Первый конгресс Гоминьдана
9 декабря 1923 г. состоялось общее собрание районных организаций Гуанчжоу, обсудившее устав этих организаций и вопрос о создании местных отделений Гоминьдана. [55] К этому времени уже функционировали 62 таких отделения. Число членов Гоминьдана увеличилось до 7780 человек.
По решению ЦИК каждое отделение должно было иметь секретаря и организатора. Здесь, как и в Шанхае, обнаружилось немало политиканов, которые торопились организовывать фиктивные отделения, чтобы фальсифицировать выборы. Были случаи, когда в партию принимали по списку. Один профсоюзный активист, например, привел около 600 своих товарищей, заявив, что весь профсоюз, в котором он работает, вступает в Гоминьдан. В погоне за количеством гоминьдановцев генерал Ян Си-минь отдал такое своеобразное распоряжение подчиненным ему частям: все не вступившие в Гоминьдан должны в трехдневный срок представить письменное объяснение, по какой причине они не сделали этого до сих пор и как скоро намерены сделать.
Чэнь Ду-сю с первых шагов сотрудничества компартии с Гоминьданом полностью отдавал в руки последнего руководство национально-освободительной революцией в стране, он даже ничего не предпринял, чтобы ввести представителя ЦК КПК в Шанхайское бюро ЦИК Гоминьдана.
ЦК КПК выступил с воззванием, в котором коммунистам предлагалось всячески содействовать реорганизации Гоминьдана, посылать представителей для организации новых отделений Гоминьдана, создавать объединенные комиссии в уже существующих отделениях, принимать активное участие в выборах делегатов на конгресс. После этого началась интенсивная работа компартии в Шанхае.
На собрании 9 декабря было наконец решено выделить в Шанхайское бюро Гоминьдана представителя ЦК КП.
При активном участии Коммунистической партии Китая и левых революционных руководителей Гоминьдана, таких, как Ляо Чжун-кай, Гоминьдан постоянно организационно укреплялся, численно рос и превращался в партию блока рабочих, крестьян, городской мелкой буржуазии и национальной буржуазии.
Подготовка к конгрессу, предварительные меры по реорганизации — все это всколыхнуло и разбудило дремавшие силы партии Сунь Ят-сена. Политическая жизнь [56] повсюду забила ключом, особенно это относится к Гуанчжоу, куда каждый день прибывали новые делегаты.
Вместе с тем при подготовке конгресса было допущено много ошибок.
ЦИК постановил, что делегатом может быть только тот, кто после конгресса поедет работать в местную организацию независимо от того, назначен он председателем отделения или избран. Но гоминьдановцы-эмигранты, выходцы из четырех провинций (Юньнань, Гуанси, Хунань и Цзянси), попросили, чтобы им предоставили право выбрать своих делегатов в Гуанчжоу. Сунь Ят-сен согласился. Тем самым постановление ЦИК было нарушено, потому что многие эмигранты вовсе не собирались серьезно работать на местах. Затем с аналогичной просьбой обратились к Сунь Ят-сену хунаньцы, фуцзяньцы и аньхуэйцы. Отказ получили лишь последние.
Среди хунаньцев, которых в Гуанчжоу оказалось очень много, возникли разногласия. Политиканы покупали голоса. Все это вызвало немало протестов, недоразумений, путаницы.
Сунь Ят-сен настаивал, чтобы комиссия по подготовке манифеста и программы Гоминьдана зафиксировала в этих документах общенациональный или конструктивный характер правительства. Дело в том, что дипломатический корпус считал правительство Сунь Ят-сена местным и упорно отказывался признать за ним статус национального правительства Китая.
Упорная борьба развернулась вокруг программы Гоминьдана. Коммунистам и левым гоминьдановцам противостояли правые — сторонники старых форм национально-освободительной борьбы, принимавшие все меры к тому, чтобы затушевать принципиальные разногласия. Предложения коммунистов были сформулированы по следующему плану:
1. Анализ опыта прошлого с раскрытием причин поражений национальной революции начиная с 1911 г. до настоящего времени (отсутствие руководства партии, политической программы, рассчитанной на поддержку масс, партийной дисциплины и т. д.).
2. Критика различных совершенно непригодных проектов, выдвинутых некоторыми группами, партиями и отдельными влиятельными лицами («конституционалистами [57] «, «федералистами» и др.). Критика предложения о создании «делового правительства» под опекой иностранцев и т. д.
3. Конкретное указание на то, какой дальнейший путь предлагает избрать Гоминьдан как политическая партия, стремящаяся к захвату государственной власти. ЦК КПК отмечал: «Гоминьдан должен открыто заявить, на каких принципах будет создана будущая власть. Программу Гоминьдана подготовить сейчас невозможно, ибо программа партии составляется не механически, а является итогом идеологической борьбы и партийной работы. Проект программы можно будет представить к следующему конгрессу. Но даже если сейчас нельзя выработать программу, то, по крайней мере, перед настоящим конгрессом должны быть ясно и отчетливо сформулированы основные политические принципы Гоминьдана — национализм, демократизм, социализм.
Вместе с тем Гоминьдан должен уже сейчас иметь какую-то минимальную программу или платформу, на основе которой он был бы готов объединиться с любой политической группой, ее разделяющей. Иначе говоря, необходимо сформулировать программу-минимум на текущий момент».
Конгрессу предстояло решить все эти вопросы.
Еще первому заседанию Шанхайского бюро ЦИК был представлен первый проект программы. На его обсуждение был потрачен целый вечер. Активное участие в дискуссии приняли Ляо Чжун-кай, Цюй Цю-бо, Ван Цзин-вэй и Ху Хань-минь.
Затем в Гуанчжоу «комиссия четырех» (Ляо Чжун-кай, Бородин, Ху Хань-минь, Ван Цзин-вэй) в присутствии Цюй Цю-бо потратила 15 часов на горячие споры по программным вопросам.
Когда формулировался текст манифеста Гоминьдана, Ван Цзин-вэй упорно стремился заменить термин «крестьянские и рабочие массы» более неопределенными понятиями — «массы», «народ» и т. д. По его настоянию появилось в манифесте и такое положение: «Китайские рабочие известны всему миру своим трудолюбием...» — поэтому-де они и должны получить в виде награды улучшение своего материального положения.
В проекте манифеста излагались причины поражений китайской революции и давалось новое толкование [58] трех народных принципов. Принцип национализма, провозглашал манифест, означает: для всех классов общества борьбу с империализмом, для буржуазии и рабочих развитие национального хозяйства, для рабочих к тому же и избавление от эксплуатации, для национальных меньшинств создание Китайской Республики, в пределах которой все они будут иметь право на самоопределение.
В манифесте ясно говорилось, что интересы безземельного и малоземельного крестьянства и рабочих одинаковы по всей стране, поэтому именно эти классы являются основной революционной силой. Гоминьдан обещал оказывать поддержку экономическим требованиям этих классов и призывал их поддержать революционную программу партии. Это четкое определение движущих сил революции было самым важным достижением нового программного документа Гоминьдана. Главным противником включения этого положения в проект манифеста был Ван Цзин-вэй. Он всячески стремился отвести крестьянству и рабочим в революции лишь роль лояльного союзника, который будет награжден чашкой риса после того, как Гоминьдан станет у власти.
Принцип народного благоденствия сводился к национализации готовых для этого предприятий, проведению земельной реформы и введению рабочего законодательства.
При обсуждении этого пункта в комиссии возникли большие разногласия. В проекте манифеста говорилось, что государство, организованное Гоминьданом, когда он будет у власти, должно предоставить безземельным крестьянам и арендаторам землю, но составители проекта ни словом не обмолвились о том, откуда же государство возьмет эту землю.
В своем заявлении на заседании комиссии в присутствии Сунь Ят-сена М. М. Бородин предлагал создать фонды из земель крупных землевладельцев и тех собственников, которые не работают на земле, а занимаются торговлей или являются государственными служащими и обирают крестьян при помощи денежной или натуральной ренты. Бородин доказывал, что государство должно оказать помощь крестьянству в создании сети оросительных каналов, освоении новых земель и т. д. Он говорил, что, хотя эти мероприятия, возможно, не [59] понравятся некоторым членам Гоминьдана, они будут с радостью приняты лучшими людьми партии и послужат базой для развертывания агитации и пропаганды в массах.
У левых гоминьдановцев существовали еще в то время иллюзии насчет западных демократий и их позиции по отношению к китайской революции. Необходимо было на фактическом материале убедительно доказать им нелепость подобных заблуждений.
Гоминьдановцы заявляли сначала, что конституционные идеи программы они заимствуют у «передовых демократий» и только прибавляют к ним кое-что свое, китайское. Гоминьдан, говорили они, в своей революционной борьбе помимо союзников внутри страны ищет друзей и за ее рубежами. Бородин прямо поставил вопросы: «Кто же эти зарубежные союзники? С какими нациями и государствами вы хотите идти рука об руку? А если обратиться к отдельной стране, например Англии, то с кем вы пойдете: с лордом Керзоном, с Ллойд Джорджем, с Рамзеем Макдональдом, с коммунистами? — Все они представители нации. Кто из них олицетворяет настоящую демократию?»
На заседании комиссии 15 января М. М. Бородин снова спрашивает: «С какими нациями вы собираетесь идти вместе? Вы говорите, что окружение враждебно настроенных империалистических держав мешает вам выступить с заявлением о едином фронте с революционной Россией, и хотите спрятаться за расплывчатым термином «государства и нации». Но достаточно прочесть манифест Гоминьдана, чтобы понять, что вы собираетесь бороться против империализма. Нации и государства делятся на угнетенных и угнетающих. С какими из них собираетесь вы идти рука об руку?»
Комиссией была принята следующая формулировка: «Базируя национально-революционное движение на поддержке широких народных масс своей страны, Гоминьдан в то же время считает необходимым образование общего фронта против империализма и его влияния в Китае с национально-революционным движением других угнетенных стран и тем мировым революционным движением, которое имеет общую с нашей партией цель — бороться за освобождение колониальных и полуколониальных стран». Сунь Ят-сен считал такую формулировку [60] несвоевременной тактически. Он полагал, что Англия никогда не потерпит в платформе Гоминьдана пункта, который прямо ударяет по ее интересам в Индии, а Франция «со всеми ее радикальными политическими элементами» ополчится на Гоминьдан за этот пункт как направленный против ее владычества в Аннаме. Смысл этого пункта, по мнению Сунь Ят-сена, заключался в том, что Гоминьдан должен был помогать народам Кореи, Индии, Аннама и т. д. Но ведь их положение, говорил он, гораздо легче нашего: у корейцев, индийцев, аннамитов один хозяин — это все-таки лучше, чем множество хозяев, которые раздирают на части Китай. Не добившись еще национального единства Китая, не накопив сил для отпора империалистам в Китае, нельзя выступать с заявлением, рассчитанным лишь на проблематичную поддержку английского рабочего движения или французских социалистов и радикалов. Сунь Ят-сен так аргументировал свое мнение: если во время таможенного конфликта гонконгскому генерал-губернатору удалось удержать английское министерство иностранных дел от решительных мер и добиться даже отзыва английского консула из Гуанчжоу, то подобного рода заявление, сделанное Гоминьданом, все это подорвет.
«Конечно, английский губернатор поступил таким образом только потому, — говорил Сунь Ят-сен, — что я пригрозил снова вызвать забастовку в Гонконге. Забастовка ведь однажды уже полностью парализовала Гонконг. Надо вам сказать, мои угрозы не основаны на уверенности, что действительно можно было бы снова вызвать движение среди гонконгских рабочих. Вместе с тем лично я стою полностью на точке зрения единого фронта национально-революционного движения всех угнетенных стран, по этому поводу неоднократно высказывался и, между прочим, написал в Японию письмо в этом духе...»
В конце концов позиция Сунь Ят-сена была сформулирована им так: «Вполне высказываясь в пользу единого фронта национально-революционного движения угнетенных стран, я тем не менее нахожу включение такого заявления в новую платформу Гоминьдана сейчас несвоевременным. Когда настанет момент для такого заявления, я безусловно выскажусь в его пользу».
Как известно, Сунь Ят-сен еще раньше пришел к [61] выводу о необходимости союза с Советской Россией, и эту политическую установку он провозгласил на Первом конгрессе Гоминьдана.
18 января 1924 г. на заседании коммунистической фракции был в основном одобрен проект манифеста Гоминьдана. Поправки были внесены только по земельному вопросу и по вопросу о национальных меньшинствах.
Утром 20 января в Гуанчжоу под председательством Сунь Ят-сена открылся Первый конгресс Гоминьдана. В его работе приняли участие около 160 делегатов, съехавшихся из всех провинций Китая, и китайских эмигрантов из стран Юго-Восточной Азии.
Порядок первого дня был следующий:
1. Церемония открытия.
2. Вступительная речь Сунь Ят-сена.
3. Выборы президиума.
4. Доклад Сунь Ят-сена о положении в Китае и о реорганизации Гоминьдана.
5. Манифест Гоминьдана.
6. Выборы комиссии для разработки манифеста.
7. Формирование правительства.
Церемония открытия состояла в том, что вставшие с мест делегаты отвесили три поклона знамени Гоминьдана и один поклон Сунь Ят-сену, после чего оркестр исполнил гимн.
После поздравительных речей делегатов с мест и приветствия от имени гуандунских гоминьдановских организаций Сунь Ят-сен выступил с приветствием конгрессу. «Спасти страну призван Гоминьдан, — сказал он. — Только создав сильную организацию, могущую выдвинуть правительство и сместить его в случае необходимости, способную проводить в жизнь революционные принципы, Гоминьдан сможет выполнить свою задачу. Революция в Китае не закончилась. Но независимо от воли отдельных личностей или группировок революция будет продолжаться, пока ее задачи не будут выполнены. Гоминьдан принимает деятельное участие в революции, но до сего времени в его рядах не было строгой дисциплины, хорошей организации и, что очень важно, его программа не была популярна в народных массах. Теперь к нашей цели найдена более короткая дорога и мы сможем завоевать симпатии всего китайского [62] народа. Реорганизация партии на основах, более соответствующих современному моменту, даст нам возможность реорганизовать в дальнейшем китайское правительство. Понесенные Гоминьданом большие потери не являются результатом каких-то внешних причин, они произошли в результате ошибок, которые делались членами Гоминьдана, стремившимися главным образом удовлетворить свои личные интересы и не уделявшими внимания общим целям и задачам как партии, так и всего общества. Реорганизация Гоминьдана должна привести к тому, чтобы его члены отказались от личного блага и принесли его в жертву нации».
