Плавать до последней возможности

Офицеры нашего небольшого штаба трудились без отдыха и все-таки не успевали управляться с нараставшим потоком разнообразных задач, причем одна другой сложнее. Не хватало всего — кораблей, судов, людей. Грузили медленно и долго. Враг все усиливал бомбежки рейдов, причалов, складов. Особенно рьяно фашистские летчики охотились за нашими канонерскими лодками и сторожевыми кораблями. То и дело в штаб поступали радиограммы: «Отбил три налета от трех до двенадцати самолетов в каждом. Боеприпасы на исходе». Прибыв в Новую Ладогу, корабли спешно выгружали эвакуированных из Ленинграда детей, женщин, раненых и с еще большей поспешностью принимали снаряды, которые сразу же шли в дело, когда над рейдом появлялись вражеские бомбардировщики.

Побывав на канлодке «Бира», я заглянул в вахтенный журнал. В глаза бросились записи об отражении воздушных налетов. Подсчитываю их: 9 октября — шесть налетов авиации, 10 октября — шесть, 11 октября — пять, 12 октября — четыре, 13 октября — пять, 14 октября — четыре, 17 октября — пять; 15 и 16 октября нам повезло, воздушных налетов не было: стояла нелетная погода — низкая облачность, дождь.

Личному составу флотилии не было покоя ни днем, ни ночью. Озеро и его берега полыхали в темноте зарницами орудийных выстрелов и ослепительными вспышками разрывов авиабомб.

А тут еще прибавились осенние штормы. Бывало, сформируем конвой — буксиры и баржи под охраной боевых кораблей, а в рейс отправить не можем — на озере шторм. Со всех сторон звонки, радиограммы: «Почему задерживаете суда?» Отбиваемся, как можем, но стоим на своем. Мы уже накопили горький опыт: некоторые баржи и даже самоходные суда не дошли по назначению, разбитые или выброшенные на берег штормом. И приходится ждать, когда озеро хоть немного утихнет. [24]

Трудности встречаются на каждом шагу. Некоторые буксиры и тральщики, доставив баржи к западному берегу, оказывались без топлива. В Осиновце суда ждут, когда им подадут уголь. Горько слышать об этих простоях, но трижды горше мысль о том, что этот уголь мы получаем из Ленинграда, где остались и без того скудные запасы топлива. Пришлось немало повоевать с планирующими органами, пока нам разрешили в общий объем перевозок включить и уголь для нашего склада в Осиновце.

Ускоренным темпом возводятся новые и ремонтируются старые причалы в Осиновце, Новой Ладоге и в Гостинополье. Балттехфлот под руководством его неутомимого начальника А. С. Гребенщикова под вражескими бомбежками углубляет фарватеры, подходы к причалам.

Катером добираюсь до Осиновца. Авраамов еще больше похудевший, вымотанный, но на усталом лице улыбка:

— Глядите, какой теперь у нас пирс!

Причал протянулся к самому рейду. К его оконечности уже могут подходить груженые баржи. Когда углубят гавань, к причалу смогут швартоваться сразу несколько судов.

Железнодорожники тянут к берегу подъездные пути с широкой и узкой колеями.

Вообще-то, есть чему радоваться. Столько сделано буквально за считанные дни. Но еще столько нерешенного... Разгрузка до сих пор производится вручную, техники — никакой.

Авраамов ведет меня в лес. Среди деревьев — люди. Женщины, дети, старики. Сидят и лежат прямо на земле. Измученные, истощенные, многие очень легко одеты, дрожат от холода. Матери судорожно прижимают к себе детей. Людей тысячи.

— Что они здесь делают?

— Ждут погрузки на суда. Пытались мы убедить городские власти: учитывайте наши возможности. Нет, присылают и присылают людей. А здесь и укрыть их негде, и с питанием такие трудности...

Связываемся с горкомом партии, с горисполкомом. У товарищей один довод: они выполняют план эвакуации. «А перевозка через Ладогу — это уж ваша забота. Делайте так, чтобы люди не задерживались». Кое-как договариваемся упорядочить дело. Впоследствии по решению Ленсовета у поселка Ваганово был развернут эвакопункт [25] — палаточный городок, кухня, столовая, медицинская часть. А мы всеми способами старались ускорить перевозку людей. Этого требовала сама жизнь. В блокадном Ленинграде оставалось более двух с половиной миллионов человек гражданского населения, в том числе четыреста тысяч детей. Эвакуация населения, не имеющего непосредственного отношения к обороне города, оставалась одной из первостепенных задач. Об этом неустанно напоминали партия и правительство.

Экипажи кораблей относились к эвакуировавшимся ленинградцам с сердечной заботливостью, старались их получше разместить, делились с изголодавшимися людьми своим пайком. Капитан 2 ранга Н. Ю. Озаровский рассказал мне трогательную историю. Когда канонерская лодка «Нора», как всегда переполненная людьми, шла из Осиновца, у одной из пассажирок начались роды. Принимать их пришлось корабельному врачу. Родилась девочка. Вместо метрического свидетельства матери девочки торжественно вручили выписку из вахтенного журнала корабля. Моряки позаботились о приданом для новорожденной. Матери преподнесли две скатерти, полдюжины салфеток и серое с зелеными полосами корабельное одеяло. Это был, если можно так сказать, официальный подарок от имени командира и комиссара корабля как представителей Советской власти. Помимо того, матросы сообща собрали «на зубок» чемодан продуктов из своего пайка.

