С рубежей боевой славы и ратной страды
I
Тема космоса — его освоение, подготовка исследователей звездного океана, их популярные рассказы о научно-технических, физических и биологических процессах, протекающих во время полетов пилотируемых кораблей и автоматических станций, — заняла прочное место как на страницах «Правды», так и во всей нашей прессе. У нас, как, впрочем, и во многих других изданиях, ведущую роль в организации подобных материалов играли отделы науки и техники. Но на первых порах — так уж получилось — нам с Сергеем Борзенко пришлось немало потрудиться на «космическом поприще». Добрый десяток лет газета публиковала наши очерки о командирах космических кораблей, репортажи с космодрома об их стартах и из районов приземления, рассказы экипажей об увиденном и проделанном в космосе.
Мы давали оперативные корреспонденции из зарубежных поездок с космонавтами, рецензии на документальные и научно-популярные кинофильмы, посвященные космическим полетам. Постепенно в эту многообъемную работу стали включаться и другие правдисты, которым мы постарались передать все самое главное из приобретенного опыта.
Космонавтика — малоизведанная область приложения человеческих знаний и навыков, таящая в себе немало неожиданностей. Причем все, что делается исследователями космоса, как нигде, взаимосвязано. Успех одного сопутствует достижениям других; неудачи, постигшие первых, предостерегают их последователей. Поэтому, думается, журналисту, занятому описанием всего происходящего в звездном океане, надо стараться как можно глубже вникнуть во все, что достигнуто здесь ранее, чтобы [233] раскрытое им могло сопутствовать новому свершению. Одним словом, быть в курсе дела, хорошо изучить как непосредственно область космических исследований, так и занимающихся этим людей. Без непосредственного же соприкосновения с ними желаемого не достигнешь. Значит, и в «космической» журналистике должен соблюдаться принцип преемственности, взаимосвязанности — оперативно заниматься ею, видимо, следует давать далеко не каждому, хотя бы и владеющему бойким пером. И поручать вести эту тему не «одноразово», а на более длительные сроки.
Так, кстати, и практикуется в ряде центральных газет. Подобно тому как в Звездном городке первая сравнительно небольшая группа космонавтов еще гагаринского набора постепенно пополнялась новыми исследователями космоса, так и вслед за пионерами «космической» журналистики и в редакциях появились их преемники. В «Известиях», например, на смену Георгию Остроумову в освещении космической тематики пришел Борис Коновалов, в «Комсомольской правде» — Владимир Губарев, в «Красной звезде» — Лев Нечаюк. В «Правде» нас с Сергеем Борзенко сменили Вадим Смирнов, Юрий Апенченко и Анатолий Покровский. И надо сказать, что они довольно успешно развивали традиции, заложенные в период подготовки первых корреспонденции с космодрома и из районов приземления звездных кораблей.
А нам с Борзенко, при всей вполне понятной увлеченности отечественной космонавтикой, ее широкими шагами вперед, все к новым и новым победам, никак не следовало забывать о главной теме нашего отдела — военной. На страницах «Правды» нельзя было допускать каких-либо пробелов в освещении жизни и боевой учебы Вооруженных Сил, работы армейских и флотских партийных организаций, в пропаганде боевых традиций советского народа.
Оперативные корреспонденции из войск мы получали от армейских и флотских военкоров, от журналистов, работающих в газетах военных округов и флотов, в центральной военной печати. В практику «Правды» прочно вошли и специальные командировки писателей в армейские и флотские гарнизоны. Каждая из них, как правило, завершалась публикацией одного-двух очерков, рассказывавших о советских воинах, их службе Родине. Разумеется, [234] регулярно выезжали в воинские части и работники нашего военного отдела, к этому мы нередко подключали и собственных корреспондентов «Правды» на местах.
Но здесь следует заметить, что иные из авторов пытались при этом устраивать некую погоню за экзотикой армейской жизни. Уж если писать на военную тему, рассуждали они, то только из ракетной части или с борта подводной лодки. Притом непременно с атомной. Слов нет, в наших Вооруженных Силах непрерывно происходили и происходят преобразования, вызванные научно-технической революцией, и тяга иных газетчиков ко всему новому, и в том числе к ракетным войскам, ракетоносной авиации и атомному подводному флоту, совершенно естественна. Но ведь советские воины доблестно несут службу в мотопехоте и в танковых частях; в артиллерии и в саперных подразделениях; на тральщиках и эсминцах; на радиолокационных постах и пограничных заставах; даже в походных хлебопекарнях, ремонтных и медицинских подразделениях. Да мало ли в армии и на флоте воинских специальностей, может быть, и не столь экзотичных, но совершенно необходимых! И думается, самое-то главное заключается в том, чтобы отыскать эту самую экзотику в, казалось бы, будничном, красочно, как-то по-новому показать повседневный труд солдат, матросов, сержантов, старшин и офицеров, мастерски владеющих современной военной техникой и оружием. Именно на это мы и нацеливали постоянно как наш авторский актив, так и правдистов, берущихся писать на военную тему.
Мы всячески поддерживали стремление иных журналистов внести в свои военные корреспонденции элемент личного присутствия. Он, несомненно, привносит в репортажи такие штрихи, которые позволяют читателю глубже проникнуть в описываемое. Но при этом советовали авторам не увлекаться описанием собственных переживаний или восторгов, вызванных пребыванием в кабине самолета или корабельном отсеке, сводить до минимума перечень команд, подаваемых героями корреспонденции. Это может затушевать, подменить главное — рассказ о высоком мастерстве воинов, их духовном богатстве. Ведь советские люди, велением долга надевшие военную форму, не только сидят за рычагами управления танков и стоят у ракет, стойко переносят тяготы и лишения походной жизни. Они [235] любят музыку и литературу, занимаются живописью, растят детей. У каждого из них обширный круг и других интересов. Значит, военному журналисту, военкору надо писать и об этом.
Другой неотъемлемой частью армейской тематики на страницах «Правды» стали регулярные публикации о героизме и мужестве, проявленных советскими людьми при защите Родины на фронтах гражданской и Великой Отечественной войн. Тут нашли свое место различные жанры — воспоминания бойцов, командиров и политработников, писательские выступления, публикации военных историков.
Особенно широким оказался круг наших авторов, писавших о событиях Великой Отечественной войны, ее героях. Маршалы Советского Союза С. М. Буденный, И. X. Баграмян, С. С. Бирюзов, А. М. Василевский, А. А. Гречко, Ф. И. Голиков, Г. К. Жуков, М. В. Захаров, А. И. Еременко, И. С. Конев, Н. И. Крылов, К. С. Москаленко, К. К. Рокоссовский, В. Д. Соколовский, В. И. Чуйков, И. И. Якубовский, Адмирал Флота Советского Союза С. Г. Горшков, Главный маршал авиации К. А. Вершинин, Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, многие другие генералы и адмиралы — командующие видами Вооруженных Сил, командующие военными округами и флотами, руководители фронтовых и армейских политорганов, начальники штабов фронтов и армий, командиры и политработники соединений — выступали в «Правде» с крупными статьями, посвященными годовщинам важнейших сражений Великой Отечественной войны.
Неоднократно газета черпала интереснейший материал для публикаций и из созданного в редакции «Фонда писем о войне». Их за послевоенные годы пришло в «Правду» превеликое множество. Естественно, что всю эту обильную почту воспоминаний фронтовой поры довести до газетных страниц просто физически невозможно. Но все наиболее содержательное, выразительное, яркое тут же берется на заметку и время от времени находит свое место в специальных подборках писем — к памятным датам войны, к традиционным праздникам авиаторов, моряков, танкистов, артиллеристов и ракетчиков, воинов противовоздушной обороны, к другим армейским и флотским годовщинам. [236]
Разнообразя жанры своих выступлений, посвященных Великой Отечественной войне, «Правда» ввела в практику встречи в редакции с ветеранами минувших сражений. Их проведено много, и каждая имеет отличительные особенности. Так, например, перед двадцатилетием Победы серия таких встреч прошла с воинами различных родов войск: общевойсковиками, артиллеристами, танкистами, авиаторами, моряками и т. д. Репортажи о них публиковались уже на следующий же день. А когда страна готовилась отметить 25-летие Победы над фашизмом, эта форма массовой работы несколько изменилась. Теперь за столом «Правды» последовательно собирались кавалеры ордена Отечественной войны, партийные работники тыла и фронта, партизаны и подпольщики, труженики индустрии и сельского хозяйства военной поры, герои завершающих сражений — за Берлин и Прагу. На страницах газеты все это публиковалось под рубрикой: «Победе — четверть века». Она, эта рубрика, велась почти четыре года, впервые появившись в июне 1966 года над материалом, посвященным двадцатипятилетию контрудара, нанесенного врагу Красной Армией в начальные дни войны под Перемышлем.
В дальнейшем, продолжая совершенствовать формы массовой работы с читателями, мы, с одобрения М. В. Зимянина, возглавлявшего наш правдинский коллектив, решили встречи за столом «Правды» собирать уже не в редакции, а непосредственно на рубежах главнейших сражений Великой Отечественной войны — в приграничье, на Смоленщине, в городах-героях Одессе и Севастополе, Ленинграде и Киеве, Волгограде, Новороссийске, Керчи, Минске, на Северном Кавказе и Таманском полуострове, на Днепре и Правобережной Украине, на берегах Прута, в Прибалтике и Заполярье. В организации каждой из более чем двух десятков таких встреч активное участие принимали и многие собкоры «Правды». Некоторым из них, как, скажем, Александру Богме, Олегу Гусеву, Юрию Захарову и Ивану Лукину, пришлось делать это по нескольку раз. Как правило, встречи ветеранов открывали секретари Центральных Комитетов компартий союзных республик, секретари крайкомов, обкомов и райкомов партии. К слову сказать, иные из них тоже были не только участниками Великой Отечественной войны, но и именно [237] тех сражений, по случаю годовщины которых и собирались за круглым столом фронтовики.
