Саперы всегда в бою
В битве за освобождение Донбасса, носившей крайне ожесточенный характер, саперы дивизии установили и обезвредили десятки тысяч мин, возвели немало оборонительных сооружений, проложили, отремонтировали несчитанные километры дорог. Они наводили переправы, строили мосты, вели инженерную разведку... И все это калейдоскопическое разнообразие заданий отложилось в памяти как повседневный, непрерывный труд с полным напряжением сил.
10 сентября войска 8-й гвардейской армии, в том числе и нашей 27-й гвардейской стрелковой, освободили город Барвенково. Отсюда дивизия перешла в стремительное [122] преследование поспешно отходившего противника. Дорога, по которой мы выходили из города, еще хранила кровавые следы разбоя гитлеровцев: вдоль обочин лежали трупы стариков, женщин, детей, валялась домашняя утварь. Дымились развалины населенных пунктов. В один из сентябрьских дней, выполняя приказ комдива генерал-майора В. С. Глебова, батальон капитана Б. М. Полетаева с нашим взводом инженерной разведки настиг гитлеровцев и освободил около четырех тысяч угоняемых фашистами в рабство советских людей.
— Родные наши, мы и не думали уже остаться в живых. В нас стреляли, нас топтали ногами, хлестали плетками, мучили. А когда вражина почуяла, что Красная Армия близко, дома облили бензином и спалили. Теперь у нас нет ни хаты, ни худобы, ни добра, — рассказывала сквозь слезы молодая женщина, державшая за руки двух малышей.
— Смотрите, слушайте и запоминайте, саперы, ведь это матери, жены и сестры наших боевых друзей, а значит, и ваши, — напоминал я воинам, когда мы сталкивались с очередным свидетельством фашистского разбоя.
И они шли в атаки, яростно преследуя и уничтожая ненавистного врага. Так день за днем, бой за боем...
Развивая наступление, войска Юго-Западного фронта наращивали силу ударов по врагу. 13 октября мы увидели у задымленного горизонта очертания большого индустриального города. Запорожье! Там бушевали пожары, до слуха доносились приглушенные расстоянием взрывы. А на другой день город был освобожден от немецко-фашистских оккупантов. Выбив врага с территории завода Запорожсталь, наша дивизия вышла к Днепру. Батальон капитана Полетаева первым достиг берега реки против острова Хортица и начал готовиться к ее форсированию. Саперы роты старшего лейтенанта А. И. Гордюхина, вернувшегося после излечения в медсанбате, сразу приступили к сбору подручных плавсредств, а мы с капитаном Сильвестровичем занялись организацией работ по обезвреживанию многочисленных минновзрывных устройств — гитлеровцы буквально нашпиговали ими город и подступы к нему.
В городе — сплошные еще дымившиеся руины. Самолеты противника засыпали их мелкими минами-сюрпризами, прозванными «лягушками». Их сбрасывали в специальных контейнерах. При падении мины не взрывались, а приводились в боевое положение, и стоило дотронуться [123] до их корпуса, как мгновенно срабатывало взрывное устройство. Один из таких контейнеров упал недалеко от расположения роты Гордюхина. Опытный сапер А. В. Глазунов направился к месту его падения и увидел рассыпанные по земле мелкие мины незнакомой конструкции. Осторожно поднял одну из них и стал внимательно осматривать. Первая допущенная сапером ошибка оказалась и последней: мина взорвалась в руках, небольшой осколок глубоко врезался в гортань Глазунова. Он умирал в полном сознании.
Невозможно было себе представить этого всегда жизнерадостного человека, запевалу и любимца роты мертвым. Закроешь глаза и видишь неунывающего Андрея рядом с собой, слышишь его заразительный смех, веселую шутку. Но это лишь игра воображения. Его с нами уже не будет никогда. Только в памяти благодарного человечества, спасенного от фашистской чумы, он останется рядовым бессмертного ратного подвига советского народа.