— Нужно было видеть, — сказал Озаровский, — как бережно, заботливо усаживали моряки мать с новорожденной в шлюпку, когда корабль прибыл на рейд Новой Ладоги. Так же бережно, на руках, вынесли ее из шлюпки на твердую землю. Видимо, многие при этом вспомнили своих жен, детей: ведь у нас на «Норе» большинство моряков были из запаса, пожилые, семейные. На прощание моряки положили в одеяло, в которое была завернута девочка, письмо: «Желаем тебе вырасти большой и сильной, быть достойной дочерью Родины. Если останемся в живых, то обязательно разыщем тебя. Экипаж корабля «Нора».

Забегая вперед, скажу, что, к радости нашей, «дочь «Норы» недавно отыскалась. Зовут ее Лариса Михайловна Хотулева. Живет она в Омске, работает на приборостроительном заводе имени Козицкого. Друзья и подруги часто зовут ее Норой, в память о ладожской канонерке, [26] на которой она родилась. Лариса Михайловна на заводе уважаемый человек, ударник коммунистического труда. Здравствуют и родители Ларисы Михайловны — отец, бывший танкист Михаил Семенович Хотулев, девять раз горевший в танке, но дошедший до Берлина, и мать Мария Кузьминична, которая в тяжелые годы войны строила завод, где сейчас работает вместе с дочерью.

* * *

Помня указание адмирала И. С. Исакова о помощи флотским связистам, прокладывающим через озеро подводный кабель, еду в бухту Морье, на площадку, где он монтируется. Работа идет полным ходом. А дело оказалось более чем сложным. Вначале через озеро протянули несколько ниток обычного кабеля «ПТГ-19». Сил приложили много, а результаты плачевные — связь действовала всего несколько часов. Проложили новый кабель — речной бронированный. Он проработал с неделю, и то ненадежно, с перебоями — изоляция оказалась недостаточно прочной.

Моряки облазили все склады. В Ленинградском торговом порту разыскали огромные катушки многожильного бронированного гидроакустического кабеля. Его еще до войны закупили за границей для создававшихся морских шумопеленгаторных станций. По приказанию вице-адмирала В. Ф. Трибуца многотонные катушки были доставлены на берег Ладожского озера.

Прокладка кабеля была возложена на особую экспедицию, в которую вошли специалисты фронта и флота, нескольких научно-исследовательских учреждений, завода «Севкабель». Наша флотилия выделила тральщик «УК-4», катер «МО-206», гидрографическое судно «Сатурн», буксиры СЗРП «Морской лев» и «Буй». Здесь же трудились наши гидрографы и водолазы ЭПРОНа. Прокладкой кабеля по дну озера руководил моряк инженер-майор Павел Александрович Анисимов. Работы на берегу возглавлял связист от Ленинградского фронта полковник Н. И. Гладышев. Общее руководство и контроль, а также выделение воинских частей для погрузочно-разгрузочных работ осуществлял начальник войск связи Ленинградского фронта генерал-майор И. Н. Ковалев.

Скопление людей на площадке, где проходил монтаж кабеля, и сосредоточение плавсредств в бухте привлекли [27] внимание вражеской авиации. Начались бомбежки. Бомбой разрушило деревянную баржу с частью уже смонтированного кабеля. Нам пришлось выделить другую. Опыт учли и работать стали только ночью да в дни нелетной погоды. Для погрузки кабеля построили временную пристань. На барже установили шкивы-барабаны, что ускорило укладку тяжелого кабеля. Трудности приходилось преодолевать неимоверные. Озеро штормило, вода — ледяная. А тут еще вражеская авиация не оставляет в покое. Особенно доставалось водолазам. Да и краснофлотцам и красноармейцам у берега приходилось трудиться по пояс в воде.

Все-таки 29 октября прокладка кабеля была завершена. Ленинград получил надежную связь с Большой землей.

* * *

Я снова в Новой Ладоге. Напряжение в работе не убывает. Не успеваем решить один вопрос, наваливается десяток новых. В таких условиях нелегко сосредоточить внимание на главном, решающем. А жизнь этого требует.

Я хорошо запомнил: основное в любом деле — кадры. Вместе с начальником штаба, военкомом и начальником политотдела думаем над расстановкой людей.

Боевое ядро флотилии — канонерские лодки. Командовать ими должны самые опытные офицеры. 1-й дивизион канонерских лодок возглавил капитан 2 ранга Николай Юрьевич Озаровский, до этого командовавший канонерской лодкой «Бурея». Это моряк с дореволюционным стажем, опытный и смелый, пользующийся большим авторитетом на флотилии. 2-м дивизионом канонерских лодок командует капитан-лейтенант Вячеслав Сергеевич Сиротинский — молодой растущий офицер, уже отлично проявивший себя в боях. Охрану водного района (ОВР) главной базы флотилии возглавил капитан 1 ранга Михаил Сергеевич Клевенский, человек исключительной энергии и инициативы. Командиром дивизиона сторожевых катеров, входившего в ОВР, назначен капитан 3 ранга Петр Антонович Куриат. Отдельным дивизионом сторожевых кораблей командует капитан 3 ранга К. М. Балакирев, решительный и волевой офицер, отличившийся при эвакуации наших частей из-под Сортавалы.

Важную роль в перевозках играл дивизион тральщиков, тоже входивший в охрану водного района главной [28] базы. В основном здесь были переоборудованные буксиры типа «Ижорец». Эти небольшие корабли решали у нас самые разнообразные задачи: охраняли на переходах транспортные и пассажирские суда, сами перевозили грузы и людей, буксировали баржи, несли дозорную службу, производили траление, участвовали почти во всех боевых действиях на озере. Командиром дивизиона тральщиков назначен старший лейтенант Михаил Павлович Рупышев, в прошлом моряк торгового флота, штурман дальнего плавания.

