Основы стойкости и упорства

1

Оборонительные бои в Сталинграде закрепили в моем сознании незыблемую убежденность в том, что моральные силы в конечном счете решают исход любого боя. Для подкрепления этого вывода ходить далеко за примерами не надо. В сентябре и октябре Паулюс, имея многократное количественное превосходство в людях, в танках, в артиллерии, которые наносили удары по нашим позициям под прикрытием господствующей в воздухе авиации, не мог достигнуть решающих успехов, ему не суждено было видеть моральный надлом защитников города. Наоборот, чем ожесточеннее наносил он удары по объектам нашей обороны, тем яростнее сражались наши воины, порой небольшими группами и даже в одиночку. Так было и в центре города, и в заводском районе, и на Мамаевом кургане.

В чем же дело? Где истоки такой стойкости, такого упорства?

Отвечая на такие вопросы, гитлеровские стратеги вправе были утверждать, что у нас были какие-то укрепления и особое оружие, которое не позволило им, при наличии явного превосходства в силах, добиться победы.

Да, действительно каждый защитник Сталинграда был вооружен таким оружием, оружием особой мощности, какого не было и не могло быть в войсках захватчиков. Мы верили в победу и ни на минуту не отрекались от этой веры: наше дело правое, мы защищаем общество социального прогресса, светлую жизнь грядущих поколений. Враг будет разбит! Нет, это был не лозунг, не митинговая фраза, а постоянная убежденность — генератор боевой энергии, отважных действий в бою.

Когда стало ясно, что назревает великое сражение на сталинградском направлении, в войска фронта влились тысячи [282] коммунистов с большим опытом партийно-политической работы. Только в 62-й армии из девяти тысяч коммунистов, призванных из различных краев и областей страны, было более пятисот секретарей, заведующих отделами и инструкторов райкомов, обкомов и горкомов, секретарей колхозных, заводских организаций и других партийных работников. На укрепление аппарата политотдела армии пришли сотрудники ЦК И. В. Кириллов и А. Н. Круглой, заместитель наркома совхозов РСФСР А. Д. Ступов и другие товарищи. В армии образовалось сильное партийное ядро. Не было ни одной роты без крепкой партийной прослойки, а в 33, 37 и 39-й гвардейских дивизиях многие батальоны целиком состояли из коммунистов и комсомольцев.

Партийные силы были расставлены в армии на всех важнейших участках. На маршах, в окопах и в бою коммунисты личным примером показывали, как надо бороться за выполнение требования партии, Родины — «Ни шагу назад!». Сотни, тысячи коммунистов разъясняли людям, что отступать некуда, что врага можно не только остановить, но и погнать обратно. Для этого нужны решительность и умение. Пример и самоотверженность коммунистов были такой силой, которую невозможно измерить никакой мерой, их влияния на войска, на душу каждого солдата никогда не поймут ни нынешние авторы толстых фолиантов о минувшей войне, издаваемых на Западе, ни те, кто не хочет признать, что решающее значение в ходе войны имело руководство Коммунистической партии.

Я не могу не привести несколько примеров из опыта боевой партийно-политической работы коммунистов 62-й армии.

Как уже сказано выше, партийные силы были расставлены в армии на всех важнейших участках, а это значит, что политическая работа велась не в отрыве от задач армии, а непосредственно в частях, чтобы обеспечить выполнение боевых приказов.

Защитники Сталинграда стояли насмерть. Однако не так-то просто было морально подготовить людей к такому упорству.

Представьте себе бойца, идущего в колонне по пыльной дороге к Волге. Он устал, от пыли и пота слипаются глаза, на плече противотанковое ружье или ручной пулемет, на поясе подсумок с патронами и гранаты, за спиной вещевой мешок с провиантом и вещичками, которые положила ему [283] жена или мать в дальнюю дорогу. К тому же где-то далеко, в родном селе, он оставил старушку мать, жену, детей. Он думает о них и надеется вернуться к ним. Но вот он подходит к Волге и видит багровое от пожаров небо, ему уже слышен гром взрывов, и снова мысли о доме, о жене, о детях. Только теперь он думает о них по-иному: «Как они будут жить без меня?» И не напомни ему в эту минуту о смертельной опасности, нависшей над Родиной, о священном долге перед Отечеством, он под тяжестью своих дум остановится или замедлит шаг. Но он идет, не останавливается, по обочинам дороги плакаты, лозунги, они зовут его вперед пламенными словами:

«Товарищ! Если ты не остановишь врага в Сталинграде, то знай, что он придет в твой дом и разорит твое село!», «Враг должен быть разбит и уничтожен в Сталинграде!», «Воин, Родина-мать не забудет твой подвиг!», «Твоих родных Родина, страна не оставит в беде!»

Вечереет. Вот и переправа. У причалов разбитые лодки, катер с продырявленными бортами. Вдоль берега, под кустами, под расщепленными тополями, в ямах и канавах, сидят люди. Сотни людей, но тишина — все с затаенным дыханием смотрят туда, за Волгу, на утонувший в огне город. Там, кажется, и камни горят. Зарево пожаров взвивается местами до самых туч. Неужели в таком пекле живут и борются люди? Чем они там дышат? Что они там обороняют — развалины, пепелища, груды камней?.. Однако есть приказ переправиться на ту сторону и сразу же вступить в бой...

Да, есть такой приказ, но если положиться на один приказ, не подготовив людей морально к его выполнению, то погрузка на паром пойдет медленно, а при первом же обстреле парома на воде люди покинут его и поплывут не в горящее пекло, не в бой, а обратно, к тому берегу, от которого только что отчалили. Кто-то должен показать пример. В каждой роте, в каждом взводе есть люди, которые поплывут и поведут за собой людей к берегу пылающего города... И такие были не только в ротах и взводах, но и в расчетах. Это были коммунисты и комсомольцы. Выполняя приказ командира, они личным примером показывали, что и как надо делать в такой обстановке.

Это и есть политическая работа по выполнению боевого приказа.

