VIII. Облава в лесу на повстанцев, несших яд.

При следовании наших отрядов в Царстве для обыска лесов, обыкновенно версты на две впереди их двигались летучие партии, в свою очередь отделявшие от себя разъезды, которые часто рассыпались в сплошную цепь, причем расстояние между людьми в цепи было таково, чтобы можно было слышать голос соседа; разъезды, человек в 5, б, 7 кавалеристов, обыкновенно поручались ведению опытного, хорошо знающего местность, офицера или унтер-офицера.

Однажды следовал я с таким разъездом впереди отряда полковника Д. в липновском уезде, недалеко от прусской границы.

Въехав в гущу леса, для лучшего его обозрения, мы рассыпались в цепь. День был жаркий. Солнце так и палило; даже и в лесу было душно, ни малейшей прохлады. Конь мой, усталый, едва передвигал ноги. Однообразие движения, немая [137] тишина вокруг, навеяли на меня какое-то состояние полудремоты. Ряд воспоминаний, картин далекого прошлого, проносился передо мной; последовательно сменялись они одни другими. Припомнилось мне и детство: родной город, родная улица, где я с другими ребятишками резвился, шалил, беззаботный, веселый. Припоминалась и грозная, суровая мать, когда она меня везла в ученье, в кантонистское училище. Припоминались и розги училища, которыми часто угощали нас и за дело, и за безделье, что называется здорово живешь; пронеслась передо мною и картина первых лет военной службы, с различными ее эпизодами. И многое, многое, припоминала память из прошлого. И грустно мне сделалось за свое настоящее; мысль забегала и в темное будущее и не находила отдыха. Непрошенная слеза-злодейка скатилась из глаз и забыл я все окружающее.

Что-то как будто толкнуло меня. Я вздрогнул, оглянулся и вижу, что лошадь, сойдя с дороги, остановилась и преспокойно щипала густую и сочную траву. Я не мешал, стараясь возобновить нить прерванных дум, когда вдруг отдаленный топот в лесу и голоса заставили меня тотчас же придти в себя. Заехав за куст, я слез с лошади и начал прислушиваться; речь слышу польская и не одного человека. Осмотрев оружие, я взвел курок у револьвера, в ожидании что будет. Однако топот затих; казалось люди приостановились. [138] Привязав лошадь и потихоньку перебегая от дерева к дереву, а частью и ползком, направился я на голоса, скрываясь за густою листвою кустов. За последним кустом перед маленькой полянкой в лесу, я залег и увидел трех молодых людей, в повстанской одежде, снимавших с плеч, по-видимому, тяжело чем-то наполненные мешки.

Каждое слово их внятно было мне слышно. Между ними велся горячий спор о том, каким образом добраться скорее до банды Ч. Один указывал на ту дорогу, по которой как раз следовал наш отряд, другой с ним соглашался; третий же советовал держаться боковой дороги возле болота. Наконец, мнение последнего взяло верх; повстанцы решились ему следовать и, вслед за тем, стали снова наваливать на плечи мешки. Я тотчас же назад к лошади; отвязавши ее, я сел как можно скорее, боясь выпустить из виду интересных незнакомцев. Более всего занимала меня мысль, что у них находится в мешках. Еще издали, услышав топот коня, они заметили меня, и пошли наутек. Я крикнул, чтоб остановились, но, не обращая внимания на мои слова, они продолжали бежать по направлению к болоту. На угрозу, что буду стрелять, один из них обернулся и показал нож. Я дал шпоры лошади. Повстанцы разделились, двое продолжали бежать близ дороги к лесу, третий же свернул влево и тотчас же исчез из моих глаз. Подъехав к тому месту, где он был виден в последний раз, я вскоре заметил [139] его, несколько в стороне от дороги, совершенно завязшим в топком болоте. Несмотря на все усилия, он не мог выкарабкаться из трясины. Боясь упустить остальных двух, я бросился по их следу; но, видя, что лес становится гуще и они от меня уходят, я подал свисток. На этот сигнал выехали два улана, как раз спереди бежавших. Последние попробовали было свернуть в сторону, но там было болото; сзади приближался я, крича чтоб остановились. В безвыходном положении они решились покориться. Окружив их, я приступил к допросу. Они отвечали мне, что принадлежат к банде Ч., что возвращаются теперь из Пруссии, куда отправлены были начальником банды за неизвестною им жидкостью в склянках, а также и различными препаратами, находящимися у них в мешках; взяли это они в аптеке и идут теперь в банду, которая, перед отправкою их в Пруссию, стояла неподалеку отсюда в деревне Р., что они не в первый раз ходят в Пруссию, но что с такими снадобьями они возвращаются впервые.

Арестованные представлены были начальнику отряда, за что я получил благодарность перед всем отрядом. По следствию оказалось, что в склянках находился сильнейший яд, назначавшийся для лиц, вредивших польской справе. Но, благодаря Бога, яд не попался в руки Ч. и может быть десятки людей чрез то были спасены. Завязший в болоте повстанец, так там и утонул. [140]