньку, лег вместо него за бронебойным ружьем, которое зарядил второй номер расчета.
А «тигр» уже находился метрах в девяноста от его позиции. Был бы глубокий окоп, можно было надеяться уберечься от снарядных осколков, а тут...
Видимо, опытные танкисты действовали в танке. Они не подставляли борт, двигались на позицию бронебойщиков прямо. А пули лобовую броню не пробивали. «Под башню бей!.. В гусеницу бей!..» — кричал Федотов и себе и расчетам, не видя, что на том месте, где лежал третий расчет, уже зияет огромная воронка от только что разорвавшегося снаряда.
Он прикипел глазами к щели под башней, между ее нижней кромкой и корпусом, прицелился, но в миг выстрела танк качнулся на кочке, и пуля, угодив в башенный лист, отскочила. Грозно ревя мотором, «тигр» приближался к дорожной насыпи. Еще минута — и он искромсает гусеницами кювет, стальной тушей вдавит в землю бронебойщиков.
Но эта минута оказалась последней для «тигра». Чья пуля — Федотова или соседа — угодила в щель под башню и заклинила ее, а чья, порвав гусеничную ленту, остановила танк, — этого никто сказать не мог, да важно ли кто... Федотов увидел, как через люки застывшей вдруг машины стали выскакивать танкисты с автоматами, и тут же ощутил полоснувший по телу огонь...
Второе тяжелое ранение вывело Николая Парфеновича из воинского строя навсегда.
О том, как работал тридцать пять прошедших лет поездной диспетчер Николай Парфенович Федотов, знают не одни курганцы. Труд коммуниста, ветерана войны, его творческие идеи подхвачены новаторами всей великой советской железнодорожной державы.
С 1949 года он работает диспетчером Макушинского участка Курганского отделения Южно-Уральской железной дороги.
Надо ли говорить о роли поездных диспетчеров, занимающих ключевые позиции в организации перевозок. От их мастерства [200] в решающей степени зависят скорости движения, уровень передачи и оборот вагонов.
Когда страна готовилась встретить 50-ю годовщину Советской власти, Николай Парфенович выступил в газете «Гудок» с письмом ко всем диспетчерам Советского Союза. Предложил повысить участковую скорость поездов на один километр в час по сравнению с плановой.
Предложению Федотова предшествовали глубокие раздумья, подсчеты, проба сил, советы с диспетчерами участка, машинистами, руководителями отделения.
На Макушинском участке движение очень насыщенно, и все же Федотов находил резервы. Ему удавалось, чаще прибегая к радиосвязи, своевременно информировать машинистов, какие поезда находятся впереди и позади них, рекомендовать им, какую держать скорость в том или другом случае, чтобы использовать даже самый незначительный интервал между поездами. Результат был отличный — за пять часов пропускали два поезда сверх графика. За восемь месяцев 1966 года, после того как по предложению Федотова была повышена скорость движения, по участку прошли дополнительно сотни поездов!
Бюро Курганского обкома КПСС рекомендовало распространить федотовский метод среди работников железнодорожного транспорта области. Прошло немного времени, и многие диспетчеры магистрали стали применять этот метод, обогащая его своим опытом.
В конце шестидесятых годов по-новому работали уже все диспетчеры Курганского отделения. К столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина по предложению диспетчера Федотова газета «Гудок» начала перекличку диспетчеров всех железных дорог, как более рационально использовать локомотивы и вагоны, как изучать и применять передовой опыт.
Предложения новаторов были рассмотрены министерством и принесли пользу нашему транспорту.
В 1966 году Николая Парфеновича Федотова наградили орденом Ленина, а в мае 1971 года за выдающиеся успехи в выполнении заданий пятилетнего плана перевозок и повышение эффективности использования технических средств железнодорожного транспорта присвоили звание Героя Социалистического Труда.
— Это оценка не только моего труда, — говорит Николай Парфенович, — а многих и многих моих товарищей и учителей, командиров и политработников Советской Армии, которые вырастили и закалили меня.
Делегат партийного съезда
В зенитно-артиллерийский полк учитель Михаил Вешкурцев прибыл как нестроевой из-за плохого зрения и был назначен писарем штаба полка. И в этой должности рядовой Вешкурцев [201] показал себя отважным гвардейцем. Не раз, как и другие штабисты, принимал непосредственное участие в боевых действиях.
Но разговор пойдет здесь о Вешкурцеве — гвардейце послевоенных дней, о том, как он, коммунист, закаленный в боях человек, вывел один из отстающих колхозов Тюменской области в шеренгу самых лучших.
К его приезду в 1955 году Преображенский колхоз Тобольского района считался одним из слабых. Засуха прошедшего года, падеж скота от бескормицы подкосили его под корень.
Встретили Вешкурцева как старого знакомого. До войны он был учителем русского языка и литературы в соседнем селе Абалаке; оттуда ушел на фронт и воевал от Орла до Праги в Уральском добровольческом танковом корпусе. В Абалак после войны возвратился, работал завучем, пока его не перевели в Тобольск, где он директорствовал в средней школе, а в последний год был заведующим гороно.
На собрании, разбиравшем просьбу Вешкурцева о приеме членом колхоза, было несколько бывших его учеников. Они и выступили: принять в колхоз, избрать Михаила Никитича колхозным председателем.
А тут старый колхозник Сергей Александрович Рябков реплику с места бросил, что человек, видать, стоящий, но мы же не школа, а хозяйство тяжкое, разболтанное, с прорехой на прорехе. Разве сможет учитель с ним управиться?..