Вместе с постоянным соавтором по репортажам с рубежей боевой славы Борисом Котельниковым мы разработали краткие анкеты, которые заполняли все приглашаемые «Правдой» участники боев. Было принято решение хранить эти ответы в редакции вечно. Ибо в них убедительно показывалось, что всюду, на любом участке фронта, плечом к плечу нашу социалистическую Родину отстаивали русские и украинцы, белорусы и казахи, азербайджанцы и латыши — сыны и дочери всех народов Советского государства. И еще один примечательный штрих к коллективному облику защитников Родины просматривался в заполненных анкетах: многие фронтовики, сняв армейские и флотские шинели, стали героями мирных будней — к их ратным наградам добавились отличия за вдохновенный труд на всех участках послевоенных пятилеток.
А однажды в партком «Правды» пришло письмо из Молдавии. Бывший разведчик 4-й гвардейской стрелковой дивизии, а ныне инженер-строитель В. Н. Князев рассказывал в нем о самых памятных событиях в его жизни. Перечень этот завершался описанием его участия во встрече за столом «Правды» ветеранов Ясско-Кишиневской операции.
«Солдатское спасибо вам, товарищи, за ее организацию, — писал бывший воин. — Она надолго сохранится в памяти фронтовиков...»
И подобных встреч нами, правдистами, было проведено немало. О некоторых из них хочется рассказать более подробно...
...Теплый июньский день. В тени деревьев, что высажены на пограничной заставе имени Героя Советского Союза Алексея Лопатина, идет оживленная беседа участников первых боев Великой Отечественной. Каждый рассказывает о своем, лично пережитом. Одни вспоминают о схватках с фашистами на скалистых берегах Баренцева моря, Другие — на Буге под Брестом, на Пруте или совсем неподалеку отсюда — возле Владимир-Волынского.
— Не одну боевую задачу мы, пограничники, решали тогда вместе со стрелковыми частями, авиаторами и танкистами, [238] — говорит бывший начальник 5-й заставы Кагульского погранотряда В. М. Тужлов.
Коренастый, плечистый, он, живо жестикулируя, рассказывает о боях на берегах Прута. В частности, о том, как пограничники взаимодействовали с подошедшими к ним на помощь эскадронами 2-го кавкорпуса.
В рассказе Тужлова слышу знакомые названия населенных пунктов — ведь одна из моих первых фронтовых корреспонденции была отправлена именно с этого участка фронта.
Помнится, тогда мы, совсем еще не обстрелянные краснозвездовцы, оказались свидетелями того, как возле молдавского села Карпешты вражеская пехота хлынула на мост через Прут. А навстречу ей вырвался вперед и с ходу развернулся конно-артиллерийский дивизион. Картечным огнем он смел с моста противника, а затем поджег его.
После этого гитлеровцы попытались форсировать реку на надувных лодках. И здесь отличились бойцы эскадрона, которым командовал приземистый, крутолобый лейтенант. Вместе с пограничниками они бесшумно окружили высадившегося противника и в рукопашной схватке уничтожили его. И вот теперь, три десятилетия спустя...
Признаться, стоило больших усилий дослушать до конца рассказ В. М. Тужлова об эпизоде, который некогда послужил стержнем для моей первой оперативной корреспонденции. И лишь потом, вроде бы уточняя детали, спросить:
— А впоследствии с лейтенантом Нестеровым вам не приходилось видеться?
Тужлов удивленно поднимает брови. Да, фамилия командира эскадрона, плечом к плечу с которым ему довелось сражаться на Пруте, — Нестеров. Но откуда это известно мне? Пришлось коротко пояснить, да к тому же еще кое-что и добавить к рассказу бывшего начальника заставы, о чем он, видимо, из скромности, умолчал. И надо ли говорить, что мы тут же восстановили во всех подробностях тот бой, еще раз добрым словом вспомнили Степана Нестерова, который, оказывается, погиб позднее в конной атаке под городом Балтой.
...Киевщина. После посещения Голосеевского леса — здесь в 1941 году, проходили оборонительные позиции частей [239] 37-й армии — ветераны выехали на другие рубежи киевской обороны.
Возле села Юровки путь фашистам преграждал дот № 205. И сейчас двое из шестнадцати бойцов его гарнизона, полторы недели отважно сражавшегося с врагом, — помощник коменданта И. П. Музыченко и пулеметчик А. И. Квартич — участники этой встречи. Они принесли с собой пожелтевшую от времени вырезку из «Красной звезды» — репортаж, опубликованный в те дни, когда они еще вели неравный бой с наседавшим противником.
С гарнизоном «Двести пятого» тогда по телефону связались наши корреспонденты Саша Огин и Сергей Сапиго. Это была их последняя корреспонденция с фронта, ибо вскоре они оба погибли в боях на Украине. Сначала Саша Огин был сражен вражеской пулей непосредственно в солдатской цепи 33-й стрелковой дивизии, поднявшейся в контратаку. А несколько позже, на Полтавщине, пал смертью храбрых и Сергей Сапиго. Его, организатора партизанского отряда, зверски замучили на допросах гестаповцы.
И вот теперь, слушая взволнованный рассказ ветеранов о том, как они, стоя по пояс в воде, залившей казематы «Двести пятого», косили из пулеметов атакующих гитлеровцев, мы невольно думали: бережно сохраненная ими вырезка газетной заметки, напечатанной тридцать лет назад — это жест признания вклада военных журналистов в героическую оборону города на Днепре.
...Сорок первый километр от Москвы. На постаменте, словно готовый к атаке, стоит прославленный танк Т-34. Надпись с гранита гласит: «Здесь 30 ноября 1941 года доблестные воины 16-й армии и московского народного ополчения остановили врага. С этих рубежей 6 декабря 1941 года они начали разгром немецко-фашистских захватчиков».
Вплотную к автомагистрали подступает молодой город Зеленоград. За его светлыми зданиями пролегает железная дорога со станцией Крюково. Видны колхозные поля. Вдали — светлые березовые рощи.
Такими предстали эти места нам. А наши спутники помнят их изрезанными окопами, истерзанными разрывами бомб и снарядов. Многие из ветеранов, собравшихся [240] за столом «Правды», мужественно бились с врагом именно на этом или соседних рубежах.
Генерал К. Ф. Телегин — бывший тогда членом Военного совета Московской зоны обороны — рассказывает о том, как защитников столицы звали на подвиги примеры мужества и стойкости воинов-панфиловцев, стоявших насмерть возле Дубосекова.
А Герой Советского Союза П. А. Кузовков, говоря о работе штаба Западного фронта, называет дачный поселок Перхушково. И тот час же наяву видится желтый домик на берегу лесного озера. Там, снежным вечером мне, сочетавшему журналистские обязанности со службой офицера связи, была поставлена задача провести отряд воздушных кораблей в район Вязьмы, где по тылам врага рейдировали наши гвардейские части. Сложность задания состояла в том, что гитлеровцы, разжигая костры, иногда обманывали экипажи наших самолетов, заставляя их сбрасывать грузы над своими позициями. Теперь же надо было во что бы то ни стало не попасться на вражескую уловку.
И вот наш отряд из четырех ТБ-3 под командованием будущего Героя Советского Союза Н. А. Бобина — в воздухе. Взлетели при свете прожекторов с Внуковского аэродрома, откуда сейчас во все концы страны стартуют пассажирские лайнеры. Под огнем врага пересекли линию фронта. Нашли выложенные на снегу нужные световые сигналы. Далеко заполночь снова вернулись во Внуково. И как же вкусна была горячая картошка, поданная в летной столовой на поздний ужин! Каким ароматным казался нам, промерзшим в воздухе, круто заваренный чай! А тут еще принесли радостную для всех нас радиограмму: «Боеприпасы получены. Генерал Белов».
...В моем рабочем кабинете на полке с книгами стоит бронзовая фигурка — копия величественной скульптуры победившей матери-Родины, что венчает приволжский Мамаев курган. Это — память о встрече с ветеранами Сталинградской битвы.
Сколько воспоминаний навеяла она тогда! Виделось: вот тут, возле опаленного боями остова мельницы, мы с Петром Олендером, погибшим потом под Житомиром, писали одну из первых корреспонденции о воздушных боях на подступах к Сталинграду. Там, неподалеку от легендарного [241] «Дома Павлова», повстречали правдистов Дмитрия Акульшина, и Василия Куприна. А вон — «остров Людникова», вот «пятачок» у завода «Баррикады». Да, кому выпало пережить тут хотя бы несколько из тех двухсот огневых суток, которые завершились разгромом огромной группировки вражеских войск, не забыть те дни никогда!