После своей речи Сунь Ят-сен обратился к делегатам с предложением избрать президиум. Его предложение было принято единогласно.
Сунь Ят-сен тут же перечислил намеченных им лиц: Ван Цзин-вэй, Ху Хань-минь, Се Чи, Линь Сэнь, Ли Да-чжао (коммунист, делегат Пекина) и др.
В это время к зданию, где заседал конгресс, подошли первые колонны районных гоминьдановских организаций г. Гуанчжоу. Для встречи демонстрантов были избраны три делегата.
В тот же день в два часа дня состоялось второе заседание. Сунь Ят-сен выступил со своим основным докладом.
Содержание этого доклада свелось к следующему. После поражения первой революции положение в Китае стало таким, что всякий имеет право бросить Гоминьдану обвинение в разрушительной работе, но при этом нельзя упускать из виду условия, в которых была совершена попытка изменить жизнь Китая и улучшить положение народа. Гоминьдановцы были обмануты монархистами и Пекинским правительством. Нанкинское республиканское правительство продержалось всего три месяца, после чего власть перешла к Юань Ши-каю. Естественно, что за этот короткий срок не было возможности совершить коренные преобразования, а Юань Ши-кай свел на нет даже ту работу, которая все-таки была выполнена.
Во время революции в Гоминьдан вступили многие «мандарины». Формально они считали себя последователями идей Гоминьдана, на самом же деле мешали партии работать. Нельзя возлагать на Гоминьдан ответственность [63] за настоящее тяжелое положение Китай. Партия всеми силами стремилась добиться успеха, но внешние и внутренние причины всякий раз отбрасывали ее назад. В ходе первой революции народ поддерживал Гоминьдан, а теперь некоторые склонны обвинить нас в настоящем тяжелом положении Китая. Это говорит только о том, что наша партия не выполнила своей задачи и ответственность ее весьма велика.
Если мы посмотрим на Советскую Россию, победоносно осуществившую революцию, и сравним организацию Коммунистической партии большевиков с нашей, то наши недочеты и ошибки станут сразу понятны нам. Каждому будет ясно, что, если мы решили победить, нам необходимо реорганизовать партию. Советская Россия должна служить нам примером. Если мы сможем в наших условиях реорганизовать Гоминьдан по образцу правящей партии Советской России, положение Китая коренным образом изменится.
Нам нужно создать дисциплинированную партию, нужно дружно работать, отбросив все личные интересы, стойко переносить все невзгоды и посвятить себя одной цели — спасению Китая.
Окончив доклад, Сунь Ят-сен попросил секретаря зачитать выработанную ЦИК программу Гоминьдана, т. е. манифест, принципы Гоминьдана и три политические установки.
Затем Ляо Чжун-кай предложил поручить Сунь Ят-сену назначить комиссию из девяти человек для детального рассмотрения и внесения поправок и добавлений в проект программы.
Против новой программы никто не выступал, дебаты неожиданно разгорелись по вопросу о составе и количестве членов комиссии.
Сунь Ят-сен обещал представить список кандидатов на следующий день. Конгресс просил его сделать это немедленно. Сунь Ят-сен передал председательство Ху Хань-миню, а сам совместно с Ляо Чжун-каем, Ван Цзин-вэем и другими занялся подбором кандидатур в комиссию.
Между тем слово было предоставлено докладчику по вопросу об организации правительства Линь Сэню.
Доклад вызвал оживленные прения. Никто не высказался против организации правительства, дебаты шли [64] лишь о своевременности его создания. Некоторые предлагали отложить вопрос, другие — реорганизовать Гоминьдан, а потом уже приступить к формированию правительства и т. д.
С большой речью вновь выступил Сунь Ят-сен. Он напомнил историю китайской революции и охарактеризовал роль, которую сыграл в ней Гоминьдан, рассказал о прежних попытках создания республиканского правительства.
«В революции, — говорил Сунь Ят-сен, — нужно действовать открыто, и она должна непременно иметь руководящий политический орган. Весь мир должен знать, за какое правительство мы боремся. В основу деятельности правительства будут положены принципы Гоминьдана. Мы развернем самую широкую пропаганду в массах, и тогда они сами потребуют создания нового правительства в противовес Пекинскому правительству милитаристов.
Посмотрите на Советскую Россию. Партия русских коммунистов осуществила революционные принципы и создала самую демократическую в мире конституцию. Молодая республика России была окружена врагами, но партия коммунистов в противовес контрреволюционным правительствам Колчака, Деникина и другим создала революционное правительство, вокруг которого объединился весь народ. Многие, вероятно, думают, что я слишком часто хорошо говорю о Советской России, выступаю против тех, кто не хочет брать ее за образец. Они, вероятно, думают, что я оставил путь Гоминьдана и хочу идти по пути «советизации». Мы живем в опасное время, мы должны учиться урокам истории, результаты же русской революции видны всем, и мы должны брать с нее пример, если желаем создать сильную, организованную и дисциплинированную партию».
Ван Цзин-вэй, открывая заседание на второй день работы конгресса, сообщил, что Сунь Ят-сен занят неотложными делами и присутствовать не сможет. Председателем был избран Линь Сэнь.
В этот день конгресс заслушал доклад Тань Пин-шаня о деятельности ЦИК и доклады местных организаций. Затем состоялось троекратное чтение по параграфам проекта манифеста Гоминьдана. Слово взял появившийся в зале Сунь Ят-сен. [65]
«Чтение доклада о работе комиссии закончено, — сказал он, — но прежде чем приступать к голосованию, я хочу откровенно заявить, что этот вопрос требует еще многих разъяснений. В манифесте изложены принципы нашей партии, к ним нужно отнестись с большой серьезностью. Прежде всего необходимо выразить единодушное согласие с ними, и только после этого можно говорить о манифесте Гоминьдана в целом. Я знаю, что среди старых и новых членов партии многие не понимают наших принципов, и если они их не поймут и теперь, то в будущем неизбежны распри. Чтобы этого избежать, я хочу остановиться на этом вопросе подробнее.
Два года тому назад многие пекинские студенты, не понимавшие принципа народного благоденствия (социализма), увлеклись принципами коммунизма и начали вести коммунистическую пропаганду. Они были уверены, что коммунизм — это новое учение, а принципы Гоминьдана — старое. С другой стороны, многие гоминьдановцы старого поколения считают, что коммунизм — очень опасное учение, и поэтому ведут против него борьбу и не желают работать с коммунистами. Студенты, в свою очередь, отказываются работать с такими гоминьдановцами. Молодые члены Гоминьдана сначала увлекались новизной, они сочувствовали русской революции и коммунизму как самому последнему типу социализма. Они даже ездили в Россию, чтобы учиться коммунизму, но русские товарищи разъясняли им, что в Китае нужно вначале бороться за национальную революцию, т. е. выступать за национальное освобождение страны, и что коммунистам нужно работать совместно с Гоминьданом.
Убедившись в справедливости этих доводов, молодые товарищи изменили свое отношение к Гоминьдану и решили войти в нашу партию для совместной работы, но старые наши кадры все еще боятся, что вошедшие в Гоминьдан коммунисты взорвут его изнутри. К моему удивлению, эти товарищи совсем не понимают принципа народного благоденствия, да и понять его не хотят.
Недавно я получил несколько телеграмм от гоминьдановцев из стран Юго-Восточной Азии, в которых они спрашивают меня, не стала ли наша программа коммунистической. Если стала, то они грозят выйти из [66] Гоминьдана. Именно эти телеграммы заставили меня сегодня прийти на конгресс.
Почему они посылают нам подобные телеграммы? Потому что они живут за границей, читают иностранные газеты, обмануты иностранной пропагандой. Иностранцы, живущие в колониях, озлоблены против Советской России. Они боятся, что пример России нанесет им сокрушительный удар, и ведут против нее самую ожесточенную пропаганду. Наши соотечественники в колониях дышат злобной по отношению к Советской России атмосферой. Они не понимают происшедших там изменений и поэтому думают, что реорганизация Гоминьдана на принципах Коммунистической партии для нас — смерть. Шесть лет тому назад положение революционной России было очень тяжелым, но теперь парламенты Англии, Франции и Японии готовятся признать Советскую Россию. Очевидно, Советское правительство не тигр и людей не ест. Все страны теперь не боятся Советской России, почему же мы должны ее бояться? Если бы наша партия восприняла принципы коммунистов, это было бы неплохо, но принципы Гоминьдана для Китая больше подходят, чем принципы Российской Коммунистической партии. Наши принципы вмещают в себя идеи социализма, коллективизма и коммунизма. Старым членам Гоминьдана нечего бояться принципов русского коммунизма.
Я надеюсь, что члены Гоминьдана поймут, что между нашими принципами и принципами коммунизма нет большой разницы, не станут предаваться пустым страхам, а будут упорно работать на пользу партии и родины».
Закончив под громкие аплодисменты свою речь, Сунь Ят-сен заявил, что за поздним временем голосование манифеста откладывается до следующего дня, и закрыл заседание.
В повестке третьего дня работы конгресса были следующие вопросы: 1) об уставе партии (докладчик Сунь Фо); избрание комиссии для разработки устава;
2) о партийной дисциплине (докладчик Ху Хань-минь);
3) о военном положении и о таможне (докладчик Ван Цзин-вэй).
Эти вопросы повестки активного обсуждения не вызвали. [67]
На четвертый день заседание конгресса открылось с опозданием. Ван Цзин-вэй сообщил, что Сунь Ят-сен присутствовать не сможет. Председателем был избран Ху Хань-минь.
Конгресс заслушал доклад о пропаганде и прессе.
К концу доклада в зале появился Сунь Ят-сен. Он был явно чем-то встревожен, едва отвечал на приветствия делегатов. Заняв председательское место, Сунь Ят-сен по окончании доклада предложил избрать комиссию для разработки плана пропаганды и организации прессы. На этом утреннее заседание закрылось.
23 января днем, когда проект манифеста Гоминьдана должен был быть представлен конгрессу для утверждения, Сунь Ят-сен под давлением своих правых советников решил его изъять и заменить программой, написанной им для национального правительства. Эта программа совершенно не затрагивала современного политического положения в Китае, не указывала никаких конкретных путей борьбы и содержала ряд явно утопических идей. Существует следующая интересная запись М. М. Бородина об этом критическом моменте в работе конгресса Гоминьдана.
«23 января днем Сунь Ят-сен прислал нарочного с просьбой приехать к нему. Он встретил меня в секретариате конгресса. Первый его вопрос был таков: не лучше ли изъять манифест Гоминьдана и вместо него представить программу, написанную им для национального правительства, которое будет сформировано на конгрессе. Против этой программы правые ничего не имели бы; наоборот, они бы ее приветствовали как самое лучшее средство избавиться от тех проклятых вопросов, которые выдвигались в проекте манифеста Гоминьдана. В программе (провозглашалось намерение правительства удовлетворить четыре главные потребности народа: в пище, одежде, жилье и транспортных средствах. В программе нет ни слова о том, что такое «народ», интересы которого собирается защищать правительство, какими путями можно этого всего добиться, какие должны быть созданы условия в Китае для осуществления этой утопии. Поэтому программа, конечно, с радостью была бы [68] принята мелкобуржуазными гоминьдановцами как в самом Китае, так и за границей, где обуржуазившиеся гоминьдановцы сейчас живут в страхе, что партия выскажется против империализма и этим повлечет за собой их изгнание из Юго-Восточной Азии.
Возникает вопрос: почему они попросту не выходят из Гоминьдана, чтобы хоть не мешать национально-освободительной борьбе? Нет, говорят они, как можно выйти из Гоминьдана, в котором они числятся по 20 лет. Это было бы нарушением «почитания предков». На деле под этим «почитанием предков» кроются определенные корыстные цели. Дело в том, что всевозможные пройдохи, политические дельцы, прикрываясь именем Гоминьдана, собирают среди живущих за границей китайцев огромные средства для «борьбы за независимость». В одной Канаде 10 тыс. китайцев, главным образом рабочих, поддерживают Гоминьдан. На самом деле в Китай на нужды революционной борьбы попадает очень малая доля этих средств. Все доходы Гоминьдана оказываются в карманах пройдох. Покуда можно обирать китайцев за границей, ничем не рискуя, т. е. покуда Гоминьдан увлекается всякими утопиями, не представляющими никакой опасности для империалистов (а стало быть, последние ничего не имеют против Гоминьдана), эти пройдохи очень довольны. Но с того дня, когда Гоминьдан в своей платформе ясно и определенно скажет, что он будет вести борьбу за национальную независимость Китая, неизбежно наступит конец легкой наживе гоминьдановских авантюристов за границей.
Таким образом, понятно, почему заграничные гоминьдановцы, не массы, а их руководители, приехавшие на конгресс — чиновники, а также торговцы, помещики, ухватились за изложенную правительственную программу. Они сделали все от них зависящее, чтобы склонить Сунь Ят-сена отказаться от проекта манифеста и заменить его этой программой. Они собирались каждый вечер на совещание. Забегали к Сунь Ят-сену с черного хода, стараясь его устрашить катастрофическими последствиями принятия манифеста. Их друзья из-за границы посылали в адрес Сунь Ят-сена телеграммы с выражением опасений, что Гоминьдан попал в руки большевиков, и т. д. Они даже успели произвести замешательство в рядах левых гоминьдановцев, испугавшихся [69] раскола. Это замешательство уже стоило важного пункта манифеста, в котором говорится о земельном фонде, слагающемся из земель крупных землевладельцев и т. д. Это была уступка правым в интересах формального единства. Довольные своим успехом в земельном вопросе, правые «работали» не покладая рук, чтобы похоронить весь проект манифеста.
Оправдались опасения, что и Сунь Ят-сен, следуя старой и пагубной линии «почитания предков», иначе говоря дружбе с людьми, числящимися в партии по 20 лет и отдававшими поклон его портрету каждый раз, когда они собирались, постарается избежать трений и согласится снять проект манифеста, выставив программу правительства.
Момент был критическим. Изъятие проекта манифеста означало бы, что конгресс собрался без всякой пользы, что по-прежнему господствует пустопорожняя фразеология Гоминьдана.
