Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава девятая.

Эльтиген меняет название

Прошло два дня после моего возвращения в Геленджик из Анапы. Боевой работы пока не было, и молодые авиаторы, уже овладевшие техникой пилотирования на «кобрах», усиленно занимались тактической подготовкой и боевым применением. Прямо с занятий и вызвал меня комдив.

Когда я вошел в кабинет, полковник Токарев не руку подал, как обычно, а дружески обнял. Я вполне разделял его радость — ведь авиаторы-черноморцы вступали на свою землю, освобожденную от немецко-фашистских захватчиков. Уставшие от уплотненного базирования на Крымском пятачке и в предгорьях Кавказа, мы выходили на широкие степные просторы...

— Вам, конечно, понятно, что неизбежна операция по освобождению Крыма, — сказал комдив. — Генерал Ермаченков принял такое решение: минно-торпедные полки остаются в Геленджике, а вашему завтра, 12 октября, предстоит перебазироваться не в Анапу, как намечали раньше, а в Витязевскую. Обслуживать вас будет там 707-я авиабаза. Конкретные боевые задачи получите потом, а сейчас, после перебазирования, быстро освойте аэродром, район полетов, организуйте интенсивную боевую подготовку. Дежурство истребителей — обязательно!

На следующий день утром первым поднялся в воздух мой помощник по летной подготовке майор С. Е. Карасев. Он должен был осмотреть район аэродрома и организовать прием самолетов. Получив к полудню сигнал от Карасева о готовности к приему, я поднял 11-й гвардейский полк в воздух и повел его в колонне эскадрилий к новому месту базирования — аэродрому у станицы Витязевская.

На стоянке после заруливания меня встретил рослый, но несколько сутуловатый командир 707-й авиабазы майор С. И. Литвиненко. По его лицу нетрудно было прочитать, как он устал. [222]

— Несколько суток без сна и отдыха личный состав авиабазы готовил все к вашему прилету, — подтвердил мое наблюдение он. — Завезли горючее и боеприпасы, подготовили размещение, но вот мяса пока не получили, так что обед и ужин будут рыбными.

— Обойдемся денек-другой и без мяса. Смотрите, сколько вокруг винограда, — постарался успокоить его замполит. — Кажется, в нем калорий не меньше, чем в свинине. А обрабатывать — в сто раз проще.

И действительно, полевой аэродром, расположенный в двух километрах от станицы, был со всех сторон окружен виноградниками. Явно переспелые гроздья «солнечных плодов» гнули лозу к земле. Как же радостно было сознавать, что теперь все это опять наше, не достанется врагу. Земля-кормилица вновь обрела своих законных хозяев.

К вечеру на аэродром прилетел на «лаггах» 25-й истребительный полк, возглавляемый Героем Советского Союза майором К. С. Алексеевым. Константин Степанович — мой земляк, мы с ним учились в конце 20-х годов в Можайской семилетней школе, и вот судьба вновь свела нас на фронте. Он из плеяды черноморских асов. В одном из документов того времени ему дана такая характеристика:

«Летает на всех типах истребителей днем и ночью, боевой и решительный летчик, дерется храбро, в бою хладнокровен, принимает смелые решения и практически осуществляет их на деле. Своим примером увлекает летный состав на разгром фашистских пиратов и смело ведет их в атаку» {42}.

Не успел полк Алексеева разместиться рядом с нашим, как на следующий день утром закружилась над аэродромом десятка «бисов» и «чаек», ожидая, когда им выложат посадочное «Т». Начальник штаба полка майор Давид Ефимович Нихамин, словно забыв, что у нас и сейчас даже эти устаревшие машины на вес золота, в сердцах воскликнул:

— Это что за цирк? Только их здесь и не хватало! Не давать посадку! Чего доброго, «ньюпоров» и «фарманов» для наращивания мощи нам подбросят!

— Товарищ майор, «фарманы» не «фарманы», а У-2 уж точно летят, легки на помиyе, — произнес кто-то не без иронии, — Наверняка будут нас прикрывать... [223]

И действительно, майор Нихамин увидел своими главами выползавшие из-за горизонта легкие самолеты. Позже узнаем, что это перебазировался 889-й ночной легкобомбардировочный женский авиаполк, ставший в последующем 46-м гвардейским Таманским, возглавляемый майором Е. Д. Бершанской. Правда, сел он не у нас, а на небольшой площадке неподалеку от Тамани.

А вот «бисы» и «чайки» тем временем вопреки пожеланию Нихамина приземлились. Разгневанный «самовольством», майор бросился к их стоянке, но, увидев комэска, заключил его в объятия: командиром эскадрильи — ее потом прозвали «ударной» — оказался майор Ю. А. Владимирский — боевой летчик, воевавший еще с белофиннами и за проявленное мужество удостоенный ордена Красного Знамени. Старые друзья — Давид и Юрий — крепко расцеловались.

— Ну как я мог не узнать тебя по летному почерку, — сокрушался Нихамин. — Чуть своей рукой такую дорогую встречу не испортил...

Чего другого, а забот хватало всем, как почти всегда бывает при перебазировании части. Надо устроиться, развернуть работу штаба, наладить связь, управление самолетами в воздухе... А плюс ко всему, далеко не перечисленному здесь, продолжить полеты молодых авиаторов на отработку элементов боевого применения. Не давали скучать и поступавшие одно за другим приказания сверху: какие боевые задачи и в какие сроки предстоит решать, уровень боевой готовности, боевое напряжение — да разве все перечислишь!

В разгар всей этой суматохи днем 14 октября в Витязевскую прилетел командующий генерал В. В. Ермаченков. Перед тем как приземлиться, он сделал на своем УТ-1 несколько кругов над аэродромом, как мы поняли, в целях проверки рассредоточения и маскировки самолетов, складов и других объектов. Судя по настроению, он остался доволен, особенно тем, что наш гвардейский полк быстро наладил боевую подготовку молодежи. Да и боевые дела в военно-воздушных силах флота, как информирует нас позже командующий, в целом спорились, численный состав их увеличивался, регулярно поступали на вооружение самолеты новых типов. В 11-ю Новороссийскую штурмовую авиадивизию, которой стал командовать подполковник Д. И. Манжосов, влился 9-й истребительный полк, возглавляемый майором А. Д. Джапаридзе. После длительного периода перевооружился и [224] прибыл на флот 3-й истребительный авиаполк. Но это — из последующей информации.

А пока генерал Ермаченков, встреченный после посадки, пригласил меня, Алексеева и Владимирского, и неподалеку от его самолета все мы расположились на траве.

После обычных в таких ситуациях вопросов об обустройстве, нуждах, пожеланиях, предложениях командующий перешел к делу:

— Главная из всех задач — обеспечить высадку морского десанта на Керченский полуостров. Операция архиважная и суперответственная. Так что понимайте это, насколько разумения хватает, и соответственно готовьтесь. Все сведения о десанте держать в строжайшем секрете, забыв на время даже это слово. В целях лучшего управления истребителями, действующими с вашего аэродрома, — продолжил генерал, — вероятно, мы объединим их в одну общую группу. 11-му и 25-му авиаполкам обязательно дежурить поэскадрильно. С системой оповещения имейте постоянно надежную связь.

