Гвардия, вперед!
В начале июня 1944 года мы получили директиву командующего фронтом И. X. Баграмяна, в которой говорилось:
«Войска 1-го Прибалтийского фронта наносят главный удар силами двух армий, 6-й гвардейской и 43-й, 3-м мехкорпусом при поддержке 3-й воздушной армии из района северо-восточнее Витебска. Одновременно на юго-запад, в направлении на Бешенковичи, Лепель, во взаимодействии с правым крылом 3-го Белорусского фронта окружить и уничтожить витебскую группировку врага, овладеть городами Витебск и Полоцк. В дальнейшем главными силами развивать наступление на Лепель».
Во фронтовой операции нашей армии приказывалось прорвать [199] оборону противника на участке Волотовка — Новая Игуменщина и наступать в общем направлении на Сиротино, Бешенковичи, Лепель, Глубокое, прочно обеспечивая себя со стороны Полоцка, и на третий день операции форсировать реку Западная Двина, овладеть районом Бешенковичи. Одновременно частью сил левого крыла армии во взаимодействии с правым крылом 43-й армии уничтожить витебскую группировку противника.
Новый район сосредоточения армии был выбран в центре дуги, образованной конфигурацией фронта. Такое сосредоточение войск даже при обнаружении не давало возможности немецкому командованию определить направление предполагаемого удара.
Итак, за три-четыре ночи нам предстояло пройти 110 километров и встать в тыл 154-й стрелковой дивизии 22-й армии, причем скрытно не только от противника, но и от войск 154-й дивизии. В целях маскировки нас временно снизили в звании. Мне дали погоны полковника, другим генералам нашей армии также различные офицерские звания с соответствующими документами. О нашей истинной задаче знал только командир 154-й стрелковой дивизии. Для остальных же мы значились как комиссия по проверке обороноспособности полков дивизии. Было сделано все возможное, чтобы враг не догадался, что сзади дивизии стала целая армия.
Несколько дней я, начальник штаба армии В. А. Пеньковский, командиры корпусов первых эшелонов ползали по передовой 154-й стрелковой дивизии. Позже мы узнали, что до нас в этих траншеях побывали представитель Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевский и командующий 1-м Прибалтийским фронтом И. X. Баграмян.
В конце работы, через неделю, наша «комиссия по проверке» подписала акт, где отметила положительные стороны боеготовности 154-й дивизии и в то же время, имея в виду свое предстоящее наступление, указала командиру дивизии на то, что у него плохие подъездные пути, которые следует заново построить. Указали мы также на то, что дивизия не имеет запасных позиций в тылу, опять-таки, понятно, беспокоясь о своем предстоящем наступлении из-за спины 154-й дивизии.
После этой рекогносцировки я должен был в присутствии представителя Ставки Верховного Главнокомандования Маршала Советского Союза А. М. Василевского доложить командующему фронтом И. X. Баграмяну о том, что мы предприняли, готовя наступление. [200]
Только я повесил карту, чтобы начать докладывать, как генерал Ваграмян спросил меня:
— Иван Михайлович, не разгадали ли вашу «комиссию» в 154-й дивизии?
— Нет, на счастье, там не оказалось никого, кто знал бы нас в лицо, а то пришлось бы худо. Правда, командир дивизии передал нам разговоры офицеров, что комиссия-де какая-то странная, больше интересуется противником, чем нашей обороной...
— Что же вы узнали о противнике?
Я доложил:
— В полосе предстоящего наступления нашей армии обороняются части девятого армейского корпуса. На первой главной полосе особенно сильно укреплен узел сопротивления в Сиротине. Вторая полоса обороны находится в семидесяти километрах от переднего края и проходит на рубеже Заводка, Залужье, Шумилино. Оборона противника по левому берегу Западной Двины в инженерном отношении подготовлена слабее, чем первая полоса, и войск там пока нет. Противник около трех лет укреплял свои оборонительные рубежи. Вся его система обороны представляет совокупность разнообразных инженерных сооружений, эшелонированных в основном вокруг дорог и болотистых мест. Противник, видимо, уверен, что мы сможем наступать только в этих местах, поэтому предполагает измотать и обескровить наступающие в этом районе наши части, а затем с помощью резервов, подошедших из Полоцка, их разгромить.
