Гвардейская доблесть

1

26 сентября все данные разведки подтвердили, что главный удар в новом наступлении противник готовится нанести со стороны Городища, Разгуляевки.

Не прекращая артиллерийских налетов по скоплениям пехоты и танков, мы решили встретить этот удар во всеоружии частями 23-го танкового корпуса и 112-й стрелковой дивизии полковника И. Е. Ермолкина. Кроме того, к нам подходила 193-я стрелковая дивизия генерал-майора Ф. Н. Смехотворова, силами которой предполагалось усилить фронт обороны танкового корпуса.

Мы все очень беспокоились за Мамаев курган, на вершине которого оборонялись части дивизии Горишного. Южные и западные склоны кургана занимал противник. Достаточно было фашистам продвинуться вперед на сто метров, и этот тактический ключ обороны города и заводских поселков мог оказаться у него в руках. Чтобы не допустить этого и сорвать планомерную подготовку наступления противника на заводские районы, мы решили возобновить контратаки.

Наши войска нацеливались на контратаку не всеми силами, а частью их и не сплошным фронтом, а штурмовыми группами. Основные силы войск оставались на подготовленных позициях для отражения наступления немцев со стороны Городища.

Приказ о контратаке был отдан в 19 часов 40 минут 26 сентября, но предварительное распоряжение войска получили на сутки раньше.

Все знали, чувствовали и видели, что враг готовится к новым активным действиям. Прозевать начало наступления было равносильно гибели. Пространство, занимаемое 62-й [190] армией на правом берегу Волги, было предельно тесное — отступать некуда.

О том, как глубоко и верно понимали сложившуюся в те дни обстановку рядовые бойцы и командиры частей, говорит такой пример.

Боеприпасы и продовольствие, как известно, разгружались, разносились от пристани до огневых позиций, до передних траншей на руках. Это тяжелый, изнурительный труд. И если еще неделю назад частям приходилось напоминать о том, что прибыли боеприпасы и их надо немедленно получать, то теперь приемщики и носильщики целыми подразделениями приходили к причалам без всяких звонков и напоминаний. Они являлись с наступлением темноты и, едва успевал подойти катер, быстро его разгружали, а груз уносили на передовую.

Надо отметить, что в доставке грузов с левого берега неоценимую услугу армии оказывали моряки Волжской военной флотилии под командованием контр-адмирала Д. Д. Рогачева. Каждый рейс через Волгу был связан с большим риском, но не было случая, чтобы какой-нибудь катер или пароход задержался с грузами на том берегу.

О роли моряков флотилии, об их подвигах скажу кратко: если бы их не было, возможно, 62-я армия погибла бы без боеприпасов и без продовольствия и не выполнила своей задачи.

Стрелки и артиллеристы, танкисты и моряки — все защитники города готовились к отражению удара на заводы и заводские поселки. Начали мы с контратаки, назначенной на 6 часов 27 сентября.

В тот же день перешла в наступление и 64-я армия в районе Купоросное.

Первоначально мы имели успех, но в 8 часов на наши боевые порядки обрушились сотни пикирующих бомбардировщиков. Атакующие подразделения залегли.

В 10 часов 30 минут противник перешел в наступление. Его свежая 100-я легкопехотная и пополнившаяся 389-я пехотная дивизии, усиленные 24-й танковой, бросились в атаку, чтобы овладеть поселком Красный Октябрь и Мамаевым курганом.

Фашистская авиация бомбила и штурмовала наши боевые порядки от самого переднего края до Волги. Опорный пункт, организованный силами дивизии Горишного на вершине Мамаева кургана, бомбежкой и артиллерийским огнем противника был разбит до основания. Командный пункт [191] штаба армии все время находился под ударами авиации. Загорелись рядом стоявшие нефтяные баки. Танки врага, наступавшие из района Городище, шли напролом через минные поля. Вслед за танками волнами лезла вперед вражеская пехота. К полудню телефонная связь с войсками стала действовать неустойчиво, выходили из строя и рации...

Не имея постоянной связи с войсками, хотя KП теперь находился максимум в двух километрах от переднею края, мы все же не знали точно, что происходит на фронте, и были вынуждены подходить еще ближе к переднему краю, чтобы активнее влиять на ход боя.

Взяв с собой офицеров связи частей, Гуров ушел на передний край танкового соединения, я — в дивизию Батюка, Крылов — на командный пункт Горишного.

Однако, даже находясь непосредственно в частях, мы все же не смогли выяснить общую картину боя — мешал сплошной дым. Вернувшись вечером на командный пункт, мы недосчитались многих командиров штаба армии.

Только поздно ночью нам удалось уточнить положение. Обстановка оказалась очень тяжелой: противник, пройдя через минные поля, через наши передовые боевые порядки, хотя и с большими потерями, все же на некоторых участках продвинулся от двух до трех километров на восток.

«Еще один такой бой, и мы окажемся в Волге», — подумал я.

Танковый корпус и левый фланг дивизии Ермолкина, принявшие на себя главный удар, понесли значительные потери и своими остатками к исходу дня 27 сентября занимали фронт от моста через Мечетку, в 2,5 километра западнее поселка Баррикады, юго-западную часть поселка Баррикады, западную окраину пригорода Красный Октябрь до Банного оврага. Фашисты занимали улицы Шахтинская, Жердевская, высоту 107,5.

Дивизия Горишного была оттеснена с вершины Мамаева кургана. Сильно поредевшие боевые подразделения дивизии занимали его северо-восточные склоны.

На остальных участках фронта армии атаки противника были отбиты.

За день боя противник потерял не менее двух тысяч убитыми и более 50 танков. Мы также понесли тяжелые потери, особенно части танкового соединения и стрелковые полки Горишного.

В эту ночь Военный совет армии потребовал от всех [192] командиров и политработников соединений и частей неотлучно находиться на передовой линии, в окопах и траншеях, привести подразделения в боевой порядок и сражаться до последнего патрона.

Надо ли пояснять, какое значение имеет беседа в окопе, на передовой линии старшего командира и политработника с рядовыми воинами. По личному опыту знаю, что когда побеседуешь с бойцами в окопе, разделишь с ними и горе и радость, перекуришь, разберешься вместе в обстановке, посоветуешь, как надо действовать, то у бойцов обязательно появится уверенность: «Раз генерал был здесь, значит, надо держаться!» И боец уже не отступит без приказа, будет драться с врагом до последней возможности.