Огромная нагрузка ложилась на отряд транспортов. Эти суда перевозили и грузы и людей. Мы возлагали на них большие надежды. Отряд транспортов возглавил капитан-лейтенант Владимир Павлович Беляков, ранее плававший на эскадренных миноносцах Краснознаменного Балтийского флота. Он сумел быстро сплотить команды, хорошо организовать службу на судах.

Важно было тесно объединить и подчинить общей цели усилия военных моряков и речников пароходства. Этого не добиться без строго централизованного и в то же время гибкого управления.

Связываюсь с начальником управления подвоза Ленинградского фронта генерал-майором А. М. Шиловым, моим заместителем по перевозкам капитаном 1 ранга Н. Ю. Авраамосвым, с заместителем начальника Северо-Западного речного пароходства А. Н. Новоселовым, с главным диспетчером пароходства Л. Г. Разиным, с инспектором по водным перевозкам полковым комиссаром А. Т. Караваевым.

Принимаю решение, что все распоряжения по выделению перевозочных и буксировочных средств, подаче их к причалам и на рейд будут осуществляться через центральную диспетчерскую пароходства, имеющую отработанную селекторную связь. Общее руководство формированием и движением конвоев, прикрытие их от вражеских кораблей и самолетов остаются за штабом флотилии.

Чтобы управлять, нужна связь. А с ней было плохо. Штаб флотилии имел всего одну рацию, оборудованную на автомашине. С ее помощью мы с трудом держали связь с боевыми кораблями. А со многими судами пароходства связаться было невозможно уже потому, что на них отсутствовали радиостанции. С портами и береговыми постами восточного побережья озера связь поддерживалась [29] по проводам. Но телефонные линии действовали неважно, часто выходили из строя из-за вражеских бомбежек.

Не хватало квалифицированных связистов. Помню, однажды меня чуть свет разбудили и показали радиограмму со сторожевого корабля «Конструктор». Всего три слова: «Взорвался на рейде». «Конструктор» — флагманский корабль флотилии. Потеря его — страшный для нас удар. Вместе с начальником штаба Сергеем Валентиновичем Кудрявцевым мчимся на причал, садимся на дежурный катер. На рейде пусто. Неужели опоздали? На горизонте показался густой черный дым, потом две высокие трубы. Да это же «Конструктор»! Спешим к нему, поднимаемся по шторм-трапу — веревочной лесенке — на борт. Нас встречает командир корабля капитан 3 ранга Г. А. Купидонов. Накидываюсь на него:

— Докладывайте, что случилось, убитых и раненых много?

— Какие убитые и раненые? — удивляется Купидонов.

Я показываю ему радиограмму. Командир глазам своим не верит.

— Не передавал я ничего подобного...

Кудрявцев приносит из радиорубки журнал исходящих радиограмм. Оказывается, командир корабля радировал: «Вхожу на рейд». Облегченно вздыхаю. А начальник штаба вне себя:

— Ну, задам я этому путанику!

Но мы оба понимаем, что мало наказать виновника искажения радиограммы. Важно вообще изжить подобные случаи. В тот же день соответствующий приказ был направлен на все корабли, во все части флотилии.

А к радиограммам с «Конструктора» мы еще долго относились с недоверием. И когда Купидонов донес: «Сбил самолет Ю-88, летчики в количестве четырех человек взяты в плен», я позвонил оперативному дежурному и приказал тщательно проверить. На этот раз все было точно. 16 октября над рейдом Тозерово появились пять «юнкерсов». Отражая налет, корабельные зенитчики сбили один бомбардировщик. Самолет упал на берег. Наши пехотинцы пленили экипаж. Из опроса гитлеровцев выяснилось, что над Ладогой воюют опытные фашистские летчики. Командир самолета (он же командир звена) и [30] все его подчиненные награждены орденом Железный крест за налеты на Лондон, Глазго, Париж и другие города Европы. Пленные были направлены в штаб армии.

Только получив все эти сведения, я ответил на радиограмму Купидонова и объявил благодарность морякам «Конструктора».

В эти дни мы с военкомом Ф. Т. Кадушкиным редко бывали в штабе. Не упускали случая лично встретить прибывающие в Новую Ладогу корабли и суда, познакомиться с их экипажами. Разъясняли морякам задачи, стоящие перед флотилией. Подолгу беседовали с командирами, политработниками, секретарями партийных и комсомольских организаций. Побывали на многих береговых батареях, постах наблюдения и связи (СНиС).

Тем временем под Новой Ладогой строился береговой флагманский пункт флотилии. Мы его врыли в землю, при нем оборудовали и узел связи, который по радио и проводным линиям обеспечивал надежный контакт со всеми силами флотилии и приданными ей соединениями и частями, с вышестоящим командованием, а также взаимодействующими с нами сухопутными войсками и авиацией.

Связь флотилии возглавил полковник Иван Сергеевич Бузин, превосходный знаток своего дела. На флоте он с 1924 года. Долгое время служил начальником связи Кронштадтской военно-морской базы, поэтому имел большой опыт совместной работы с кораблями.

В результате непрерывных передислокаций штаб флотилии растерял многое из средств связи. Сейчас надо было создавать новые участки и посты наблюдения и связи, подбирать и обучать радистов, телефонистов, телеграфистов, где-то изыскивать провода, аппаратуру. И все это следовало делать, ни на минуту не прерывая связь с кораблями, портами, береговыми частями и подразделениями.