Вот что рассказывает о политической работе на переправе через Волгу рядовой пулеметчик из дивизии Горишного [284] коммунист Петр Белов, ныне столяр Орехово-Зуевского текстильного комбината:

— Перед погрузкой на паром к нам подошел небольшого роста, круглолицый, с бритой головой генерал — заместитель командующего фронтом Голиков. Он только что вернулся с того берега и говорит: «Это со стороны кажется, будто там все горит и негде поставить ногу. А там живут и хорошо дерутся целые полки и дивизии. Но им нужна помощь. Они ждут вас...»

Потом нам раздали газеты и каждому отпечатанную типографским способом памятку о том, «что надо знать и как действовать бойцу в городском бою».

Причаливает паром. Ждем команды, а на душе тревога — жить-то ведь каждому охота... Смотрим, первым на паром без команды заходит щуплый такой с бородкой капитан, на рукаве у него звездочка — старший политрук, значит. Как я потом узнал, это был секретарь дивизионной парткомиссии Сыромятников, старый член партии — кажется, с восемнадцатого года. А за ним целая группа бойцов, да каких — смешно сказать! Был у нас, например, Степа Чикарьков — больной человек, медвежья болезнь его часто терзала. Однажды, в тот день, когда мы начали разгружаться из вагонов, зенитчики почему-то открыли пальбу. Так он, бедняга, как бросился бежать в поле, едва догнали и кое-как привели в чувство. Одним словом, не умел скрывать свой испуг... Вот таких и подобрал себе Сыромятников и повел их на паром без команды, в первую очередь. Дескать, смотрите, даже Чикарьков не трусит.

Погрузка прошла быстро, и мы отчалили. Много людей на пароме — человек пятьсот. Нас, коммунистов, поставили возле перил на всякий случай, чтобы паники не допустить. Плывем... Вот уже вода от пожаров красная. И тут, как назло, луна выглянула из-за туч, а потом над самой головой вспыхнул яркий фонарь, такой яркий, что хоть газету читай. Справа и слева загремели взрывы. Одна мина у самого борта лопнула. Ну, думаю, теперь все ко дну. Глубоко, тут самая середка Волги. А он, этот с бородкой, Сыромятников, забрался на ящики с боеприпасами, сидит на виду у всех и письма с почтальоном перебирает. Перебирает, а почтальон рукой показывает то на одного, то на другого. Кто-то застонал и тут же притих, потому как в ту сторону Сыромятников посмотрел: потерпи, мол, товарищ, может, и тебе есть письмо.

И когда наш паром зашел в мертвое пространство и стало [285] темно (фонарь кто-то из винтовки сбил), то все услышали голос:

— Товарищи, в случае чего — мы с почтальоном будем вон там, возле горящих баков. Там будет штаб батальона...

Вы скажете, что этот товарищ на хитрость пошел. Конечно, письмо для солдата — это почти свидание с родными, к нему все рвутся. Но ведь надо иметь мужество и находчивость, чтобы в такой обстановке так спокойно сидеть на самом опасном месте — на боеприпасах — и заниматься таким делом. Одним словом, коммунист — отважный человек...

Подобных примеров, говорящих о находчивости, выдержке, решительности и смелости командиров и политработников, об их умении стать в центре внимания воинов в самую критическую минуту, можно привести много. Из этого и складывался личный пример коммунистов в бою.

Личный пример... Мне думается, очень верно поступил политотдел армии, который потребовал, чтобы на партийных собраниях во всех частях был обсужден вопрос о поведении коммунистов в бою. Это требование политотдела было изложено в письме, подписанном членом Военного совета Гуровым и начальником политотдела Васильевым. Речь шла о боях на улицах города. «Каждый член партии, — говорилось в этом письме, — должен быть примером для окружающих. Стойкость и решительность должны стать нормой поведения коммуниста в бою. Если коммунист проявил растерянность или малодушие, партийные органы должны отнестись к такому коммунисту по всей строгости партийной дисциплины, вплоть до исключения из партии».

Это письмо обсуждалось не только в партийных организациях рот и батальонов, но и во всех штабах, включая и штаб армии. Каждый начальник как бы почувствовал постоянный контроль за его поведением со стороны рядовых членов партии, которые согласно уставу партии имели право требовать, чтобы решение партийного собрания выполнялось. Таков закон нашей партии — решение собрания обязательно для всех, за нарушение внутрипартийной дисциплины с каждого взыскивается с одинаковой строгостью независимо от ранга. И я, как командующий армией, всячески приветствовал такое требование коммунистов.

Вот почему в самые трудные дни начала уличных боев в центре города Военному совету армии удалось быстро и оперативно пресечь распространение упадочнических настроений, исходящих от тех, кто сомневался в целесообразности обороны города. Опираясь на партийные организации, [286] Военный совет принял меры против трусов и паникеров. Я не знаю ни одного бойца 62-й армии, который не осудил бы бежавшего с поля боя труса — будь то рядовой или командир. Истинный воин не мог терпеть людей, которые прятались за его спиной или предавали его своей трусостью. Такие настроения были господствующими в сознании абсолютного большинства защитников города, и, несмотря на крайне тяжелое положение и превосходство противника в людях и технике, не было ни одного случая паники. В этом заслуга партийных организаций 62-й армии.

Надо учитывать, что в условиях уличного боя, когда беспрерывно, днем и ночью, целыми неделями и месяцами стоял сплошной грохот, политработники не могли, не имели возможности проводить широких красноармейских собраний и митингов, чтобы разъяснять на них важнейшие решения партии и приказы командования. Горячие и длинные речи негде и некогда было произносить. Часто агитатор или пропагандист разъяснял задачи в короткой беседе с бойцом в подвале или под лестничной площадкой, а чаще непосредственно в бою, делом показывая, как нужно владеть оружием и выполнять приказ командира. И скажу прямо, такой показ действовал на людей куда сильнее, чем длинная речь. Поэтому перед политработниками 62-й армии стояла задача — в совершенстве знать тактику уличного боя и отлично владеть оружием, в первую очередь автоматом и гранатами. И с этой задачей большинство справлялись хорошо.