Далеко видно все окрест с Мамаева кургана. Серебристо искрится величавая Волга. Красивы проспекты и площади города-героя, возрожденного народным трудом. Неоглядны приволжские дали. Негасимо горит факел Вечного огня в Зале воинской славы грандиозного-мемориала, сооруженного в честь подвигов защитников советской земли. Отблески этого священного пламени, словно зарницы, пробегают по каменным скрижалям с именами погибших в том историческом сражении Великой Отечественной. Каждый из ветеранов с волнением находит среди них своих однополчан. Нахожу и я имена тех, с кем довелось встретиться тогда — летчиков-истребителей Михаила Баранова и Бориса Гомолко, летчиков-штурмовиков Виктора Рогальского, Ивана Веденина, других воздушных бойцов и авиационных командиров. И это к ним обращены слова, которые вписали затем ветераны в Памятную книгу:
«Низко склоняем головы перед вашими подвигами, герои-сталинградцы! Считаем вас участниками встречи за столом «Правды», посвященной тридцатилетию Сталинградской битвы. Память народная о ваших боевых делах вечна!»
...Каменистый берег Цемесской бухты — в шрамах войны. Теперь это — заповедное место, в центре которого высится монумент защитникам и освободителям города-героя Новороссийска.
В дорожной сумке фотокорреспондента Анатолия Григорьева — участника боев на Малой земле — снимки той поры. Ветераны, разглядывая их, вспоминают знакомые эпизоды, узнают однополчан. И мы как бы тоже видим на месте выросших ныне светлых зданий приземистые домишки рыбацкого поселка Станички. В нем, разделенном линией фронта, вместе с бойцами переднего края делил боевые невзгоды и наш товарищ по перу Сергей Борзенко. [242]
Неподалеку от горы Колдун, из-за которой в те огненные дни то и дело накатывались на десантников волны вражеских бомбардировщиков, — крытая светлой крейдой лаборатория совхоза «Малая земля». Возле кованного железом входа в ее подвал висит табличка: «1943 год. Здесь находился штаб 83-й дважды Краснознаменной бригады морской пехоты». В дни боев начпоарм-18 полковник Л. И. Брежнев вручал здесь партийные билеты молодым воинам-коммунистам.
А на проспекте В. И. Ленина есть и еще одно памятное место. В сорок третьем здесь проходил передний край новороссийского плацдарма, обозначенный ныне впечатляющим мемориалом — матрос с гранатой в руке, устремленный в атаку. Вместе с ним и сфотографировались все участники встречи, словно еще раз объединившись в подвиге, свершенном в Новороссийске.
...На скалистом островке возвышаются зубчатые башни старинного замка. В сводчатых залах — оружие, знамена, документы, оперативные карты, фотографии военных лет. Здесь, в Музее истории Косунь-Шевченковской битвы, за столом «Правды» собрались многие из тех, о ком рассказывают эти экспонаты. Вот почему почти каждый приехавший в этот тихий украинский городок через три десятка лет после того, как тут отгремело сражение, находит среди них те, что относятся или непосредственно к нему, или к его боевым друзьям.
Узнает себя и брата Ивана на увеличенном кадре кинохроники бронебойщик 41-й стрелковой дивизии А. В. Добычин. А вот высокий артиллерист командует расчетом. Это — стоящий рядом с нами Герой Советского Союза А. Е. Харитонов, бывший воин 483-го истребительно-противотанкового полка. Снимок боевой машины с десантом на броне привлекают внимание комсорга батальона 233-й танковой бригады В. К. Плехановой. Среди автоматчиков на этом фото и она — семнадцатилетняя.
Среди подписей под фотографиями бросаются в глаза вроде бы знакомые имена — Сидорчук, Оглезнев... Ну точно! Это же они, те десантники, которые действовали в начале сорок четвертого на Черкассщине, и о которых довелось написать целую серию очерков. А вот и один из этих очерков — под стеклом одного из стендов музея. [243]
Что и говорить, приятная встреча. И невольно подумалось: ошибаются те, кто считает, что газета живет только одним днем...
...На 680-м километре автомагистрали Москва — Минск возвышается Курган Славы. Над ним — четыре штыка, символ боевого содружества 1, 2, 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов, принесших этой земле освобождение от фашистских поработителей.
Вместе с участниками тех боев поднимаемся на Курган Славы, возлагаем венок на Хатыньском мемориале, едем в партизанскую зону. А затем ходим по Минску, вновь отстроенные улицы которого напоминают строки боевой летописи этого города-героя. Ибо в памяти они видятся такими, какими предстали в первые часы освобождения Минска, пережившего 1100 дней фашистской оккупации.
Помнится, на площади, где сейчас установлено панно со стрелами битвы за Беларусь, тогда, в сорок четвертом, мне повстречались корреспонденты «Правды» Мартын Мержанов, Иван Золин, Яков Макаренко и Вадим Кожевников. В запыленных гимнастерках, с покрасневшими от бессонных ночей глазами, усталые, но полные внутренней энергии, они собирали материал для газеты. А во второй половине дня — новая встреча. Но теперь уже со своим коллегой-краснозвездовцем Петром Павленко. Худощавый, подтянутый, с биноклем на груди, он оживленно поделился впечатлениями:
— Видел подбитые танки с пометками мелом. На одном написано: «Младший лейтенант Исаенко». А потом: «Тоже Исаенко», «То же самое — я». И наконец: «Все четыре — моя работа». Силен младший лейтенант! Говорят, он — из «тацинцев»?
И вот теперь, через три десятка лет, участники встречи за столом «Правды» — ветераны из 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса — в один голос подтверждают: «Да, Николай Исаенко, Герой Советского Союза, — «тацинец». А в других наших собеседниках — А. М. Кулагине и В. Е. Крючкове — тоже Героях Советского Союза, было приятно узнать летчиков из той 229-й истребительной дивизии, об успехах которой довелось писать еще в пору знаменитого кубанского воздушного сражения. [244]
И в Минске, и в других белорусских городах, в селах почти все, кому пошел пятый десяток лет и постарше, сражались либо в партизанских отрядах, либо в рядах армии и флота. И вполне естественным был наш вопрос секретарю ЦК КП Белоруссии А. Н. Аксенову — в каких войсках и где ему пришлось воевать?
— Пехота, — сказал он. — Взводным под Сталинградом, ротным в Донбассе. Там на одной высотке меня тяжело ранило...
И тут в памяти вдруг возник осенний день сорок третьего, когда, перебравшись через поросшую ивняком реку Миус, мы поднялись на холмы, покрытые седой мятой. В только что завершившихся боях за эти высоты, как нам сказали, отличилась рота старшего лейтенанта Аксенова.
— Помнится, — говорю товарищам, — мы тогда писали о ней, называли имя ее командира — Аксенова, хотя повидаться с ним и не пришлось: его перед нашим прибытием отправили в госпиталь.
— Да нет, — засмущался наш собеседник, — никто обо мне не писал. Да и о чем? Такое ведь случалось часто...
А память вновь подсказала — в книге моих записок «1418 дней фронтового корреспондента» тоже приводится этот эпизод. Словом, через день на завершающую беседу ветеранов я пришел с этой книгой — товарищи из редакции прислали ее в Минск вместе с матрицами газеты. И когда беседа закончилась, из нее были зачитаны абзацы о боях за ту высоту.
Надо было видеть, как волновался А. Н. Аксенов! Еще бы! Через тридцать лет во всех деталях вернуться в тот бой, который омыт твоей кровью!
И вот — завершающая рубрику «Рубежи боевой славы» встреча: с участниками стодневного сражения между Неманом и Вислой, с героями штурма города-крепости Кенигсберг. Один из нас, газетчиков, Борис Котельников — бывший воин 3-го Белорусского фронта, громившего врага в этих местах. Ему тут памятно многое. И то, что к югу от нынешнего города Багратионовска располагалась редакция их армейской газеты, что вот эти форты блокировали полки гвардейской дивизии, в которой он когда-то служил. [245]
У него, кстати, сохранилась любопытная фотография, сделанная в только что капитулировавшем городе-крепости. Возле полуразрушенного здания с характерной куполообразной башенкой — журналисты армейской газеты. Слева, в пилотке, с планшеткой на боку — он, капитан Котельников.
Выкроив свободный час, едем по вновь отстроенному городу, ищем то место, тот дом. И, представьте, находим! Теперь в нем размещается цех, вырабатывающий рыболовные снасти для калининградских моряков. А мы, сличив снимок с местностью, удостоверяем: он сделан действительно возле этого здания, за месяц до Победы...
На книжных полках военного отдела «Правды» немало мемуаров с дарственными надписями авторов — военачальников, создателей военной техники и оружия, рядовых участников сражений, партизан. Среди них — три тома воспоминаний одного из легендарных полководцев нашей Родины — Семена Михайловича Буденного, народного героя. Правдисты не раз приглашали автора этих увлекательных записок — «Пройденный путь» — в редакцию. Семен Михайлович, как член Президиума Верховного Совета СССР, вручал нам юбилейные медали, выступал перед журналистами с рассказами о пережитом в годы гражданской и Великой Отечественной войн. Мы с Сергеем Борзенко, работая над книгой о С. М. Буденном, не раз бывали у него дома, встречались в других местах. Израненный вражьими шашками и пулями, но по-прежнему крепкий телом, сильный духом, он прожил долгую и интересную жизнь. В канун его девяностолетия мне и фотокорреспонденту Анатолию Григорьеву снова довелось побывать в гостях у легендарного маршала.
...Теплым апрельским утром 1973 года мы приехали в подмосковный дачный поселок, в небольшой светлый домик, стоящий среди разлапистых елей и молодых березок. Тут, поближе к природе, к свежему воздуху, полный творческих устремлений, и жил человек неповторимой судьбы, которого в народе с ласковой почтительностью называли «наш Буденный».