Реплика эта на результаты голосования не повлияла, но колебания преображенцев отразила ясно, и Вешкурцев это чувствовал. У него мелькнула мысль, что Рябков, пожалуй, прав, как и некоторые руководители, возражавшие против посылки его на село в счет тридцатитысячников, которых ЦК партии направлял в отстающие колхозы страны.
Уборка урожая не улучшила настроения. Собственно урожая-то и не было. 5,8 центнера с гектара — какой урожай? Государству нечего продавать. А что же получишь на трудодень?
Он чувствовал себя виноватым перед людьми, хотя уборка завершила третью неделю его работы председателем.
Как только засыпали семена, Михаил Никитич предложил правлению раздать остаток зерна колхозникам — по одному килограмму на трудодень. «Голову с тебя и с нас район сдерет, Никитич. Разрешается выдавать пятнадцать процентов с отправленного на элеватор хлеба, али забыл?..» Он ничего не забыл, но стоял твердо: люди работали, себя не щадя, нельзя больше испытывать их терпение. А к будущему году следует приготовиться так, чтобы не зависеть только от зерновых. Почему не подумать о льне-долгунце? Растят же его невдалеке, на таких же землях, в колхозе имени Карла Маркса.
Посоветовался со стариками, с коммунистами, поехал в тот колхоз за опытом, длинными зимними ночами штудировал книги об этой культуре, и наконец всем обществом решили — испытать счастье на льне.
А когда отвели лучшие участки под клевер (отличный в этих местах предшественник льна), когда в 1956 году лен посеяли, обхаживали его как малого ребенка и он уродился на славу, отдельные семьи колхозников получили на льноводческие трудодни [202] до тонны сахара и столько же растительного масла, да сверх того и денежные выплаты. О подобном никто в Преображенске не смел и мечтать до Вешкурцева.
Второй год — опять по клеверищу сняли отменные урожаи льна-долгунца, принесшие увесистые рубли в колхозную кассу и в карманы колхозников. Повеселели землепашцы — хотя культура капризная, неустанного ухода требует, зато годовой доход поднялся за два года почти в три раза. И зерна стали получать значительно больше прежнего — к средней выдаче на трудодень в лучших бригадах за сверхплановый урожай дополнительно получали до четырех килограммов зерна.
В июле 1959 года Преображенский колхоз принял в свою семью слабый Абалакский колхоз. Работы Михаилу Никитичу прибавилось, да тут еще камни под ноги бросают противники клевера и серых хлебов, клеймо травопольщика на него навешивают.
Черной тучей налетел уполномоченный района в Абалак, куда правление переехало после объединения колхозов:
— Завтра же распахать все клевера!
— Народ не позволит. Уничтожить клевер — значит отказаться от льна, — пытался угомонить Михаил Никитич приезжего.
— Глядите, как бы вам партийный билет не потерять...
Не мог в ту минуту не вспомнить Михаил Никитич июль сорок четвертого года перед наступлением корпуса на Львов, лес Прикарпатья, где большевики-уральцы приняли его в партию. И, возможно, почувствовал он в ту минуту друзей своих боевых, коммунистов-фронтовиков, словно вставших рядом с ним против несправедливости.
— Ваши угрозы не сломят ни меня, ни тем более колхоз. Он на верном пути.
Через несколько дней в районной газете появилась карикатура на Вешкурцева: «Травопольщик». Колхозники заволновались: «Разлучат нас с Михаилом Никитичем — беда...» Но этого не случилось. Выстоял председатель. Продолжал одну пятилетку за другой наливаться силой колхоз имени XXII съезда КПСС. И пришло время, когда с трибун, со страниц газет послышались призывы учиться хозяйствовать у Вешкурцева.
В марте 1966 года на областной партийной конференции Тюменщины Михаила Никитича избрали делегатом на XXIII съезд партии.
Участие в работе съезда было величайшей школой жизни Вешкурцева. Отчетный доклад Центрального Комитета партии, с которым выступил Леонид Ильич Брежнев, особенно раздел доклада о подведении под сельское хозяйство прочной экономической основы, о мерах партии по сближению темпов развития сельского хозяйства и промышленности, — все это воодушевило Михаил а. Никитича, как и встречи с людьми великого опыта, ума и подвига.
В гостинице «Юность» он жил рядом с делегатами Свердловской и Курганской областей, рядом с известными всему народу [203] хлеборобами Орловским, Мальцевым, с космонавтами Гагариным и Быковским, беседовал с ними, учась у них.
С Юрием Гагариным фотографировался, ездил в Звездный городок.
После съезда партии колхоз стал развиваться еще быстрее — лен-долгунец высевался на 250 гектарах, на 2 330 гектарах — зерновые и на 1032 гектарах — кормовые культуры. Крупного рогатого скота насчитывалось свыше 1600 голов, в том числе около 600 коров. В 1966 году зерна было продано в два с лишним раза больше, чем было предусмотрено планом-заказом.
В Абалаке и Преображенском появились улицы новых жилых домов, выросли светлые здания школ, детских садов. Колхоз начал возводить Дворец культуры.
К тому времени относятся первые проводы старых колхозников на пенсию и речь деда Фатея, словно подводящая итог пятнадцатилетней работе Вешкурцева председателем колхоза.
