Золотых дел мастера
В подъезде одного из домов Подколокольного переулка в Москве уборщица ЖЭКа Ульяна Никитична Бринько под лестничной клеткой обнаружила тайник, из которого извлекла газетный сверток. В нем была крупная сумма различной иностранной валюты. Бринько сдала находку в Государственный банк. А через день к Ульяне Никитичне явились два молодых человека. Отрекомендовавшись представителями Института востоковедения, они очень хотели получить этот сверток. Были здесь и угрозы, и обещания заплатить за сверток десять тысяч рублей.
Так простая советская женщина помогла оперативным работникам Комитета государственной безопасности напасть на след крупных спекулянтов валютой и валютными ценностями.
Председателем Комитета государственной безопасности У. Н. Бринько была награждена ценным подарком.
Через некоторое время около кинотеатра «Россия» была задержана группа фарцовщиков, среди которых оказался Владислав Петрович Файбишенко. Свое занятие валютными операциями он отрицал самым решительным образом. Тогда его фотография была предъявлена Ульяне Никитичне Бринько, которая опознала на ней человека, приходившего к ней вместе с другим, пока неизвестным, по поводу найденного ею свертка.
Это была одна из важных улик против Файбишенко. При проверке оказалось, что Файбишенко жил от родителей отдельно, снимал комнату на Большой Сухаревской улице. Там произвели обыск. Из гардероба была извлечена сдвоенная деревянная полка, в которой оказались американские доллары, английские фунты, французские, швейцарские и бельгийские франки, шведские кроны. Здесь же в целлофановом пакете были аккуратно завернуты пятьдесят золотых английских фунтов. На пакете стояли две буквы «Я. Р. «, написанные химическим карандашом.
Несмотря на наличие вещественных доказательств, Файбишенко продолжал отрицать совершенные преступления и на допросе заявил:
— Я к этим вещам никакого отношения не имею. Шкаф-то не мой, хозяйкин. Даже не предполагал, что такие ценности там спрятаны.
Следователь, занимавшийся расследованием дела Файбишенко, предъявил ему обвинение по части второй статьи 88 Уголовного кодекса РСФСР, предусматривающей ответственность за спекуляцию валютными ценностями или ценными бумагами в виде промысла или в крупных размерах. Объяснив суть обвинения, следователь спросил:
— Файбишенко, вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?
— Суть обвинения мне понятна, но виновным себя не признаю.
— А как вы объясняете наличие валюты и золота у вас на квартире?
— Спросите об этом у хозяйки квартиры, а не у меня.
— Но ведь когда вы въезжали в комнату, шкаф был совершенно пустой? И комнату вы всегда запирали? Так?
— Так.
— И замок для двери вы покупали и ставили сами?
— Ну и что? Подобрать ключи к замку дело нехитрое.
— Значит, вы утверждаете, что валюта принадлежит хозяйке?
— Вероятно. Категорически я это утверждать не могу. Знаю только, что лично я никакого отношения к этому не имею.
— Имеете, Файбишенко, имеете. Дело в том, что на конвертах с валютой есть отпечатки пальцев, и, как установила дактилоскопическая экспертиза, часть из них — ваши.
Сообщение следователя ошеломило Файбишенко. Он сник, лицо его странно вытянулось, однако продолжал отрицать предъявленное обвинение:
— Не знаю, не знаю. Это какая-то ошибка, какое-то недоразумение. Я никаких валютных сделок не совершал. И то, что вы обнаружили у меня в комнате, мне не принадлежит.
— Ну что же, Файбишенко. Сегодня вы свободны. Продолжим разговор в следующий раз. Я вам настоятельно советую хорошенько подумать. Отпираться бесполезно. Все факты против вас. А факты, как вы знаете, упрямая и безусловно доказательная вещь.
В камере Файбишенко заявил надзирателю, что он заболел, и попросил вызвать врача. Врач прибыл, но никакой болезни у него не обнаружил.
О поведении на допросе Файбишенко следователь доложил мне. В следующий раз я принял участие в его допросе.
В кабинет следователя Файбишенко пришел тихий, с поникшей головой, подавленный. Он уже начинал понимать, что его карта бита и надо сдавать свои позиции.
— Как дела, Файбишенко? Как вы себя чувствуете?
— Неважнецкие мои дела. Потерял сон. Чувствую себя отвратительно.
— Все это оттого, что совесть нечиста. Несмотря на неопровержимость доказательств, вы продолжаете запираться. Мне Валентин Васильевич докладывал о вашем неразумном поведении на следствии. Вы поймите, Файбишенко, что для доказательств вашей вины в спекуляции валютой ваши показания не имеют существенного значения. Для того чтобы сделать вывод о вашей преступной деятельности, доказательств у нас больше чем достаточно. Мы рассчитывали на то, что вы окажете следствию помощь в разоблачении других валютчиков. Вот что для нас важно. Поймите это.
— Я понимаю, но никаких преступных действий я не совершал. Однако я должен признать, что действительно валюту я скупал, но только для себя.
— Ну вот это уже шаг вперед. Давайте разберемся.
— Валюту у Казаченко, Гершевича и Ямщика покупали? — спросил Валентин Васильевич.
