Невзятая Паланка
Саперный батальон разместился в хуторе Маяки, у самых плавней, где между зарослями камыша, уходившими на многие километры к противоположному берегу, бежал широкий, шумливый Днестр. От Маяков в глубь плавней пролегала узкая, относительно твердая гряда земли, по которой до войны проходила гужевая дорога.
Какого-либо движения в плавнях не отмечалось — повидимому, [129] гитлеровцы закрепились на противоположном берегу, где-то в районе едва видимого населенного пункта Паланка, примерно в 15–18 километрах от нашего берега.
В соседнем хуторе Беляевка, в котором разместился штаб дивизии, находилась крупная водоочистительная станция, питавшая водой Одессу.
— Есть основания полагать, что станция заминирована немцами. Надо немедленно перепроверить, — сказал мне комбат.
Вскоре со взводом старшего лейтенанта Бирюкова прибыли на место, где я с Жеведем и Фахриевым, а Бирюков с Чипезубовым и Осканяном приступили к тщательному обследованию объекта. В подполье обнаружили не замеченный ранее электрический провод, тянувшийся к нише в кирпичной стене. Заглянули в нее и увидели часовой механизм. Жеведь тут же отделил от него провода.
Подошли Бирюков, Осканян и Чипезубов. Старший лейтенант доложил, что обнаружили и обезвредили еще и два мощных фугаса. Больше никаких взрывных устройств нет. Зная по опыту добросовестность и старательность своих саперов-разведчиков, я мог с уверенностью считать, что теперь одесситы будут с водой.
— Есть приказ, капитан, — встретил меня сообщением комбат, как только мы вернулись в свое расположение. — Сегодня, то есть в ночь на 22 апреля, переправить через Днестр в плавни под Паланку полк 35-й гвардейской стрелковой дивизии нашей армии. В ваше распоряжение выделяется вторая саперная рота лейтенанта Тонкошкура.
С наступлением темноты подошел 35-й полк и переправа началась. Взводы и роты, высадившись на противоположном берегу, скрывались в зарослях камышей. Вместе с полком ушел в разведку и взвод старшего лейтенанта Бирюкова.
Когда я доложил комбату о выполнении задания, Степан Георгиевич сообщил, что подполковник В. С. Шанин назначен корпусным инженером 28-го гвардейского корпуса, его преемником стал капитан Шабанов, а меня назначили командиром саперного батальона.
Это было важным событием в жизни. С новым назначением резко возрастала моя ответственность за боеспособность батальона, судьбу его личного состава, качество выполнения заданий командования. Оправдаю ли оказанное [130] доверие? Справлюсь ли? Уверен, что такие вопросы возникали не только у меня, но и у многих, как никогда быстро поднимавшихся по служебной лестнице воинов действующей армии. А отвечать на них надо было обязательно и только честно как перед собой, так и перед теми, чьи судьбы теперь вручала Родина.
Все продумав, взвесив, вспомнив, я поверил, что смогу, и больше колебаний не испытывал. Ведь нерешительность — самый плохой спутник, особенно на войне.
Когда я по вызову пришел в штаб дивизии, начальник штаба полковник А. А. Фингарет рассматривал в бинокль сизые высоты противоположного берега.
— Смотри, комбат, — впервые назвал он меня по новой должности, — на той стороне населенный пункт Паланка. Пока готовится атака на него, необходимо провести детальную разведку подступов, особенно водных препятствий и минных полей. Держите наготове переправочные средства. Причем все это надо сделать в самые сжатые сроки.
— Разведка уже ведется, товарищ гвардии полковник, — доложил я.
— Вот это — оперативность, — одобрил начштаба. — Ну, тогда успехов вам!
Приняв батальон, я объявил приказ о назначении заместителем капитана А. И. Гордюхина, а командиром 1-й роты — прибывшего к нам старшего лейтенанта Куца.
На вторые сутки вернулся из разведки взвод старшего лейтенанта Бирюкова. Из его доклада следовало, что от нашего берега почти до самой Паланки плавни сплошь поросли камышом, через заросли которого идет единственная грунтовая дорога. Далее путь преграждают две протоки Днестра, мосты через которые взорваны гитлеровцами. Каких-либо подручных переправочных средств в районе нет. Минновзрывных заграждений перед позициями противника на подступах к Паланке не обнаружено.
К утру 24 апреля у хутора Беляевка армейские саперы навели через Днестр 16-тонный наплавной мост. И с наступлением темноты стрелковые, а за ними 54-й артиллерийский полк ушли в плавни. Захватив все имевшиеся в нашем распоряжении переправочные средства, направились в плавни и остальные подразделения нашего гвардейского саперного батальона. Молча двигались воины в темных зарослях камыша. Рядом со мной размашистой. [131] походкой шел боевой заместитель Александр Гордюхин. Я был очень рад, что именно он — деловой, решительный и надежный воин — занял эту должность.
Продираемся через камышовые заросли час, другой, третий... Ничего не видно вокруг; слышатся лишь легкий скрип колес повозок, приглушенный говор людей, постукивание котелков о черенки саперных лопат. Наконец плавни расступились, и мы увидели около одной из редких, но буйных вётел палатку оперативной группы дивизии.
