В Гуанчжоу

Гуанчжоу в то время был революционным центром Китая. Здесь шла напряженная политическая жизнь. Революционные силы страны сгруппировались вокруг Сунь Ят-сена, который на протяжении сорока лет [18] неустанно вел национально-революционную борьбу и, несмотря на тяжелые поражения, мучительно искал новые пути к освобождению народа.

В. И. Ленин высоко ценил неутомимую революционную деятельность Сунь Ят-сена, называл его революционным демократом полным благородства и героизма.

Имя Сунь Ят-сена хорошо известно советским людям. Мне посчастливилось встречаться с великим китайским революционером-демократом, и впечатления о нем на всю жизнь остались свежими и незабываемыми.

На опыте всей своей революционной деятельности, под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции, которую он охарактеризовал как «великую надежду человечества», Сунь Ят-сен пришел к выводу, что революционеры не могут добиться успеха без связи с рабочими и крестьянскими массами.

Сунь Ят-сен вложил в ранее созданную им революционную программу «три народных принципа» — новое содержание. Принцип национализма, разъяснял он, нужно понимать как решительную борьбу с агрессией империализма. Принцип народовластия — как создание демократической системы. Принцип народного благоденствия — как уравнение прав на землю и ограничение капитала. Для проведения в жизнь новых «трех народных принципов» Сунь Ят-сен выработал три политические установки: союз с Советской Россией, союз с Коммунистической партией, поддержка крестьян и рабочих.

Ф. Энгельс говорил: «Венец человеческой жизни — это подвиг». Такой подвиг был совершен доктором Сунь Ят-сеном за год до его смерти, на Первом конгрессе Гоминьдана, когда он в труднейшей обстановке, в борьбе с оппозицией правых гоминьдановцев сумел выйти победителем, решительно отстояв свою новую революционную программу.

В конце 1923 г. Сунь Ят-сен создал Временный центральный исполнительный комитет Гоминьдана в составе девяти членов, включая Ляо Чжун-кая, Тань Пин-шаня и др. Началась предварительная подготовка к реорганизации Гоминьдана, и были предприняты новые шаги для сближения с Советской Россией. Однако правое крыло Гоминьдана не одобряло новой революционной политики Сунь Ят-сена. Правые гоминьдановцы не шли дальше идей «западного парламентаризма». Они особенно [19] опасались организационного укрепления Гоминьдана, насаждения в нем революционной дисциплины. В сложной и неустойчивой обстановке Сунь Ят-сену и Ляо Чжун-каю приходилось вести с ними ожесточенную борьбу.

В то время в стране наряду с крупными, контролировавшими по нескольку провинций милитаристскими группировками, такими, как чжилийская клика англо-американской ориентации, возглавляемая Цао Кунем и У Пэй-фу, аньхуэйская во главе с японским ставленником Дуань Ци-жуем, фыньтяньская клика Чжан Цзоли-ня, действовали более мелкие генералы-милитаристы «гоу-юй» («собаки-рыбы»). Обычно их власть распространялась на одну провинцию или даже на несколько уездов. Все они вели между собой непрерывные войны, стремясь увеличить свои владения не столько ради политического влияния, сколько ради расширения источников доходов.

В провинции Гуандун, включая и ее столицу Гуанчжоу, враждовали между собой более десятка разных по силе милитаристов, которые временами объединялись для борьбы с северными милитаристами. В 1922 г. не желавший подчиняться северным милитаристам генерал Чэнь Цзюн-мин, используя в своих целях лозунг «защиты Республики» и имя Сунь Ят-сена, перешел с юга провинции Фуцзянь в наступление на провинцию Гуандун, овладел Гуанчжоу и пригласил Сунь Ят-сена для организации правительства Южного Китая. В то время Сунь Ят-сен еще ошибочно полагал, что он сможет использовать в интересах революции войска отдельных милитаристов. В апреле 1922 г. в Гуанчжоу Сунь Ят-сен был избран президентом республики. Но фактически Чэнь Цзюн-мин сосредоточил в своих руках всю власть, заняв посты министра внутренних дел, военного губернатора провинции и главнокомандующего.