— Да, покупал.
— Казаченко и Ямщик показали, что они продали вам турецкие лиры в общей сложности сто пятьдесят штук. При обыске их не обнаружили. Где они?
— Понятия не имею. Они должны быть там же, где была и остальная валюта.
— Вы присутствовали при обыске. При вашем участии вся валюта была пересчитана, указана в протоколе обыска, который вы подписали. Так где же лиры?
— А разве я не мог поделиться своим добром с приятелем?
— Могли, но с кем?
— Не помню.
— Тогда ответьте на другой вопрос: вы признали, что покупали валюту для себя, у кого вы ее покупали?
— Я этих людей не знаю.
— Вас задержала милиция около кинотеатра «Россия». Скажите: кто был с вами?
— Я этих людей не знаю. Один, кажется, Сергей Рычагов.
— Что это за человек?
— Понятия не имею.
— Несерьезно это, Файбишенко. Фамилия этого человека не Рычагов, а Старцев.
— Может быть. Я, возможно, путаю.
— Именно путаете. Скажите, пожалуйста, а что означают инициалы «Я. Р. « на целлофановом пакете с золотыми монетами, изъятыми при обыске в вашей комнате?
— Не знаю. Пакет этот остался у меня после какой-то покупки.
— Вы сказали, что покупали валюту для себя, как же вы хотели с ней поступить, не для коллекции же вы тратили такие большие деньги?
— Я об этом еще не думал.
— А где достали деньги на покупку валюты? Ведь вы нигде не работали.
Обвиняемый запутался. Он понимал, что ложь его слишком очевидна, но на что-то он еще рассчитывал. Он не назвал нам на этом допросе ни одной фамилии. Но это нас не смущало. Рано или поздно он все равно должен будет рассказать. Пусть подумает.
Не теряя времени, нам надо было заняться другими валютчиками, которые гуляли на свободе. Мы уже знали, что инициалы «Я. Р. «, о которых спрашивали Файбишенко, означают «Ян Рокотов». Мы располагали убедительными данными о том, что Ян — крупный валютчик. И его надо было изолировать...
Начиная с 1960 года в работе органов государственной безопасности определенное место стала занимать борьба с нарушениями правил о валютных операциях, а также спекуляцией валютными ценностями. Это преступление в нашем Уголовном кодексе значится в главе «Иные государственные преступления» и представляет большую опасность для государства, ибо подрывает государственную монополию и дезорганизует кредитно-денежную систему. Такого характера преступлений в нашей стране не было со времен нэпа, но расширившиеся экономические, культурные и туристические связи с капиталистическими странами толкнули некоторых любителей легкой наживы на совершение валютных махинаций.
Отдельные иностранные туристы, коммерсанты, лица, въезжающие в нашу страну по частным визам, провозили контрабандным путем значительное количество золотых монет, золотых часов, всевозможные изделия из золота и различные товары, которые продавали нашим гражданам — любителям легкой наживы, спекулянтам и тунеядцам, вставшим на преступный путь. Спекулируя валютой и контрабандными товарами, иностранцы приобретают таким путем советскую валюту, скупают различные советские товары и вывозят их за границу.
Спекуляцией занимались даже некоторые сотрудники дипломатических представительств капиталистических государств. Например, горничная одного из посольств в Москве итальянка Цезарина Сторони и ее брат Дино Сторони, тоже служащий посольства, систематически занимались этим преступным делом.
12 апреля 1962 года брат и сестра Сторони были задержаны органами госбезопасности при совершении валютных сделок. У Цезарины Сторони были изъяты крупная сумма советских денег, а также личные записки с расчетами по валютным сделкам, а у советской гражданки, задержанной с ними, — американские доллары.
Следствием установлено, что Цезарина Сторони и ее брат Дино Сторони в течение 1959–1962 годов занимались незаконными валютными операциями, продавая по спекулятивным ценам крупные суммы американских долларов и большое количество золотых часов советским гражданкам Юдиной, Шишковой и Шепелевой. Валюта и золотые часы переправлялись в Советский Союз контрабандным путем. Будучи задержанными с поличным, Цезарина Сторони, выдававшая себя во время валютных сделок за Антуанетту, и Дино Сторони признались, что они длительное время занимались спекулятивными и контрабандными операциями.
По нашим законам Сторони подлежали привлечению к уголовной ответственности, однако органы власти сочли возможным ограничиться выдворением их из СССР.
В марте 1962 года нами был арестован за спекуляцию валютой архивариус одного из посольств в Москве Барги. Валютой его снабжали работники посольства, в том числе выдворенный впоследствии из СССР пресс-атташе Бушехрипур.
Спекуляция валютой, валютными ценностями и контрабандными товарами привела к образованию в некоторых городах нашей страны «черного рынка». На нем стали подвизаться стиляги (фарцовщики), тунеядцы, расхитители государственного имущества и другие любители легкой наживы. «Черный рынок» наносил большой вред валютно-денежной системе страны. Валютчики, вступая в незаконные сделки с иностранцами, порочили честь и достоинство советских людей.