Затем я доложил о состоянии нашей армии и сделал заключение, что имеющимися силами армия в состоянии выполнить поставленную задачу.
Маршал А. М. Василевский сказал:
— Вашу армию, товарищ Чистяков, я хорошо знаю. Вам было трудно под Сталинградом и Белгородом, но не думайте, что тут будет легче прорвать оборону, которую противник готовил три года. Причем вы должны, прорвав оборону, тут же в быстром темпе форсировать Западную Двину. Вы должны обеспечить своим правым флангом не только основную группировку Первого Прибалтийского фронта, но тем самым и всю Белорусскую операцию. Поэтому вам нужен, как никогда, высокий темп наступления. Сделайте все, чтобы была сохранена внезапность вашего главного удара. А теперь доложите, как думаете громить противника...
По опыту я знал, как важно хорошо сделать первый доклад при новом командующем фронтом. Если пройдет он неудачно, это впечатление останется надолго, и трудно будет от него избавиться. [201] Я сильно волновался и довольно долго не мог подавить волнение и лишь после того, как развесил карты, так хорошо подготовленные нашим штабом, взглянул на них, почувствовал себя увереннее.
Представитель Ставки Верховного Главнокомандования и командующий фронтом внимательно выслушали мое решение и в основном его утвердили, попросив меня еще раз обратить внимание на темп наступления.
А. М. Василевский спросил меня:
— А как, товарищ Чистяков, настроение личного состава? Навидались гвардейцы, что тут творили фашисты с мирными жителями?..
Я доложил:
— Настроение в войсках хорошее, боевое. На беду нагляделись...
Да, действительно насмотрелись советские воины, сколько горя принес немецкий фашизм нашему народу. В армии в это время было много военнослужащих, уроженцев тех районов, которые нам пришлось освобождать, и тех, которые еще терзал лютый враг. Я дал распоряжение, правда негласное, чтобы те, у кого есть родные в близлежащих селах, сходили бы туда, повидались, послушали рассказы односельчан о том, как им жилось при фашистах, а потом рассказали товарищам.
Сам я здесь, в Белоруссии, впервые увидел, когда мы входили в освобожденные села, детей с бирками на шее. Наши воины кидались к детям, чтобы поскорее снять эти бирки, но дети отбивались, плакали:
— Дяденька, не снимай! Немцы увидят, меня расстреляют...
Местные жители рассказывали, какие развлечения устраивали фашисты: соберут мальчиков и девочек на площади, по команде заставят их бежать и спускают на них собак. Не одного ребенка затравили собаками!
Когда я закончил доклад, И. X. Баграмяи повесил карту с условными обозначениями и сказал:
— В отмеченных на карте районах активно действуют партизаны, которые имеют задачу от штаба партизанского движения оказать нам серьезную помощь. Они будут подрывать мосты, железные дороги, помогать вам в качестве проводников, разведчиков. Учтите только, что могут быть провокаторы. Штаб партизанского движения предупредил нас, чтобы мы тщательно проверяли документы. [202]
20 июня 1944 года я отдал распоряжения дивизиям первого эшелона ночью вывести войска в предысходное положение и занять рубежи, подготовленные частями 154-й стрелковой дивизии. Наша артиллерия пристроилась к батареям и дивизионам, стоящим на участке 154-й стрелковой дивизии, так как у них уже цели были пристреляны.
В ночь на 22 июня все командиры полков, дивизий, корпусов, в том числе и я, были на наблюдательных пунктах. Ночь на 22 июня! Три года назад фашисты напали на нашу страну. Много мы пережили и вот теперь гоним их, да как гоним!
С наступлением темноты 16 усиленных батальонов нашей армии направились к траншеям, где располагались войска 154-й стрелковой дивизии. Они должны были с боем уточнить истинное начертание переднего края противника, расположение огневых средств в стыках между частями, которые мы за короткое время рекогносцировки точно определить не смогли. Ночь июньская коротка, нужно идти быстро, 4–5 километров в час, да так, чтобы ни шороха, ни стука, будто никого и нет. Надо ли говорить, как волновались мы на командном пункте! У всех одна мысль: узнает ли противник о продвижении наших усиленных батальонов, о том, что мы, целая армия, пришли на то место, где стояла одна дивизия?! Узнает, бои будут куда тяжелее, куда больше будет жертв.