— А еще я низко кланяюсь нашему Михаилу Никитичу, — сказал старейший хлебороб в конце своего выступления, повернувшись к Вешкурцеву. — Без него доподлинно не ходить бы нашему колхозу в почете, не жить бы нам в таком достатке.
И под веселые аплодисменты и выкрики: «Правильно, дед Фатей!», «Точно сказываешь!» — закончил:
— Меня, Михаил Никитич, прошу не списывать. У Фатея Арсентьевича Басаргина достаточно силенок, чтобы вам пособить еще выше поднять честь и славу нашего колхоза.
Устами деда Фатея говорил народ. И эта оценка умной, самоотверженной работы верного сына ленинской партии, ветерана нашего корпуса дошла до Кремля. Президиум Верховного Совета СССР присвоил Михаилу Никитичу Вешкурцеву звание Героя Социалистического Труда.
Делегат III Всесоюзного съезда колхозников, член Всероссийского совета колхозов, депутат Верховного Совета РСФСР седьмого созыва и член его постоянной комиссии по охране природы, кавалер орденов Ленина и Октябрьской Революции, Михаил Никитич повсюду остается тем же скромным человеком, тем же верным коммунистом, каким был на фронте.
Золотая Звезда Ивана Пробитого
В лесу под Гусятиным, когда корпус устремился на Каменец-Подольский, наших мотострелков встретила группа партизан прославленного на правобережье Украины отряда имени Мельника. Комбат капитан Дозорцев обрадовался: народ крепкий, смелый — прекрасное пополнение поредевшего в боях батальона!
Лишь один робко стоявший в стороне худой паренек с большими голубыми глазами и болезненно-серым цветом лица озадачил комбата: не попал ли к нему автомат по недоразумению? И спросил об этом бородатого партизана, оставшись с ним наедине. [204] Бородач обиделся за паренька. «Это ж Ванюшка Пробитый! — произнес он таким тоном, будто вся Красная Армия знает его. — В гестаповской камере пыток посидишь, как он, еще не так почернеешь... За что? Приговор отряда исполнил над гадом-предателем. Расстрелял в упор, средь бела дня на станции Лесоводы. Схватили мальчишку, пытали, чтоб выдал отряд, товарищей своих. А он заладил: «Сам надумал, сам убил пса фашистского». Проследили мы, когда Ваню повели из гестапо в тюрьму, напали на охрану, вырвали из палаческих рук. С тех пор он с нами в лесах...»
А уже через неделю, во время боев за Каменец-Подольский, уральцы сумели оценить мужество восемнадцатилетнего партизана. Той весной сорок четвертого года его наградили медалью «За отвагу». В дальнейших боях старшина пулеметной роты был удостоен четырех орденов: двух Красной Звезды и Славы третьей и второй степеней.
Ко времени возвращения Ивана домой там остались жалкие крохи от былого колхоза. Фашисты сожгли, разрушили его довоенные постройки, забрали технику, угнали скот. Поля заросли сорняками. Иван Васильевич ходил от двора к двору, насчитал во всем селе 7 телег, плугов и борон, 69 коней, 12 телят и 2 свиньи.
Нелепые сравнения лезли в голову: пожалуй, в Карпатах и на Сандомирском плацдарме (там Иван был контужен и ранен), в жестоких боях под Берлином — даже там было легче одолевать фашистов, чем здесь одолеть разруху...
Ни дня, ни часа передышки не давал себе. С рассвета дотемна — в поле, на ремонте техники, ночами — книги, письменные задания института. «Не прошел бы военной закалки, — скажет он через много лет друзьям по фронту, — такой нагрузки не выдержал бы...»
Время получения диплома ученого агронома совпало с избранием Ивана Васильевича заместителем председателя колхоза, который стал передовым хозяйством.
Ответственность и нервные нагрузки возросли еще больше. Теперь не то чтоб подлечиться — в краткосрочный отпуск вряд ли отпустят...
Вскоре колхозу «Украина» была предоставлена возможность принять участие в советской выставке в США. Предполагалось, что на выставку поедет Пробитый.
Иван Васильевич выехал в Москву за визой, когда документы уже находились в американском посольстве. Сказали: еще день-другой — и оформят. Прошла неделя, две, и последовал отказ заместителю председателя колхоза и секретарю парткома, бывшему партизану и гвардейцу танкового корпуса добровольцев Урала.
Между тем экспонаты колхоза «Украина», прибыв на выставку без непосредственных хозяев, все равно рассказывали посетителям о великих переменах в селе Лесоводы, стенды колхоза «Украина» привлекали к себе сотни и тысячи хлеборобов из многих стран. Среди них были и канадские фермеры — уроженцы села Лесоводы, семидесятилетние Фома Петрович Мысько и Никита Григорьевич Пасечник. [205]
Они, эти люди, полвека назад оставившие землю своих предков, находясь перед экспонатами колхоза «Украина», вероятно, думали: верно ли, что земля, которая не могла их досыта накормить, где большинство жителей носили фамилии Нищих да Пробитых, что та земля богата сейчас такой современной техникой, таким породистым молочным скотом, какие смотрят на них с фотографий на стендах, дает такие высокие урожаи пшеницы и сахарной свеклы?
Возвратились Мысько и Пасечник домой, пошли к таким же, как они, старым фермерам, выходцам с Украины, и порешили попроситься в гости к родственникам в Лесоводы, поглядеть, разобраться, что так, а что не так, как на выставочных стендах.
