Гвардейское Знамя саперов
Вначале июня я получил приказ эвакуировать саперный батальон с плацдарма и сосредоточить его недалеко от Григориополя у населенного пункта Трофимовка. Здесь застало нас событие, наложившее отпечаток на всю нашу дальнейшую службу. Произошло это 7 июня. [136]
На просторном поле выстроились полки и спецчасти опаленной в боях 27-й гвардейской стрелковой дивизии. Саперный батальон построился отдельно на левом фланге. Мы уже знали: нам будет вручено гвардейское Знамя.
Вскоре неподалеку от нас затормозили две легковые автомашины. Из первой вышел командующий 8-й гвардейской армией генерал-лейтенант В. И. Чуйков. Генерал Глебов отдал рапорт. Командарм поздоровался с бойцами и направился к центру нашего построения.
— Товарищ генерал-лейтенант, 29-й отдельный гвардейский саперный батальон для принятия боевого гвардейского Знамени построен, — доложил я.
С волнением и радостью принял я из рук прославленного полководца боевую святыню, опустился на колено и с трепетом поцеловал угол алого полотнища.
Торжественно, едва сдерживая волнение, зачитывал я слова гвардейской клятвы, и батальон вторил мне гулким эхом.
— Не щадить сил и самой жизни, клянемся!
— Клянемся! Клянемся! Клянемся! — вторили саперы.
Клятва дана. Высоко подняв над головой Знамя, под раскатистое «ура» я пронес его вдоль строя и вручил знаменосцам.
Для нас, саперов, это была великая награда, завоеванная живыми и павшими в тяжелых битвах с лютым врагом. В этом торжественном акте мы видели признание мужества и преданности социалистической Отчизне отважных воинов батальона. Отныне мы будем сражаться под гордым гвардейским Знаменем!
А сутки спустя наш саперный батальон в составе 27-й гвардейской стрелковой дивизии погрузился в железнодорожный эшелон, через несколько дней добрался до крупного железнодорожного узла Сарны, а отсюда где на автомашинах, а чаще в походной колонне отмерил длинный путь до селения Старые Кошары, что под Ковелем. Армия вошла в состав 1-го Белорусского фронта, войска которого готовились к решающим операциям.
В штабе дивизии полковник А. А. Фингарет проинформировал меня о том, что нам прорывать оборону гитлеровцев придется скорее всего в этом районе.
— Легкой жизни не предвидится, — заметил он. — Ведь вокруг сплошные болота, бездорожье. Но зато именно [137] здесь немцы чувствуют себя в безопасности и наше наступление может оказаться для них внезапным.
В том, что начальник штаба не ошибся в прогнозах, я еще более убедился, когда командир дивизии строго предупредил о необходимости обеспечения скрытности сосредоточения войск и их тщательной маскировки, потребовал не допускать никаких пристрелок, взрывов, несанкционированного передвижения в светлое время даже мелких групп воинов и техники.
Выбрав благоприятный момент, провели в батальоне партийное собрание. В своем выступлении я подчеркнул, что наступательные действия будут развиваться на болотистой местности в условиях бездорожья, где на всех вероятных путях движения наших войск гитлеровцы наверняка широко применят минновзрывные заграждения. Поэтому от саперов потребуются предельная внимательность, мужество, выносливость, полное напряжение сил. В таких условиях важную роль будет играть личный пример коммунистов, первейший долг которых — поднимать боевой дух воинов, вести их вперед, как бы трудно ни складывалась обстановка.
Меня поддержали остальные партийцы, призвавшие с честью нести звание коммуниста, гвардейца, беспощадно бить ненавистного врага. В единодушно принятом постановлении всем коммунистам предлагалось в предстоящих боях до конца, не щадя ни сил, ни самой жизни, выполнить свой долг перед Родиной...