Саперы сразу же приступили к снаряжению переправочных средств, оборудованию НП командира дивизии, землянок для командования.
Ровно в 2.00 грянула артиллерийская подготовка. Засветилось небо, рассекаемое огненными мечами реактивных снарядов. Над позициями гитлеровцев поднялось багровое зарево, по водной глади заметались розово-оранжевые блики.
Еще не умолкла артподготовка, как наша пехота на десантных лодках отчалила от берега.
После короткого замешательства гитлеровцы открыли сильный ружейно-пулеметный, а вслед за тем и артиллерийско-минометный огонь. Десантники начали нести потери.
С наблюдательного пункта командира дивизии отлично просматривалось все поле боя, если так можно назвать вздыбленную разрывами воду. Заметив, что переправа замедлилась и связана с большими потерями, комдив приказал усилить артиллерийский огонь. Но и у противника оказался какой-то нетронутый резерв: канонада с его стороны загремела с удвоенной силой. Пробиться через такой плотный заслон не удалось и тем, кто уцелел, пришлось вернуться на исходные позиции, укрыться в зарослях камыша. Все предстояло начинать сначала, но как-то по-другому. Какое же решение примет командование?
Пока войска приходили в себя, настраивались на новый штурм, случилось то, с чем мы уже однажды имели дело, но как-то снова упустили из виду: во второй половине дня в плавнях начался малозаметный вначале подъем воды, которому не придали особого значения. Но часа через два вода подобралась к артиллерийским позициям, окопам и блиндажам, «съедая» и без того ограниченную сухую поверхность. [132]
«Опять ветер с моря, — вспомнил я о горьком опыте. — Чем все это обернется сегодня?»
А разбушевавшаяся стихия уже выживала людей из укрытий, подставляя под вражеский огонь. Видимо, гитлеровцы знали о последствиях подъема воды, представляли возникшую в нашем расположении ситуацию и усилили огонь по площади шрапнелью.
Вот уже заплескалась вокруг палатки оперативной группы вода, и саперы принялись сооружать защитные валики из дерна. Появившийся у входа в нашу землянку парторг батальона лейтенант Колкунов крикнул:
— Выбирайтесь скорее, сейчас затопит!
И словно в подтверждение его слов по ступенькам зажурчала вода. Едва успели выскочить, как она хлынула в наше убежище широким потоком.
А земляная гряда таяла на глазах. Столь же быстро падало и настроение. Оно и понятно: впереди враг, а позади четырнадцать километров залитых водой камышовых зарослей. Похоже, совсем нет выхода из этой ловушки, а гитлеровцы все усиливают огонь...
Вызвав Шабанова и меня, командир дивизии приказал любой ценой обеспечить вывод артиллерии и обозов с плацдарма. Коротко и неясно! То есть приказ, конечно, надо выполнять, а неясность в том, каким образом? Ситуаций, подобных создавшейся, мы, как говорится, не проходили. Значит, надо действовать в меру своих сил и способностей.
Первой к решению поставленной задачи приступила рота Тонкошкура. Зашевелился, зашелестел камыш, захлюпала вода под ногами бойцов, копытами коней; артиллерия и обозы потянулись по уже едва заметной гряде. С огромным трудом вытягивали саперы из липкой грязи застревавшие орудия и повозки. Собрав все пригодное, что осталось из переправочного имущества, обоз саперного батальона медленно двигался назад, к восточному берегу. А тут поступил приказ об отходе всей дивизии, следовательно и саперного батальона. На этот раз саперы, привыкшие идти впереди своих войск, уходили последними.
На отдельных участках суша уже скрылась под водой. Тогда, взявшись по трое за руки, двигались на ощупь, погружаясь порой по пояс в холодную воду.
Быстро темнело, а дороге не виделось конца. И все же, как бы ни было нам тяжело, но мы выходили из боя, а там, на ветвях деревьев, лицом к лицу с врагом [133] остались нести боевую вахту бойцы 35-й стрелковой дивизии. Стоило вспомнить об этом — и путь уже не казался таким трудным. Дойдем, обязательно дойдем!
Так, вспенивая раскисшими сапогами воду, брели много часов без привалов — присесть-то не на что! И когда казалось, что уже не сделать больше и десяти шагов, камыш поредел, расступился и перед нами, как в сказке, возник наплавной мост. У всех вырвался вздох облегчения — уцелел, родимый! Бойцы оживились, тягостное молчание сменилось веселым говором. Мы не сразу поняли, как трудно будет сделать последние шаги. А оказалось, что под напором стихии мост выгнуло дугой и его крайние пролеты скрылись под водой.
Первым пошел Гордюхин. Миновал самое глубокое место по пояс в воде и выбрался на настил моста. У того берега примерно такая же ситуация, так что каждому из нас пришлось искупаться еще дважды, после чего все растянулись на сухом берегу, не в силах даже снять с себя мокрые одежду и обувь. Приводили себя в порядок уже на «старых квартирах», с которыми еще так недавно расставались, казалось бы, навсегда...