Скоро получили ответ «Ласково просымо» и обещание покрыть часть дорожных расходов и полностью обеспечить гостей на месте.
На железнодорожной станции Лесоводы канадцев встречала масса односельчан. Первой к Фоме Петровичу подошли внучка — звеньевая Галина Григорьевна Мысько, ее муж, тракторист, их дети; Пасечника окружили дети и внуки умерших родственников. Усадили гостей на личные автомобили колхозников, повезли асфальтированными улицами села, мимо новых великолепных зданий школы-десятилетки, Дома культуры с залом бракосочетания и библиотекой в 12 тысяч книг; мимо большого торгового центра и жилых кирпичных домов, утопавших в зелени садов.
На следующее утро гости нанесли визит председателю, Герою Социалистического Труда Григорию Ивановичу Ткачуку, выслушали его рассказ о перспективах колхоза и попросили дать им в провожатые по участкам Ивана Васильевича, отца и деда которого знали по дореволюционным временам как отличных землепашцев и бунтарей.
Канадцы восхищались Иваном Васильевичем и в полевых бригадах и на фермах. Шутка ли, бедняк из бедняков, битый из битых так крупно шагнул при новой власти — ученый агроном, правая рука депутата советского парламента, председателя Ткачука, а держится с людьми скромно, уважительно.
Замечательный урожай пшеницы, сахарной свеклы, кукурузы был снят в том году. И еще больше выросли заработки колхозников. От внучки дед Мысько узнал, что в среднем она получает 140 рублей в месяц, а муж — 170, да еще зерна на каждый полученный рубль — один килограмм. И получалось на семью в год больше тонны хлеба. Полюбопытствовали канадцы, как живут колхозники с фамилиями Нищих, и удивлялись, почему сохранили те фамилии, а не заменили их Богачевыми. Действительно, какие же они нищие, если доярка Мария Викторовна, обслуживая 19 коров, надоила от каждой по 4 тысячи литров молока за год и получила в среднем 225 рублей в месяц, да сверх того большие премии; если у трактористов Владимира и Виктора Нищих среднемесячные заработки вместе с премиями достигли 230 рублей, если почти столько же получали передовые колхозники даже в малоурожайные годы, которые в Канаде и в США нередко приводили фермеров к разорению. [206]
Здесь в Лесоводах, как и по всей советской земле, крестьянину не угрожают банкротство и все те несчастья, что следуют за ним в Канаде и в Штатах — потеря земельного участка, обездоленная, может быть, голодная старость. Здесь крестьяне уверены в постоянстве материального благополучия, в счастливом настоящем и будущем своих детей, бесплатно получающих среднее и высшее образование. А где на Западе возможно такое, что произошло с Фомой Петровичем на пятый день его пребывания в Лесоводах?..
Должно быть, резкие перемены климата вызвали у Фомы Петровича вспышку полиартрита. В Канаде он лечился домашними средствами — они плохо помогали. Но что было ему делать, если врачи заламывали баснословные суммы не только за сложную операцию, но и за больничную койку, за медикаменты и даже за десятиминутный осмотр.
Когда привезли в участковую сельскую больницу деда Мысько и персонал захлопотал вокруг него, будто какого-нибудь миллионера к ним доставили, его ужаснула мысль: «Я не смогу расплатиться...» Уже собирался попросить у главного врача счет за прием и убежать от других расходов, как подоспел Иван Васильевич и убедил Фому Петровича, что так же, как о нем, в больнице заботятся о всех больных, что советскому человеку, да и гостям его, законом положено бесплатное лечение.
Провожая Фому Петровича в обратную дорогу, внучка снабдила его гостинцами для всех родственников, а врач, что вылечил его, — медикаментами, и денег не взял ни гроша. Тогда-то и сказал Ивану Васильевичу Фома Петрович — за себя и за Пасечника сказал: «Не такой представляют себе в Канаде Советскую власть. Ну, мы уж всю правду там расскажем».
Иван Васильевич Пробитый часто вспоминает приезд двух бывших земляков. Ему кажется, он даже уверен, что за его колхозом, за ним самим, за каждым советским коллективом и человеком смотрят издалека тысячи тысяч глаз крестьян, рабочих, интеллигентов: «А как у них сейчас?..»
Получает колхоз «Украина» средний урожай зерновых — 55–60 центнеров с гектара, сахарной свеклы — 550–650 центнеров; производит на сто гектаров сельскохозяйственных угодий более 1000 центнеров молока, около 300 центнеров мяса ежегодно — так это же счастье хлебороба!
Выросло количество электромоторов до двух тысяч, добавились к ста прежним тракторам десятки новейших КамАЗов, КрАЗов с облегченным управлением, с кабинами микроклимата; достигла чистая прибыль колхоза четырех миллионов рублей в год — так это же благополучие колхозников, благополучие страны, которая имеет тысячи подобных хозяйств!
Появилось в колхозе «Украина» шесть Героев Социалистического Труда, двадцать два кавалера ордена Ленина, десятки специалистов с высшим и средним образованием — так это же значит, что в Советском Союзе честный труженик окружен почетом и всеобщим уважением.
Среди отмеченных самой высокой наградой Родины — орденом Ленина и Золотой медалью «Серп и Молот» и ветеран нашего Уральского добровольческого танкового корпуса Иван Васильевич [207] Пробитый. В Указе Президиума Верховного Совета Союза ССР от 5 апреля 1971 года сказано, что чести такой он удостоен за выдающиеся успехи в развитии сельскохозяйственного производства и выполнении пятилетнего плана продажи государству продуктов земледелия и животноводства.