Любому воину важно знать, что его подвиг не останется незамеченным. В этом случае можно быть уверенным, что приказ будет выполнен. Конечно, нет надобности, скажем, командиру дивизии постоянно находиться в окопах первой линии — его место на командном пункте, откуда он должен руководить ходом боя, — но старший командир, предвидя грозную опасность, должен не удаляться от переднего края, а быть как можно ближе к своим воинам. В этом случае солдаты не дадут тебя в обиду, закроют грудью и выполнят задачу.

Вот почему Военный совет армии требовал от всех командиров и политработников, включая и штаб армии, быть на передней линии. Надо было разъяснить всем, что отступать нам нельзя и некуда.

В ночь на 28 сентября к нам на правый берег переправилось два полка стрелковой дивизии генерала Ф. Н. Смехотворова, которые я немедленно ввел в бой за западную окраину поселка Красный Октябрь. На Мамаев курган была организована контратака остатками стрелкового полка дивизии Горишного при поддержке частей дивизии Батюка. Командующему артиллерией армии было приказано артиллерийским и минометным огнем в продолжение всей ночи не давать противнику закрепиться на Мамаевом кургане.

С утра 28 сентября противник начал яростные атаки пехотой и танками. Его авиация наносила непрерывно массированные удары по боевым порядкам наших войск, по переправам, по командному пункту армии. Немецкие самолеты сбрасывали не только бомбы, но и куски металла, плуги, тракторные колеса, бороны, пустые железные бочки, которые со свистом и шумом летели на головы наших бойцов. [193] В связи с этим было разъяснено всем бойцам, что использование противником подручных металлических предметов говорит о том, что у него не хватает боевых средств. Сбрасывая куски металла, он тем самым хочет воздействовать на нас психологически, но это ему не удается.

Из шести грузовых судов, работавших на Волге, осталось одно, пять вышли из строя. Работники командного пункта, штаба задыхались от жары и дыма. Огонь горевших нефтяных баков добирался до блиндажей Военного совета. Каждый налет пикировщиков выводил из строя рации, людей.

Даже повар Глинка, устроившийся со своей кухней в водосточной трубе, был ранен.

И все же, несмотря на такую обстановку, мы чувствовали, что противник выдыхается. Его атаки были разрозненными, не такими дружными и организованными, как накануне. Он бросал в бой батальоны, поддерживаемые танками, с различных участков и не очень уверенно. Это давало нам возможность массированным огнем отбивать удары по очереди, а затем переходить в контратаки. Тогда же я попросил у командующего 8-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина помощи, и он не отказал — дал все, что у него было.

Так в час самого большого налета нашей авиации была организована контратака полка дивизии Горишного с двумя батальонами дивизии Батюка. Решительным броском они захватили тригонометрический пункт на Мамаевом кургане. Однако выйти на самую вершину, к водонапорным бакам, не удалось. Вершина осталась ничьей — по ней с той и другой стороны беспрерывно вела огонь артиллерия.

За день боя, 28 сентября, мы в основном удержали свои позиции. Развивать наступление и двигаться дальше захватчики не могли. Они оказались не в состоянии преодолеть стойкость людей, решивших умереть, но не отходить со своих позиций. За этот день фашисты потеряли не менее 1500 человек убитыми, свыше 30 танков было сожжено. Только на скатах Мамаева кургана осталось до 500 вражеских трупов.

Наши потери были также большие. Танковый корпус потерял убитыми и ранеными 626 человек, дивизия Батюка — около 300 человек. В дивизии Горишного осталось совсем мало людей, но они продолжали драться.

С потерей плавучих средств на Волге затруднилась переправа войск и доставка боеприпасов. На правом берегу [194] скопилось много раненых, которых за ночь не успели переправить. В то же время разведка доносила, что из района Городище выдвигаются свежие силы пехоты и танки противника. Они двигались к поселку Красный Октябрь. Сражение за заводы и заводские поселки только еще начиналось.

Мы решили перейти к жесткой обороне с максимальным использованием средств инженерного заграждения. В 19 часов 30 минут 28 сентября был отдан приказ № 171. В нем указывались рубежи, которые должны отстаивать части. Были в приказе и такие слова:

«От командиров всех частей требую максимального ускорения работ по инженерному усилению своих позиций по устройству на переднем крае и в глубине противотанковых и противопехотных заграждений и по приспособлению зданий к обороне на случай ведения уличного боя.

Для устройства препятствий и заграждений использовать все имеющиеся на месте средства, вплоть до разборки зданий, трамвайных путей, привлекая через местные органы власти гражданское население.

Основные работы должны быть выполнены силами самих частей. Работы производить круглосуточно.

Разъяснить всему личному составу, что армия сражается на последнем рубеже, отходить дальше нельзя и некуда. Долг каждого бойца и командира защищать свой окоп, свою позицию — ни шагу назад! Враг должен быть уничтожен во что бы то ни стало!»

Читатель спросит: на город ежедневно сбрасываются тысячи авиационных бомб, сотни тысяч мин и снарядов, какие же в нем могут быть местные власти и гражданское население?

Местные власти и тысячи жителей заводских районов помогали 62-й армии всем, чем могли. Например, на Тракторном заводе до 14 октября наши танкисты с помощью рабочих восстанавливали подбитые танки, а на заводе «Баррикады» рабочие вместе с артиллеристами ремонтировали орудия.

Часть рабочих была в отрядах обороны своих заводов. Городской и районные партийные комитеты жили и работали и помогали армейским партийным организациям и командирам в создании опорных пунктов в городе и в заводских поселках.

Нельзя не вспомнить секретарей городского комитета партии товарищей А. С. Чуянова, И. А. Пиксина и А. А. Вдовина [195]. Руководители районных организаций поддерживали постоянную связь с армией. Жители, рабочие заводов, партийные организации, коммунисты города были с нами. Мы вместе сражались, вместе задыхались от пожаров, защищая город.

Разве можно забыть ныне покойного уполномоченного ГКО, заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, наркома танковой промышленности В. А. Малышева, который в самые горячие дни боев в Сталинграде, на Тракторном заводе, выполнял поручение партии и правительства?!

