Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

11. В реввоенсовете республики

1

Постепенно жизнь края входила в нормальное русло. Уже в конце прошлого года мы могли доложить в ЦК, что с политическим бандитизмом в крае покончено. С укреплением органов милиции, суда и прокуратуры уменьшились уголовные преступления. Возрождалась экономика.

Наиболее пострадало от гражданской войны и бандитизма сельское хозяйство. Посевная площадь сократилась в три раза. Количество крупного рогатого скота и лошадей уменьшилось в два раза, свиней — в десять раз. Состояние виноградарства и садоводства было катастрофическим. Табаководство уничтожено начисто. И, как назло, край постигли одно за другим стихийные бедствия: засуха, нападения саранчи, грызунов. В 1922 году борьба с саранчой велась на площади, превышающей 200 тысяч гектаров. В 1923 году помимо саранчи урожаю угрожали мыши. Они расплодились на площади более чем в миллион гектаров.

Партия и правительство делали все возможное для быстрейшего подъема сельского хозяйства края. Осенью 1921 года было роздано населению свыше миллиона пудов семян озимых хлебов, а в 1922 году — свыше трех миллионов пудов яровых и озимых. На посев в 1923 году выделили 1 700 тысяч пудов. Отпускались денежные кредиты на приобретение сельскохозяйственных орудий и рабочего скота. Создавалась сеть агро- и ветучастков, ликвидировалась агротехническая неграмотность населения. Проводилось землеустройство. Уничтожались дальноземелье и чересполосица. Наделялись землей безземельные [314] и «иногородние». Начинались крупные мелиоративные работы.

Один за другим вступали в строй заводы, главным образом перерабатывающие сельскохозяйственную продукцию.

18 марта 1923 года открылась вторая партийная конференция Северо-Кавказского военного округа. На повестке дня стояли вопросы международного и внутреннего положения и задачи Красной Армии, милиционная система в Красной Армии, налоговая политика в деревне, материальное состояние войск округа, задачи партработы, работа с комсоставом и молодым пополнением и другие.

С докладом по первому вопросу выступил К. Е. Ворошилов.

Делегаты всесторонне обсуждали вопросы милиционной системы Красной Армии. Помощник командующего войсками округа Левандовский, выступивший с докладом, отметил, что наша Красная Армия имеет смешанный характер: в ее составе есть постоянные части и части милиционные. По этому поводу еще немало идет споров, но одно бесспорно: нам нужна кадровая армия, и если мы сократили Красную Армию, то исходили при этом из того, чтобы сохранить как можно большее число основных воинских соединений, а также проверить пригодность в наших условиях милиционных методов формирования и обучения бойцов, особенно призывной молодежи.

— У нас в округе также есть воинские части, переведенные на милиционную систему, — сказал Левандовский, — но у них не все блестяще. Опыта тут крайне недостаточно, и мне трудно утверждать, что милиционная система формирования и обучения войск оправдала себя...

По этому важному вопросу выступали многие делегаты. Пришлось и мне взять слово. Я напомнил собравшимся резолюцию VIII съезда РКП (б) по военному вопросу, в которой, в частности, отмечалось, что самую лучшую армию мы получили бы, создавая ее на основе обязательного обучения рабочих и крестьял в условиях, близких к их повседневному труду. Общее оздоровление промышленности, повышение производительности сельскохозяйственного труда, коллективизация создали [315] бы самую здоровую основу для армии. Все это, разумеется, бесспорная истина, но кое-кто из командиров с переходом частей на милиционную систему ослабил обучение личного состава и политическую работу среди бойцов, оправдывая эти упущения тем, что, мол, теперь надо теснее крепить связь с местным населением, в контакте с рабочими и крестьянами осуществлять строительные и земельные работы и т. д.

— Для нас, военных, нет важнее задачи, — говорил я, — чем задача дальнейшего укрепления боеготовности частей и подразделений округа. Народ, партия возложили на свою Красную Армию защиту священных рубежей молодой Советской Республики, и выполнить свои обязанности до конца — долг всех командиров и бойцов.

Партийная конференция прошла успешно. Бойцы и командиры правильно понимали свои задачи, решали их настойчиво и целеустремленно, хотя давалось это нелегко.

Дополнительной нелегкой задачей стала, в частности, борьба с уголовщиной. В Ростове мы провели месячник по борьбе с уголовным бандитизмом, обсудили итоги на заседании Ростово-Нахичеванского горсовета. Выявилась такая картина — уголовным розыском только за февраль было выловлено 120 опасных преступников, произведено 20 крупных облав, взято под наблюдение до 250 притонов. Была разоблачена и ликвидирована банда «степных дьяволов», которая орудовала в Ростове и округе.

Явными пособниками контррезолюции были самогонщики. Из зерна, сахара и других продуктов, в которых население Дона испытывало острую нужду, они варили самогон. Самогонщики зарабатывали бешеные деньги. Свою продукцию они сбывали в таких местах, где не было милиции и где они чувствовали себя в безопасности. В дело борьбы с самогонщиками, говорили мы на заседании горсовета, необходимо втянуть широкие массы. Без участия самого населения ликвидация самогонщиков будет весьма затруднительной. Мы предложили развернуть среди рабочих широкую культурно-просветительную работу, укомплектовать надежными силами угрозыск.

Плохо обстояло дело с санитарным состоянием в Ростове, Нахичевани и в других городах Дона. Участились [316] случаи заболевания тифом и холерой. Нам пришлось создать Чекахол — Чрезвычайную комиссию по борьбе с холерой и другими эпидемиями. Меня назначили ее председателем. Ряд срочно принятых мер принес положительные результаты. Если в 1922, году в Ростове только в феврале было более 100 случаев заболевания холерой, то в 1923 году не зарегистрировано ни одного случая. В январе в Ростове насчитывалось более 250 больных сыпным тифом и 450 тифом возвратным, через полгода — ни одного больного. Иначе обстояло дело с малярией, которая была объявлена общегосударственным бедствием, так как число заболеваний все увеличивалось. Увеличивались также по сравнению с прошлым годом и инфекционные заболевания среди детей. Ростов никак не мог выйти из полосы то одних, то других эпидемий из-за антисанитарного состояния города. Реввоенсовет округа вместе с работниками отдела здравоохранения обсудил вопрос об усилении борьбы с эпидемиями. Решили срочно провести ряд неотложных мер. К ним относились: ремонт водопровода, организация бесплатной бани с дезинфекционной камерой, ликвидация свалок, разгрузка школ и другое.

25 марта 1923 года в Ростове состоялась первая краевая партийная конференция. Она обсудила международное и внутреннее положение Советской России, отчет Юго-Восточного бюро ЦК и вопросы экономического строительства края с содокладами о состоянии промышленности и сельского хозяйства. До нас доходили слухи о резком ухудшении здоровья Владимира Ильича. Каждая такая весть больно отзывалась в сердце. Неудивительно, что делегаты засыпали президиум конференции вопросами о состоянии здоровья товарища Ленина. Конференция под бурные аплодисменты постановила послать приветствие Владимиру Ильичу и пожелать ему скорейшего и полного выздоровления.

9 мая после совещания командиров ко мне пришел Ворошилов и сказал:

— Вечером через Ростов едет Председатель ЦИК Михаил Иванович Калинин. Поедем встречать.

К моменту прибытия поезда вдоль перрона растянулись многочисленные делегации от воинских частей, [317] рабочих железнодорожных мастерских, фабрик и заводов, представителей краевых учреждений. Секретарь Юго-Восточного бюро ЦК РКП (б) Анастас Иванович Микоян то и дело поглядывал в темноту. Наконец вдали показались огни паровоза.

М. И. Калинин, выйдя из вагона, расцеловался с Микояном, Ворошиловым, потом подошел ко мне. Мы тепло обнялись.

— Ну, как Конармия? Буду производить смотр полков. Где лучше?

— Можно в Ростове, — ответил я Михаилу Ивановичу.

— Нет, — возразил он. — Давайте произведем смотр в Лабинской.

В ходе оживленной беседы М. И. Калинин сообщил о цели своей поездки на юг.

— ЦИК и Центральный Комитет партии, — сказал Калинин, — поручили мне объехать автономные республики и области, ознакомиться с их положением. Предполагаю вначале побывать в Пятигорске, затем — в Чечне, Кабарде, пробыть дня два в Дагестане, где буду присутствовать на открытии канала имени Октябрьской революции. Оттуда — в Лабинскую, на смотр 1-й Конной. В двадцатых числах мая вернусь в Ростов. Здесь постараюсь ознакомиться с положением в Донской области…

Спустя несколько дней М. И. Калинин в станице Лабинской смотрел кавалерийские полки 4-й кавдивизии. Калинин подробно ознакомился с боевой учебой конармейцев, их бытом, спрашивал, как питаются, всем ли обеспечены и т. д. Это была очень теплая, душевная встреча. Беседуя с бойцами, Михаил Иванович не раз подчеркивал, что свято беречь Советскую Республику от нападения любого врага — значит изо дня в день работать над укреплением дисциплины в частях и подразделениях, учиться с напряжением сил. Одной храбрости в бою недостаточно, говорил Калинин, надо еще отлично знать свое оружие, умело владеть им.

