Три минуты

Меры, принятые командиром звена старшим лейтенантом Юрием Федоровичем Азеевым и экипажами катеров дозора, оказались своевременными: точно в то же время, что и вчера, в разрывах туч показались силуэты «мессеров». Три колонны по четыре машины устремились на катера на бреющем полете, на высоте пятьдесят — сто метров. Их темные узкие фюзеляжи сливались с иссиня-черными тучами, затянувшими всю западную часть горизонта.

Саша Фролов, не дожидаясь команды с мостика, открыл заградительный огонь по колонне «мессершмиттов», шедших на «двойку». Его пушка палила с предельной скорострельностью, почти как автоматическая, и в этом была немалая заслуга заряжающего электрика Сергея Ермакова и подносчика патронов строевого Кузмина, пришедшего на катер вместо Тимофеева.

На наш огонь «мессеры» ответили из всех пушек и пулеметов, включив еще и сирены, взвывшие на высоких нотах.

— Право руля!

— Есть право руля!

Стрелки машинного телеграфа с «Малого вперед» скакнули на «Полный вперед». Катер резко уходил в сторону. Однако головной «мессер» все же успел зацепить корму «двойки» ливнем из пулеметов и пушек. Остальные промазали: всплески взметнулись в пенящейся кильватерной струе.

Вторая колонна из четырех машин, шедшая за первой, учла ее ошибку: всплески от пуль и снарядов неотвратимо надвигались на катер...

Алексей Смирнов, не выпуская из рук штурвала, подался в сторону машинного телеграфа, пока не уперся в его тумбу. И в то же мгновение вдребезги разлетелись стекла ветрового козырька, крыша рубки покрылась рваными дырами, запахло гарью.

Черный «мессер» пронесся рядом с «двойкой» и врезался в воду у нее за кормой. Это командир отделения минеров старшина второй статьи Михаил Зуйков, поймав в прицел пулемета головную машину, длинной очередью прошил ее от мотора до хвоста.

Но положение катера продолжало оставаться тяжелым: на него надвигалась следующая четверка «мессеров».

— Лево на борт!

Чтобы ускорить маневр, я перебросил рукоятки машинного телеграфа, потребовав, чтобы правый мотор работал на полную мощность вперед, а левый — так же назад.

Рулевой Леша Смирнов вдруг обмяк и откинулся назад.

— Смирнов! Лево на борт!

Краснофлотец медленно сполз на деревянный настил мостика. Держась одной рукой за штурвал, второй он пытался опереться на настил.

— Товарищ командир... Возьмите руль!.. Я... больше... не могу...

Слепов подхватил друга и оттащил в сторону. Затем, перегнувшись через ограждение, крикнул:

— Паршин! На мостик! Быстро!

Туго приходилось не только на палубе катера, но и внизу. Деревянные борта не могли служить преградой для пуль и снарядов «мессеров», штурмовавших охотник. Когда машинный телеграф передал на правый мотор команду с мостика «Самый полный вперед!», вражеская пуля ранила Владимира Полуэктова в грудь. Последним предсмертным усилием он поднял ручку газа до упора. Мотор взревел и вырвал катер из-под огненного шквала.

Второму мотористу Михаилу Яшелину перебило обе ноги. Были повреждены коллекторы левого двигателя, и из пробоин со свистом стали хлестать струи горячей воды. Если немедленно не устранить повреждения, мотор выйдет из строя и катер лишится спасительной маневренности. Превозмогая боль от ожогов, Яшелин, подтянувшись на руках, лег грудью на блок мотора и принялся заделывать пробоины в коллекторе.

Так оба бортовых мотора лишились своих мотористов. А с мостика поступали все новые и новые команды. От их своевременного исполнения зависела судьба и каждого члена экипажа и всего корабля. Павел Белобок один заменил двух мотористов, успевая своими огромными ручищами одновременно перебрасывать рычаги реверсов обоих моторов и передвигать рукоятки [129] газа, а в промежуток Между командами помогать Яшелину заделывать пробоины.

Один из моторов чихнул. Взглянув на приборную доску, мичман сразу понял: не хватает топлива.

— Миша!

Яшелин увидел, как механик кивнул на ручную помпу подачи бензина, и сразу понял причину перебоя в работе двигателя. Волоча перебитые ноги и оставляя кровавый след, моторист дополз до помпы и стал лежа подкачивать бензин с самого дна цистерн в расходный бачок. Моторы сразу же увеличили число оборотов, из незаделанных еще пробоин в коллекторах вновь ударили струи горячей воды. Мичман сорвал с себя комбинезон, китель, майку и заткнул ими дыры.

В это время опять загремели выстрелы пушек и пулеметов: вражеские самолеты, построившись длинной цепочкой, начали вторую атаку. На палубе щетиной встала щепа, выбитая пулями, со звоном лопнула перебитая антенна, вдребезги разлетелся от прямого попадания прицел кормовой пушки.

Боцман Белый длинной пулеметной очередью бил по головной машине. С «восьмерки» по тому же «мессеру» стрелял Григорьев. Едва различимый на фоне темных туч самолет пронесся над катером Амусина и вонзился в воду у него за кормой. Точной очередью Зуйков ударил по второй машине. Белый и Григорьев встречали дружным огнем следующие.

Минер Остапенко, радист Орещенков, гидроакустик Клименко и сигнальщик Иванов катались по палубе, стараясь погасить впившиеся в нее зажигательные пули. Из люка жилых помещений комсостава валил густой черный дым. Замполитрука Рыбаков, выскочивший из радиорубки, чтобы срастить перебитую антенну, схватив огнетушитель, нырнул в люк восьмого отсека. Вслед за своим командиром прыгнул вниз и Клименко.