На левом фланге 74-го стрелкового полка саперам предстояло разминировать противопехотное минное поле. Заложенные на нем мины ПМД-6 обезвреживать вручную запрещалось, а снимать взрывным способом — значило нарушить приказ о строгой маскировке. После некоторых колебаний, обдумывания различных вариантов с учетом особой важности достижения внезапности наступления решили снимать мины все-таки вручную.
Взвод старшего лейтенанта М. Ф. Тонкошкура, получив задачу на разминирование противотанковых заграждений, вместе с полковым инженером занялся подготовкой проходов, а я с Гордюхиным и его подчиненными приступили к разминированию противопехотного минного поля. И хотя на поле вышли самые опытные саперы из роты лейтенанта Соловых и все они были подробно проинструктированы, мы с Гордюхиным, как говорится, не спускали с них глаз, контролировали их действия. [138]
— Какая по счету? — спросил я сержанта Скобицкого, увидев, как он, опустившись на колени, осматривает место замаскированной мины.
— Пятая, — ответил сапер.
Действовал он внимательно, без спешки — ведь если по мине пробежал даже мелкий зверек или попрыгала птица, чека могла выйти из гнезда до критического положения, и тогда малейшее прикосновение грозило взрывом. Однако сейчас ничего подозрительного сержант не заметил и, переведя дыхание, легонько сдвинул маскирующий слой, двумя пальцами поднял крышку мины, извлек взрыватель, отделил капсюль-детонатор и положил его в специально подготовленную коробочку. Только после этого он облегченно вздохнул, вытер рукавом выступивший на лице пот, поднялся и пошел вперед, чтобы вступить в новый поединок со смертью. Работа уже близилась к концу, когда в предрассветных сумерках мы заметили, что к минному полю приближались два бойца, вероятно разведчики. Капитан Гордюхин молча, чтобы не демаскировать нашу группу, побежал им навстречу, пытаясь предотвратить несчастье. Но едва они сблизились, как под ногами одного из бойцов полыхнуло пламя и тот рухнул на землю как подкошенный. Рядом с ним упал и капитан. Теперь уже все мы, забыв об опасности, бросились к месту трагедии. Боец лежал бездыханный, а получивший ранение А. И. Гордюхин оказывал первую помощь второму бойцу, пораженному осколками. Их обоих пришлось срочно отправить в госпиталь. Вот что нередко стояло за лаконичным докладом: «Задание выполнено!»
К вечеру, когда взводы старших лейтенантов Г. И. Куца и М. Ф. Тонкошкура заняли исходные позиции для выполнения очередных заданий, Куц доложил, что к нам прибыло пополнение. Тут же мне представились младшие лейтенанты Д. К. Мартышок, В. А. Черепанов и А. Н. Голомидов. Все они направлены к нам прямо из училища, в боях не были. Но ребята молодые, ладные, по первому впечатлению неплохо подготовленные. Подумалось, что их удастся быстро ввести в строй командирами саперных взводов.
В полночь связной от Бирюкова доложил о готовности проходов. Мы с Шабановым расположились в траншее у наблюдательного пункта и уже не смыкали глаз, ожидая начала наступления. К тому же не давал задремать и пробиравшийся под одежду ночной холодок. [139]
— Артподготовка-то будет мощнейшая, орудий за нами столько наставлено, что и не сосчитать, — заметил дивизионный инженер. — А вот сможем ли в темпе провести технику по болотам и бездорожью? Ведь в конце концов это и есть самое главное.
— Трудно, конечно, будет, — откликнулся я. — Но в том, что саперы сил не пожалеют, в этом уверен.
Ровно в 5 часов грянула впечатляющая артиллерийская подготовка. Как потом выяснилось, на километр фронта здесь было сосредоточено до 240 стволов. Полчаса над вражескими позициями бушевал огненный ураган. И вот части рванулись вперед.