После смотра частей мы пригласили Калинина на обед. [318]

— А что, с удовольствием, — улыбнулся Михаил Иванович.

Пока обедали, к дому, где мы разместились, пришла группа стариков. Один из них, коренастый бородач в сапогах, сказал:

— Можно нам поговорить с Калининым?

— Есть дело?

— Очень важное!

— Подождите здесь, доложу товарищу Калинину.

Выслушав меня, Калинин спросил:

— Кто эти старики?

— Зажиточные. Наверное, будут жаловаться.

— Ну что ж, пойдемте.

Тот самый, в сапогах, старик, приглаживая руками холеную бороду, первым задал Калинину вопрос:

— Как нам теперь жить? У меня было пять коров и до ста пудов хлеба, и все это забрали коммунисты.

— А кто нажил вам все это добро? — вопросом на вопрос ответил Калинин.

— Я и... — замялся старик.

— Нет, не вы, а простые, бедные крестьяне. Вы жалуетесь, что у вас забрали коров и зерно. А для кого? Советская власть отдала все это тем же крестьянам, которые работали раньше на вас, да рабочим, которые теперь создают новое общество, и мы не хотим, чтобы они голодали...

Во время пребывания М. И. Калинина в частях Конармии мы увольняли в запас очередную группу бойцов, и я попросил Михаила Ивановича сказать им напутственное слово.

— Для них очень важно услышать Председателя ЦИК.

— Хорошо. Я это сделаю.

Бойцы внимательно слушали Калинина. А он говорил образно, взволнованно. В заключение Михаил Иванович сказал:

— Вы хорошо били врагов, товарищи, и Советская власть вам очень благодарна, она не забудет ваших заслуг. А теперь вы уходите на мирный труд. Дома, в ваших краях, не все хорошо. Трудности у нас на каждом шагу, смело преодолевайте их, ведите за собой Других, Будьте крепкими, сплоченными. Метла метет [319] потому, что в ней масса мелких стебельков, но один стебелек ничего не сделает.

Пожелав уходящим в запас бойцам успехов на ниве мирного строительства, Калинин сказал:

— Я верю, что каждый из вас с честью будет носить звание воина-буденновца. Верно я говорю, комиссар? — обратился Михаил Иванович к комиссару 24-го полка П. К. Случевскому.

— Так точно, товарищ Калинин.

Это была волнующая встреча М. И. Калинина с конармейцами. Они гордились, что к ним пришел сам президент страны. Михаил Иванович похвалил бойцов 24-го полка.

— Комиссар у них деловой, потому и бойцы все как на подбор — веселые, жизнерадостные, верят в победу народного дела, — сказал Калинин.

Михаил Иванович не ошибся. Комиссар Случевский был в Конармии одним из лучших политработников. Петра Кирилловича я знал давно. Отец его, Кирилл Евграфович, был одним из организаторов военно-революционного комитета в Сальском округе в 1917 — 1918 годах, принимал активное участие в борьбе с белогвардейцами. Во время боев под Царицыном был начальником ремонтно-восстановительного поезда. Люди, руководимые им, немало восстановили железнодорожных мостов на линии Царицын — Арчада в 1919 году, когда наш конный корпус действовал в этих местах. Мне довелось встречаться с рабочим-революционером, беседовать с ним. Три его сына — Иван, Александр и Петр — служили в моей армии. В боях отличались храбростью. Особенно лихим пулеметчиком на тачанках был Александр. Не отставал от своих братьев и Петр. Не сразу он попал ко мне в армию. При формировании регулярных частей Красной Армии его определили в отряд Г. Г. Колпакова. На базе этого отряда вскоре была сформирована 39-я Доно-Ставропольская дивизия. В ней в январе 1919 года Петр вступил в ряды Коммунистической партии. Был командиром роты, затем помощником военкома бригады.

Вскоре Петра Случевского послали на курсы коммунистического университета имени Я. М. Свердлова в Москву. Ему посчастливилось не раз видеть и слышать В. И. Ленина. После окончания курсов Случевокого снова [320] направили к нам в армию. Мы назначили его старшим инструктором поарма. Вместе с бойцами 4-й кавдивизии Случевский прошел немало фронтовых дорог. Работал умело. Получил повышение — стал начподивом 14-й кавдивизии. С ней начподив совершил переход на польский фронт. Был на врангелевском фронте. Участвовал в разгроме Махно и банд на Дону. В Конармии Петр стал одним из самых уважаемых политработников. Я не раз слышал, как на привале бойцы, окружив его, говорили:

— Комиссар, а комиссар, так правда ты видел Ленина? Ну-ка еще расскажи нам, о чем он говорит рабочим да крестьянам.

И начиналась задушевная беседа. В 1923 году вместе с Особой кавбригадой Случевский прибыл в Москву. В составе сводного эскадрона, где он стал военкомом, в январе 1924 года встречал гроб В. И. Ленина у Павелецкого вокзала, стоял в карауле у гроба Ильича в Колонном зале Дома Союзов и на Красной площади. С первых дней Великой Отечественной войны Случевский находился на фронте. Сейчас он генерал-майор в отставке, председатель совета военно-исторического общества при Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

М. И. Калинин, приехав в Ростов, пробыл в городе три дня. Он встречался с партийными и советскими работниками Дона, с рабочими заводов и везде был желанным гостем. Его встречали с радушием и теплотой. По поручению ЦК и ЦИК Калинин решал на месте многие важные партийные и хозяйственные вопросы.

Память хранит такой эпизод. Утром 21 мая личный секретарь Председателя ЦИК по его поручению посетил Ростовские трудовой и переходный исправительные дома, где подробно знакомился с положением заключенных. Состояние переходного исправительного дома произвело на секретаря самое благоприятное впечатление. А днем, после осмотра исправительных домов и мастерских, где работали заключенные, состоялось расширенное заседание представителей местной прокуратуры и суда, на котором рассматривались дела осужденных в целях амнистирования их. Здесь были также [321] Зявкин, представитель Донкома Ковалев, начальник уголовного розыска Художников и другие. После детального обсуждения совещание наметило освободить досрочно довольно значительное число заключенных. Список амнистируемых был представлен М. И. Калинину.

— А что, эти люди совсем исправились? — спросил Михаил Иванович Зявкина.

Начальник Донского ГПУ ответил, что лица, поименованные в списке, главным образом из рабочих и служащих, — все они уже осознали свои ошибки.

Калинин ответил, что он не возражает против освобождения их. Утвердив список, Михаил Иванович сказал:

— Советская власть очень гуманная, она прощает тех, кто действительно осознал свои ошибки и отныне будет честно трудиться. Мы и впредь будем помогать таким людям встать на правильный путь.

Михаил Иванович был подлинным Всесоюзным старостой, подлинным народным председателем. Куда бы он ни приезжал, народ буквально тянулся к нему. Михаил Иванович не боялся острых моментов, не сглаживал острые углы. Разговор всегда вел откровенно, начистоту.

3

Я получил предписание сдать армию и выехать в Москву. Ждал этого, был предупрежден о возможном перемещении еще год назад и все же несколько растерялся. Не представлял себе, как буду жить без Конармии, без постоянных забот о ней.

Перед отъездом посетил все дивизии, все полки. Конники тепло прощались со мной, желали успеха на новом посту. Не скрою, было очень тяжело на душе. Каждый командир знает, каково покидать свою часть, дружный воинский коллектив, который для командира что родная семья.

Климент Ефремович наказывал мне перед отъездом:

— На новой должности не зазнавайся, не отрывайся от народа. А то бывает так: вскружит власть голову — и пропал человек. У нас есть с кого брать пример — с Ленина. Доложи Главкому подробно о нашем военном округе. Сам видишь, как тяжело нам обучать людей. Нет ни уставов, ни методических руководств, ни [322] наглядных пособий, ни приборов. Оружия не хватает. Какое есть — в большинстве неисправное. Текучесть кадров огромная. Большой некомплект комсостава. Снабжение скверное. Словом, тебе как члену Реввоенсовета Республики и помощнику Главкома по кавалерии есть о чем подумать и что сделать!

В последние минуты, у машины, мы обнялись с Ворошиловым, расцеловались. Грустно было расставаться с ним, Сколько прожили вместе под огнем врага, делили и радость побед, и горечь потерь. Вместе спали, вместе ели. Одно утешало: я был уверен, что расстаемся ненадолго.

...И вот я в Москве. Явился к Главкому. Уточнили, что входит в мои обязанности. Как говорится на официальном языке, принял дела от А. А. Брусилова. Вскоре меня пригласил к себе Сталин. В его комнате находился Калинин.

Сталин поздравил меня с назначением на новую должность, сказал, что партия сейчас принимает важные решения, и одним из них является укрепление Красной Армии, восстановление коневодства.

— Это то, что будет относиться к вашей компетенции, Семен Михайлович, — сказал мне Сталин. — Надеемся, что вы умело станете выполнять новые обязанности.