После того как к власти в стране пришла чжилийская клика милитаристов, англичане и американцы — хозяева У Пэй-фу и Чэнь Цзюн-мина — приказали своим лакеям договориться. Тогда Чэнь Цзюн-мин решил, что он более не нуждается в Сунь Ят-сене. Да Сунь Ят-сен и не устраивал его хозяев — империалистов. В июне 1922 г. Чэнь Цзюн-мин совершил вооруженный переворот. Сунь Ят-сен со своими сторонниками был вынужден [20] бежать в Шанхай. Но в феврале 1923 г., после того как одна из групп южных милитаристов изгнала Чэнь Цзюн-мина из Гуанчжоу, Сунь Ят-сен снова прибыл туда и организовал революционное правительство.

В новой группировке южных милитаристов, захвативших Гуанчжоу, не было единства. Между ее руководителями все время происходили трения и чувствовалось взаимное недоверие. Популярное имя Сунь Ят-сена милитаристам было необходимо, чтобы скрыть свой обман народа и удержаться в Гуандуне.

Не имея реальной власти, Сунь Ят-сен искусно пользовался противоречиями между местными милитаристами и сплачивал вокруг себя революционные массы, прогрессивные круги интеллигенции и национальной буржуазии.

Под контролем правительства Сунь Ят-сена находилась только центральная часть провинции Гуандун — коридор, протянувшийся о севера на юг.

С севера, из провинций Хунань и Цзянси, Гуанчжоускому правительству угрожали войска У Пэй-фу. На юге Гонконг, английская колония, подобно громадному спруту, протянул свои щупальца к провинции Гуандун и вытягивал из нее жизненные соки.

Восточную часть Гуандуна до линии Шилун — Вэйчжоу — Хэюань занимали войска Чэнь Цзюн-мина.

В северной части Гуанси шла борьба между губернатором провинции Лу Жун-тином и генералом Шун Хун-юном — формальным союзником Сунь Ят-сена.

Юг Гуанси с городом Наньнином был занят войсками нескольких милитаристов, номинально подчинявшихся Сунь Ят-сену. Они без особого труда овладели этой территорией, поскольку генерал Ли Цзун-жэнь (союзник Лу Жун-тина), который должен был противодействовать их вторжению, в решительную минуту неожиданно объявил о своем нейтралитете. Таким образом, обстановка в провинции Гуанси не представляла опасности для Гуанчжоуского правительства.

Юго-западная часть Гуандуна до линии Лодин — Эньпин — Лотан с о. Хэнам была занята войсками, подчинявшимися Чэнь Цзюн-мину.

В полосе, контролировавшейся правительством Сунь Ят-сена, и в городе Гуанчжоу располагались различные милитаристские группировки, называвшие себя «союзной [21] армией» и выполнявшие распоряжения правительства. Из них наиболее сильной, боеспособной, лучше всех вооруженной была Юньнаньская армия под командованием генерала Ян Си-миня. Она состояла из трех корпусов:

1-й корпус (5500 штыков, 1-я и 2-я пехотные дивизии) дислоцировался в Гуанчжоу;

2-й корпус (8 тыс. штыков, 3-я и 4-я пехотные дивизии) был расположен частью в Гуанчжоу, частью вдоль Гуанчжоу-Коулунской железной дороги. Помимо сухопутных войск, его командир генерал Фань Ши-шэнь располагал пятью речными и двумя морскими судами;

3-й корпус под командованием генерала Ху Ян-шуна (5 тыс. штыков, 5-я и 6-я пехотные дивизии) занимал районы Цзэнчэна и Гуанчжоу-Самшуйской железной дороги.

Всего армия генерала Ян Си-миня насчитывала до 22–23 тыс. солдат.

Наемные солдаты этой армии, выходцы из провинции Юньнань, были оторваны от родных мест. Плохие отношения с местным населением, которое ненавидело их как пришельцев-грабителей, а также палочная дисциплина и расстрелы за малейшее неповиновение, кое-как поддерживали «единство» юньнаньских войск. И офицеры, и солдаты понятия не имели, во имя чего они сражаются. Хозяева армии — юньнаньские генералы — платили им жалованье, одевали, кормили, и они шли за ними туда, куда их вели, не раздумывая, зачем и почему.