Затем Ермаченков объехал весь аэродром, побеседовал с летчиками, с командиром 707-й авиабазы майором С. И. Литвиненко и улетел.

Многое прояснилось на следующий день, когда мы получили организационный приказ командующего ВВС ЧФ, в котором указывалось, что для обеспечения высадки в район Эльтигена 318-й стрелковой дивизии из 18-й армии, усиленной батальоном 255-й морской стрелковой бригады и 386-м отдельным батальоном морской пехоты, выделяются 11-я Новороссийская штурмовая авиадивизия, часть сил 1-й минно-торпедной авиадивизии, 25-й истребительный авиаполк и по одной эскадрилье от 62, 119 и 30-го авиаполков{43}.

Военно-воздушным силам Черноморского флота на период выполнения задачи придавалась 214-я штурмовая авиадивизия (58 Ил-2 и 28 ЛаГГ-3) из 4-й воздушной армии. Всего, таким образом, на одном направлении планировалось задействовать 230 самолетов, из них 25 бомбардировщиков, 113 штурмовиков и 92 истребителя.

Как и предполагалось, 11-й гвардейский, 25-й истребительные полки и одна эскадрилья 62-го авиаполка были [225] объединены в истребительную группу. Меня назначили командиром этой группы.

Группе поставили основную задачу — надежно прикрыть войска и корабли десанта от ударов противника с воздуха в пунктах посадки, на переходе Керченским проливом и в районе высадки. Самолеты И-15 и И-153 предназначались для действий главным образом ночью и в первую очередь для уничтожения прожекторов противника.

Поскольку авиагруппа базировалась на одном аэродроме, то мы очень скоро отработали все вопросы взаимодействия, а между летчиками разных частей, к тому же летавшими на различных типах самолетов, установилось полное взаимопонимание. Все это позволило в боях использовать истребителей более рационально.

Управление выделенными на операцию силами генерал-лейтенант авиации В. В. Ермаченков осуществлял через оперативную группу штаба, которую возглавил заместитель начальника штаба ВВС ЧФ полковник В. И. Смирнов. Его вспомогательный пункт управления был развернут в районе города Тамань.

Смирнов и находившиеся при нем офицеры контролировали подготовку авиачастей к боевым действиям, организовывали и поддерживали в ходе операции взаимодействие выделенных сил авиации с десантом, соединениями и частями 4-й воздушной армии.

Вскоре я, как командир истребительной группы, был информирован об общем замысле всей десантной операции. Одновременно с высадкой частей десанта на вспомогательном направлении — в районе Эльтигена — северо-восточнее Керчи высаживались главные силы 56-й армии, В последующем, наступая по сходящимся направлениям, войска должны были овладеть восточной частью Керченского полуострова. Высадку десанта на главном направлении обеспечивала 4-я воздушная армия генерал-полковника авиации К. А. Вершинина. Операцию предполагалось начать в конце октября или в начале ноября. Конкретные задачи командиры полков должны были получить за сутки, а летный состав — не раньше чем за два часа до начала десантной операции.

В каждой авиачасти разработали конкретный план, предусматривающий, что и к какому сроку надо сделать. Поскольку в 11-м гвардейском авиаполку было много [226] молодых авиаторов, я и помощник по летной подготовке майор С. Е. Карасев стремились ничего не упустить в их подготовке, включая и указания полковника Н. А. Токарева относительно плоского штопора.

— Плоского штопора не следует бояться, — убеждал я молодежь, объясняя причины его возникновения и способы вывода из него самолета.

Когда теоретически все было обосновано, в воздух поднялся майор Карасев и на глазах у всех летчиков на высоте 3000 метров несколько раз продемонстрировал ввод «кобры» в плоский штопор и вывод из него. А когда приземлился, сказал:

— По-моему, сложнее ввести самолет в плоский штопор, нежели вывести из него. Я бы тех, кто в него попадает, поощрял за мастерство.

Шутка, конечно, но она, как и проведенные занятия, принесла большую пользу. Летчики перестали относиться к самолету с недоверием, преодолели скованность, а это изрядный залог успеха в бою.

Немалую пользу принесли и тренировочные воздушные бои наших «кобр» с «лаггами» 25-го авиаполка, вылеты по тревоге на перехват воздушного «противника» с ведением огня по буксируемой мишени.

Однажды идем мы с замполитом по аэродрому и видим большую группу молодых летчиков у стоянки самолетов 3-й эскадрильи, а среди них майора С. Е. Карасева, который что-то разъяснял с помощью жестов.

— Воспитывает подопечных Семен Евстигнеевич, — заметил подполковник С. Я. Леписа. — Подойдем?

— Подойдем. У него не только молодежи, по и всем кое-чему полезно поучиться — ведь с первых дней воюет, еще в сорок первом таранил Ю-88 над Севастополем, — ответил я замполиту.

Подошли тихонько, чтобы не сбить рассказчика. Слышим, разговор идет о таране:

— Оружие отказало, вижу — уходит стервец. Внезапно вспомнил своего друга Евграфа Рыжова: а почему бы и мне не отрубить винтом фашисту хвост? Сближаюсь, но меня вдруг отбросило от бомбардировщика в сторону струей от винтов. Хорошо, что стрелок «юнкерса» не подает признаков жизни. Думаю: если еще раз промахнусь, то ударю крылом по крылу.

— А разве в этом случае струя не помешает? — поинтересовался кто-то.

— Струя у хвоста мощная, а около консоли крыла ее [227] почти не чувствуешь. Словом, не удалось рубануть «юшку» винтом и при повторном заходе. Подумал: а чего тут мудрить? — и врубил ему крылом по консоли. Стукнулся головой о приборную доску — хорошо, что был туго привязан ремнями, — а придя в себя, увидел, что вражеский самолет падает. Но оказалось, что и мой самолет спиралит, рулей не слушается, сколько ими ни шуровал. Открыл фонарь и выбросился с парашютом...

Я дернул за рукав замполита, и мы незаметно ушли. А судя по тому, что летчики долго не расходились, поговорить им было о чем...

Успешно осваивался новый самолет и инженерно-техническим составом. В этом немалая заслуга прибывшего по моей просьбе на должность старшего инженера полка инженер-капитана В. Г. Попковского. Он, как и в бытность инженером 3-й эскадрильи 8-го авиаполка, включился в работу с полной отдачей сил.

Одновременно в полку продолжалась ни на миг не утихающая большая политико-воспитательная работа. В этот период широко разъяснялось обращение Военного совета Северо-Кавказского фронта к войскам, в котором говорилось:

«Вы одержали огромную победу, очистив полностью Кавказ и Кубань от проклятого и подлого врага. В борьбе с фашистскими палачами вы показали чудеса храбрости, героизма и самоотверженности... Перед нами стоит вторая, не менее важная задача — ворваться в Крым и очистить его от немецко-фашистских захватчиков» {44}.