— Постараюсь, Иосиф Виссарионович.

— Уверены, справитесь, дело вам знакомое, немного и крестьянское, — поддержал меня Калинин.

— Наша партия — руководящая, — продолжал Сталин. — Но ее руководящая роль должна выражаться не только в том, чтобы давать директивы, но и в том, чтобы на известные посты становились люди, способные понять наши директивы и способные провести их в жизнь честно. В противном случае политика теряет смысл, превращается в махание руками. А любителей махать руками, к несчастью, у нас еще немало.

— И сановников тоже, — добавил Калинин.

— Да, и сановников.

Обстановка в стране была напряженная. Кулаки, торговцы, используя нэп, поднимали голову. Хозяйственный аппарат только еще сколачивался. Кадров не хватало. Приходилось прибегать к помощи старых специалистов. Но некоторые из них работали плохо, подчас [323] умышленно вредили. Троцкисты навязали партии дискуссию, шли в партийные организации, клеветали на ЦК, ответственных коммунистов.

Оппозиционеры обвиняли Сталина и других членов ЦК в бюрократизме, отрыве от масс в неумении решать хозяйственные вопросы и т. п., и вместе с тем Троцкий высокомерно отказывался занять какой-либо пост в советских органах (в СТО, Совнаркоме, Госплане), хотя ЦК дважды предлагал ему это.

— Троцкий ведет себя вызывающе, — сказал Иосиф Виссарионович, — противопоставляет себя ЦК. На одном из пленумов ему заметили, что член ЦК не может отказываться от исполнения решений ЦК. Он сорвался и покинул заседание. Пленум направил к Троцкому целую «делегацию» с просьбой вернуться. Он категорически отказался.

«Капризничает, — подумал я. — Ведет себя, как кисейная барышня, а еще коммунист». И сказал вслух:

— Ну и пусть не возвращается, невелика потеря.

Калинин улыбнулся.

— Говорите, пусть не возвращается? — спросил Сталин. — Но другие уже подняли крик: мы обидели Троцкого... Владимир Ильич тяжело болен. Оппозиция поднимает голову. Им не нравится партийная дисциплина, требуют свободы фракций. Керзоны, всякая белогвардейская шваль, меньшевики только и ждут, что в нашей партии начнется стычка. Между прочим, платформу сорока шести подписал и Бубнов. Вероятно, по недоразумению, — добавил Сталин.

— Мало знаю его, в бою с ним не был, — проговорил я.

— Хорошо сказано: в бою с ним не был, — заметил Михаил Иванович.

Я передал Сталину мнение Ворошилова и мое о положении в СКВО.

— Да, — коротко сказал Сталин. — ЦК принимает самые решительные меры.

Еще в июне 1923 года была создана авторитетная комиссия для глубокого обследования военного ведомства под председательством В. В. Куйбышева. К обследованию были привлечены члены ЦКК, аппарат военно-морской инспекции ЦКК — РКИ. [324]

ЦК дважды обсуждал вопрос о положении в Красной Армии — в октябре 1923 года и январе — феврале 1924 года. Для подготовки вопроса к последнему Пленуму ЦК создал авторитетную комиссию в составе-С. И. Гусева, М. В. Фрунзе, К. Е. Ворошилова, Г. К. Орджоникидзе, Н. М. Шверника, А. А. Андреева, И. С. Уншлихта, А. С. Бубнова и других.

Пленум принял важные решения, направленные на проведение коренной реформы армии. Было укреплено руководство Красной Армией. СНК СССР распустил старый состав Реввоенсовета СССР и образовал новый. В него вошли Фрунзе, Бубнов, Ворошилов, С. С. Каменев, Мясников, Орджоникидзе, Уншлихт, Элиава, я и другие. Климента Ефремовича отозвали с поста командующего войсками Северо-Кавказского округа и назначили командующим Московским военным округом.

— Ну вот и опять вместе, — сказал он, встретив меня после пленума.

М. В. Фрунзе назначили заместителем председателя Реввоенсовета. А через год он стал его председателем.

Наступил 1924 год.

Страшная весть потрясла страну: 21 января в 6 часов 50 минут вечера скончался вождь партии и всего мирового пролетариата, создатель Советского государства Владимир Ильич Ленин.

Поздно вечером 21 января я передал командованию Особой кавбригады скорбную весть о смерти В. И. Ленина. Сообщил о том, что Реввоенсовет СССР принял решение создать траурный сводный эскадрон для встречи гроба В. И. Ленина у Павелецкого вокзала, эскортирования его к Дому Союзов, а затем к Мавзолею на Красной площади. Обратил внимание, что это надо рассматривать как высокое доверие воинам не только Особой кавбригады, но и всей Красной Армии, а поэтому в состав сводного эскадрона включить наиболее достойных, испытанных в боях за нашу Советскую Родину. Командовал эскадроном А. Соколов, комиссаром был П. Случевский.

Трудно, очень трудно было мне говорить все это, когда слово «Ленин» — имя дорогого человека, любимого [325] вождя и учителя, олицетворявшего борьбу людей труда за счастливую жизнь и светлое будущее человечества, — вдруг неотвратимо встало рядом со словом смерть. И разум, и сердце никак не могли примириться с тем, что перестало биться сердце Ленина, что Ленин умер.

С глубоким волнением вспоминаю эти тяжелые, незабываемые дни всенародного горя и прощания с любимым вождем, в моей памяти запечатлелись и те минуты, когда гроб В. И. Ленина проносили вдоль выстроенного во фронт у Павелецкого вокзала сводного эскадрона — моих чудо-богатырей: на вороных конях, с опущенными шлемами, замерев с шашками наголо, они как бы отсчитывали неповторимые мгновения самой истории. Я пристально всматривался в суровые лица моих боевых соратников, закаленных в огне сражений и не раз смотревших в глаза смерти, и видел их впалые и воспаленные от слез глаза, выражавшие глубокую печаль и скорбь.

В эти дни открывался XI Всероссийский съезд Советов. Я был делегатом от Московской губернии. На утреннем заседании председательствующий М. И. Калинин глухо, с дрожью в голосе сообщил о смерти Ленина.

— Товарищи, нет слов, какие нужно было бы сказать сейчас, — говорил Калинин. — Я думаю, что самая главная и основная задача, стоящая перед нами, — это сохранить завоевания, главным творцом которых был Владимир Ильич...

У всех нас сердце сжималось от боли. Нет Ленина. Умер человек, имя которого знает весь мир. Умер человек, который основал нашу партию коммунистов, бесстрашно вел ее от победы к победе. Не верилось, что с нами больше нет Ильича и мы не увидим его на трибуне, не услышим его голоса... Ведь он был не только вождем, а и другом, товарищем, самым человечным человеком. Все мы будто осиротели.

Центральный Комитет обратился к партии, ко всем трудящимся с воззванием.

В числе других делегатов съезда я ездил в Горки, Гроб с телом Ильича привезли в Москву. Стояли сильные морозы, но мы не чувствовали холода. К. Е. Ворошилов, Г. К. Орджоникидзе и я с группой командиров Красной Армии несли гроб с телом Ильича от Павелецкого вокзала к Дому Союзов по Новокузнецкой на [326] руках. В почетном карауле, сменяя друг друга, стояли члены ЦК, делегации трудящихся, представители Коминтерна. Высокую честь нести последнюю вахту у гроба Ильича оказали и мне. Гроб утопал в цветах. Смотрел на дорогое лицо и едва сдерживал слезы...

Я уже писал о том, что 26 января 1925 года М. В. Фрунзе назначили председателем РВС СССР. Троцкого устранили из Реввоенсовета. С Фрунзе мы хорошо сработались. В любое время он принимал меня, выслушивал и, что было особенно ценно, всячески поддерживал почти по всем вопросам, когда дело касалось кавалерии.

В 1924 году вышел «Временный боевой устав конницы РККА», который еще раз закреплял мысль о том, что конница является самостоятельным родом войск Советских Вооруженных Сил, что основная ее особенность — подвижность, позволяющая широко и свободно маневрировать, наносить в конной атаке сокрушительные удары. «Временный боевой устав конницы РККА» был первым документом, в котором учитывался опыт гражданской войны.

Перед ноябрьским праздником, кажется 5 ноября 1924 года, мне позвонил М. В. Фрунзе.

— Зайдите ко мне, Семен Михайлович.

— Есть, иду.

Фрунзе встретил меня, как всегда, радушно, потом достал из ящика стола какие-то листки и сказал:

— К пятилетию Первой Конной написал для «Правды». Вы у нас главный кавалерист, прочтите, пожалуйста, может, что-либо добавим.

Я взял листки и стал читать.

«Вряд ли найдется такой уголок Советского Союза, — писал Фрунзе, — куда бы не дошел слух о подвигах этой славнейшей из славных частей Красной Армии.