На поставленный мне Сунь Ят-сеном вопрос я, разумеется, ответил, что считаю замену манифеста программой недопустимой. Переубедить Сунь Ят-сена в чем-нибудь, вообще говоря, трудно. Между тем в своей программе он исходит не из конкретных задач национально-революционного движения, а из той перспективы, которая ожидает это. движение через сто лет. Я сказал Сунь Ят-сену, что программа нуждается в доработке, что ее следовало бы опубликовать, но ни в коем случае не смешивать с манифестом конгресса, в котором впервые более или менее ясно говорится о непосредственных задачах партии и о том, как партия себе представляет свои политические принципы. Я полагал, что если правительственная программа сама по себе никакой пользы не принесет, то во всяком случае и вреда от нее не будет. Если же манифест Гоминьдана будет принят конгрессом, то именно он станет базой для развития национально-революционного движения Китая с действительно революционным Гоминьданом во главе. Утопическая правительственная программа не имеет практического значения, манифест же как документ, отвечающий на жизненные вопросы Китая, станет руководящим и решающим документом движения...
После продолжительной беседы, в ходе которой я приводил самые различные аргументы, Сунь Ят-сен [70] решил дело в пользу манифеста с тем, чтобы правительственная программа тоже была напечатана.
Этому решению Сунь Ят-сена способствовало еще одно важное обстоятельство, которое тоже было предметом нашей беседы. Дело в том, что в газетах была напечатана беседа между Сунь Ят-сеном и американским послом Шерманом. Последний после трехчасового разговора с Сунь Ят-сеном опубликовал только то, что можно было использовать в интересах американского вмешательства в дела Китая, скрыв остальное. Сунь Ят-сен, в частности, заявил Шерману, что он возьмет таможню силой, даже если бы ему пришлось воевать со всеми державами. Шерман обещал содействовать полюбовному разрешению вопроса о передаче таможенных излишков Гуанчжоускому правительству при том условии, что оно употребит их только на улучшение судоходства и фарватера реки, а не на военные нужды. С этим Сунь Ят-сен согласился, но упрекал Шермана, да и вообще иностранные державы, в несправедливом отношении к Китаю. «Они ведут борьбу со мной и с моим правительством, — говорил Сунь Ят-сен, — отказывая в том, что принадлежит нам по праву, в то время как они поддерживают дуцзюней, вместо того чтобы в соответствии с решением Вашингтонской конференции своим вмешательством разоружить их». Он говорил Шерману, что готов участвовать в конференции круглого стола для обсуждения создавшегося положения при условии, если все разоружатся, оставив только полицию для охраны порядка. Из всего этого посол Шерман опубликовал только отрывки, которые могли создать впечатление, будто Сунь Ят-сен высказался за вмешательство иностранцев в китайские дела с целью разоружения дуцзюней и т. д.
— Как вы думаете, — спрашивал Сунь Ят-сен, — какое впечатление такое заявление, сделанное от моего имени, может произвести? И что следовало бы сделать, чтобы исправить положение?
На это я ответил, что его молчание теперь означало бы подтверждение сделанного от его имени заявления о вмешательстве иностранцев и т. д., а стало быть, что ни один китайский патриот ему этого не простит. Это измена народу, даже если под вмешательством понимать разоружение дуцзюней империалистами, врагами Китая. [71]
Если же заявление является передержкой, извращением смысла его разговора с Шерманом, а я уверен, что оно так и есть, то надо немедленно выступить с опровержением. Одной из форм опровержения может быть выступление на конгрессе, в котором ясно и определенно говорилось бы о борьбе со всяким вмешательством империалистов во внутренние дела Китая, о борьбе со всякими их привилегиями и специальными правами, об отмене неравноправных договоров, навязанных вооруженной силой, и т. д. Тут Сунь Ят-сен имел бы прекрасный случай рассеять всякие домыслы насчет его соглашательства с иностранцами и поддержки иностранной интервенции в Китае. Это его выступление было бы напечатано во всем мире, и тогда стремление американского посла Шермана использовать имя Сунь Ят-сена для империалистических домогательств в Китае потерпело бы постыдное фиаско.
Я снова и снова ставил перед Сунь Ят-сеном вопрос: как долго он еще будет питать иллюзию, что китайский народ может получить какую-нибудь помощь от США, Англии или Японии? Не ждал ли он уже чересчур долго этой поддержки и не пора ли подвести итог прошлому, полному иллюзий и провалов, и перейти к новым путям?
— Вам предстоит решить, — говорил я Сунь Ят-сену, — будете ли вы добиваться соглашения между угнетенным Китаем и другими угнетенными странами, с одной стороны, и империалистическим миром — с другой, или же будете бороться за права тех, кто прав. Если бы мы с вами беседовали не сейчас, а до мировой войны и победы русской революции, то вы могли бы себе представить борьбу за права угнетенных стран в виде борьбы маленького кружка идеалистов, затерянного где-нибудь за границей и лишь мечтающего о сражении с империализмом. В настоящее время речь идет о революционном движении в мировом масштабе. Вас поддержат 150 миллионов советских людей, немецкий народ, чья страна доведена тоже до состояния полуколонии, вас поддержит Турция, только что добившаяся самостоятельности, но не располагающая какой-либо гарантией от разгрома в случае победы империализма над всем остальным миром. Почувствуют в вас борца за дело угнетенных национальностей народы Персии, Индии и других стран Азии. Одним словом, вам предстоит решить [72] вопрос: пойдете ли вы с национально-революционным движением всего мира или же будете по-прежнему убеждать Шермана в его несправедливости по отношению к Китаю и даже ждать от него или представителей других подобных США стран вмешательства в дела Китая.
Сунь Ят-сен кивал головой и выказывал другие знаки одобрения. Когда наша беседа кончилась, он пожал мне руку, сошел вниз и занял место председателя. Он великолепно провел доклад комиссии по манифесту Гоминьдана и оживленные дебаты. Конгресс одобрил проект манифеста. Сунь Ят-сен голосовал за него первым».
Приведенные записи М. М. Бородина были сделаны им в ходе напряженной борьбы за манифест Гоминьдана, поэтому они носят местами печать полемической, в какой-то мере субъективной оценки действий Сунь Ят-сена. Но эти записи тем не менее ценный документ эпохи, отражающий честное отношение Сунь Ят-сена к революционной борьбе.
Всю свою жизнь Сунь Ят-сен отдал преобразованию Китая, действительно всеми силами до последнего дня жизни служил родине. Мы видим, что в борьбе за манифест Гоминьдана у Сунь Ят-сена были колебания, но они не помешали ему найти правильное решение и проводить в жизнь новую программу Гоминьдана, от которой он уже не отступал.
Вернемся к заседанию конгресса Гоминьдана 23 января, посвященному обсуждению проекта манифеста. С докладами выступили Ху Хань-минь и Дай Цзи-тао.
В прениях первым слово взял Ляо Чжун-кай.
«Я нахожу, — сказал он, — что выработанный проект манифеста ясен и понятен. Это продукт тщательной и серьезной, продуманной работы. Наша новая политическая программа указывает цели, за осуществление которых мы будем бороться. В ней изложены наши принципы. В отличие от других партий Гоминьдан отныне будет иметь программу, выработанную конгрессом партии. Программа показывает нам, что мы в состоянии сделать и чего при настоящих условиях мы можем добиться. Мы ничего не внесли в нее невыполнимого. Наша программа выражает чаяния всего китайского народа, и я надеюсь, что общими усилиями мы проведем ее в жизнь полностью». [73]
Последние слова Ляо Чжун-кая сопровождались шумными аплодисментами.
Кто-то из делегатов потребовал передать проект еще раз в комиссию, но он остался в одиночестве. Остальные предложения свелись лишь к изменению нескольких пунктов.
После обсуждения поправок Сунь Ят-сен обратился к конгрессу: «Пусть все, кто находит манифест приемлемым, поднимут руки!»
Новый манифест Гоминьдана был принят подавляющим большинством голосов. В зале раздались бурные аплодисменты.
После этого Сунь Ят-сен обратился к конгрессу с речью, основное содержание которой сводилось к следующему.
Манифест, представленный в окончательном виде комиссией, единодушно принят конгрессом. Отныне не только делегаты конгресса, но и все члены Гоминьдана должны работать в соответствии с этим манифестом для достижения революционных целей нашей партии.
Появление манифеста Гоминьдана — огромное событие для национально-революционного движения не только нашей страны, но и всех угнетенных народов. Это означает, что мы вступаем в новый период истории нашей партии и что мы должны применять новые методы в политической борьбе.
До сих пор нашей партии не хватало сплоченности и настойчивости в выполнении поставленных задач. Отныне мы пойдем другой дорогой по пути к победе.
Действительно, мы свергли маньчжурскую династию, но вскоре после этого пошли на соглашение с реакционными силами, убивая этим революцию. Мы поднялись против контрреволюции с оружием в руках, но в этой войне забыли даже самое слово «революция». В ходе борьбы за временную конституцию в Гуандуне или в Сычуани не было и намека на «революцию». Поэтому не удивительно, что даже Цао Кунь и У Пэй-фу могли объявлять себя сторонниками временной конституции.
Снова и снова мы шли на соглашения и делали уступки врагам национально-революционного движения. Если партия в тяжелой борьбе за свои революционные принципы, от осуществления которых зависят свобода, независимость и счастье народа, постоянно уступает и [74] идет на соглашение с врагами революции, если у нее не хватает сплоченности и настойчивости, — она никогда не добьется победы.
Всем делегатам нужно тщательно изучить манифест Гоминьдана, понять его и распространять в широчайших народных массах. Народ должен узнать нашу программу и помочь нам в борьбе за дело нашей родины. Но прежде всего манифест должен внушить каждому члену Гоминьдана, что больше не будет никакого соглашательства, никаких уступок врагу. Лозунг партии — сплоченность и настойчивость в осуществлении наших революционных целей.
Если подойти к манифесту более широко, то он означает, что мы начинаем борьбу с внутренним милитаризмом и иностранным империализмом. Для этой цели мы укрепляем единый фронт со всеми угнетенными народами. Мы боремся не только за освобождение китайского народа, но также и за освобождение других угнетенных народов, за уважение прав всех наций.
Речь Сунь Ят-сена была встречена овацией делегатов.
Принятый конгрессом манифест в первой части содержит характеристику политического и экономического положения Китая; во второй — изложение новых принципов Гоминьдана и в третьей — политическую программу Гоминьдана.
«Перед полуфеодальным, зависимым от международного империализма Китаем, — говорилось в манифесте, — стоит задача путем антиимпериалистической, антифеодальной революции, на основе «трех народных принципов» в новой трактовке, данной самим Сунь Ят-сеном, объединить страну в демократическое государство».
Принцип национализма подразумевал борьбу китайского народа за освобождение от империализма, а также полное равенство между всеми национальностями Китая. «Вся задача борьбы за национальное освобождение для широких масс сводится к борьбе против империализма... Для этого Гоминьдан должен всеми силами поддерживать организацию народных масс, развязывая таким образом национальную энергию. И только в глубокой связи Гоминьдана с массами Китая кроется залог достижения действительной национальной независимости страны». [75]
Принцип демократизма означал предоставление широких политических прав народу. «Демократизм Гоминьдана, — говорилось в манифесте, — рассматривается не с точки зрения «врожденных прав человека» вообще, но с точки зрения революционной потребности Китая в настоящее время. Власть должна принадлежать только гражданам Республики, нельзя давать власти противникам революции. Точнее говоря, всеми правами и свободами должны широко пользоваться те люди и организации, которые стоят на платформе действительной борьбы против империализма, но эти свободы ни в коем случае не должны распространяться на тех людей и те организации, которые содействуют иностранным империалистам или их ставленникам в Китае». Таким образом, принцип демократизма также подразумевал антимилитаристскую и антифеодальную борьбу китайского народа.
Принцип народного благоденствия предполагал наделение крестьян землей. «Поскольку Китай, — говорилось в манифесте, — страна земледельческая, где крестьянство страдает больше всех других классов, Гоминьдан требует, чтобы безземельные крестьяне и арендаторы получали от государства землю и средства для ведения хозяйства».
Манифест требовал, «чтобы государство помогало безработным, создало рабочее законодательство с целью улучшения положения рабочих».
Выдвигая задачу ограничения капитала, манифест предусматривал передачу государству принадлежащих китайцам или иностранцам тех предприятий, «которые монополизируют всю отрасль определенной промышленности или слишком велики, чтобы ими управляли частные предприниматели (например, банки, железные дороги, водные пути сообщения и т. д.)».
В качестве программы-минимум во внешней политике манифест выдвигал требование ликвидации неравноправных договоров и заключения новых договоров с иностранными государствами на основе полного уважения суверенитета обеих сторон; во внутренней политике манифест требовал разграничить власть между центральным правительством и провинциями; ввести всеобщее избирательное право; предоставить народу свободу слова, собраний, союзов, печати, вероисповедания [76] и местожительства; наделить землей крестьянство; восстановить профсоюзы и т. д.
Манифест влил новое содержание в программу реорганизованного Гоминьдана и дал ему в руки революционное знамя.
Новые три народных принципа включали и три основные политические установки Сунь Ят-сена: союз с Россией, союз с Коммунистической партией и поддержку крестьян и рабочих.
Утреннее заседание пятого дня работы конгресса открылось чтением приветственной телеграммы советского посла в Пекине Л. Карахана. Раздались громкие аплодисменты. Конгресс принял решение послать советскому представителю ответную телеграмму.
Затем Сунь Фо сообщил, что из Англии получено сообщение о падении правительства консерваторов и назначении премьер-министром лидера лейбористской партии Рамзея Макдональда, который предложил признать Советскую Россию и признает также Гоминьдан. Единогласно было решено отправить приветственную телеграмму Макдональду.
Мы с Николаем Терешатовым приехали в Гуанчжоу 25 января 1924 г.
