Глава VI

В июне, совершив громадный путь на лошадях и оленях, в Архангельск прибыл представитель штаба верховного главнокомандующего адмирала Колчака, штабс-капитан Б., присланный состоять для связи при штабе наших войск. Цель приезда штабс-капитана Б. заключалась в постоянном и точном информировании гражданской и военной власти Северной области о действительном положении армии и о всех важнейших мероприятиях всероссийского правительства, возглавляемого адмиралом Колчаком.

Скоро я имел случай познакомиться с штабс-капитаном Б., оказавшимся в курсе всех происшедших в Сибири событий, так как после развала большевиками армии он уехал на Поволжье, где состоял активным работником крупной военной организации, поставившей своей целью свержение власти большевиков, и после Уфимского государственного [257] совещания в сентябре 1918 года непрерывно состоял в штабе верховного главнокомандующего.

В кратких словах штабс-капитан Б. ознакомил меня с историей ликвидации директории, произведенной адмиралом Колчаком в полном согласии с сибирским правительством, включавшим в себя представителей социалистических партий, а также с дальнейшей работой омского правительства по объединению власти в своих руках, происходившей не без противодействия как со стороны сибирских сепаратистов, мечтающих отложиться от России и даже войти особым штатом в состав Северной Америки, так и со стороны небезызвестного забайкальского атамана Семенова, с именем которого связали свои вожделения монархические группы, мечтавшие о реставрации и диктатуре великого князя Михаила Александровича, о чем открыто говорил официоз атамана «Русский Восток».

Что касается сведений, сообщенных штабс-капитаном Б. о сибирской армии, то хотя он и подчеркнул ее недостатки в одежде, обуви и вооружении, вызывавшие необходимость в снабжении себя за счет неприятеля, путем захвата у последнего в качестве военной добычи оружия, снарядов, съестных припасов и другого интендантского имущества, но зато не поскупился в похвалах ее организации, дисциплине и бодрости духа, что будто вызвало даже замечание военных представителей союзных держав, что эти войска лучше той армии, которой располагала Россия в первый период войны. Состав армии, занимавшей, правда, колоссальный фронт, штабс-капитан Б. определил грандиозной цифрой 700 000, из которых большая часть находилась в боевой линии. Меня такой официальный оптимизм приводил в немалое смущение, так как из американской миссии мною были получены сведения совершенно противоположного характера, которые, увы, вскоре получили полное подтверждение, так как сибирская армия стала сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее откатываться на восток, пока ее поражение не приняло характера полной [258] катастрофы. В первых числах июля возвратился из Финляндии ген. М[арушев]ский и представил Временному правительству доклад о результатах своей поездки. Со свойственною ему способностью быстро ориентироваться в обстановке, ген. М[арушев]ский сразу же определил, что от предприятия ген. Юденича нельзя ожидать никаких благоприятных результатов и что необходимо принять все меры к тому, чтобы побудить к совместному выступлению с нами Финляндию, располагающую достаточными организованными силами, чтобы нанести большевикам удар в самом важном и кратчайшем направлении на Петроград.

Одновременно с этим ген. Юденичем, видимо также мало рассчитывавшим на собственные силы, были переданы адмиралу Колчаку те условия, на которых можно было ожидать выступления Финляндии, с содержанием которых я был ознакомлен штабс-капитаном Б., передававшим их по радио в Сибирь. Я обращаю внимание на подчеркнутые мною слова «можно было ожидать», так как ген. Юденич, перечислив, если мне память не изменяет, 19 пунктов финляндских требований, заканчивал свою телеграмму указанием, что лишь при принятии их ген. Маннергейм рассчитывает склонить к выступлению правительство и страну, общественное мнение которой вообще не склонно было к активности в этом вопросе.

Ген. Юденич настаивал на принятии этих требований, прося дать ему ответ в кратчайший срок, так как выборы президента республики предстояли через две недели, и кандидатура ген. Маннергейма на этот пост имела очень мало шансов, а с уходом его терялась всякая надежда на активную помощь со стороны Финляндии. К этому ген. Юденич добавлял, что если он не получит своевременно ответа, то возьмет решение на себя, так как обстановка диктует ему необходимость принятия такого шага. Временное правительство Северной области, выслушав доклад генерала М[арушев]-ского, решило поддержать перед всероссийским правительством [259] ходатайство ген. Юденича, и в этом смысле была отправлена депеша адмиралу Колчаку.

Вскоре на телеграмму ген. Юденича последовал краткий ответ: «Помощь Финляндии считаю сомнительной, а требования чрезмерными», а затем была получена и более подробная депеша министерства иностранных дел, за подписью Сукина, с сообщением, что верховный правитель, независимо от чрезмерно тяжелых требований, предъявленных Финляндией, обратил внимание на то, что даже принятие их еще не гарантирует выступления ее, так как послужит только почвой для подготовки общественного мнения страны к активному выступлению, причем адмирал Колчак выражал сомнение, чтобы это можно было успеть сделать в короткий двухнедельный срок. В заключение он категорически запрещал ген. Юденичу лично входить в какие-либо соглашения, указав ему, что в области международных отношений он не имеет права выходить из рамок, определенных главнокомандующему положением о полевом управлении войск в военное время.

Ген. М[арушев]ский резко порицал в то время адмирала Колчака за его недальновидность при разрешении вопроса о выступлении Финляндии, и действительно, после неудачного похода ген. Юденича, когда войска его принуждены были оставить уже захваченные ими предместья Петрограда, многие пришли к заключению, что вооруженные силы Финляндии могли бы сыграть решающую роль и, может быть, судьба всех белых фронтов была бы другой, но не будем строго судить за это адмирала Колчака и предоставим разрешение этого вопроса суду истории.

К этому времени следует отнести поступление с сибирского фронта все более и более тревожных сведений. Войска адмирала Колчака начинают свое стремительное отступление, очистив район Котлас — Вятка, где предполагалось наше соединение с ними и передача им снаряжения, привезенного англичанами. [260]

Вскоре после получения неприятных известий с сибирского фронта, на празднике во французской миссии 14 июля по случаю годовщины взятия Бастилии веселье отравляется первыми слухами «из самых достоверных источников» об оставлении союзниками в недалеком будущем Северной области.

В связи со слухами об уходе союзников повсюду царило приподнято-нервное настроение, которое находило себе благоприятную почву для бешеной агитации большевиков, старавшихся использовать момент и развалить наш фронт. Агитация эта, отозвавшаяся вспышками восстаний на многих участках нашего громадного по своему протяжению фронта, еще более усиливала тревогу и напряжение мысли, проникнутой одним навязчивым вопросом: как отзовется на судьбе Северной области уход союзников? [261]