Оружие ее играло решающую роль во многих важнейших кампаниях времен гражданской войны. Деникин, белополяки, Врангель, Махно — одних этих имен достаточно, чтобы судить о роли Первой Конной в истории наших революционных войн. К сожалению, мы еще не имеем написанной подробной истории Первой Конной. [327]

Это очень жаль; в нашей армии нет других частей, которые бы с такой полнотой, такой яркостью и глубиной отразили в себе, в своих действиях весь характер гражданской войны, характер всей Красной Армии с ее достоинствами и недостатками.

Недаром поэтому имя Первой Конной так популярно в самых широких рабоче-крестьянских низах.

История Первой Конной представляет огромный интерес в чисто военном отношении.

Ее операции войдут навсегда блестящими страницами в историю конницы. Эти операции служат предметом изучения не только у нас. Им уделяется много внимания и за рубежом. Та роль, которую сыграла конница, и в частности Первая Конная, в ходе нашей гражданской войны, показала, что хоронить этот род оружия как самостоятельную силу еще рано. Ряд выдающихся заграничных военных авторитетов забил отбой в отношении оценки конницы как отживающего рода оружия...

Надо подумать и работать над дальнейшим ее укреплением. Здесь первое дело — конь. К сожалению, в этом отношении у нас дело обстоит очень и очень неблагополучно. До мировой войны Россия славилась своими неисчерпаемыми конскими ресурсами. Советский Союз получил в наследство лишь жалкие остатки этих богатств. Число конных заводов катастрофически уменьшилось. Работа в них далека от совершенства. Количество кровных лошадей, исчислявшееся прежде сотнями тысяч, теперь определяется сотнями. И хуже всего то, что процесс восстановления этой области хозяйства совершается угрожающе медленно. Этого терпеть в дальнейшем нельзя. Темп работы надо ускорить. Не скоро, еще очень не скоро трактор вытеснит крестьянскую лошадку. И точно так же далек от нас тот час, когда мы в армии вместо коня сядем на трактор, автомобиль и мотоцикл. Всякая война ближайшего периода будет в этом отношении базироваться главным образом на старых испытанных средствах. Поэтому лучшим подарком для Красной Армии в целом, лучшим ознаменованием годовщины славной Конной армии было бы принятие и воплощение в жизнь лозунга: «Даешь коня!»

— Ну как? — спросил Фрунзе, когда я вернул ему листки. [328]

— Очень правильно, Михаил Васильевич. «Даешь коня!» — это вы здорово сказали. А за добрые слова в адрес Конармии большое вам спасибо.

— Да. Конармия, — вздохнул Фрунзе. — Это уже история. А вот крепить кавалерию — наша забота. Кстати, когда вы предлагаете провести второе совещание комсостава конницы РККА?

— Где-то в марте — апреле следующего года.

— Хорошо.

Фрунзе был исключительно пунктуальным человеком и, если обещал что-либо сделать, никогда не забывал об этом. Спустя некоторое время, после того как Главком одобрил проведение второго{92}совещания комсостава конницы РККА для обсуждения назревших вопросов дальнейшего развития советской кавалерии, М. В. Фрунзе вызвал меня к себе.

Я доложил о предполагавшемся совещании. Михаил Васильевич внимательно выслушал меня, задал ряд вопросов, потом сказал:

— Ну что ж, все правильно.

Созванное для разрешения ряда наболевших вопросов быта и учебы красной конницы, это совещание сыграло в ее жизни важную роль.

Основной целью второго совещания кавалерийских начальников прежде всего явилась выявившаяся в процессе строительства и усовершенствования красной конницы необходимость, с одной стороны, подытожить опыт мирной учебы и изжить наблюдающийся в последнее время разнобой в области подготовки кавалерийских частей и военно-учебных заведений, а с другой — разрешение некоторых вызванных самой жизнью оперативно-тактических, организационных и хозяйственно-бытовых вопросов.

Работа совещания проходила посекционно. Были созданы секции: оперативно-тактическая, организационно-штатно-техническая, учебно-методологическая, снабженческая, по ремонтированию, политико-бытовая и ветеринарная.

В итоге работы секций совещанием был принят ряд основных положений, имевших большое значение для дальнейшего развития красной конницы. [329] На другой день, после того как окончилось совещание, я направился к М. В. Фрунзе с докладом. Однако его на службе не было. Болел.

Я знал о болезни Фрунзе. Все чаще она беспокоила Михаила Васильевича. Встретился с ним недели через две. Выслушав мой доклад, он сказал:

— Все это обсудим на Реввоенсовете. А где-то в конце года вновь соберем командный состав.

Но осуществить это Фрунзе не удалось — болезнь вновь обострилась, и Михаила Васильевича положили в кремлевскую больницу. По решению ЦК он лег на операцию. 30 октября состоялась моя последняя встреча с ним. Я приехал в больницу навестить его. Застал в хорошем настроении. Спросил, как он себя чувствует.

— Представьте, превосходно. Так вот и хочется встать и кувыркаться, как ребенку. Прямо не верится, что сегодня операция.

— Тогда зачем вам оперироваться, если все хорошо? Кончайте с этим делом, и едем домой. Моя машина у подъезда.

Я бросился к шифоньеру, подал Фрунзе обмундирование и сапоги. Михаил Васильевич, казалось, согласился. Он надел брюки и уже накинул на голову гимнастерку, но на мгновение задержался и снял.

— Да что я делаю? — недоуменно проговорил он. — Собираюсь уходить, даже не спросив разрешения врачей.

Я не отступал:

— Михаил Васильевич, одевайтесь, а я мигом договорюсь с докторами.

Но Фрунзе отказался от этой услуги. Он решительно разделся и снова лег в постель.

— Есть решение ЦК, и я обязан его выполнять.

Как ни упрашивал его, он остался непреклонным.

Так ушел я от своего друга, не уговорив его.

На следующий день, 31 октября 1925 года, Михаил Васильевич после операции скончался от паралича сердца. Ему было всего 40 лет, он умер в расцвете творческих сил.

Смерть Фрунзе явилась тяжелой утратой для Коммунистической партии и всего советского народа.

Фрунзе был любимцем трудящихся. У бойцов, командиров и политработников он пользовался исключительным авторитетом, как добрый отец и умный воспитатель. Вся его жизнь была подвигом, ярким примером беззаветного служения интересам народа, славной ленинской партии, великому делу коммунизма. И это святое дело продолжили и продолжают соратники и ученики бесстрашного революционера, весь советский народ, горячей любовью к которому билось сердце Фрунзе до последнего удара.

Хоронили М. В. Фрунзе на Красной площади 3 ноября 1925 года. Смерть его после смерти В. И. Ленина была самой тяжелой утратой для народа и партии. С волнующей речью от имени Политбюро ЦК выступил И. В. Сталин, который сказал, что «в лице товарища Фрунзе мы потеряли одного из самых чистых, самых честных и самых преданных революционеров нашего времени.

Партия потеряла в лице товарища Фрунзе одного из самых верных и самых дисциплинированных своих руководителей.

Советская власть потеряла в лице товарища Фрунзе одного из самых смелых и самых разумных строителей нашей страны и нашего государства.

Армия потеряла в лице товарища Фрунзе одного из самых любимых и уважаемых руководителей и создателей.

Вот почему так скорбит партия по случаю потери товарища Фрунзе»{93}.

После смерти М. В. Фрунзе у него осталось двое детей — трехлетний Тимур и дочь Таня пяти лет. Я хорошо знал жену Михаила Васильевича Софью Алексеевну и его мать. Мавру Ефимовну. Семья Фрунзе жила в одном доме, по соседству с нами. Софья Алексеевна уже тогда была тяжело больна. Как-то мы чаевничали у Михаила Васильевича, кажется под Новый, 1925 год. Он тихо и грустно сказал:

— Боюсь я за Софью. Как бы беды не случилось...

Софья Алексеевна умерла через год после смерти мужа. Дети остались с бабушкой Маврой Ефимовной. Она тоже болела. Мы с Ворошиловым часто навещали семью Фрунзе. Помню, зашел я как-то к Ворошилову по делам, а он мне и говорит:

— Семен Михайлович, я хочу взять на воспитание детей Фрунзе. Мавра Ефимовна все болеет, а им нужен уход. Как смотришь?

— Правильно решил, Климент Ефремович, — сказал ему.

Ворошилов взял детей Михаила Васильевича к себе.

Тимур Фрунзе впоследствии стал офицером-летчиком. В годы Великой Отечественной войны сын легендарного полководца лейтенант Тимур Михайлович Фрунзе погиб смертью храбрых в неравном воздушном бою. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Дочь полководца Татьяна Михайловна Фрунзе училась в Военной академии химзащиты Красной Армии. Когда началась война, ее направили работать на один из танковых заводов. После войны Татьяна Михайловна окончила институт имени Менделеева. Сейчас работает в одном из московских институтов Академии наук СССР. Она — профессор, доктор химических наук, член Коммунистической партии Советского Союза.