Несмотря на все трудности, стараниями Бузина и его подчиненных в короткий срок были сформированы радиопередающий и радиоприемный центры в Новой Ладоге, участки и узлы связи в Осиновце и Леднево, посты наблюдения и связи вдоль побережья. Большую помощь оказал нам отдел связи Краснознаменного Балтийского флота во главе с его начальником полковником М. А. Зерновым, прислав нам опытных специалистов и аппаратуру. [31] Вскоре все наши корабли и многие суда пароходства и Балттехфлота получили рации. Это в значительной мере облегчило управление силами флотилии.

Как я уже отмечал, плавать по Ладоге даже в мирное бремя было нелегко. До войны движение судов в основном осуществлялось по Новоладожскому каналу. Сейчас была наспех проложена новая трасса через озеро. Она не была обеспечена средствами навигационного оборудования. Наши гидрографы и приладожские путейцы ввели в строй маяки Осиновецкий, Бугры, Кареджинский, Стороженский, Свирский и на острове Сухо, установили в Новой Ладоге, Осиновце и Черной Сатаме створные огни, развернули манипуляторные пункты, оградили вехами фарватеры. Делалось это, конечно, не сразу. Основное гидрографическое обеспечение на озере и на подходах к портам было завершено лишь весной 1942 года.

Каждое судно, подходившее после трудного пути к западному берегу, встречал своим призывным огнем Осиновецкий маяк. Его семидесятиметровая башня была самым приметным ориентиром на берегу, и фашистские летчики беспрерывно бомбили ее. Но прочные стены, сплошь избитые осколками, выстояли. Обслуживали маяк смотритель Иван Антонович Кузнецов и его жена Мария Григорьевна Зайцева. В любую бомбежку они не покидали своего поста. И не было случая, чтобы при подходе корабля или судна по первой же заявке не зажигался яркий огонь, вселявший в сердца моряков чувство уверенности и радости.

* * *

В середине октября флотилия получила приказ срочно перебросить с западного на восточный берег озера 44-ю, 191-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты, направлявшиеся для усиления войск 4-й и 54-й армий Волховского фронта. Командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц переброску войск возложил лично на меня. С группой офицеров штаба флотилии я перебрался в Осиновец, где был развернут наш выносной командный пункт.

Приступаем к выполнению задачи. Войска уже прибывают, ждут посадки на корабли. Подтягиваем сюда канонерские лодки «Бурея», «Селемджа», «Нора», транспорты, озерные буксиры с баржами, тральщики. Погрузку [32] приходится производить под бомбежкой. А тут еще резко похолодало, задул северный ветер. Штормовая погода дважды вынуждала нас прервать посадку войск: буксиры и шлюпки на рейде заливало водой. Они не могли подойти к кораблям, чтобы высадить людей. Штормом выбросило на берег шесть небольших барж; хорошо еще, что они были без груза, да и место оказалось без крупных камней. Баржи серьезно не пострадали, и их удалось стащить с мели. Чуть ветер стихал, мотоботы, буксиры, шлюпки вновь начинали сновать от берега к кораблям на рейде, доставляя людей и технику. У меня еще не было опыта столь больших перевозок. Прислушиваюсь к советам бывалых ладожцев, присматриваюсь к их работе, а заодно и ближе знакомлюсь со своими боевыми товарищами.

Отлично показал себя Н. Ю. Озаровский. Живой, подвижный, он всегда вовремя оказывался там, где намечалась заминка, распоряжался решительно и властно и моментально наводил порядок. Командир канонерской лодки «Нора» капитан 3 ранга П. И. Турыгин (самый пожилой из командиров), наоборот, неторопливый, почти не сходит с мостика, но все видит, и стоит ему поднести ко рту рупор, как матросы уже бегут и делают что надо. Так всегда бывает у строгих и требовательных командиров, которых подчиненные понимают с полуслова, с полужеста. А командир «Селемджи» капитан 3 ранга М. И. Антонов покоряет бодростью, какой-то заражающей жизнерадостностью. Поговорит с матросами, и измученные люди вдруг оживают, и задача, ранее казавшаяся им неразрешимой, оказывается не столь уж трудной.

— Ну, что приуныли? — говорил он морякам и пехотинцам, когда те не могли справиться с погрузкой. — Давайте-ка веселее — так всегда все легче получается. Быстро, быстро, только держитесь крепче, падать не советую — вода холодноватая.

Приняв людей и грузы, корабли уходили в бушующий простор озера. Пользовались мы тогда трассой, соединявшей Осиновец с Новой Ладогой. Это почти полтораста километров, путь длинный, но хорошо проверенный. Преодолев это расстояние, корабли снова из-за малых глубин не могли подойти к берегу, людей и технику перегружали на рейдовые буксиры, катера и мотоботы. [33]

Все это отнимало много времени, а срок нам был установлен очень жесткий.

В это время наши гидрографы доложили мне, что в бухте Черная Сатама на восточном берегу Шлиссельбургской губы сохранился небольшой причал. Сажусь на уже загруженный транспорт «Чапаев». Командовал им старший лейтенант И. В. Дудников, в прошлом гражданский человек, как и вся его команда. Меня удивило, что он сам встал за штурвал, а рулевого послал на крыло мостика в помощь сигнальщику, наблюдавшему за водой и воздухом.

— Когда сам держу в руках штурвал, кажется, что лучше свой пароход чувствую, — пояснил он мне. — Никак не отвыкну от этого, хотя капитанствую уже полтора десятка лет.

Управлял Дудников кораблем превосходно. Экипаж действовал четко, чувствовалось, что люди давно сплавались. А вот с воинским порядком на транспорте было неважно. Команды подавались не по уставу, не соблюдалась форма одежды. Пришлось командиру указать на это. Такие, подчас не очень приятные, разговоры мы вели с Дудниковым и позже. Постепенно из него получился хороший боевой офицер, один из лучших наших командиров.