Об этих людях не пишут как о героях, но мы с уважением вспоминаем их героические подвиги, которые они, не замечая того, совершали ежедневно. На такие подвиги и на такую скромность способны только наши советские люди, до конца преданные своему народу и родной Коммунистической партии.

Душой обороны были коммунисты и комсомольцы, руководимые партийными организациями и политорганами.

Не могу не сказать еще и еще раз о дружной работе Военного совета армии. Это был прежде всего партийный, боевой коллектив, который работал по принципу: один за всех и все за одного — для победы над врагом во славу нашей Родины. Мы всегда были едины, всегда были вместе, у нас не было разногласий.

Глубокое понимание целей борьбы, партийность и боевая дружба сплачивали нас в единый боевой организм. Я не могу не вспомнить тактих политработников, как начальник политотдела армии бригадный комиссар И. В. Васильев, его помощник по комсомолу Леонид Николаев, инспекторы политотдела Иван Старилов, Иван Панченко, Алексей Ступов, комиссары и начальники политотделов дивизий М. М. Вавилов, Ф. Ф. Чернышев, В. С. Ткаченко, Т. М. Овчаренко, Я. А. Серов, В. А. Греков и другие. Учитывая сложность обстановки и особенности уличных боев, они перенесли центр партийно-политической работы из батальонов и полков в роты, в штурмовые группы. Их умение нацеливать низовые партийные и комсомольские организации на укрепление авторитета командира, на выполнение боевых задач, на поиск наиболее выгодных форм и приемов ведения боя, включая утверждение веры в сознании каждого бойца, что враг будет остановлен и разгромлен, составляло тот самый морально-политический фундамент, на который опирались командиры при решении [196] боевых задач. Именно партийные и комсомольские организации ротных подразделений всколыхнули и обеспечили развитие массового героизма защитников Сталинграда. А сам по себе массовый героизм не оставлял ни места, ни времени для проявления паники и трусости. В этом, на мой взгляд, главная заслуга всех партийно-политических работников нашей армии. Коммунисты и комсомольцы являли собой пример стойкости и побеждали там, где, казалось, невозможно победить.

Дружная боевая слаженность на партийной основе между командирами и политработниками укрепляла у всех бойцов уверенность в победе.

Бойцы рядом с собой в окопах видели командиров и политработников, знали, что и Военный совет армии находится с ними, на правом берегу.

Несмотря на тяжелые потери, росли и закалялись партийные и комсомольские организации. Десятки и сотни бойцов в боевой обстановке подавали заявления о приеме в партию. Каждый хотел драться, а если нужно, и умереть коммунистом или комсомольцем.

Я уже рассказывал о сержанте Якове Павлове. Свыше 50 дней без сна и отдыха горстка храбрецов во главе с Павловым удерживала в центре города дом на левом фланге обороны дивизии Родимцева. Гитлеровцы обрушили на этот дом лавину бомб, мин, снарядов, но не смогли сломить стойкость его героического гарнизона. «Дом Павлова» оставался неприступным. Его защищали простые советские люди, верные сыны многих народов нашей страны: русские — Павлов (ныне Герой Советского Союза), Александров и Афанасьев, украинцы — Сабгайда и Глущенко, грузины — Мосиашвили и Степанашвили, узбек Тургунов, казах Мурзаев, абхазец Сукба, таджик Турдыев, татарин Рамазанов и другие их боевые товарищи.

А вот еще пример беззаветной преданности советских людей своей Родине. Между заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады» тянется на запад от Волги овраг, в который многие годы сваливали шлак. Этот овраг гитлеровцы избрали местом для прорыва нашей обороны. Перед взводом пулеметчиков лейтенанта Петра Зайцева была поставлена задача удержать рубеж, не пропустить врага к Волге.

Днем здесь нельзя было поднять головы. Гитлеровцы обстреливали каждый камень, каждый окоп, каждый метр земли. Зайцев привел свой взвод ночью. Бесшумно, ничем не выдав своего присутствия, пулеметчики заняли огневые [197] позиции. Пулеметы были расставлены так, что вся находившаяся перед ними местность простреливалась кинжальным косоприцельным огнем.

Утром противник открыл по оврагу массированный огонь своей артиллерии и минометов, а затем фашисты перешли в наступление. Наши пулеметчики встретили их меткими очередями. От непрерывной стрельбы в кожухах пулеметов кипела вода. На минуту смолк один из пулеметов: выбыл из строя наводчик. Его заменил парторг взвода рядовой Емельянов. Вскоре лег за пулемет и командир. Гитлеровцы тем временем продолжали рваться вперед. И вот уже склонил голову на пулемет смертельно раненный лейтенант Зайцев. Командование взводом принял на себя сержант Карасев. Бой продолжался до вечера. Фашисты так и не смогли прорвать нашу оборону, сломить волю отважных пулеметчиков. Дорого обошлась врагу попытка выйти к Волге: свыше 400 его солдат остались лежать в овраге.

В том же заводском районе совершил славный подвиг комсомолец боец батальона морской пехоты Михаил Паникаха.

Было это так.

К позициям батальона морской пехоты ринулись фашистские танки. На окоп, в котором находился матрос Михаил Паникаха, двигались, ведя огонь из пушек и пулеметов, несколько вражеских машин.

Сквозь грохот выстрелов и разрывы снарядов все явственнее слышался лязг гусениц. К этому времени Паникаха уже израсходовал все свои гранаты. У него оставались лишь две бутылки с горючей смесью. Он высунулся из окопа и размахнулся, целясь бутылкой в ближайший танк. В это мгновение пуля разбила бутылку, поднятую над его головой. Живым факелом вспыхнул воин. Но адская боль не замутила его сознания. Он схватил вторую бутылку. Танк был рядом. И все увидели, как горящий человек выскочил из окопа, подбежал вплотную к фашистскому танку и ударил бутылкой по решетке моторного люка. Мгновение — и огромная вспышка огня и дым поглотили героя вместе с подожженной им фашистской машиной.

Этот героический подвиг Михаила Паникахи тут же стал известен всем бойцам 62-й армии. [198]

2

Захватив вокзал и пристань, противник рассек армию и центральную часть Сталинграда на две части. Главные силы армии оказались севернее реки Царица.