Время бежало стремительно, и здесь, в Москве, я просто не замечал, как проходили неделя за неделей. Мы были полны энергии и работали во имя революции, не щадя себя. Всем нам, прошедшим тяжелый путь борьбы с внешними и внутренними врагами Советской России, хотелось как можно скорее укрепить наши Вооруженные Силы, провести в жизнь военные реформы, изыскать новые резервы и возможности для наращивания боевой и технической мощи Красной Армии и Красного Флота.

Скажу откровенно, работать в Реввоенсовете Республики было очень тяжело, куда тяжелее, чем командовать армией. Там приходилось думать о боеспособности одной Конармии, здесь — о боеспособности Вооруженных Сил Республики, всех видов Вооруженных Сил, всех родов войск. А времени терять мы не имели права, ибо международная обстановка оставалась крайне напряженной. Империалисты не прекращали своих угроз в адрес Советского Союза. Провокации следовали одна за другой. В Пекине английские эмиссары спровоцировали [332] налет на советское полпредство. В Варшаве при участии английской разведки был убит советский посол П. Л. Войков. В Прибалтике, на Балканах, в Скандинавии сколачивались антисоветские блоки. В 1927 году Англия разорвала дипломатические отношения с СССР и аннулировала торговое соглашение с нами. Главарь английских империалистов пресловутый Чемберлен призывал капиталистические страны начать новый крестовый поход на СССР.

Угроза новой войны была столь велика, что ЦК ВКП(б) счел необходимым опубликовать специальное обращение ко всем членам партии, народу. «В результате политики империализма, — говорилось в нем, — почва для мира становится все более шаткой... Война может быть нам навязана, несмотря на все наши усилия сохранить мир. К этому худшему случаю нужно готовиться всем трудящимся, и прежде всего коммунистической партии. Не терять времени, подымать хозяйство, крепить транспорт и оборону, еще энергичнее вести работу среди масс, на фабриках, в мастерских, в деревнях — в этом первейший долг всех членов ВКП»{94}.

Реввоенсовет принимал все меры для укрепления обороноспособности страны. Мы подготовили проект нового закона об обязательной военной службе. Он был принят ЦИК и СНК СССР 18 сентября 1925 года. Разрабатывали положение о введении в армии единоначалия. Много заботился РВС о совершенствовании партийно-политического аппарата армии и флота. Была подготовлена и утверждена Центральным Комитетом новая инструкция для армейских и флотских партийных ячеек, положение о политическом управлении РККА. Реорганизовали Генеральный штаб, освободили его от мелких текущих дел. На штаб возложили лишь разработку коренных проблем военного строительства, подготовку страны к отпору врагу. Провели реорганизацию местных органов военного управления. Армия строилась теперь из кадровых частей небольшой численности и территориальных формирований. Принимались все меры для резкого улучшения подготовки командного состава, по воспитанию новых командиров из числа рабочих и крестьян. РВС добился в этом существенных успехов. [333] В 1925 году свыше 40 процентов командиров являлись членами партии.

РВС осуществил еще одно важное мероприятие: создание национальных частей и военных школ в республиках и областях. Национальные формирования являлись делом большой политической важности и требовали пристального к себе внимания. Известно, что именно среди населения национальных окраин было больше всего неграмотных, некоторые национальности даже не имели своей письменности.

После гражданской войны мы до предела сократили численность Красной Армии.

— Обратите внимание на следующие данные, — сказал мне Климент Ефремович вскоре после назначения его председателем Реввоенсовета СССР. — В Англии находится под ружьем свыше полумиллиона хорошо обученных солдат. Во Франции — три четверти миллиона. В Италии — 400 тысяч. В случае войны эти государства могут увеличить свои армии в несколько раз... Не исключена возможность, что к этому блоку примкнет Германия. Англия и Франция ее усиленно обхаживают. Немецкие капиталисты под шумок довольно успешно восстанавливают свою военную промышленность, а их бывшие противники смотрят на это сквозь пальцы.

— Положение хуже, чем в гражданскую войну, — согласился я. — Теперь у них танки, самолеты, автомашины. А у нас? У нас нет даже возможности содержать большую армию.

— Надо всемерно форсировать развертывание территориальных частей, — сказал Климент Ефремович. — Теперь это одна из наших главных задач.

К созданию территориально-милиционных частей Реввоенсовет СССР приступил с 1923 года. Центральный Комитет оказывал Реввоенсовету в этом сложном деле всемерную помощь, руководил его деятельностью, направлял ее, контролировал. О том, как заботилась партия о поддержании обороноспособности страны в обстановке назревающей новой военной опасности, свидетельствует хотя бы краткий перечень документов, принятых ЦК и правительством. 8 августа 1923 года ЦИК и СНК СССР издали декрет «Об организации территориальных войсковых частей и проведении военной подготовки трудящихся». В октябре этого года Центральный [334] Комитет направил партийным организациям два циркулярных письма, в которых предлагалось оказывать учреждениям военного ведомства всяческую помощь в комплектовании и обучении территориальных частей. Код территориальных формирований, первые итоги его рассматривались на Пленуме ЦК РКП (б) в 1924 году. Специальное решение вынес по этому вопросу XIII съезд партии. Съезд записал, что расширение милиционного строительства «открывает новые пути для работы партии в деревне и укрепления в ней советского влияния. Территориальные формирования, включающие в свой состав исключительно маломощные и середняцкие слои деревни, могут и должны стать одним из отправных пунктов объединения и просвещения этих последних, а также содействия хозяйственному и культурному строительству деревни. В тех районах, где существуют территориальные части, их кадры должны быть использованы в качестве новой формы связи Советского государства и партии с крестьянством. Для этого должна быть обеспечена организационная связь территориальных кадров с местными органами власти и партийными организациями наряду с укреплением терчастей партийными силами»{95}.

В апреле 1927 года состоялся IV Всесоюзный съезд Советов. Я также был в числе делегатов от Московской губернии с правом решающего голоса. Съезд включил в повестку дня специальный вопрос об обороне страны и состоянии Красной Армии. Доклад по этому вопросу делал К. Е. Ворошилов. Тезисы доклада мы обсуждали на заседании Реввоенсовета.

Съезд предложил местным Советам принять действенное практическое участие в укреплении территориальной системы. «Состояние всего территориально-милиционного строительства, в частности допризывной подготовки, междусборовой работы и боеготовности территориальных войсковых соединений, должно стать показателем внимания к вопросам обороны со стороны тех Советов, в районе которых территориальные части комплектуются и обучаются»{96}. [335]

Создание территориальных формирований потребовало от всех нас, членов Реввоенсовета, полного напряжения сил.

— Вы представляете себе всю сложность этого дела? — спросил как-то нас Сталин. — Два-три месяца учебы в год дадут нужную пользу лишь тогда, когда командиры отнесутся к обучению солдат со всей ответственностью, когда за учебой будет осуществляться неустанный надзор вышестоящих штабов. Если допустим формальность, очковтирательство, сборы переменного состава превратятся в пустую растрату сил и средств, а это нанесет непоправимый ущерб боеспособности Красной Армии.

Да, сложность дела мы представляли. Страна была отсталой, крестьянской. На сборы призывались люди 1903 — 1906 гг. рождения. Они пережили две войны (первую мировую и гражданскую). Редко кто из них окончил хотя бы начальную школу. Многие научились лишь писать и читать уже при Советской власти в кружках ликбеза.

Требовалось особое педагогическое мастерство и упорство командиров, чтобы успешно обучать такой контингент военному делу. Реввоенсовету приходилось с особой тщательностью контролировать составление штабами учебных программ.

Больших усилий требовало строительство казарм, лагерей, столовых. Не хватало нужного количества палаток, постельного белья, котлов для приготовления пищи (ведь призывались одновременно сотни тысяч переменников), котелков, ложек, мисок.

С помощью Центрального Комитета партии трудности были преодолены. В 1926 году мы докладывали в ЦК, что создано уже 49 территориальных стрелковых дивизий и несколько специальных частей (бронеотрядов, зенитных дивизионов, отдельных батарей). Всего в стрелковых войсках Красной Армии территориальные соединения составляли более 71 процента.

На случай войны Советское государство располагало уже приличным контингентом обученных войск.

— А как будем развертывать территориальные кавалерийские части? — спросил меня Сталин. Я ждал этого вопроса. [336]

— Считаю нецелесообразным формировать их. Они не оправдают себя, товарищ Сталин, — твердо ответил я, но, признаюсь, с некоторым напряжением ждал, как он будет реагировать на мои слова.

Сталин усмехнулся.

— Вот те на! Территориальные пехотные части создаете, а кавалерию подавай вам кадровую. Не правомерно. Как вы на это смотрите, Климент Ефремович? — обратился Сталин к Ворошилову.

— Вполне согласен с Семеном Михайловичем, — ответил Ворошилов.

— Почему?

— Придется брать на сборы лошадей. А много ли наберем строевых, годных под седло? Потом к каждой строевой потребуются две обозных. Если посадить все это на государственный харч, — съедят все наши запасы. И наконец, не каждый придет со строевой лошадью. Попадут и такие, кто в глаза не видел лошадей, не знает, как в седло садиться.

— Куда лицом, — добавил я.