Вступление в Гоминьдан некоторых высших начальствующих лиц, таких, как Ян Си-минь (командующий Восточным фронтом, и ряда других объяснялось, разумеется, не идейными, а практическими соображениями.

Юньнаньская армия, считавшаяся наиболее сплоченной, также раздиралась внутренними противоречиями.

Между главнокомандующим (он же командир 1-го корпуса) Ян Си-минем и командиром 2-го корпуса Фань Ши-шэнем шла ожесточенная борьба за влияние. Причем Фань Ши-шэнь был явно сильнее, так как в его корпусе было больше сплоченности и дисциплины.

Фань Ши-шэнь распоряжался сбором налогов на занятой корпусом территории, и командиры дивизий находились в денежной зависимости от него. В корпусе Ян Си-миня командиры дивизий собирали налоги с [22] местного населения самостоятельно и подчинялись командиру корпуса лишь номинально, а 2-я дивизия иногда и совсем его не признавала. Генерал Ян Си-минь, с согбенной спиной, всегда мрачным лицом, с отвисшими усами, напоминал человека, не проспавшегося после тяжелого похмелья. Удерживал он свое влияние в армии умением лавировать в сложной обстановке интриг.

Полной противоположностью ему был генерал Фань Ши-шэнь физически здоровый, рослый, красивый, с черными как смоль усами. Излишняя самоуверенность погубила его, о чем будет рассказано далее.

При всех противоречиях у руководителей Юньнаньской армии хватало ума, чтобы открыто не начинать междоусобицу перед лицом враждебно настроенных армий остальных милитаристов, особенно гуанчжоуских генералов.

Гуанчжоуские милитаристы не могли смириться с тем, что «пришельцы» — сильная Юньнаньская армия — захватили в Гуанчжоу источники дохода: железные дороги, игорные и публичные дома, сборы с винной и табачной торговли и т. д.

Гуанчжоуская армия была второй по численности и по силам. Сунь Ят-сен рассчитывал, что при поддержке Гуанчжоуского правительства рано или поздно она будет играть первую скрипку в южной группировке. Фактически же хозяева этой армии заботились только о своих личных интересах.

Во главе Гуанчжоуской армии стоял генерал Сюй Чун-чжи, он же был командующим Юго-Западного фронта. Сюй Чун-чжи входил в состав ЦИК Гоминьдана и занимал в нем центристскую позицию. Этот красивый молодой генерал с подчеркнуто корректными манерами еще недавно принадлежал к «золотой молодежи» Гуанчжоу, проводившей время в бурных кутежах. Потом он остепенился и стал «искусным мастером» революционной фразы, отнюдь не обремененным излишней принципиальностью.

Из трех корпусов Гуанчжоуской армии только 2-й (да и то не все его части) действительно подчинялся Сюй Чун-чжи. Командир 1-го корпуса Ляо Хун-кай проявлял полную самостоятельность и был в натянутых отношениях с командующим армией. Его корпус, занимавший район к юго-западу от Гуанчжоу, состоял из 12, 13 [23] и 19-й отдельных бригад численностью около 4700 штыков — боевая ценность корпуса была невелика.

Командир 3-го корпуса Гуэнчжоуекой армии генерал Ли Фу-линь был кандидатом в члены городского комитета Гоминьдана. Этот пожилой человек, уроженец Гуандуна, до Синьхайской революции предводительствовал огромной шайкой морских пиратов. В ходе революции Сунь Ят-сен привлек его на свою сторону. Пока существовало правительство Сунь Ят-сена Ли Фу-линь ни разу не выступал против него, хотя и не поддерживал его активно. Корпус Ли Фу-линя имел около 4 тыс. штыков. Главные силы корпуса располагались на о. Ханам, остальные к югу по р. Жемчужной (Чжуцзян). Сунь Ят-сен поручил этому корпусу бороться с многочисленными мелкими бандами. На деле же эта «боевая часть» находилась в сговоре с местными бандитами и держала их в повиновении, получая от грабежей определенный процент. Генерал Ли Фу-линь неоднократно занимал ряд высоких должностей в провинциальном правительстве, но долго на них не засиживался, так как обычно они были недостаточно прибыльными.

