Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава VII

Восстания в войсках — Причины восстаний. — Заявление англичан об уходе. — Увольнение ген. Марушевского и вступление ген. Миллера в командование войсками

Наша маленькая Северная армия занимала громадный фронт протяжением в несколько тысяч верст. Конечно, о непрерывной линии защиты не могло быть и речи, да в ней и не было надобности: ее создавала природа своими непроходимыми лесами характера сибирской тайги. Отдельным небольшим отрядам силою до одного полка, с придачею громадного количества пулеметов и сильной артиллерии, правда легкого полевого типа, приходилось защищать лишь дефиле, образуемые протекающими реками и идущими на Архангельск железной и грунтовыми дорогами. Соответственно с таким распределением вооруженных сил образовались укрепленные районы: Онежский, Железнодорожный, Селецкий, Двинский, Пинеж-ский, Мезенский и Печорский, причем на [262] Железнодорожном фронте ввиду защиты кратчайшего и важнейшего направления на административный центр Северной области — Архангельск было сосредоточено наибольшее количество войск — до трех полков с придачей им не только легкой, но и тяжелой артиллерии и бронированных поездов.

К Онежскому району прилегал Мурманский, который занимал громадное протяжение, примыкая своим правым флангом к финляндской границе, и по количеству своих войск занимал первое место. Жизнь его в военном и административном отношении ввиду весьма неудовлетворительного сообщения с Архангельском носила обособленный от всех других районов Северного фронта характер, и мне в дальнейшем придется ее коснуться лишь с точки зрения создавшихся с этим районом ненормальных отношений и неумения центральной власти своевременно подготовить и использовать его как редиют для войск Архангельского фронта.

Защита была организована по системе вынесенных вперед и занятых пехотой блокгаузов (маленьких укреплений из срубленного леса, опутанных проволочными заграждениями) с осиными пулеметными гнездами, а главные силы и артиллерия располагались скрытно сзади. Взять эти укрепления в лоб было почти невозможно, так как пришлось бы принести в жертву колоссальные неоправдываемые целью силы, эшелонировав в затылок несколько дивизий, поэтому борьба носила характер глубоких обходных движений, которые можно было производить главным образом в осеннее время, так как зимой мешал глубокий, выше человеческого роста снег, а весной и летом наступала так называемая распута, при которой почва обращалась в непроходимое болото. Кроме того, в дебрях непроходимого векового леса было очень трудно ориентироваться и поддерживать связь обходных колонн с командными центрами. Все это побуждало большевиков к излюбленному методу своих действий, а именно: к разложению белых частей агитацией и пропагандой и захвату власти путем организации восстаний. [263]

Пинежское и тулгасовское восстания имели место незадолго до моего приезда в Северную область. На Пинеге произошло восстание в 8-м Северном стрелковом полку, причем жертвами его оказались несколько офицеров, часть которых была убита мятежниками, а часть покончила с собою, взорвав себя ручными гранатами. Восстание было подавлено верхнепинежскими партизанами-крестьянами, сурово расправившимися с восставшими. Расследование установило, что причиной восстания послужило недовольство населения Нижней Пинеги и местных войск перфорацией (штемпелеванием керенок и царских) и неполучение семян для засева полей. С перфорацией мы подробнее познакомимся в отделе финансовой политики правительства, здесь же необходимо отметить, что для штемпелевания деньги отбирались у населения под расписки, и оно оставалось на продолжительный срок без денежных знаков, так как штемпелеванные кредитки и казначейские знаки возвращались с большим опозданием, что вызывало неудовольствие, ибо мешало обычной торговле.

Неудовольствие это использовали большевики, развив агитацию на тему о том, что генералы и офицеры собираются бежать из области и на дорогу собирают себе деньги, отбирая их у населения под видом необходимости их штемпелевания. Поэтому восставшим рекомендовалось захватить пинежское уездное казначейство, где хранилось около полутора миллионов рублей, и бежать с ними к большевикам для спасения от «белогвардейских» офицеров народных денег, неудачная попытка к чему и была произведена бунтовщиками.