Показался берег. Я взглянул на часы. Весь путь занял девяносто минут. А по большой трассе мы шли бы часов восемь. Выигрыш значительный. Но дальше начались разочарования. Малые глубины не дали возможности подойти к берегу. Причал оказался полуразрушенным. В бухте гуляла волна. С трудом спускаем шлюпки — их на транспорте всего две, да и те небольшие: кроме гребцов вмещают десятка полтора человек. К тому же из-за сильного наката шлюпки не могут подойти вплотную к берегу. Пехотинцам приходится прыгать в воду, а на ней уже появились мелкие льдинки — шуга. И все же я по радио отдаю приказ — все корабли направить по малой трассе, сюда, в Черную Сатаму, и в район Леднево. Этим мы выиграли много времени.

Однако последние рейсы пришлось направлять снова по большой трассе, так как в Черной Сатаме быстро нарастал лед. Этим же путем мы перебросили всю технику, В Осиновце пушки, автомашины, лошадей, ящики с боеприпасами грузили с причала прямо на баржи. Чтобы [34] уменьшить осадку, озерные баржи недогружали, и их удавалось в Новой Ладоге протаскивать через бар в реку Волхов; здесь выгрузка происходила опять-таки непосредственно на причал.

Сыграла свою роль хорошо организованная комендантская служба на берегу. Ее представители встречали войска, прибывавшие маршем или железнодорожными эшелонами, указывали, куда направляться, на какие корабли грузиться. В Новой Ладоге, Черной Сатаме и Леднево представители армии принимали войска, доставленные кораблями, и указывали им места сосредоточения и направление дальнейшего движения.

Отлично работала связь. Мы постоянно знали, где находится тот или иной корабль, не нуждается ли он в помощи. Наш походный штаб трудился рука об руку с диспетчерской службой пароходства, которая, надо отдать ей должное, действовала очень четко.

Я проникся еще большим уважением к своим сослуживцам. С такими людьми можно работать, все задачи окажутся по плечу.

Военные моряки и речники трудились самоотверженно, с глубоким чувством ответственности. Они не знали, куда, на какой участок фронта переправляются войска, но понимали, что зря не будут перебрасываться такие силы из осажденного Ленинграда, где и без того войск не так уж много. Догадывались: наверное, под Волховом и Тихвином что-то затевается. И ладожцы ничего не жалели, чтобы помочь пехотинцам выполнить задачу в кратчайшие сроки!

Мы в штабе знали, чем вызвана срочная переброска войск. 20 октября противник в результате ожесточенных боев прорвал оборону на стыке 52-й и 4-й армий и двинулся на Будогощь, Тихвин и Волхов, ставя целью окончательно замкнуть кольцо окружения Ленинграда.

(Гитлеровское командование рассчитывало, что с потерей последней коммуникации через Ладогу Ленинград неизбежно падет. Гитлер хвастливо заявил, что «будет спокойно выжидать, пока Ленинград, сдавленный голодом, покорно не упадет в протянутые руки немцев, как спелое яблоко».)

Вот почему потребовалось срочное подкрепление нашим войскам на восточном берегу озера. Мы форсировали перевозки как могли. Но часть кораблей каждый день [35] приходилось посылать на выполнение огневых задач. Своей артиллерией они подавляли опорные пункты противника на южном берегу озера перед фронтом 54-й армии, нанесли удары по штабу пехотного полка в Шлиссельбурге, скоплению войск в городе, а также в районах поселков № 5, Синявино, Бугры и Липки. Огонь кораблей координировался с огнем 302-го артиллерийского дивизиона флотилии под командованием полковника М. И. Туроверова. Дивизион занимал позицию на правом берегу Невы в районе Морозовки, Шереметьево.

Кораблям, занятым перевозками и подавлением вражеских опорных пунктов, большую помощь оказывали балтийские летчики, а также летчики и зенитчики Ладожского района противовоздушной обороны. Они успешно прикрывали с воздуха наши коммуникации.

4 ноября переброска войск была закончена. Мы перевезли через озеро 20 334 бойца, 129 орудий, больше сотни танков, автомашин, тракторов и около тысячи лошадей. Войска, сошедшие с кораблей, сразу же направлялись на передовые позиции и с ходу вводились в бой.

Несмотря на то что часть кораблей отвлекалась на выполнение боевых задач, переброска через озеро грузов для Ленинграда возрастала с каждым днем. На западный берег перевозились главным образом мука и зерно. Тот самый хлеб, о котором так тепло писала Вера Инбер:

Водный путь грузов начинался в Гостинополье, куда они поступали по железнодорожной ветке, подведенной к причалу. Груженые баржи спускались по реке Волхов. У Волховской электростанции они проходили через шлюз. Шлюз, как и электростанция, подвергался массированным ударам с воздуха. 18 октября здесь на своем боевом посту смертью героя погиб надзорщик М. Г. Хамов. Он шлюзовал баржи, когда начался вражеский налет. Осколком бомбы его ранило в голову, но надзорщик не покинул поста, пока не вывел очередную баржу. Наскоро перевязав рану, он продолжал работать, пока его снова не [36] ранило. На этот раз смертельно. Он успел сказать товарищам: «Берегите шлюз, не давайте врагу разрушить его».

Так самоотверженно трудилась вся шлюзовая команда во главе с ее начальником М. А. Верховцевым.