Мне кажется, основная заслуга партийных организаций 62-й армии заключалась в том, что, уяснив особенности уличного боя, политработники центр тяжести своей деятельности перенесли в роту, во взвод, в штурмовую группу. Основной формой работы политруков, парторгов, комсоргов, замполитов, инструкторов политотдела стала индивидуальная беседа. Только таким путем можно было довести до сознания каждого солдата, что он может и должен драться с врагом до последней возможности даже в том случае, если останется один в тылу врага. Оказанное ему со стороны командования доверие — право действовать самостоятельно — он обязан использовать разумно, учитывая, какая задача поставлена перед полком, дивизией и армией в целом. Доверие, доверие и еще раз доверие — вот что могло поднять боевую творческую активность солдатских масс. Это была кропотливая, сложная и ответственная работа, и, как известно, она дала отличные результаты. Можно без преувеличения сказать, что благодаря такой деятельности [287] партийных организаций каждый защитник города становился непреодолимой преградой на пути врага.

Работа партийных организаций по выполнению боевых приказов проводилась оперативно и целеустремленно. Я помню инспекторов и инструкторов политотдела армии И. Панченко, И. Старилова, А. Круглова, М. Когана, И. Семина, К. Зуева, Н. Кокунова, К. Элькина, В. Рогулева, Ф. Гуркина, А. Савченко, помощника по комсомолу Л. Николаева, начальников отделений Н. Титова и А. Ступова, которые, получив боевой приказ по армии, шли на те участки, где должны были решаться самые сложные и трудные задачи. Они шли с определенными заданиями — довести приказ до каждого бойца, мобилизовать партийные и комсомольские организации на выполнение боевой задачи при любых условиях. А условия, как известно, были сложные и на каждом участке, в каждом доме разные. И очень хорошо, что политработники избирали форму и метод работы с бойцами в соответствии с обстановкой, не выжидали подходящего момента, а прямо, как говорится, с ходу шли в штурмовую группу — к пулеметчикам, стрелкам, саперам, где бы они ни находились. Никаких перерывов в проведении массово-политической работы с бойцами — таково было постоянное требование политотдела к своим сотрудникам.

На передний край шли и находились там политработники и командиры всех степеней — от парторга батальона до начальника политотдела и члена Военного совета армии. И мне лично приходилось бывать в солдатских окопах, у пулеметных точек, я разъяснял воинам и важнейшие решения партии, и боевые задачи подразделения, в котором находился. Само собой разумеется, что после такой задушевной беседы с солдатом в траншее он глубже чувствовал свою ответственность за порученное дело и лучше понимал, насколько важно решить поставленную задачу.

Да, именно так у нас проводилась партийно-политическая работа.

Мне известно, что инспектор политотдела армии батальонный комиссар, а затем подполковник Иван Сергеевич Панченко в дни боев в районе Орловки вместе с батальоном сражался в окружении. Он вышел оттуда с группой в 120 человек, которая ночью прорвалась через немецкие цепи и соединилась с частями, действовавшими в заводском районе.

Инструктор политотдела старший политрук Иван Семин две недели не уходил из штурмовой группы, которая дралась [288] в калибровом цехе завода «Красный Октябрь», его вынесли оттуда только после тяжелого ранения — ему оторвало ногу.

Особенно дружно и слаженно работали партийные организации 284-й стрелковой дивизии Батюка. Начальник политотдела Ткаченко, замполиты и парторги полков этой дивизии так организовали работу партийных и комсомольских организаций, что там не было ни одного случая малодушия и растерянности в бою. Стойкость и решительность сибиряков дивизии Батюка доставили немало хлопот немцам. Только на Мамаевом кургане огнем пулеметов и автоматов штурмовых групп Батюка было уничтожено несколько тысяч вражеских солдат.

Политаппарат дивизии Батюка особенно внимательно следил за развитием и популяризацией новых методов борьбы с врагом. Достаточно было бронебойщику Дмитрию Шумакову приспособить бронебойку (противотанковое ружье) для стрельбы по самолетам, как политработник С. Нехорошев в тот же день передал чертежи этого приспособления во все подразделения, и через два дня на счету бронебойщиков полка уже числилось шесть сбитых пикировщиков. А когда началось снайперское движение, зачинателем которого в этой дивизии явился Василий Зайцев, то во всех подразделениях, в блиндажах и окопах появились «снайперские ведомости», с помощью которых велся учет гитлеровцев, уничтоженных за текущий день. Дивизионная газета ежедневно публиковала материалы о метких стрелках. В дивизий Батюка получила также широкое распространение такая политически важная работа, как письма родным погибших товарищей. В этих письмах воины давали клятвы отомстить за кровь боевого друга. Под письмами ставили свои подписи целые подразделения, взводы, роты и даже батальоны. Разумеется, тот, кто подписал клятву, старался ее выполнить.

Влияние коммунистов распространялось на все стороны жизни армии. Много внимания уделяли они доставке горячей пищи на передний край, на огневые точки, проявляли большую заботу об организации хорошего ухода за ранеными, оборудовали, когда позволяли условия, в блиндажах комнаты политпросветработы, где каждый солдат и сержант мог почитать газеты, послушать радио и отдохнуть.

Партийные комиссии дивизий и армий, как правило, проводили свои заседания непосредственно в частях. Отличившихся [289] в бою воинов принимали в партию нередко на переднем крае.

Мне довелось быть свидетелем вручения отличившимся воинам 284-й дивизии, в том числе Василию Зайцеву, партийных билетов. Целуя полученные билеты, воины клялись стоять насмерть и бить врага по-большевистски.

Вот далеко не полная картина неутомимой деятельности наших армейских коммунистов, которые подготовили морально и обеспечили практически высокую боеспособность войск. Коммунисты 62-й армии занимали ведущую роль в войсках, цементировали ряды воинов, в бою они были первыми, в рукопашных схватках самыми злыми, а в атаках самыми решительными, в штурмовых группах самыми смекалистыми, в обороне самыми упорными и выносливыми.

Неотъемлемой частью работы партийных организаций армии было руководство комсомолом.