Одновременно Паулюс силами двух пехотных дивизий и 150 танков наносил удары севернее Мамаева кургана на поселок Красный Октябрь. Этот удар был встречен контрударом частей 95-й и 284-й стрелковых дивизий и 137-й танковой бригады. Мы успели усилить это направление вновь прибывшей 193-й стрелковой дивизией под командованием генерала Ф. Н. Смехотворова. Она была поставлена во второй эшелон обороны по балке Вишневая и западной окраине поселка Красный Октябрь.

26, 27 и 28 сентября на всем протяжении фронта обороны армии шли ожесточенные бои. Трудно сказать, сколько раз улица или квартал переходили из рук в руки.

В эти дни героизм наших бойцов превзошел все возможное. Бойцы решили умереть, но не отступить ни на шаг. Лозунг «За Волгой для нас земли нет!» был воспринят каждым бойцом Сталинграда как клятва. Будь это танкист или пехотинец, артиллерист или сапер, все знали, что отдавать даже метр сталинградской земли нельзя. Мы шли на самый ближний бой, когда нейтральной земли между сражавшимися оставалось несколько десятков метров.

Были случаи, когда от сильной бомбежки и штурмовых действий авиации противника наши бойцы укрывались в одном подвале с немцами и сидели там, пока не кончится бомбежка. После ухода авиации находящиеся в подвале наши бойцы продолжали сражаться с фашистами.

В результате этих боев севернее Мамаева кургана и за поселок Красный Октябрь противник, понеся колоссальные потери, сумел продвинуться не более 1–1,5 километра, но пробиться к Волге ему не удалось. Приводить какие-то цифры потерь не всегда можно, потому что в пылу непрерывных боев трудно их подсчитать, да и не всегда они верны.

Известно, что по сравнению с июлем Гитлер в сентябре увеличил численность войск почти вдвое, а технику — в несколько раз. И все это таяло, как воск на раскаленной сковороде, а результат — суточное продвижение на главном направлении удара всех сил, нацеленных на Сталинград, измерялось десятками и лишь иногда сотнями метров. Мы несли тоже тяжелые потери. Привожу факты для примера. [199]

По донесениям наших частей противник 28.9.42 года потерял 29 танков и свыше 1500 солдат и офицеров. Из них только на скатах Мамаева кургана осталось около 700 трупов немцев.

Наше танковое соединение за три дня боя потеряло 626 человек убитыми и ранеными, а 284-я стрелковая дивизия за день 28 сентября понесла потери убитыми 39 человек и ранеными 137, и пропало без вести 127 человек.

На правом фланге, в районе Орловки, до 28 сентября боевые действия проходили без особого напряжения. Частные атаки со стороны противника проводились ограниченными силами и заканчивались незначительным колебанием фронта на 100–200 метров, не больше.

Мы же, если не считать отдельных контратак, не вели и не могли вести там активных действий, потому что не имели для этого сил.

Действовавшие там 115-я стрелковая бригада полковника К. М. Андрюсенко и части 149-й стрелковой, 2-й мотострелковой бригад, 315-й, 196-й и 10-й стрелковых дивизий (ослабленные в предыдущих боях) обороняли важные в тактическом отношении позиции орловского выступа. Перед ними стояла задача во что бы то ни стало удержать этот выступ, висевший, как дамоклов меч, над главной группировкой противника, сосредоточившейся в районе Городища. При успешном действии войск соседнего фронта с севера этот выступ мог сыграть большую роль. Если бы хоть одна часть, наступавшая с севера, пробилась на 10–12 километров и соединилась с частями орловского выступа, то крупные силы противника, вышедшие к Волге у Латашанки, оказались бы отрезанными, а левый фланг главной группировки был бы обойден.

Но Паулюс предусмотрел эту опасность и организовал наступление на орловский выступ. Стремясь как можно быстрее уничтожить наши части в районе Орловки, он бросил в бой сразу несколько полков 16-й танковой, 389-й пехотной дивизии и группу «Штахель».

30 сентября фашисты начали свои атаки в 13 часов. Их главные усилия были направлены против частей 315-й стрелковой дивизии, 115-й и 2-й мотострелковых бригад, оборонявших район Орловки. На этот раз наступление противника началось после двухчасовой авиационной и артиллерийской подготовки. 1-й и 2-й батальоны бригады Андрюсенко понесли очень большие потери, но продолжали удерживать [200] северную и южную части поселка. Клещи противника были близки к смыканию восточнее Орловки. Врагу открывался путь по Орловской балке на Тракторный завод и Спартановку.

Командование фронта{10} запросило меня: какие меры принимаются для сохранения орловского выступа и чем поддерживаются сражающиеся там части?

Что я мог ответить? Лучшей помощью был бы, несомненно, удар на Орловку с севера силами Сталинградского фронта в тыл 16-й танковой и 389-й пехотной дивизий противника. Но, очевидно, нанести такой удар не было возможностей.

В армии у нас резервов не было. При несомненной угрозе сильного удара противника на заводы Тракторный и «Баррикады» мы не могли оказать реальной помощи частям орловского выступа... В этих условиях мы решили усилить 1-й и 2-й батальоны 115-й стрелковой бригады одним противотанковым истребительным полком и двумя ротами из 124-й стрелковой бригады полковника Горохова.

После тяжелых боев танковый корпус фактически утратил боеспособность — в нем осталось лишь 17 подбитых танков и 150 бойцов, которые были переданы стрелковым частям, а штаб переправился для формирования частей на левый берег Волги.

В тот же день наша разведка установила сосредоточение крупных сил пехоты и танков в балке Вишневая, в районе кладбища поселка Красный Октябрь, в оврагах Долгий и Крутой. С южной окраины города подходили части 14-й танковой и 94-й пехотной немецких дивизий, уже пополненных после понесенных потерь. Замысел врага был ясен: он готовил новый удар на заводы Тракторный и «Баррикады».

В ночь на 1 октября с левого берега Волги начала переправу 39-я гвардейская стрелковая дивизия. Ее полки были укомплектованы лишь наполовину, в ротах насчитывалось по 40–50 человек. Эта дивизия раньше, 18–20 сентября, в составе войск 1-й гвардейской армии принимала участие в боях севернее Сталинграда, вела наступательные бои на деревню Кузьмичи, где и понесла значительные потери. Однако все роты были боеспособными — большинство в них составляли десантники — коммунисты и комсомольцы. Во главе этой дивизии стоял энергичный, имевший боевой [201] опыт с самого начала войны генерал-майор Степан Савельевич Гурьев. Он был невысокого роста, приземистый крепыш, которого, как говорили, не легко сдвинуть с места. Такое впечатление он оставил и у меня при первой встрече.