Скупленные у иностранцев валютные ценности спекулянты перепродавали дельцам, имеющим крупные суммы денег, нажитые преступным путем. Приобретенные ценности они прятали в тайники или перепродавали другим лицам. Что же касается иностранной валюты, то она, пройдя через руки спекулянтов, в конечном счете попадала к контрабандистам и уходила за границу, где превращалась в товарные ценности.
В Москве, Ленинграде, Минске, Баку, Бресте, Киеве, Харькове, Риге и некоторых других городах Советского Союза органы государственной безопасности за этот период времени разоблачили ряд крупных спекулянтов валютными ценностями. Газеты широко сообщали об открытых судебных процессах над валютчиками. Эти сообщения и открытые судебные процессы имели большое предупредительное значение.
В результате уже в 1962 году «черный рынок» был в значительной степени парализован. Оставшиеся на свободе валютчики ушли в подполье, в своих махинациях они были вынуждены проявлять большую осторожность и прибегать к самым ухищренным методам. Но и это их не спасало от справедливого возмездия и ответственности перед советским судом.
Что же это за люди, валютчики?
Как правило, это бездельники, морально разложившиеся подонки, презрительно относящиеся ко всему родному, советскому. Имея много денег, нажитых на спекулятивных сделках, они вели разгульный образ жизни, были завсегдатаями ресторанов, устроителями пьянок с участием женщин легкого поведения.
Вот один эпизод из жизни крупного спекулянта валютными ценностями Буклова — постоянного посетителя ресторана Внуковского аэропорта. Однажды, придя позавтракать, Буклов услышал объявление по радио о наличии свободных мест в самолете, летящем в Ленинград. Тут как раз ему принесли недостаточно, как ему показалось, красиво сервированный заказ. Он встал из-за стола и пошел к билетной кассе. Купил билет и прибыл в Ленинград только лишь для того, чтобы отобедать там в одном из лучших ресторанов. Вернувшись в тот же день в Москву и узнав, что в Воронеже выступает хор цыган, Буклов вылетел туда.
Крупный спекулянт Стеклов в суде заявил: все спекулятивные действия он совершал для того, чтобы обогатиться, купить дачу под Москвой и в Крыму и вести разгульный образ жизни, не работать.
В Черновцах была арестована и привлечена к уголовной ответственности в 1962 году группа матерых спекулянтов-валютчиков в количестве 17 человек. В ходе расследования дела у обвиняемых было изъято много золота в монетах, слитках и изделиях, несколько дорогостоящих бриллиантов, крупная сумма советских денег и иностранная валюта.
Обвиняемые Марголов, Штуфман, Шекман и другие скупали и перепродавали золотые монеты, иностранную валюту, бриллианты и другие ценности на многие десятки тысяч рублей.
На этом-то «черном рынке», в этой среде начал свою «карьеру» ставший впоследствии крупнейшим спекулянтом-валютчиком Ян Рокотов. Естественно, возле него скоро образовалась «теплая» компания, в которой не последнее место занимал Файбишенко. Но продолжу свой рассказ обо всем по порядку.
Три года — с 1957 по 1960 — эти люди скупали у иностранцев и советских граждан иностранную валюту и золотые монеты и перепродавали их по спекулятивным ценам, зарабатывая на этих махинациях баснословные суммы денег.
Главный герой восьмерки, привлеченный к уголовной ответственности, — Ян Рокотов, известный среди валютчиков под именами Миша, Косой, Купец. Он установил с нужными ему людьми и иностранцами тесные контакты и в крупных размерах скупал и перепродавал валюту и золото.
На вопрос: «По каким каналам ввозилась иностранная валюта?», Рокотов ответил: «Основные каналы, через которые поступала иностранная валюта в Москву, — это иностранцы».
Вездесущий Ян — так называли иногда Рокотова — перекупал иностранную валюту, золото и у советских граждан, так называемых фарцовщиков, скупающих эти ценности у иностранцев.
Основным поставщиком иностранной валюты для Яна был Файбишенко. За три года он продал Рокотову американских долларов и английских фунтов стерлингов на 40 тысяч рублей.
Рокотов брал все: американские доллары, английские фунты, французские франки, итальянские лиры, марки ФРГ, шведские кроны, швейцарские франки.
Скупленную валюту и золото он продавал братьям Папиташвили, Гудлис и ее мужу Плотникову. Сделки совершались в Москве, Тбилиси, Баку, Вильнюсе и других городах.
При аресте у Рокотова были изъяты в большом количестве золотые монеты царской чеканки, американские доллары, английские фунты стерлингов, а также много различных вещей иностранного происхождения.
Широкую спекулятивную деятельность развернула Надежда Гудлис. Эта молодая женщина, имеющая высшее образование, втянула в грязные дела и своего мужа Плотникова. Гудлис совершила 45 валютных сделок на сотни тысяч рублей.
Большим мастером преступного промысла оказался уже упомянутый мной Владислав Файбишенко. Начинал он фарцовщиком. Сначала скупал у иностранцев мелкие вещи: чулки, мужские сорочки, дамские часы, продавая их падким на иностранщину стилягам. Потом занялся торговлей иконами, а потом перешел на скупку и перепродажу валюты.