Комсомол!.. Я произношу это слово с волнением и гордостью. Сколько славных подвигов совершили наши армейские комсомольцы в годы Великой Отечественной войны, как стойко и отважно сражались они с гитлеровскими захватчиками в Сталинграде.

Еще тогда, когда на улицах разрушенного города шли ожесточенные бои, я просил руководителей горкома партии и горисполкома, чтобы после восстановления самую красивую улицу Сталинграда назвали Комсомольской. Это была просьба всего Военного совета армии, потому что 62-я армия, сражавшаяся на улицах города, была укомплектована в основном молодыми воинами. Многие роты, батальоны и полки состояли целиком из комсомольцев.

Комсомол, руководимый партийными организациями, был всегда в авангарде.

Кто был в нашем городе в эти грозные и тяжелые дни, видел, какую роль сыграла в битве военная молодежь, комсомольцы, проявившие высокие моральные и боевые качества.

И нам, старшим воинам, не раз нюхавшим порох, было отрадно видеть и сознавать, что молодые бойцы и командиры в тяжелых боях не уступают старым солдатам в выдержке, мужестве, воинской доблести. Мы гордимся тем, что наша военная молодежь не только показала себя достойной наследницей героических традиций старшего поколения, но и приумножила эти традиции.

Писать о молодых участниках Сталинградского сражения — значит писать о молодости, прикрывшей в годину [290] смертельной опасности своей грудью Волгу, свою мать-Отчизну, о верном и преданном сердце нашей советской молодежи, беззаветно любящей свою Родину, свою Коммунистическую партию, о гордом, непреклонном, неукротимом волевом характере целого поколения молодежи, о ее широкой отважной душе, крепкой воинской дружбе.

Наши комсомольцы с честью выдержали суровую проверку огнем и кровью. Они не согнулись, не стали на колени, а лишь закалились, научились боевому мастерству, искусству побеждать врага.

Во время ожесточенного боя одну из стрелковых рот дивизии Родимцева, занимавшую район вокзала, атаковали танки противника. Секретарь комсомольской организации Федор Яковлев, взяв две противотанковые гранаты, поднялся во весь рост и со словами «Ни шагу назад, товарищи!» бросил гранату под головной танк. Танк запылал. Яковлев приготовился бросить вторую гранату, но вражеская пуля сразила его. Бойцы, воодушевленные примером Яковлева, гранатами отбили атаку фашистов. После боя в медальоне у Яковлева бойцы нашли написанный его рукой листок. «Моя клятва» — озаглавил комсомолец свои бесхитростные, но искренние строки:

Я партии сын, и Отчизна мне мать, Отец мой — любимый наш Ленин, В бою я не буду назад отступать, Друзья пусть и недруги знают...

Восемь фашистских танков атаковали в районе авиагородка советский танк, которым командовал Хасан Ямбеков. Он принял бой и подбил четыре вражеские машины. Но и танк Ямбекова был подожжен термитным снарядом. Вражеские автоматчики окружили его и поджидали, когда советские танкисты выскочат из машины. Но советские воины решили не сдаваться и дрались до последнего снаряда и патрона. Когда пламя и дым начали заполнять боевое отделение, дежурный радист нашей танковой части поймал в эфире знакомый голос командира танка Ямбекова, который передал: «Прощайте, товарищи, не забывайте нас!» Затем в эфир понеслись звуки песни «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой». Это пели танкисты — комсомольский экипаж Ямбекова. Гордо и мужественно умирали за Родину советские воины Хасан Ямбеков, механик-водитель Андрей Тарабанов, радист Василий Мушилов и командир орудия Сергей Феденко.

Воспитанники Ленинского комсомола, пришедшие к стенам [291] волжской твердыни со всех концов Советского Союза, показали себя достойными сынами социалистической Родины.

Вспоминаются молодой сержант Яков Павлов — «хозяин» знаменитого Дома Павлова — и юный лейтенант Тимофей Семашко, герой боев у Мокрой Мечетки. Комсомольцы-воины стали душою знаменитых и грозных для врага штурмовых групп, сыгравших огромную роль в уличных боях.

Как священные реликвии хранятся сейчас обагренные кровью защитников города комсомольские билеты, найденные на поле боя. Новые поколения комсомольцев с благоговением будут смотреть на эти документы — свидетельство высокого мужества молодых защитников волжской твердыни, их беззаветной преданности Советской Родине.

Вот билет № 13145761. Он разорван осколком мины. С этим билетом в кармане шел в атаку саратовский комсомолец девятнадцатилетний воин Николай Бородушин, павший смертью храбрых.

Вот другой, обгоревший по краям комсомольский билет. Он принадлежал украинцу танкисту Петру Власенко. Молодой воин вступил в ряды ВЛКСМ за несколько дней до смерти; билет ему был вручен на поле боя. В роковой схватке с врагами, когда его танк оказался подожженным, Власенко дрался до последней возможности. Вокруг его боевой машины валялись десятки убитых фашистов.

Как святыню, берег свой билет комсомолец казах Кисым Аманжолов. Сраженный вражеской пулей на улице заводского поселка, Кисым, падая, крепко зажал билет в руке. Это было его знамя, с ним он сражался и погиб.

Вот пробитые пулями билеты Василия Бутова и Александра Оленичева. Оба комсомольца погибли на площади имени Дзержинского, когда в первых рядах бойцов поднялись на штурм Тракторного, в цехах которого укрывались фашистские захватчики.

В период боев на берегу Волги не десятки, а сотни и тысячи молодых людей выдвигались командирами полков, батальонов, рот, дивизионов, батарей. Молодой командный состав цементировал войска. Это были молодые коммунисты, цвет комсомола.

Откуда же это небывалое мужество, эта небывалая стойкость, изумившие весь мир?

Мужество и стойкость, эти высокие моральные качества советской молодежи, воспитывались на традициях большевистской [292] партии. Они выковывались в годы пятилеток в самоотверженном труде на стройках Днепрогэса, Комсомольска-на-Амуре, заводов на Волге и Урале, на Украине и в Сибири, на Севере и Юге.