Расследованием, между прочим, было установлено, что между нижне — и верхнепинежцами существовала вражда, так как нижнепинежцы, деревни которых находились в районе белых, считали, что война у них ведется из-за верхнепинежских партизан, желавших отобрать свои родные деревни, находившиеся в руках красных. [264]

Но были еще более грустные обстоятельства, которые, к сожалению, обнаружились гораздо позже. Оказалось, что в войсках были хищения и утайки пайка, что, конечно, волновало солдат. Произошло это сначала от беспечности и полнейшего непонимания хозяйства первого организатора пинежских отрядов, молодого, легкомысленного и самоуверенного капитана К., который, между прочим, занимался обменом подаренного ему англичанами рома на меха, вызывая таким неосторожным поведением толки среди солдат об утайке их рома для этой операции.

Его сменил «фаворит» ген. М[арушев]ского, полк. N. Вечно пьяный, разнузданный, он окружил себя соответствующим штабом и часто, гарцуя на улицах Пинеги, требовал, чтобы жители при встрече с ним снимали шапки, побив однажды за неисполнение этого требования председателя местной земской управы. Местной почтенной учительнице он тоже в пьяном виде заявил, что так как она по своему возрасту не годится в проститутки, то он рекомендует ей, бросив педагогическую деятельность, открыть публичное заведение. Получив в свое бесконтрольное распоряжение 11 000 рублей для целей контрразведки, он обратил их в свою пользу и вернул их значительно позже, уже находясь на службе в Мурманске, после моего телеграфного требования об уплате или представлении отчета. Ему не избежать было бы скамьи подсудимых, чему помешала лишь наша эвакуация. Дальнейшая участь его была очень печальна: он был расстрелян восставшими в Мурманске красными.

Тулгасовское восстание произошло в Двинском районе, где взбунтовался один из батальонов 3-го Северного стрелкового полка, перебивший своих офицеров и сделавший попытку захватить артиллерию для передачи орудий неприятелю. Артиллерия мужественно огнем своих орудий и пулеметов отбила атаки мятежников и отступила, протащив 70 верст на руках свои 4 орудия и прокладывая себе дорогу и мосты. Все это было проделано группой в сто человек, оставшихся верными своему долгу. [265]

Расследование установило неосторожность и беспечность молодого храброго командира батальона, 28-летнего полк. Г., не процедившего как следует, вопреки указаниям свыше, прибывшие в полк пополнения из пленных красных, часть которых и оказалась организаторами восстания.

Тот же 3-й Северный стрелковый полк, реорганизованный своим доблестным командиром полк. В., подавил в конце июля восстание Дайеровского батальона, расположенного также в Двинском районе. Оно началось ночью, причем восставшие прежде всего бросились на штаб своего батальона и убили спящими 4 английских и 3 русских офицеров. Та же участь постигла бы и штаб Двинского района, если бы не осталась верной пулеметная команда батальона, отогнавшая от штаба наступавших бунтовщиков. Большинству из них удалось бежать к большевикам, пойманных же ликвидировали на месте англичане.

Не успели рассеяться впечатления от этого крупного восстания, как разыгралась кровавая трагедия на Онеге. Расположенный там 5-й Северный стрелковый полк был укомплектован жителями Онежского уезда, весьма неблагонадежными и тяготевшими к красным. Особенным большевистским духом отличались расположенные на реке Онеге два больших богатых села — Порог и Запорожье, жители которых владели богатыми рыбными промыслами (семга-порог), но среди которых издавна процветало также тунеядство и хулиганство благодаря громадным подачкам от известного отца Иоанна Кронштадтского — уроженца этой местности.

Непосредственным поводом к восстанию послужило недовольство отвлечением мобилизованных от сенокоса и других полевых работ, что и использовали большевики, захватившие в результате восстания весь Онежский район.