Подручными у этих «мастеров» были спекулянты из Грузии — братья Шалва и Илья Папиташвили, а также их племянник Илья Папиташвили, Гузванова Мубашир Лифтульевна и числящийся научным сотрудником одного научно-исследовательского института Иустин Ванифатьевич Лагуткин.
Всю группу арестовали. Мужа Надежды Гудлис тоже. Но в связи с болезнью дело в отношении его выделили в отдельное производство, и он предстал перед судом позже.
Разных я видел за свою следственную практику преступников, прошли передо мной люди, в которых почти ничего не оставалось человеческого. Но эти меня поражали своей полной опустошенностью. Они были активны, но активность их не выходила за круг порочных и преступных занятий. Они были порочны во всем, во всех своих помыслах и проявлениях.
Вот что говорил на следствии Рокотов о своем друге Файбишенко:
— Вся его «кипучая» деятельность была направлена только на то, чтобы путем совершения противозаконных валютных операций сделать крупный бизнес, стать обладателем большой суммы денег. Файбишенко был неутомим: сутками бегал по улице Горького и по Красной площади, скупал у стиляг, фарцовщиков и иностранцев валюту, золотые монеты, а также другие предметы, ценности и даже безделушки с иноземной маркой, а затем все это перепродавал по спекулятивным ценам. Его энергии можно было позавидовать: работал он за десятерых, откуда брались только сила и энергия.
Рокотов, рассказывая о своем дружке Лагуткине, признавался:
— Мы частенько устраивали на квартире у Лагуткина оргии с участием женщин легкого поведения. Они удовлетворяли наши извращенные мужские потребности.
Лагуткин придерживался правила: поменьше издержек, почаще меняй женщин.
— За кого бы они потом не выскочили, — говорил Лагуткин в пору расцвета своего бизнеса, — пусть знают: я их имел и я их бросил.
В свою очередь Лагуткин не щадил своего патрона — Яна Рокотова:
— Я наблюдал Рокотова в жизни и делах. Как человек он ничего не стоит. Тунеядец до мозга костей. Он стремился к одной лишь цели — наживе. Работа его не интересовала. Деньги и женщины — в этом заключался для него смысл жизни. Когда бы я с ним ни встретился, в какой бы обстановке ни находился, других вопросов, кроме как вопросы о женщинах, деньгах, ресторанах и иностранных вещах, у Рокотова не возникало.
Эти показания Лагуткина перекликаются и с откровениями самого Рокотова.
Вот что он рассказал однажды на допросе следователю:
— Устав от валютных сделок и почувствовав, что начинают сдавать нервы, я решил отдохнуть. Достав в санаторий путевку на 24 дня, я отправился в Крым, к Черному морю. Пробыв там неделю, я сбежал. Не выдержал. Лежишь на пляже, а в голове сверлит мысль: там, в Москве, мои конкуренты делают бизнес, зарабатывают большие деньги, а ты здесь валяешься на песке, загораешь. И как начнешь об этом думать, так голубое крымское небо становится серым. Через неделю я прибыл в Москву и занялся своим делом.
Дух стяжательства и наживы заполнял все их жизненные интересы.
Случалось, что тунеядцы и валютчики неоднократно обворовывали друг друга, устраивали по их выражению «динамо».
В июле 1960 года в Москву из Вильнюса приехал некий Любезников — один из клиентов Рокотова и Гудлис, неоднократно покупавший у них валюту и золото. Прибыв на квартиру Гудлис, он заявил:
— Нужны «лошадки».
«Лошадками» валютчики называли золотые английские фунты стерлингов.
— Очень хорошо, — ответила Гудлис. — Скоро придет Ян, и «лошадки» будут.
Через некоторое время прибыл Рокотов. После короткого разговора он взял у Любезникова сумку — в ней было девять тысяч рублей — и ушел, сказав, что скоро вернется с «лошадками». Когда Рокотов вышел на улицу, к нему подошли двое неизвестных и усадили в машину. Гудлис и Любезников все это видели из окна квартиры. Гудлис сказала, что Яна арестовали. Она стала куда-то звонить, хваталась руками за голову, кричала, что скоро придет милиция и их арестуют. Любезников поверил в арест Рокотова, не стал задерживаться и покинул квартиру Гудлис. Вечером того же дня Рокотов и Гудлис, потирая от удовольствия руки, делили добычу и отмечали удачно сделанное «динамо».
Или такой случай. Рокотов, Гудлис и ее муж Плотников устроили «динамо» валютчику Шницерову. Он был стар, плохо видел, но был жаден до золота, дышал страстью наживы. Это все и учитывали Рокотов и Гудлис. Плотников заказал где-то болванки из свинца, которые по форме и весу соответствовали золотым английским фунтам — «лошадкам». После этого Шницерову было сообщено, что один иностранец по имени Мохомед Собхи хочет продать четыреста золотых монет, и продать дешево, так как уезжает из страны. Шницеров тут же изъявил желание купить золото.
— Мы договорились, — рассказывает Рокотов, — что в качестве араба будет выступать Плотников, которого Шницеров не знал. Загримировавшись под араба, Плотников пришел к старику на квартиру и предложил купить золотые монеты. Шницеров позвонил мне, и я порекомендовал ему купить. Наличных денег у него не хватало, он занял их у своих знакомых и попросил меня дать ему еще четыре тысячи. Чтобы снять с себя подозрение, я дал ему эту сумму. Затем в машине состоялась сделка, во время которой Плотников передал Шницерову «золото» на крупную сумму денег.