Коммунисты и комсомольцы 62-й армии имели одну привилегию в рядах бойцов — быть впереди всех, драться лучше всех.

В результате глубоко продуманной и непрерывной партийно-политической работы была достигнута товарищеская боевая спайка. Бойцы любили и уважали своих командиров, оберегали и защищали их. Командиры всегда были с бойцами и сами были бойцами. Такая боевая дружба укрепляла дисциплину и порядок.

Бывало, идешь на наблюдательный пункт и чувствуешь, как солдаты охраняют тебя.

Генерал Родимцев, наверное, помнил, как однажды мы с ним выскочили на передний край на западной окраине поселка Красный Октябрь и как воины уговаривали нас уйти с опасного места, доказывая, что они и без нас справятся с поставленной задачей.

Примеров того, как бойцы оберегали своих командиров, можно привести много, и все они свидетельствуют о высоком авторитете наших командиров, единоначалие которых поддерживалось и укреплялось всеми средствами партийно-политической работы.

Они любили своих командиров и генералов. Да и как могло быть иначе? Ведь наши бойцы и командиры — выходцы из одной и той же среды. Этого никогда не поймут буржуазные историки, занимающиеся изучением причин, приведших к поражению Германии на Восточном фронте.

Отрезанные от Большой земли огнем и водой, мы душой и сердцем были связаны со всем советским народом, постоянно ощущая его заботу о нас. Не было такого дня, чтобы нас оставили без внимания: мы получали письма, посылки, радиограммы, не говоря уже о боеприпасах и оружии. И эта забота вдохновляла воинов 62-й на ратные подвиги. Воины знали, что их боевые дела навсегда останутся в памяти народной.

2

Мы говорили о главном, об идейном содержании нашей борьбы, о патриотизме, о любви к социалистической Родине, к родной земле, о преданности идеям коммунизма, о воспитании [293] бойца. Но все это не сыграло бы своей роли, если бы мы в ходе боев не получили и не закрепили боевой выучки, не приобрели того мастерства, которое позволило с меньшими силами, чем у противника, выдержать его удар, остановить и потом погнать его прочь.

Несмотря на исключительно тяжелые условия маневра, войска 62-й армии все же маневрировали, в течение ночи усиливали слабые направления. Немцы недоумевали: вчера только здесь ничего или почти ничего не было, а сегодня утром уже прочная и упорная оборона, а то и контратака.

Тактика гитлеровских генералов и офицеров в городском бою потерпела крах. В уличных боях их клинья ломались, теряли свою остроту.

Количественное превосходство в технике, особенно в авиации, также не дало противнику решающего успеха в городском бою. Расчет на то, что авиация уничтожит все и проложит дорогу наземным войскам, не оправдался: наши штурмовые группы, сблизившись с противником на бросок гранаты, поставили гитлеровских летчиков перед дилеммой — можно ли бомбить русских, не задев своих? И не раз, когда они пытались бомбить наши штурмовые группы, бомбы падали на головы немцев.

Мы противопоставляли немцам свою тактику городского боя, не шаблонную, а выработанную в бою, и все время совершенствовали ее.

Самое важное, что я усвоил на волжском берегу, — это нетерпимость к шаблону. Мы постоянно искали новые приемы организации и ведения боя, исходя из конкретно сложившейся обстановки.

Как и все мирные города нашей страны, город на Волге не был подготовлен к обороне, ни тем более к длительной борьбе в условиях осады. Никаких оборонительных сооружений на улицах города никто заранее не строил. Их пришлось создавать, когда уже развернулись уличные бои. В этом одна из особенностей условий, в которых действовала 62-я армия.

Наша армия вырабатывала новые приемы и методы ведения боя в условиях большого города. В ходе сражений наши офицеры и генералы непрерывно учились. Смело отбрасывая тактические приемы, которые оказывались непригодными в условиях уличных боев, они применяли новые, внедряя их во все части.

Уже на первом этапе битвы за город стало совершенно ясно, что заставить врага отказаться от его планов можно [294] лишь активной обороной: обороняться наступая. Для широкого применения такого метода борьбы наши гарнизоны опорных пунктов в это время уже имели опыт самостоятельных и инициативных действий; они научились взаимодействовать с приданными им отдельными орудиями, минометами, танками, саперами и вести огонь прямой наводкой с ближних дистанций из всех видов оружия, а частые вылазки с целью контратаки способствовали накоплению опыта маневрирования в условиях уличного боя.

Воины 62-й армии начали атаковать, особенно с 19 ноября, когда развернулось общее контрнаступление, и отбивать у противника захваченные им здания и участки города дерзкими и внезапными ударами хорошо сколоченных мелких групп. Днем и ночью они держали гитлеровцев в напряжении, ожесточенно атакуя их, проникая в их тыл, расстреливая в упор всех, кто пытался подняться с земли.

Огромную роль в этом сыграли наши штурмовые группы. Характер их действий определялся самой природой городского боя. Городской бой, городская атака — это штурм укрепленных домов, зданий и других объектов, также превращенных противником в опорные пункты и узлы сопротивления.

При этих действиях исключается возможность использования больших подразделений, и на арену выходят мелкие группы пехоты, отдельные орудия и танки.

Условия действий штурмовых групп и разные периоды городского боя различны. Если противник только что ворвался в город и захватил часть его, естественно, что он еще не сумел укрепить здания, организовать прочную оборону. В такой обстановке может действовать мелкая группа, и притом самостоятельно. Когда же враг находится в городе две-три недели и его оборона обеспечена серьезными инженерными сооружениями, хорошо продуманной системой огня, то шансы на успех самостоятельных действий мелкой группы уменьшаются и она выступает лишь как острие сильного отряда.

Успех штурма Дома железнодорожника решили три штурмующие группы по 10–12 человек в каждой. Но с ними взаимодействовали 82 бойца различных военных специальностей. Таким образом, совершенно очевидно, что силу, состав и характер действий штурмовой группы определяют условия обстановки. В тех случаях, когда группа будет действовать самостоятельно, численность ее может быть небольшой и состав более однородный, но она всегда взаимодействует [295] с другими подразделениями, выполняя часть общей боевой задачи.