В этот день на заседании конгресса Гоминьдана была объявлена скорбная весть о кончине В. И. Ленина. Город был в трауре. Сунь Ят-сен, питавший глубочайшее уважение к. великому Ленину, произнес на конгрессе речь, посвященную памяти вождя мировой революции. Присутствовавший при этом корреспондент Российского Телеграфного Агентства сообщил: «Во время доклада об уставе Гоминьдана доносятся слова команды: «Смирно!», и через несколько секунд в зал входят Сунь Ят-сен, тов. Бородин и министр иностранных дел У Чжао-шу. Все делегаты приветствуют вошедших. Сунь Ят-сен поднимается на трибуну, прерывает оратора и обращается к присутствующим с взволнованной речью, в которой сообщает о смерти Ленина. Его слова произвели потрясающее впечатление. Конгресс принял их с какой-то жутью, взоры всех устремились в сторону Сунь Ят-сена [77] и Бородина. В зале стояла полнейшая тишина, ни одна бумажка не зашуршала, ни одного звука не было слышно. Сунь Ят-сен говорил медленно, почти шепотом, чувствовалось, что он был глубоко потрясен». Действительно, слова о Ленине, произнесенные Сунь Ят-ееном на конгрессе, и сейчас поражают своей глубиной и искренностью.
«За многие века мировой истории, — говорил Сунь Ят-сен, — появлялись тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, — исключение. Ты не только говорил и учил, но претворял свои слова в действительность. Ты создал новую страну, ты указал нам путь для совместной борьбы, ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти по указанной тобой дороге, и хотя мои враги против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это. Ты умер... но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек».
По предложению Сунь Ят-сена конгресс принял текст письма ЦК РКП (б) и Советскому правительству с выражением соболезнования по поводу смерти В. И. Ленина. «Труды Ленина, — говорилось в письме, — главного строителя новой России, в настоящий момент вдохновляют мысли и решения нашего конгресса, главная задача которого — превратить партию в национальную организацию, которая объединит Китай и добьется благополучия китайского народа в условиях демократического образа правления...».
Конгресс Гоминьдана принял решение объявить трехдневный траур и перенести следующее заседание на 28 января. В дни траура состоялись митинги студентов, солдат, всего населения, проводились беседы о В. И. Ленине, о содержании нового манифеста Гоминьдана.
Во время конгресса в Гуанчжоу происходили ожесточенные дискуссии. Для некоторых гоминьдановцев все еще был неясен вопрос, насколько правомерно участие коммунистов в Гоминьдане при условии сохранения организационной и политической независимости Коммунистической партии. Правые гоминьдановцы, вообще выступавшие против трех политических установок Сунь Ят-сена, распускали о коммунистах самые нелепые слухи. [78]
Вполне естественно, что мы с Терешатовым сразу же окунулись в эти споры и дискуссии. Не проходило дня, чтобы мы не встречались с М. М. Бородиным и с китайскими товарищами. Они подробно рассказывали нам обо всем, что происходило на заседаниях и в кулуарах конгресса.
Еще в первый день работы конгресса, на банкете, устроенном Сунь Ят-сеном для делегатов, один из них — Мао Цзу-цюань в своей речи сказал: «Если коммунисты принимают нашу программу, то они должны покинуть свою партию». Сунь Ят-сен тут же с полной убедительностью разъяснил ему, почему КПК входит в Гоминьдан.
24 января в комиссии по разработке устава был поднят снова вопрос о коммунистической фракции в Гоминьдане. Профессор Шанхайского университета Хэ Ши-чжэнь внес предложение запретить членам Гоминьдана входить в другие партии. Многие возражали против этого предложения, и профессор вынужден был снять его. Ван Цзин-вэй все-таки предложил вынести этот вопрос на пленарное заседание конгресса. В частной беседе с Ли Да-чжао он сказал, что лучше выяснить все до конца на конгрессе, для чего Ли Да-чжао или кто-либо другой из руководителей КПК должен выступить с соответствующим заявлением.
25 января состоялось заседание коммунистической фракции конгресса. Обсуждался один вопрос: следует ли выступить на конгрессе с официальным заявлением о принципах работы коммунистов в Гоминьдане?
«Лучше высказать откровенно нашу позицию, — говорил на этом заседании Ли Да-чжао, — разъяснить, почему и для чего мы вступаем в Гоминьдан. Некоторые старые гоминьдановцы думают, что мы вступили в их партию, чтобы пользоваться их средствами и делать свое дело, отнять у них чашку риса, занять их место».
Было принято предложение: в прениях по главному докладу затронуть вопрос о работе коммунистов в Гоминьдане. «Желательно это сделать в присутствии Сунь Ят-сена», — рекомендовал Бородин.
«Конечно, нужно, чтобы Сунь Ят-сен высказал свою точку зрения, — согласился с Бородиным Ли Да-чжао. — Мы хотим добиться, чтобы Сунь Ят-сен сделал ясное заявление по этому вопросу. Мы вступаем в Гоминьдан, [79] чтобы помочь его реорганизации и развитию национально-революционного движения. Мы не намерены что-либо красть у Гоминьдана. Если у Гоминьдана есть какие-либо сомнения в этом, то они должны быть высказаны прямо. Сунь Ят-сену хорошо известна история вопроса о нашем вступлении в Гоминьдан и цели, которые мы преследуем при объединении».
Было решено выступить с заявлением на седьмой день работы конгресса в присутствии Сунь Ят-сена. Для подготовки текста заявления выбрали комиссию из трех человек во главе с Ли Да-чжао.
28 января на заседании конгресса слово было предоставлено Ван Цзин-вэю, который напомнил, что на предыдущем заседании он не смог закончить своего доклада об уставе в связи с приходом Сунь Ят-сена, сообщившего печальное известие о смерти В. И. Ленина. Теперь он, Ван Цзин-вэй, считает нужным добавить, что устав несколько раз обсуждался ЦИК и комиссией, избранной конгрессом. Были рассмотрены различные предложения или заявления по всем пунктам устава.
Затем выступил некий Фын и заявил, что он все параграфы устава поддерживает, но не может согласиться с присутствием в Гоминьдане представителей других политических партий и поэтому предлагает добавить в устав пункт о том, что члены Гоминьдана не могут в то же время входить в другие партии.
В зале поднялся шум. Председатель, водворив тишину, предоставил слово делегату-коммунисту Ли Да-чжао.
«Я уполномочен дать товарищам некоторые разъяснения, — спокойно начал свое выступление Ли Да-чжао, — мы, члены Китайской коммунистической партии, в настоящее время входим в Гоминьдан, и это вызывает у некоторых удивление. Прежде чем вступить в Гоминьдан, мы несколько раз беседовали с Сунь Ят-сеном, которому заявили, что, как и большинство социалистической молодежи, готовы работать совместно с Гоминьданом. Наше заявление мы сделали открыто и честно. Мы исходили из того, что Китай в настоящее время находится в исключительно тяжелом положении. Для борьбы с феодалами-милитаристами необходимо иметь сильную революционную партию. Какая же партия может противопоставить свою организованность силе милитаристов? Мы пришли к выводу, что это по плечу только [80] Гоминьдану, который имеет свои твердые принципы, свою историю и своего вождя, могущего в настоящее время стать знаменем объединения всех национально-революционных сил Китая. Мы считаем, что, работая вне Гоминьдана и не имея еще достаточно крепкой организации, мы раздробили бы революционные силы, принесли бы только пользу врагу. Но, работая в Гоминьдане, мы поможем объединить все революционные силы вокруг вашей партии и вместе добьемся осуществления принципов Сунь Ят-сена, которые являются и нашими принципами. Вот почему мы вошли в Гоминьдан добровольно, без всякого с чьей бы то ни было стороны давления, вместе с вами будем бороться против милитаристов и освободим от них нашу измученную страну.
Товарищам, которым непонятны были мотивы нашего вступления в Гоминьдан, теперь, я надеюсь, все будет ясно. Гоминьдан имеет свою дисциплину и устав, и, если кто-либо из вошедших в него не желает подчиняться этим нормам, партия всегда имеет право исключить такого человека из своих рядов».
После выступления Ли Да-чжао слово взял представитель гоминьдановцев Тяньцзиня и в повышенном тоне заявил, что вопрос относительно устава можно считать решенным, но он тоже считает необходимым добавить предложенный пункт относительно членов других партий, ибо он не может представить себе члена партии, работающего сегодня тут, а завтра там.
Многие делегаты говорили: если Сунь Ят-сен считает, что коммунисты признают его принципы и будут подчиняться уставу и дисциплине Гоминьдана, то нечего бояться их вступления в партию.
Ван Цзин-вэй, в то время прикидывавшийся левым, также счел нужным поддержать эту точку зрения: «Мы знаем, как работают вошедшие в нашу партию коммунисты, и было бы полным абсурдом запрещать совместную с ними деятельность...».
В заключение выступил Ляо Чжун-кай.
«Я категорически против внесения в устав пункта, ограничивающего вступление в нашу партию членов других политических партий, — заявил он. — Я спрашиваю вас: революционная партия Гоминьдан или нет, и следует ли она принципам социализма? Пришло время понять, что только в единстве с другими революционными [81] партиями мы сможем победоносно завершить революцию. Почему мы должны запретить вступление в наши ряды желающим бороться вместе с нами и признающим нашу программу, тем более теперь, когда мы напрягаем все силы для победы. Мы обязаны во имя революции объединиться со всеми революционными силами нашей страны. Вы боитесь диспутов в нашей партии, но коммунисты входят не для диспутов, а для того, чтобы делать дело... Предложение, вызвавшее столько дебатов, вредно, и оно должно быть отклонено».
После горячей речи Ляо Чжун-кая, прерывавшейся аплодисментами и одобрительными возгласами, состоялось голосование.
Предложение о новом пункте в уставе было отклонено, за него голосовало лишь несколько делегатов.
Так на Первом конгрессе Гоминьдана было официально оформлено его сотрудничество с Коммунистической партией Китая, активизировавшее борьбу Сунь Ят-сена, левого крыла Гоминьдана и всего народа против империализма и феодализма.
Восьмой день заседания конгресса, на котором председательствовал Ли Да-чжао, был посвящен организационным вопросам.
Девятый, заключительный день конгресса. Председательствует Сунь Ят-сен. Перед началом заседания в зал вносят две большие урны для голосования.
Сунь Ят-сен сказал, что сегодня предстоят выборы ЦИК Гоминьдана. Кроме того, нужно обсудить еще некоторые дополнения к манифесту, предложенные за подписью 12 делегатов.
Получивший слово Ляо Чжун-кай разъяснил, что имеется в виду дополнить манифест тремя требованиями: возвращение Китаю захваченных иностранцами концессий; возвращение таможни; передача Китаю сумм боксерской контрибуции на народное образование. Предложение большинством голосов было принято.
Перед выборами ЦИК Ляо Чжун-кай объявил: «Ранее мы уже сообщали товарищам, что нами организована в Гуанчжоу военная школа. Чтобы вести пропаганду среди солдат, необходимо иметь кадровых офицеров, которых мы теперь сможем готовить. Все, кто желает вступить в школу, могут подать соответствующее заявление. Для поступления необходимо иметь среднее [82] образование. Каждая провинция имеет право командировать от 10 до 15 человек».
Сунь Ят-сен представил списки кандидатур в Центральный Исполнительный Комитет и ревизионную комиссию Гоминьдана, составленные им по согласованию с рядом делегаций. Секретарь конгресса зачитал списки. Вопрос об избрании решался простым большинством. Результаты голосования были встречены дружными аплодисментами.
На заключительном заседании Сунь Ят-сен сказал: «Со времени открытия конгресса прошло десять дней, секретарь только что доложил вам о всей проделанной работе. Принятый манифест Гоминьдана требует от нас широкого его распространения и пропаганды, ибо в нем сформулированы цели и задачи нашей партии. С этого дня мы должны работать, в полной мере следуя духу манифеста. В провинциях манифест должен стать руководящим началом деятельности всех членов партии.
Второй важный вопрос — наши политические принципы. Никто из товарищей никогда не должен забывать их. Мы должны бороться за них до конца. С момента организации «Союзной лиги» и до свержения маньчжурской династии мы стремились провести их в жизнь и до сего времени от них не отступали, но мы не смогли еще добиться результатов, ибо действовали неорганизованно. У нас не было твердого плана, и каждый член партии работал на свой страх и риск. Вот почему мы провели реорганизацию партии. Мы созвали настоящий конгресс, чтобы учесть наши прошлые ошибки, изыскать новые пути для более плодотворной работы и усилить нашу партийную дисциплину. Теперь реорганизация партии произведена, и мы должны с новой энергией приступить к осуществлению наших принципов, которые народ всецело поддерживает... Если мы сумеем осуществить их до конца, победа близка.
Третий важный вопрос — политическая программа. Мы обязаны провести в жизнь три принципа, это поможет нашему угнетенному народу, для которого мы призваны работать. Конкретно программу мы можем изменить, если это будет необходимо, но принципы наши неизменны. Возможно, явится необходимость внести в программу еще и другие важные пункты или исключить некоторые из принятых теперь пунктов, все это мы [83] сможем решить на будущем конгрессе, а до его созыва мы обязаны проводить в жизнь постановления Первого конгресса полностью и без всяких изменений. Никто по своему усмотрению не имеет права менять программу партии. Подготовка манифеста и программы, принятых Первым конгрессом, потребовала много работы и времени, и нам кажется, что эти документы вполне соответствуют духу нашей реорганизации. Если же кто-нибудь находит необходимым внести поправки, он должен подготовить свои предложения к следующему конгрессу. Прежде наша деятельность дезорганизовывалась нами самими, каждый поступал по-своему, и поэтому мы до сих пор не смогли добиться успехов в нашей борьбе. С этого дня все товарищи должны работать сообща и дисциплинированно, как в армии. Если командир отдает приказ о наступлении, то, несмотря на все опасности, ни одна часть не имеет права отступить, пока не получит нового приказа. Всякое неподчинение приводит к полной дезорганизации, и армия терпит поражение. Мы должны рассматривать партию как революционную армию, подчиняющуюся строгой дисциплине. Настоящий конгресс, завершивший полную реорганизацию нашей партии, указал нам на реальную возможность победы при условии, что все его постановления будут проведены в жизнь.
Товарищи, держите крепче знамя в руках! Вперед, за работу!» — так закончил свою речь Сунь Ят-сен. Затем он, указав на гоминьдановское знамя, призвал всех делегатов встать, и делегаты дружно совершили церемонию поклонения.
Многоголосый хор провозгласил:
«Первому конгрессу Гоминьдана десять тысяч лет!»
«Партии десять тысяч лет!»
«Китайской Республике десять тысяч лет!»
На этом Первый всекитайский конгресс Гоминьдана закрылся.