Не обходилось и без того, что этим прожженным дельцам самим устраивали «динамо».
— Лично мне сделали три «динамо», — рассказывая Рокотов на следствии и в суде. — В первом случае — на восемь тысяч рублей. В ноябре 1959 года Гудлис должна была ехать на встречу со своим будущим мужем Плотниковым в Тбилиси. Она мне предложила захватить золотые монеты. Я согласился и дал ей монеты на 21 тысячу рублей. Чтобы не рисковать, она передала золото радисту самолета Араму. На следующий день после вылета в Тбилиси Гудлис позвонила мне по телефону и сказала, что четвертая часть монет пропала. Я немедленно выехал в Тбилиси и там узнал, что Арам часть монет кому-то отдал, а тот отказался вернуть их, потому что Арам был должен ему какую-то сумму денег. Остальные монеты я забрал и договорился с Гудлис о том, что из образовавшегося убытка она возместит мне пять тысяч рублей. В течение двух месяцев Гудлис выплачивала мне эту сумму.
Второй раз мне сделали «динамо» на еще большую сумму. Это произошло при следующих обстоятельствах.
В апреле 1960 года муж и жена Рузаевы договорились с Гудлис и Плотниковым послать Рузаева и Плотникова в Баку для реализации золотых монет. Я попросил их продать и мои монеты. Они согласились, и я передал монеты Плотникову, а он потом передал их Рузаеву.
Через некоторое время из Баку Плотников прислал мне телеграмму: «Дядя заболел, врачи подозревают рак, подготовьте тетю». Я понял: что-то случилось. Через два дня Плотников прибыл в Москву и сказал, что Рузаева арестовали в Баку. Впоследствии выяснилось, что никто Рузаева не арестовывал, а получив мое золото, он скрылся, надув меня на кругленькую сумму.
Третий раз мне сделали «динамо» незадолго до ареста. Узнав о том, что Файбишенко арестован, я испугался и ожидал, что скоро арестуют и меня. Поэтому все ценности отнес на квартиру своей сожительницы Усковой, которая надеялась выйти за меня замуж. Но узнав, что я жениться на ней не собираюсь, она рассказала своему знакомому Роберту Амосову, что у нее хранятся мои ценности. Вскоре Роберт женился на Усковой, и она отдала ему часть моих ценностей на значительную сумму.
Рокотов рассказал, что он имеет среднее образование, но для солидности носил на груди университетский значок. Одним он говорил, что окончил юридический факультет Московского университета, другим, в зависимости от обстоятельств, называл другие факультеты.
Свою валютную «карьеру» Рокотов начал в 1957 году с торговли книгами в проезде Художественного театра. Однако операции с книгами большого дохода не приносили. Тогда он переключился на покупку и продажу иностранной валюты. Сначала совершал небольшие сделки, а потом все больше и больше. Ранее Рокотов был дважды судим: один раз на три года, второй — на восемь лет лишения свободы.
Характерно, что многие свидетели, подтверждающие преступную деятельность Рокотова, Файбишенко и их компании также были тунеядцами и спекулянтами валютными ценностями, иностранными вещами и иконами.
Свидетель Юрий Сычов, например, совершавший валютные сделки с Файбишенко, на суде показал, что он систематически занимался скупкой икон и продажей их иностранцам.
Вот что он показал по этому поводу:
— Иконы я скупал у служителей культа, которые получали их у верующих как пожертвования церкви. Я получал иконы у отца Леонида, у отца Степана, служивших в церкви, находящейся в Теплом переулке, у старообрядцев в Покровском соборе, у церковных старост в Брюсовском переулке, в церкви на Шаболовке, в церкви Скорбящей божьей матери. Покупая иконы, я говорил, что я верующий. Старостам платил по 25 рублей за икону, священникам — по 100 рублей. Всего мною куплено 200 икон. В июле 1960 года я продал одну икону сотруднику мексиканского посольства, получив за нее 200 долларов, которые затем я продал Файбишенко. Проданная мною икона была похищена из церкви на Рогожском кладбище. Это икона XVI века, написана каким-то известным мастером.
Что из себя представляет этот свидетель, Юрий Сычов? Он 1939 года рождения, со средним образованием, единственный сын у отца и матери — артистов. До 1957 года учился в музыкальной школе имени Гнесиных, откуда был исключен.
К признанию своей вины Рокотов и Файбишенко пришли не сразу. Их преступная группа умело маскировалась. Между ними была строгая договоренность в случае провала отрицать все. Следуя этому уговору, эти люди долго не признавали себя виновными, хотя в руках следователей были неопровержимые доказательства.
Узнав об аресте Файбишенко, Рокотов заметался. Что же делать? Куда девать валюту? И придумал. Уложив валюту и ценности в чемоданы, он отвез их на Ленинградский вокзал и сдал в камеру хранения. Потом, подумав, что это не лучший выход из положения, решил забрать чемоданы обратно. Тем более что прошло несколько дней и его никто не беспокоил. Договорившись с Лагуткиным, Рокотов прибыл на вокзал и взял чемоданы из камеры хранения. С ними он и был арестован. Тут же был арестован и другой крупный валютчик — Лагуткин.