При знакомстве с корпусом Ли Фу-линя выяснилось, что он довольно боеспособен. Сам генерал больше занимался коммерческой и политической деятельностью, возложив практические вопросы по руководству корпусом на своего брата.

2-й корпус состоял из 1, 2 и 3-й дивизий, 7, 8, 11 и 14-й отдельных бригад и четырех отдельных полков. Отдельные бригады (за исключением 7-й) и отдельные полки в боевом отношении ценности не представляли и годились лишь на то, чтобы собирать налоги с населения.

1-я пехотная дивизия состояла из двух бригад. Эта дивизия считалась одной из лучших в Гуанчжоуской армии. Она была расположена в районе Учжоу и имела 3200 штыков.

Командир дивизии генерал Ли Цзи-шэнь, по происхождению гуансиец, был видным членом ЦИК Гоминьдана. Невысокого роста, коренастый, с глазами навыкате, он был не очень общителен. Ли Цзи-шэнь не сомневался в том, что призван играть главную роль на политической арене.

Ли Цзи-шэнь на наших глазах упорно продвигался [24] по служебной лестнице. Он внимательно прислушивался к предложениям советских советников, быстро проводил их в жизнь и охотно помогал налаживать политическую работу в воинских частях, находившихся под его командованием. В результате его войска быстро укрепляли боеспособность.

Несколько слов о том, как впоследствии сложилась судьба Ли Цзи-шэня.

В 1927 г. Ли Цзи-шэнь, тогда губернатор Гуандуна, совершил крупнейшее преступление перед революцией. После контрреволюционного переворота Чан Кай-ши, признав власть сформированного им нанкинского правительства, Ли Цзи-шэнь принял участие в подавлении Гуанчжоуской коммуны. С 1931 г. он начал склоняться к оппозиции по отношению к режиму Чан Кай-ши, а с 1933 г. стал активно бороться против его клики, за что был исключен из Гоминьдана.

В конце 1937 г., когда началась война против японских захватчиков и в стране складывался единый антияпонский фронт, между Чан Кай-ши и Ли Цзи-шэнем произошло примирение. Чан Кай-ши назначил Ли Цзи-шэня на командный пост в Юго-Западном Китае и восстановил его в Гоминьдане.

После падения Уханя, в конце 1938 г. Чан Кай-ши прибыл в Гуйлинь. Мне довелось присутствовать{1} на банкете, устроенном местными властями по случаю приезда Чан Кай-ши; его посадили рядом с Ли Цзи-шэнем. Я наблюдал за поведением этих союзников поневоле. За все время ужина ни тот, ни другой не взглянули друг на друга. Ли Цзи-шэнь сидел хмурый, не прикасаясь к пище: возможно, он боялся отравы. Высохший, кожа да кости, Чан Кай-ши хмуро смотрел куда-то через головы сидящих. Он походил на загнанного зверя, обреченного попасть в расставленную ловушку. К концу ужина Чан Кай-ши покосился на Ли Цзи-шэня и с улыбкой, похожей на оскал собаки, бросил: «Завтра приму». Ли Цзи-шэнь узнал меня — после ужина зашел ко мне. В присутствии переводчика, который, несомненно, был человеком Чан Кай-ши, он стал критиковать существовавшие в гоминьдановской [25] армии порядки, тепло вспоминая о Народно-революционной армии времен Северного похода, о том, как была организована коммунистами политическая работа.

На другой день Ли Цзи-шэнь был принят Чан Кай-ши и назначен начальником Управления по руководству партизанским движением. Эта должность по существу была номинальной, так как Гоминьдан никаким партизанским движением не руководил. Антияпонское народное партизанское движение в тылу японской армии возглавляла Коммунистическая партия Китая, создавшая во многих районах активные партизанские базы.