...Время приближается к 3.00. Все проходы в минных полях для танков и пехоты уже проделаны саперами. Знаю, что наши соседи — командующий 43-й армией генерал А. П. Белобородов и 4-й ударной генерал П. Ф. Малышев — волнуются не меньше меня.
В 3.00 я позвонил генералу И. X. Баграмяну и доложил, что войска готовы.
— Как противник? — спросил Иван Христофорович,
— По докладу командира 154-й дивизии, который находится рядом со мной, противник ведет себя, как обычно, спокойно.
— Ну, желаю успеха!
Наступили мучительные минуты ожидания. Все мы продолжали надеяться, что противник не заметил нашу перегруппировку, сосредоточение в исходное положение и выход штурмовых отрядов.
В 4.00 ударила наша артиллерия, а с воздуха на позиции врага — штурмовая авиация. Вот тут-то мы и убедились полностью, что противник никак не ожидал нашего наступления! [203]
Позже командующий 4-й полевой армией немцев генерал Тшшелъскирх писал:
«Особенно неприятным было наступление северо-западнее Витебска, так как оно в отличие от ударов на остальном участке фронта явилось полной неожиданностью, поразив особенно слабо защищенный участок фронта на решающем в оперативном отношении»{6}
В 5.00 усиленные батальоны по общему сигналу дружно выскочили из траншей и почти одновременно атаковали намеченные объекты. На правом фланге усиленные батальоны 22-го гвардейского стрелкового корпуса, преодолевая упорное сопротивление противника, в первой половине дня овладели населенными пунктами Савченко, Мазуры, Бывалино. В 12 часов дня для развития наметившегося успеха были введены еще 6 подготовленных батальонов, которые при поддержке артиллерии и авиации обходили отдельные опорные пункты противника и, смело действуя, к исходу 22 июня вклинились в оборону противника до 8 километров. Таким образом, в первый же день была прорвана почти вся главная полоса обороны противника.
На левом фланге в полосе 23-го гвардейского стрелкового корпуса усиленные батальоны за день 22 июня, пройдя 2–3 километра, сбили только боевые охранения и подошли к переднему краю обороны противника.
О сложившейся обстановке я доложил командующему фронтом И. X. Баграмяну и попросил утвердить следующее решение:
— Для наращивания сил в полосе двадцать второго гвардейского стрелкового корпуса ввести главные силы корпуса, а штурмовыми отрядами в ночь на двадцать третье июня продолжать активные действия. Командиру двадцать третьего гвардейского стрелкового корпуса использовать благоприятную обстановку соседа справа — двадцать второго, гвардейского стрелкового корпуса. Частям пятьдесят первой гвардейской стрелковой дивизии обойти сиротинский узел сопротивления и не допустить отхода противника на юго-запад. Совместными действиями главных сил двадцать третьего гвардейского корпуса на рассвете двадцать третьего июня ударить с тыла по сиротинскому узлу сопротивления врага.
Командующий фронтом согласился с моим решением,
На правом фланге 51-й гвардейской стрелковой дивизии действовал один из лучших стрелковых полков [204] армии — 158-й, которым командовал подполковник М. К. Белов. Этому полку командир 51-й гвардейской стрелковой дивизии и приказал в ночь на 23 июня обойти сиротинский узел и ударить по нему с тыла.
Чтобы успеть к общему удару главных сил армии по Сиротину, М. К. Белов решил избрать кратчайший путь, хотя лежал он через болото. Да, только пройдя через болото ночью, можно было рассчитывать подойти к Сиротино к рассвету. Не теряя времени подполковник М. К. Белов выслал разведчиков обследовать болото. Те доложили:
— Дно болота в основном песчаное, в отдельных местах есть ямы глубиной в шестьдесят — восемьдесят сантиметров, местами в метр. Противника на противоположном берегу болота нет.
Быстро подготовили для переправы полковую и батальонную артиллерию, и к ночи по провешенным маршрутам в предбоевых порядках полк двинулся через болото углом вперед. Вслед за пехотой лошади тащили артиллерию и другое военное имущество полка. Темноты они пугались, пугались болота, упирались, поэтому приходилось вести их под уздцы. Трудно даже это все себе представить! В полку не одна сотня лошадей, сколько вооружения, и все это надо было скрытно и быстро перетащить ночью через болото. Я потом сколько раз говорил:
— Поучитесь у сто пятьдесят восьмого полка!