Воззвание было зачитано и обсуждено на собрании всего личного состава полка, а потом состоялись партийные и комсомольские собрания эскадрилий. На них присутствовали руководители полка, которые разъясняли особенности решения предстоящей задачи, роль коммунистов и комсомольцев в боях. Я напутствовал летчиков: «Появился враг, так его еще до цели надо сбить, а если уходит, то преследовать и уничтожить даже над занятой противником территорией. Только активными действиями мы можем не допустить прорыва противника к прикрываемым объектам. Нам — гвардейцам это должно быть присуще. Тем более что многие дрались в воздухе на Кубани и уже достаточно хорошо знают поведение воздушного противника. Он теперь далеко не тот, что был раньше». [228]

На собрании партийной организации полка присутствовал начальник ВВС Военно-Морского Флота генерал-полковник авиации С. Ф. Жаворонков. До этого он детально ознакомился с состоянием дел в полку, и мы с волнением ждали его заключения. В конце своего выступления на партийном собрания он сказал:

— Боевым университетом можно назвать11 гиап. Здесь ревностно используется для учебы свободное от боев время. Систематически проигрываются различные задания, осваивается опыт советских асов, оттачивается меткость пушечного и пулеметного огня. Этот труд полностью окупится в боях. Ведь правильно говорит старая солдатская поговорка: «Больше пота на учении, меньше крови на войне».

В период подготовки к боевым действиям по обеспечению высадки морского десанта в район Эльтигена опытные экипажи 30-го разведывательного авиаполка и наших 11-го гвардейского и 25-го истребительных вели систематическую разведку аэродромов, портов и баз Керченского полуострова, выявляя систему противодесантной обороны в районе предстоявшей высадки.

Разведка установила, что основу созданной противником мощной обороны составляют долговременные сооружения и крупные подвижные танково-артиллерийские группировки, тесно взаимодействующие с легкими силами флота, базирующимися в Камыш-Буруне и в Феодосии, и с авиацией, силы которой на аэродромах Крыма все время возрастали.

Те дни были беспокойными для врага. Как только выявлялись важные объекты противодесантной обороны, наши бомбардировщики и штурмовики немедленно наносили по ним удары. Истребители тем временем прикрывали плавсредства и войска десанта в пунктах сосредоточения и посадки — Тамани, Кроткове, на озере Соленом. Только за одну неделю, с 23 по 31 октября, авиаторы произвели на выполнение боевых задач 454 самолето-вылета.

Было бы неверным утверждение, что гитлеровцы в это время вели себя пассивно, что немецкое командование не предпринимало контрмер различного характера. Так, в период нашей подготовки к десантной операции противник имитировал отвод с Керченского полуострова своих войск и авиации. Чем ближе был день высадки, тем слабее враг оказывал противодействие, и прежде всего в воздухе. [229]

Эта хитрость была своевременно разгадана. Наше командование послало к побережью Керченского пролива катера с задачей выяснить действительную обстановку там, а при возможности и высадить разведывательную группу. Катера благополучно прошли Эльтиген, но, как только повернули к Камыш-Буруну, по ним открыли огонь десятки орудий. Имея повреждения и раненых на борту, под прикрытием дымовой завесы катера еле вырвались из густого частокола всплесков от разрывов снарядов.

Утром 28 октября генерал Ермаченков по телефону сказал:

— Поступают весьма противоречивые данные о поведении противника на восточном берегу Керченского полуострова. Одни разведчики, в том числе и вашего полка, докладывают, что сил там у противника много, а другие — что мало и враг чуть ли не отводит их. Нас прежде всего интересует район высадки, а разобраться с обстановкой в районе Эльтигена не смогли даже катерники. Поэтому пошлите звено истребителей с задачей: с малой высоты тщательно обследовать районы рыбацкого поселка Эльтиген. Все, что будет замечено в радиусе 5 — 10 километров от него, точно отметить и доложить. В целях маскировки просмотреть потом побережье южнее и севернее Эльтигена.

Меня крайне заинтересовала поставленная задача. Ведь все данные разведки 11-го и 25-го полков вначале поступали в штаб истребительной группы, который возглавлял известный своими боевыми делами под Перекопом и Севастополем майор Д. Е. Нихамин. Они обрабатывались и передавались в оперативную группу штаба ВВС полковнику В. И. Смирнову. Еще раз внимательно вместе с Нихаминым и начальником разведки полка мы просмотрели разведывательные донесения за последние дни и действительно установили наличие противоречий. Виноваты были и мы — путем доразведки следовало уточнять сомнительные данные.

Оставалось только сожалеть, что ни один из двух наших полков не имел самолетов, оборудованных аэрофотоаппаратурой.

Очень рвался на разведку Д. Е. Нихамин, но я решил вести разведчиков сам. Вызвал в штаб старшего лейтенанта Д. В. Зюзина — впоследствии Героя Советского Союза, лейтенанта Л. В. Ватолкина с ведомыми и своего ведомого лейтенанта В. В. Прозора, возглавившего [230] впоследствии одно из управлений Министерства гражданской авиации СССР. Наиболее опытным из них был Лев Константинович Ватолкин. Он еще в Севастополе летал в одиночку на «яке» бреющим в тыл противника на разведку и привозил важные данные. Вспомнил я и свой удачный полет на разведку дальнобойной батареи под Перекопом. Собравшимся объявил решение:

— Моя с Ватолкиным задача — тщательное наблюдение за землей, Зюзин парой прикрывает нас от возможных атак истребителей. Летим одной группой, но высоты и маршруты разные: Ватолкин — на высоте 50 — 100 метров в удалении от берега 5 — 10 километров, я с Прозором иду по кромке берега на высоте 300 метров, а Зюзин — на высоте 1000 метров и несколько сзади нас. Подход всей группы к южной окраине Керчи, где каждый занимает назначенную высоту и следует на юг. После пролета Тобечикского озера — разворот на 180 градусов и вторичный просмотр всей полосы побережья. Отход по моему сигналу всей группой.

Все летчики — опытные и прекрасно знали этот район, а Владимир Прозор не раз прорывался сюда и ночью на УТ-1Б из Геленджика. Когда в Анапе я командовал 7-м авиаполком, мне тоже не раз приходилось летать бреющим от Керчи почти до Феодосии. Даже сейчас, закрыв глаза, как бы вижу каждый мыс, заливчик, оконечность меловой скалы, крутой холм Митридат, не говоря уже о населенных пунктах.

Взлетели, и вот мы вновь над землей, обильно политой в 42-м кровью советских бойцов. Земля словно оспинами изрыта воронками от бомб и снарядов, располосована ходами сообщения и окопами. Почти нет целых зданий, одни коробки, словно карабкающиеся на Митридат. Ни единого выстрела; по дорогам движутся только одиночные повозки и автомашины...