Первый конгресс Гоминьдана
9 декабря 1923 г. состоялось общее собрание районных организаций Гуанчжоу, обсудившее устав этих организаций и вопрос о создании местных отделений Гоминьдана. [55] К этому времени уже функционировали 62 таких отделения. Число членов Гоминьдана увеличилось до 7780 человек.
По решению ЦИК каждое отделение должно было иметь секретаря и организатора. Здесь, как и в Шанхае, обнаружилось немало политиканов, которые торопились организовывать фиктивные отделения, чтобы фальсифицировать выборы. Были случаи, когда в партию принимали по списку. Один профсоюзный активист, например, привел около 600 своих товарищей, заявив, что весь профсоюз, в котором он работает, вступает в Гоминьдан. В погоне за количеством гоминьдановцев генерал Ян Си-минь отдал такое своеобразное распоряжение подчиненным ему частям: все не вступившие в Гоминьдан должны в трехдневный срок представить письменное объяснение, по какой причине они не сделали этого до сих пор и как скоро намерены сделать.
Чэнь Ду-сю с первых шагов сотрудничества компартии с Гоминьданом полностью отдавал в руки последнего руководство национально-освободительной революцией в стране, он даже ничего не предпринял, чтобы ввести представителя ЦК КПК в Шанхайское бюро ЦИК Гоминьдана.
ЦК КПК выступил с воззванием, в котором коммунистам предлагалось всячески содействовать реорганизации Гоминьдана, посылать представителей для организации новых отделений Гоминьдана, создавать объединенные комиссии в уже существующих отделениях, принимать активное участие в выборах делегатов на конгресс. После этого началась интенсивная работа компартии в Шанхае.
На собрании 9 декабря было наконец решено выделить в Шанхайское бюро Гоминьдана представителя ЦК КП.
При активном участии Коммунистической партии Китая и левых революционных руководителей Гоминьдана, таких, как Ляо Чжун-кай, Гоминьдан постоянно организационно укреплялся, численно рос и превращался в партию блока рабочих, крестьян, городской мелкой буржуазии и национальной буржуазии.
Подготовка к конгрессу, предварительные меры по реорганизации — все это всколыхнуло и разбудило дремавшие силы партии Сунь Ят-сена. Политическая жизнь [56] повсюду забила ключом, особенно это относится к Гуанчжоу, куда каждый день прибывали новые делегаты.
Вместе с тем при подготовке конгресса было допущено много ошибок.
ЦИК постановил, что делегатом может быть только тот, кто после конгресса поедет работать в местную организацию независимо от того, назначен он председателем отделения или избран. Но гоминьдановцы-эмигранты, выходцы из четырех провинций (Юньнань, Гуанси, Хунань и Цзянси), попросили, чтобы им предоставили право выбрать своих делегатов в Гуанчжоу. Сунь Ят-сен согласился. Тем самым постановление ЦИК было нарушено, потому что многие эмигранты вовсе не собирались серьезно работать на местах. Затем с аналогичной просьбой обратились к Сунь Ят-сену хунаньцы, фуцзяньцы и аньхуэйцы. Отказ получили лишь последние.
Среди хунаньцев, которых в Гуанчжоу оказалось очень много, возникли разногласия. Политиканы покупали голоса. Все это вызвало немало протестов, недоразумений, путаницы.
Сунь Ят-сен настаивал, чтобы комиссия по подготовке манифеста и программы Гоминьдана зафиксировала в этих документах общенациональный или конструктивный характер правительства. Дело в том, что дипломатический корпус считал правительство Сунь Ят-сена местным и упорно отказывался признать за ним статус национального правительства Китая.
Упорная борьба развернулась вокруг программы Гоминьдана. Коммунистам и левым гоминьдановцам противостояли правые — сторонники старых форм национально-освободительной борьбы, принимавшие все меры к тому, чтобы затушевать принципиальные разногласия. Предложения коммунистов были сформулированы по следующему плану:
1. Анализ опыта прошлого с раскрытием причин поражений национальной революции начиная с 1911 г. до настоящего времени (отсутствие руководства партии, политической программы, рассчитанной на поддержку масс, партийной дисциплины и т. д.).
2. Критика различных совершенно непригодных проектов, выдвинутых некоторыми группами, партиями и отдельными влиятельными лицами («конституционалистами [57] «, «федералистами» и др.). Критика предложения о создании «делового правительства» под опекой иностранцев и т. д.
3. Конкретное указание на то, какой дальнейший путь предлагает избрать Гоминьдан как политическая партия, стремящаяся к захвату государственной власти. ЦК КПК отмечал: «Гоминьдан должен открыто заявить, на каких принципах будет создана будущая власть. Программу Гоминьдана подготовить сейчас невозможно, ибо программа партии составляется не механически, а является итогом идеологической борьбы и партийной работы. Проект программы можно будет представить к следующему конгрессу. Но даже если сейчас нельзя выработать программу, то, по крайней мере, перед настоящим конгрессом должны быть ясно и отчетливо сформулированы основные политические принципы Гоминьдана — национализм, демократизм, социализм.
Вместе с тем Гоминьдан должен уже сейчас иметь какую-то минимальную программу или платформу, на основе которой он был бы готов объединиться с любой политической группой, ее разделяющей. Иначе говоря, необходимо сформулировать программу-минимум на текущий момент».
Конгрессу предстояло решить все эти вопросы.
Еще первому заседанию Шанхайского бюро ЦИК был представлен первый проект программы. На его обсуждение был потрачен целый вечер. Активное участие в дискуссии приняли Ляо Чжун-кай, Цюй Цю-бо, Ван Цзин-вэй и Ху Хань-минь.
Затем в Гуанчжоу «комиссия четырех» (Ляо Чжун-кай, Бородин, Ху Хань-минь, Ван Цзин-вэй) в присутствии Цюй Цю-бо потратила 15 часов на горячие споры по программным вопросам.
Когда формулировался текст манифеста Гоминьдана, Ван Цзин-вэй упорно стремился заменить термин «крестьянские и рабочие массы» более неопределенными понятиями — «массы», «народ» и т. д. По его настоянию появилось в манифесте и такое положение: «Китайские рабочие известны всему миру своим трудолюбием...» — поэтому-де они и должны получить в виде награды улучшение своего материального положения.
В проекте манифеста излагались причины поражений китайской революции и давалось новое толкование [58] трех народных принципов. Принцип национализма, провозглашал манифест, означает: для всех классов общества борьбу с империализмом, для буржуазии и рабочих развитие национального хозяйства, для рабочих к тому же и избавление от эксплуатации, для национальных меньшинств создание Китайской Республики, в пределах которой все они будут иметь право на самоопределение.
В манифесте ясно говорилось, что интересы безземельного и малоземельного крестьянства и рабочих одинаковы по всей стране, поэтому именно эти классы являются основной революционной силой. Гоминьдан обещал оказывать поддержку экономическим требованиям этих классов и призывал их поддержать революционную программу партии. Это четкое определение движущих сил революции было самым важным достижением нового программного документа Гоминьдана. Главным противником включения этого положения в проект манифеста был Ван Цзин-вэй. Он всячески стремился отвести крестьянству и рабочим в революции лишь роль лояльного союзника, который будет награжден чашкой риса после того, как Гоминьдан станет у власти.
Принцип народного благоденствия сводился к национализации готовых для этого предприятий, проведению земельной реформы и введению рабочего законодательства.
При обсуждении этого пункта в комиссии возникли большие разногласия. В проекте манифеста говорилось, что государство, организованное Гоминьданом, когда он будет у власти, должно предоставить безземельным крестьянам и арендаторам землю, но составители проекта ни словом не обмолвились о том, откуда же государство возьмет эту землю.
В своем заявлении на заседании комиссии в присутствии Сунь Ят-сена М. М. Бородин предлагал создать фонды из земель крупных землевладельцев и тех собственников, которые не работают на земле, а занимаются торговлей или являются государственными служащими и обирают крестьян при помощи денежной или натуральной ренты. Бородин доказывал, что государство должно оказать помощь крестьянству в создании сети оросительных каналов, освоении новых земель и т. д. Он говорил, что, хотя эти мероприятия, возможно, не [59] понравятся некоторым членам Гоминьдана, они будут с радостью приняты лучшими людьми партии и послужат базой для развертывания агитации и пропаганды в массах.
У левых гоминьдановцев существовали еще в то время иллюзии насчет западных демократий и их позиции по отношению к китайской революции. Необходимо было на фактическом материале убедительно доказать им нелепость подобных заблуждений.
Гоминьдановцы заявляли сначала, что конституционные идеи программы они заимствуют у «передовых демократий» и только прибавляют к ним кое-что свое, китайское. Гоминьдан, говорили они, в своей революционной борьбе помимо союзников внутри страны ищет друзей и за ее рубежами. Бородин прямо поставил вопросы: «Кто же эти зарубежные союзники? С какими нациями и государствами вы хотите идти рука об руку? А если обратиться к отдельной стране, например Англии, то с кем вы пойдете: с лордом Керзоном, с Ллойд Джорджем, с Рамзеем Макдональдом, с коммунистами? — Все они представители нации. Кто из них олицетворяет настоящую демократию?»
На заседании комиссии 15 января М. М. Бородин снова спрашивает: «С какими нациями вы собираетесь идти вместе? Вы говорите, что окружение враждебно настроенных империалистических держав мешает вам выступить с заявлением о едином фронте с революционной Россией, и хотите спрятаться за расплывчатым термином «государства и нации». Но достаточно прочесть манифест Гоминьдана, чтобы понять, что вы собираетесь бороться против империализма. Нации и государства делятся на угнетенных и угнетающих. С какими из них собираетесь вы идти рука об руку?»
Комиссией была принята следующая формулировка: «Базируя национально-революционное движение на поддержке широких народных масс своей страны, Гоминьдан в то же время считает необходимым образование общего фронта против империализма и его влияния в Китае с национально-революционным движением других угнетенных стран и тем мировым революционным движением, которое имеет общую с нашей партией цель — бороться за освобождение колониальных и полуколониальных стран». Сунь Ят-сен считал такую формулировку [60] несвоевременной тактически. Он полагал, что Англия никогда не потерпит в платформе Гоминьдана пункта, который прямо ударяет по ее интересам в Индии, а Франция «со всеми ее радикальными политическими элементами» ополчится на Гоминьдан за этот пункт как направленный против ее владычества в Аннаме. Смысл этого пункта, по мнению Сунь Ят-сена, заключался в том, что Гоминьдан должен был помогать народам Кореи, Индии, Аннама и т. д. Но ведь их положение, говорил он, гораздо легче нашего: у корейцев, индийцев, аннамитов один хозяин — это все-таки лучше, чем множество хозяев, которые раздирают на части Китай. Не добившись еще национального единства Китая, не накопив сил для отпора империалистам в Китае, нельзя выступать с заявлением, рассчитанным лишь на проблематичную поддержку английского рабочего движения или французских социалистов и радикалов. Сунь Ят-сен так аргументировал свое мнение: если во время таможенного конфликта гонконгскому генерал-губернатору удалось удержать английское министерство иностранных дел от решительных мер и добиться даже отзыва английского консула из Гуанчжоу, то подобного рода заявление, сделанное Гоминьданом, все это подорвет.
«Конечно, английский губернатор поступил таким образом только потому, — говорил Сунь Ят-сен, — что я пригрозил снова вызвать забастовку в Гонконге. Забастовка ведь однажды уже полностью парализовала Гонконг. Надо вам сказать, мои угрозы не основаны на уверенности, что действительно можно было бы снова вызвать движение среди гонконгских рабочих. Вместе с тем лично я стою полностью на точке зрения единого фронта национально-революционного движения всех угнетенных стран, по этому поводу неоднократно высказывался и, между прочим, написал в Японию письмо в этом духе...»
В конце концов позиция Сунь Ят-сена была сформулирована им так: «Вполне высказываясь в пользу единого фронта национально-революционного движения угнетенных стран, я тем не менее нахожу включение такого заявления в новую платформу Гоминьдана сейчас несвоевременным. Когда настанет момент для такого заявления, я безусловно выскажусь в его пользу».
Как известно, Сунь Ят-сен еще раньше пришел к [61] выводу о необходимости союза с Советской Россией, и эту политическую установку он провозгласил на Первом конгрессе Гоминьдана.
18 января 1924 г. на заседании коммунистической фракции был в основном одобрен проект манифеста Гоминьдана. Поправки были внесены только по земельному вопросу и по вопросу о национальных меньшинствах.
Утром 20 января в Гуанчжоу под председательством Сунь Ят-сена открылся Первый конгресс Гоминьдана. В его работе приняли участие около 160 делегатов, съехавшихся из всех провинций Китая, и китайских эмигрантов из стран Юго-Восточной Азии.
Порядок первого дня был следующий:
1. Церемония открытия.
2. Вступительная речь Сунь Ят-сена.
3. Выборы президиума.
4. Доклад Сунь Ят-сена о положении в Китае и о реорганизации Гоминьдана.
5. Манифест Гоминьдана.
6. Выборы комиссии для разработки манифеста.
7. Формирование правительства.
Церемония открытия состояла в том, что вставшие с мест делегаты отвесили три поклона знамени Гоминьдана и один поклон Сунь Ят-сену, после чего оркестр исполнил гимн.
После поздравительных речей делегатов с мест и приветствия от имени гуандунских гоминьдановских организаций Сунь Ят-сен выступил с приветствием конгрессу. «Спасти страну призван Гоминьдан, — сказал он. — Только создав сильную организацию, могущую выдвинуть правительство и сместить его в случае необходимости, способную проводить в жизнь революционные принципы, Гоминьдан сможет выполнить свою задачу. Революция в Китае не закончилась. Но независимо от воли отдельных личностей или группировок революция будет продолжаться, пока ее задачи не будут выполнены. Гоминьдан принимает деятельное участие в революции, но до сего времени в его рядах не было строгой дисциплины, хорошей организации и, что очень важно, его программа не была популярна в народных массах. Теперь к нашей цели найдена более короткая дорога и мы сможем завоевать симпатии всего китайского [62] народа. Реорганизация партии на основах, более соответствующих современному моменту, даст нам возможность реорганизовать в дальнейшем китайское правительство. Понесенные Гоминьданом большие потери не являются результатом каких-то внешних причин, они произошли в результате ошибок, которые делались членами Гоминьдана, стремившимися главным образом удовлетворить свои личные интересы и не уделявшими внимания общим целям и задачам как партии, так и всего общества. Реорганизация Гоминьдана должна привести к тому, чтобы его члены отказались от личного блага и принесли его в жертву нации».