Когда открыли чемоданы, то в одном из них оказались предметы туалета иностранного происхождения: нейлоновые рубашки, свитеры, дамские джерсовые костюмы, кофточки, обувь. В другом чемодане сверху тоже были уложены различные вещи. Но под ними, в картонной коробке, в плотной бумаге оказались золотые монеты царской чеканки, золотые турецкие лиры, золотые фунты стерлингов. На самом дне коробки вроссыпь лежало несколько кусков золотого лома. В другой коробке были уложены американские доллары.
Затем из чемодана извлекли два небольших узла. В них — опять золото, турецкие лиры, английские фунты стерлингов, золотые десятки царской чеканки.
На первом допросе мы спросили Рокотова:
— Что вы можете сказать по поводу валюты и ценностей, обнаруженных в чемоданах?
Он ответил:
— К валюте и ценностям, обнаруженным в моем чемодане, отношения никакого не имею. Как они туда попали, не знаю. Считаю, что это недоразумение или провокация. Прошу органы государственной безопасности разобраться в этой истории и защитить мое имя — имя честного человека.
Допрос Лагуткина тоже ничего существенного не дал. Свое отношение к Рокотову и его вещам он объяснил так:
— С Рокотовым я знаком давно. Вчера он попросил меня съездить на вокзал, чтобы взять вещи. Вот и все. Я, конечно, не имел никакого представления о том, что находится в чемоданах.
Какие-либо преступные сделки с Рокотовым Лагуткин отрицал категорически.
Произвели тщательный обыск на квартире Рокотова. Ни ценностей, ни валюты, ни каких-либо вещей, свидетельствующих о преступных махинациях, не нашли. Но все же обыск нельзя было считать безрезультатным.
Среди различных мелочей в письменном столе Рокотова была найдена толстая, в кожаном переплете, записная книжка. Почти на каждой странице — пометки. На букве «В», например, было отмечено «В. Н. 50 л.», немного ниже: «В. М. 100 и л.».
На допросе Рокотова попросили объяснить значение этих и других пометок.
— Объяснений по этому поводу дать не могу. Это интимное.
Но Рокотов все же объяснение дал, но ложное. Оно сводилось к тому, что в его блокноте отмечены инициалы знакомых женщин, а цифры означают суммы денег, которые он платил этим женщинам за близость с ними.
— В вашем блокноте имеется запись: «В. Г. 50–500». Что она означает?
— То же самое, — не смущаясь, ответил Рокотов.
— И ей пятьдесят?
— А что? Бывает. Бальзаковский возраст, знаете.
— А цифра 500 что означает?
— Рубли, которые я ей уплатил.
— Но как же тогда понимать вот эту запись: «Ш.125 плюс 1500»? Что-то старовата ваша знакомая. Не находите?
— Ну, здесь просто, ошибка. Речь идет тоже об одной знакомой по имени Шура. Двадцать пять — возраст, а 500 — деньги. Лишние единицы.
— Послушайте, Рокотов, не пора ли прекратить морочить нам головы? Мы прекрасно знаем, что ваши записи — это шифрованные взаиморасчеты с Владиком Файбишенко.
— Никакого Владика Файбишенко я не знаю. Я утверждаю и прошу записать это в протокол, что все мои заметки означают расчеты с моими знакомыми женщинами.
— Ян Тимофеевич, вы ведете себя будто мелкий жулик. А ведь мы знаем, что вы делец другого полета.
— Что вы имеете в виду?
— Нетрудно догадаться. Вы занимались крупными делами. Свидетельством этому являются изъятые у вас золото и валюта. Неужели вы не понимаете, что ваши объяснения наивны, рассчитаны на простачков?
— Это какое-то совпадение трагических случайностей. Я честный советский человек, скромный служащий.
— О вашей честности и скромности, Рокотов, нам тоже известно. Вы говорили, что работаете юрисконсультом, но ведь это тоже ложь. Документ о вашей работе — поддельный.
Следствие шло своим чередом. Следователи были терпеливы и настойчивы в своей работе. Они проверяли жизнь, быт, работу и связи Рокотова и Файбишенко. Ни одного светлого пятна. Паразитизм, тунеядство, пьянство и распутство — вот какие характеристики были получены на Рокотова и Файбишенко.
Через некоторое время расследование привело чекистов и к Надежде Гудлис. Было установлено, что квартиру этой спекулянтки часто посещали студенты некоторых иностранных государств, обучающиеся в Москве, а также некоторые дельцы из Прибалтики, Грузии и Азербайджана.
В частности, квартиру Гудлис неоднократно посещал один студент иностранного государства по имени Хаким Ашоглу. Под различными предлогами он часто ездил на родину и возвращался в Москву, прихватывая с собой золото, скрывая его от таможенного досмотра... У этого любителя легкой наживы для перевозки золотых монет был сделан специальный пояс с отверстиями, в которых он и укрывал золотые монеты. Его трижды предупреждали, и каждый раз он давал подписки, что больше не будет заниматься валютными махинациями. Но бесполезно. Предупреждения не пошли впрок. В четвертый раз его задержали. Из кожаного пояса изъяли сорок пять золотых турецких лир.
