Японцы разворачиваются для броска на юг

Правительство Японии не сразу приняло решение начать агрессию в южном направлении. Оно тщательно следило за происходящими в Европе событиями и, ориентируясь на них, готовилось к войне либо против Советского Союза, либо против англо-американцев на юге. Несмотря на договор, подписанный весной 1941 г. с Японией, на нашем Дальнем Востоке нависала серьезная угроза войны. 5 июля 1941 г. военный министр Японии Тодзио утвердил план войны против Советского Союза под названием «Кан-Току-Эн» («Специальные маневры Квантунской армии»).

До сентября 1941 г. японское правительство стояло па распутье. К этому времени японский генеральный штаб уже имел окончательно разработанные планы развертывания агрессии как в северном, так и в южном направлении. Казалось, что успешные действия немецко-фашистских войск летом 1941 г. благоприятствовали нападению Японии на дальневосточные территории Советского Союза. Однако японский генеральный штаб учитывал, что молниеносная война германских войск против Красной Армии срывается, а сопротивление советских войск все увеличивается. Расчет японцев, что советское командование снимет с Дальнего Востока основную часть войск и перебросит их на запад, не оправдался. Это явилось для них неприятным сюрпризом. Японцы боялись втянуться в затяжную войну с Советским Союзом. В то же время они боялись упустить удобное время для захвата тихоокеанских владений США, Англии и Голландии, которые приступили к их укреплению, начав строительство там оборонительных сооружений и постепенно увеличивая контингенты войск. Военная промышленность США тем временем наращивала выпуск новых видов вооружения.

Как теперь стало известно, 9 августа1941 г., через месяц после принятия плана «Кан-Току-Эн», когда на западе начал срываться «план Барбаросса», императорская ставка приняла решение временно воздержаться от нападения в 1941 г. на Советский Союз и переключить все внимание на подготовку агрессии в южном направлении. В сентябре это решение стало окончательным. В дальнейшем руководители Японии предусматривали совместно с партнерами по «оси» также захват стран Американского континента. В соответствии с этим решением японские генеральные [221] штабы армии и флота в середине августа договорились между собой, приняв за основу вариант совместного внезапного нападения на тихоокеанские владения США и Великобритании. ВВС должны были оказать максимальную поддержку этим ударам.

Таким образом, потуги Гитлера и его дипломатии открыть второй фронт против Советского Союза на Дальнем Востоке терпели провал. Главной причиной этого было героическое сопротивление Красной Армии и как следствие срыв гитлеровского плана молниеносной войны против СССР.

С лета 1941 г. процесс подготовки японских милитаристов к большой войне вступил в стадию завершения. Он характеризовался ростом военных ассигнований и значительным развитием военной промышленности, увеличением армии и флота, усилением идеологической обработки населения и вооруженных сил.

18 октября 1941 г. к власти в Японии пришел кабинет генерала Тодзио, который занял в нем посты премьер-министра, военного министра и министра внутренних дел. Это повлекло за собой усиление полицейского террора в стране, лишение населения политических прав под флагом «всеобщей мобилизации нации». В стране установилась военно-фашистская диктатура. Пропаганда агрессии развертывалась под лозунгами: «Азия для азиатов», «Япония — защитница Азии от несправедливой англо-американской политики», «Сфера сопроцветания улучшит экономическое положение народов Азии». В Японии была запрещены все политические партии и была создана единая политическая организация — Ассоциация помощи трону.

В 1941 г. прямые военные расходы Японии увеличились по сравнению с предыдущим годом с 7,9 млрд. до 12,5 млрд. иен, составив более 75% всех расходов бюджета. Резко сократился расход металла на мирные нужды. Все это вело к усилению милитаризации японской экономики. В стране значительно возросло производство оружия и боевой техники. В 1941 г. было выпущено полевых орудий 2096 (в 1940 г. — 1200), соответственно пулеметов — 21 906 (14 500), самолетов — 6174 (3462).

Япония в этот период усиленно готовилась к войне на море. Как морская держава, она всегда уделяла большое внимание военно-морскому флоту, усиленно наращивала его мощь в послевоенные 20 — 30-е годы. В 1941 г, был [222] сделан новый резкий скачок. В военном бюджете ассигнования на военно-морской флот и морскую авиацию заняли важнейшее место. За год было построено 48 боевых кораблей общим водоизмещением 200 860 т. (в 1940 г. — 27 кораблей водоизмещением 68800 т). В составе японского флота два линкора имели сверхмощную артиллерию калибром 404 и 356 мм.