Оправившись от ошеломляющего удара, гитлеровцы открыли огонь из всех уцелевших огневых средств. А уцелело их вопреки ожиданию не так уж и мало. Особенно сильное сопротивление наши бойцы встретили на подступах к населенному пункту Мацеюв. А тут еще и особенности местности, которые заранее внушали серьезные опасения. С трудом по разбитым, раскисшим проселкам ползла боевая техника. В самых труднопроходимых местах ей на помощь приходили саперы. Изнемогавшие от усталости, по колено в грязи, они буквально на руках переносили застрявшие пушки, автомашины.
В разгар боя за высоту 220,8 путь наступающим перекрыло противотанковое минное поле. Замерли у его края танки, залегла и пехота. Гитлеровцы немедленно усилили артиллерийско-минометный огонь.
В ответ на приказ командира дивизии принять срочные меры я доложил, что саперы уже приступили к разминированию. Действительно, отделения И. К. Жеведя и П. С. Осканяна без промедления по-пластунски выдвинулись на минное поле, не теряя ни секунды, проделывали проход. А тем временем Чипезубов забрался под днище передового танка и обнаружил, что тот наехал гусеницей на край мины. Работать пришлось в крайне неудобной позе, соблюдая величайшую осторожность. Но в конце концов с помощью саперного ножа сержант освободил мину от грунта, убедился в отсутствии элементов неизвлекаемости и, увидев сигнал, что проход в минном поле проделан, сообщил об этом командиру танка. Взревев двигателем, тридцатьчетверка ринулась вперед. За ней — остальные, расчищая путь пехоте. Запомнилось, как в клубах дыма от танковых дизелей стояла одинокая фигура Александра Чипезубова с миной в руках. [140] Он тяжело дышал, с лица скатывались крупные капли пота.
— Товарищ генерал, — доложил я по рации комдиву. — Сержант Чипезубов, рискуя жизнью, спас танк от подрыва и открыл путь нашим танкистам.
Когда по вызову командира дивизии Чипезубов прибыл и представился генералу, тот крепко пожал ему руку, тепло поблагодарил за мужество и вручил сержанту орден Красной Звезды.
В конце третьего дня наступления части дивизии вышли на восточный берег Западного Буга. Позади осталась освобожденная от гитлеровских оккупантов родная земля, а впереди лежала еще томившаяся в фашистской неволе Польша.
Форсировать Западный Буг дивизии удалось без особого труда — гитлеровцы в этом районе не успели закрепиться на водном рубеже. Нам удалось использовать для переправы и уцелевший в полосе соседа 60-тонный мост через реку, а также соорудить 16-тонный деревянный мост, десантно-паромную переправу. Это и позволило избежать случавшихся ранее задержек с преодолением водных преград, нежелательного скопления войск в районах переправ.
Правда, не обошлось и без накладок. В частности, не совсем удачно дебютировал в роли строителя моста молодой командир саперного взвода младший лейтенант Д. К. Мартынюк, Да это и неудивительно для специалиста, лишь недавно окончившего училище. А произошло вот что.
Первой по мосту после доклада Мартынюка о его готовности пошла батальонная полуторка. Двигалась она на самой малой скорости и уже достигла предпоследнего пролета, когда произошло непредвиденное: одну из опор повело в сторону. Водитель нажал на тормоза, полуторка замерла на месте, а затем с двумя смежными пролетами рухнула в воду.
Мартынюк пришел в отчаяние, да и все мы расстроились до предела. Что было бы, случись такое при форсировании реки с боем, под обстрелом и бомбежкой?
На этот раз причину ЧП удалось найти довольно быстро: оказалось, что сильное течение образует около опор завихрения, вымывающие из-под них песок. Положение исправили, установив рамную опору. И вскоре по надежно укрепленному мосту уверенно пошел поток военных грузов. [141]
Наши войска продвигались быстро, во многие населенные пункты и даже города вступали без боя, и простые поляки встречали нас цветами как освободителей от фашистского рабства. Длительная геббельсовская антисоветская пропаганда оказалась бесплодной. Можно обмануть сколько-то людей, но народ обмануть нельзя. В памяти навсегда остались многочисленные примеры бескорыстной помощи, которую в трудные минуты оказывали советским саперам польские патриоты на освобожденной от врага территории. Они рубили лес, разбирали сараи и подвозили строительные материалы к месту работ, добровольно расчищали и ремонтировали дороги, улицы...