Третий и четвертый «мессеры» промазали, а остальные, не закончив атаки, отвернули от дозора и, прижимаясь к самой поверхности залива, ушли на север.

Бой, длившийся всего три минуты, закончился победой катеров-охотников. Но эта победа досталась дорогой ценой: кое-кто из членов экипажей заплатил за нее своей жизнью, но зато сохранил жизнь своим товарищам...

Хотя схватка с противником и кончилась, положение на обоих катерах оставалось тяжелым. На «двойке» [130] первый моторный отсек заливала вода, в кормовом отсеке и носовом кубрике полыхали пожары. Половина мотористов выбыла из строя, механик катера Павел Белобок и командир отделения мотористов Василий Гаврилов действовали за всех. Гаврилов для борьбы с водой и огнем произвел непредусмотренное инструкцией переключение магистралей, и воду из машинного отсека откачивал не за борт, а... в пожарную магистраль. Именно этой водой гасили пожары в кормовом отсеке и носовом кубрике Виктор Рыбаков, Николай Клименко и Сергей Ермаков.

Местами обгоревшая кормовая часть палубы «двойки» была искорежена вражескими пулями и густо усеяна стреляными гильзами.

Рядом с кормовой пушкой лежал покрытый брезентом моторист Владимир Полуэктов. Ветер то и дело откидывал край брезента и открывал его лицо, уже ставшее восковым.

За перевернутой шлюпкой скорчился его товарищ, Михаил Яшелин, с неестественно белым от потери крови лицом. Его знобило. Остапенко заботливо укутывал боевого друга в обгоревшие одеяла и свой бушлат.

Между бомбосбрасывателями вытянулся рулевой Алексей Смирнов. Иванов торопливо рвал простыни на полосы вместо бинтов.

У носовой пушки стоял Александр Фролов, готовый к новой схватке с врагом. Рядом с мостиком Михаил Зуйков поспешно набивал патронами пулеметные ленты. Командир кормовой пушки Петр Гончаров, с лицом, залитым кровью, пытался снять изуродованный прицел.

Радист Алексей Орещенков, успевший срастить перебитую антенну и связаться с базой, сообщил, что получен сигнал идти на остров Лавенсари. Из кормового люка вылез перемазанный сажей Виктор Рыбаков. Его осторожно поддерживал такой же черный, закопченный Николай Клименко. Замполитрука бережно держал в руках неразорвавшийся снаряд авиационной пушки. Дойдя до кормового среза, он без замаха бросил его за транец, и почти сейчас же в кильватерной струе раздался взрыв.

На мостике «восьмерки» виднелась высокая фигура командира звена. Нужно было спасать жизни тяжелораненых товарищей, и Азеев вел свое звено полным ходом к Лавенсари, видневшемуся на горизонте. [131]

За мостиком «восьмерки» Михаилу Амусину накладывали шину и жгут на руку. У носовой пушки товарищи перевязывали Невского и еще кого-то. Из люка носового кубрика валил дым. Расчеты пулеметов и кормовой пушки, хотя и в меньшем составе, стояли, готовые немедленно открыть огонь по врагу, если он появится.

На полпути к острову мы встретили звено охотников, спешившее занять наше место на линии дозора. Через полчаса вошли в бухту на Лавенсари. На пирсе нас ждали командование дивизиона, товарищи с других катеров, стояли санитарные и пожарные машины.

Азеев коротко доложил командиру дивизиона о бое. Санитарные машины увезли раненых в медсанбат, в том числе и Андрея Паршина, ни словом не обмолвившегося на катере о своем ранении.

Несмотря на старания медиков, спасти удалось не всех: на следующий день на островном кладбище появились новые могилы: моториста Владимира Полуэктова и рулевого Алексея Смирнова, закрывшего меня своим телом от ливня огня «мессершмитта»...

К сожалению, не все вернулись из госпиталя на свои катера. Михаил Амусин получил назначение в штаб одной из частей. Старшину первой статьи Андрея Паршина направили в морскую стрелковую бригаду; вскоре он погиб у Невской Дубровки...

Описанный эпизод схватки малых охотников с фашистской авиацией не являлся из ряда вон выходящим. Такие бои с самолетами противника ежесуточно вели все дозорные катера, и не менее успешно. В сообщении специального корреспондента ТАСС, опубликованном 7 июля 1942 года в газете «Правда», говорилось: «Краснознаменный Балтийский флот. Фашистская авиация ежедневно предпринимает по нескольку налетов на наши катера — морские охотники, несущие дозорную службу. Эти налеты не приносят успеха. За последние дни отважные краснофлотцы сбили одиннадцать вражеских самолетов. Отвагу и мужество при отражении налетов авиации противника показал личный состав катеров, где командирами Амусин и Чернышев. Огнем этих катеров в двух боях уничтожено четыре вражеских самолета».

За успешное отражение ударов противника с воздуха многие члены экипажей дозорных катеров, в том [132] числе «восьмерки» и «двойки», были удостоены правительственных наград.

Англичане, узнав, что командир отделения комендоров МО-302 сбил фашистского аса, действовавшего против них в операции по захвату острова Крит, наградили Александра Фролова именной медалью «За боевые услуги», которой и в самой Великобритании удостаивали немногих.

Потеряв значительное число бомбардировщиков и истребителей от огня дозорных катеров, враг отказался от систематических налетов. А малые охотники продолжали решать свои боевые задачи, в том числе по-прежнему предупреждали ПВО Ленинграда о появлении фашистских самолетов, идущих на город со стороны моря.

Так «мошки» выстояли против гитлеровской авиации.