В 1941 г. все военные корабли прошли ремонт и модернизацию и были подготовлены для боевых действий. Для военных перевозок и десантных операций было дополнительно оборудовано 522 торговых судна водоизмещением 1150 тыс. т.

Если в октябре 1940 г. японская армия насчитывала 1694 тыс. человек, то к концу 1941 г. — свыше 2400 тыс.{58} Важным преимуществом японских вооруженных сил было хорошо организованное взаимодействие между флотом и авиацией. Кроме того, Японии удалось организовать скрытую переброску сухопутных войск на южные плацдармы.

К концу 1941 г. соотношение и состав сил США, Великобритании, Голландии и Японии на Тихом океане было следующим:

В то же время морские, сухопутные и авиационные силы США и Великобритании были разбросаны на широких пространствах Тихого и Индийского океанов. Это давало возможность японцам уничтожать по частям силы своих противников, пользуясь при этом их несогласованностью как в планировании операций, так и в управлении войсками.

Кроме того, правительство США до последнего момента считало, что японцы не решатся напасть на их владения. Этого мнения придерживалось и американское военное [223] командование, которое, стремясь выиграть время, усиленно рекомендовало правительству США продолжать политическое маневрирование с целью оттягивания конфликта с Японией. Незадолго до нападения японцев на вооруженные силы США начальники штабов армии и флота генерал Дж. Маршалл и адмирал Г. Старк в совместном меморандуме подчеркивали, что Советский Союз и Япония находятся накануне войны. Эти стратеги до последнего часа чувствовали себя застрахованными от войны за счет Советского Союза.

Настроение английского правительства было несколько иным. Оккупация Японией Индокитая создавала непосредственную угрозу колониальным владениям Англии. У. Черчилль пытался повлиять на правительство США, чтобы последнее заняло более решительную позицию относительно японской агрессии в южном направлении. 10 августа 1941 г. на первом заседании Атлантической конференции У. Черчилль предложил Ф. Рузвельту выступить с совместным предупреждением Японии об опасности ее дальнейшего продвижения на юг и юго-запад. Рузвельт от этого отказался. Он лишь обещал Черчиллю предупредить японское правительство, что в случае нападения на Голландскую Индию (Индонезию) США предпримут такие меры, которые могут привести к войне между США и Японией. Правительству Великобритании, связанному войной в Европе и Африке, трудно было повлиять на японское правительство. Потому-то оно и стремилось подтолкнуть американцев к более решительному противодействию японским поползновениям в Юго-Восточной Азии. Американцы видели, как японские вооруженные силы подступают к Малайе, Сингапуру, Голландской Индии и Филиппинам. Правительство США было не прочь оказать экономическое давление на Японию, стараясь тем самым усилить ее зависимость от импорта необходимых материалов. В первую очередь 25 июля 1941 г. оно ввело эмбарго на экспорт нефти в Японию и заморозило все ее активы. За США этому примеру последовали Великобритания и Голландская Индия. Япония не осталась в долгу, осуществив аналогичные действия в отношении активов этих стран. Началась «холодная война». С 1 августа США запретили ввоз в Японию почти всех материалов, кроме хлопка и продовольствия.

По военной линии филиппинская армия была подчинена командованию США, сюда направлялись американские [224] войска и, главное, морской флот. Как уже говорилось, в Китай прибыла американская военная миссия, а вслед за ней начали прибывать американские летчики и самолеты. В октябре 1941 г. США предоставили Китаю заем на сумму 50 млн. долл. Китайская сторона взяла на себя обязательство построить необходимое количество аэродромов, складов, дорог в районах базирования американской авиации. Все китайские летчики начали переучиваться летать и вести воздушный бой «по-американски».

Но это были полумеры, которые лишь разжигали воинственные настроения в японских правящих кругах и служили темой для пропаганды против западных держав, захвативших дальневосточные и тихоокеанские «жизненные пространства».

Чан Кайши и его генеральный штаб во главе с военным министром Хэ Инцинем перестраивались на американский лад. Они не могли игнорировать набитый американский карман, распространение ленд-лиза на Китай (май 1941 г.), развертывание военного производства в США и прочие факторы. Наблюдая растущее влияние американцев в правительственных и военных кругах Китая, мы, советские представители, могли только приветствовать их помощь китайцам в «войне сопротивления». Мы лишь стремились, чтобы эта помощь не использовалась для обострения внутренних конфликтов между политическими группировками, а целиком шла на борьбу с японской агрессией.