— Вот именно. Многому ли такой конник научится за два три месяца в год! Поотрубают все уши лошадям.

Сталин, однако, заметил:

— Все-таки в виде опыта создайте несколько частей в Северо-Кавказском округе из донского и кубанского казачества.

Мы создали лишь две территориальные кавалерийские дивизии.

Начиная с 1925-го и все последующие годы Реввоенсовет СССР под руководством ЦК партии решал вторую жизненно важную задачу — проводил коренное перевооружение Красной Армии.

До сих пор войска были вооружены старым изношенным оружием, преимущественно тем, какое досталось нам от старой царской армии. Мы проводили пересмотр этого оружия, отбирали и намечали к совершенствованию лучшие образцы. Кропотливо подбирались конструкторские кадры, создавались конструкторские бюро. Советские авиационные конструкторы создали опытные образцы самолетов — истребителей, разведчиков, бомбардировщиков. Конструировались авиационные моторы. Создание собственной авиации стало буквально всенародным делом. В марте 1923 года возникло добровольное [337] Общество друзей воздушного флота — ОДВФ, которое организовало сбор средств на постройку самолетов и двигателей. Вопрос о строительстве воздушного флота обсуждался на XIII съезде партии. Трудовой народ на свои сбережения построил воздушному флоту 100 боевых самолетов.

Мне вспоминается такой эпизод. Нам, делегатам XIII съезда РКП (б), сообщили, что 1 июня 1924 года на московском центральном аэродроме состоится передача Обществом друзей воздушного флота СССР эскадрильи «Ленин» XIII съезду партии. Народу собралось немало. От имени ОДВФ эскадрилью «Ленин» передал Главком Каменев, заместитель председателя Реввоенсовета СССР. Потом взял слово М. И. Калинин. От имени делегатов съезда партии он поблагодарил рабочих и крестьян, которые собрали 4 миллиона рублей на постройку эскадрильи, носящей имя великого вождя революции. На митинге была принята резолюция, проект которой зачитал Климент Ефремович.

Потом мы с восхищением наблюдали в небе полет истребителей, на которых военные летчики проделали ряд фигур высшего пилотажа.

Большое внимание Реввоенсовет СССР уделял также созданию новых артиллерийских систем, в том числе зенитных, танковых, противотанковых, авиационного оружия, автоматического стрелкового оружия.

Члены Реввоенсовета присутствовали при испытании новых образцов, затем о них докладывали правительству, ЦК партии.

Генеральный секретарь ЦК партии знал всех ведущих советских конструкторов, часто беседовал с ними, всемерно поддерживал их, принимал самые решительные меры, если что-либо мешало им в работе. Оснащение Красной Армии новой техникой проводилось под непосредственным руководством партии. Партия вырастила замечательные военные кадры, готовила страну к тяжелым испытаниям 1941 — 1945 годов. Могу еще раз подтвердить — о неизбежности новой войны мы не забывали ни на один час после того, как завершилась гражданская война, и принимали все меры, чтобы подготовиться к ней. К сожалению, история отвела нам слишком короткий срок мирной передышки. Мы не все [338] успели сделать, что было задумано для укрепления обороноспособности страны.

XV съезд партии дал директивы для составления первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР. В решении съезда, в частности, говорилось:

«Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное, внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время»{97}.

За несколько месяцев до открытия XV съезда ВКП (б) ЦК партии дал указания Реввоенсовету СССР разработать пятилетний план строительства Красной Армии. При этом обратить особое внимание на всемерное усиление в войсках технических средств.

Не один месяц Реввоенсовет, военные специалисты разрабатывали коренные вопросы повышения боевой мощи Красной Армии и Военно-Морского Флота. В своих расчетах мы опирались на данные первого пятилетнего плана.

Мы, военные, пожалуй, с особой остротой сознавали, сколь опасно для страны ее отставание в развитии промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Высокоразвитые капиталистические страны непрерывно совершенствовали вооружение своих армий. Они располагали крупными производственными мощностями. Франция, например, уже в 1928 году могла выпускать в месяц 1500 танков, Англия — 2500. Число самолетов также исчислялось тысячами.

А чем располагали мы? В этом же 1928 году в Красной Армии было 200 танков и бронемашин и около 1000 самолетов старой конструкции. Поэтому с особой радостью восприняли мы решение партии о первом пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР. Нас беспредельно радовал тот энтузиазм, с которым трудящиеся приступили к выполнению плана.

Как известно, членом РВС был нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе. Мы часто донимали его просьбами «усилить темпы», ускорить поставку Красной [339] Армии вооружения, хотя знали, что партия делает в этом направлении, все возможное и даже невозможное. Напряженный пятилетний план выполнялся в четыре года, а по ряду отраслей — в три.

Григорий Константинович относился к нашим просьбам всегда внимательно. В минуты хорошего настроения любил подтрунить над нами, особенно надо мной.

— А вы зачем торопите меня? — говорил он. — Смотрите, останется кавалерия не у дел. Придется вам переучиваться на танкистов. Представляете Буденного с его усами верхом на танке и с саблей наголо!

Помню летом 1929 года мы, члены Реввоенсовета, были приглашены в ЦК. Нарком К. Е. Ворошилов докладывал наши соображения о коренной технической реконструкции Красной Армии.

Сталин в основном одобрил наши предложения.

— Ваши специалисты хорошо потрудились, — сказал он. — Расчеты произведены со знанием дела, с учетом большой перспективы. Можете не сомневаться — советский народ даст своей Красной Армии все необходимое для разгрома любого врага. — Сталин помолчал. — И все же кое-что не учтено. Вы упускаете один очень существенный момент. Скоро в войска начнет поступать в большом количестве новая техника. Готовы ли красноармейцы принять ее? Задача состоит в том, чтобы в короткий срок овладеть ею. Рабочие, не жалея сил, создадут грозную машину — танк, самолет. А в чьи руки она попадет? Не получится так, что через несколько дней танк превратится в груду безжизненного, бесполезного для вас металла? Подумайте об этом. Общеобразовательный уровень молодежи, конечно, поднялся, но недостаточно. Еще много малограмотных, есть и совершенно неграмотные — вам это лучше знать.

— Есть, — согласился Климент Ефремович. — Ликбезы в армии продолжают действовать.

— Русские крестьяне, — вновь заговорил Сталин, выслушав Ворошилова, — непосредственно не сталкивались с машинами на протяжении всей истории русского государства. Машина будет ломать не только старую экономику, старые хозяйственные отношения, но и психику людей. Главная задача всей партии на ближайшее время — поднимать народ на овладение техникой. Старый лозунг «Техника в период реконструкции решает все» [340] партия заменяет новым: «Решают все кадры, овладевшие техникой».

Сталин прошелся по кабинету.

— Подумайте еще вот над чем. С техникой меняются тактика и оперативное искусство. Надо заново переучивать всю армию. Как, где будет обучаться высший комсостав? Как организуете переподготовку среднего? А командиры отделения? Как будут обучаться красноармейцы? Подумайте над вопросами наиболее полного использования техники... На очереди овладение воздушным океаном для переброски по воздуху грузов. Вполне реальная перспектива — высадки, а может быть, и выброски десантов. Преимущества очевидны: быстрота, внезапность, снимается зависимость от дорог.

— И овса не нужно, — заметил Орджоникидзе, лукаво взглянув на меня.

— Авиация не отменяет кавалерию, — усмехнулся в усы Сталин. — А вопросы взаимодействия авиации и кавалерии, взаимодействия всех родов войск в связи с появлением нового оружия приобретают особо важное значение.

После совещания у Сталина Центральный Комитет 15 июля 1929 года принял постановление «О состоянии обороны СССР».

В постановлении отмечалось, что основным итогом истекшего пятилетия (1924 — 1929 гг.) планового строительства Вооруженных Сил явилось создание крепкой, боеспособной армии, в политическом отношении вполне надежной, в техническом отношении стоящей на уровне развития производительных сил страны. В области подготовки страны к обороне на основе предыдущих решений ЦК ВКП(б) достигнуты также первые реальные результаты, обеспечивающие нормальное проведение мероприятий по подготовке страны к обороне в мирное время.

Центральный Комитет полностью одобрил все мероприятия РВС СССР, направленные за последние два года к общему повышению качества боевой подготовки, в частности к решительному повышению тактической подготовки войск. Воспитание в войсках широкой боевой инициативы, смелости в действиях, упорства в достижении поставленных целей, маневренной подвижности должно идти в первую очередь через воспитание волевых качеств у начальствующего состава. [341]

ЦК признал правильным и своевременным широкое развертывание работы по усилению и усовершенствованию технического вооружения армии и предложил Реввоенсовету усилить взятый темп и наряду с модернизацией существующего вооружения добиться в течение ближайших двух лет получения опытных образцов (а затем и внедрения их в армию) современных типов артиллерии, всех современных типов танков, бронемашин.