А теперь вот шлюз бездействует. Гитлеровцы захватили Тихвин, перерезав железную дорогу, по которой подвозилось продовольствие для Ленинграда, заняли Гостинополье, приблизились к Волхову. Погрузка продовольствия на суда производится в самой Новой Ладоге — из запасов, которые были здесь созданы заблаговременно. Срочно прокладывается обходная фронтовая шоссейная дорога от станции Заборье к Новой Ладоге. Дорога строится в неимоверно трудных условиях, через заболоченные чащи тихвинских лесов.

К нам в Новую Ладогу прибыл уполномоченный Государственного Комитета Обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда Дмитрий Васильевич Павлов. Этот неутомимый труженик и умелый организатор очень многое сделал для осажденного города.

Дмитрий Васильевич рассказал, что в Ленинграде все хуже с продовольствием. Пришлось снова, уже в четвертый раз, уменьшить нормы выдачи хлеба населению.

Чтобы облегчить судьбу ленинградцев, Государственный Комитет Обороны организовал перевозку грузов авиатранспортом. Но дело это очень трудное. Летчикам надо было пробиваться через заслоны вражеской авиации. А истребителей для прикрытия транспортных самолетов не хватало. Основным транспортным самолетом был Ли-2, немного переоборудованный: на нем установили башню с пулеметом, в хвостовом отсеке прорезали два отверстия, где тоже установили пулеметы для стрельбы по вражеским истребителям, атакующим сзади или снизу. Каждый рейс для летчиков был подвигом. Экипажи этих небольших самолетов сделали очень много. За осень они доставили в Ленинград более 5 тысяч тонн различных грузов, в основном высококалорийные продукты: жиры, сгущенное и сухое молоко, шоколад, яичный порошок; вывезли из осажденного города более 50 тысяч человек.

— Но все это капля в море, — вздохнул Дмитрий Васильевич. — Так что вся надежда на вас, моряков. Максимально наращивайте темпы перевозок. [37]

— Мы делаем все что можем, — ответил я. — Но здесь у нас очень тревожная обстановка. Враг всего в двадцати пяти километрах, и он продолжает наступать.

Павлов знал об этом. Он и прибыл к нам, обеспокоенный судьбой грузов, сосредоточенных на восточном берегу озера.

Вместе с ним мы поехали к командующему 54-й армией генералу Ивану Ивановичу Федюнинскому.

Беседуем в маленькой землянке командарма. Федюнинский спокоен.

— Врага дальше не пустим, — заявил он. — Сейчас только я говорил с Москвой. Ставка согласилась с моим предложением. Группа войск 4-й армии, действующая на волховском направлении, вливается в состав нашей 54-й армии, на которую всецело возлагается оборона Волхова. Да вот беда у нас — мало автоматического оружия. Вы нам не сможете помочь?

Автоматическое оружие. И у нас с ним было негусто. Но от положения на сухопутном фронте зависела судьба ладожской трассы, а значит, и участь блокированного Ленинграда. От положения на фронте зависела и судьба нашей флотилии. Лучше было остаться без пулеметов, чем допустить дальнейшее продвижение противника. В такой обстановке приходилось идти на жертвы.

Мой ответ затянулся. Видимо, Иван Иванович уже не ждал ничего утешительного. Но я решил:

— Мы снимем крупнокалиберные пулеметы с кораблей и передадим вам.

— Спасибо, — обрадовался генерал.

Возвратившись от Федюнинского, я приказал снять часть пулеметов ДШК с кораблей и барж и передать пехотинцам. В большинстве случаев пулеметы передавали вместе с их расчетами, моряки уходили воевать на сушу. Конечно, нелегко было расставаться с людьми и оружием, когда у нас самих всего не хватало. Этим мы в некоторой степени снижали огневую мощь кораблей, но, повторяю, другого выхода не было.

Сами мы тоже принимали срочные меры. Организовали сухопутную оборону своей главной базы. Возглавил ее помощник командующего флотилией по сухопутной части (приказом комфлота 27 октября была введена такая должность) генерал-майор Гавриил Савельевич Зашихин. Он мобилизовал все силы гарнизона Новой Ладоги, [38] а также и моряков с кораблей. Правой рукой его при этом был комендант Новой Ладоги Александр Иванович Ачкасов, офицер решительный и инициативный. Спешно возводились оборонительные сооружения, база опоясалась окопами и минными заграждениями. Сотни моряков с кораблей, из береговых частей и учреждений флотилии были сведены в отряды, занявшие оборонительные позиции.

Пришлось подумать и о мерах на самый крайний случай. Я созвал командиров и комиссаров соединений и отдельных частей гарнизона и поставил перед ними задачу: ни один береговой объект, ни один корабль, ни один снаряд не должны попасть в руки врагу, если он прорвется в базу. Как только поступит сигнал, все должно быть взорвано. Нелегко было давать такое указание, но обстановка требовала. Я видел, как у многих выступили слезы на глазах, но все беспрекословно подчинились. Через несколько часов отовсюду поступили доклады, что корабли, причалы, важнейшие здания заминированы.

К счастью, взрывать ничего не понадобилось.

12 ноября наши войска начали Тихвинскую наступательную операцию. В упорных боях отбросили врага от Волхова, освободили Тихвин.

Все эти тревожные дни перевозка грузов не прекращалась, хотя озеро уже замерзало.

В октябре и ноябре канонерская лодка «Нора» под командованием капитана 3 ранга П. И. Турыгина совершила 38 рейсов, сопровождая караваны, буксируя баржи, перевозя людей, продовольствие, снаряды. Последний свой рейс «Нора» шла в сплошном льду, буксируя нефтеналивную баржу. Время на этот рейс потребовалось во много раз больше обычного, но задание было выполнено, канонерская лодка и нефтеналивная баржа в исправном состоянии дошли до бухты Морье.