Японское верховное командование решило начать большую войну с нанесения внезапного удара по военно-морскому флоту западных держав. По примеру гитлеровской Германии японцы, по-видимому, рассчитывали на большой эффект внезапного удара. Правда, как показал весь последующий ход событий, противник оказался не в нокауте, а только в нокдауне. И все же остается вопрос: как японцы могли нанести этот внезапный удар? Как английская и американская разведки могли проглядеть длительную и сложную перегруппировку сил Японии с севера на юг? Мероприятия, которые начало проводить японское правительство во главе с генералом Тодзио как внутри, так и вне страны, не могли быть полностью скрыты от внешнего мира.

Конечно, готовясь к реализации «южного варианта» агрессии, японцы уделяли особое внимание сохранению в тайне всех своих военно-политических замыслов и планов. [225] Как выяснилось, японское правительство в этот момент резко ограничило дипломатическую переписку и даже своих союзников крайне скупо информировало о своих намерениях. Факт поразительный: Германия и Италия узнали о японских планах тогда, когда о них узнал весь мир, т. е. после удара по Пёрл-Харбору. Японское командование выбрало сложный маршрут движения авианосного ударного соединения к Гавайским островам, вело ложный радиообмен между кораблями и авиацией и использовало другие приемы, чтобы ввести в заблуждение противника. И все же главное, на наш взгляд, было не в этом. Правительствам США и Англии все эти годы очень хотелось, чтобы Япония направила свою агрессию против Советского Союза. На это и нацелили они политику «умиротворения», поверив, что рано или поздно их желание осуществится. Вплоть до нападения на Пёрл-Харбор американское правительство продолжало вести дипломатические переговоры с японцами, которые в свою очередь использовали их в целях маскировки намеченных планов. Тот факт, что правительству и командованию вооруженных сил США не удалось определить направление основных ударов агрессора и время их нанесения (а ведь американцы знали код дипломатического шифра Японии!), был прямым следствием политики «дальневосточного Мюнхена».

С августа 1941 г. на меня как военного атташе и советника Чан Кайши ложилась особо ответственная задача — не поддаться провокационным разведывательным данным и тем самым не ввести в заблуждение Наркомат обороны нашей страны, тем более что провокационными были не только слухи, но и документы, которые в изобилии поступали из многих источников, особенно из военных миссий, в том числе и из генерального штаба Китая. Я не буду перечислять документальную дезинформацию, поступавшую в аппарат военного атташе от американцев и англичан. Нам старались внушить, что японцы вот-вот нападут на советский Дальний Восток. Больше всего в доставке этой дезинформации усердствовали сами китайцы, внушая нашим военным советникам в Чунцине и в районах, что японские войска как в Маньчжурии, так и в Корее изготавливаются для нападения на советские территории. [226]

Даже на заседаниях Военного совета, проходивших под председательством Хэ Инциня, главный докладчик об обстановке в Китае, начальник оперативного отдела, явно тенденциозно повторял измышления о якобы готовившемся нападении японцев на Советский Союз. Он всячески старался доказать нам, что японцы приводят Квантунскую армию в полную боевую готовность, ссылаясь, в частности, на то, что офицеры отправляют своих жен в Японию, всем солдатам и офицерам прекращены отпуска и т. п.

Мне пришлось один раз вмешаться и раскритиковать выступавшего, который вместо доклада Военному совету об обстановке на фронтах Китая явно выходил за рамки своих обязанностей. Я дал понять Хэ Инциню и присутствовавшим членам совета, что их попытки через нас вводить в заблуждение военное руководство моей страны является напрасным трудом, что в роли «честных осведомителей» они перестарались.

В то же время китайский генеральный штаб и сам Чан Кайши были сильно озабочены слабой обороной южных границ и провинций Китая. Эта проблема была поднята на Военном совете Хэ Инцинем, который от имени Чая Кайши поставил вопрос об инженерном усилении обороны юга. Было решено членам Военного совета практически проверить, как войска умеют строить оборону и особенно фортификационные сооружения. Сам Хэ Инцинь решил возглавить эту инспекционную проверку, на которую пригласил также и меня с моими помощниками, находящимися в Чунцине.

