11-я глава

По приезде в Каменец-Подольск, г. Адмиралов успокоил свою семью и казаков, сообщив им, что все окончалось благополучно. Здесь, в это время, уже распространился слух, что г. Адмиралов арестован и больше сюда не вернется.

Немедленно, все собрались и выехали в Проскурово.

По приезде туда и явившись к Коменданту города, г. Адмиралов, получил от него прекрасное и большое помещение для размещения эвакуирующихся, в котором было оборудовано общежитие, кухня, баня и т. п. Были найдены также конюшни и сараи: для лошадей, подвод и хранения сбруи. Все, приезжавшие сюда эвакуирующиеся, попадали в хорошие условия и рады были пожить здесь и отдохнуть после тяжелой и тревожной дороги.

1-го января 1944-го года была устроена для детей елка с подарками, а для взрослых встреча Нового года, концерт и ужин. На встрече Нового года присутствовали представители немецкого Штаба и города, а также приехавшие гости, старые эмигранты из Европы. [89] Вечер прошел очень оживленно и весело. По обычаю пели казачьи и других национальностей песни и плясали свои национальные танцы. Все были довольны, благодарили за устройство вечера, говорили много тостов и речей. Особенно, приятно было видеть среди беженцев, наших братьев, старых эмигрантов, которых давно и с нетерпением ожидали. В Проскурово, наконец, решил окончательно присоединиться и войск. старш. Т. Доманов со своим обозом и отрядом около 100 человек. Вместе с ним прибыли и его друзья и единомышленники: Кубанский полковник Лукьяненко, доктор Дьяконов, доктор Григорович и др. Пох. Атаман предложил: Доманову должность заместителя Пох. Атамана по административным делам, полк. Лукьяненко был назначен заведующим пропускным пунктом в Каменец-Подольске, а докторам Дьяконову и Григоровичу обслуживать общежитие эвакуирующихся.

Пох. Атаман встретил Доманова очень любезно, но у Доманова, с самого начала, стали проглядывать черты неискренности, тщеславия и зависти к Пох. Атаману. За спиной Пох. Атамана он иногда говорил казакам: «Ну, да знаете, у полк. С. В. Павлова всяко бывает!» На эти реплики Доманова в то время мало обращали внимания, а они говорились неспроста, а с целью разложения казаков.

Незадолго перед Новым годом, из Берлина и из Франции приехали старые эмигранты: полк. Маркевич, эсаул Ломакин, эсаул М. Ротов, фон-Браудэ и др. Все они приезжали от ген. П. Н. Краснова для работы в Войсковом Штабе, но всегда просили командных должностей. Все они производили хорошее впечатление и всем, конечно, давалось обещание в содействии, но в нем не было нужды, лишь бы была охота, а работы было сколько угодно.

В начале января в Войсковой Штаб приехал из Берлина новый представитель немецкого Штаба, г. Раткэ. [90] До него представителем был майор Миллер, прекрасный, тактичный и добрейшей души человек, который любил казаков и делал для них все, что только можно было сделать хорошого, но так-как он был непартийный, то его, по проискам нацистов, «партийных фазанов», сняли с этой работы и прислали г. Раткэ, заядлого нациста, «злого гения» казаков. Он не любил казаков и старался делать все им во вред. Много зла принес он казачеству. Он произвел на всех окружающих очень неприятное впечатление своим презрительным отношением к казакам. Только Доманов и его супруга, Мария Ивановна, как немка и соотечественница Раткэ, были им очарованы, вскоре подружили с ним и почти всегда останавливались на одной квартире. Раткэ хорошо говорил по русски и даже без акцента, но с явным пренебрежением. После знакомства и разговора с ним, у г. Адмиралова и Пох. Атамана явилось подозрение, что Раткэ будучи в русском плену после первой войны с немцами, поступил в коммунистическую партию. После переворота в России и революции, он долго жил на Кубани и работал в крупных организациях на ответственных постах. Возможно, что он состоял в НКВД, т. к. дальнейшее поведение его только подтвердило эти подозрения. Пох. Атаман не доверял Раткэ, т. к. его распоряжения всегда делались не в пользу казаков. Поэтому, Пох. Атаман с неохотой выполнял их, или-же не считаясь с ними, поступал по своему, как находил нужным.

Это, конечно, не нравилось Раткэ и он ненавидел Пох. Атамана, не без влияния Доманова.