Дружеский, сердечный разговор с ним протекал в небольшом кабинете. Все здесь располагало к раздумьям и труду. На письменном столе ничего лишнего: подставка [246] для авторучек, часы, календарь с деловыми пометками, крупнографитный карандаш — подарок донбасских горняков — да уральский самоцвет с миниатюрным изображением В. И. Ленина. Во всю стену — книжный шкаф. В разноцветье обложек — книги по истории партии, военная литература, произведения советских и зарубежных писателей, мемуары бывалых людей. На отдельной полке — экземпляры автобиографических записок Семена Михайловича «Пройденный путь». Только что здесь появился сигнальный экземпляр третьего тома мемуаров. К дню рождения его преподнес автору коллектив Военного издательства.
В углу, на рояле, — большой фотоснимок. Объектив запечатлел Семена Михайловича в дружеском объятии с К. Е. Ворошиловым. Бывший луганский слесарь и бывший станичный батрак плечом к плечу стояли у колыбели рабоче-крестьянской армии. Сколько раз в лихолетье гражданской войны, стремя к стремени, они — командир и комиссар — увлекали в атаки конармейские лавы, добывали победы под Царицыном и Воронежем, на Дону и Кубани, на Украине, в Таврии и Крыму. Там, на фронте, К. Е. Ворошилов, вместе с И. В. Сталиным и Е. А. Щаденко, дал рекомендацию командарму 1-й Конной С. М. Буденному для вступления в ряды партии большевиков.
На фотографии боевые друзья — в маршальских мундирах. Звание Маршалов Советского Союза им было присвоено в один и тот же день.
В непринужденной беседе выяснилось, что у Семена Михайловича — бывшего рядового 5-й пограничной сотни, а затем 46-го Донского казачьего полка, — семь десятков лет назад надевшего солдатскую гимнастерку, сохранилась привычка строго, по-армейски, соблюдать распорядок дня. Он начинался ранним утром посильной по возрасту, но довольно энергичной физзарядкой. Затем туалет с ежедневным бритьем, завтрак. Подышав свежим воздухом, маршал со своими помощниками брался за работу: его ждали сотни писем, доставляемых из разных уголков нашей страны и из зарубежных государств; документы, приходившие к нему как к кандидату в члены Центрального Комитета партии, депутату и члену Президиума Верховного Совета СССР, члену президиума ЦК ДОСААФ; гранки и рукописи военных мемуаров. А после обеда — [247] небольшой отдых; прогулка; в вечерние часы — чтение, телевизор.
По праздникам на дачу наезжали дети: Сергей — авиатор; Нина — журналистка, младший Михаил — инженер. И тогда на даче становилось особенно оживленно, а Семен Михайлович радостно улыбался в свои по-прежнему пышные усы.
За несколько недель до нашего приезда в жизни маршала произошло волнующее событие — Семену Михайловичу, ставшему коммунистом на фронте более полувека назад, теперь был вручен партийный билет нового образца №01780011. Бережно раскрыв его крепкими, привыкшими к оружию руками, Семен Михайлович долго смотрел на столь близкий сердцу портрет В. И. Ленина. Вспоминал.
...Впервые он услышал об Ильиче в пору первой русской революции, неся службу на Дальнем Востоке. В огневом семнадцатом, став солдатским вожаком Кавказской кавалерийской дивизии, квартировавшей в Белоруссии, узнал от М. В. Фрунзе, от местных большевиков много нового о В. И. Ленине, всей душой проникся идеями социалистической революции. А после Великого Октября, не раздумывая, стал на защиту завоеваний трудового народа. Красному командиру довелось потом не раз видеться с Ильичем, докладывать ему по прямому проводу о боевых успехах, писать письма с фронта.
Хорошо известно, как высоко ценил В. И. Ленин боевые и революционные качества командира конников. «Наш Буденный сейчас, — сказал однажды Владимир Ильич, — наверное, должен считаться самым блестящим кавалерийским начальником в мире... Он обладает замечательным стратегическим инстинктом. Он отважен до сумасбродства, до безумной дерзости. Он разделяет со своими кавалеристами все самые жестокие лишения и самые тяжелые опасности».
Напротив письменного стола, за которым обычно трудился Семен Михайлович, крупная, писанная маслом картина: на пастбище конного завода табуны тонконогих строевых лошадей. Знакомое полотно, мы уже видели его в московской квартире Буденного. Полное солнца и света, оно как бы передавало пряные запахи родных маршалу сельских степей, радовало глаз заядлого конника стройными [248] силуэтами замечательных скакунов терской породы. А рядом искусно изваянная гордая голова «Цилиндра» — одного из любимцев Семена Михайловича.
С этой скульптурой, как бы олицетворяющей роль кавалерии — ударной силы в гражданской войне, соседствовали макеты современного оружия: стрелокрылые самолеты, крутобашенные танки, дельфинотелые подлодки, чаши радиолокаторов, точеных форм ракеты. Уловив мой взгляд, маршал с искоркой в глазах заметил:
— Раньше побеждали клинки да тачанки. А теперь у нас — ракеты и танки!
Из школы возвратились внучата: в пионерском галстуке семиклассник Алеша и ученица третьего класса Маша. Младшенький — Семен — еще дошкольник.
Детвора есть детвора: не прошло и пяти минут, как они уже притащили проигрыватель и пластинку, подаренную композитором, бывшим конармейцем, Дмитрием Покрассом. На пластинке — песни, написанные полвека назад, об отважных буденновцах.
— Сколько врагов порубал, а с возрастом совладать трудновато, — слушая песню, шутливо сокрушался Семен Михайлович.
Быстро пролетело несколько удивительных, приятных часов. Пора было прощаться. Сфотографировались на память. На вопрос: «Что передать читателям «Правды»?», Семен Михайлович пожелал:
— Тем, кто трудится в городах и на селе, успехов в социалистическом соревновании, вдохновенного выполнения задач, поставленных нашей партией... Воинам армии и флота — честной службы народу... Комсомольцам, всей нашей молодежи — свято хранить традиции отцов и дедов, быть верными патриотами Отчизны...
...Уже уходя, я заметил на вешалке походную плащ-палатку, а рядом с парадной маршальской фуражкой — полевую, цвета хаки.
— Чья?
— Семена Михайловича...
И тут припомнилось: когда в Кремле товарищ Л. И. Брежнев, горячо поздравляя маршала, вручал ему высокую награду Родины, Семен Михайлович взволнованно сказал:
— Пока бьется сердце, оно принадлежит партии, народу, армии! [249]
Как и у каждого советского воина, у него все было наготове. Казалось, прозвучи призывный сигнал горниста — и легендарный маршал, трижды Герой Советского Союза, тотчас с полной боевой выкладкой встанет в строй защитников Родины.
Он и теперь незримо всегда среди них. На правом фланге... Смерть не в силах стереть из памяти таких людей...
II
Любая журналистская командировка в войска или на флот по-своему интересна. Но с особым чувством я все-таки ездил в артиллерийские части. Здесь, несомненно, сказывалось то обстоятельство, что начинал-то свою армейскую службу именно в этом роде войск. А кому не приятно, а тем более в зрелом возраст», съездить, образно выражаясь, на встречу с юностью? Побываешь среди артиллеристов, на занятиях в орудийном парке или во время стрельб на полигоне, и как будто сам становишься таким же молодым, сильным и ловким, как твои новые знакомые — солдаты и офицеры могучей артиллерии наших дней.
Именно такое чувство возникло у меня, когда однажды оказался на том самом полигоне, где когда-то батарейцем-разведчиком не раз скакал на коне по песчаным холмам с треногой буссоли за спиной.
Как и тогда, вдали глухо погромыхивали орудия. Неподалеку натужно ревели моторами мощные тягачи артиллерийской колонны.
Густо усыпанная хвоей дорожка, обежав лесное озеро, привела нас к рядам палаток. Под лагерными «грибками» стояли дневальные. Мы — в подразделении молодых курсантов, вчерашних рабочих, колхозников, школьников, только-только надевших солдатские гимнастерки. [250]
И начальник училища Герой Советского Союза Яков Сергеевич Семченко, и многие преподаватели, командиры подразделений довольны: пришло доброе пополнение. Познакомиться с юношами, посвящающими жизнь воинской службе, было интересно. В беседе с ними мне невольно припомнились те далекие дни, когда в таком же юношеском возрасте тоже довелось впервые познавать военное дело.
У каждого паренька, сразу повзрослевшего, как только он надел курсантскую форму, — своя хотя и короткая, но примечательная жизнь. Я записал несколько имен — кто знает, не блеснет ли кто-нибудь из них в свое время ратными подвигами, достойными подвигов своих отцов, героев Великой Отечественной войны?
...Валерий Воронцов, как оказалось, еще и раньше много узнал об артиллерии — его отец, Андрей Александрович, был командиром батареи противотанковых орудий, а мать, Ольга Федоровна, батарейная санитарка, дошла до Берлина. Сам Валерий впервые услышал орудийную стрельбу в тот день, когда под артиллерийский салют в предместьях Орши открывался памятник ракетчикам легендарной батареи капитана И. А. Флерова. В средней школе, которую окончил юноша, он вместе с другими красными следопытами собирал экспонаты для уголка славы, посвященного батарее «катюш». И даже тему вступительного экзаменационного сочинения избрал близкую сердцу — «Почему решил стать артиллеристом?».