...Курсанты военного училища целую неделю строили узел обороны батальона. Я и мои помощники несколько раз выезжали на место учения, где шли усиленные окопные работы. Мы видели много недостатков и ошибок в организации учения, особенно тактическую неграмотность в строительстве оборонительных сооружений, но до поры до времени своего мнения не высказывали.

После учения, на котором присутствовали многие генералы и офицеры генерального штаба, разбор его сделал Хэ Инцинь. В основном он дал высокую оценку учению и произведенным инженерным работам. Затем он попросил меня высказать свое мнение. Я не стал особенно критиковать организаторов учения, по осторожно остановился на недостатках действий войск, указав, в частности, на следующее:

а) нецелесообразно организовывать оборону на [227] самых вершинах гор и холмов, с которых обороняющийся не может обстреливать долины и ущелья, что позволяет противнику беспрепятственно подходить на короткие расстояния к району обороны;

б) оборона имеет много «мертвых, пространств», где противник может без потерь накапливаться для атаки;

в) отсутствие косоприцельного и флангового огня на подступах к позиции обороны приводит к тому, что обороняющийся может обстреливать местность только перед фронтом.

Что-либо возразить против моих замечаний никто не мог. Хэ Инцинь попросил меня провести в его присутствии специальное учение, на которое были приглашены офицеры генштаба. Он намекнул, что китайские войска планируют организовать оборону фронтом на юг, в сторону Индокитая, куда уже проникли японские войска.

Я согласился провести такое учение. Но главное в данном случае было не в этом, а в том, что я услышал из уст Хэ Инциня. Я понял, что китайцы знают о сосредоточении войск Японии на юге и ожидают оттуда удара на Куньмин, через который проходила дорога из Рангуна в Китай. По этой магистрали в Китай поступала помощь от западных держав.

Учение проходило южнее Чунцина, где мы показали, как использовать местность и инженерные сооружения, чтобы оборона была устойчивой и обороняющийся с меньшими потерями мог выполнить поставленную перед ним задачу. Результаты учения должны были использовать в войсках на юге Китая против возможных операций японцев с территории Индокитая. Учение всем понравилось. После отбоя Хэ Инцинь пригласил всех нас на обед в одном из клубов городка военного училища.

При входе в городок был выстроен почетный караул. Я сразу обратил внимание, что курсанты училища вооружены нашими модернизированными винтовками. Начальник училища заявил, что они считают наши винтовки лучшими из всех винтовок мира. Когда вместе с Хэ Инцинем я вошел в зал, то увидел под крышей гирлянды флагов почти всех государств мира, кроме наших и японских. Я решил этот факт без протеста не оставлять. Когда Хэ Инцинь после разбора учения и выражения благодарности советским советникам и нашей стране за помощь Китаю в борьбе с японцами пригласил нас к столу, я взял ответное слово, в котором заявил буквально следующее:

«Я очень польщен вашей оценкой, господин военный министр, и благодарю [228] за приглашение к столу, так богато обставленному всевозможными яствами, но, как советский генерал, считаю неудобным сидеть в зале под флагами всех иностранных государств, кроме флага Советского Союза».

Мое заявление произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Хэ Инцинь извергал глазами огни и молния на начальника училища, который бросился искать советские флаги. Так как их не оказалось, он был вынужден доложить об этом Хэ Инциню. Последний, видя, что я к столу не иду и собираюсь уходить, отдал приказание снять все гирлянды с флагами и вынести их из зала.

Этот инцидент лишний раз показал нам нутро китайского руководства. В свою очередь мы дали им понять, что видим, как они, руководители Китая, относятся к Советскому Союзу, который оказывает их стране бескорыстную помощь. В то же время заставить военного министра срывать и выносить из зала флаги капиталистических держав было равносильно тому, что заставить собаку есть горчицу. Об этом инциденте узнали американцы, англичане и сам Чан Кайши. Через несколько дней я и мои ближайшие помощники были приглашены на чашку чаю в его загородную резиденцию. На приеме присутствовали Хэ Инцинь, Бай Чунси и некоторые другие генералы. Гомипьдановцы явно стремились замять инцидент, свести его к недоразумению и случайности. Мы старались в свою очередь не подавать виду, что чем-то были недовольны.