Центральный Комитет принял ряд мер, направленных на лучшее и быстрейшее овладение техникой. Читатели старшего поколения помнят, какой широкий размах приняла тогда допризывная подготовка, как плодотворно работал Осоавиахим. Открывались авиационные клубы. Тысячи юношей и девушек учились летать. Строились и пользовались неизменной любовью молодежи парашютные вышки. Сотни тысяч молодых людей овладевали искусством вождения машин на курсах шоферов и трактористов.

В Красную Армию стала приходить молодежь, уже знакомая с техникой. Нет нужды подробно описывать, как шло в частях овладение новым оружием. Армия в целом справилась с этим делом успешно.

В годы Великой Отечественной войны советские летчики, танкисты, артиллеристы, моряки, связисты проявили высокое боевое мастерство. А основы этого закладывались в годы первой пятилетки! Конечно, всем нам — и Реввоенсовету СССР, и всему начсоставу — приходилось трудиться не покладая рук. Мы собирались в Москве лишь на короткое время по неотложным делам, а затем снова выезжали в части, помогали штабам, командирам, политработникам, шли в красноармейские массы.

За годы первой пятилетки вдвое увеличился выпуск курсантов средних военно-технических училищ.

Было создано шесть новых военных академий: механизации и моторизации Красной Армии, электротехническая, военно-транспортная, военно-инженерная, артиллерийская, военно-химическая.

Коренное перевооружение армии, овладение личным составом новой техникой проводилось в сложной международной обстановке, в условиях обострения классовой борьбы внутри страны. [342]

Партия осуществляла политику решительного наступления на кулацкие элементы, политику ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Перегибы в коллективизации, допускавшиеся левацкими элементами, вызывали в ряде мест недовольство и средних крестьян. В 1929 — 1930 годах произошел массовый забой скота. Обобществленные лошади, сведенные на неприспособленные дворы, лишенные элементарного ухода, зачастую выходили из строя.

Колебания части крестьян, их недовольство, вызываемое недостатками первых дней коллективизации, неумелой работой ряда местных органов, могли повлиять на настроение армии, снизить ее боеспособность. Этого не произошло. Политсостав Красной Армии, партийные организации оказались на высоте. Воины Красной Армии остались верными воинскому долгу, были до конца преданы родной Коммунистической партии, делу социализма.

В дни, когда партия развертывала решительное наступление на всех участках за полную победу социализма, вновь подняли головы нытики и маловеры, замаскированные враги партии и народа. Обстановка торопила нас. Нам предстояло в самый короткий срок или догнать промышленно развитые страны в технико-экономическом отношении, или погибнуть. А Рыков, Бухарин, Томский тащили партию назад, вместо развития тяжелой промышленности предлагали развивать легкую, вместо пятилетки — разработать двухлетку, отказаться от коллективизации и т. д.

Все честные люди, все, кому были дороги интересы социализма, кто видел истинное положение страны, не могли не осуждать правых уклонистов.

Строительство новой жизни стало делом всего нашего народа. Крепла, набирала мощь и наша Красная Армия. Реввоенсовет СССР в те годы проводил большую работу по дальнейшему укреплению могущества армии и флота. Центральный Комитет партии и его Генеральный секретарь глубоко вникали во все вопросы, поддерживали хорошие начинания. И. В. Сталин нередко лично давал нам рекомендации, советы, высказывал и критические замечания.

Вспоминается такой случай.

В конце сентября 1930 года я предложил Клименту Ефремовичу в связи с приближающейся десятой годовщиной [343] разгрома Врангеля провести в стране «Декаду обороны».

Ворошилов одобрительно отнесся к моему предложению, однако сказал, что решать такой вопрос — компетенция ЦК партии.

— Доложите об этом Сталину, — сказал он.

Однако Сталину я так и не смог доложить. Это сделал сам Ворошилов, как председатель РВС СССР. Спустя несколько дней, 5 октября, уже было принято постановление ЦК ВКП(б) по этому вопросу. ЦК партии согласился с предложением Реввоенсовета о проведении «Декады обороны».

Прошла «Декада обороны» с 15 (день окончательного разгрома Врангеля) по 25 ноября. Миллионы советских людей приняли в ней активное участие. Этим они выразили горячую любовь к армии и флоту, готовность сделать все возможное, чтобы еще выше поднять боеготовность Советских Вооруженных Сил, укрепить их могущество.

Вскоре по каким-то делам меня вызвал Сталин. Обсудив необходимые вопросы, он вдруг спросил:

— А почему вы не пришли ко мне насчет «Декады обороны»?

Я растерянно пожал плечами:

— Не решился, товарищ Сталин. Свое мнение я доложил председателю Реввоенсовета.

— Ну и зря, — жестко сказал Сталин. — Вы являетесь членом Реввоенсовета и обязаны добиваться решения всех вопросов. Плохо, что не пришли. А Декада прошла хорошо.

В годы первой пятилетки мы начали создавать большой Военно-Морской Флот, достойный нашей великой державы.

В годы гражданской войны империалисты вторгались в нашу страну главным образом со стороны моря. На Севере и Дальнем Востоке морские границы Советского Союза на большом протяжении продолжали оставаться открытыми, лишенными защиты с моря. Северный и Тихоокеанский флоты еще предстояло создать

Большое народнохозяйственное и оборонное значение для нашей страны имело сооружение Беломорско-Балтийского канала. Он способствовал развитию промышленности в советском Заполярье, а военные корабли получали возможность переходить из Балтики в военно-морские базы Северного флота. В 1933 году канал вступил в строй действующих. По нему из Балтики в Баренцево море прошли первые боевые корабли.

Мы отдавали себе отчет, что в будущей войне сотрется грань между фронтом и тылом. Сотни аэропланов, перелетев фронт, могут ворваться в глубокий тыл противника, разгромить его жизненные центры. А потеря их будет равносильна смерти. Значит, надо готовить соответствующим образом все население, заботиться о противовоздушной обороне...

Со всей остротой вставала необходимость производства у нас самолетов, танков, современной артиллерии, боевых кораблей. Следовало, не теряя времени, развернуть строительство значительного числа крупных заводов, которые бы работали на оборону, таких заводов, каких не имела царская Россия; создавать новые отрасли промышленности — авиационную, автомобильную, танковую, химическую, готовить для этих заводов инженерно-технические кадры.

Мы скрупулезно высчитывали, сколько в ближайшие годы нам потребуется вооружения для армии и флота и какого, подкрепляли наши расчеты тщательно обдуманными доводами и докладывали ЦК.

Благодаря принятым партией мерам и под ее испытанным руководством за исторически короткое время страна сделала гигантский шаг вперед.

В связи с этим не могу не напомнить читателям о XIV съезде партии, вошедшем в историю как съезд индустриализации страны.

Перед партией стояла тогда сложная задача — заложить прочный экономический фундамент социализма, обеспечить экономическую независимость Советского Союза, его высокую обороноспособность, сделать переход от нынешней экономики к экономике социалистической, которая должна послужить материальной основой социалистического общества.

Проводить экономическое возрождение Советской Родины, переводить ее хозяйство на социалистические [345] рельсы партии приходилось в условиях непрекращающихся угроз империалистов, яростного сопротивления капиталистических элементов города и деревни внутри страны и противодействия оппозиции внутри партии.

Как всегда, против практических мер партии выступал Троцкий. Он отрицал возможность создания социалистической экономики, независимой от капиталистического рынка, предлагал больше ввозить промышленных изделий из-за границы, привлекать, насаждать частный, особенно иностранный, капитал. Троцкисты выступали против союза рабочего класса с середняком, объявляли этот слой крестьянства исчезающим, размывающимся. Тем самым они хотели подорвать союз рабочего класса с крестьянством, без чего наша страна как социалистическая погибла бы. Они «...не верили в возможность социалистического преобразования сельского хозяйства на основе ленинского кооперативного плана, кричали о засилье кулачества в деревне»{98}.

Возникла так называемая новая оппозиция, возглавляемая Зиновьевым, Каменевым и другими. Эта оппозиция окопалась в Ленинградской партийной организации. Ее рупором стала газета «Ленинградская правда», которую редактировал участник оппозиции. Оппозиционеры пропагандировали ту же идею о невозможности победы социализма в СССР. Установка на возможность победы социализма в одной стране «отдает душком национальной ограниченности», откровенно заявил Зиновьев. Вопреки фактам, оппозиционеры, следуя за Троцким, утверждали, что государственная промышленность у нас, транспорт, финансы, торговля, а также кооперация являются госкапиталистическими. Они выступали против индустриализации. Утверждали, что мы должны ориентировать свое народное хозяйство преимущественно на развитие сельскохозяйственного экспорта и ввоз промышленных изделий из-за границы.

Нетрудно было догадаться, что оппозиция вела к тому, чтобы наша Родина оставалась страной аграрной, сырьевым придатком капитализма.

Деятельность оппозиции оживляла международную реакцию, особенно русскую эмиграцию, подавала ей новые [346] надежды. Белоэмигрантская печать писала, что ростки таких идей и настроений, какие выражает оппозиция, «при умелом уходе легко могут дать социал-демократические плоды».