...Юрий Полозюк пришел сюда на смену своему брату Владимиру, с отличием окончившему это же училище. Анатолий Цветков, сын гатчинского рабочего, с детства мечтал стать офицером-артиллеристом.
Семнадцатилетний Юрий Чумаков — тоже из рабочей семьи. С гордостью рассказывал он об отце и матери — передовых производственниках, о знаменитом доме, гдо жил в Ленинграде — на Карповке, 32/1, где находится ленинская квартира-музей. Здесь в октябре 1917 года под руководством В. И. Ленина проходило заседание Центрального Комитета партии, решавшее вопрос о вооруженном восстании. И вот теперь Октябрьская линия продолжается в жизни ленинградского юноши — он стал курсантом училища имени Красного Октября.
И еще одно имя записано в моем корреспондентском блокноте — Петр Ельфин, младший сержант. Он пришел [251] в училище из артиллерийского полка и вот теперь вместе с другими командирами отделений, понюхавших, как говорится, пороху ещё на солдатской службе, обучает молодежь премудростям армейского быта, как носить пилотку, быстро заправлять койку, нести дежурство.
Здравствуй, полигон! Здравствуй, старый дружище! Сколько же лет с рассветов, напоенных хвойными запахами ельника, до глубокой ночи здесь громыхают орудия: выстрел — разрыв, выстрел — разрыв... Песчаные бугры, перелески, болотца, открытые ветрам поляны с пожухлой травой изрыты воронками. И неизвестно, чего тут больше, сыпучей земли или осколков от снарядов и мин.
— Как на Мамаевом кургане в дни Сталинградской битвы, — заметил один из «старожилов» полигона.
Проезжая по извилистым дорогам, взбираясь на пригорки или преодолевая неглубокие овражки, то и дело узнаю знакомые места: на той полянке когда-то располагались огневые позиции нашей третьей батареи, а на холме, поросшем ельником, был оборудован наблюдательный пункт. Многое приходило на память. В том числе и то, как позднее приходилось, летая на самолете-корректировщике, именно на этом полигоне управлять с воздуха огнем нескольких батарей...
Мы на том участке полигона, где огневую задачу решает подразделение противотанковых управляемых реактивных снарядов. С наблюдательной вышки, где расположился маршал артиллерии К. П. Казаков, хорошо видно, как подразделение выдвигается на рубеж. Командир с разведчиками стремительной перебежкой устремляется на высотку. Отсюда, из неглубокого окопчика, ему будет удобнее наблюдать всю картину боевых действий.
Доносятся негромкие команды. В ответ — радиодоклады о занятии огневых позиций. Теперь замаскированные машины с противотанковыми управляемыми реактивными снарядами даже в бинокль трудно обнаружить.
На поле «боя» напряженная тишина. Вот-вот появятся цели. Где? Возле поросшего осокой озерца? Или около темного перелеска? Артиллеристы внимательно осматривают каждую складку местности. И вдруг километрах в двух от нас возникает дымок — имитируется выстрел танковой пушки. В туманной сетке дождя глаз улавливает движение в кустарнике — выдвигаются танки «противника». [252]
— Огонь!
Сверху нам видно, как, срываясь с направляющих, реактивные снаряды настильными траекториями устремляются к целям. Проходят считанные секунды, и теперь даже невооруженным глазом отчетливо видно, как огненные стрелы упираются в мишени.
— Расчет стрелял отлично! — довольно констатирует маршал.
Наглядного, убедительного результата добились артиллеристы! Но сколько в это вложено труда! Специалисты подсказали: оператору нужно провести великое множество тренировок, чтобы приобрести должную точность глаза, твердость руки и крепкую выдержку для уверенного поражения движущихся целей.
Командир противотанкового подразделения покидает наблюдательный пункт. Получена новая задача — надо выдвигаться на следующий огневой рубеж. И я со своим спутником Героем Советского Союза Я. С. Семченко тоже перебираюсь на другой огневой участок.
Вот и песчаная высотка — новый наблюдательный пункт. Солдаты и офицеры — в пятнистых маскировочных костюмах. В окопе устанавливаются буссоли, дальномеры, раскрываются планшеты, в руках у воинов — измерительные линейки и угломеры. Высокий, сухощавый командир гаубичного дивизиона, прильнув к стереотрубе, вглядывается в поле «боя».
Вот в секторе наблюдения, возле рыжеватого кустарника, мелькают вспышки — это ведут огонь пушки «противника». Почти мгновенно следует доклад дальномерщика: дистанция такая-то... Командир решает подавить ее огнем гаубиц.
Над головами, шелестя, проносится первый снаряд. За едва различимыми в бинокль макетами замаскированных орудий «противника» встает сероватый султан разрыва.
— Плюс, — негромко замечает командир дивизиона.
Снова шелестит снаряд. И опять возле рыжеватых кустов возникает дым, теперь закрывающий цель.
— Минус... Вилка!
Это. значит, что выпущенные при одном и том же прицеле снаряды ложатся впереди и позади мишеней. Иными словами, цели накрыты эллипсом рассеивания — площадью, на которой по закону вероятности расположатся все, при данной установке прицела, снаряды. [253]
Получив вилку, командир переходит на поражение: весь фронт целей — под беглым огнем. Над мишенями густо клубится дым разрывов.
А когда на полигон спустилась ночь, далеко на горизонте вновь сверкнули вспышки выстрелов. Дивизион выполнял завершающую задачу учебных суток...
Ракетчики и мотострелки, танкисты и моряки, пограничники и саперы, воины всех родов и видов войск — герои повседневных репортажей, публикуемых нашей газетой под рубрикой «Служим Советскому Союзу!». И если журналистские командировки к артиллеристам вызывают чувство сопричастности к пережитому на заре армейской службы, то любое пребывание среди авиаторов, а тем более подъемы в воздух возрождают в душе счастливое ощущение необыкновенной свежести неба, которое десятки лет назад охватило меня при первом в жизни полёте на фанерном Р-1. И хотя с той поры налетаны тысячи часов на боевых машинах и пассажирских лайнерах, оно остается таким же, как прежде.
...Мы, правдисты, стоим на краю летного поля. Густые травы, окаймляющие полосу взлетной бетонки, искрятся капельками росы. А над нами — небо, синее, чистое.
Возле аэродромных построек, где поблескивают металлом крутокрылые истребители, вскипают звуки запускаемых турбин. Ветер доносит запахи авиационного топлива и смазочных масел. А чуть позже стремительные машины одна за другой уходят в небесную даль, расчерчивая ее кометными следами стратосферной инверсии. Эскадрилья пошла в зоны, на маршруты, на учебные бои.
Всматриваешься в прозрачную синеву, и в памяти невольно возникает грозовое, изрезанное трассами огня небо, в котором десятки лет назад, подвывая моторами, шастали «юнкерсы» и «хейнкели», рыскали хищные «мессеры». А навстречу им с отвагой, заставлявшей сжиматься сердце, устремлялись наши, похожие на сжатый кулак «ястребки»...
В дружной семье авиаторов, несущих службу на этом аэродроме, участников минувших боев можно перечесть по пальцам. Но память о подвигах героев войны, их славные традиции оберегаются здесь свято. Иные прославленные однополчане, и в том числе трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб, часто присылают сюда [254] письма, а то нет-нет да и заглянут на аэродром справиться: хорошо ли летают их сменщики-гвардейцы?
А летают они отлично! Вот подобно ракетам, крыло к крылу, проносится над нами пара истребителей. Мгновение — и, почти вертикально идя вверх, они скрываются в бездонной голубизне. Оттуда приходит раскат грома — преодолен звуковой барьер.
Многое на аэродроме напоминало то, что приходилось уже видеть на Байконуре. Словно космонавты, несколько неуклюжие в своих высотных доспехах и гермошлемах, летчики взбирались по стремянкам в кабины самолетов; так же громоподобен, как и у ракет, взлет истребителей, легко вздымающихся в стратосферу, где небо, как говорят летчики, окрашено не в синие, а лиловые тона. Именно таким почти в каждом полете видят его молодые летчики-инженеры Анатолий Васильев, Валерий Степанчонок и Валерий Бравов. Мы беседовали с каждым из них, видели их и на самолетной стоянке, и в воздухе. Можно было только удивляться, как уверенно ориентировались они в кабинах своих истребителей, где на приборных досках и по бортам расположены десятки «точек внимания» — пилотажных и навигационных приборов, тумблеров, кнопок и сигнальных лампочек. Такими красавицами машинами, представляющими современную авиатехнику — реактивную, ракетоносную, сверхзвуковую и всепогодную, — способны управлять только высокообразованные люди.
И в самом деле, беседуя с ними, можно было убедиться, сколь широк кругозор, объемны интересы наших современников, посвятивших свою жизнь небу.
Три однополчанина, три судьбы, три мечты. Когда эти пилоты-истребители еще только родились, их отцы уже сражались за Родину: сержант А. В. Васильев — в орудийном расчете; партийный работник В. П. Бравов — в рядах народного ополчения; а летчик-испытатель В. А. Степанчонок — в воздухе. Теперь сыновья пришли охранять то, что отстояли их отцы. С нескрываемой гордостью рассказывали они о том, как успешно сдали экзамены, были зачислены в авиационное училище. Там, обретая крылья, стали коммунистами.
— А планы на будущее?