И последнее, что было совсем недавно.
Жители Лесоводов назвали новую улицу села именем Уральских добровольцев.
На праздник приехали однополчане Ивана Васильевича из Каменец-Подольского, Хмельницкого, Киева и далекого Урала. Перед въездом в село их взору предстала скульптура Женщины, встречающей дорогих гостей символическим хлебом-солью. А у монумента чуть ли не все село цветами, объятиями, улыбками выразило свои чувства благодарности и любви ветеранам танковой гвардии.
Память о Великой Отечественной живет в сердцах людей. Дружба, закаленная в боях, вечна!
Командарм и уралмашевцы
Последние пятнадцать месяцев Великой Отечественной войны 4-й танковой армией, в которую входил Уральский добровольческий танковый корпус, командовал испытанный военачальник Советской Армии дважды Герой Советского Союза Дмитрий Данилович Лелюшенко.
Сражения за Родину сблизили командарма с уральскими добровольцами, а за годы, когда Дмитрий Данилович командовал Уральским военным округом, его связи с ветеранами корпуса укрепились еще больше.
Запросто, как отец к сыновьям, приходил он в цеха Уралмаша к бывшим добровольцам.
— На фронте я сразу увидел: на уральцев можно рассчитывать вполне, без всякой оглядки. Ну а сейчас какими вы стали, ветераны?
Ему показывали уникальные, рождающиеся в цехах машины и тех, кто их создавал. Среди лучших конструкторов и технологов он узнал бывшего солдата Свердловской танковой бригады, одного из самых юных добровольцев Уралмаша Георгия Александровича Савельева и бывшего механика-водителя самоходки Павла Петровича Логинова, который запомнился командарму по победной схватке с врагами в Оринино, где он, Лелюшенко, лично организовал оборону против немцев, вырывавшихся на запад.
Он, очень строгий в боях генерал, улыбался теперь довольный: «сыновья» не подводят — Савельев за конструирование новой техники награжден орденом Трудового Красного Знамени, а Логинов удостоен званий ветерана труда и почетного уралмашевца. [208] Звания ветеранов труда с честью носят также кавалер двух орденов Славы электромонтер Николай Сергеевич Бормотов, и много раз раненная героиня боев, санинструктор, неугомонная и на заводской работе Полина Ниловна Бурнашова, и мастер Сергей Петрович Колбасин, и токарь Григорий Михайлович Храмцов. Пенсионный возраст Храмцова уже наступил, но он продолжает работать поистине творчески, как и другой не желающий стареть доброволец, бригадир слесарей Аркадий Иванович Червяков, удостоенный за отличное выполнение пятилетнего плана ордена «Знак Почета».
Радостно блестели глаза командарма, когда он встретился с одним из храбрейших танкистов Кузьмой Александровичем Ланчиковым, ныне ветераном труда, с карусельщиком Петром Васильевичем Баркиным, награжденным орденом Октябрьской Революции, и мастером Василием Степановичем Жуковым, удостоенным ордена Трудового Красного Знамени.
Гвардейцы в боях, они стали гвардейцами послевоенных пятилеток.
Орден Ленина телеграфисту
Свердловчанин Петр Степанович Солонинин стал телеграфистом еще в 1916 году, через два года обслуживал линию связи Пермь — Петроград, а в начале 1919 года записался добровольцем в Красную Армию и участвовал в боях в качестве военного телеграфиста на Восточном, Западном, Южном и Кавказском фронтах. Добровольно пошел в армию Петр Иванович и в Великую Отечественную войну. Сорокачетырехлетнего старшего телеграфиста батальона связи добровольцы уважали за скромность, трудолюбие и мастерство. Храброго воина наградили медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды.
После войны — опять Свердловский центральный телеграф, труд в качестве инженера-диспетчера Министерства связи СССР. Пожилой человек, он садится за парту, оканчивает вечерний техникум связи. За многолетнюю безупречную работу в органах связи его в 1954 году наградили орденом Ленина.
Восемьдесят ему, а он еще активно участвует в патриотическом воспитании молодежи. Много времени отдает и работе в своем саду: приятно угощать внуков и правнуков овощами, ягодами и фруктами, выращенными своими руками.
Там, где всего труднее
27 февраля сорок третьего года строители небольшой плотины на реке Миасс узнали от секретаря партийной организации, что уральцы решили создать добровольческий танковый корпус и Москва одобрила эту инициативу. [209]
— Объявлен сбор заявлений. Кто из вас...
Не успел он закончить фразу, как на длинные худые ноги вскочил бурильщик Дмитрий Слугин.
— Я!..
— Тебе ж нет восемнадцати — несовершеннолетних не примут.
— Есть!.. Сегодня стукнуло!.. Метрику притащу!.. — захлебываясь твердил парень, пока не услышал «добро» товарищей.
Слугина зачислили сапером в инженерно-минную роту.
Бой западнее Орла, ранение, госпитали в Свердловске и Новосибирске, и — опять фронт. После боев за Каменец-Подольский и Львов Слугин был принят в члены партии.
Четырнадцать лет отдал армии Дмитрий Кузьмич. Окончил военно-политическое училище, служил на Дальнем Востоке и, вернувшись в 1957 году на Урал, стал работать в городе Чайковском, на строительстве Воткинской ГЭС.