Но не успел Лев Ватолкин сделать левый разворот, как потянулись к его «кобре» и самолету ведомого строчки трассирующих пуль и снарядов. По моей паре тоже открыли огонь зенитки, демаскируя прикрываемые ими объекты.

При подлете к Эльтигену я спустился пониже и различил под масксетями орудия и пулеметные установки.

Но вот и мыс Такиль. Разворот на 180 градусов, вторичный просмотр заданной полосы побережья. Зенитный огонь усилился. Пройдя Эльтиген, мы развернулись вправо [231] и на бреющем взяли курс прямо на аэродром Витязевская.

После посадки с участием всех вылетавших на задание быстро составили разведывательную карту крупного масштаба, и под прикрытием двух «кобр» майор Нихамин на У-2 полетел к полковнику В. И. Смирнову на доклад.

Своеобразным финалом подготовки авиачастей к боевым действиям стало летно-тактическое учение и после него — генеральная проверка 11-й Новороссийской штурмовой дивизии генералом В. В. Ермаченковым, а других полков — начальником штаба ВВС полковником Б.Л. Петровым.

30 октября командующий ВВС провел инструктивное совещание с командирами авиачастей и уточнил сроки начала морской десантной операции. На следующий день в частях «проиграли» полеты, а за два часа до начала операции довели боевые задачи до всего летного состава.

В ходе завершающего этапа подготовки летному составу объявили, что в целях более четкого управления боевыми действиями авиации в ходе операции в районе Тамани созданы контрольно-пропускной пункт с рацией командующего ВВС и три пункта наведения, расположенные в Кротково, на западной окраине Тамани и непосредственно в районе высадки при командире 318-й стрелковой дивизии. Таманский пункт наведения возглавлял капитан П. С. Пономарев, а на плацдарме — майор В. В. Багров, в прошлом командир 25-го истребительного полка.

Василий Багров — опытный летчик, воевавший в Испании, почему ему и доверили это важное и весьма сложное дело наведения самолетов на цели, организацию целеуказания войскам и обозначения своего переднего края установленными на каждый день сигналами. Кроме того, с командного пункта командира десанта предстояло контролировать боевую работу штурмовиков и истребителей, пользуясь правом вызова тех и других на поле боя, посылать донесения в оперативную группу штаба ВВС.

Такая система управления авиацией и более жесткий контроль за выполняемыми ею задачами положительно сказались на общей эффективности поддержки морского десанта с воздуха.

Правда, на пунктах наведения, кроме радио, не было [232] других технических средств, но и создание таких пунктов стало шагом вперед в управлении боевыми действиями штурмовой авиации на переднем крае, а истребителями — в воздушном бою.

Вечером 31 октября на небе начали появляться темные тучи, кое-где прошли дожди, обильно смочившие землю Таманского и Керченского полуостровов. В море третьи сутки штормило.

Начало операции проходило по плану, но из-за штормовой погоды задержались с выходом в море десантные отряды 318-й стрелковой дивизии. По той же причине отменили высадку войск 56-й армии в ночь на 1 ноября.

Все же на рассвете 1 ноября состоялся бросок передовых отрядов. Десантники стали приближаться к берегу, «илы» тем временем ставили с малой высоты одну за другой дымовые завесы на участке от Камыш-Буруна до коммуны «Инициатива». Безусловно, дымы сыграли определенную роль и если не полностью исключили, то, по крайней мере, значительно ослабили потери как от орудийного, так и ружейно-пулеметного огня.

Удалось высадиться только части войск первого эшелона десанта. Остальным же, не сумевшим на мотоботах подойти к берегу из-за шторма, было приказано возвратиться в порт Тамань.

Находясь в воздухе под нижней кромкой облачности на высоте 400 — 500 метров, я услышал позывные пункта наведения майора Багрова. Кто-то произнес в микрофон: «Молодец! Высадился». Звено «лаггов» 25-го полка было направлено на прикрытие отходящих мотоботов, а мое звено «кобр» Багров оставил над собой.

В это время волна за волной шли штурмовики и бомбардировщики. Они наносили удары по основным очагам сопротивления противника. К полудню погода стала улучшаться и море, как бы устав, заметно успокоилось. Авиация противника повысила свою активность. Одновременно тянулись к плацдарму и резервы немцев, разгорались тяжелые бои.

После первого вылета, выполненного для ознакомления с обстановкой в районе высадки, я постоянно находился на своем командном пункте и с него управлял действиями истребительной авиационной группы. Связь с оперативной группой штаба ВВС и пунктами наведения истребителей поддерживал непрерывно. [233]

— Константин Степанович! — обратился я к командиру 25-го полка майору Алексееву. — Воздушная обстановка в районе плацдарма усложняется. Предлагаю держать в воздухе те же две группы истребителей, но усиленные до шести — восьми единиц. Причем одну зону оставить над Эльтигеном, с высотой патрулирования 1000 — 1500 метров, а вторую организовать над Керченским проливом, с высотой барражирования 2500 — 3000 метров.

Замысел был таким: если первая группа вступает в бой, то вторая наращивает ее усилия атаками на скорости со стороны солнца. Одновременно в воздух поднимаем очередную смену истребителей, находившуюся в готовности на аэродроме. Так как патрулировали в зонах разнотипные истребители, то это позволяло полнее использовать боевые возможности «лаггов» и «кобр».

Алексеев согласился. И только закончился с ним разговор, как позвонил полковник В. И. Смирнов, поставил новую задачу:

— Из Тамани в Эльтиген выходит крупный бот с управлением 318-й дивизии. Необходимо надежно прикрыть его с воздуха.

Поднимаю еще пару истребителей во главе с «грозой пиратов» — начальником штаба полка майором Д. Е. Нихаминым.

— Ну, гроза, имеешь шанс завалить очередного «мессера» для коллекции, — шутя напутствовал я майора.

— Завалю, командир, только бы плохонький не подвернулся. Я ведь собираю породистых.

Не знаю, какой «экстерьер» был у фашиста, подвернувшегося под горячую руку Нихамина, но именно ему удалось открыть боевой счет самолетам противника, сбитым полком над Керченским проливом. Две «кобры» встретились с двумя «мессерами», пытавшимися на малой высоте подкрасться к мотоботу и внезапно атаковать его, но от зоркого глаза Нихамина эта уловка противника не ускользнула. Ведущий нашей пары немедленно атаковал врага, и на глазах командира дивизии полковника В. Ф. Гладкова один из «мессеров», задымив, рухнул в воду, а другой на полном газу удрал восвояси. Вслед за Нихаминым отличились капитан Б. М. Литвинчук, лейтенанты Г. П. Колонтаенко и П. А. Краснов, сбившие в группе два Ю-87 и один Ме-109. Еще двух «мессеров» сбили летчики 25-го полка и 214 шад.