...По распоряжению самого Чан Кайши нашему послу А. С. Панюшкину и мне в горах южнее Чунцина в живописной местности были отведены две дачи. Спасаясь от сильной 40 — 42-градусной жары, я часто выезжал туда на ночлег. Не так часто туда же выезжал и А. С. Панюпшин. В один из выходных дней, будучи на даче, мы были приглашены на обед к нашему советнику Фомину. Во время обеда прозвучал сигнал воздушной тревоги: японская авиация совершила налет на этот район. К счастью, все дома и учреждения, расположенные неподалеку, от налета не пострадали. Но когда мы с Пашошкиным прибыли к своим дачам, то увидели одни развалины.

Трудно объяснить, как это получилось, но думаю, что без специального наводчика японская авиация не могла прицельно бомбить наши дачи. Кто не один раз направлял японскую авиацию на советское посольство, неизвестно. Но там было построено прочное бомбоубежище, хотя я в нем ни разу не отсиживался, а выезжал за город. Навести [229] японские самолеты на дачи, которые занимали посол и военный атташе СССР, мог лишь тот человек или организация, которые очень хотели поссорить Советский Союз с Японией. По-видимому, без рук Дай Ли тут дело не обошлось.

В ходе работы мы не раз чувствовали причастность служб Дай Ли к снабжению нас дезинформацией. Но чаще всего сами китайцы, работая по заданию аппарата Дай Ли и собирая сведения о Японии, не знали, что их материал может потом лечь в основу дезинформирующего документа, который любезно предоставлялся в наше распоряжение.

Служба дезинформации располагала такими средствами и могла снабдить нас такой «дезой», которую очень трудно было отличить от действительно объективной информации. Например, составлялся документ, в который при умелом использовании известных фактов включались тщательно придуманные факты и планы, которые не шли вразрез с уже известными данными и подтверждали их как основу дезинформации. Дезинформатор, снабжая вас ложными документальными данными или устными сообщениями, всегда имеет в запасе мотивы оправдания неподтвердившихся действий или событий. Эти мотивы и оправдания он пускает в ход, чтобы доказать свое алиби и свою честность. У дезинформатора всегда наготове устные или документальные обоснования несостоявшихся действий по разным, не зависящим от него причинам. Надо было уметь из большого потока донесений и документов выбирать и правильно оценивать то, что заслуживало доверия, и отсеивать ложные и непроверенные донесения.

Начиная с сентября и особенно в октябре 1941 г. началась массовая переброска японской авиации с севера на юг, из Маньчжурии и Северного Китая. Эту переброску не раз подтверждали наши советники в районах и армиях. Но китайцы и американцы расценивали этот факт как японскую контрмеру в связи с прибытием на юг Китая, в район Куньмина и Гуйлиня, американских самолетов из группы генерала К. Ченнолта. Не исключаю, что американцам очень хотелось именно так интерпретировать эти факты. Но все же какое-то беспокойство они испытывали и стали более активно, чем раньше, оказывать Чан Кайши военную помощь.

Сухопутные войска японское командование перебрасывало морем, о чем, хотя и с запозданием, мы узнавали с [230] мест их выгрузки в южных портах. О военно-морских силах Японии мы почти ничего не знали, эти сведения японцы держали в большом секрете.

После подтверждения переброски более тысячи самолетов с севера на юг я убедился окончательно, что это уже реальная подготовка войны на просторах Тихого океана. Уверен, что подобные данные имел и Чан Кайши, который в октябре послал на юг, в провинцию Юньнань, Хэ Инциня для изучения обстановки на месте. С Хэ Инцинем отправились два моих помощника (по артиллерии и по инженерным войскам и сооружениям), которые помогли ему детально разобраться с оборонительной системой на южной границе Китая. По возвращении с юга Хэ Инцинь зашел ко мне в кабинет с топографическими картами и лично (случай небывалый!) проинформировал меня о положении в южных районах, об организации обороны, особенно автомобильной дороги Рангун — Куньмин. По словам Хэ Инциня, оборона южных провинций, в том числе и автомобильной дороги, была неудовлетворительной, что подтвердили мои помощники.

Я подумал, что подобные сведения имели и американцы и англичане, но сделать что-то реальное с целью укрепления обороны юго-западных районов Китая и коммуникации Рангун — Куньмин они не могли: не хватало сил. Один уже факт поездки Хэ Инциня в южные провинции говорил мне, что Чан Кайши и его генеральный штаб обеспокоены складывающейся обстановкой на юге, что они ждут там: серьезных событий...