— Есть вакантное место инженера по технике безопасности, — сказал ему начальник управления механизации. — Вы коммунист, офицер запаса — справитесь.
— Хочу на экскаватор. Из армии демобилизовался, чтобы трудную работу делать.
Приняли помощником машиниста экскаватора, а вскоре Слугин уже управлял им самостоятельно.
Наступил год «большого бетона», потребовалось много крановщиков, и Дмитрий Слугин переквалифицировался на машиниста портально-стрелового крана, получил высший разряд. Работал он обдуманно, красиво работал. Стрела его крана уверенно подавала строителям опалубку, арматуру, бетон. Слугин любил отважных крановщиков, но крепенько доставалось тем, кто без монтажного пояса и веревки «гоголем» прохаживался по узкому торцу стенки на двадцатиметровой высоте. «Сам, видать, слабоват в коленках, потому и придирается...» — ехидничали «лихачи».
Конец ехидству положил случай, запомнившийся строителям на годы.
...Яростный ветер погнал портальные краны по эстакаде. Крановщики клещами и клиньями «приковав» машины к рельсам, покинули эстакаду. Только Слугин в своей кабине. На стропах его крана висит огромный опалубочный щит. Ветер плотно прижимает его к арматурному каркасу. Если ослабить стропы, щит упадет, и в лучшем случае, если не пострадают люди, прахом пойдет их труд по бетонированию блока. В эти минуты, возможно, самообладание сапера, умеющего в опаснейших случаях действовать расчетливо, смело, безошибочно, подсказало ему единственно правильное решение: когда кран тянуло порывами ветра, Слугин слегка «травил» трос, чтобы щит не сдвинуло с каркаса. Наконец, применив механизм обратного хода, ему удалось застопорить кран, и он стал подавать сиреной сигналы. Монтажники его поняли, закрепили щит, чтобы мог держаться без крана, и отцепили крюк.
В 1957 году Дмитрия Кузьмича избрали партгрупоргом участка, и ему было очень дорого доверие товарищей. Отработает Дмитрий Кузьмич смену, а вторую проводит по экипажам. [210]
С каждым человеком поговорит по душам. С машинистом экскаватора Михаилом Яковлевичем Лапшиным не раз говорил о том, что пристрастие к спиртному может погубить его как рабочего и отца семейства. Бывал у него и дома, пока не увидел в нем перемен к лучшему, не услышал: «Спасибо, Дмитрий. Правильно, что пробирал меня до косточек». Многих передовых рабочих он убедил в том, что свою жизнь им следует организационно связать с великим авангардом советского народа — партией Ленина. И в результате крановщики Чапалда, Орлов, Кравчук принесли ему заявление, и он дал им рекомендации. И какое счастье для Слугина, когда он видит сейчас, как выросли его товарищи, которым он помог вступить в партию, как много они сделали для народа за двадцать лет своего пребывания в партии. Герою Социалистического Труда Ананию Дмитриевичу Чапалде не сидится на пенсии. Он продолжает трудиться крановщиком, наставляет, учит молодых рабочих. Игорю Александровичу Орлову тоже присвоено звание Героя Социалистического Труда — после окончания политехникума он стал заместителем начальника строительного управления. А Степан Федорович Кравчук все еще на кране чудеса творит своими золотыми руками.
Радуется Дмитрий Кузьмич за своих бывших «подшефных», а они — за него. За двадцать лет он дважды избирался депутатом городского Совета, был секретарем партбюро автотранспортного управления стройки, заместителем секретаря парткома Гэсстроя, членом горкома партии, председателем ревизионной комиссии. А потом решением парткома был выдвинут на политработу в органы милиции.
И здесь за минувшие десять лет главная забота Дмитрия Кузьмича — люди. В близком общении с ними, в разборе запутанных дел воспитывает «политкомиссар» Слугин рядовой, сержантский и офицерский состав отдела. Главная его опора — партийная и комсомольская организации.
И чайковцы это знают, идут к нему со своими заботами, тревогами и радостями, находят у него поддержку, верят в его твердую непримиримость ко всему, что мешает труженикам спокойно жить.
Благодарны горожане ветерану Уральского танкового корпуса, ныне подполковнику милиции Дмитрию Кузьмичу Слугину за справедливость, за чуткость и доброту к людям.
К трем орденам Славы — орден Октябрьской Революции
В 1972 году в красном уголке цеха камвольно-суконного комбината в г. Лосино-Петровский Московской области собрались рабочие отметить 60-летие Леонида Николаевича Чиркова — мастера отдела главного механика. Много теплых слов выслушал ветеран войны и труда. Его приветствовали прибывшие [211] на экскурсию в Москву школьники — следопыты из г. Чайковский; генерал Ярков, во время войны заместитель командующего армии по тылу, зачитал приветствие от бывшего командующего армии дважды Героя Советского Союза Дмитрия Даниловича Лелюшенко. От однополчан слово предоставили Анатолию Дмитриевичу Дюженкову.
Он рассказал, что Чирков, воин-доброволец, пришел в наш минометный полк в свой день рождения — 29 марта 1943 года, что он один в полку стал полным кавалером ордена Славы.
За его Славой III степени был Каменец-Подольский. Оборона станции. Фашисты в многократных атаках пытались вернуть себе железнодорожный узел, эшелон с танками, но горстка наших бойцов, в их числе и Чирков, заставили фашистов отступить.