В конце первого дня десантной операции из оперативной [234] группы штаба ВВС сообщили, что благодаря героизму десантников, активно поддержанных авиацией и огнем тяжелой артиллерии с Таманского полуострова, удалось овладеть плацдармом шириной до пяти и глубиной до двух километров вместе с поселком Эльтиген.

Авиация уничтожила 4 танка, 34 автомашины, 3 минометные батареи, много повозок и живой силы противника, подавила огонь шести батарей полевой артиллерии и зенитной батареи. В воздушных боях было сбито 6 вражеских самолетов. Наши потери, главным образом от огня зенитной артиллерии, — 7 Ил-2 и 1 Як-1{45}.

Приятно было слышать, что четыре из шести сбитых вражеских самолетов на счету нашего 11-го гвардейского истребительного полка. Сам полк потерь не понес.

В ночь на 2 ноября полным ходом шла высадка второго эшелона десанта. Гитлеровцы всеми силами оказывали противодействие, стремились осветить корабли прожекторами для ведения по ним прицельного артиллерийского огня. [235]

До самого рассвета с нашего аэродрома один за другим поднимались в воздух «бисы», в район Эльтигена шли одиночные МБР-2. Те и другие наносили удары по огневым средствам и прожекторам противника, облегчая тем самым действия экипажей самолетов У-2 889 нбап в районах Опука, Камыш-Буруна и Ченгелика Татарского. За ночь экипажи обеспечения выполнили 30 самолето-вылетов, уничтожили пять прожекторов и создали семь очагов пожара. Но вот беда: при нанесении одного из штурмовых ударов погиб командир 3-й эскадрильи 62-го истребительного авиаполка майор Юрий Адольфович Владимирский. Это была первая, и весьма чувствительная, потеря истребительной группы.

Утро 2 ноября выдалось безоблачным, мы вновь увидели чистый диск восходящего солнца, и это не радовало: ясная погода при задержке с высадкой войск 56-й армии предвещала особенно ожесточенные бои на земле и в воздухе.

Так оно и оказалось. Вначале закипела яростная схватка в центре плацдарма, где налетом тридцати Ю-88 и ожесточенным артиллерийским огнем противник пытался разобщить силы десантников и уничтожить их по частям. В этой кризисной ситуации самоотверженно действовали штурмовики, наносившие по врагу удар за ударом, а позже, экономно расходуя боезапас, стали утюжить его позиции по 15 — 20 минут.

Горячим выдался денек и для истребительной авиагруппы. Противник бросил против десантников всю свою авиацию, базировавшуюся на аэродромах Крыма. Особенно активно действовали его самолеты с аэродромов Марфовка и Багерево, расположенных неподалеку от района высадки. Меньшую численность самолетного парка нам пришлось компенсировать более высоким боевым напряжением. Для руководства воздушными боями непосредственно над плацдармом поднимались в воздух то я, то Алексеев. Не до отдыха было и нашим заместителям.

Вот «отдыхаю» на КП, прослушиваю эфир. Слышу в наушниках знакомый голос:

— С запада большая группа Ю-87, высота тысяча, идем в атаку! — Это докладывает командир эскадрильи 25-го полка Герой Советского Союза капитан В. А. Михалев.

— Нахожусь над проливом, иду на помощь, — отзывается командир полка К. С. Алексеев. [236]

— Шестеркой с моря следует Карасев, будьте внимательны, — информирую я по радио ведущих групп.

По коротким репликам — радиообмену стараюсь представить, как складывается воздушный бой. На этот раз наши действуют особенно удачно. Когда самолеты приземлятся, сверю с информацией летчиков свои подсчеты. Окажется — точно: алексеевцы сбили четыре Ю-87 да группа майора С. Е. Карасева одного. Для одного боя — отличный результат. А главное — не дали возможности гитлеровцам прицельно отбомбиться по героическим десантникам.

Таких боев в течение дня истребительная группа провела 12 и сбила 18 вражеских самолетов: 25-й полк— 13, наш — 5. Вели воздушные бои и другие истребительные полки: 9-й и 6-й гвардейский ВВС флота и полк «лаггов» 214-й штурмовой дивизии, приданной от 4 ВА. Они провели 15 воздушных боев и сбили 12 немецких самолетов. Наши потери за день составили 15 Ил-2, два Як-1 и один Як-9{46}.

Для десанта и поддерживающей его авиации дни и ночи 1 и 2 ноября были самыми напряженными. В районе Эльтигена противник предпринял 37 ожесточенных контратак, и все они при активном содействии нашей авиации были отбиты.

Поздно вечером 2 ноября Военный совет 18-й армии прислал на имя командующего ВВС Черноморского флота телеграмму:

«Передайте летному составу поддерживающей нас авиации в бою за восточный берег Керченского полуострова спасибо от пехоты нашей армии. Летчики оказали нам очень большую помощь в отражении контратак противника» {47}.

Десант в районе Эльтигена в ночь на 3 ноября был усилен 335-м гвардейским стрелковым полком, а севернее Керчи началась высадка главных сил — войск 56-й армии.

Казалось, обстановка для Эльтигенского десанта складывалась благоприятно. Но с утра противник обрушился на него, стремясь во что бы то ни стало сбросить в море, а затем сконцентрировать все силы для разгрома войск 56-й армии.

Было пасмурно, временами шел дождь, но «ильюшины» продолжали действовать с малых высот, нанося [237] удары по контратакующим войскам противника — за день десантники отбили 19 контратак! Над плацдармом клубились тучи дыма и пыли, временами летчикам трудно было определить, где свои войска, а где враг.

В полдень погода улучшилась, и тут же в воздухе вновь разгорелись горячие схватки. На этот раз чаще пришлось драться нашим гвардейцам...

В воздухе — две шестерки «кобр» эскадрильи капитана В. С. Снесарева. Командир он молодой, но уже с изрядным опытом воздушного бойца — к этому времени на его счету было более десятка побед.

— Моя группа атакует бомбардировщиков; Зюзину связать боем «мессеров»! — слышу по радио его спокойную, неторопливую команду.

Пока к этому району подоспело подкрепление, Снесарев со своими орлами уже поставил в бою «точку» — на боевой счет эскадрильи были записаны еще два бомбардировщика, сбитые в групповом воздушном бою. А всего летчики нашего 11-го гвардейского полка в течение 3 ноября провели четыре воздушных боя и сбили два Ме-109 и Ю-87.

Где-то между боями позвонил генерал Ермаченков и, осведомившись о ходе боев, порекомендовал:

— Если при патрулировании над плацдармом истребители не встретятся с противником, пусть снижаются и пулеметно-пушечным огнем уничтожают врага на земле.

Так и делали. Но целеуказания по радио получали теперь от другого офицера: майор Василий Васильевич Багров накануне погиб при близком разрыве вражеского снаряда.