Перспектив много. Ближайшие — научиться летать с еще большей зазвуковой скоростью, уметь пилотировать машину в любых условиях погоды. Затем к инженерному [255] добавить второе высшее военное образование. Валерий Бравов собирается поступать в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина; Анатолий Васильев — на командный факультет Военно-воздушной академии; Валерий Степанчонок, как и его отец, мечтает о летно-испытательной службе.
Я смотрю на него, любуясь лицом, фигурой, манерами: сын очень похож на отца — тот же орлиный профиль и голубовато-серые глаза, такие же уверенные, точные движения. Ведь старший Степанчонок мне тоже знаком...
...Как ни интересны и поучительны систематические журналистские наезды в воинские гарнизоны, на стрельбища, танкодромы или пограничные заставы, но все же во весь свой богатырский рост любой род войск, его люди предстают на полевых учениях и маневрах. На них мы, правдисты, выезжаем небольшими корреспондентскими бригадами: двое или трое пишущих, один или двое фотографирующих, словом, полное взаимодействие.
Каждая такая поездка, где герои наших корреспонденции и фотоснимков оказываются в условиях, близких к обстановке современного боя, вдвойне интересна. Ведь все происходящее здесь воспринимается исключительно остро, словно на войне. И, как на войне, всесторонне раскрываются и люди.
В этой связи, думается, будет уместно привести несколько страничек из своего дневника, в которых запечатлены некоторые эпизоды с одного из крупных общевойсковых учений...
Пятница
Теплая, сухая осень. День и ночь на грейдерных дорогах и кочковатых проселках гудит стальное половодье — идут машины на колесном и гусеничном ходу, танки, пушки, понтонные парки, радиостанции, ракетные установки. Трудно успевать за войсками на нашей редакционной машине. Да это и понятно. В армии-то уже нет стрелков-пехотинцев минувшего времени. Солдаты современной пехоты, вооруженные автоматами, пулеметами и гранатометами, приближаются к месту «боя» на машинах или по воздуху на самолетах.
В район учений движемся то с одной, то с другой колонной. То и дело доводится видеть, сколь восторженно [256] встречает население местных городков и сел воинов, одетых в полевую форму. На привалах и дневках пожилые люди с орденскими планками на пиджаках, словно родных сыновей, обнимают молодых солдат. А те смущенно поблескивают глазами из-под касок.
В старших офицерах и генералах, перетянутых ремнями походного снаряжения, многие подчас узнают своих командиров еще времен Великой Отечественной войны. Дважды в ту суровую пору над здешними холмами, оврагами и лесами гремели сражения: все тяжкое время фашистской оккупации не затухал тут огонь партизанской борьбы. Щедро полита многострадальная земля кровью мужественных сынов и дочерей нашего народа; братские могилы и памятники напоминают о вечной славе павших.
На любовно ухоженные могильные холмики и к скромным обелискам солдаты кладут цветы. Громко звучат проникновенные слова о нерушимом единстве народа и армии, о священном долге советских людей мужественно защищать Отечество.
Достигая заданных районов, части словно бы растворяются в лесах и перелесках. Въезжаем в один из таких районов сосредоточения. Вокруг покачиваются высокие сосны. Тишина. Ничто не выдает присутствия большой массы людей и техники. Только в кустарнике, обступившем полевую дорожку, поблескивают сигнальные огни на груди солдата-регулировщика.
Проверка документов, еще несколько зигзагов по лесу — и глаза уже различают башни и длинные стволы орудий замаскированных танков. Это — батальон офицера Ивана Вертелко. Весь вечер проводим среди танкистов. Знакомимся с полученной ими задачей, ужинаем по-походному — из котелков. При свете луны беседуем с солдатами возле пахнущих дизельным топливом и смазкой боевых машин. Разговор идет о том, что было вчера и сегодня, и о том, что предстоит сделать завтра, в ближайшие дни.
Луна освещает молодые, безусые лица. Они разные. Но на всех можно прочесть одно стремление: любой ценой достичь успеха, показать на что способен советский воин — наследник славы отцов и дедов.
А нам все в этом лесу напоминает фронтовые годы. И лязг металла, и запахи боевых машин, и приглушенные голоса, и та особая настороженность, которой пронизывались [257] боевые будни, когда никто не ведал, что будет через день, что случится через час...
Вместе с командиром еще раз обходим расположение батальона. Солдаты отдыхают в палатках, и только часовые остаются у машин, да на опушке леса маячат дозорные.
Суббота
Пользуясь паузой, образовавшейся до начала «боевых» действий, идем к притоку полноводной реки. Там идут занятия подразделений инженерных войск. Задача: переправить на противоположный берег железнодорожные эшелоны, автоколонны, танки. Наводку переправы поручено выполнить воинам-железнодорожникам.
На широком фронте к песчаному урезу, поросшему лозой, выходят саморазгружающиеся понтоновозы. Проходит несколько минут — и понтоны уже качаются на подернутой рябью воде. Так же быстро и слаженно собираются паромы — крупные звенья наплавного железнодорожного моста.
Первыми работу заканчивают солдаты, действующие на левом фланге. Слышно, как по радио поступают доклады о готовности и из других подразделений. Комендант переправы доволен: чуть ли не вдвое перекрыты нормы, установленные для этой работы.
Теперь наступает едва ли не самый ответственный момент — стыковка паромов. Неподалеку от нас стоит рослый солдат с блестящими глазами на загорелом лице. Он выпускает в подернутое облаками небо красную ракету. И сразу из укрытых излучин реки моторные «толкачи» повели паромы к месту сборки. Все происходит без команд — каждый солдат, сержант и офицер хорошо знает, что надо делать в этой трудоемкой операции.
С крутого берега хорошо видно, как ловко работают воины. Нам называют тех, кто отличился; записываем в блокноты имена воинов, задающих тон в сложной, требующей особой сноровки работе. Когда она завершится, постараемся побеседовать с каждым, расскажем о них в своей очередной корреспонденции.
Паромы, вытягиваясь в стальную ленту, накрепко соединяют оба берега. Стоящие рядом офицеры поглядывают на часы: вот-вот должен подойти эшелон с боеприпасами, а затем — автоколонна и танки. Отдаленный гул [258] их движения уже доносится из-за соснового лесочка. И словно бы в ответ на свисток паровоза над понтонным мостом расцветают брызги зеленой ракеты — переправа готова.
Из-за поворота на только что проложенном солдатами железнодорожном полотне показывается длинный состав товарных вагонов и платформ. Слегка замедлив ход, эшелон входит на наплавной мост. Усатый машинист, высунувшись из окошка локомотива, приветственно машет понтонерам. И как, наверное, удивился он, когда на середине моста состав стала обгонять колонна автомашин, а за ними — танки. Да, этот мост может одновременно пропускать и железнодорожные эшелоны, и боевую технику, и людей. Такого в годы минувшей войны не было.
«Нет преград для советских войск! Реки, болота, лесные массивы — все способна преодолеть наша современная военная техника!» — такими словами мы с Сергеем Борзенко закончили свою корреспонденцию с этого учения на реке.
Воскресенье
Знакомая по войне обстановка крупного войскового штаба. Машины с радиостанциями, замаскированные телеграфные и телефонные провода. Везде — часовые, придирчиво проверяющие служебные пропуска у запыленных командиров и политработников, прибывших из частей на газиках и вертолетах.
Находим генерала, чье имя хорошо известно еще по сражениям на полях Подмосковья и на Курской дуге, по операциям при форсировании Днепра, Вислы и Одера. Его рабочий стол почти полностью закрыт картой, с нанесенной на ней оперативной обстановкой.
Одного взгляда достаточно, чтобы представить размах учений. Генерал говорит об особенностях задач, которые должны решить командиры, политработники, воины всех родов войск. При этом его усталые глаза загораются, становятся молодыми, и под их прищуренным взором карта как бы превращается в местность, вздыбившуюся высотами, ощетинившуюся лесами, прорезанную оврагами. На квадратах за флажками видятся командные пункты; ромбики — расположение танковых частей; парашютики — местонахождение воздушно-десантных подразделений. [259]
Каждый условный знак — мотопехота, артиллерия, авиация, ракетные подразделения, тылы...
Как ни был увлечен генерал рассказом о ближайшей операции, он нет-нет да и бросал взгляд на часы: штаб уже на колесах. Прощаясь, посоветовал направиться в одну из мотострелковых дивизий, которая скоро окажется на главном направлении «боевых» действий.
Несколько часов езды по проселочным дорогам — и по вертолетам, приземлившимся у опушки леса, мы угадываем штаб этой дивизии. На первый взгляд здесь совсем мирная картина. Рядом с винтокрылыми аппаратами даже пасутся колхозные кони. Но стоит углубиться в лес, как сразу же окажешься совсем в другой обстановке. Среди деревьев — вместительные штабные автобусы, радиостанции, вездеходы, бронетранспортеры.
Находим начальника штаба дивизии. Его коренастая фигура перетянута ремнями походного снаряжения, в планшете — крупномасштабная карта. Предельно точным языком начштадив излагает свои соображения о полученной задаче, о решении командира дивизии. Нашу беседу то и дело прерывают телефонные звонки или доклады офицеров штаба, прибывающих из поездок в части. По всему видно, что дивизия, вот-вот оставив тронутые осенью леса, устремится к исходному рубежу. И нам, журналистам, разумеется, еще до того как тысячи людей и лавина машин, орудий, танков придут в движение, надо бы заскочить хотя бы в некоторые подразделения, побеседовать с людьми.