Озерный буксир «Орел» под командованием капитана И. Д. Ерофеева осенью совершил около 20 рейсов. Преодолевая штормы, он отбуксировал на западный берег более тридцати барж с грузами для города и фронта. Команда «Орла» первой стала буксировать до трех барж.

С наступлением холодов пришлось отказаться от использования деревянных барж — льдины могли их разрушить. Это, конечно, снижало наши возможности, но в [39] приближении зимы были и свои плюсы. Как только ледовый припай у берегов стал прочным, корабли начали подходить вплотную к нему и выгружаться прямо на лед.

23 ноября Военный совет Ленинградского фронта прислал нам телеграмму: «Продолжать до последней возможности перевозки грузов канлодками и транспортами из Новой Ладоги и обратно».

Лед крепчал, а корабли все шли. Трещали обшивка и шпангоуты, от ударов о льдины гнулись и ломались винты. Техника не выдерживала, а люди преодолевали все.

Однако не каждый рейс проходил удачно.

Поступило распоряжение срочно вывезти из Ленинграда рабочих некоторых важных заводов и их семьи. Я выделил для этого самые боеспособные и быстроходные наши корабли — «Конструктор» и «Пургу». 4 ноября с наступлением темноты сторожевой корабль «Конструктор», приняв на борт более 350 пассажиров, снялся с якоря и начал движение из бухты Морье в Новую Ладогу. Немного ранее вышел сторожевой корабль «Пурга», имея на борту около 300 женщин и детей. Скорость 17 узлов. Ночь светлая, лунная. Она и подвела моряков. Вражеский бомбардировщик, летевший на высоте 150–200 метров, обнаружил корабль на лунной дорожке, сбросил две бомбы. Они упали за кормой. Но тут подоспел второй «юнкерс». Одна из его 250-килограммовых бомб попала в корабль. Вся его носовая часть до второго котельного отделения была затоплена. Поперечная переборка между первым и вторым котельными отделениями прогнулась и грозила вот-вот прорваться. Моряки с огромным трудом удержали корабль на плаву. Вскоре к борту «Конструктора» подошла канонерская лодка «Бурея» и сняла с него уцелевших пассажиров и часть экипажа. Прибывший на «Бурее» командир дивизиона сторожевых кораблей капитан 3 ранга К. М. Балакирев, боясь за остойчивость «Конструктора», приказал оставить на нем лишь 15 человек во главе с командиром корабля капитаном 3 ранга Г. А. Купидоновым, военным комиссаром политруком В. П. Антохиным и механиком воентехником 1 ранга П. А. Можейко.

Горстка моряков продолжала бороться за жизнь своего корабля. Под руководством П. А. Можейко и мичмана З. А. Новикова Г. И. Струков, М. А. Терехов, А. М. Мохов, А, Е. Калдыкин, А. Т. Новиков и другие краснофлотцы [40] и старшины несколько часов работали в ледяной воде, подпорками укрепляя прогнувшуюся переборку.

Вслед за «Буреей» к борту «Конструктора» подошли спасательное судно «Сталинец» и буксир «Никулясы». Они взяли поврежденный корабль на буксир и повели его кормой вперед самым малым ходом, но вскоре затопленная носовая часть задела за грунт. Стащить корабль с мели не удалось. 25 ноября во время шторма ударами о грунт носовую часть оторвало, и «Конструктор» вместе со льдами отнесло к берегу на четырехметровую глубину, где он и оставался всю зиму. Позже мы восстановили корабль, о чем я еще расскажу.

Плавать становилось все тяжелее. Но моряки знали, что их труд необходим для спасения блокированного города. Об этом напоминали письма, которые мы получали из Ленинграда. Ими были заполнены страницы нашей флотильской газеты «За Родину». С пламенным словом к морякам обращались писатели В. В. Вишневский, И. Г. Эренбург, Н. С. Тихонов, Вера Инбер, Ольга Берггольц. «Дорогие друзья ладожцы! — писал А. С. Новиков-Прибой. — Вы не на морях и океанах, а на Ладожском озере покрыли себя немеркнущей славой... Я, как старый моряк, горжусь и безгранично восхищаюсь вами. Примите от меня низкий поклон и пожелания успехов в борьбе о лютым врагом за честь и славу нашей Родины».

Писали рабочие ленинградских заводов и фабрик. Вот одно из писем, подписанное от имени всего коллектива завода директором Г. М. Нестеровым: «Дорогие друзья! В условиях осажденного города мы сохранили боевой дух, ненависть к врагу и непоколебимую уверенность в нашей победе... Успехами в труде мы многим обязаны вам, товарищи краснофлотцы, командиры и политработники Ладожской военной флотилии». Письмо заканчивалось фразой: «Ждем вас в Ленинграде с победой».

«Беря на себя обязательства работать еще лучше, — писали рабочие другого завода, — мы призываем вас, дорогие товарищи, зорко охранять и быстро доставлять в город Ленина продовольствие, топливо и боеприпасы. Бейте проклятого фашистского зверя меткой пулей, метким снарядом, тоннами грузов, доставляемых в Ленинград!»

С каждым днем над Ладогой усиливались морозы. На лед с пешнями, пилами, взрывчаткой вышли сотни красноармейцев и краснофлотцев, речники пароходства и все [41] работоспособное население Новой Ладоги. Они пробивали канал во льду, чтобы вывести по нему суда в открытое озеро. Сложные и трудоемкие работы по созданию и поддержанию ледового канала осуществлялись под руководством командира охраны водного района главной базы флотилии капитана 1 ранга М. С. Клевенского.