Последняя моя встреча с Ли Цзи-шэнем произошла в ноябре 1956 г., когда в составе советской делегации я побывал в Пекине и Нанкине на праздновании 90-летней годовщины со дня рождения Сунь Ят-сена. К тому времени Ли Цзи-шэнь стал председателем Революционного комитета Гоминьдана и заместителем председателя Центрального Народного правительства Китайской Народной Республики. Из газет я узнал, что 9 октября 1959 г. Ли Цзи-шэнь умер в Пекине.

Но вернемся к 1924 г. 2-я дивизия 2-го корпуса Гуанчжоуской армии дислоцировалась в трех километрах к северо-востоку от Гуанчжоу. Она имела три полка общей численностью 2160 штыков. Командиром ее был генерал Чжан Мин-дэ, гоминьдановец, не имевший военного образования. Дивизия ему нужна была не столько для военных действий, сколько для каких-то коммерческих манипуляций. Сама по себе фигура генерала Чжан Мин-дэ небезынтересна, и с ним мы еще встретимся во время первого Восточного похода.

В распоряжении командира 2-й дивизии было два небольших мореходных судна, которые он использовал для собственных торговых нужд.

3-я пехотная дивизия численностью 3 тыс. штыков включала две бригады (четыре полка), которые размещались на юго-западе и на западе провинции. Командовал дивизией генерал Си Чан-тин.

7-я бригада с приданным ей 16-м отдельным пехотным полком под общим командованием генерала Сюй Цзи (брата генерала Сюй Чун-чжи) насчитывала 2200 штыков и располагалась в районе железнодорожной станции Шитань. Внешне ее солдаты выглядели подтянутыми и вымуштрованными. Сам генерал Сюй [26] Цзи был совершенно бесцветной и безвольной личностью.

Отдельная полицейская бригада под командованием генерала У Те-чэна состояла из двух полков и батальона маузеристов. Она имела 1300 штыков и эскадрон кавалерии.

Уроженец Гуанчжоу, У Те-чэн одновременно занимал пост начальника полиции города. Юрист по образованию, он не получил специальной военной подготовки, но неплохо разбирался в военных вопросах и пользовался авторитетом у своих подчиненных.

Среди других генералов У Те-чэн выделялся более высокой культурой, недюжинным умом, хитростью и потому приобрел в обществе этих военных деятелей значительный вес. По политическим убеждениям он принадлежал скорее к правому крылу Гоминьдана, но до поры до времени искусно это скрывал и считался левым.

Последний раз мне довелось встретиться с У Те-чэном во время войны против японского империализма. Наша встреча произошла зимой 1938/39 г. на севере провинции Гуандун, в городе Шаогуане, где был расположен штаб Южного фронта и куда я приехал из Чанша.

У Те-чэн в то время был губернатором Гуандуна. Вместе с генералом Чжан Фа-куем, командующим Южным фронтом, они встретили нас на станции и отвезли в особняк на окраине города. Одетый по английскому образцу У Те-чэн, как и в прежние времена, выглядел барином. Японо-китайская война и выпавшие на долю китайского народа бедствия его, очевидно, особенно не волновали.

Мы встретились с ним радушно, как старые знакомые. Но У Те-чэн на этот раз явно не испытывал такого почтения к советникам, как раньше. Он знал, что его карьера теперь не зависит от успеха боевых операций. Честолюбие его было вполне удовлетворено занимаемым положением, на большее он не рассчитывал, а в банке на его текущем счету имелось достаточно средств, накопленных благодаря «хозяйственной деятельности» в провинции.

Мы разговорились о прошлом. Я вспомнил о зверски убитом Ляо Чжун-кае. Я тогда еще не знал, что У Те-чэн был одним из организаторов этого убийства. [27]

— Да, жаль человека, — сказал У Те-чэн, глядя куда-то в сторону, и перевел разговор на другую тему.