После своей речи Сунь Ят-сен обратился к делегатам с предложением избрать президиум. Его предложение было принято единогласно.
Сунь Ят-сен тут же перечислил намеченных им лиц: Ван Цзин-вэй, Ху Хань-минь, Се Чи, Линь Сэнь, Ли Да-чжао (коммунист, делегат Пекина) и др.
В это время к зданию, где заседал конгресс, подошли первые колонны районных гоминьдановских организаций г. Гуанчжоу. Для встречи демонстрантов были избраны три делегата.
В тот же день в два часа дня состоялось второе заседание. Сунь Ят-сен выступил со своим основным докладом.
Содержание этого доклада свелось к следующему. После поражения первой революции положение в Китае стало таким, что всякий имеет право бросить Гоминьдану обвинение в разрушительной работе, но при этом нельзя упускать из виду условия, в которых была совершена попытка изменить жизнь Китая и улучшить положение народа. Гоминьдановцы были обмануты монархистами и Пекинским правительством. Нанкинское республиканское правительство продержалось всего три месяца, после чего власть перешла к Юань Ши-каю. Естественно, что за этот короткий срок не было возможности совершить коренные преобразования, а Юань Ши-кай свел на нет даже ту работу, которая все-таки была выполнена.
Во время революции в Гоминьдан вступили многие «мандарины». Формально они считали себя последователями идей Гоминьдана, на самом же деле мешали партии работать. Нельзя возлагать на Гоминьдан ответственность [63] за настоящее тяжелое положение Китай. Партия всеми силами стремилась добиться успеха, но внешние и внутренние причины всякий раз отбрасывали ее назад. В ходе первой революции народ поддерживал Гоминьдан, а теперь некоторые склонны обвинить нас в настоящем тяжелом положении Китая. Это говорит только о том, что наша партия не выполнила своей задачи и ответственность ее весьма велика.
Если мы посмотрим на Советскую Россию, победоносно осуществившую революцию, и сравним организацию Коммунистической партии большевиков с нашей, то наши недочеты и ошибки станут сразу понятны нам. Каждому будет ясно, что, если мы решили победить, нам необходимо реорганизовать партию. Советская Россия должна служить нам примером. Если мы сможем в наших условиях реорганизовать Гоминьдан по образцу правящей партии Советской России, положение Китая коренным образом изменится.
Нам нужно создать дисциплинированную партию, нужно дружно работать, отбросив все личные интересы, стойко переносить все невзгоды и посвятить себя одной цели — спасению Китая.
Окончив доклад, Сунь Ят-сен попросил секретаря зачитать выработанную ЦИК программу Гоминьдана, т. е. манифест, принципы Гоминьдана и три политические установки.
Затем Ляо Чжун-кай предложил поручить Сунь Ят-сену назначить комиссию из девяти человек для детального рассмотрения и внесения поправок и добавлений в проект программы.
Против новой программы никто не выступал, дебаты неожиданно разгорелись по вопросу о составе и количестве членов комиссии.
Сунь Ят-сен обещал представить список кандидатов на следующий день. Конгресс просил его сделать это немедленно. Сунь Ят-сен передал председательство Ху Хань-миню, а сам совместно с Ляо Чжун-каем, Ван Цзин-вэем и другими занялся подбором кандидатур в комиссию.
Между тем слово было предоставлено докладчику по вопросу об организации правительства Линь Сэню.
Доклад вызвал оживленные прения. Никто не высказался против организации правительства, дебаты шли [64] лишь о своевременности его создания. Некоторые предлагали отложить вопрос, другие — реорганизовать Гоминьдан, а потом уже приступить к формированию правительства и т. д.
С большой речью вновь выступил Сунь Ят-сен. Он напомнил историю китайской революции и охарактеризовал роль, которую сыграл в ней Гоминьдан, рассказал о прежних попытках создания республиканского правительства.
«В революции, — говорил Сунь Ят-сен, — нужно действовать открыто, и она должна непременно иметь руководящий политический орган. Весь мир должен знать, за какое правительство мы боремся. В основу деятельности правительства будут положены принципы Гоминьдана. Мы развернем самую широкую пропаганду в массах, и тогда они сами потребуют создания нового правительства в противовес Пекинскому правительству милитаристов.
Посмотрите на Советскую Россию. Партия русских коммунистов осуществила революционные принципы и создала самую демократическую в мире конституцию. Молодая республика России была окружена врагами, но партия коммунистов в противовес контрреволюционным правительствам Колчака, Деникина и другим создала революционное правительство, вокруг которого объединился весь народ. Многие, вероятно, думают, что я слишком часто хорошо говорю о Советской России, выступаю против тех, кто не хочет брать ее за образец. Они, вероятно, думают, что я оставил путь Гоминьдана и хочу идти по пути «советизации». Мы живем в опасное время, мы должны учиться урокам истории, результаты же русской революции видны всем, и мы должны брать с нее пример, если желаем создать сильную, организованную и дисциплинированную партию».
Ван Цзин-вэй, открывая заседание на второй день работы конгресса, сообщил, что Сунь Ят-сен занят неотложными делами и присутствовать не сможет. Председателем был избран Линь Сэнь.
В этот день конгресс заслушал доклад Тань Пин-шаня о деятельности ЦИК и доклады местных организаций. Затем состоялось троекратное чтение по параграфам проекта манифеста Гоминьдана. Слово взял появившийся в зале Сунь Ят-сен. [65]
«Чтение доклада о работе комиссии закончено, — сказал он, — но прежде чем приступать к голосованию, я хочу откровенно заявить, что этот вопрос требует еще многих разъяснений. В манифесте изложены принципы нашей партии, к ним нужно отнестись с большой серьезностью. Прежде всего необходимо выразить единодушное согласие с ними, и только после этого можно говорить о манифесте Гоминьдана в целом. Я знаю, что среди старых и новых членов партии многие не понимают наших принципов, и если они их не поймут и теперь, то в будущем неизбежны распри. Чтобы этого избежать, я хочу остановиться на этом вопросе подробнее.
Два года тому назад многие пекинские студенты, не понимавшие принципа народного благоденствия (социализма), увлеклись принципами коммунизма и начали вести коммунистическую пропаганду. Они были уверены, что коммунизм — это новое учение, а принципы Гоминьдана — старое. С другой стороны, многие гоминьдановцы старого поколения считают, что коммунизм — очень опасное учение, и поэтому ведут против него борьбу и не желают работать с коммунистами. Студенты, в свою очередь, отказываются работать с такими гоминьдановцами. Молодые члены Гоминьдана сначала увлекались новизной, они сочувствовали русской революции и коммунизму как самому последнему типу социализма. Они даже ездили в Россию, чтобы учиться коммунизму, но русские товарищи разъясняли им, что в Китае нужно вначале бороться за национальную революцию, т. е. выступать за национальное освобождение страны, и что коммунистам нужно работать совместно с Гоминьданом.
Убедившись в справедливости этих доводов, молодые товарищи изменили свое отношение к Гоминьдану и решили войти в нашу партию для совместной работы, но старые наши кадры все еще боятся, что вошедшие в Гоминьдан коммунисты взорвут его изнутри. К моему удивлению, эти товарищи совсем не понимают принципа народного благоденствия, да и понять его не хотят.
Недавно я получил несколько телеграмм от гоминьдановцев из стран Юго-Восточной Азии, в которых они спрашивают меня, не стала ли наша программа коммунистической. Если стала, то они грозят выйти из [66] Гоминьдана. Именно эти телеграммы заставили меня сегодня прийти на конгресс.
Почему они посылают нам подобные телеграммы? Потому что они живут за границей, читают иностранные газеты, обмануты иностранной пропагандой. Иностранцы, живущие в колониях, озлоблены против Советской России. Они боятся, что пример России нанесет им сокрушительный удар, и ведут против нее самую ожесточенную пропаганду. Наши соотечественники в колониях дышат злобной по отношению к Советской России атмосферой. Они не понимают происшедших там изменений и поэтому думают, что реорганизация Гоминьдана на принципах Коммунистической партии для нас — смерть. Шесть лет тому назад положение революционной России было очень тяжелым, но теперь парламенты Англии, Франции и Японии готовятся признать Советскую Россию. Очевидно, Советское правительство не тигр и людей не ест. Все страны теперь не боятся Советской России, почему же мы должны ее бояться? Если бы наша партия восприняла принципы коммунистов, это было бы неплохо, но принципы Гоминьдана для Китая больше подходят, чем принципы Российской Коммунистической партии. Наши принципы вмещают в себя идеи социализма, коллективизма и коммунизма. Старым членам Гоминьдана нечего бояться принципов русского коммунизма.
Я надеюсь, что члены Гоминьдана поймут, что между нашими принципами и принципами коммунизма нет большой разницы, не станут предаваться пустым страхам, а будут упорно работать на пользу партии и родины».
Закончив под громкие аплодисменты свою речь, Сунь Ят-сен заявил, что за поздним временем голосование манифеста откладывается до следующего дня, и закрыл заседание.
В повестке третьего дня работы конгресса были следующие вопросы: 1) об уставе партии (докладчик Сунь Фо); избрание комиссии для разработки устава;
2) о партийной дисциплине (докладчик Ху Хань-минь);
3) о военном положении и о таможне (докладчик Ван Цзин-вэй).
Эти вопросы повестки активного обсуждения не вызвали. [67]
На четвертый день заседание конгресса открылось с опозданием. Ван Цзин-вэй сообщил, что Сунь Ят-сен присутствовать не сможет. Председателем был избран Ху Хань-минь.
Конгресс заслушал доклад о пропаганде и прессе.
К концу доклада в зале появился Сунь Ят-сен. Он был явно чем-то встревожен, едва отвечал на приветствия делегатов. Заняв председательское место, Сунь Ят-сен по окончании доклада предложил избрать комиссию для разработки плана пропаганды и организации прессы. На этом утреннее заседание закрылось.
23 января днем, когда проект манифеста Гоминьдана должен был быть представлен конгрессу для утверждения, Сунь Ят-сен под давлением своих правых советников решил его изъять и заменить программой, написанной им для национального правительства. Эта программа совершенно не затрагивала современного политического положения в Китае, не указывала никаких конкретных путей борьбы и содержала ряд явно утопических идей. Существует следующая интересная запись М. М. Бородина об этом критическом моменте в работе конгресса Гоминьдана.
«23 января днем Сунь Ят-сен прислал нарочного с просьбой приехать к нему. Он встретил меня в секретариате конгресса. Первый его вопрос был таков: не лучше ли изъять манифест Гоминьдана и вместо него представить программу, написанную им для национального правительства, которое будет сформировано на конгрессе. Против этой программы правые ничего не имели бы; наоборот, они бы ее приветствовали как самое лучшее средство избавиться от тех проклятых вопросов, которые выдвигались в проекте манифеста Гоминьдана. В программе (провозглашалось намерение правительства удовлетворить четыре главные потребности народа: в пище, одежде, жилье и транспортных средствах. В программе нет ни слова о том, что такое «народ», интересы которого собирается защищать правительство, какими путями можно этого всего добиться, какие должны быть созданы условия в Китае для осуществления этой утопии. Поэтому программа, конечно, с радостью была бы [68] принята мелкобуржуазными гоминьдановцами как в самом Китае, так и за границей, где обуржуазившиеся гоминьдановцы сейчас живут в страхе, что партия выскажется против империализма и этим повлечет за собой их изгнание из Юго-Восточной Азии.
Возникает вопрос: почему они попросту не выходят из Гоминьдана, чтобы хоть не мешать национально-освободительной борьбе? Нет, говорят они, как можно выйти из Гоминьдана, в котором они числятся по 20 лет. Это было бы нарушением «почитания предков». На деле под этим «почитанием предков» кроются определенные корыстные цели. Дело в том, что всевозможные пройдохи, политические дельцы, прикрываясь именем Гоминьдана, собирают среди живущих за границей китайцев огромные средства для «борьбы за независимость». В одной Канаде 10 тыс. китайцев, главным образом рабочих, поддерживают Гоминьдан. На самом деле в Китай на нужды революционной борьбы попадает очень малая доля этих средств. Все доходы Гоминьдана оказываются в карманах пройдох. Покуда можно обирать китайцев за границей, ничем не рискуя, т. е. покуда Гоминьдан увлекается всякими утопиями, не представляющими никакой опасности для империалистов (а стало быть, последние ничего не имеют против Гоминьдана), эти пройдохи очень довольны. Но с того дня, когда Гоминьдан в своей платформе ясно и определенно скажет, что он будет вести борьбу за национальную независимость Китая, неизбежно наступит конец легкой наживе гоминьдановских авантюристов за границей.
Таким образом, понятно, почему заграничные гоминьдановцы, не массы, а их руководители, приехавшие на конгресс — чиновники, а также торговцы, помещики, ухватились за изложенную правительственную программу. Они сделали все от них зависящее, чтобы склонить Сунь Ят-сена отказаться от проекта манифеста и заменить его этой программой. Они собирались каждый вечер на совещание. Забегали к Сунь Ят-сену с черного хода, стараясь его устрашить катастрофическими последствиями принятия манифеста. Их друзья из-за границы посылали в адрес Сунь Ят-сена телеграммы с выражением опасений, что Гоминьдан попал в руки большевиков, и т. д. Они даже успели произвести замешательство в рядах левых гоминьдановцев, испугавшихся [69] раскола. Это замешательство уже стоило важного пункта манифеста, в котором говорится о земельном фонде, слагающемся из земель крупных землевладельцев и т. д. Это была уступка правым в интересах формального единства. Довольные своим успехом в земельном вопросе, правые «работали» не покладая рук, чтобы похоронить весь проект манифеста.
Оправдались опасения, что и Сунь Ят-сен, следуя старой и пагубной линии «почитания предков», иначе говоря дружбе с людьми, числящимися в партии по 20 лет и отдававшими поклон его портрету каждый раз, когда они собирались, постарается избежать трений и согласится снять проект манифеста, выставив программу правительства.
Момент был критическим. Изъятие проекта манифеста означало бы, что конгресс собрался без всякой пользы, что по-прежнему господствует пустопорожняя фразеология Гоминьдана.