В начале декабря части соединения перешли к обороне на рубеже Красный Яр, Григорьевка, Тракторный. Чтобы ослабленные в предыдущих боях части могли уверенно продержаться до прибытия пополнения, потребовалось почти сплошное минирование переднего края. Для уточнения объема и характера этой работы капитан Сильвестрович, я и младший сержант Харчев направились в 83-й гвардейский стрелковый полк.
— Пришли! — воскликнул Харчев, выведя нас прямо на часового.
Отыскали полкового инженера Е. В. Шептуна. Тот обрадовался:
— Пришли помогать? Вот спасибо! Оборона полка растянута почти на девять километров, попробуй прикрой неполным составом.
Вместе с Шептуном вышли на рекогносцировку. Тихо, только выпускаемые противником ракеты обозначали его передний край. По ним и ориентировались, когда оставили первую траншею и двинулись вперед, по существу, наугад. Шептун напомнил о необходимости соблюдать осторожность — здесь, на нейтралке, отмечалась активность немецкой разведки. Вот и шли молча, след в след.
Как только согласовали с командованием полка районы минирования первой очереди, саперы тут же приступили к работе. Теперь не спать много ночей подряд. Я же с Харчевым отправился с докладом к дивизионному начальству. [124]
На другую ночь, прикрываясь туманом и снежной мглой, ушли на задание старший лейтенант Бирюков, сержант Чипезубов и младший сержант Харчев. А из разведки вернулись только первые двое. Они рассказали, что на рассвете группа попала под прицельный огонь противника и вынуждена была отходить. При очередной перебежке Харчев вдруг упал. Бирюков и Чипезубов, убедившись, что самостоятельно Владимир передвигаться не может, отнесли его в лощину, перевязали рану и доставили в санчасть.
Новый 1944 год встречали в трудном походе. 35–40 километров пришлось пройти в очень высоком темпе. В небольшом населенном пункте, куда мы наконец прибыли, скопилось много войск, боевой техники, обозов. Все хаты, даже сараи оказались переполнены бойцами. Зашел в один из домов, на двери которого мелом было жирно выведено зловещее слово «тиф». Увидев, что в комнатах немало бойцов, я с некоторым недоумением и обидой обратился к старшему — капитану медицинской службы:
— Товарищ капитан, мои саперы прошли чуть ли не рысью сорок километров, а все жилье занято. Я обязан обогреть подчиненных. У вас две просторные комнаты, разрешите разместиться в них.
— Но вы же читали, что здесь тиф?
— Читал. Но мои саперы для большей гарантии напишут еще и слово «мины», и мы, как не раз бывало, сумеем прожить мирно.
В конце концов поладили, и в одной из комнат саперам удалось сносно отдохнуть перед назначенным на утро новым переходом. Нелегка походная жизнь, когда под ногами то снег, то слякоть, а над головой нередко разверзшиеся хляби небесные. Конечно, все это особенно трудно вначале, потом удается как-то притерпеться. Но сказать, что можно вообще привыкнуть к такому дискомфорту, значило бы погрешить против истины. Другое дело, что на войне не до капризов, все подчинено одному, главному — разбить врага!
Как-то к концу января, когда наш бивак был разбит в опустевшем коровнике на окраине небольшого поселка, капитан Иванов сообщил, что 30 января 76-й стрелковый полк проведет разведку боем и в случае успеха дивизия перейдет в наступление. Разведка боем оказалась удачной, и вот...
Наступление!.. После всего пережитого страной никак не привыкнешь к этому слову, каждый раз, услышав его, [125] испытываешь подъем, чувство радостного возбуждения. Ведь шаги вперед — это шаги к долгожданной победе. Очень нелегкие, дорого оплачиваемые шаги. Даже когда не кровью, а солдатским потом. Но, главным образом, все же кровью.
Вот встречаю на поле боя командира саперного взвода 83-го гвардейского стрелкового полка старшего лейтенанта И. Ф. Щетинина и слышу от него:
— Час назад тяжело ранен полковой инженер Шептун.