Силы и состав каждой группы зависели от объекта ее действий. Командир определял их в процессе подготовки к штурму на основе разведывательных данных о характере объекта и численности гарнизона. При этом учитывались особенности действий каждой группы. Эти особенности сугубо принципиальны; не уяснив себе их, нельзя понять и тактику боя за укрепленные здания в городе.

Основу всей штурмовой группы составляют атакующие группы, насчитывающие по 10–12 человек в каждой. Они первыми стремительно врываются в дома, дзоты и самостоятельно ведут бой внутри объекта. Каждая группа имеет свою частную задачу. Вооружение этих групп легкое: автомат, граната, нож, лопата (последней иногда пользуются как топором). Руководство всеми атакующими группами осуществляется одним командиром. Для этого он имеет сигнальные и осветительные ракеты, иногда телефон.

Группа закрепления обычно разбивается на несколько звеньев, которые врываются в дом одновременно с разных направлений вслед за атакующими группами (как только командир подаст сигнал «Ворвался!»). Проникнув в здание и захватив огневые точки, они немедленно создают собственную оборону, организуют систему огня в сторону противника и пресекают все его попытки прийти на помощь атакованному гарнизону. Вооружение группы закрепления тяжелое: станковые и ручные пулеметы, противотанковые ружья, минометы, противотанковые орудия, ломы, кирки, взрывчатое вещество. В состав каждой группы непременно входили саперы, снайперы, а также бойцы других специальностей, могущие эффективно взаимодействовать в бою.

Так была построена штурмовая группа гвардии старшего лейтенанта Седельникова, овладевшая большим, хорошо укрепленным зданием, так называемым Г-образным домом, представлявшим собой мощный узел сопротивления. Отсюда противник контролировал на важнейшем участке Волгу, просматривая на значительную глубину подходы к ней.

Практика убедила нас, что комплектовать штурмовые группы необходимо из состава одного подразделения. Ни о каких штатных группах в роте или в батальоне не может быть и речи. Уметь штурмовать обязан каждый взвод, каждое отделение, каждый боец.

Время и внезапность — два важнейших фактора успешного маневра штурмовой группы. Каждый командир, которому [296] поставлена задача штурмовать опорный пункт или узел сопротивления противника, должен прежде всего использовать фактор времени и фактор внезапности. В ближнем бою, а тем более в городском, это всегда имеет решающее значение.

Незаменимое оружие бойцов, идущих на штурм, — граната. Она часто предопределяет дистанцию штурма. Чем ближе к противнику исходная позиция для атаки, тем лучше. Если с этой точки зрения рассматривать действия штурмовых групп частей 62-й армии, то станет ясным, что успех их в значительной мере основан на скрытом сближении с противником.

Пусть у командира будет геройская штурмовая группа, но если атака не подготовлена, напрасно ждать успешных результатов. Штурм должен быть подготовлен тщательно, все его детали необходимо рассчитать точно. В основе подготовки лежат два элемента: изучение объекта и разработка плана штурма.

В результате изучения объекта по данным разведки командиру необходимо получить ответы на следующие вопросы: тип здания, толщина стен, перекрытий, наличие подвала, где находятся входы и выходы, характер укреплений, места скрытых амбразур, места заграждений и виды их, есть ли у гарнизона опорного пункта возможность скрытно (траншеями) общаться со своими подразделениями. Имея такие данные, командир скорее вскроет расположение вражеских огневых точек, их секторы обстрела и мертвые пространства. Представление об объекте атаки все же будет неполным, если при разведке не учесть поведение (быт) гарнизона противника и огневое воздействие из соседних зданий. Полнота данных, разумеется, окажет влияние и на выбор времени, наиболее благоприятного для штурма.

Тактика штурмовой группы основана на быстроте действий, натиске, широкой инициативе и дерзости каждого бойца. Гибкость в тактике необходима этим группам, потому что, ворвавшись в укрепленное здание, попав в лабиринт занятых противником комнат, они встречаются с массой неожиданностей. Уже внутри самого объекта противник может перейти в контратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих руках. Действуй злее гранатой, автоматом, ножом и лопатой! Бой внутри дома бешеный. Поэтому всегда будь готов к неожиданностям. Не зевай!

В частях армии стало правилом, что, если огневые средства врага сосредоточены только внутри здания, превращенного [297] в опорный пункт, штурм проводится внезапно с короткой артподготовкой, особенно по соседним укреплениям противника.

Выдвинутая ночью или под прикрытием дыма малокалиберная артиллерия, усиленная противотанковыми ружьями, оказывая атакующим бойцам неоценимую помощь в подавлении вражеских огневых точек, отсечным огнем парализует солдат противника, пытающихся помочь гарнизону атакованного объекта.

Умелая поддержка штурмовой группы отдельными танками, стреляющими по амбразурам или разрушающими огнем здание, ускоряет штурм. С успехом могут быть использованы и другие современные средства борьбы.

Некоторые командиры ставили вопрос: что лучше для маскировки действий в городском бою — темнота или дым? Хорошо и то, и другое. Важно, чтобы, действуя под прикрытием темноты или дымовой завесы, командир обеспечил гибкое управление боем. При штурме Дома железнодорожника был применен дым. Завеса держалась 13 минут и скрыла от трех немецких дзотов, вынесенных на фланг, действия нескольких групп, двигавшихся с юга. При этом дым не мешал управлению боем. Не помешала управлению и темнота при штурме Г-образного дома. Для атаки здесь было избрано начало рассвета, и накапливание происходило в абсолютной темноте.

Большой эффект давала и подземно-минная атака. Она применялась тогда, когда подход к объекту иным способом мог вызвать большие потери. Поэтому боец-сапер — важная фигура в штурмовой группе.

Таков кратко круг тактических вопросов, связанных с действиями штурмовых групп в городском бою.

3

Не могу не сказать о героизме женщин в обороне Сталинграда.