«Вероятно, и своих подчиненных он воспитывает в таком же духе», — подумал я тогда и вскоре убедился, что не ошибся. 39-я гвардейская стрелковая дивизия много дней обороняла завод «Красный Октябрь»; ее бойцы отступления не знали. Сам Гурьев не уходил со своего командно-наблюдательного пункта даже тогда, когда у самого входа рвались гранаты фашистских автоматчиков. Так было не один раз. Следуя примеру командира дивизии, так же упорно и отважно вели себя в бою командиры полков.

Коммунисты и комсомольцы этой дивизии всегда были на месте — впереди всех, на самых опасных участках. Комиссар, затем заместитель командира дивизии по политической части Ф. Ф. Чернышев, организуя работу политаппарата в частях, большую часть времени проводил непосредственно на переднем крае. Помню, как он, будучи раненным в ногу, все же не вышел из боя. Я как сейчас его вижу — с костылем в руках возле батареи, ведущей огонь прямой наводкой.

В день прихода этой дивизии в город было решено поставить ее полки на линию обороны Силикатный завод (справа), Зуевская улица (слева) с задачей готовить контратаку на поселок Баррикады. Но в процессе боя 1 октября мне пришлось изменить это решение, так как на участке дивизии Смехотворова противник глубоко вклинился в наши боевые порядки и угрожал захватить завод «Красный Октябрь». В тот день гвардейская дивизия генерала Гурьева была поставлена во второй эшелон, за дивизией Смехотворова. Гурьеву было приказано прочно закрепиться в цехах завода «Красный Октябрь», превратив их в мощные опорные пункты.

Для контратаки на поселок Баррикады была предназначена 308-я стрелковая дивизия полковника Л. Н. Гуртьева, полки которой уже прибыли к левому берегу Волги и готовились переправляться к нам.

308-я стрелковая дивизия по времени меньше всех сражалась в городе, но по количеству отраженных атак и по стойкости не уступала другим соединениям 62-й армии. В самые жестокие бои в заводском районе она сражалась на главном направлении удара фашистских войск и отразила не менее 100 атак пехоты и танков врага. [202]

Командир этой дивизии полковник Гуртьев, командиры полков, вся партийная организация и все бойцы, в основном сибиряки, показали образец мужества и отваги. Они хорошо поняли поставленную им задачу — ни шагу назад — и самоотверженно ее выполняли.

Массовый героизм воинов 308-й дивизии как бы увенчивался несравненным мужеством самого командира дивизии Гуртьева, которого бойцы часто видели в контратаках или в окопах первой линии. Высокий и стройный, он не любил сгибаться и кланяться фашистским снарядам и бомбам. (Этот герой-командир, будучи уже генералом, погиб смертью храбрых после Сталинградской победы, в 1943 году, в районе Орла. Там ему сооружен памятник.)

1 октября захватчики предприняли несколько настойчивых атак на всем фронте армии. В районе Орловки клещи противника сомкнулись. В окружении оказались 3-й батальон стрелковой бригады Андрюсенко и некоторые подразделения 2-й мотострелковой бригады и 315-й стрелковый дивизион.

Восточнее Орловки, фронтом на запад, закрепились вновь пополненные 1-й и 2-й батальоны 115-й стрелковой бригады. Усиленные двумя свежими ротами и истребительно-противотанковым артиллерийским полком, они имели задачу наступать на Орловку и соединиться с отрезанными частями.

Окруженные части на западной окраине Орловки, численностью до 500 человек, дрались с превосходящими силами врага с 2 по 7 октября. В ночь на 8 октября эта группа, израсходовав все боеприпасы, удачным ночным ударом прорвалась через кольцо окружения и вышла на северную окраину поселка Тракторного завода, за реку Мокрая Мечетка. В живых осталось всего 220 человек.

Вышедшие из окружения рассказали, как, оказавшись отрезанными от главных сил армии, они, голодные, без воды, с ограниченным количеством боеприпасов, шесть дней вели бои с противником. Положение окруженной группы осложнялось еще и тем, что контратака, начатая 2 октября 1-м и 2-м батальонами бригады Андрюсенко, сразу захлебнулась. Противнику удалось ударом с севера создать восточнее Орловки второе окружение, куда попали эти два батальона и часть сил 282-го стрелкового полка дивизии Сараева. После двух дней (4 и 5 октября) борьбы в окружении они по приказу командира бригады Андрюсенко, в результате удачной ночной операции, к утру 6 октября [203] вышли из окружения к северной части Тракторного завода.

Замысел Паулюса одним ударом ликвидировать орловский выступ обошелся фашистам дорого: наши слабые силы в боях за Орловку на десять дней приковали к этому участку около 100 танков 16-й танковой дивизии, а также полки 389-й пехотной дивизии противника и группу «Штахель».

Мне трудно сказать, какая дивизия или бригада, а тем более полк сколько уничтожили противника. Бой шел на всем фронте армии, особенно жестокий к северу от Мамаева кургана.

Военный совет, оценивая бои на всем фронте армии, сделал вывод, что следующий мощный удар противника будет нанесен на заводы СТЗ, «Баррикады» и «Красный Октябрь». В этом направлении противник сосредоточивал крупные силы, подтягивая их с южной окраины Сталинграда.

Хотя расстояние от балки Вишневая до берега Волги равняется 4–5 километрам, мы все же постарались эшелонировать оборону в глубину. Во второй эшелон мы поставили 37-ю гвардейскую стрелковую дивизию под командованием генерал-майора В. Г. Жолудева, прибывшую в армию 3 октября.

Кроме того, мы усилили оружием заводские отряды, сформированные из рабочих этих заводов, установили связь и взаимодействие их с войсками. Отряды рабочих выполняли до сих пор ремонтные работы по восстановлению подбитого и поврежденного оружия, пушек и танков. Теперь им пришлось активно оборонять цеха своих заводов совместно с бойцами 62-й армии.

Полк дивизии Сараева был выведен в резерв на левый берег Волги.

Бои в центре армии, в районе поселков Баррикады и Красный Октябрь, носили все более ожесточенный характер. Контратака дивизии Гуртьева на поселок Баррикады в полдень 2 октября была остановлена встречным наступлением противника. Все же к исходу дня эта дивизия очистила часть Силикатного завода и овладела северо-западной окраиной поселка Баррикады. Однако развить наступление дальше она не смогла.