На поставленный мне Сунь Ят-сеном вопрос я, разумеется, ответил, что считаю замену манифеста программой недопустимой. Переубедить Сунь Ят-сена в чем-нибудь, вообще говоря, трудно. Между тем в своей программе он исходит не из конкретных задач национально-революционного движения, а из той перспективы, которая ожидает это. движение через сто лет. Я сказал Сунь Ят-сену, что программа нуждается в доработке, что ее следовало бы опубликовать, но ни в коем случае не смешивать с манифестом конгресса, в котором впервые более или менее ясно говорится о непосредственных задачах партии и о том, как партия себе представляет свои политические принципы. Я полагал, что если правительственная программа сама по себе никакой пользы не принесет, то во всяком случае и вреда от нее не будет. Если же манифест Гоминьдана будет принят конгрессом, то именно он станет базой для развития национально-революционного движения Китая с действительно революционным Гоминьданом во главе. Утопическая правительственная программа не имеет практического значения, манифест же как документ, отвечающий на жизненные вопросы Китая, станет руководящим и решающим документом движения...
После продолжительной беседы, в ходе которой я приводил самые различные аргументы, Сунь Ят-сен [70] решил дело в пользу манифеста с тем, чтобы правительственная программа тоже была напечатана.
Этому решению Сунь Ят-сена способствовало еще одно важное обстоятельство, которое тоже было предметом нашей беседы. Дело в том, что в газетах была напечатана беседа между Сунь Ят-сеном и американским послом Шерманом. Последний после трехчасового разговора с Сунь Ят-сеном опубликовал только то, что можно было использовать в интересах американского вмешательства в дела Китая, скрыв остальное. Сунь Ят-сен, в частности, заявил Шерману, что он возьмет таможню силой, даже если бы ему пришлось воевать со всеми державами. Шерман обещал содействовать полюбовному разрешению вопроса о передаче таможенных излишков Гуанчжоускому правительству при том условии, что оно употребит их только на улучшение судоходства и фарватера реки, а не на военные нужды. С этим Сунь Ят-сен согласился, но упрекал Шермана, да и вообще иностранные державы, в несправедливом отношении к Китаю. «Они ведут борьбу со мной и с моим правительством, — говорил Сунь Ят-сен, — отказывая в том, что принадлежит нам по праву, в то время как они поддерживают дуцзюней, вместо того чтобы в соответствии с решением Вашингтонской конференции своим вмешательством разоружить их». Он говорил Шерману, что готов участвовать в конференции круглого стола для обсуждения создавшегося положения при условии, если все разоружатся, оставив только полицию для охраны порядка. Из всего этого посол Шерман опубликовал только отрывки, которые могли создать впечатление, будто Сунь Ят-сен высказался за вмешательство иностранцев в китайские дела с целью разоружения дуцзюней и т. д.
— Как вы думаете, — спрашивал Сунь Ят-сен, — какое впечатление такое заявление, сделанное от моего имени, может произвести? И что следовало бы сделать, чтобы исправить положение?
На это я ответил, что его молчание теперь означало бы подтверждение сделанного от его имени заявления о вмешательстве иностранцев и т. д., а стало быть, что ни один китайский патриот ему этого не простит. Это измена народу, даже если под вмешательством понимать разоружение дуцзюней империалистами, врагами Китая. [71]
Если же заявление является передержкой, извращением смысла его разговора с Шерманом, а я уверен, что оно так и есть, то надо немедленно выступить с опровержением. Одной из форм опровержения может быть выступление на конгрессе, в котором ясно и определенно говорилось бы о борьбе со всяким вмешательством империалистов во внутренние дела Китая, о борьбе со всякими их привилегиями и специальными правами, об отмене неравноправных договоров, навязанных вооруженной силой, и т. д. Тут Сунь Ят-сен имел бы прекрасный случай рассеять всякие домыслы насчет его соглашательства с иностранцами и поддержки иностранной интервенции в Китае. Это его выступление было бы напечатано во всем мире, и тогда стремление американского посла Шермана использовать имя Сунь Ят-сена для империалистических домогательств в Китае потерпело бы постыдное фиаско.
Я снова и снова ставил перед Сунь Ят-сеном вопрос: как долго он еще будет питать иллюзию, что китайский народ может получить какую-нибудь помощь от США, Англии или Японии? Не ждал ли он уже чересчур долго этой поддержки и не пора ли подвести итог прошлому, полному иллюзий и провалов, и перейти к новым путям?
— Вам предстоит решить, — говорил я Сунь Ят-сену, — будете ли вы добиваться соглашения между угнетенным Китаем и другими угнетенными странами, с одной стороны, и империалистическим миром — с другой, или же будете бороться за права тех, кто прав. Если бы мы с вами беседовали не сейчас, а до мировой войны и победы русской революции, то вы могли бы себе представить борьбу за права угнетенных стран в виде борьбы маленького кружка идеалистов, затерянного где-нибудь за границей и лишь мечтающего о сражении с империализмом. В настоящее время речь идет о революционном движении в мировом масштабе. Вас поддержат 150 миллионов советских людей, немецкий народ, чья страна доведена тоже до состояния полуколонии, вас поддержит Турция, только что добившаяся самостоятельности, но не располагающая какой-либо гарантией от разгрома в случае победы империализма над всем остальным миром. Почувствуют в вас борца за дело угнетенных национальностей народы Персии, Индии и других стран Азии. Одним словом, вам предстоит решить [72] вопрос: пойдете ли вы с национально-революционным движением всего мира или же будете по-прежнему убеждать Шермана в его несправедливости по отношению к Китаю и даже ждать от него или представителей других подобных США стран вмешательства в дела Китая.
Сунь Ят-сен кивал головой и выказывал другие знаки одобрения. Когда наша беседа кончилась, он пожал мне руку, сошел вниз и занял место председателя. Он великолепно провел доклад комиссии по манифесту Гоминьдана и оживленные дебаты. Конгресс одобрил проект манифеста. Сунь Ят-сен голосовал за него первым».
Приведенные записи М. М. Бородина были сделаны им в ходе напряженной борьбы за манифест Гоминьдана, поэтому они носят местами печать полемической, в какой-то мере субъективной оценки действий Сунь Ят-сена. Но эти записи тем не менее ценный документ эпохи, отражающий честное отношение Сунь Ят-сена к революционной борьбе.
Всю свою жизнь Сунь Ят-сен отдал преобразованию Китая, действительно всеми силами до последнего дня жизни служил родине. Мы видим, что в борьбе за манифест Гоминьдана у Сунь Ят-сена были колебания, но они не помешали ему найти правильное решение и проводить в жизнь новую программу Гоминьдана, от которой он уже не отступал.
Вернемся к заседанию конгресса Гоминьдана 23 января, посвященному обсуждению проекта манифеста. С докладами выступили Ху Хань-минь и Дай Цзи-тао.
В прениях первым слово взял Ляо Чжун-кай.
«Я нахожу, — сказал он, — что выработанный проект манифеста ясен и понятен. Это продукт тщательной и серьезной, продуманной работы. Наша новая политическая программа указывает цели, за осуществление которых мы будем бороться. В ней изложены наши принципы. В отличие от других партий Гоминьдан отныне будет иметь программу, выработанную конгрессом партии. Программа показывает нам, что мы в состоянии сделать и чего при настоящих условиях мы можем добиться. Мы ничего не внесли в нее невыполнимого. Наша программа выражает чаяния всего китайского народа, и я надеюсь, что общими усилиями мы проведем ее в жизнь полностью». [73]
Последние слова Ляо Чжун-кая сопровождались шумными аплодисментами.
Кто-то из делегатов потребовал передать проект еще раз в комиссию, но он остался в одиночестве. Остальные предложения свелись лишь к изменению нескольких пунктов.
После обсуждения поправок Сунь Ят-сен обратился к конгрессу: «Пусть все, кто находит манифест приемлемым, поднимут руки!»
Новый манифест Гоминьдана был принят подавляющим большинством голосов. В зале раздались бурные аплодисменты.
После этого Сунь Ят-сен обратился к конгрессу с речью, основное содержание которой сводилось к следующему.
Манифест, представленный в окончательном виде комиссией, единодушно принят конгрессом. Отныне не только делегаты конгресса, но и все члены Гоминьдана должны работать в соответствии с этим манифестом для достижения революционных целей нашей партии.
Появление манифеста Гоминьдана — огромное событие для национально-революционного движения не только нашей страны, но и всех угнетенных народов. Это означает, что мы вступаем в новый период истории нашей партии и что мы должны применять новые методы в политической борьбе.
До сих пор нашей партии не хватало сплоченности и настойчивости в выполнении поставленных задач. Отныне мы пойдем другой дорогой по пути к победе.
Действительно, мы свергли маньчжурскую династию, но вскоре после этого пошли на соглашение с реакционными силами, убивая этим революцию. Мы поднялись против контрреволюции с оружием в руках, но в этой войне забыли даже самое слово «революция». В ходе борьбы за временную конституцию в Гуандуне или в Сычуани не было и намека на «революцию». Поэтому не удивительно, что даже Цао Кунь и У Пэй-фу могли объявлять себя сторонниками временной конституции.
Снова и снова мы шли на соглашения и делали уступки врагам национально-революционного движения. Если партия в тяжелой борьбе за свои революционные принципы, от осуществления которых зависят свобода, независимость и счастье народа, постоянно уступает и [74] идет на соглашение с врагами революции, если у нее не хватает сплоченности и настойчивости, — она никогда не добьется победы.
Всем делегатам нужно тщательно изучить манифест Гоминьдана, понять его и распространять в широчайших народных массах. Народ должен узнать нашу программу и помочь нам в борьбе за дело нашей родины. Но прежде всего манифест должен внушить каждому члену Гоминьдана, что больше не будет никакого соглашательства, никаких уступок врагу. Лозунг партии — сплоченность и настойчивость в осуществлении наших революционных целей.
Если подойти к манифесту более широко, то он означает, что мы начинаем борьбу с внутренним милитаризмом и иностранным империализмом. Для этой цели мы укрепляем единый фронт со всеми угнетенными народами. Мы боремся не только за освобождение китайского народа, но также и за освобождение других угнетенных народов, за уважение прав всех наций.
Речь Сунь Ят-сена была встречена овацией делегатов.
Принятый конгрессом манифест в первой части содержит характеристику политического и экономического положения Китая; во второй — изложение новых принципов Гоминьдана и в третьей — политическую программу Гоминьдана.
«Перед полуфеодальным, зависимым от международного империализма Китаем, — говорилось в манифесте, — стоит задача путем антиимпериалистической, антифеодальной революции, на основе «трех народных принципов» в новой трактовке, данной самим Сунь Ят-сеном, объединить страну в демократическое государство».
Принцип национализма подразумевал борьбу китайского народа за освобождение от империализма, а также полное равенство между всеми национальностями Китая. «Вся задача борьбы за национальное освобождение для широких масс сводится к борьбе против империализма... Для этого Гоминьдан должен всеми силами поддерживать организацию народных масс, развязывая таким образом национальную энергию. И только в глубокой связи Гоминьдана с массами Китая кроется залог достижения действительной национальной независимости страны». [75]
Принцип демократизма означал предоставление широких политических прав народу. «Демократизм Гоминьдана, — говорилось в манифесте, — рассматривается не с точки зрения «врожденных прав человека» вообще, но с точки зрения революционной потребности Китая в настоящее время. Власть должна принадлежать только гражданам Республики, нельзя давать власти противникам революции. Точнее говоря, всеми правами и свободами должны широко пользоваться те люди и организации, которые стоят на платформе действительной борьбы против империализма, но эти свободы ни в коем случае не должны распространяться на тех людей и те организации, которые содействуют иностранным империалистам или их ставленникам в Китае». Таким образом, принцип демократизма также подразумевал антимилитаристскую и антифеодальную борьбу китайского народа.
Принцип народного благоденствия предполагал наделение крестьян землей. «Поскольку Китай, — говорилось в манифесте, — страна земледельческая, где крестьянство страдает больше всех других классов, Гоминьдан требует, чтобы безземельные крестьяне и арендаторы получали от государства землю и средства для ведения хозяйства».
Манифест требовал, «чтобы государство помогало безработным, создало рабочее законодательство с целью улучшения положения рабочих».
Выдвигая задачу ограничения капитала, манифест предусматривал передачу государству принадлежащих китайцам или иностранцам тех предприятий, «которые монополизируют всю отрасль определенной промышленности или слишком велики, чтобы ими управляли частные предприниматели (например, банки, железные дороги, водные пути сообщения и т. д.)».
В качестве программы-минимум во внешней политике манифест выдвигал требование ликвидации неравноправных договоров и заключения новых договоров с иностранными государствами на основе полного уважения суверенитета обеих сторон; во внутренней политике манифест требовал разграничить власть между центральным правительством и провинциями; ввести всеобщее избирательное право; предоставить народу свободу слова, собраний, союзов, печати, вероисповедания [76] и местожительства; наделить землей крестьянство; восстановить профсоюзы и т. д.
Манифест влил новое содержание в программу реорганизованного Гоминьдана и дал ему в руки революционное знамя.
Новые три народных принципа включали и три основные политические установки Сунь Ят-сена: союз с Россией, союз с Коммунистической партией и поддержку крестьян и рабочих.
Утреннее заседание пятого дня работы конгресса открылось чтением приветственной телеграммы советского посла в Пекине Л. Карахана. Раздались громкие аплодисменты. Конгресс принял решение послать советскому представителю ответную телеграмму.
Затем Сунь Фо сообщил, что из Англии получено сообщение о падении правительства консерваторов и назначении премьер-министром лидера лейбористской партии Рамзея Макдональда, который предложил признать Советскую Россию и признает также Гоминьдан. Единогласно было решено отправить приветственную телеграмму Макдональду.
Мы с Николаем Терешатовым приехали в Гуанчжоу 25 января 1924 г.