Попытки врага сбросить героев Эльтигена в море не увенчались успехом, дорого заплатили гитлеровцы за свои атаки против десантников. С 4 ноября их противодействие заметно ослабло и боевые действия на плацдарме приняли позиционный характер. Десант продолжал укреплять свои позиции, по-прежнему сковывая крупные силы фашистов, отвлекая их с главного направления.

Снизилась и активность авиации, но объяснялось это прежде всего погодными условиями; над землей и морем нависла низкая облачность, шел дождь со снегом. А вот стоило чуть приподняться облачности и прекратиться [238] осадкам, как наши штурмовики немедленно взлетали, чтобы нанести массированные удары по противнику. Так было 5 ноября, когда 61 Ил-2 11-й Новороссийской штурмовой авиационной дивизии в сопровождении 22 истребителей 9-го авиаполка — всего 83 самолета — разгромили колонны противника в районах Тобечика, Михайловки и Александровки. На следующий день 51 Ил-2 214-й штурмовой авиадивизии в сопровождении истребителей нанесли аналогичный удар по войскам и технике противника в районах Чурбаша, Алексеевки и Михайловки{48}.

Днем 6 ноября погода улучшилась и противник вновь бросил крупные силы авиации против Эльтигенского десанта. Воздушные бои развивались с нарастающей силой, и в них отличились прежде всего летчики 11-го гвардейского истребительного полка. Только один гвардеец — командир звена старший лейтенант Д. А. Стариков сбил за день четыре вражеских самолета. Такое бывало нечасто.

Дмитрий Стариков, отличавшийся смелостью атак по врагу, в январе 1944 года стал первым в полку Героем Советского Союза. Он воспитывался в детском доме, учился в Черкасском аэроклубе, а затем окончил Ейскую школу летчиков. В июле 1941 года, прибыв в 32-й авиаполк, сразу зарекомендовал себя храбрым бойцом. Ему доверили звено, а потом он стал заместителем командира эскадрильи.

Припоминаю: когда я прибыл в Геленджик и принял полк, то обратил внимание на грустный вид Старикова. Спрашивать его о причине было неудобно, по командир эскадрильи майор Б. А. Юдин доложил, что в бою погиб его ведомый и лучший друг лейтенант Сурен Абарцумович Тощиев.

В беседе со мной Стариков попросил разрешения нарисовать на его самолете сердце, пронзенное стрелой, и написать «За Сурена Тощиева». Не сказал бы, что я был сторонником такого рода «живописи» на бортах или килях боевых самолетов, но на этот раз разрешил, понял, что тут не прихоть, не мальчишеский каприз. Стариков поклялся еще беспощаднее бить врага, жестоко отомстить фашистам за гибель друга.

Вторая половина дня 6 ноября — канун годовщины Великого Октября. А рация настроена не на Москву, а [239] на другую волну. Слышу: к Эльтигену приближается группа Ю-87 в сопровождении истребителей. В воздухе в это время находилось звено Дмитрия Старикова. Получив информацию о противнике, ринулся в атаку первым. И — первая удача его — объятый пламенем бомбардировщик упал в расположении наших войск на плацдарме.

Один из «мессеров» пытался зайти ведущему в хвост, но меткая пушечно-пулеметная очередь младшего лейтенанта Г. В. Качурина, надежно прикрывавшего Старикова, вогнала «худого» в землю. А рядом вели бой старший лейтенант В. И. Щербаков и младший лейтенант П. В. Карпунин, сбившие еще две машины. Вот это — по-нашенски!

В середине дня на помощь истребителям 25-го авиаполка довелось подняться в воздух мне и В. М. Литвинчуку со своими ведомыми. Заходом со стороны моря и солнца мы внезапно на скорости атаковали четверку «мессеров», увлекшихся боем с «лагтами», и сразу противник недосчитался двух самолетов. Остальные предпочли спастись бегством.

Прослушав наши радиопереговоры, генерал Василий Васильевич Ермаченков, находившийся на пункте наведения, вышел на связь, поздравил меня с победой и, словно при беседе на земле, спросил:

— Это какой у тебя по счету будет?

— Лично двенадцатый, а с групповыми семнадцатый, — застигнутый врасплох, не сразу ответил я.

— Ну и молодец. Продолжай в том же духе, — резюмировал командующий.

Это, конечно, не приказ, а пожелание, но с моими стремлениями полностью совпадает. А за доверие только и можно поблагодарить. Постараюсь не подвести...

Под «занавес» боевого дня 6 ноября вновь отличился Стариков. Увидев маскирующуюся в облачности группу самолетов врага, он, во главе четверки истребителей, пробил облака, отошел в сторону солнца и оценил обстановку. «Юнкерсы» шли в верхней кромке облаков, а истребители сопровождения — под нижней, рассчитывая прикрыть «юнкерсов» при их выходе из пикирования.

План действий созрел мгновенно: Дмитрий догнал одного «юнкерса», входившего в пикирование, расстрелял его, а затем с ходу отправил вслед за ним еще и «мессера». Одного «юнкерса» сбил и Виктор [240] Щербаков.

Когда на земле гвардейцы поздравляли Дмитрия Старикова с очередной — девятнадцатой победой, он сказал:

— Я за Сурена Тощиева счет начну с двадцатого. Это — еще только пристрелка.

Поздравлений в этот день хватало — ведь больше вражеских самолетов над Эльтигеном нашему полку за одни сутки сбивать еще не приходилось, а главное — без единой потери со своей стороны! Девять сбитых самолетов противника — таким был наш подарок годовщине Великого Октября.

Вскоре получили телефонограмму от генерала Ермаченкова. Он отметил успехи истребительной авиационной группы, 11-й и 214-й штурмовых авиадивизий. Информировал и о героическом подвиге, совершенном командиром эскадрильи 47-го штурмового авиаполка лейтенантом Б. Н. Воловодовым, таранившим над Эльтигеном на самолете Ил-2 вражеский Ю-88, за что был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза посмертно.

* * *

Сокрушительные удары нашей авиации и действия десантников на двух направлениях вынудили врага перейти к обороне. Но начиная с ноября начали проявлять активность в ночное время, а затем и в плохую погоду днем быстроходные десантные баржи (БДБ) и торпедные катера противника в Керченском проливе. Цель одна: блокировать наш Эльтигенский десант с моря и тем самым лишить его возможности получать пополнение, боеприпасы и продукты питания. Одновременно разбрасывались листовки, в которых утверждалось, что десанту грозит голодная смерть. К 9 ноября всякие перевозки на эльтигенский плацдарм практически прекратились.

Тогда в темное время суток начали доставлять грузы десантникам У-2 889-го ночного легкобомбардировочного авиационного полка майора Е. Д. Бершаиской, а днем, когда позволяли метеоусловия, эту задачу выполняли штурмовики. Однако они чаще все же действовали по блокадным силам противника, нанося удары по БДБ и катерам в Камыш-Буруне и в Феодосии.