...К рассвету полк стал выходить из болота. Если бы какая-нибудь старушка увидела мокрых, грязных, облепленных тиной солдат и офицеров, вылезающих из болота, наверняка подумала бы, что это черти или водяные! А воины наши на ходу вылили воду из сапог и ускоренным шагом двинулись к селу Выгорки, решительно атаковали противника и пошли дальше, к сиротинскому узлу сопротивления. Противник никак не ожидал, что можно преодолеть болото ночью, поэтому он не был готов к отражению такого удара. Атакой в южном и юго-западном направлениях части 51-й и 67-й гвардейских стрелковых дивизий при содействии 158-го гвардейского стрелкового полка с тыла утром 23 июня овладели Сиротином.
Удачный маневр 158-го гвардейского стрелкового полка способствовал общему успеху наступления не только 23-го гвардейского стрелкового корпуса, но и всей армии.
В первый день наступления, 23 июня, во взаимодействии с частями 43-й армии мы прорвали оборону противника на глубину 16–18 километров, расширив прорыв на 15–20 километров. Как правило, все опорные пункты противника, а [205] в большинстве своем они были расположены на дорогах, мы обходили лесом, потому что гитлеровцы боялись этих лесов как огня: там активно действовали партизаны.
Такой высокий темп наступления в конце концов привел к тому, что гитлеровцы в какой-то степени потеряли управление войсками. Все их попытки задержать контратаками наше наступление мы отбивали. К вечеру противник, подтянув резервы из Полоцка, попытался оторваться от наступающих наших частей и организовать оборону на левом берегу реки Западная Двина, но сделать это ему было очень трудно: лесом, как я говорил, он идти не мог, а на дорогах господствовали летчики 3-й воздушной армии генерал-лейтенанта авиации Н. Ф. Папивина.
На пути наступления соседа справа, 43-й армии, в селе Шумилино оказался сильный опорный пункт. Село стоит на возвышенности, и гарнизон противника, имея мощную артиллерию, упорно сопротивлялся. Этот опорный пункт не входил в полосу наступлений нашей армии, но поскольку он сдерживал не только соседа, но и наступление нашей 71-й гвардейской стрелковой дивизии, я приказал командиру дивизии генералу И. П. Сивакову обойти опорный пункт и во взаимодействии с частями 43-й армии разгромить противника, что и было исполнено.
Рано утром 24 июня части 6-й гвардейской армии возобновили стремительное наступление. До Западной Двины нам оставалось пройти 15–20 километров. Гитлеровское командование понимало, что потеря рубежа на Западной Двине грозит им серьезными последствиями, поэтому противник дрался за каждый рубеж, не жалея сил и средств, чтобы удержать его. Фашисты бросали в бой все имеющиеся резервы вплоть до строительных батальонов, только бы сдержать наше наступление и успеть оборудовать рубежи на Западной Двине. Но уже ничто не могло остановить стремительного продвижения наших корпусов.
Частенько в эти дни позванивал мне командующий фронтом И. X. Баграмян:
— Ускорьте, ускорьте темп наступления!
Я и сам понимал, что значило бы подойти к Западной Двине с опозданием — противник сумеет хорошо подготовиться на берегу. Придется долбить его оборону, а это потребует куда больше сил, а главное — жертв. Поэтому мы принимали все меры к тому, чтобы быстрее и быстрее продвигаться вперед, не ввязываясь в бой за каждый укрепленный пункт. Шли параллельными дорогами в лесу, чтобы только как можно быстрее добраться до берега реки. [206]
Чем ближе мы подходили к реке, тем сильнее враг оказывал сопротивление. Для успешного форсирования с ходу были созданы передовые отряды, усиленные истребительно-противотанковой артиллерией и танками, которые должны были форсировать реку, захватить плацдармы и удерживать их до подхода главных сил дивизий.