В первый-же день, после приезда Раткэ, на квартире у г. Адмиралова было устроено совещание и намечен план дальнейшей работы Войскового Штаба. Так-как появилось очень много всевозможных самочинных, казачьих, комитетов, то на этом совещании было постановлено организовать при Войсковом Штабе Главный Казачий Комитет, объединяющий работу других комитетов, т. к. они своим поведением и работой вносили разлад среди казаков. Они считали себя самостоятельными и не подчинялись Войсковому Штабу и, конечно, не выполняли его распоряжений. [91] Все это вредило казачьему делу, дискредитировало его и происходило не без влияния большевиков, агенты которых были и в казачьей среде. Поэтому, решено было объединить эти комитеты, чтобы легче было бороться с ними. Председателем Главного казачьего Комитета был назначен г. Адмиралов, а помощниками ему были назначены представители Кубанского и Терского казачеств. К сожалению, этот Главный Комитет просуществовал недолго. Вскоре, был получен приказ ген. П. Н. Краснова: в виду явных злоупотреблений в этих комитетах, закрыть их и дела их сосредоточить в Войсковом Штабе. Вследствии такого приказа, в Войсковой Штаб стали приезжать «самостийники»: Кубанцы, Терцы и др., которые не хотели признавать объединяющей роли Пох. Атамана и его Войскового Штаба.

Первыми приехали представители от Кубанского казачества: председатель комитета, полк. Тарасенко и полк. Дьяченко. Затем, приехали Терцы. Пох. Атаман долго и заслуженно укорял их в разлагательской работе и ссоре казаков в это тяжелое время, что идет только на пользу большевикам. Но, в конце концев, примирение состоялось и полк. Тарасенко был назначен заместителем Пох. Атамана в г. Львов, куда была намечена дальнейшая эвакуация казаков. Духопельников никаких представителей не прислал и попрежнему скрывался от Пох. Атамана. Он устроился в г. Краков в немецкую полицию и разсылал своих агентов с привлечением казаков к себе на службу.

Организованный в Проскурово пропускной казачий пункт, между тем, продолжал свою работу, принимая беженцев, группируя их и отправляя дальше по железной дороге.

Так-как, по приказу немецкого Штаба, дальнейшая эвакуация должна была происходить только по железной дороге, то эвакуирующиеся вынуждены были бросать лошадей и подводы, или-же продавать их местному населению «за шапку сухарей», или чаще всего за бутылку водки. [92] По предложению Войскового Штаба, немецкое командование разрешило ему забирать этих лошадей и не оставлять их у населения, т. к. они будут нужны еще казакам в дальнейшем. Таким образом, было собрано несколько сот лошадей и подвод, которые отправлялись специальными эшелонами.

Здесь в Проскурово разыгрался очень неприятный инцидент. Когда, собирались брошенные лошади, то для них были оборудованы конюшни и сараи для подвод и хранения сбруи. Заведующими этих конюшен и кладовых были назначены офицеры, которым был отдан строгий приказ без письменного разрешения и подписи Коменданта пропускного пункта, г. Адмиралова, никому не выдавать ни лошадей, ни сбруи, т. к. на этой почве бывали всевозможные злоупотребления. Спустя некоторое время, на квартиру к г. Адмиралову прибежал офицер М. с подбитым глазом, который сообщил, что к нему в кладовую явился один казак, приятель господина Д., с запиской от него, в которой приказывалось выдать этому казаку конской сбруи на 3 лошади. Офицер М., заведовавший кладовой для сбруи, согласно имевшегося у него приказа и заведенного порядка, без подписи г. Адмиралова, этому казаку в просьбе отказал. Тот пожаловался г. Д., а последний, вызвав офицера г. М. к себе на квартиру, избил за невыполнение его приказа. Офицер г. М. был георгиевский каваллер, честнейший и скромный человек, имевший жену и сына, обучавшегося в Военном казачьем Училище. Он так разнервничался из-за этого постсупка г. Д., что хотел наложить на себя руки. Успокоив его, г. Адмиралов, немедленно, вызвал Пох. Атамана для разсмотрения этого позорного поступка г. Д. Пох. Атаман созвал экстренное совещание, на котором г. Д. не отрицал, что побил офицера М. за невыполнение его приказа. Это его заявление, да еще с добавлением очень некрасивых моментов, возмутило всех, присутствовавших на этом совещании. Пох. Атаман приказал г. Д. извиниться перед этим офицером и сделал ему строгий выговор. [93] К сожалению, это был не единственный пример «рукоприкладства» г. Д. Им была побита переводчица Войскового Штаба г-жа Ст. только за то, что позволила себе неодобрительно отозваться о стихах г. Д. В своем приказе о разжаловании г. Д., ген. П. Н. Краснов вынужден был указать на эти ужасные примеры рукоприкладства г. Д., позорящие честь казака и редактора газеты.