За Славой II степени был Одер. Форсирование реки по зыбкому льду, захват на западном берегу дота и пленных, поиск за передним краем целей, вскоре подавленных огнем наших батарей. Плацдарм в районе Дибан был расширен.
За Славой I степени был Берлин. Форсирование канала Тельтов. Удержание плацдарма. Разгром гитлеровцев в районе Ванзее и юго-западной части Берлина.
И как было не поздравить Леонида Николаевича с заслуженной в труде наградой — орденом Октябрьской Революции.
В день юбилея однополчане посетили семью Чирковых. Увидели реликвию войны — тетрадь Чиркова, пробитую пулей. Около тридцати лет хранилась в стопке газет и фотографий эта тетрадь для черновых записей, ставшая частью истории минометного полка.
В него стреляли после войны...
Говорили, что замполит Брехов первым окликнул Олейника не по званию и фамилии, а по-домашнему: Иван Иваныч. Так это или не так — не в этом суть, важно, что многие бойцы, нередко и командиры так же запросто обращались к добровольцу из Кушвы. Исходило это из уважения к старшему возрастом бывалому человеку, стрелку-радисту в танке и парторгу роты, к чьему голосу прислушивались и рядовые танкисты, и командиры.
Ближайшим его друзьям, с которыми он работал в Кривом Роге и на руднике в Кушве, известна была сложная, многотрудная биография Олейника: коногон, бурильщик на руднике, помощник машиниста и машинист паровоза. В начале августа сорок первого буквально из-под носа немецко-фашистских захватчиков вывез он из Криворожья оставленные кем-то в спешке паровозы — вывез за Днепр, решив, что там, на широком водном рубеже, непременно остановят фашистов. Но этого не случилось, и Олейник доставил паровозы своим ходом до Урала. Тут на Гороблагодатском руднике он и трудился для фронта до 1 марта 1943 года — дня ухода в добровольческий танковый корпус. [212]
Он пошел освобождать родную Украину, жену и трех маленьких сынков, не сумевших спастись от оккупантов — разведка гитлеровцев перехватила эшелон, в котором они тронулись на восток. Двое маленьких умерли от недоедания, от болезней, третьего, старшего, тоже отняла война — взорвался на немецкой мине. Потрясенная мать на всю жизнь превратилась в инвалида.
После того как Иван Иванович в весеннем наступлении сорок четвертого года узнал о постигшем его семью горе, он воевал еще неистовей, чем прежде.
Случилось в одном из боев — в машине остались двое из четырех, потом один стрелок-радист Олейник, но он, овладев до этого всеми танковыми специальностями, воевал в тот раз за целый экипаж: водил танк, маневрируя и давя противника гусеницами, заряжал пушку, стрелял, расплачиваясь с врагом за каждого своего хлопчика, за каждого погибшего товарища в его экипаже, в его роте.
В январе сорок пятого года Олейник в один день был дважды ранен и выбыл навсегда из танкового строя. Но схватки с врагами Родины не прекратились для него ни с выходом из госпиталя, ни с окончанием войны.
В мирные дни коммуниста Олейника направили в партийную школу, а оттуда на Ивано-Франковщину, заведующим партийным кабинетом.
— Выполнять эту должность мне не пришлось, — рассказывает Иван Иванович, — обстановка требовала другого, и я был закреплен за селом Мишино. Там необходимо было восстанавливать Советскую власть и начальные школы; организовать ИЗ местного населения истребительный батальон, чтобы покончить с бандитами-националистами, терроризирующими население; заниматься государственными поставками; готовить выборы в сельсовет, вести разъяснительную работу, чтобы люди, попавшие под влияние украинских националистов, вышли из лесов с повинной и возвратились к общественно полезному труду.
Созвать собрание было невозможно. Жители боялись: бандеровцы подожгут хаты, убьют. Пришлось мне обращаться к священнику. Приду к нему, прошу звонить в колокола, пригласить односельчан на молебен, и он шел на это. Соберутся люди в церкви, минут десять-пятнадцать он читает проповедь, а потом выводит паству во двор и говорит: «З вамы будэ розмовляты представнык Советив...»
Так с помощью священника и малочисленной группы советского актива работал Иван Иванович всю зиму и до первомайского праздника 1946 года.
В этот день собралось больше половины села — осмелели люди, пришли уже без колокольного звона, празднично одетые, ожидающие слова человека, который пришелся им по душе бесстрашием и правдой, которую он нес им, не боясь затаившихся гитлеровских подонков. В полной тишине слушали речь коммуниста, рабочего, фронтовика о великом празднике труда и мира, о великом долге хлеборобов крепить могущество Советской Отчизны. И вдруг слова «Да здравствует...» перерезала автоматная очередь... [213]
Враг целил в сердце Ивана Олейника. И если б не выбил селянин из рук бандита автомат, не было бы в живых нашего ветерана.
Два года на больничной койке, два года заботы врачей, жены, товарищей, и опять появился на родном руднике Криворожского бассейна Иван Иванович — машинист паровоза, инструктор вождения. А потом пятнадцать лет он работал начальником участка.
Пенсионный возраст нагрянул как-то даже неожиданно. Участок сдал молодому, но работу не бросил неугомонный Олейник — попросился бригадиром по отгрузке руды, помог своей смене добиться славного звания коллектива коммунистического труда.