Направляемся к ракетчикам. Хотя они расположены довольно близко, найти их трудно — настолько искусно замаскирована техника. Добираемся к ним как раз в то время, когда неподалеку от обвалованных землей и накрытых масксетями ракетных систем открывается партийное собрание.
Первым вопросом в повестке дня собрания — прием кандидатом в члены партии одного из солдат-наводчиков, светловолосого парня, родом из Прибалтики. О нем как об отличном воине тепло отзываются офицеры, душевно говорят солдаты и сержанты — товарищи по службе.
Примерно вот так же на фронте — в окопах, на аэродромах и огневых позициях — перед каждым боем тысячи и тысячи людей вступали в ряды партии...
Взволнованно поднимается тот, кого принимают кандидатом [260] в члены КПСС. Сняв каску и твердо глядя в глаза товарищам, он говорит:
— Верный воинской присяге, я готов выполнить любое задание Родины...
Что-то очень трогательное и волнующее в этих чистых словах, идущих из самой глубины сердца. Возле боевой техники во всей красоте раскрылся человек со всеми его помыслами. Глядя на сосредоточенные лица воинов, я понял, что то же самое, наверное, думают и они — юноши в солдатских гимнастерках. Для них близко и понятно стремление однополчанина в такие вот трудные дни полевых учений приобщиться к партии. На всю жизнь!
Когда завечерело, дивизия получила приказ о выходе на исходный рубеж. Солдаты спешно сворачивали палатки, гулко урчали машины. В подразделениях повторялось: «Озимых не мять, деревьев не ломать». В селах погасили огни. Но лесные и полевые дороги продолжали жить — всю ночь катились по ним стальные волны дивизии.
А справа и слева параллельными путями двигались другие части. Только к рассвету войска достигли заданных районов. Солдаты, достав шанцевый инструмент, быстро окопались, укрыли технику. Впереди — «противник»...
Понедельник
В военном лексиконе есть короткое определение: «Ч» — время атаки. Еще задолго до «Ч» в той наступательной операции, о которой рассказывал нам знакомый генерал, журналисты многих газет приехали на командный пункт руководства учениями.
Слоистый туман постепенно рассеивался, и с прилегающей к полю «боя» высоты, поросшей кустарником, довольно отчетливо была видна лежащая впереди местность с ее оврагами, перелесками, населенными пунктами. А в бинокль можно различить и фортификационные сооружения «противника», глубоко закопавшегося в землю.
К командной вышке подходят Министр обороны СССР, начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, другие военачальники. Вместе с ними — генералы и офицеры братских армий социалистических стран. [261]
...Короткий артиллерийский налет возвещает о начале «боя». Над обороной «противника» встают облака дыма: по ней «бьют» пушки, гаубицы, минометы, а с воздуха «штурмуют» самолеты. Из ближайшего лесочка, словно сорванные порывом ветра листья, взмывают стаи потревоженных птиц.
Картина артиллерийской подготовки потрясающа. Каждый, видя ее, не может не подумать: «А что станется с любой обороной, когда на нее обрушится подобная лавина огня?»
Затем на какое-то мгновение наступает тишина. И вот уже над полем «боя» слышится россыпь пулеметных и автоматных очередей, нарастающий гул моторов бронетранспортеров и танков. Многоголосое «ура!» перекрывает звуки стрельбы — мотопехота врывается в траншеи «противника»...
На учениях решаются и реальные огневые задачи. Через несколько часов мы оказываемся на одном из полигонов. Здесь по всем правилам военно-инженерного дела оборудована глубоко эшелонированная оборона. Наступающим предстоит прорвать ее, используя всю силу огня, которым они располагают.
Тишина полигона напоминает предгрозье в знойный летний день. Все замерло там, на песчаных холмах, поросших редким кустарником. Воздух неподвижен. И вдруг эту тишину разорвал грохот взрывов — по артиллерийским позициям «противника» ракетами класса «воздух — земля» наносит удар авиация. Видно, как из-под стреловидных крыльев самолетов, подобно молниям, срываются огненные стрелы и устремляются к целям.
Потом заговорили пушки и гаубицы. И еще удар — теперь уже бомбовый — с неба. Через узкую амбразуру железобетонного блиндажа к нам проникают отблески яркого зарева, вырывая из полумрака напряженные лица командиров-артиллеристов.
На мишенном поле все — в клокочущей лаве дыма и огня. Массивные стены блиндажа мелко подрагивают.
Многие из нас, находящихся здесь, хорошо помнят, каким адским грохотом орудий началось контрнаступление советских войск под Сталинградом, ознаменовавшее собой коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны. Одни из этих вот офицеров-артиллеристов были еще и участниками разгрома танковых полчищ врага на [262] Курской дуге; другие огнем орудий большой мощности раскалывали форты Кенигсбергской крепости; третьи огневыми валами прокладывали дорогу пехоте и танкам сквозь оборонительные обводы Берлина, били прямой наводкой по рейхстагу.
— Этот бы огонь да тогда, — негромко, словно примеряя вчерашнее к сегодняшнему, произнес офицер с рядами орденских колодок на груди.
— Когда перед войной начинал службу, вес артиллерийско-минометного залпа нашей дивизии составлял чуть больше полутора тысяч килограммов. А теперь он перевалил далеко за полсотни тонн, — подхватил его мысль генерал с двумя академическими ромбиками на кителе.
А там, за бетонными стенами блиндажа, в это время продолжали стремительно развиваться новые события. Ведя пулеметный и автоматный огонь, на «противника» устремились бронетранспортеры...
На позициях дальнобойных пушек и гаубиц так же жарко, как и на вспаханном снарядами поле. Солдаты орудийных расчетов, скинув гимнастерки и нательные рубахи, трудятся, что называется, до седьмого пота. Загар мускулистых тел как бы соперничает с золотистым блеском гильз. Приятно было видеть командиров огневых взводов, которые то и дело командуют:
— Огонь! Огонь! Огонь!..
Но вот в могучий оркестр канонады вплетаются новые звуки — свист реактивных снарядов сорокаствольных «катюш». Хвостатые молнии прорезают клубящиеся облака черного дыма, и все, что накрыто ими на опаленной земле, захлебывается в море огня. Горе тому, кто попадет под такой смерч!
...К исходу дня на картах появляются новые данные об обстановке. «Противник» начал отход за реку. Перед наступающими встала новая, еще более сложная задача — форсировать водную преграду с ходу. Пропыленные, охваченные жаждой успеха, солдаты устремляются к серебристым водам реки, уже проглядывающей сквозь стволы сосен прибрежного бора...
Вторник
Пожалуй, ни одна армия в мире не имеет такого богатого опыта по стремительному форсированию водных преград, как советские войска. В годы Великой Отечественной [263] войны им приходилось преодолевать немало больших и малых рек. Одной из самых крупнейших операций в этом плане по праву считается битва за Днепр.
Хорошо помнится, с каким энтузиазмом рвались тогда, в сентябре 1943 года, наши солдаты на Правобережье, пылавшее огнем партизанской борьбы. Одни — вплавь, другие — на рыбачьих челнах, третьи — на самодельных плотах. Немало смельчаков под огнем врага перебралось на правый берег Днепра еще задолго до того, как понтонеры навели первые переправы...
Но совсем иная картина развертывается сейчас перед нашими глазами. Еще на марше, когда войска только двигались в районы сосредоточения, мы не могли не обратить внимания на обилие в колоннах различных переправочных средств — от гусеничных самоходных паромов до понтонов, — на большое количество плавающей броневой техники.
...Когда разведчики одной из мотострелковых дивизий вышли к реке, над водой еще клубился утренний туман, словно дымовой завесой скрывая их от «противника». Командир дивизии, находившийся в передовых подразделениях, быстро сопоставив данные воздушной и наземной разведок, избрал для переправы узкое место реки с небольшим песчаным островком на середине.
Начался огневой «бой». Первыми нанесли удары по «противнику» на той стороне реки бомбардировщики. И вот в воду ринулись первые эшелоны мотострелковых батальонов. Гладь реки буквально заполнили плывущие бронетранспортеры.
Водную преграду форсирует батальон офицера Василия Самоделова. В ходе учения нам уже довелось побывать в этом подразделении, познакомиться с его воинами и командирами.
По крупно выписанным на борту цифрам «525» узнаю машину, которой управляет механик-водитель Марат. Среди десантников на ней — смуглолицый стрелок Лаврентий Лукьянов. Оба эти воина уроженцы Гомеля; один — сын кузнеца, у другого мать работает медсестрой. В тот день, когда мы познакомились с ними, почта, отлично работающая и на учениях, доставила им письма. Лаврентию писала сестра: «Будь хорошим солдатом, чтобы мама гордилась тобой...» Примерно такое же пожелание и в письме Марату. [264]
В батальоне — сотни таких орлов, как эти двое с пятьсот двадцать пятой. Ведя огонь из пулеметов и автоматов, поддерживаемые артиллерией и авиацией, они, форсировав реку, сбили «противника» с прибрежной кромки и устремились вперед. А над ними прошли группы вертолетов. Нам видно, как на том берегу винтокрылые машины высаживают свой десант, который тут же вступает в «бой».
А тем временем саперы спешно наводят наплавные мосты. И вскоре по ним неудержимым потоком потекла через реку другая река — стальная: танки, орудия, ракетные установки.
Среда
С каждым днем учения приобретают все больший размах, и нам, журналистам, становится труднее. Главные события развертываются то в одном, то в другом месте обширного «театра военных действий». Работаем, что называется, на пределе, стремясь не отстать от наступающих подразделений.