Хаким был задержан на квартире Надежды Гудлис.
На следующий день после ареста в квартире Гудлис был произведен обыск.
Во время обыска на квартиру пришла женщина и спросила мать Гудлис:
— А где Надя? Она мне очень нужна. Покупатель сегодня улетает... — И только тут заметила в квартире посторонних людей.
— Что вас интересует? — спросил вышедший к ней следователь.
— Я просто так, по-соседски, зашла. В магазин ходила, вот и заглянула.
— А что за покупатель улетает?
— Ничего такого я не говорила, — растерянно ответила женщина.
— Предъявите, пожалуйста, документы...
Это была Незванова — соучастница валютных операций. Она пришла к Гудлис именно для того, чтобы совершить сделку. В ее авоське было обнаружено пять тысяч рублей. Незванову тут же задержали, а затем арестовали.
В тот же день на квартире Гудлис был задержан и другой крупный валютчик Цугнер. Он был связан валютными операциями с Рокотовым и Гудлис, часто с ними встречался. Но вот что-то долго не звонил Рокотов, и Цугнер забеспокоился: не случилось ли что? Для того чтобы выяснить, в чем дело, он и появился на квартире Гудлис во время обыска. Цугнера задержали и доставили в следственный отдел Комитета госбезопасности.
Цугнер был допрошен. Ему предъявили фотографии, среди которых он назвал Яна Рокотова и Владислава Файбишенко.
Когда Цугнеру задали вопрос: «Что из себя представляют эти люди?» — он ответил:
— Я к этим людям отношусь с уважением. Умные, ловкие, оборотистые! Я даже завидовал им.
Цугнер признал, что с этими людьми он имел несколько не очень крупных дел. Однако на первом допросе ничего конкретного не сказал. Учитывая восьмидесятидвухлетний возраст этого валютчика, мы отпустили его домой.
Спустя несколько дней дежурный по изолятору сообщил следователю, что Рокотов настойчиво просится к нему на допрос.
Придя в кабинет следователя, Рокотов заявил:
— Я хочу помочь следствию и рассказать все, как было.
— Ну что ж, это похвально, Ян Тимофеевич. Слушаю вас.
— Ценности, обнаруженные в чемоданах, действительно принадлежат мне. Конечно, это надо понимать условно. Они мною найдены совершенно случайно во время поездки в Прибалтику.
— Расскажите, как это было.
— Три месяца тому назад я ездил в Вильнюс. В выходной день вильнюсские друзья повезли меня осматривать один старый замок. И вот в одном из закоулков, под щебнем и мусором, я увидел сверток из коричневого дерматина. Мне показалось, что сверток этот необычный. Вечером, когда мы приехали в Вильнюс, я расстался со своими приятелями, взял такси и вернулся к развалинам замка. Поднял сверток и развернул его. В нем оказались пачки денег, золото, драгоценности. Я долго мучился: как быть? Понимал, что такая находка должна быть сдана государству. Но я не сдал, не хватило мужества. А потом уже боялся, что меня могут обвинить в сокрытии и присвоении ценностей. Понимаю, что поступил нечестно, и готов нести за это ответственность. Но заявляю снова, что я не спекулянт и никакими валютными махинациями не занимался.
— Это все, что вы могли придумать за эти дни? — спросил, улыбаясь, следователь.
— Я не придумал, я рассказал сущую правду. Вы не верите?
— Не верю, Ян Тимофеевич. Это все выдумки, ложь. Подпишите протокол и идите подумайте еще. А для размышлений хочу вам сообщить некоторые данные следствия. Арестованы Гудлис и ее муж Плотников. Недавно были задержаны и допрошены Хаким Ашоглу и Борис Яковлевич Цугпер.
— Я этих людей не знаю.
— Если вы их не знаете, то они вас хорошо знают и утверждают, что имели с вами сделки. Подумайте, Рокотов. Пожалуй, настала пора прекратить рассказывать нам сказки. Да, забыл еще добавить, что Лагуткин тоже показывает о ваших валютных махинациях. До свидания.
Особенно упорствовала на следствии Гудлис. На первый допрос она пришла к следователю с высоко поднятой головой и угрозами.
— Я буду на вас жаловаться Генеральному Прокурору, — повысив голос, заявила Гудлис. — За то, что меня произвели в спекулянтки, придется кому-то ответить.
На следующий день на мое имя поступило от Гудлис заявление о том, что к ней плохо относятся врачи. Затем последовало заявление на имя Генерального Прокурора с требованием о расследовании причин ее ареста и наказании виновных за незаконные в отношении нее действия.
Я вызвал Гудлис к себе в кабинет.
— Кто вас обидел, Надежда Михайловна? — спросил я.
— Во-первых, меня незаконно арестовали. Я ни в чем не виновата. Никакими валютными операциями не занималась. По этому поводу я написала заявление Генеральному Прокурору.
— Об этом мне известно. Прокуратура проверит ваше заявление. Что же еще?