Да как же так? Ведь, кажется, только что видел Емельяна Васильевича в полном здравии, отличном расположении духа! Неужели и его потеряем? Впрочем, ранен, значит, еще не все потеряно, может быть, и в строй вернется. Помочь нечем. Остается только верить и ждать...
На полях и дорогах топь непролазная. Почти вся боевая техника врага в полной исправности увязла на раскисших дорогах. К сожалению, застряла и наша, с той лишь разницей, что осталась при нас, а противник потерял свою безвозвратно. Саперы, обливаясь потом, помогали артиллеристам толкать орудия, шоферам — автомашины. Тяжелая дорога, долгие переходы измотали людей. Устроили небольшой привал у железнодорожной станции Апостолово — и снова в путь.
С выходом на очередной рубеж саперный батальон в полном составе занял участок обороны, а на третьи сутки совместно с артиллерийским полком ночью атаковал населенный пункт с неожиданным названием Швейцария. На рассвете овладели им и перешли к преследованию противника.
8 марта вышли к реке Ингулец. Надо ее форсировать, а на чем? Где взять переправочные средства? Но есть приказ, и его мы обязаны выполнить во что бы то ни стало. Впрочем, ко всему этому мы давно приучены и боевую задачу непременно выполним.
В моем с А. И. Гордюхиным распоряжении пока лишь малая надувная лодка МНЛ-5, поэтому направляем саперов на поиск подручных средств. На краю населенного пункта под навесом обнаружили десятка три металлических бочек из-под бензина. Это уже кое-что. Тут же присмотрели два ветхих сарая и несколько деревянных ворот. Вот вам и элементы переправочных средств!
На поиск затратили немало времени, но к сборке плотов приступили еще засветло и провозились с ними всю ночь, Как ни старались, а без шума не обошлось, однако [126] противник на него никак по реагировал, и это настораживало: не приготовили ли фашисты для нас какой-нибудь «сюрприз»?
К рассвету все было готово, и я дал команду на сборку переправы. Сразу закипела работа: одни саперы с помощью жердей подгоняли плоты к причалу, другие соединяли их, укладывали настил и закрепляли его колесоотбоями. Мост быстро вытягивался в длину, осталось ввести последний плот... И тут послышался характерный шелест летящих мин. Гордюхин только и успел крикнуть: «Ложись», как взрывы загремели от берега до берега. Послышались стоны раненых. Второго залпа не последовало, и когда мы подняли головы, то увидели разметанные, покореженные плоты. На берег вывели трех раненых саперов, и командир роты организовал их эвакуацию. А остальные бойцы уже ремонтировали поврежденные плоты, заменяли пробитые осколками бочки — ведь 76-й стрелковый полк уже занял исходный рубеж и ждал команды на начало переправы.
А тут — новый залп! Еще два раненых сапера, снова продырявленные бочки. Теперь стало ясно, что гитлеровцы зорко наблюдали за нами и расчетливо наносили прицельные удары в самое решающее время.
Пришлось быстро переместиться из опасной зоны метров на 250 выше по течению. Снова спешно перебрали поврежденные плоты, перегнали их в новый район и под прикрытием дымовой завесы приступили к третьей попытке наведения моста. И тут выяснилось, что уцелевших бочек не хватило на два плота. А ждать нельзя, уже поступила команда на переправу полка. Что же делать? Нашли, кажется, единственный вариант: сшили скобами два бревна, уложили на них сбитые из досок щиты; для подстраховки эту конструкцию поддерживали стоявшие по грудь в холодной воде саперы Якимов и Рыбаков. И переправа вступила в действие.
Пока пропускали по мосту первые роты, саперы лейтенанта Соловых подвезли подручные строительные материалы, возвели рамную опору, уложили прогоны, закрепили настил, и вслед за пехотой пошла полковая артиллерия, гужевой транспорт, а затем пропустили и входившую в прорыв конницу. Танки, тяжелые орудия и автотранспорт переправились по мосту, построенному армейскими саперами...