Восставшие арестовали почти всех офицеров во главе с командиром полка, полк. М., которому на шею накинули веревку и утащили к большевикам. Двенадцать [266] человек офицеров были окружены в одной избе и, не пожелав сдаться, покончили сами с собой. Сначала более сильные духом застрелили других, а потом застрелились сами. Тела их после очищения района Онеги от большевиков, происшедшего уже после ухода англичан, были вырыты из ямы, куда они были брошены большевиками раздетыми, и похоронены с воинскими почестями.

Вслед за онежским восстанием последовала попытка к восстанию в 6-м Северном стрелковом полку на Железнодорожном фронте и одновременное раскрытие заговора в 7-м Северном стрелковом полку, расположенном в соседнем Селецком районе. Незадолго до этого на Двине была произведена соединенными русскими и английскими силами удачная крупная операция с захватом большого района у большевиков, который затем по приказанию английского командования был очищен, а мужское население взято по мобилизации в наши войска. Вот эти-то мобилизованные и явились душой заговора в Железнодорожном и Селецком районах, составив целый план восстания и открытия фронта большевикам и войдя с последними в соглашение по этому поводу. Согласно этому плану, предполагалось обходное движение довольно крупными силами большевиков, которые должны были, войдя в тыл линии блокгаузов, атаковать артиллерийскую батарею, прикрытие которой из 2-й роты 6-го Северного стрелкового полка было подготовлено пропагандой к открытию фронта.

Незадолго до начала этой операции дрогнула совесть у одного из бывших в курсе дела заговорщиков — бывшего унтер-офицера одного из наших старых гвардейских полков, и он предупредил командира 6-го полка о назревающей опасности. 2-я рота немедленно была снята с позиции, арестована и заменена надежными войсками, которые вместе с артиллерией приготовились встретить обходную колонну большевиков. К сожалению, уже не было времени предупредить роты, находившиеся впереди в блокгаузах. Большевики не заставили [267] себя долго ждать и скоро без особых мер предосторожности появились на опушке леса против того места, где должна была быть расположена 2-я рота. Их встретил здесь ураганный пулеметный и орудийный огонь, который еще более усилился, когда послышались крики: «Товарищи, не стреляйте, свои, свои!» Большевики потеряли здесь более батальона убитыми и ранеными.

В это время на блокгаузы тоже было произведено нападение, причем часть гарнизона их благодаря измене капитулировала и, захватив своих офицеров, передалась противнику.

В Селецком районе обошлось более благополучно. Там благодаря своевременному обнаружению одного из заговорщиков, подвергнутого строгому допросу, была раскрыта целая организация, действовавшая в связи с заговорщиками Железнодорожного района, которая ставила своей задачей перебить всех офицеров и открыть фронт противнику. Участники ее в количестве около 20 человек были расстреляны по приговору военно-полевого суда.

Везде среди участников заговора были отмечены фельдфебеля и унтер-офицеры, то есть лучшие по выправке и дисциплине, солдаты, причем расследованием удалось установить, что в инструкцию организации коммунистических ячеек в белых полках входило строжайшее соблюдение перед начальством чинопочитания и повиновения, дабы своим поведением усыпить бдительность начальства и, заняв командные солдатские посты, приобрести наибольшее влияние на солдат. Тем же расследованием было обнаружено, что разложение наших частей велось по строго разработанной системе скрыто образуемых в них коммунистических ячеек, находившихся в непрерывной связи с неприятелем. Когда часть была достаточно подготовлена к выступлению, от красного штаба получался детально разработанный план открытия фронта в связи с одновременным наступлением красных, причем офицеров приказывалось перебить, заменив их намеченными заранее лицами. [268]