У нас были целые части — зенитные дивизионы, полки ночных бомбардировщиков У-2, в которых большинство боевых расчетов и экипажей состояло из женщин. И нужно сказать, что эти части выполняли боевые задачи, по-моему, не хуже, чем части, в которых было больше мужчин.

В Сталинградском корпусе противовоздушной обороны в боевых расчетах, будь то у зенитных орудий или у прожекторных [298] установок, большинство составляли женщины. Они не бросали орудий и продолжали вести огонь даже тогда, когда на них сыпались десятки бомб, когда казалось, что невозможно не только вести прицельный огонь, но и находиться возле орудий. В огне, в дыму, среди разрывов бомб, как бы не обращая внимания на поднимающиеся столбы земли, они стояли на своих местах до последней возможности.

В октябре мне довелось встретиться с орудийным расчетом, в котором было пять еще совсем юных, но уже закаленных боями отважных девушек. Я никогда не забуду грустное лицо белокурой наводчицы, которая, ведя огонь по девятке фашистских пикировщиков, сбила только один самолет, тогда как, по мнению ее подруг, можно было сбить два-три самолета.

И подразделения связи 62-й армии в основном были укомплектованы девушками. Если их посылали на промежуточный пункт связи, то можно было быть уверенным, что связь будет обеспечена. Пусть по этому пункту бьют артиллерия и минометы, пусть на него сыплются бомбы с самолетов, пусть этот пункт окружают враги — женщины без приказа не уйдут, даже если им угрожает смерть.

Мне известен случай, когда на промежуточном пункте в районе разъезда Басаргино осталась только одна девушка-связистка Надя Клименко. Когда все ее подруги были убиты или ранены, Клименко не ушла с поста и до последней минуты докладывала обо всем, что происходит на поле боя. Вот ее последний доклад на узел связи армии:

«Около пункта наших людей нет, я осталась одна, вокруг рвутся снаряды... Вижу, правее меня двигаются танки с крестами на броне, за ними идут пехотинцы... Мне уходить уже нельзя — все равно пристрелят, — буду информировать. Слушайте... К моему пункту подходит танк, из него вылезают двое... Эти двое осматриваются кругом — они, кажется, офицеры, — направляются ко мне. Мое сердце замирает от страха, что-то будет...»

На этом передача оборвалась.

В пятидесятых годах я встретил бывшую связистку — бойца 62-й армии, секретаря районного комитета партии Смелянского района Разумееву. Впервые я познакомился с ней 13 сентября 1942 года на Мамаевом кургане. Узел связи был разбит фашистскими бомбами и снарядами, а она продолжала сидеть у телефона и вызывать командиров частей. [299]

Разумеева пришла в армию добровольно и отдавала все свои силы и знания делу защиты Родины. В 1943 году ее приняли в ряды Коммунистической партии. После демобилизации из армии она работала учительницей, а с 1949 года находилась на партийной работе.

Передо мной была скромная, серьезная женщина, которая говорила о своих боевых подругах, а о себе — лишь тогда, когда я попросил рассказать подробнее о том, что делала она сама.

— О себе? — удивленно пожала она плечами. — Так ведь я о себе и говорю. Вместе со мною на Мамаевом кургане была Мария Гуляева, маленькая девчушка из Камышина, та самая, с которой мы вместе 12 сентября 1942 года под беспрерывной бомбежкой вырыли блиндаж (правда, выход мы сделали в сторону противника, но не беда, наш узел связи находился там с 1 по 14 сентября). Вместе с ней, а потом с Шурой Шешенья мы дежурили на коммутаторе. Там же, в городе, но в других местах, были Тая Вдовина, Люба Стукалова, Клавдия Тонда, Лена Перетолчина и другие... Помню 31 августа 1942 года: девушки, сидящие в палатке у радиостанции, уже слышали гул приближающихся бомбардировщиков, но не уходили: нужно передать срочное сообщение о наступлении немцев, о том, что вражеские танки прорвались в тыл одной из наших частей. И они не ушли в укрытия. Ни Фаня Рехник, которая вела передачу, ни ее подруга, сидевшая рядом с ней. Так уж повелось у девушек-связисток: не бросать подруг, какая бы опасность ни угрожала.

Наблюдая за летящими самолетами и прислушиваясь к вою бомб, девушки определили, где примерно будут рваться бомбы. Один, второй заход самолета. А они все передают... Но вот самолеты сделали третий заход — и... на месте палатки зияла воронка.

События в те дни развертывались так стремительно, что не удалось даже похоронить наших боевых товарищей. Так они и остались навсегда в Яблоневой балке, незаметные рядовые бойцы Красной Армии, погибшие, но выполнившие боевое задание...

Рассказала мне в тот вечер Разумеева и о своей хорошей подруге Шуре Шешенья.

— До войны она работала в детском доме. Когда стало известно, что военкомат вызвал нескольких девушек-комсомолок, заявивших о своем желании вступить в ряды Красной Армии, Александра Ивановна Шешенья тут же пошла [300] к директору детского дома и заявила, что и она хочет уйти на фронт.

И этот день наступил. В конце апреля 1942 года вместе с пятью другими девушками-комсомолками Шура, уже кандидат в члены партии, отправилась в военкомат.

Все было оформлено в один день, и 2 мая девушек провожали в армию. После месяца учебы на курсах телефонистов в Астрахани Шура прибыла в отдельную роту связи 115-го укрепленного района и стала работать на коммутаторе. Это было в июле 1942 года на Дону. С тех пор никогда, даже при самых тяжелых обстоятельствах, она не покидала своего поста.

13 сентября 1942 года на Мамаевом кургане была установлена связь между командованием укрепленного района и генералом Пожарским. В этот день здесь не было ни минуты затишья. Все время бушевал огонь артиллерии и минометов. Конечно, наладить бесперебойную связь было трудно, но ее все же поддерживали.

К трем часам дня на узле связи не осталось ни одного линейщика: все были на линии.

И когда уже некому было идти на линию, чтобы восстановить прерванную связь, Шура сказала командиру роты связи:

— Разрешите мне пойти, на коммутаторе без меня обойдутся.

— Огонь такой, что вы даже не сможете добраться до места разрыва линии.