Наступление развивалось стремительно. Но это вовсе не значило, что враг не оказывал сопротивления или что [127] легче стал ратный труд. Гитлеровцы продолжали упорно цепляться за каждую пядь земли, и саперная наша работа потребовала еще большего напряжения сил, значительно усложнилась, ибо теперь каждый раз приходилось действовать в новых условиях, и действовать быстро, чтобы не задержать продвижение войск. Порой для выполнения заданий приходилось принимать самые неожиданные решения.
Еще до выхода к реке Ингул комбат Шабанов передал приказ командира дивизии о том, чтобы саперам при поддержке пехоты захватить уцелевший мост через реку и обеспечить переправу по нему войск и боевой техники. 16 марта решительной атакой саперам при поддержке автоматчиков удалось ворваться на мост. Саперы Дубровин, Глинский, Сакерин и Животнев обезвредили обнаруженные в опорах фугасы. Значит, приказ выполнен, путь войскам через реку открыт? Если бы так!
Дороги и тропы, ведущие к мосту, оказались забиты брошенными врагом орудиями, автомашинами, повозками. Они просто увязли в липкой, размешанной колесами и гусеницами глине, почти непреодолимой не только для техники, но и пехоты. Но не ждать же, пока это месиво просохнет!
Тут узнали, что в трофейных повозках немецкого обоза обнаружено много награбленных у населения одеял, перин, дорожек. Все это пошло в дело наряду с другими подручными материалами. Саперы лопатами отгребали в стороны густую грязь, в три-четыре слоя застилали дорогу одеялами и прижимали их края бревнами. И вскоре легкие орудия, автомашины с боеприпасами, санитарные повозки, кухни потянулись через реку. Еще один водный рубеж остался позади.
А вот реку Южный Буг в районе Новой Одессы пришлось форсировать дважды. 19 марта с большим трудом и немалыми потерями удалось организовать десантную и паромную переправы, захватить на противоположном берегу небольшой плацдарм и закрепиться на нем в наспех отрытых окопах. В одном из них разместились и переправившиеся через Южный Буг командир дивизии генерал-майор В. С. Глебов и начальник политотдела соединения полковник Д. П. Никашин. Десант под массированным огнем противника и воздушными налетами отбил несколько вражеских контратак. Но во второй половине дня произошло неожиданное: ветер подул с моря и река на глазах начала вздуваться, заливать берега. [128]
Вода подобралась к окопам на плацдарме, затопила их. Бойцы и командование дивизии оказались незащищенными, под прицельным огнем противника. И тогда командир корпуса приказал отвести подразделения с плацдарма. Позже узнали, что в устьях южных рек при ветре с моря поднимается уровень воды. Тогда предугадать это не удалось.
На следующее утро гитлеровцы бомбили Новую Одессу и скопление наших войск у переправы, поэтому пришлось перенести ее выше по течению реки. Вода к тому времени несколько спала, и повторная переправа личного состава и техники, оставшись, как и любая другая, технически сложным и крайне опасным делом, прошла без непредвиденных осложнений и неоправданных жертв.
С приближением к Одессе сопротивление гитлеровцев стало нарастать. В городе, окутанном дымом пожаров, гремели взрывы — это фашисты разрушали здания, предприятия, порт. Только решительный штурм вражеской обороны спас город от полного разрушения. 10 апреля Одесса была освобождена от гитлеровцев.
А наша дивизия, обойдя город, продолжала двигаться дальше, к Днестру, ломая сопротивление врага, освободила несколько населенных пунктов и 14 апреля выбила гитлеровцев из Овидиополя.
...Середина апреля 1944 года. Ясный погожий день. Вместе с адъютантом старшим капитаном Тарлинским и нашим доктором старшим лейтенантом медицинской службы Кучеренко вышли на берег. Перед нами предстал спокойный и широкий Днестровский лиман, а за его голубым зеркалом виднелся белокаменный город Аккерман, отражавшийся в неподвижной воде.