Обычно порывистый, энергичный, генерал Чжан Фа-куй на этот раз казался вялым и больным. Он все еще не оправился от переутомивших его тяжелых боев за Ухань. Генерала Чжан Фа-куя я тоже помнил по Первой гражданской революционной войне. Вначале он был командиром дивизии, затем во время Северного похода командиром 4-го корпуса. В то время он честно служил революции и считался хорошим генералом. В 1927 г. под командованием генерала Чжан Фа-куя оказался лучший корпус, так называемая «железная армия». Вместо того чтобы выступить в решающий момент против изменника Чан Кай-ши, Чжан Фа-куй занял «двойственную» позицию и покрыл себя позором, приняв участие в подавлении Кантонской коммуны.

После победы революции и образования Китайской Народной Республики Чжан Фа-куй не перешел на сторону народа, как это сделали многие другие генералы Национально-революционной армии времен Северного похода. Правда, он не пошел и в услужение к Чан Кайши. Он «живет своим домиком» в Гонконге...

Таким образом, в разношерстной Гуанчжоуской армии насчитывалось до 28 тыс. солдат, вооруженных винтовками, имелось 122 пулемета и четыре годные пушки.

Следующей по значимости после Гуанчжоуской была Хунаньская армия, ее численность доходила до 14 тыс. человек. Незадолго до нашего приезда хунаньская армия понесла большие потери в войне с армией У Пэй-фу, но, несмотря на это, как в боевом, так и в организационном отношении она вполне сохранилась. Во главе армии стоял пожилой генерал Тань Янь-кай.

Его ближайшим помощником и непосредственным руководителем боевых действий был генерал Чэн Цянь, член ЦИК Гоминьдана. В описываемое время Чэн Цянь занимал пост военного министра в правительстве Сунь Ят-сена. Он принадлежал к левому крылу Гоминьдана.

Слабейшей как по численности, так и по организованности была Гуансийокая армия под командованием генерала Лю Чжэнь-хуаня. В этой армии царил полнейший хаос. Говорили, что в ней генералов больше, чем офицеров, а офицеров больше, чем солдат, винтовок больше, чем патронов. И этот анекдот был не далек от истины. [28]

При численности 5–6 тыс. человек эта армия насчитывала в своем составе семь пехотных дивизий, из которых 1, 2 и 3-я располагались на Восточном фронте, в районе к северу от Шилуна, а остальные — южнее, в районе крепости на островах Хумынь. Маленького роста, щупленький, походивший в своих громадных ботфортах на сказочного кота в сапогах, командующий армией генерал Лю Чжэнь-хуань не играл в то время никакой политической или военной роли. Его войска были всего-навсего придатком Юньнаньской армии.

Вне милитаристских группировок стоял небольшой корпус генерала Чжу Пэй-дэ.

Вся авиация, находившаяся в распоряжении правительства, состояла из четырех аэропланов и двух гидропланов. Аэропланы выпуска 1916 г. были изношены, запасных частей к ним не было вовсе. Командовал авиацией личный секретарь Сунь Ят-сена. Это была, пожалуй, единственная воинская часть, вполне лояльная по отношению к правительству.

Из военно-морских судов имелись один нуждавшийся в ремонте крейсер, канонерка и два транспорта. Канонерка и транспорты были вверены генералу Оуян Лину, который не имел не только морского, но и какого-либо иного образования. Номинально Оуян Лин подчинялся Сунь Ят-сену, фактически же никому не подчинялся и торговал конфискованным опиумом, транспортируя этот товар на кораблях.

Речная группа состояла из 22 судов, в том числе 8 канонерок. Все суда были слабо прикрыты ненадежной броней, которая с короткой дистанции пробивалась даже ружейной пулей. Артиллерия имела очень плохие углы обстрела, артиллеристы были плохо подготовлены.

В таком состоянии находились вооруженные силы на территории, контролировавшейся Гуанчжоуским правительством в начале 1924 г.

«Союзники», как называли себя местные милитаристы, в какой-то степени действительно объединялись для защиты своей кормушки от посягательств северных милитаристов и генерала Чэнь Цзюн-мина. Поэтому они на словах признавали генерала Ян Си-миня своим главнокомандующим. По существу, как мы видели, они были разъединены, и каждый из них заботился только о личной выгоде. Они, как и все феодалы-милитаристы [29] после революции 1911 г., дорожили прежде всего своей армией. Закон их существования был прост: «Есть армия — есть власть».