Дивизия Смехотворова вела неравный бой с пехотой и танками противника, наступавшего вдоль улиц Библиотечная и Карусельная. После упорных боев, доходивших до [204] штыковых схваток, захватчикам удалось к исходу дня выйти на улицы Цеховская и Библейская.

В этот же день в стыке дивизий Батюка и Родимцева батальон гитлеровцев, переодетых в красноармейскую форму, прорвался через наши боевые порядки к оврагу Крутой и устремился к Волге. Контратакой резервных рот дивизии Батюка отряд головорезов был полностью истреблен. Коварный прием врага не удался.

Командный пункт армии расположился, как уже говорилось, около нефтяных баков, чуть ниже большого открытого хранилища мазута. 2 октября фашисты, вероятно узнав, где наш командный пункт, нанесли по нему сильный артиллерийский и авиационный удар. Фугасные бомбы разворотили весь берег, разрушили баки, которые были полны нефти, и пылающая масса хлынула через наши блиндажи к Волге. Командный пункт оказался в море огня.

Достигнув берега Волги, горящая нефть хлынула на баржи и на бревна, прибитые к берегу перед командным пунктом. Огненные потоки с баржами и бревнами поплыли вниз по течению. Казалось, сама Волга вспыхнула и огонь, злорадствуя, бушует на ее стремнинах.

Провода связи были сожжены. Связь можно было поддерживать только по радио, но и оно работало с перебоями. Мы попали в плен огненной стихии, которая наступала на нас со всех сторон.

Начальник штаба Николай Иванович Крылов подал команду:

— Никому никуда не уходить! Все за работу в уцелевшие блиндажи!.. Восстановить с войсками связь и держать ее по радио!

Потом, подойдя ко мне, он шепотом спросил:

— Как, выдержим? Я ему ответил:

— Выдержим! — и закончил его же словами: — А в случае необходимости будем прочищать свои пистолеты.

— Добро, — сказал он.

Скажу откровенно, что в начале пожара, выскочив из блиндажа, я был ослеплен, растерялся. Но громкая команда генерала Н. И. Крылова для всех, в том числе и для меня, была, как «ура» во время атаки, толчком к дальнейшему действию. Окруженные огнем, мы остались на месте и тем самым сохранили управление войсками.

Пожар длился несколько суток, но подготовленного запасного командного пункта армии у нас не было — все части, [205] в том числе и саперные, были в бою, поэтому пришлось работать пока в уцелевших блиндажах, щелях, ямах под обстрелом.

Меня и генерала Крылова то и дело срочно вызывал на переговоры к рации начальник штаба фронта генерал Г. Ф. Захаров. Он требовал уточнить обстановку на фронте, которую мы сами не всегда точно знали, не всегда знали ее и штабы дивизий, и все из-за того, что связь все время рвалась, выходила из строя.

Разговаривать по радио, процеживать слова по коду скрытого управления, когда над головой летят бомбы и снаряды, было делом невеселым, да и нелегким. Нередки были случаи, когда обеспечивающие радиопереговоры связисты погибали с микрофоном в руках.

— Где вы находитесь? — то и дело запрашивали из штаба фронта.

Мы это понимали так: командование фронта хотело убедиться, живы ли мы и существует ли еще управление войсками в городе.

Не договариваясь, мы с Крыловым отвечали одно и то же:

— Сидим там, где больше всего огня и дыма.

3

Рассвет 3 октября начался новыми атаками противника.

Дивизия Гуртьева до 18 часов сдерживала наступление немцев, но к исходу дня, будучи охвачена с обоих флангов, отошла за железную дорогу, что южнее Нижнеудинской улицы, и левым флангом на Винницкую улицу. Командир одного из полков, майор Маркелов, был тяжело ранен.

Дивизия Смехотворова весь день вела бои за бани и фабрику-кухню. Бани несколько раз переходили из рук в руки и все же остались за нами. В полках дивизии насчитывалось до 200–250 штыков.

Там, в районе бань, был найден пятилетний мальчик Гена. Он выполз из развалин, уцелев каким-то чудом. Его приютил и полюбил, как сына, полковник Г. И. Витков. Все мы также полюбили малыша. Он знал всех офицеров и генералов штаба армии и каждого называл по имени и отчеству. Он прошел с полковником Витковым до Берлина. А теперь Геннадий инженер, работает на Украине.

Дивизия Гурьева отбила все атаки немцев на завод [206] «Красный Октябрь». Дивизии Горишного, Батюка и Родимцева закрепляли свои позиции, отражая атаки противника на левом крыле армии.

Ход боев показывал, что противник решил во что бы то ни стало пробиться к Волге и, захватив основные заводы, оттуда развить наступление вдоль Волги на юг. Его силы на этом направлении все время наращивались, и к 4 октября было установлено, что от реки Мокрая Мечетка до высоты 107,5, на фронте около пяти километров, действуют пять дивизий — три пехотные и две танковые — и многие части усиления. Около 40 саперных батальонов были переброшены с других участков советско-германского фронта, в том числе и из самой Германии. Бои в районе Орловки должны были не только ликвидировать орловский выступ, но и отвлечь наше внимание от главного удара, готовившегося на заводы. В этой обстановке было решено дивизию Жолудева поставить на оборону Тракторного завода.

Заняв рубеж, полки 37-й дивизии с утра 5-го сразу же вступили в бой с пехотой и танками противника, прорвавшимися через боевые порядки дивизий Гуртьева и Ермолкина.

Армия нуждалась в передышке хотя бы на один день. Нужно было привести в порядок части, подтянуть артиллерию и подвезти боеприпасы, влить в части пополнение, чтобы в дальнейшем частными контратаками выбить захватчиков из поселков Тракторного завода и Баррикады. Командующий фронтом требовал начать контратаку с утра 5 октября. Но сделать это армия была не в состоянии: у нас кончались боеприпасы, с переправой их через Волгу положение все более осложнялось.

В ночь на 4 октября начала было переправу на правый берег 84-я танковая бригада полковника Д. Н. Белого. Но переправиться смогли только легкие танки, которые тут же ставились в боевые порядки дивизий Жолудева и Гуртьева. Они использовались как огневые точки, ибо бросать их в контратаки против немецких танков было бессмысленно.