Примерно в 13–14 часов 24 июня начальник штаба армии генерал В. А. Пеньковский доложил мне, что передовые отряды всех корпусов вплотную подошли к реке Западная Двина. Присутствующий при этом командующий артиллерией фронта генерал Н. М. Хлебников, пораженный такой новостью, воскликнул:
— Вот это номер! По плану операции армия должна была подойти к реке Западная Двина на третий день, а их, глядите, аллах занес на второй день!
Я забеспокоился. С одной стороны, конечно, такой темп наступления был хорош, а с другой — плох, потому что подвоз переправочных средств был запланирован на третий день операции, и я знал, что они находились за 30–40 километров. Да тут еще, как назло, пошел дождь, дороги забиты войсками — беда...
Я приказал генералу Кулиничу:
— Емельян Иванович, кровь из носу, но мы должны немедленно подать переправочные средства к реке!
Начальник штаба армии генерал В. А. Пеньковский дал указание выделить группу офицеров расчистить дорогу, чтобы пропустить переправочные средства. А поскольку дело было днем, могла налететь авиация, я попросил летчиков прикрыть дорогу. Да, положение оказалось очень тяжелым!
Как всегда, в самую трудную для меня минуту звоню И. X. Баграмяну:
— Передовые части корпусов шестой гвардейской армии подошли вплотную к берегу реки Западная Двина...
Слышу, Иван Христофорович крякнул от удивления, потом сделал паузу, переспросил меня:
— Иван Михайлович, я не ослышался? Вы докладываете, что подошли к реке? Возможно, подошла разведка, но не передовые отряды. Проверьте хорошенько. Может быть, некоторые командиры не совсем хорошо ориентируются на карте? Я прошу вас лично с небольшой группой офицеров вместе с Николаем Михайловичем Хлебниковым выехать к реке, посмотреть, как там дела, и затем доложить мне.
Мы тут же по машинам — и к реке! Взяли направление на 67-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Минут через двадцать мы были на берегу реки. Западная Двина — река [207] широкая, быстрая, левый ее берег, который занимал противник, командует над нашим, правым. И вот что мы увидели: все водное пространство покрыто людьми! Кто на досках, кто на бочках, кто на бревнах, кто вплавь движется к противоположному берегу. Противник же ведет только редкий минометный огонь.
Н. М. Хлебников посмотрел на это зрелище и сказал:
— Иван Михайлович, ты смотрел кинокартину «Чапаев»?
— Смотрел...
— А у тебя переправа идет не лучше, чем у него!
— Я согласен, Николай Михайлович, но хоть бы сейчас на этих бревнах переправились бы они на тот берег и зацепились там! Артиллерия скоро подойдет, будет полегче...
А что творилось рядом с нами на берегу! Местные жители — женщины, старики, подростки — рушили свои сараи, заборы, снимали с петель ворота и вместе с бойцами тащили их к реке. Один старик в моем присутствии подошел к хате, ударил топором по раме, выбил ее и крикнул красноармейцам:
— Давай, ребята, разбирай ее!
Николай Михайлович Хлебников сказал ему:
— Ты что же, отец, чужими хатами распоряжаешься?
— Это не чужая, а моя. Гоните только их поскорее да подальше, а деревню мы отстроим!
Вмиг бойцы растащили его хату по бревнышку и вместе со стариком побежали к реке. Примеру старика последовали и другие жители села, предложив гвардейцам разбирать их избы.
В 1969 году, когда я был на торжествах по случаю 25-летия освобождения Полоцка, специально попросил свозить меня в ту деревню. Старика уже не было в живых, но слова его сбылись — стояла на берегу реки красавица деревня. Один дом лучше другого.
Итак, переправа шла полным ходом, а противник оказывал слабое сопротивление, авиации же его не было и вовсе. Неужели гитлеровцы не знают, что мы подошли к реке, думал я тогда и все посматривал наверх, но там только наши «ястребки» чертили и чертили небо, прикрывая переправу. Представитель 3-й воздушной армии, который был с нами, сказал:
— Очевидно, противник задействовал свою авиацию в районе Витебска и у него не хватает сил...