А наши войска шли дальше на запад. В один из тех дней я радостно встретил вернувшегося из госпиталя А. И. Гордюхина. Но радость оказалась преждевременной: скоро поступил приказ о его назначении командиром саперного батальона 28-го гвардейского стрелкового корпуса.
Жаль, конечно, было расставаться, но служба есть служба, тем более на войне. Да и расти человек должен, особенно такой энергичный, инициативный, талантливый организатор, как Гордюхин. Словом, поздравил я его с назначением, посидели, повспоминали, пожелали друг другу удач и распрощались, чтобы каждому на своем месте продолжить общую работу на победу.
В конце августа 1944 года вызвал меня командир дивизии генерал В. С. Глебов.
— От нашего корпуса, — сказал он, — выделен усиленный стрелковый батальон капитана Верижникова из 76-го гвардейского полка для ускоренного продвижения к Висле, форсирования реки и захвата плацдарма до сосредоточения там крупных сил противника. Выделите надежный взвод с переправочными средствами, способный обеспечить в инженерном отношении боевые действия батальона.
Выбор пал на взвод инженерной разведки старшего лейтенанта Бирюкова. Поставив задачу, предупредил командира взвода о нехватке переправочных средств и необходимости их сбора на месте.
31 августа усиленное подразделение капитана Б. С. Верижникова еще до рассвета тронулось в путь и, по полученным сведениям, уже в полдень вышло к Висле в районе деревни Целюев, где саперы сразу же занялись поиском дополнительных переправочных средств. [142]
А во второй половине дня генерал Глебов приказал мне отобрать группу самых опытных саперов и также отбыть с ними в батальон Верижникова.
— Учтите, — добавил генерал, — что армия выделила нам понтонный парк. Он прибудет в район переправы завтра к утру.
Рекогносцировка, проведенная совместно с капитаном Верижниковым и командирами стрелковых рот, показала, что Висла на этом участке делилась на две протоки большим продолговатым, поросшим деревьями и кустарником островом. Вернувшиеся разведчики доложили, что остров оборудован траншеями, ходами сообщения и блиндажами, но войск противника на нем нет. Тем временем саперы, занимавшиеся поиском переправочного имущества, пригнали восемь пригодных для десантирования лодок и одну спортивную с подвесным моторчиком.
Поскольку остров оказался безлюдным, решили переправлять батальон в два этапа: сначала сосредоточить на нем подразделения, а затем, перенеся на руках лодки, форсировать вторую протоку, разведав предварительно противоположный берег.
Под покровом темноты несколькими рейсами на рыбачьих и шести табельных лодках удалось благополучно переправить на остров стрелковые подразделения. Затем: лодки были перенесены на его западный берег, а десантники находились в готовности к завершению переправы, как только вернутся с того берега разведчики.
Капитан Верижников сообщил, что на разведку противоположного берега направлены сержанты Ефимов, Силин и рядовой Бочек.
— Что-то долго их нет, — начал беспокоиться я. — На чем они туда отправились?
— Пожелали добираться вплавь, чтобы не насторожить противника, если он окопался на берегу или выставил дозоры. При отсутствии врага просигналят зеленым светом карманного фонарика, — ответил Верижников.
До боли в глазах всматривались мы в темноту, чутко прислушивались к мирному плеску воды. И вот вдали тускло замигал зеленый светлячок. Значит, берег свободен. Теперь нельзя медлить, ведь враг может быть где-то на подходе к реке и тогда форсировать ее придется под огнем! К тому же на востоке уже забрезжила бледная полоска утренней зари.
Первые расчеты быстро разместились в лодках, послышалась команда «Навались!», захлюпала вода под [143] ударами весел, и десант взял курс на противоположный берег. С этим рейсом отбыли и мы с капитаном Верижниковым.