Едва успев написать и передать по телеграфу корреспонденцию о том, как броневая волна наступающих перехлестнула многоводную реку, снова пускаемся вдогонку за войсками. Оказываемся свидетелями захватывающего встречного «боя».
С наблюдательного пункта руководителя учений, расположенного на пологой высотке, видна вся картина «боя». Первыми его начинают разведывательные подразделения. Из лесов, находящихся справа и слева от наблюдательной вышки, дозорные машины выходят на широкое поле, окаймленное рощами и населенными пунктами. В сознании невольно мелькает сравнение: словно бы поединок богатырей Пересвета и Челибея, предшествовавший битве на Куликовом поле. Только тогда, почти шестьсот лет назад, звенели мечи, а сейчас БРДМы еще издали открывают пулеметный огонь. То же самое происходит и в воздухе, где на встречных курсах проносятся разведывательные самолеты обеих сторон.
Вслед за столкновением разведок завязывается быстротечный «бой» авангардов. Его ведут устремившиеся навстречу друг другу части мотострелковой и танковой дивизий. [265]
На первый взгляд все вроде бы ясно: вот-вот танки протаранят и сомнут боевые порядки мотопехоты. Однако умелое маневрирование подразделений, искусное использование рельефа местности, выдвижение в боевые порядки противотанковых средств дают возможность авангарду мотострелковой дивизии не дрогнуть, сдержать натиск «противника» до подхода своих главных сил.
Но тут во фланг подошедшим мотострелковым частям из-за покрытых кустарником песчаных холмов наносят удар и главные силы танковой дивизий. Поначалу неторопливо, как бы беря разгон, все ближе сходятся железные лавины. Затем движение начинает убыстряться. Приземистые танки мчатся среди разрывов артиллерийских снарядов — опять работает пиротехника — на залегшую мотопехоту. Боевые порядки перемешиваются. Центр встречного «боя» перемещается то в одно, то в другое направление. Со стороны трудно разобраться в происходящем. Тем более что «потери» сторон зрительно определить нельзя — это дело посредников.
На какое-то время фланговый контрудар танков дает перевес: им удается частично расчленить боевые порядки мотострелков. Но своевременный ввод в «бой» новых сил приносит успех теперь уже другой стороне.
Учения вступают в новую фазу...
Четверг
Львиная доля трудностей, преодолеваемых воинами на учениях, выпадает на десантников. Стремительно продвигаясь вперед, наступающие одновременно выбрасывают в тыл «противнику» несколько воздушных десантов. В свои корреспонденции о них мы вкрапливаем некоторые факты из истории развития наших славных Вооруженных Сил. Так, например, напоминаем читателям, что еще в 1935 году на маневрах Киевского военного округа впервые в мировой практике нами была применена крупная высадка воздушного десанта. А в ходе битвы на заснеженных полях Подмосковья в районе Вязьмы десантировались части 4-го воздушно-десантного корпуса. Осенью 1943 года во время боев за Днепр на его правый берег высадились 3-я и 5-я воздушно-десантные бригады, захватили плацдармы... [266]
Однако все то, чему выпало быть свидетелем в предвоенные и военные годы, не шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось увидеть теперь. Нас, журналистов, естественно, интересуют действия обеих сторон. Вот почему мы решили побывать в глубоком тылу обороняющихся. Там — мирная тишина. И вдруг, словно снег на голову, с розоватого, предзакатного неба посыпались... парашютисты. Через несколько минут в мирном тылу обороняющейся стороны оказались сотни солдат наступающей группировки.
Почти рядом с нашей машиной, остановившейся на дороге, опускается лейтенант с красивым, почти девичьим лицом. Пока он сбрасывает лямки парашюта, мы записываем его имя — Александр Малюков. Невдалеке приземляются и его подчиненные. Через две минуты — мы следим по часам — десантники освобождают свою, также опустившуюся с парашютом передвижную радиостанцию: следует как можно быстрее связаться с соседями, обеспечить командиру управление первой волной десантировавшихся.
В небо то и дело взлетают разноцветные ракеты, звучат свистки — язык десантных приказов. На поле, покрытом золотистым жнивьем, словно в страдную пору, работают люди в защитного цвета комбинезонах. Но это не уборка урожая, а нелегкий солдатский труд.
Вот спустившиеся с неба подразделения, принимая боевой порядок, устремляются к селу, намеченному для захвата. В паузу скоротечного «боя» беседуем с сильными, возбужденными парнями. Они только что пролетели огромное расстояние, с полной выкладкой спустились с подоблачной высоты, быстро привели в боевую готовность технику и вот теперь захватили нужный им населенный пункт в глубоком тылу «противника».
А тем временем из-за горизонта накатываются все новые и новые волны воздушных кораблей. Из их объемистых фюзеляжей сыплются платформы с пушками, минометами, самоходными орудиями. Плавно снижаясь, качаются белые гроздья их грузовых парашютов. Захватывающая картина.
Любое из войсковых учений, на которых пришлось побывать правдистам, отличалось своими особенностями. Если, скажем, «Днепр», «Двина», «Юг» и некоторые другие проходили на территории Советского Союза, то иные, где участвовали и войска братских армий, развертывались на [267] территории стран социалистического содружества. И тогда, естественно, кроме работников военного отдела «Правды» в них включались и собкоры газеты, находящиеся в ГДР, Польше, Венгрии или Чехословакии.
Корреспондируя о том, как в ходе учений совершенствуется мастерство воинов, укрепляется союз сердец и оружия народов социалистических государств, правдистам приходилось преодолевать на самолетах, вертолетах, автомашинах или катерах немалые расстояния.
А однажды на какое-то время наши редакционные кабинеты превратились в своеобразный морской штаб. Стены покрылись разномасштабными картами обоих полушарий Земли, на столы легли увесистые тома Морского атласа, открытые так, чтобы в любую минуту можно было взглянуть на очертания акваторий Тихого и Атлантического океанов, Балтики и Средиземноморья. Из стенографического бюро непрерывно поступали сообщения, пришедшие от корреспондентов «Правды» с берегов Дальнего Востока и Черного моря, Балтики и Заполярья. А из Главного штаба Военно-Морского Флота в редакцию привозили радиограммы, переданные военкорами непосредственно с бортов кораблей. Шли крупнейшие морские маневры — «Океан», и газета ежедневно публиковала репортажи о том, как сноровисто и умело действуют военные моряки в условиях дальних походов, с каким знанием дела решают они возложенные на них задачи.
На сей раз работа была организована так, что основную роль в освещении всех событий учений играли местные журналисты на флотах и военкоры, находившиеся в дальних походах на бортах флагманов отрядов или эскадрилий боевых самолетов. Иные репортажи передавались в Москву с аэродромов ракетоносной авиации, из подразделений морской пехоты.
Маневры «Океан», как, впрочем, и многие другие войсковые или авиационные учения, наглядно показали, что добрая традиция журналистской взаимовыручки, столь ярко проявлявшаяся в годы Великой Отечественной войны, не только жива, но и приобретает новые черты. Ведь сколько раз в ту огневую пору военные корреспонденты дивизионных и армейских газет, фронтовой и центральной печати щедро делились друг с другом свежими новостями, местом в попутной машине или последней банкой консервов! Так и теперь, и в особенности на учениях и [268] маневрах, она, эта добрая традиция взаимопомощи, взаимовыручки, журналистского братства проступала всюду — в дружной работе специальных корреспондентов центральной прессы и окружных военных газет, в том, что многие командиры, политработники, солдаты и матросы вливались в состав славной военкоровской гвардии.
С одним из них — старшим лейтенантом Владимиром Шевченко нам довелось познакомиться в «прифронтовом» лесу во время общевойсковых учений. Ладно скроенный, смуглолицый офицер с гордостью показывал журналистам богатейшую технику, которой оснащено его подразделение, знакомил с солдатами — молодыми, жизнерадостными юношами. А потом в походной палатке мы увидели рукописный боевой листок. Среди других заметок в нем была и статья, подписанная старшим лейтенантом В. Шевченко.
— Ваша?
— Моя, — подтвердил офицер и тут же застенчиво признался, что часто пишет в дивизионную многотиражку, в окружную газету.
— А почему бы вам не написать в «Правду»?
Тут же договорились: когда закончатся учения, он пришлет нам очерк о лучшем воине подразделения. Вернувшись в Москву, мы вскоре действительно получили от него большой пакет — старший лейтенант сдержал обещание. Через несколько дней мы направили ему гранки его очерка о солдатском труде, о романтике воинской службы. И было радостно: ряды военкоров «Правды» пополнились еще одним автором — из войск...
Итак, перевернута заключительная страничка записок о том, как рождались строки корреспонденции с полигонов и аэродромов, с фронтов Великой Отечественной войны, из полков и с кораблей, из Звездного городка и с космодрома, с ближних и дальних меридианов, с рубежей боевой славы и повседневной ратной страды воинов армии, флота. Эта работа была предпринята с единственной целью — оказать посильную помощь тем, молодым, полным сил и энергии, кто, сменяя ветеранов, становится сегодня в строй армейских и флотских журналистов. Им [269] идти дальше, славить наши доблестные Вооруженные Силы, верную ратную службу Родине новых поколений воинов, бдительно охраняющих созидательный труд советских людей, мир на планете. И буду счастлив, если в моих записках они найдут то, что поможет им в многотрудной работе военного журналиста.