Истребителям из-за ненастья пришлось больше отсиживаться на аэродромах, да и авиация противника резко сократила активность, 25-й истребительный авиационный [241] полк был полностью переключен на сопровождение штурмовиков.

Северо-восточнее Керчи 56-я армия, преобразованная в Отдельную Приморскую армию, тоже не достигла ожидаемого оперативного успеха. Встретив сильное противодействие противника, она перешла к обороне и стала удерживать керченско-еникальский плацдарм.

Изолированная Эльтигенская группа войск смогла продержаться только до начала декабря. 4 — 5 декабря противник вновь обрушил на нее всю свою мощь. По приказу командующего армией десантники в ночь на 7 декабря начали прорываться к Керчи. Часть их прошла через боевые порядки вражеских войск и соединилась с войсками Отдельной Приморской армии, но основные силы перед рассветом закрепились у подножия горы Митридат. Днем под натиском врага они отошли к берегу и героически сражались еще два дня, а ночами 10 и 11 декабря были сняты нашими плавсредствами и доставлены в район Опасное на плацдарм армии.

Такова судьба Эльтигенского десанта. После войны в память о стойкости и мужестве сражавшихся здесь наших воинов Эльтиген был переименован в Героевское...

А утром памятного дня 26-й годовщины Великого Октября меня вызвал генерал Ермаченков.

— Прилетайте срочно ко мне, — прозвучала в телефонной трубке команда. — Но посадка возможна только на У-2. И смотрите, чтобы не перехватили вас «мессеры».

Полагаю, что немцам далеко не легко было бы найти командный пункт, если мне, прилетевшему на «кукурузнике» под прикрытием двух истребителей, пришлось затратить немало времени, чтобы с малой высоты обнаружить его и выбрать пятачок для посадки. В нескольких сотнях метров южнее города Тамань располагался обыкновенный скотный двор, сохранивший, впрочем, только название. Скота тут давным-давно не было. На его территории — одинокая постройка, а невдалеке замаскированная передвижная радиостанция с высокой антенной. Вот и весь вспомогательный пункт управления.

Первым встретился здесь Виктор Иустинович Смирнов, которого все подчиненные и сослуживцы знали как высокообразованного офицера, еще в 20-х годах пришедшего в авиацию.

Был он летчиком-наблюдателем, окончил командный факультет академии имени Н. Е. Жуковского, а потом [242] многие годы провел на штабной работе. Война застала его в фашистской Германии в должности помощника военно-морского атташе по авиации капитана 1 ранга М. А. Воронцова. Вместе с дипкорпусом он добрался до Родины через Турцию и вскоре на прежнюю должность был направлен в США. В начале 1943 года вернулся из Америки и был назначен заместителем начальника штаба ВВС Черноморского флота.

— Ну, вот что, — встретил он меня неизменной «преамбулой». — Нам предстоит серьезное дело. Тебя я просил, и небезуспешно, в свои помощники. Нам надлежит убыть в Скадовск и организовать оттуда боевые действия авиации на морских коммуникациях противника. Об остальном позже. Пойдем к Ермаченкову.

Мы вошли в пристройку около скотного двора ¾ далеко не дворец в Мокапсе. Василий Васильевич, словно уловив мелькнувшее у меня сравнение, сказал:

— После Мокапсе вам, наверное, покажется, что командующий трудится в каких-то особых условиях: живет во дворцах, дышит свежим морским воздухом и питается с тарелочки с голубой каемочкой. Вот и полюбуйтесь.

Любоваться, честно говоря, было нечем — у меня КП бывали и получше, о чем я откровенно и сказал.

— Верно, — подтвердил командующий. — Уют на фронте — это когда забор вокруг командного пункта сделан из обломков вражеских самолетов, вместо пепельницы — поршень от мотора «даймлер-бенц», а люстру заменяет гильза от «эрликона». После победы посидим за настоящим столом и поспим на настоящей кровати. А пока — к делу!

К этому времени на КП собрались вызванные офицеры, прилетел и Н. А. Токарев на У-2. Узнав, что меня на перелете прикрывали два истребителя, не упустил случая подшутить:

— Увидели бы немцы такой эскорт, не успокоились бы, пока тебя не сбили.

Шутки шутками, а разговор пошел серьезный. Открыв совещание, командующий прежде всего объяснил обстановку, сложившуюся в полосе 4-го Украинского фронта.

— Нашим войскам, — сказал он, — после длительных и упорных боев удалось прорвать мощный оборонительный рубеж противника по реке Молочная и с 24 октября начать преследование 6-й немецкой армии. Противник [243] отброшен за Днепр, но ему все же удалось сохранить плацдарм в районе Никополя, занять оборону по Перекопскому перешейку и по южному берегу Сиваша. Его 17-я армия оказалась изолированной в Крыму. Почти вся очищенная от врага Северная Таврия, — продолжал генерал, — представляет собой как бы конический выступ. С одной стороны, он выгоден войскам фронта в целях дальнейшего наступления, а также нашей авиации для ударов по врагу на его морских и сухопутных коммуникациях, а с другой стороны, не исключается выход вражеских войск с никопольского плацдарма и 17-й армии из Крыма в тыл 4-му Украинскому фронту. Судя по всему, гитлеровское командование не собирается эвакуировать из Крыма свою 17-ю армию и для ее снабжения привлекло крупные транспорты, самоходные баржи, множество малых судов. В сложившейся обстановке нам предложено выделить часть сил авиации флота для действий на морских коммуникациях противника с целью воспрепятствовать усилению его крымской группировки к началу нашей операции по освобождению Крыма.

Затем командующий остановился на организации аэродромного базирования и материально-технического обеспечения выделенных сил, возлагавшихся на 4-й Украинский фронт. Что касается оперативного использования авиации, то надлежало получить указания от представителя Ставки при 4-м Украинском фронте Маршала Советского Союза А. М. Василевского.

— Я решил, — объявил генерал, — выделить от 1-й минно-торпедной дивизии десять А-20ж 36-го минно-торпедного полка, десять Пе-2 40-го бомбардировочного полка и 25 «эркобр» 11-го гвардейского полка, а также 30 Ил-2 23-го отдельного штурмового полка — всего 75 боевых самолетов, или почти полный боевой состав смешанной авиационной дивизии. Базироваться они будут на аэродроме Скадовск, который в настоящее время приводится в рабочее состояние.

Из организационного приказа командующего ВВС Черноморского флота{49}, зачитанного полковником В. И. Смирновым, мы узнали, что ему поручено командование авиагруппой. Для лучшей координации действий торпедоносцев, бомбардировщиков и штурмовиков старшим над ними назначили командира 36-го минно-торпедного [244] полка Героя Советского Союза подполковника А. Я. Ефремова, а меня утвердили в должности помощника командира группы по общим вопросам. Оперативную группу штаба ВВС флота возглавил майор Л. З. Джинчвеладзе, в распоряжение которого выделялись шесть офицеров и трое рядовых.