В соответствии с этим законом милитаристы чувствовали себя в Гуанчжоу, как пассажиры на вокзале в ожидании попутного поезда. Каждый из них стремился поднакопить достаточно сил, чтобы раздавить конкурентов в Гуанчжоу или отвоевать «свою» провинцию. Как правило, они совершенно не заботились ни об экономическом развитии занятой ими территории, ни об улучшении жизни населения. Милитаристы были прежде всего заинтересованы в сохранении доходов, т. е. налоговых поступлений, которые ежемесячно распределялись между ними в следующих размерах:

Милитаристы были подозрительны, скрытны, ни на грош не доверяли друг другу. Приведем здесь характерную запись корреспондента Российского телеграфного агентства (РОСТА) о встрече с генералом Фань Ши-шэнем в декабре 1924 г.: «Сегодня в 4 часа дня наш корреспондент был принят Командующим 2-й юньнаньской армией — генералом Фань Ши-шэнем. Это интервью было дано после длительных и упорных попыток добиться встречи с генералом. Интервью состоялось лишь благодаря содействию начальника полиции генерала У Те-чэна.

В 3 часа 45 минут наш сотрудник был в штабе, расположенном в полуразрушенном доме, кое-как подпертом балками, чтобы он не развалился. Некоторую красочность придают ему четыре гирлянды разноцветных флагов и электрических лампочек, перекинутые от здания штаба через улицу. Украшения остались после празднования юбилея первого революционного восстания в провинции Юньнань в 1911 г. Вход в штаб охранялся двумя часовыми, которые быстро подошли к нашему корреспонденту, требуя пропуска. На помощь пришел дежурный адъютант, который ввел нашего корреспондента в приемную. Вернее, это не приемная, [30] а небольшой, слегка прибранный уголок в разрушенном доме. Две кровати, стол с двумя чернильницами, пара стульев и другой круглый плетеный стол с дюжиной чашек красноречиво свидетельствовали, что мы вошли в жилое помещение.

Облупленные стены, бегающие по полу мышата, на которых присутствие людей, очевидно, не производило особого впечатления; густые тенета паутины, доходящие до стульев и грозившие облепить головы посетителей, довершали общее впечатление от приемной штаба генерала Фань Ши-шэня.

Нашему корреспонденту было предложено заполнить анкету с рядом вопросов: имя, фамилия, адрес, цель прихода и т. д. Затем дежурный немедленно доложил о посетителе.

«В штабе ли генерал Фань Ши-шэнь?». Получить ответ на этот вопрос было невозможно. Дежурный не берет на себя смелости предвосхитить желание генерала, объявить, в штабе он или нет.

Через десять минут нам объявляют: «Генерала Фань нет. Вас примет начальник штаба».

Ничего не поделаешь! Не сам Фань Ши-шэнь, так начальник штаба! Приходится мириться. Пройдя несколько длинных лестниц, мы попадаем в большую комнату, нечто вроде секретариата. Два писаря старательно выводят иероглифы. Какой-то офицер любезно спрашивает: «Кто вы? Откуда? Зачем?».

Недоуменно оглядываемся по сторонам. Та же грязь, то же впечатление разрушенного дома, временно занятого под жилье. Вероятно, хозяин не собирается засиживаться здесь долго. Стол, за которым уселся наш сотрудник, вытащен, надо думать, из склада поломанных вещей, — два вкладных ящика отсутствовали, употребленные, очевидно, для разогревания котелка, два других, разломанных, превращенных в дощечки, ждут своей участи. Крышка стола вызывает большое подозрение: она того и гляди провалится.

Неожиданно в коридоре раздались шаги. В сопровождении нескольких вооруженных солдат вошел высокий китаец в штатском национальном костюме. Он сел рядом с нашим сотрудником и любезно поздоровался. Фань или не Фань?

Сообщить об этом он не потрудился, и только из последующего [31] разговора удалось выяснить, что это был сам генерал Фань Ши-шэнь».

Эти записи московского корреспондента в общем верно передают ту обстановку, которую нам пришлось увидеть, когда мы приехали в южные районы страны.