Последние дни апреля наш батальон встретил на марше, приближаясь к населенному пункту Григориополь, раскинувшемуся на левом берегу Днестра, менее чем в сорока километрах северо-восточнее Кишинева. Погода в этом солнечном крае неожиданно испортилась: подул резкий, пронизывающий ветер, переохлажденный дождь сменился ледяной крупой, которая больно секла лицо и руки. Не только дороги, но и одежда бойцов покрылись ледяной коркой. А вокруг ни единого домика, даже сарая, где можно было бы обсохнуть, обогреться... И это — не в Заполярье, а на теплом юге в канун первомайского праздника! К счастью, день спустя в голубом небе засияло солнце, ветер утих, и повеселевшие саперы, дружно напевая «Тачанку», вошли в Григориополь.
Здесь было тихо, но где-то южнее слышалась отдаленная стрельба. Как вскоре узнали, там, за Днестром, наши войска захватили небольшой плацдарм и на нем шли ожесточенные бои. В подтверждение этого перестрелка временами перерастала в канонаду, в небе то и дело завязывались воздушные бои между нашими и немецкими [134] истребителями, а в сторону плацдарма проходили группы краснозвездных бомбардировщиков.
На рассвете 10 мая наш саперный батальон был выведен к берегу Днестра. Замаскировавшись в кустарнике на небольшой высотке, я разглядел в бинокль, как на всей небольшой площади плацдарма метались огненные всплески, вспухали бурые клубы дыма и пыли, трассирующие пули прошивали пространство над землей. С тошнотворным звуком пролетали «скрипухи» — мины шестиствольных немецких минометов. Нетрудно было представить, как тяжело приходилось там советским воинам.
Мимо нас, понурив головы, в тыл прошли несколько групп вымокших до нитки красноармейцев.
— Откуда вы? — спросил начпрод Д. С. Ефименко.
— Скоро узнаешь, — не останавливаясь, сердито буркнул один из бойцов.
Как впоследствии выяснилось, в ту ночь гитлеровцы провели несколько ожесточенных атак, пытаясь ликвидировать плацдарм. Им удалось несколько потеснить оборонявшиеся части, а отдельные подразделения даже вынудили отступить за реку. Их-то мы и повстречали. Теперь поняли, что идем в самое пекло для того, чтобы восстановить положение.
Ожидая приказа на переправу, разместились, как смогли, в сильно разрушенном хуторе Бутор. Было очевидно, что переправочных средств нам не хватит. Но в самый последний момент капитан Шабанов принес добрую весть: дивизии придан корпусной саперный батальон, который выделяет нам для десантной переправы десять табельных и примерно столько же собранных нетабельных лодок.
Уже в сумерках взводы инженерной разведки и лейтенанта К. П. Соловых под руководством капитана Гордюхина отправились на плацдарм для его инженерного обеспечения. Противник вел беспорядочный артиллерийский обстрел района переправы, поэтому подразделения 74-го стрелкового полка по команде выбегали из укрытий на берег, быстро погружались и отчаливали. На двух паромах переправлялась и полковая артиллерия. А тем временем корпусные саперы навели 16-тонный наплавной мост и по нему двинулись все полки.
К сожалению, хотя этого и можно было ожидать, с рассветом противник обнаружил наплавной мост, очень быстро организовал воздушный налет и разбомбил в самый решающий момент. Только благодаря тому, что начальник [135] инженерных войск армии генерал В. М. Ткаченко выделил из резерва 15 понтонов, удалось наладить переправу и, хотя немецкие самолеты продолжали атаки, завершить переброску войск на плацдарм.
В один из тех напряженных дней борьбы за плацдарм вызвал меня командир дивизии и сказал:
— Гитлеровцы заметно усиливают давление на оборону второго батальона 83-го стрелкового полка. Подтянули туда несколько танков — видимо, замышляют прощупать, а при удаче и протаранить нашу оборону. Направьте туда саперную роту для установки противотанковых мин.
В тот же вечер саперы из взводов Бирюкова, Попова и Муромцева прибыли на позицию полка, а затем под покровом темноты не только усилили на нейтральной полосе минные поля, но и уложили управляемые фугасы.
Предвидение комдива оказалось точным: на рассвете гитлеровцы, поддержанные несколькими танками, атаковали позиции батальона. Танки через минное поле не прошли, а пехота была рассеяна сосредоточенным огнем воинов подразделения.
Но на этом враг не угомонился. После сильного огневого налета, поддержанные одиннадцатью танками, гитлеровцы перешли в очередную атаку. Хотя пехотинцев дружным огнем заставили залечь, танки упорно ползли вперед до самой границы минного поля. Здесь они ненадолго остановились, словно готовясь к прыжку, чем немедленно воспользовались наши артиллеристы. Их прицельным огнем один вражеский танк был подожжен, а остальные, отстреливаясь, попятились назад. И эта атака была отбита не в последнюю очередь благодаря мужеству и боевому мастерству саперов, таких скромных тружеников войны, как Осканян, Фахриев, Рыбаков, Глинский, Дубровин и многие другие. Они не думали о славе. Они просто сражались, а слава сама их нашла.