5 октября только в заводских районах города было зарегистрировано около 2000 самолето-вылетов противника. С рассветом всякое движение войск замирало. Раненый боец не покидал своей щели или окопа до наступления темноты и только в темноте полз к берегу Волги, к пунктам эвакуации.

Вечером с левого берега Волги вернулся член Военного совета Гуров. Он успел там попариться в бане и сменить [207] белье. Зная, что я тоже больше месяца не мылся, он стал уговаривать меня съездить за Волгу. Соблазн был очень велик, но я отказался. Что подумают бойцы армии, увидя командарма в такой тяжелый момент переплывающим на левый берег?

В этот же вечер к нам прибыл заместитель командующего фронтом генерал Филипп Иванович Голиков. К его приезду на командном пункте стало немножко поспокойнее. Нефть уже догорела, хотя бассейн с мазутом над нашими блиндажами продолжал дымить. Хуже было со связью. Она по-прежнему рвалась от бомб и снарядов врага. Вероятно, фашистские артиллеристы и минометчики, точно установив, где находится наш командный пункт, вели по нему прицельный огонь. Мины разрывались у самого входа в мой блиндаж. Число раненых и убитых на командном пункте увеличивалось с каждым часом. Проще говоря, оставлять командный пункт на этом месте было уже невозможно. Посмотрев на эту картину, Ф. И. Голиков, пробывший у нас около суток, посоветовал перейти на новое место.

Но куда? Посоветовавшись, мы решили перенести командный пункт армии в блиндаж штаба дивизии Сараева, которая уходила на левый берег на переформирование. Нам предстояло продвинуться по берегу Волги метров на пятьсот ближе к Тракторному заводу.

Переход был совершен ночью. Первыми ушли я, Гуров и с нами Голиков. Начальник штаба армии Н. И. Крылов остался на старом месте до рассвета, то есть до того времени, пока не будет восстановлена связь нового командного пункта с войсками.

Мы все не спали по нескольку суток и были измучены до предела. Поэтому, придя на новый командный пункт, я почувствовал, что сил у меня больше нет. Попросив Ф. И. Голикова и К. А. Гурова последить за восстановлением связи, я тут же свалился на пол и заснул как убитый.

Проснувшись на рассвете, я узнал, что Крылов все еще сидит на старом командном пункте под бомбежкой и обстрелом. Связь уже начала действовать, и я предложил Крылову немедленно перейти к нам на более безопасный командный пункт. Часа через два он явился весь запыленный, бледный, измученный и, войдя в блиндаж, тут же свалился в непробудном сне.

Мы очень радовались тому, что опять были все вместе.

Военный совет в эти дни работал непрерывно, мы не замечали даже смены суток, ночь и день слились воедино. [208] Спали урывками, подменяя друг друга, в короткие периоды затишья.

Мы знали, что на нашу армию обрушится тяжелый удар. До нас доходили сведения, что по приказу Гитлера создаются новые и значительные силы для удара по Сталинграду. Чтобы сорвать сосредоточение сил противника и его подготовку к наступлению, мы наносили по противнику короткие контрудары, особенно артиллерией и авиацией. Авиационные удары наносились не только армейскими и фронтовыми силами, но и авиасилами Верховного Главнокомандования. Нас каждый день запрашивали: куда, по каким объектам нацеливать бомбовые удары московской авиации?

С утра 6 октября немцы продолжали развивать наступление, направляя главный удар от поселка Баррикады на поселок Тракторного завода. Они, по-видимому, не ожидали появления 37-й гвардейской дивизии генерала Жолудева на пути их главного удара. Завязались жесточайшие бои.

Не могу не сказать несколько слов о прибывших гвардейцах 37-й дивизии генерала В. Г. Жолудева. Это действительно гвардия. Люди все молодые, рослые, здоровые, многие из них были одеты в форму десантников. Ворвавшись в дома и подвалы, они пускали в ход кинжалы и финки. Отступления не знали, в окружении дрались до последних сил и умирали с возгласами: «За Родину!», «Не уйдем и не сдадимся!»

Только за один этот день было зарегистрировано семьсот самолето-вылетов противника на боевые порядки дивизии. Все же фашистам не удалось продвинуться вперед ни на шаг.

Ночью 84-я танковая бригада своими подразделениями выходила на участок дивизий Жолудева и Гуртьева. В это время все части армии усиленно зарывались в землю и строили опорные пункты и заграждения.

Наши успешные контратаки были, по-видимому, поняты штабом фронта как истощение противника, от армии поэтому усиленно требовали возобновить контратаку силами 37-й дивизии. Я понимал авиационную бомбежку противника как подготовку к наступлению. Наши мнения с командованием фронта расходились. Весь день прошел в переговорах с командованием фронта. Вечером под большим давлением мне пришлось согласиться на контратаку только частью сил дивизий Жолудева и Гуртьева. Мы решили начать ее во второй половине дня 7 октября, рассчитывая на [209] то, что до наступления темноты у противника не будет времени парировать наш удар и его авиация участия в бою не примет.

Приказ о контратаке я подписал в 4 часа утра, но провести его в жизнь мы не успели. В 11 часов 20 минут противник большими силами начал новое наступление. Мы встретили наступающих организованным огнем с заранее подготовленных и хорошо замаскированных позиций.

Гитлеровцы шли в атаку во весь рост. Они атаковали наши укрепления в поселке Тракторного завода силами двух пехотных дивизий. Атаку поддерживали свыше 50 танков. Первые атаки были отбиты. Части дивизии Жолудева нанесли фашистам большие потери. Подтянув резервы, противник повторял атаки несколько раз. После ожесточенных боев ему удалось к исходу дня вклиниться в наши боевые порядки, захватить один квартал рабочего поселка Тракторного завода и вплотную подойти к стадиону. Проспект Стахановцев и парк Скульптурный остались в наших руках.

В 18 часов усиленный батальон пехоты противника перешел в наступление западнее железнодорожного моста через Мечетку. Удачным залпом «катюш» батальон был почти полностью уничтожен.

В этот день было уничтожено до четырех батальонов пехоты и сожжено 16 танков противника.

После таких потерь враг не мог продолжать наступление на следующий день. Появление 37-й гвардейской дивизии на главном направлении удара опрокинуло расчеты фашистов. Им не удалось нанести внезапный удар и прорвать наш фронт.