— Ко мне плохо относятся врачи. Не лечат.
— А чем вы больны? Что конкретно сказали вам врачи?
— Они считают меня здоровой и говорят, что я симулирую. Но я действительно плохо себя чувствую. Я плохо сплю, сдают нервы.
— Пожалуй, на вашем месте любой чувствовал бы себя неважно.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду то, что вы не на курорте, а в камере следственного изолятора. К следствию вы претензии имеете?
— Нет, следователь — очень корректный человек.
— Я очень рад. А теперь пригласим следователя и поговорим с вами по существу вашего дела.
Мы долго, очень долго допрашивали Гудлис. Она все категорически отрицала. Даже то, что, казалось бы, совершенно бессмысленно отрицать, она все же отрицала. «Никакого Хакима Ашоглу я не знаю», «О Незвановой понятия не имею», «О Файбишенко слышу впервые», «Рокотов — знакомый мужа, и я его немного знаю», «Никаких валютных операций с ним не совершала», «Рокотов — порядочный человек, и я не думаю, чтобы он занимался какими-либо темными делами».
— Но позвольте, Надежда Михайловна, Хаким был задержан в вашей квартире. Об этом он дал нам показания.
— Понятия не имею. В мою квартиру он зашел случайно.
— А Незванова? Тоже случайно?
— Я ее не знаю. И никогда раньше ее не видела.
Что же из себя представляет Надежда Гудлис?
Она окончила театральное училище. Работала в разных организациях, руководила самодеятельностью. Но везде не уживалась с сотрудниками. Отличалась лишь одним качеством — умела достать что угодно.
В спекуляцию была втянута приятелями отца — бывшего нэпмана. В их дом частенько заходили эти люди, спекулировавшие валютой. Надежда все время слышала разговоры о деньгах, о золоте, бриллиантах... О больших деньгах. Скоро она стала «своим» человеком. Ей стали доверять, а потом она сама стала совершать сделки.
Ее супруг — Сергей Плотников тоже начал было подвизаться в искусстве. Но предприимчивая, волевая и жадная до денег жена оторвала его от служения музам — он стал помогать ей в ее черном бизнесе.
Но время шло. Следствие продолжалось, а Рокотов, Файбишенко и Гудлис — главные бизнесмены — продолжали упорно отрицать совершенные ими преступления. Следователи не стремились к тому, чтобы выкладывать перед ними все собранные доказательства. Они продолжали допрашивать одного за другим свидетелей, десятки свидетелей, в подавляющем большинстве валютчиков небольшого масштаба. Эти люди скоро поняли, что слишком далеко зашли, но образумились и, желая помочь следствию, охотно давали правдивые показания.
Наконец пришло время вести разговор начистоту и с основными дельцами. Впрочем, первым из них заговорил Рокотов. Он попросил следователя принять его.
— Я больше не хочу водить вас за нос. Намерен рассказать наконец всю правду.
— Ян Тимофеевич, а мы не считаем, что вы нас водите за нос, — сказал на это следователь. — Это вы сами себя водите за нос. И выдумываете разные небылицы. Нам все ясно. Мы можем обойтись и без ваших показаний. Ну а коль вы действительно намерены рассказать правду, то, пожалуйста, я готов внимательно выслушать вас.
До этого дня Рокотов пять раз менял показания, но теперь заговорил правдиво. Потребовалось несколько дней, чтобы записать все его показания в протокол, хотя для этого была вызвана стенографистка. Рокотов рассказал обо всех своих валютных махинациях — их десятки. Каждую такую операцию надо записать: когда, где, с кем, при каких обстоятельствах, на какую сумму. Память у него на эти операции оказалась завидной, он помнил всех своих клиентов, хотя их было много.
Когда признался атаман, то его подручным — Файбишенко и Гудлис — не было смысла запираться. Они тоже признали себя виновными и подробно рассказали о своих валютных операциях.
Судебный процесс по этому делу освещался в печати и приковал к себе внимание граждан нашей страны. Советские люди гневно осуждали преступников.
В адрес Московского городского суда, рассматривавшего дело Рокотова и его компаньонов, поступило множество писем, в которых высказывались требования о самом суровом приговоре валютчикам.
Вот что, например, писали Ю. С. Майорова, В. А. Князева, И. И. Макарова и другие:
«Уважаемый суд!
Мы, простые советские люди, сотрудники Московского завода приборов, убедительно просим вас быть беспощадными к этим отбросам, жалким подонкам и негодяям, гадкие души которых пусты, а они набрались наглости и перестали уважать советский строй.
Они хуже предателей, они давно уже трупы, и мы просим вас, чтобы таким же другим неповадно было, приговорить всю эту преступную шайку к высшей мере наказания — расстрелу, чтобы не поганили они впредь неподкупную репутацию честных советских людей, не дышали с нами одним воздухом и не смели называться гражданами СССР».
Суд приговорил Рокотова и Файбишенко к расстрелу, а Гудлис, Папиташвили Якова, Шалву и Илью, Незванову и Лагуткина к длительным срокам лишения свободы.
После отклонения Президиумом Верховного Совета РСФСР ходатайства о помиловании Рокотова и Файбишенко приговор суда был приведен в исполнение.