В заключение совещания генерал Ермаченков сказал:

— Как видите, товарищи офицеры, задача предстоит очень важная и сложная. Не забывайте учитывать особенность оперативной обстановки. Слева, справа и впереди у вас противник, располагающий крупными силами, готовый в любую минуту напасть с фронта, с воздуха и моря. У вас же имеется только один аэродром, да и тот малых размеров, поэтому надо в короткий срок расширить его и одновременно подобрать новые посадочные площадки. Трудности будут и в снабжении. Ближайшая фронтовая распорядительная железнодорожная станция — Большой Утлюг — находится на расстоянии 170 километров от Скадовска, на грунтовые дороги в осенне-зимнюю распутицу рассчитывать не приходится, а действовать авиагруппа должна фактически самостоятельно, и в обширном районе, границы которого проходят от Николаева на Одессу, далее на Севастополь, а от Севастополя на северо-запад, включая все порты и базы на западном побережье Крыма. И еще, — командующий обратился к полковнику Смирнову, — немедленно организуйте взаимодействие с 8-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Хрюкина и со 2-й гвардейской армией генерал-лейтенанта Захарова.

Вскоре командиры разлетелись по своим аэродромам, по меня командующий задержал.

— Майора Нихамина, — сказал он, — мы думаем назначить командиром вновь формируемого на «эркобрах» 43-го истребительного полка. Кого вам дать вместо него на должность начальника штаба полка? Полагаю, нужен офицер, хорошо знающий не только штабную службу, но и способный командовать в ваше отсутствие.

— Нихамин обладает большим опытом боевой, работы, к тому же в совершенстве овладел «коброй», так что полк ему доверить можно. А вместо него прошу назначить майора Собкина.

— Быть посему! ¾ заключил генерал. Об Иване Егоровиче Собкине я уже знал, что, будучи командиром звена, он сражался с японцами над Халхин-Голом, [245] затем был комиссаром эскадрильи 32-го истребительного авиационного полка. С начала Великой Отечественной войны много летал на боевые задания и в одном из тяжелых воздушных боев получил серьезное ранение. Долго лечился и все же вернулся в строй, стал помощником командира того же полка по летной подготовке. Но ранение не давало покоя, и он все-таки был списан с летной работы. Кому же, как не Собкину, стать начальником штаба полка...

9 ноября на временный аэродром Витязевская прибыл полковник В. И. Смирнов с оперативной группой. Отсюда на самолете ПС-84, пилотируемом майором П. И. Малиновским, собирался лететь в Скадовск, но самолет задержался из-за плохой погоды на маршруте, и нам удалось еще раз детально обсудить все вопросы, связанные с перебазированием прежде всего нашего 11-го гвардейского истребительного полка — ведь экипажам предстояло лететь через Азовское море на полную дальность, а погода последнее время не баловала.

Чувствовалось, что мой начальник волновался, перебирал разные варианты, советовался со мной. Спросил, в частности, понадобится ли на перелете лидер и какими по составу группами целесообразно перелетать?

Я предложил действовать двумя группами: первую, вместе с самолетами управления полка, составит эскадрилья капитана Снесарева, а вторую — эскадрилья капитана Литвинчука. Что касается третьей эскадрильи, капитана Питерцева, то она перебазируется в Геленджик, где продолжит тренировку молодых летчиков и одновременно будет выполнять задачу по сопровождению бомбардировщиков и торпедоносцев. Каждой группе, перелетающей в Скадовск, необходим лидер — Пе-2 или А-20ж. Поскольку расстояние до Скадовска более 400 километров, каждый самолет должен иметь подвесной бак с горючим, тем более что маршрут может удлиниться за счет обхода районов с плохой погодой. Остаток горючего после посадки может понадобиться при каком-то непредвиденном случае, особенно если в Скадовске его не окажется.

Виктор Иустинович согласился и немедля по телефону попросил Ермаченкова выделить два самолета-лидера с перебазированием их на аэродром Витязевская непосредственно перед вылетом истребителей. [246]

Когда прилетел наконец транспортный самолет, быстро погрузили на него самое необходимое имущество, посадили технический состав. Улетел в Скадовск и инженер полка.

Дни шли, а никакой информации от Смирнова мы не получали, — вероятно, вся она оседала в штабе у Ермаченкова. Летать полку на боевые действия в район Эльтигена не приходилось, поскольку эскадрильи были полностью подготовлены к перебазированию. Кое-кто, включая и меня, начал уже нервничать. Не сбывались и расчеты на хорошую погоду — над головами висела низкая облачность, часто шел дождь со снегом, горизонтальная видимость — ниже минимально допустимой.

Позже мы узнаем, что в Скадовске в это время кипела работа. Там расширяли основной аэродром, подобрали хорошую площадку в 5 — 6 километрах восточнее города, в районе совхоза. Полковник Смирнов установил тесную связь с первым секретарем Скадовского райкома партии Ю. П. Тереховым и председателем райисполкома П. П. Шостаком, которые прибыли в Скадовск 3 ноября с передовыми частями наших войск. Они-то и наладили помощь в работах по выравниванию посадочных площадок, строительству землянок и других помещений, в заготовке продуктов питания.

Много лет спустя после войны Ювеналий Павлович Терехов, будучи уже пенсионером, писал мне из Киева о тех далеких событиях: «Состояние Скадовска было плачевным: порт, детский костно-туберкулезяый санаторий, основные административные здания, больницы, городская электростанция, школы и часть магазинов разрушены, разграблены. В четырех МТС раньше имелось 303 трактора, осталось 57, и те поломаны; из 267 автомашин осталось только 14. Общий ущерб, нанесенный району за период немецкой оккупации, составил более 900 миллионов рублей. Около города у мельницы фашисты уничтожили ни в чем не повинных 700 человек, трупы зарыты в ямы у обочин дороги, ведущей на Голую Пристань... В первую очередь восстановили электростанцию и наладили радиовещание. На собрании, проведенном 6 ноября по случаю 26-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, мы обратились к населению с призывом выйти на работу по подготовке аэродромов. 7 и 8 ноября работали по 1500 человек. В решении вопроса с продовольствием нам помогло то, что немцы при поспешном отступлении ничего не успели [247] вывезти. Это позволило нам в короткие сроки взять все на учет, и уже на третий день были открыты 4 магазина и столовая... Жизнь в районе налаживалась».

Утром 15 ноября появились признаки улучшения погоды — облачность поднялась, кое-где появились просветы. Наконец последовал и долгожданный звонок от генерала Ермаченкова:

— Через час к вам прибудет двухмоторный бомбардировщик Б-3. Он будет лидировать истребителей при перелете в Скадовск. Вылетайте сами пока с одной эскадрильей, за себя оставьте майора Собкина. Все дальнейшие указания он получит от меня.

Над аэродромом появился лидер и стал в круг, ожидая взлета «кобр». Вскоре мы пристроились к нему четверками и группа взяла курс на север. [248]

Дальше