С рассветом, как и следовало ожидать, гитлеровцы переправу обнаружили и на плацдарме завязались очень тяжелые бои с превосходящими силами противника. А тут еще только к исходу вторых суток к Висле подошли основные силы дивизии. Их надо было быстро переправить на плацдарм, а как это сделать, если обещанный нам понтонный парк так и не прибыл.
Все это я изложил командиру дивизии.
— Немедленно доложу обстановку командарму Чуйкову. А пока организуйте переправу на том, что есть, — распорядился расстроенный генерал.
Было отчего расстроиться: из глубины немецкой обороны усилился огонь тяжелых орудий и минометов, над районом переправы все чаще стали появляться группы «юнкерсов», бомбивших позиции войск на берегах и острове и переправочные средства на реке. Увеличение сроков переправы вело к росту потерь. Все мы это хорошо понимали, поэтому саперы выбивались из сил, переправляя под бомбежкой и артиллерийско-минометным огнем бойцов на десантных лодках, а полковую артиллерию, боеприпасы, санитарные повозки — на плотах.
Вмешательство командующего армией возымело свое действие. К исходу дня к нам прибыли 14 автомашин с переправочным имуществом — саперными деревянными складными лодками ДСЛ и лодками парка А-3 с надувным вкладышем. Но едва успели разгрузить долгожданные плавсредства, как попали под артиллерийский налет. Один шальной снаряд взорвался среди сгруженного имущества, в результате чего почти все надувные лодки парка А-3 оказались выведенными из строя.
Пока С. Г. Шабанов докладывал о случившемся комдиву, саперы Тонкошкура и Куца собрали и спустили на воду уцелевшие десять десантных лодок и два плота из лодок ДСЛ. Исчерпан был и такой резерв ускорения переправы, как увеличение нагрузки на саперов. Они и без того трудились на пределе сил.
Убедившись, что на организацию переправы задействованы все наличные средства и саперы в челночных рейсах дорожат каждой минутой, командир дивизии генерал В. С. Глебов и начальник политотдела полковник Д. П. Никашин убыли на плацдарм на лодке сержанта Чипезубова. Перед отплытием комдив еще раз напомнил [144] мне о необходимости максимально ускорить переправу частей, от чего зависит исход наступления.
Я знал, видел тогда и уверен сейчас, спустя десятилетия, что саперы не подвели, сделали все возможное в тех условиях, чтобы с честью выполнить задание командования. Многие из них пали смертью героев, в том числе и полковой инженер капитан Н. П. Попов; другие, как старший сержант Александр Дубровин или его тезка сержант Чипезубов, были ранены. Но ни один не дрогнул под вражескими бомбами и снарядами, не повернул вспять, не пожаловался на смертельную усталость. На всех наличных плавсредствах, а затем по построенному ночью мосту саперы насыщали плацдарм личным составом и боевой техникой, помогая удержать и расширить район сосредоточения наших войск для последующего рывка вперед.
А обратными рейсами саперы эвакуировали с плацдарма раненых. И, говоря об этом, я не могу не вспомнить наших боевых соратников — фронтовых медиков, сражавшихся плечом к плечу с воинами переднего края. Особенно запомнились прибывшие на плацдарм в числе первых старшие медицинские сестры Мария Иванина и Мария Яковлева. Они непосредственно занимались отправкой на Большую землю тяжелораненых воинов 83-го стрелкового полка. Смертельно уставшие, промокшие до нитки и продрогшие от холода, отважные женщины самоотверженно боролись за жизнь беспомощных людей: подвозили их к берегу на санитарных повозках, осторожно, как родных, укладывали в лодки, укрывали плащ-накидками, поправляли повязки, подавали лекарства, успокаивали, стремясь всячески облегчить их страдания.
Сколько же надо было иметь силы, мужества, подлинной любви к человеку, чтобы, ежеминутно рискуя жизнью, так ревностно выполнять свой профессиональный и человеческий долг!