Дайеровское и онежское восстания совершенно вывели из душевного равновесия высшее английское командование и создали возбужденное настроение в английских войсках. Недоброжелатели ген. Айронсайда из английских же кругов сообщили в Англию, что убитые дайеровцами английские офицеры являются жертвами легкомысленного опыта, произведенного генералом, и в английской печати появились обвинения его в введении в заблуждение английского общества сообщениями о возрождении русской армии на Севере. Айронсайд, чувствуя вину в дайеровском деле, решил для реабилитации себя резко изменить свою позицию в отношении нас и стал самым энергичным образом настаивать на уходе английских войск, указывая на примере 5-го Северного стрелкового полка, считавшегося одним из лучших наших полков, что на наших солдат абсолютно положиться нельзя, и никакая совместная боевая деятельность с нами невозможна. На руку ему сыграло то обстоятельство, что ген. М[арушев]ский накануне самого восстания посетил 5-й Северный стрелковый полк и, вернувшись оттуда, объявил в приказе, что он нашел полк в блестящем состоянии. Таким образом англичанам была демонстрирована несостоятельность самого командующего войсками в оценке степени благонадежности его войск, что они, конечно, и поспешили использовать в своих интересах. В мероприятиях их почувствовалась растерянность и полнейшее нежелание быть с нами в контакте. На Онегу был послан монитор для выручки арестованных большевиками англичан. Обстреляв город Онегу из тяжелых орудий и истребив таким образом лучшую часть города, англичане добились через парламентеров выдачи своих офицеров, но категорически отказались предъявить требование о наших офицерах и поддержать десантную операцию высланного нами маленького отряда.

Недоверие и паника проникли и в их солдатскую среду, очень враждебно настроенную к большевикам. Характерен следующий маленький эпизод. Конвою англичан, [269] сопровождавших под начальством сержанта небольшую группу наших арестованных солдат на пароходе из Онеги в Архангельск, показалось подозрительным поведение последних. На пароходе создалось приподнято-нервное настроение, которое благодаря произведенному кем-то случайному выстрелу вылилось в беспорядочную стрельбу англичан по русским солдатам, из которых несколько человек было ранено, а двое убито. Характерно, что ехавший тут же русский офицер был немедленно изолирован англичанами от солдат, и их сержант, добродушно похлопывая его по плечу, стремился выразить ему свои симпатии и успокоить его, говоря ломаным языком: «Русский офицер не надо бояться, русский офицер карош, а русский солдат с...ь, большевик».

Таким образом, если до сих пор уход англичан мотивировался главным образом изменением курса высшей политики по русскому вопросу, то после дайеров-ского и онежского восстаний приходилось считаться с тем же решением высшего военного командования. По словам ген. Миллера, ген. Айронсайд стал неузнаваем, и насколько он прежде крайне радужно смотрел на наше будущее и шел навстречу нашим начинаниям, настолько он теперь впал в преувеличенный пессимизм и обнаруживал явное недоброжелательство, принимая все меры к тому, чтобы эвакуироваться самому и во что бы то ни стало склонить к этому и наше военное командование, что послужило бы оправданием и его ухода. В этом смысле им и было составлено предложение ген. Миллеру эвакуироваться, которое было отклонено ген. Миллером сначала 30 июля принципиально, а затем окончательно 12 августа после совещания со старшими чинами штаба и строевыми начальниками, о чем подробно в следующей главе.

Одновременно с этим последовало личное вступление ген. Миллера в командование войсками вместо ген. М[арушев]ского, вызванное, по словам ген. Миллера, тем, что ген. М[арушев]ский не верил в возможность [270] нашего оставления в Архангельске после ухода англичан и такое же настроение создавал среди старших начальников. Однако вряд ли это было единственной причиной увольнения ген. М[арушев]ского; таких «маловеров» среди высшего русского командования было очень много, и они, однако, сохранили свои места. Несомненно, что тут сыграло роль и падение работоспособности ген. М[арушев]ского, так как ген. Миллер сам как-то заметил мне, что последний «несомненно утрировал в его глазах свою чрезмерную переобремененность делами».

Приказом верховного правителя ген. Миллер был утвержден в должности главнокомандующего русскими вооруженными силами Северного фронта. Штаб командующего войсками был реорганизован в штаб главнокомандующего, и начальником штаба был назначен ген.-лейт. К. [271]

Дальше