В Криворожском бассейне Иван Иванович награжден медалью «За восстановление предприятий черной металлургии Юга» и Ленинской юбилейной медалью. Теперь он работает внештатным инспектором комитета народного контроля, много делает для воспитания молодого поколения, переписывается с боевыми друзьями-уральцами. Одно из писем он кончил такими строчками:
«Я не могу выразить словами, как люблю седой Урал и его людей. Ежели мне удастся побывать на Урале, я, наверно, не удержусь от слез, когда ступлю на уральскую землю...
Мне хочется, чтобы вы, друзья-товарищи, донесли мои слова, слова ветерана партии, войны и труда, до молодых солдат — танкистов Советской Армии. Пусть они знают, что в прошедших боях, в смертельных схватках побеждали те танкисты, которые в совершенстве владели всеми профессиями танкистов в полном смысле слова.
Пусть молодые танкисты, наша смена и надежда, следуют примеру ветеранов, неутомимых тружеников войны 1941–1945 годов».
Боевые друзья
Когда краснокамских добровольцев, зачисленных автоматчиками танкодесантной роты, впервые построили по ранжиру, Женя Кузовников оказался на правом фланге. Худое, длинное лицо юноши светилось улыбкой: как же — его, молоденького слесаря, вместе с лучшими рабочими, мастерами, инженерами отобрали из множества желающих, направили в особый Уральский танковый корпус.
А в городе, где формировалась часть, у Жени и его краснокамского дружка Матвея Каплана получился конфуз. Неожиданно нагрянули к ним матери, да в самый разгар боевой подготовки. Притопали вечером солдаты с многокилометрового броска в дымящемся от пота обмундировании, а матери давай целовать грязные лица сыновей, стаскивать с них гимнастерки и нательные рубахи: «Мы на речке постираем, вам и товарищам вашим...» [214]
Странно, но этот случай врезался в память не меньше, чем первый бой и первое ранение, чем вылазки в глубокий тыл противника взвода разведки, куда после боев западнее Орла зачислили самых отважных парней и их старших товарищей — уральского шахтера, а на фронте командира отделения бронетранспортеров Ивана Яковлевича Никонова, бесстрашного пулеметчика Юсупа Зингерова, Степана Кузнецова и Василия Прохоренко. Нет-нет да и вспоминали ту стирку материнскую и Женя, и Матвей, и юные разведчики-братишки, как называли Колю Девочкина и двух Ванюш — Шевченко и Сысоева. Последний вместе с Иваном Яковлевичем Никоновым, тогда уже Героем Советского Союза, участвовал в Параде Победы на Красной площади.
К тому времени Евгений Кузовников был уже далеко от своих однополчан. С конца сорок четвертого года — военное училище, а после него — долгая 28-летняя служба в Советской Армии. Уволился в запас в 1974 году с должности военного комиссара Чунского района Иркутской области.
Будучи военкомом, избирался членом райкома партии, депутатом райсовета, был членом его исполкома. Частенько поругивал себя в душе, что не ищет фронтовых друзей. Но когда было этим заниматься?..
А тут появилось время у подполковника запаса, да и случай подтолкнул.
До Иркутска дошла весть о совете ветеранов родного корпуса, дошла и книга «Добровольцы Урала». И Евгений Сергеевич с жаром и энергией тоскующего по друзьям человека пустился в неустанные и упорные поиски.
И в награду за настойчивость, за веру, что непременно отыщет, обнимет тех, кто жив, — встреча с любимцем разведчиков да и всех гвардейцев бригады, Николаем Александровичем Девочкиным.
На груди друга — ордена Славы II и III степеней, Красной Звезды, а медалей боевых и трудовых не счесть у мастера производственного обучения одного из машиностроительных заводов.
Хлынули взволнованно-радостные письма от бывших автоматчиков — Николая Александровича Болотова, удостоенного после войны на машиностроительном заводе ордена Трудового Красного Знамени, и Николая Матвеевича Соловьева, награжденного орденом Октябрьской Революции; от Григория Ивановича Мотырева — опытнейшего механика-водителя танка, ставшего лучшим строителем города Перми, и Мирона Владимировича Лейтмана из дружной семьи разведчиков, а ныне инженера-конструктора в Херсоне; от киевлянина, бывшего инструктора политотдела Александра Алексеевича Ломаева — кандидата геолого-минералогических наук, и тоже из Киева — от задушевнейшего друга Матвея Яковлевича Каплана, нынешнего наставника молодежи на знаменитом «Арсенале», где Матвей трудится вот уже скоро тридцать лет. На том же заводе работают его жена, Нина Александровна, инженер-конструктор, и их сын.
С приятными вестями приходит в далекую Сибирь тепло дружбы — неизбывной, всевозрастающей. Но не все радужное [215] в письмах, как и в жизни, израненных, состарившихся ветеранов.
Герой Советского Союза Иван Яковлевич Никонов делится с однополчанином самым сокровенным:
«После войны вырастили с женой трех сыновей. Все в армии отслужили, женились, работают. А у старшей дочери, что родилась до моего ухода на фронт, — трое детей.
Мое здоровье неважное. Часть потерял на фронте, часть — в шахте, которой отдал более двадцати лет жизни. Теперь далеко не хожу, плохо вижу, нужна операция на глазах. С легкими плохо, кашляю — так и мучаюсь..
С Урала уехал на Кубань, думал — лучше будет, но вернулся в родную Губаху, где я работал, получил прекрасную квартиру из трех комнат со всеми удобствами».
Около восьмидесяти ветеранов корпуса переписываются с Евгением Сергеевичем Кузовниковым. [217]