Вдруг мы увидели, что метрах в 700–800 от уреза воды, куда вышел наш передовой отряд — учебный батальон капитана И. II. Украдыженко, [208] показалась вражеская цепь. Фашисты шли в атаку, намереваясь сбросить батальон в воду. Батальон же еще не полностью переправился и, находясь под обрывом, не видел противника. Ему на помощь поспешил командир 201-го гвардейского стрелкового полка подполковник Иноземцев со своими подразделениями, и гитлеровцы, не выдержав удара, отошли. Я приказал командиру 67-й гвардейской стрелковой дивизии генералу А. И. Баксову переправиться на тот берег и взять управление в свои руки, а мы поехали на участок 23-го гвардейского стрелкового корпуса, где также началось форсирование реки.
Уже к вечеру 24 июня к берегу реки Западная Двина подошли основные переправочные средства, и через час по наведенным мостам и паромам пошли танки и артиллерия. Мастерски организовали эту переправу заместитель командующего армией генерал П. Ф. Лагутин и генерал Е. И. Кулинич!
Всю ночь на 25 июня шла переправа по мостам, и части с ходу вступали в бой. Войска армии, маневрируя между болотами и озерами, обходя опорные пункты противника. Стремительно продвигались вперед. Для осуществления такого рывка в этот период особенно большую роль сыграли белорусские партизаны. Они выводили наши подразделения и части по тропкам через леса и болота в тыл противника. Партизаны и местные жители в Белоруссии, как и дальше, в Литве и Латвии, оказывали нам очень большую помощь. Невзирая ни на какие опасности, мины и прочее, ходила они по лесам и болотам, разыскивая раненых. Много, очень много людей обязаны своей жизнью этим безвестным героям! Мы тоже в свою очередь старались помочь местному населению чем могли.
25 июня 1944 года войска нашей армии на широком фронте продолжали энергично продвигаться вперед и расширять плацдарм. Противнику за ночь удалось подтянуть свои резервы, и он предпринимал при помощи танков и авиации атаку за атакой, но задержать наше стремительное наступление не смог.
За шесть дней боевых действий войска 6-й гвардейской армии прорвали оборону противника, форсировали Западную Двину и, развивая наступление в направлении Ушачи, к исходу 28 июня вышли на рубеж Оболь, Слудыш, озеро Яново, Сорочино, Ушачи, Камень.
После успешно завершенной операции по захвату большого плацдарма на левом берегу Западной Двины войска [209] армии получили новую задачу: всеми силами развивая успех в северо-западном и западном направлениях, обойти Полоцкий укрепленный район с юга и решительной атакой правого фланга армии во взаимодействии с 4-й ударной армией освободить город Полоцк.
Скорейшее освобождение Полоцка было необходимо не только 1-му Прибалтийскому фронту, но в первую очередь нашей 6-й гвардейской армии, так как у нас к тому времени плечо подвоза от армейских баз растянулось на 120–150 километров. Это сильно затрудняло своевременное поступление в войска боеприпасов и продовольствия. С освобождением Полоцка пути подвоза сократились бы почти вдвое да еще открывалась возможность использовать железную дорогу Невель — Полоцк.
До последнего момента Полоцк находился в полосе 4-й армии 2-го Прибалтийского фронта, и нам снова приходилось менять направление нашей армии, причем юго-западная полоса армии расширялась от 40 километров исходного положения до 100 километров, а количество войск армии при этом оставалось прежним. Если учесть, что в прошедших боях, особенно при форсировании Западной Двины, наши части понесли потери в живой силе и технике, то положение у нас складывалось трудное. Тем более было известно, как силен полоцкий узел сопротивления. Это бывший наш укрепрайон, который противник еще дооборудовал и включил в общую систему обороны. Знали мы и то, что немецко-фашистское командование стянуло к Полоцку большое количество танков, артиллерии и свыше трех пехотных дивизий.
Мы все силы прилагали, чтобы быстрее продвинуться к Полоцку, но противник оказывал ожесточенное сопротивление, то и дело нанося по нашим частям удары танками и авиацией. Только 23-й гвардейский корпус на своем правом фланге 30 июня отразил 11 сильных атак пехоты и танков противника. Однако наши части упорно продвигались вперед, и уже к вечеру 30 июня корпус значительно продвинулся на северо-запад и завязал бои на подступах к Полоцку. Части 22-го гвардейского корпуса тоже подошли к окраинам Полоцка.