Позже уполномоченный ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда Д. В. Павлов напишет в своих воспоминаниях: «На Ладоге становился лед, суда ходить не могли. И все же моряки каким-то чудом пробивались... и наряду с боеприпасами доставляли продовольствие... Их дела осенью 1941 года — это подвиг».

Корабли все чаще застревали во льдах. Пора было думать об их зимовке. Решаем часть кораблей отправить на место зимней дислокации. Для этого был выбран район Осиновца и бухты Морье. Хотя берег там не оборудован и не имелось никакой ремонтной базы, но на этом участке было более стабильное положение линии фронта. Разрабатываем план перехода так, чтобы по возможности не снижать темпов перевозок.

В Осиновец направляем капитана 2 ранга Г. А. Визеля и интенданта 1 ранга И. П. Барыкина с небольшой группой офицеров штаба, политотдела и тыла флотилии с задачей подготовить все необходимое для приема кораблей и личного состава.

17 ноября из Новой Ладоги вышел первый эшелон кораблей. Он состоял из канонерской лодки «Селемджа», буксировавшей катера «МО-175» и «МО-216», канонерской лодки «Нора» с баржей и бронекатерами «БКА-99» и «БКА-100» на буксире, сторожевого корабля «Пурга». В голове колонны, выполняя роль ледокола, шла канонерская лодка «Бира». Возглавлял переход командир 1-го дивизиона канонерских лодок капитан 2 ранга Н. Ю. Озаровский, держа свой брейд-вымпел на «Бире». Все корабли имели полный запас топлива, боеприпасов и трехмесячную норму продовольствия на случай, если придется зимовать во льдах. Сторожевые катера и бронекатера шли на буксире, чтобы сберечь топливо и моторесурсы. Четверо суток корабли преодолевали 60-мильпую трассу. Трудно было машинам, корпусам кораблей, но особенно трудно было людям. Толщина льда достигала 20 сантиметров, а в местах торошения — 80 сантиметров. [43]

Корабли то и деле затирало льдом. Уже на подходах к Морье льдами раздавило катер «МО-216». Личный состав, оружие и все ценное с него успели снять на канонерскую лодку. «БКА-99» получил пробоину в машинном отсеке, но ценой больших усилий экипажа катер удалось спасти, и он еще много раз принимал участие в боевых действиях.

В связи с переходом основного ядра кораблей флотилии на западный берег Ладожского озера решением Военного совета Ленинградского фронта была создана военно-морская база Осиновец. Этим же решением предусматривалась передача флотилии местечка Морье со всем жилым фондом. Командиром базы назначили капитана 1 ранга Н. Ю. Авраамова, военкомом — батальонного комиссара К. В. Шахова, начальником штаба — капитана 2 ранга Н. К. Кириллова. Военно-морская база Осиновец имела задачи: обеспечивать базирование кораблей, руководить их боевой деятельностью и ремонтом, обеспечивать приемку грузов и прикрывать коммуникации со стороны озера. Авраамов и Шахов вынесли на своих плечах главную тяжесть создания Осиновецкого порта и военно-морской базы.

Большинство кораблей и судов флотилии совершали рейсы с грузами для Ленинграда до последней возможности. К сожалению, многие из них не дошли до места назначения.

На подходах к Новой Ладоге 29 ноября в открытом озере в 5–9 милях от берега затерло в сплошном льду канонерскую лодку «Лахта», корабль связи «Связист», спасательный корабль «Сталинец» с баржей, тральщик «ТЩ-63» и транспорты «Ханси» и «Стензо». На помощь им из Новой Ладоги была направлена канонерская лодка «Шексна», но и она не смогла ничего сделать. Корабли израсходовали почти все топливо, всю взрывчатку, а пробились к берегу всего на несколько кабельтовых. Морозы в эти дни достигали двадцати градусов.

На борту канонерской лодки «Лахта» из Осиновца шли офицеры, только что окончившие курсы связи и направлявшиеся в Москву в распоряжение Главного управления кадров. До берега им пришлось добираться пешком по льду более 11 километров.

А на подходах к Осиновцу и Морьенской бухте во льдах зазимовали канонерские лодки «Бира», «Бурея», [43] «Нора» и «Селемджа», сторожевой корабль «Пурга», гидрографическое судно «Сатурн», бронекатера «БКА-99» и «БКА-100», несколько тральщиков и малых охотников. Они застыли с поломанными во льдах рулями, гребными винтами, помятыми корпусами милях в четырех от берега. Их трюмы были заполнены грузами, которые после пришлось вывозить на подводах и автомашинах.

Так завершилась у нас первая военная навигация. За несколько ее месяцев моряки Ладожской военной флотилии и речники Северо-Западного речного пароходства перевезли через озеро 34 900 человек, 61 700 тонн грузов, в том числе 27 тысяч тонн муки, 17 тысяч тонн крупы и макарон, более 200 тысяч банок мясных и рыбных консервов, миллион банок сгущенного молока, сотни тонн мяса, рыбы, масла и других продуктов, тысячи винтовок и пулеметов, сотни тысяч артиллерийских снарядов и мин, более 3 миллионов патронов и свыше 100 тысяч ручных гранат.

Как-то, наблюдая за разгрузкой только что прибывшего в Осиновец корабля, я увидел на ящиках выведенные мелом слова: «Для тебя, Ленинград!»

Эта надпись, сделанная кем-то из моряков, выражала главный смысл нашего труда. Моряки и речники не жалели сил, чтобы помочь осажденному городу, его жителям, его защитникам. [44]