8 октября началась подготовка к новым боям. Нам стало известно, что Гитлер обещал своим вассалам в ближайшие дни овладеть волжской твердыней. Немецкие солдаты из окопов кричали:

— Рус, скоро буль-буль у Вольга.

Самолеты засыпали город листовками. В них захватчики грозили, что «Гитлер будет считать дезертиром каждого красноармейца и командира, который уйдет на левый берег Волги и не сдастся в плен». На листовках в картинках была показана окруженная со всех сторон танками и артиллерией наша армия.

Агитация геббельсовских пропагандистов не имела никаких последствий. Наши партийные и комсомольские органы неустанно работали в частях и подразделениях войск, [210] разъясняли провокационные намерения вражеской пропаганды. Военный совет армии вручал награды отличившимся бойцам и командирам, проводил накоротке беседы с ними и через них передавал войскам свое решение — отстоять город во что бы то ни стало.

Это наше решение было понято войсками правильно.

Вот документ боевой жизни одной комсомольской организации.

«Слушали: О поведении комсомольцев в бою.

Постановили: В окопе лучше умереть, но не уйти с позором. И не только самому не уйти, но сделать так, чтобы и сосед не ушел.

Вопрос к докладчику: Существуют ли уважительные причины ухода с огневой позиции?

Ответ: Из всех оправдательных причин только одна будет приниматься во внимание — смерть».

Помнится мне, что в час, когда проходило это собрание, гитлеровцы начали двенадцатую за день атаку рубежа, который обороняли бойцы 308-й дивизии Гуртьева. И тогда, как бы подытоживая собрание, выступил командир роты. Вот что он заявил:

— Я должен внести некоторую ясность в выступление комсорга. Он много говорил здесь о смерти и сказал, что Родина требует от нас смерти во имя победы. Он, конечно, неточно выразился. Родина требует от нас победы, а не смерти. Да, кое-кто не вернется живым с поля боя — на то и война. Герой тот, кто умно и храбро умер, приблизив час победы. Но дважды герой тот, кто сумел победить врага и остался жив!..

Тогда же генерал Гурьев сказал:

— Есть у меня молодой воин Алексей Попов. Когда к нему стали подбираться гитлеровцы, он в одну сторону поставил ручной пулемет, в другую — автомат, а сам остался с винтовкой. Гранаты у него разложены по кругу. Если много фашистов наступает, он ложится за пулемет; если появляется один гитлеровец — из винтовки стреляет; поближе подползут — гранатами забрасывает. Так и держит свой окоп один за пятерых.

Сила наших гвардейцев была в том, что они дрались умело, расчетливо, стараясь с максимальным эффектом использовать оружие, вверенное им Родиной. В те дни тысячи воинов явили беспримерные образцы мужества, находчивости, воинской хитрости, показав при этом, что они отлично владеют всеми видами оружия. [211]

В нашей армии быстро приобрела популярность песня «Герою-городу». Написал ее сержант Н. Панов. Слова этой песни бесхитростны. Но одно в ней нравилось гвардейцам — она была правдива, как сама жизнь.

Таков был закон воинов 62-й армии: не отступать, а только истреблять противника и отвоевывать у врага метр за метром родную землю.

В моих руках несколько пожелтевших от времени боевых листков, которые распространялись на передовой линии.

Вот один из них.

«Сегодня героически сражался:

Козлов Андрей Ефимович — пулеметчик, член ВЛКСМ. За время Отечественной войны тов. Козлов истребил 50 гитлеровцев, не считая фашистов, истребленных его пулеметным расчетом. Только с 7 октября 1942 года тов. Козлов уничтожил 17 фашистов. Пулеметный расчет Козлова — лучший в батальоне. Тов. Козлов — участник боев за Ленинград, за Харьков. Дважды ранен. Имеет два знака отличия. Равняйтесь по Козлову!»

А вот другая листовка.

«Подбили и сожгли 7 немецких танков!

Красноармейцы Яков Щербина и Иван Никитин, будучи раненными, не ушли с поля боя. Верные сыны Родины сражались до тех пор, пока не была отбита последняя атака врага. За каких-нибудь полчаса отважные бронебойщики подбили 7 танков врага».

Их много, этих предельно кратких листовок. А как убедительно, ярко они говорят о тех, кто, презирая смерть, ковал победу!

А сколько было замечательных людей на переправе через Волгу!

Кто там работал, тот ежечасно, ежеминутно с глазу на глаз встречался со смертью. Поистине нужны были стальные нервы и несравненное мужество, чтобы переплыть на [212] лодке Волгу туда и обратно под огнем. А наши лодочники, наши моряки Волжской флотилии делали такие рейсы и днем и ночью, доставляя в город боеприпасы и продовольствие.

Как упоминалось выше, ожидая наступления больших сил противника на заводской район, мы принимали самые энергичные меры по укреплению фронта, идущего по реке Мокрая Мечетка, балка Вишневая, Мамаев курган. Прибывающая в армию 84-я танковая бригада была поставлена на позиции для прикрытия этого района. Организовали ее взаимодействие со стрелковыми дивизиями, тем самым уплотняя их боевые порядки. Танковый корпус с управлением бригад, как потерявшие боеспособность, выводились на левый берег Волги. Боеспособные танки передавались в 84-ю бригаду.

Кроме этих мероприятий было приказано всем войскам форсировать инженерные работы для прочного удержания занимаемых позиций. На танкоопасных направлениях были заложены тысячи мин и фугасов. Уплотнялись боевые порядки 37-й гвардейской и 95-й стрелковой дивизий, усиливались артиллерией. Все эти маневры по усилению приходилось совершать только ночью под непрерывными частными атаками противника на всем фронте армии. Мы понимали, что противник своими действиями выполняет две задачи: ведет разведку боем на всем фронте армии и сковывает наши маневры на узкой, вернее, неглубокой полосе обороны вдоль правого берега Волги. В ответ на действия противника наши штурмовые группы на всем фронте армии наносили внезапные удары по вражеским гарнизонам, засевшим в домах; снайперы, а их в армии уже насчитывалось около 400, не давали носа показать солдатам и офицерам противника из подготовленных ими укрытий. Под этим прикрытием мы производили перегруппировку своих сил, укрепляя район заводов.