Свой наблюдательный пункт я перенес на основное направление прорыва, в район 51-й гвардейской стрелковой дивизии, к Дальнице, что расположена южнее Полоцка. С этого места город был виден как на ладони. Правда, теперь уже не город, а лишь развалины его. Безлюдный, мертвый Полоцк! [210]
В ночь на 3 июля я приказал командиру 23-го гвардейского стрелкового корпуса генералу А. И. Ермакову начать штурм города. От дивизий выделили штурмовые отряды, и они, используя ночную темноту, после мощной артиллерийской подготовки дружной атакой пошли на южную окраину Полоцка.
Железнодорожный мост через Западную Двину противник подорвал, но, к нашему счастью, в воду погрузилась только средняя ферма. По этому мосту и начали переправу части 156-го гвардейского стрелкового полка. Южнее же железнодорожной станции деревянный мост сохранился. Очевидно, противник оберегал его для связи между гарнизонами северной и южной частей города. Мы, конечно, понимали, что мост этот заминирован и может вот-вот взлететь в воздух. Во что бы то ни стало надо было обезвредить эти мины и сохранить мост для переправы. Командир 158-го гвардейского стрелкового полка подполковник М. К. Белов принял решение направить к мосту специальную группу, усиленную саперами. Перед ней он поставил задачу захватить мост.
Я видел, как гвардейцы, которыми командовал лейтенант А. И. Григорьев, подползли к мосту и вскочили на него. Противник открыл по ним сильный огонь из пулеметов. Воины замерли. У всех у нас на командном пункте одна мысль: ох, взлетит сейчас мост! Слышу, как гулко бьется сердце. Проходит минута, еще, и мы видим, что гвардейцы во главе со своим отважным командиром продвигаются все дальше и дальше. Значит, саперы успели обезвредить мост. Все! Мост пройден. Вот уже движутся по нему наши подразделения. Дружной атакой они отбросили фашистов и завязали уличный бой.
Лейтенант А. И. Григорьев был удостоен звания Героя Советского Союза. Двадцать два красноармейца, которые были вместе с ним, награждены орденами. К сожалению, некоторые из них были награждены посмертно. Своими смелыми действиями эти двадцать три человека спасли жизнь тысячам своих товарищей.
Уже во второй половине дня 3 июля 1944 года после короткого артиллерийского налета части 23-го гвардейского стрелкового корпуса начали общее форсирование Западной Двины в самом центре города. Несмотря на сильный артиллерийский обстрел и налеты авиации, наши войска продолжали продвигаться вперед, с ходу атакуя противника, засевшего в развалинах домов. Как же нужны были в этот момент танки и самоходки! Но к сожалению, переправить [211] их не было возможности. Все старания саперов навести понтонные мосты через реку были безуспешны: сильный огонь противника не позволял им сделать переправу. И вот так наши воины-пехотинцы без танков, без соответствующей поддержки артиллерии, с ручными и противотанковыми гранатами пробирались от одной развалины к другой, отбивая их у врага. Гвардейцам довольно скоро удалось очистить от гитлеровцев все прибрежные развалины и дать возможность саперам навести через реку переправы для артиллерии и танков.
Четвертого июля 1944 года нами во взаимодействии с 4-й ударной армией был освобожден Полоцк.
Вечером этого же дня все мы слушали приказ Верховного Главнокомандующего Сталина. Нас благодарили, нам салютовала Москва. За отличные боевые действия приказом Верховного Главнокомандующего 154, 156, 158-му гвардейским стрелковым полкам 51-й гвардейской дивизии и 210, 213, 219-му гвардейским стрелковым полкам 71-й гвардейской стрелковой дивизии было присвоено наименование Полоцких.
Утром 5 июля я приказал начальнику инженерной службы армии генералу Е. И. Кулиничу исправить и укрепить деревянный мост, послать в Полоцк группу саперов, чтобы разминировать основные улицы и площади, расчистить их бульдозерами от развалин. В полдень мы с членом Военного совета генералом К. К. Абрамовым поехали в Полоцк.
В городе все еще шла стрельба — наши подразделения очищали отдельные развалины от засевших там гитлеровцев. На центральной площади мы с Константином Кириковичем Абрамовым вышли из машины. Да, перед нами вместо цветущего города Белоруссии с его многочисленными памятниками лежали развалины. Не уцелело ни одного дома.