— Смогу, товарищ лейтенант, вы только разрешите, — настаивала Шура.

Командир роты согласился, и Шура, ущипнув девушку, которая осталась на коммутаторе (это в знак прощания), выскользнула из блиндажа.

Шура несколько раз включалась в линию, и те немногие, кто был в этот день на Мамаевом кургане и остался жив, помнят, как в полдень 14 сентября связь снова оборвалась, и они больше уже не слышали голоса Шуры...

Я часто вспоминаю, в каких условиях жили и работали наши связистки. Для них в сражающемся городе никто блиндажей и укрытий не строил, они сами, каждая для себя или вместе, коллективно, рыли в земле щели, слегка перекрывали их сверху тем, что попадало под руку, и в таких щелях ютились месяцами. Они часто и засыпали там, где работали.

В октябре, когда противник разрушил все штабные [301] блиндажи, условия для женщин на правом берегу стали еще более тяжелыми. Они работали в душных и тесных укрытиях, отдыхали под открытым небом и месяцами не знали, что такое горячая вода.

...В дивизии Батюка служила Тамара Шмакова. Я знал ее лично, она прославилась тем, что выносила тяжелораненых с передовой, когда, казалось, нельзя было руку поднять над землей. Ползком приблизившись к раненому, Тамара, лежа рядом с ним, делала перевязку. Определив степень ранения, она решала, что с ним делать. Если тяжелораненого нельзя было оставить на поле боя, Тамара, собрав все силы, на спине тащила человека, часто в полтора-два раза тяжелее ее самой. А когда раненого нельзя было поднять, Тамара расстилала плащ-палатку, накатывала на нее раненого и тоже ползком тянула за собой тяжелую ношу.

Немало жизней спасла Тамара Шмакова. Многие оставшиеся в живых должны благодарить ее за спасение. А бывало, что убереженные от смерти бойцы даже не могли узнать имя этой девушки. Сейчас она работает в Курганской области врачом.

И таких героинь, как Тамара, в 62-й армии было немало. В списках награжденных по частям 62-й армии числится свыше тысячи женщин. Среди них: Мария Ульянова, которая с начала и до конца обороны находилась в Доме сержанта Павлова; Валя Пахомова, вынесшая с поля боя более ста раненых; Надя Жарких, награжденная орденом Красного Знамени; врач Мария Вельяминова, перевязавшая под огнем на передовой позиции не одну сотню бойцов и командиров, и многие другие. А разве не героиня Люба Нестеренко, которая, оказавшись в осажденном гарнизоне старшего лейтенанта Драгана, сделала перевязки десяткам раненых гвардейцев и, истекая кровью, умерла с бинтом в руках возле раненого?

Во второй половине октября положение в городе осложнилось, расстояние между передовой и Волгой настолько сократилось, что Военный совет армии вынужден был некоторые части и учреждения перевести на левый берег, чтобы не иметь напрасных жертв. В первую очередь решено было отправить на левый берег женщин. Командирам и начальникам было приказано предложить бойцам-женщинам временно отправиться на левый берег, чтобы там отдохнуть и через несколько дней вернуться к нам.

Это решение Военный совет принял 17 октября, а утром 18-го ко мне явилась делегация от женщин-связисток. Делегацию [302] возглавляла Валя Токарева, уроженка города Камышина. Она поставила вопрос, как говорят, ребром.

— Товарищ командующий, почему вы выпроваживаете нас из города? Мы хотим вместе со всеми умереть или победить заклятого врага. Зачем вы делаете разницу между женщинами и мужчинами? Разве мы хуже их справляемся с работой? Как хотите, но мы не поедем за Волгу.

Так как разговор этот происходил 18 октября, в день, когда мы переходили на новый командный пункт, я сказал им, что на новом командном пункте мы не сможем полностью развернуть все средства связи, что обстановка заставляет нас перейти на управление другими, более легкими видами связи, на переносные рации, и что только это заставляет меня отправить их на левый берег, пока не будут подготовлены рабочие места для тяжелых средств связи.

Делегация женщин согласилась выполнить указание Военного совета, но потребовала, чтобы я дал честное слово, что, как только будут созданы условия, необходимые для работы, мы переправим их обратно на правый берег.

Они переправились за Волгу 18 октября, а начиная с 20 октября, лишь только Крылов, Гуров или я соединялись по телефону с левым берегом, связистки не давали нам покоя. «Мы уже отдохнули, — говорили они, — когда вы снова возьмете нас в город?» или: «Товарищ командующий, когда вы сдержите свое слово?..» Слово свое мы сдержали. В конце октября их вместе со средствами связи перевезли в подготовленные блиндажи.

...Я вспоминаю особо отличившихся разведчиц-женщин Сталинграда Марию Вединееву, Лизу Горелову, Марию Моторину и других, которым не один раз приходилось проникать через завалы и подвалы, через овраги и водосточные трубы, чтобы пройти переднюю линию фронта и попасть в тыл противнику...

* * *

Разумеется, читатель вправе спросить — почему автор этой книги, рассказывая об обороне Сталинграда, будто забывает о соседних армиях справа и слева? Нет, я помню и никогда не забуду героических усилий войск 64-й армии, которые под командованием мужественного генерала Михаила Степановича Шумилова обороняли южную часть города и проявили отменную стойкость при отражении яростных атак захватчиков и тем самым вынуждали гитлеровских генералов держать перед Бекетовкой и Лысой [303] горой полки и дивизии, предназначенные для штурма центра города.

С таким же чувством признательности я думаю о воинах частей и соединений, действовавших севернее и северо-западнее Сталинграда. Там они постоянно отвлекали на себя большие силы захватчиков и тем облегчали положение защитников Сталинграда. Образно говоря, соседи справа и слева держали Паулюса за уши, лишая его, что называется, права разбойничать безнаказанно.

Я пишу о боевых действиях частей и соединений, а также отрядов вооруженных рабочих, руководить которыми мне было поручено командованием. Пишу о фактах и событиях, к которым имел непосредственное касательство, осмысливая их на основе прямых зрительных и слуховых контактов.