В этот день на заседании конгресса Гоминьдана была объявлена скорбная весть о кончине В. И. Ленина. Город был в трауре. Сунь Ят-сен, питавший глубочайшее уважение к. великому Ленину, произнес на конгрессе речь, посвященную памяти вождя мировой революции. Присутствовавший при этом корреспондент Российского Телеграфного Агентства сообщил: «Во время доклада об уставе Гоминьдана доносятся слова команды: «Смирно!», и через несколько секунд в зал входят Сунь Ят-сен, тов. Бородин и министр иностранных дел У Чжао-шу. Все делегаты приветствуют вошедших. Сунь Ят-сен поднимается на трибуну, прерывает оратора и обращается к присутствующим с взволнованной речью, в которой сообщает о смерти Ленина. Его слова произвели потрясающее впечатление. Конгресс принял их с какой-то жутью, взоры всех устремились в сторону Сунь Ят-сена [77] и Бородина. В зале стояла полнейшая тишина, ни одна бумажка не зашуршала, ни одного звука не было слышно. Сунь Ят-сен говорил медленно, почти шепотом, чувствовалось, что он был глубоко потрясен». Действительно, слова о Ленине, произнесенные Сунь Ят-ееном на конгрессе, и сейчас поражают своей глубиной и искренностью.
«За многие века мировой истории, — говорил Сунь Ят-сен, — появлялись тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, — исключение. Ты не только говорил и учил, но претворял свои слова в действительность. Ты создал новую страну, ты указал нам путь для совместной борьбы, ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти по указанной тобой дороге, и хотя мои враги против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это. Ты умер... но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек».
По предложению Сунь Ят-сена конгресс принял текст письма ЦК РКП (б) и Советскому правительству с выражением соболезнования по поводу смерти В. И. Ленина. «Труды Ленина, — говорилось в письме, — главного строителя новой России, в настоящий момент вдохновляют мысли и решения нашего конгресса, главная задача которого — превратить партию в национальную организацию, которая объединит Китай и добьется благополучия китайского народа в условиях демократического образа правления...».
Конгресс Гоминьдана принял решение объявить трехдневный траур и перенести следующее заседание на 28 января. В дни траура состоялись митинги студентов, солдат, всего населения, проводились беседы о В. И. Ленине, о содержании нового манифеста Гоминьдана.
Во время конгресса в Гуанчжоу происходили ожесточенные дискуссии. Для некоторых гоминьдановцев все еще был неясен вопрос, насколько правомерно участие коммунистов в Гоминьдане при условии сохранения организационной и политической независимости Коммунистической партии. Правые гоминьдановцы, вообще выступавшие против трех политических установок Сунь Ят-сена, распускали о коммунистах самые нелепые слухи. [78]
Вполне естественно, что мы с Терешатовым сразу же окунулись в эти споры и дискуссии. Не проходило дня, чтобы мы не встречались с М. М. Бородиным и с китайскими товарищами. Они подробно рассказывали нам обо всем, что происходило на заседаниях и в кулуарах конгресса.
Еще в первый день работы конгресса, на банкете, устроенном Сунь Ят-сеном для делегатов, один из них — Мао Цзу-цюань в своей речи сказал: «Если коммунисты принимают нашу программу, то они должны покинуть свою партию». Сунь Ят-сен тут же с полной убедительностью разъяснил ему, почему КПК входит в Гоминьдан.
24 января в комиссии по разработке устава был поднят снова вопрос о коммунистической фракции в Гоминьдане. Профессор Шанхайского университета Хэ Ши-чжэнь внес предложение запретить членам Гоминьдана входить в другие партии. Многие возражали против этого предложения, и профессор вынужден был снять его. Ван Цзин-вэй все-таки предложил вынести этот вопрос на пленарное заседание конгресса. В частной беседе с Ли Да-чжао он сказал, что лучше выяснить все до конца на конгрессе, для чего Ли Да-чжао или кто-либо другой из руководителей КПК должен выступить с соответствующим заявлением.
25 января состоялось заседание коммунистической фракции конгресса. Обсуждался один вопрос: следует ли выступить на конгрессе с официальным заявлением о принципах работы коммунистов в Гоминьдане?
«Лучше высказать откровенно нашу позицию, — говорил на этом заседании Ли Да-чжао, — разъяснить, почему и для чего мы вступаем в Гоминьдан. Некоторые старые гоминьдановцы думают, что мы вступили в их партию, чтобы пользоваться их средствами и делать свое дело, отнять у них чашку риса, занять их место».
Было принято предложение: в прениях по главному докладу затронуть вопрос о работе коммунистов в Гоминьдане. «Желательно это сделать в присутствии Сунь Ят-сена», — рекомендовал Бородин.
«Конечно, нужно, чтобы Сунь Ят-сен высказал свою точку зрения, — согласился с Бородиным Ли Да-чжао. — Мы хотим добиться, чтобы Сунь Ят-сен сделал ясное заявление по этому вопросу. Мы вступаем в Гоминьдан, [79] чтобы помочь его реорганизации и развитию национально-революционного движения. Мы не намерены что-либо красть у Гоминьдана. Если у Гоминьдана есть какие-либо сомнения в этом, то они должны быть высказаны прямо. Сунь Ят-сену хорошо известна история вопроса о нашем вступлении в Гоминьдан и цели, которые мы преследуем при объединении».
Было решено выступить с заявлением на седьмой день работы конгресса в присутствии Сунь Ят-сена. Для подготовки текста заявления выбрали комиссию из трех человек во главе с Ли Да-чжао.
28 января на заседании конгресса слово было предоставлено Ван Цзин-вэю, который напомнил, что на предыдущем заседании он не смог закончить своего доклада об уставе в связи с приходом Сунь Ят-сена, сообщившего печальное известие о смерти В. И. Ленина. Теперь он, Ван Цзин-вэй, считает нужным добавить, что устав несколько раз обсуждался ЦИК и комиссией, избранной конгрессом. Были рассмотрены различные предложения или заявления по всем пунктам устава.
Затем выступил некий Фын и заявил, что он все параграфы устава поддерживает, но не может согласиться с присутствием в Гоминьдане представителей других политических партий и поэтому предлагает добавить в устав пункт о том, что члены Гоминьдана не могут в то же время входить в другие партии.
В зале поднялся шум. Председатель, водворив тишину, предоставил слово делегату-коммунисту Ли Да-чжао.
«Я уполномочен дать товарищам некоторые разъяснения, — спокойно начал свое выступление Ли Да-чжао, — мы, члены Китайской коммунистической партии, в настоящее время входим в Гоминьдан, и это вызывает у некоторых удивление. Прежде чем вступить в Гоминьдан, мы несколько раз беседовали с Сунь Ят-сеном, которому заявили, что, как и большинство социалистической молодежи, готовы работать совместно с Гоминьданом. Наше заявление мы сделали открыто и честно. Мы исходили из того, что Китай в настоящее время находится в исключительно тяжелом положении. Для борьбы с феодалами-милитаристами необходимо иметь сильную революционную партию. Какая же партия может противопоставить свою организованность силе милитаристов? Мы пришли к выводу, что это по плечу только [80] Гоминьдану, который имеет свои твердые принципы, свою историю и своего вождя, могущего в настоящее время стать знаменем объединения всех национально-революционных сил Китая. Мы считаем, что, работая вне Гоминьдана и не имея еще достаточно крепкой организации, мы раздробили бы революционные силы, принесли бы только пользу врагу. Но, работая в Гоминьдане, мы поможем объединить все революционные силы вокруг вашей партии и вместе добьемся осуществления принципов Сунь Ят-сена, которые являются и нашими принципами. Вот почему мы вошли в Гоминьдан добровольно, без всякого с чьей бы то ни было стороны давления, вместе с вами будем бороться против милитаристов и освободим от них нашу измученную страну.
Товарищам, которым непонятны были мотивы нашего вступления в Гоминьдан, теперь, я надеюсь, все будет ясно. Гоминьдан имеет свою дисциплину и устав, и, если кто-либо из вошедших в него не желает подчиняться этим нормам, партия всегда имеет право исключить такого человека из своих рядов».
После выступления Ли Да-чжао слово взял представитель гоминьдановцев Тяньцзиня и в повышенном тоне заявил, что вопрос относительно устава можно считать решенным, но он тоже считает необходимым добавить предложенный пункт относительно членов других партий, ибо он не может представить себе члена партии, работающего сегодня тут, а завтра там.
Многие делегаты говорили: если Сунь Ят-сен считает, что коммунисты признают его принципы и будут подчиняться уставу и дисциплине Гоминьдана, то нечего бояться их вступления в партию.
Ван Цзин-вэй, в то время прикидывавшийся левым, также счел нужным поддержать эту точку зрения: «Мы знаем, как работают вошедшие в нашу партию коммунисты, и было бы полным абсурдом запрещать совместную с ними деятельность...».
В заключение выступил Ляо Чжун-кай.
«Я категорически против внесения в устав пункта, ограничивающего вступление в нашу партию членов других политических партий, — заявил он. — Я спрашиваю вас: революционная партия Гоминьдан или нет, и следует ли она принципам социализма? Пришло время понять, что только в единстве с другими революционными [81] партиями мы сможем победоносно завершить революцию. Почему мы должны запретить вступление в наши ряды желающим бороться вместе с нами и признающим нашу программу, тем более теперь, когда мы напрягаем все силы для победы. Мы обязаны во имя революции объединиться со всеми революционными силами нашей страны. Вы боитесь диспутов в нашей партии, но коммунисты входят не для диспутов, а для того, чтобы делать дело... Предложение, вызвавшее столько дебатов, вредно, и оно должно быть отклонено».
После горячей речи Ляо Чжун-кая, прерывавшейся аплодисментами и одобрительными возгласами, состоялось голосование.
Предложение о новом пункте в уставе было отклонено, за него голосовало лишь несколько делегатов.
Так на Первом конгрессе Гоминьдана было официально оформлено его сотрудничество с Коммунистической партией Китая, активизировавшее борьбу Сунь Ят-сена, левого крыла Гоминьдана и всего народа против империализма и феодализма.
Восьмой день заседания конгресса, на котором председательствовал Ли Да-чжао, был посвящен организационным вопросам.
Девятый, заключительный день конгресса. Председательствует Сунь Ят-сен. Перед началом заседания в зал вносят две большие урны для голосования.
Сунь Ят-сен сказал, что сегодня предстоят выборы ЦИК Гоминьдана. Кроме того, нужно обсудить еще некоторые дополнения к манифесту, предложенные за подписью 12 делегатов.
Получивший слово Ляо Чжун-кай разъяснил, что имеется в виду дополнить манифест тремя требованиями: возвращение Китаю захваченных иностранцами концессий; возвращение таможни; передача Китаю сумм боксерской контрибуции на народное образование. Предложение большинством голосов было принято.
Перед выборами ЦИК Ляо Чжун-кай объявил: «Ранее мы уже сообщали товарищам, что нами организована в Гуанчжоу военная школа. Чтобы вести пропаганду среди солдат, необходимо иметь кадровых офицеров, которых мы теперь сможем готовить. Все, кто желает вступить в школу, могут подать соответствующее заявление. Для поступления необходимо иметь среднее [82] образование. Каждая провинция имеет право командировать от 10 до 15 человек».
Сунь Ят-сен представил списки кандидатур в Центральный Исполнительный Комитет и ревизионную комиссию Гоминьдана, составленные им по согласованию с рядом делегаций. Секретарь конгресса зачитал списки. Вопрос об избрании решался простым большинством. Результаты голосования были встречены дружными аплодисментами.
На заключительном заседании Сунь Ят-сен сказал: «Со времени открытия конгресса прошло десять дней, секретарь только что доложил вам о всей проделанной работе. Принятый манифест Гоминьдана требует от нас широкого его распространения и пропаганды, ибо в нем сформулированы цели и задачи нашей партии. С этого дня мы должны работать, в полной мере следуя духу манифеста. В провинциях манифест должен стать руководящим началом деятельности всех членов партии.
Второй важный вопрос — наши политические принципы. Никто из товарищей никогда не должен забывать их. Мы должны бороться за них до конца. С момента организации «Союзной лиги» и до свержения маньчжурской династии мы стремились провести их в жизнь и до сего времени от них не отступали, но мы не смогли еще добиться результатов, ибо действовали неорганизованно. У нас не было твердого плана, и каждый член партии работал на свой страх и риск. Вот почему мы провели реорганизацию партии. Мы созвали настоящий конгресс, чтобы учесть наши прошлые ошибки, изыскать новые пути для более плодотворной работы и усилить нашу партийную дисциплину. Теперь реорганизация партии произведена, и мы должны с новой энергией приступить к осуществлению наших принципов, которые народ всецело поддерживает... Если мы сумеем осуществить их до конца, победа близка.
Третий важный вопрос — политическая программа. Мы обязаны провести в жизнь три принципа, это поможет нашему угнетенному народу, для которого мы призваны работать. Конкретно программу мы можем изменить, если это будет необходимо, но принципы наши неизменны. Возможно, явится необходимость внести в программу еще и другие важные пункты или исключить некоторые из принятых теперь пунктов, все это мы [83] сможем решить на будущем конгрессе, а до его созыва мы обязаны проводить в жизнь постановления Первого конгресса полностью и без всяких изменений. Никто по своему усмотрению не имеет права менять программу партии. Подготовка манифеста и программы, принятых Первым конгрессом, потребовала много работы и времени, и нам кажется, что эти документы вполне соответствуют духу нашей реорганизации. Если же кто-нибудь находит необходимым внести поправки, он должен подготовить свои предложения к следующему конгрессу. Прежде наша деятельность дезорганизовывалась нами самими, каждый поступал по-своему, и поэтому мы до сих пор не смогли добиться успехов в нашей борьбе. С этого дня все товарищи должны работать сообща и дисциплинированно, как в армии. Если командир отдает приказ о наступлении, то, несмотря на все опасности, ни одна часть не имеет права отступить, пока не получит нового приказа. Всякое неподчинение приводит к полной дезорганизации, и армия терпит поражение. Мы должны рассматривать партию как революционную армию, подчиняющуюся строгой дисциплине. Настоящий конгресс, завершивший полную реорганизацию нашей партии, указал нам на реальную возможность победы при условии, что все его постановления будут проведены в жизнь.
Товарищи, держите крепче знамя в руках! Вперед, за работу!» — так закончил свою речь Сунь Ят-сен. Затем он, указав на гоминьдановское знамя, призвал всех делегатов встать, и делегаты дружно совершили церемонию поклонения.
Многоголосый хор провозгласил:
«Первому конгрессу Гоминьдана десять тысяч лет!»
«Партии десять тысяч лет!»
«Китайской Республике десять тысяч лет!»
На этом Первый всекитайский конгресс Гоминьдана закрылся.