Константин Кирикович Абрамов посмотрел на руины, тяжело вздохнул:
— Сколько же еще путей-дорог лежит у нас впереди, прежде чем замолкнут пушки, а слезы и горе не будут сопровождать каждый шаг...
Не раз вспоминал я эти слова своего друга, с такой душевной болью сказанные тогда в Полоцке. Вспомнил я их и 25 лет спустя, когда был снова в Полоцке и стоял на той же площади. Я радовался тому, как прекрасно отстроен город, стал он краше, чем довоенный. Все памятники восстановлены, в городе широкие улицы, много зелени, красивые дома. Отрадно было видеть и то, как граждане Полоцка [212] чтят память воинов, которые отдали свои жизни за освобождение их родного города. Могилы воинов убраны, ухожены.
Тогда же, в то утро 5 июля 1944 года, долго мы стояли с генералом К. К. Абрамовым на площади. Постепенно нас окружили местные жители, которые выходили из своих убежищ, такие же, как повсюду, изможденные, больные, оборванные. Со слезами на глазах наперебой рассказывали они о своих муках, о том, что приходилось нам слышать не раз и не два: как на их глазах фашисты вешали, расстреливали советских людей, сколько было пролито материнских слез, когда их близких угоняли на фашистскую каторгу.
— Три года нам твердили, — рассказывали местные жители, — что Красной Армии капут, а мы видим сейчас, сколько у вас танков, пушек, больше, чем у фашистов. Видим, как наши воины хорошо одеты, какие все крепкие, здоровые...
Люди все собирались и собирались, и я попросил Константина Кириковича остаться в городе, провести совместно с представителями городской партийной организации, вышедшей из подполья, митинг.
Когда вернулся на НП, начальник штаба армии генерал В. А. Пеньковский доложил мне коротко итоги тяжелых боев с 23 июня по 5 июля.
За 14 суток мы прошли по белорусской земле около 200 километров, освободили от фашистских захватчиков 350 населенных пунктов и территорию более 10 тысяч квадратных километров. В боях было уничтожено около 30 тысяч фашистских солдат и офицеров, захвачено 1500 пленных и большое количество различной военной техники и оружия.
Как же было приятно всем нам слушать Москву 17 июля 1944 года, которая утром передала статью из «Правды», где говорилось:
«По центральным улицам Москвы под конвоем советских солдат прошли 57 тысяч 600 человек пленных, захваченных в Белоруссии. Впереди гигантской колонны, опустив головы, двигались германские генералы и офицеры. Воровски озираясь, шли «завоеватели» по улицам столицы Советского Союза. Они победно промаршировали через многие столицы Европы — Варшаву, Париж, Прагу и Белград, Афины и Амстердам, Брюссель и Копенгаген. Их мечтой было так же победоносно пройти по Москве. И вот они шагали по ней, но не как победители, а как побежденные. Большинство пленных было из минского котла. Около трех часов по двадцать человек в шеренге двигались пленные; [213] мимо молчавших гневных москвичей, плотными рядами стоявших на тротуарах.Чувства и мысли миллионов советских людей хорошо выразил наблюдавший шествие Герой Советского Союза старший лейтенант Власенко. Высоко подняв над головой своего сына Женю, он сказал:
— Смотри, сыночек, смотри и наблюдай, только в таком вот виде могут попасть «завоеватели» в нашу страну».
За день до этой передачи я услышал по радио репортаж из Москвы, в котором рассказывалось, что сейчас вот, в этот момент, идет такая масса пленных по улицам столицы, по Садовому кольцу, пересекая улицу Горького. Я опасался, что могут закидать пленных камнями, так много принесли эти люди горя тем, кто стоял на тротуарах в Москве: скольких детей осиротили, скольких матерей и жен лишили надежды! Но нет! Советские люди проявили полную выдержку,
В истории это небывалый случай, чтобы такая масса пленных прошла по центральным улицам столицы. Я тогда попытался представить себе, что чувствовали в этот момент гитлеровские генералы. Какой же это стыд — идти генералу в качестве пленного впереди своего ободранного войска! Шумели, шумели на весь мир, думали маршировать на параде в Москве, а вместо этого такой позор!