Нам было ясно, что «новая оппозиция» почти по всем вопросам скатилась на троцкистские позиции. Вопрос о возможности построения социализма в СССР был главным вопросом, по которому расходились с В. И. Лениным, с партией все оппортунисты, все группы и фракции. Троцкий, Каменев, Зиновьев, Радек были самыми ярыми противниками ленинской теории построения социализма в СССР. Нельзя не отметить, что «новая оппозиция» клеветнически заявляла, что наша партия якобы перерождается, она впадала в панику перед силой мирового капитализма и т. д.

В такой обстановке Центральный Комитет готовил XIV съезд партии.

Съезд открылся 18 декабря 1925 года в Москве. Я был на съезде делегатом с совещательным голосом. В числе делегатов с решающим голосом от Московской организации был народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета СССР Климент Ефремович Ворошилов. Его избрали в президиум съезда.

С отчетным докладом ЦК выступил И. В. Сталин. Он говорил в свойственной ему манере — четко и просто, без вычурности. В докладе был дан глубокий политический анализ обстановки в мире и в стране, показаны перспективы рабочего и национально-освободительного движения, чего достиг Советский Союз за прошедшие годы, какие задачи стоят перед партией по строительству социализма, какие объективно действующие законы диктуют эти задачи, как их лучше выполнить, какие сроки отводятся нам историей.

Приятно было сознавать, что тяжелые испытания, выпавшие на долю народа, пролитая за революцию кровь, гибель десятков тысяч лучших людей не пропали даром. Мысленно я видел высокие корпуса новых заводов, поднимающиеся на просторах нашей страны, гигантские плотины на реках, густую сеть железных и шоссейных дорог, новые города, поля моей родной Донской области, Северного Кавказа, всех других районов, обрабатываемые мощными тракторами. Видел танковые соединения, [347] стремительную конницу, вооруженную новым оружием, сопровождаемую механизированными частями, эскадрильи самолетов в воздухе, грозные боевые корабли, бороздящие моря.

И вокруг меня были радостные лица. Съезд стал для нас праздником.

Съезд заявил, что СССР имеет все необходимое для построения полного социалистического общества.

Решающим звеном в борьбе за переустройство советской экономики, за ускорение темпов социалистического строительства съезд провозгласил социалистическую индустриализацию страны.

Нас радовало, что съезд одобрил установку ЦК партии на обеспечение преимущественного развития тяжелой индустрии. Он подчеркнул необходимость вести экономическое строительство так, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял бы собой самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний.

Много внимания уделил съезд вопросам управления, научной организации труда, подбора работников, упрощения и удешевления госаппарата.

Радостное настроение делегатов омрачала раскольническая деятельность оппозиции на съезде.

ЦК партии принимал все меры, чтобы съезд мог работать в спокойной обстановке. Накануне съезда ЦК обратился к оппозиции с рядом конкретных предложений, в том числе с обязательством членов Политбюро не выступать друг против друга на съезде, чтобы не превратить съезд в перебранку руководителей. Однако оппозиционеры отвергли все предложения ЦК. Члены Политбюро Зиновьев и Каменев первыми ринулись на съезде в атаку на партию.

После доклада И. В. Сталина председательствующий огласил на очередном заседании заявление 43-х членов ленинградской делегации с требованием заслушать содоклад [348] оппозиции. С содокладом выступил Зиновьев. Это было для делегатов полной неожиданностью. Зиновьев, да и любой из оппозиции, мог взять слово, обычным порядком в ходе прений. Требование содоклада означало, что оппозиция не согласна с линией ЦК.

Терпеливо слушал съезд Зиновьева. Но какая была колоссальная разница между его выступлением и докладом И. В. Сталина! Ни признака гордости за партию, за ее великие победы, никаких забот о будущем Советского Союза, о судьбе социализма, В течение всей речи Зиновьев упорно доказывал съезду, какой он, Зиновьев, хороший коммунист, цитировал сам себя, свои прошлые речи, свои сочинения. Это было выступление не революционера, не государственного деятеля, а мелкого обывателя. Делегаты выступление Зиновьева так и оценили. Его речь неоднократно прерывали ядовитыми возгласами и репликами.

В ходе съезда с речами выступали и другие оппозиционеры. С тяжелым чувством мы слушали их. Не оставалось сомнения, что оппозиционеры действуют по тщательно разработанному плану.

Оппозиция пыталась отделить ЦК от партии, предъявляла Центральному Комитету самые нелепые, чудовищные обвинения. Все оппозиционеры выступали развязно, нагло, особенно Каменев. Он говорил не меньше, чем Зиновьев. Барство, самовлюбленность — вот что бросалось в глаза. Он начальнически покрикивал на делегатов, покровительственно поучал их.

После выступления Каменева оппозиционеры стали заявлять открыто, что они не мыслят себе руководство партии без Зиновьева и Каменева, что единственными, мол, истолкователями, наследниками, правильно понимающими Ленина, являются Каменев, Зиновьев, и только они, а не кто-нибудь другой могут стоять во главе ЦК.

В один из перерывов ко мне подошел Ворошилов, как всегда, бодрый, жизнерадостный, что явно не соответствовало обстановке.

— Как настроение, Семен Михайлович? — весело спросил он меня.

Я признался, что неважное.

— Почему? [349]

— А разве не видишь? Оппозиционеры явно срывают работу съезда.

— Не вешай голову. Не сорвут. Со многими оппозициями справлялась партия. Справится и с этой.

— Что-то Троцкий молчит. Это подозрительно. Я ждал, что он, как прежде, первым навалится на ЦК.

— Маскировка. Распределение ролей. Оппозиция поставила себе задачу свалить ЦК, и ему ввязываться в драку сейчас невыгодно: репутация подмоченная. Потом столкуются. Одного поля ягода. Оппозиционеры ему дорогу расчищают.

— Тоже стратегия.

— Стратегия контрреволюции.

Действительно, от намерения захватить власть в партии и стране оппозиционеры не отказались и после поражения на XIV съезде. Как известно, в 1927 году Троцкий и троцкисты пошли на открытое выступление, на восстание против партии.

Теперь, когда пишу эти строки, я думаю, какие бедствия ждали бы нашу страну, наш народ, если бы преступные замыслы троцкистов осуществились. Это наше счастье, что партии удалось отстоять чистоту ленинского учения, ленинский план построения социалистического общества в нашей стране, отстоять единство партии. Предательские замыслы троцкистов были разоблачены до конца. В этом заслуга нашего ленинского Центрального Комитета,

Мне, как и другим членам РВС, приходилось часто выезжать в округа, инспектировать войска. Я видел, с каким энтузиазмом советские воины воспринимали решения ЦК партии по укреплению Советских Вооруженных Сил.

Осенью 1927 года я приехал с инспекцией в Белорусский военный округ, в частности в 7-ю кавалерийскую дивизию, входившую в состав 3-го кавкорпуса С. К. Тимошенко. Командир дивизии Д. А. Шмидт, который незадолго до моего приезда принял 7-ю дивизию от К. И. Степного-Спижарного, произвел на меня хорошее впечатление.

— Разрешите узнать, какие полки будете смотреть? — спросил комдив.

— А какой полк у вас лучше других? Стоявший рядом С. К. Тимошенко сказал?

— У нас все полки на хорошем счету. Но лучше других полк Жукова, о котором я докладывал вам. Он умело обучает бойцов, особенно хорошо проводит занятия по тактике...

Я сказал Д. А. Шмидту, что постараюсь побывать во всех полках, а начну с 39-го.

Вскоре мы въехали на территорию полка. Я вышел из машины, следом за мной С. К. Тимошенко.

Командир 39-го кавполка Г. К. Жуков встретил меня четким рапортом. Строевая выправка, четкость — все это говорило о том, что командир полка свои обязанности знает хорошо.

— Какие будут указания? — спросил Жуков, отдав рапорт.

В свою очередь я спросил Жукова, что он предлагает сам как командир полка. Георгий Константинович предложил мне обойти казармы, ближе познакомиться с жизнью и работой бойцов и командиров.

— Что ж, согласен, — сказал я. — Однако вначале посмотрим, как кормите солдат.

Побывал в столовой и на кухне, беседовал с солдатами и поварами, интересовался качеством продуктов, обработкой их, снял пробу.

— Это очень хорошо, что вы старательно приготовляете бойцам пищу, — сказал я поварам и объявил им, а также начальнику продслужбы полка благодарность.

С. К. Тимошенко предложил мне сделать запись в книге столовой.

— С удовольствием, — согласился я.

Затем проверил ход боевой подготовки. Надо сказать, что почти по всем показателям 39-й полк был на хорошем счету, и я остался доволен осмотром.

— Ну, а теперь покажите мне лошадей, — сказал я Жукову.

Командир полка дал сигнал «на выводку».

Пока строились эскадроны, С. К. Тимошенко доложил мне, что 39-й кавалерийский полк преуспевает во всех видах конного спорта. Почти все командиры занимаются спортом, в том числе и сам командир полка.

— А вот со стрельбой из оружия у них дела похуже, — добавил Тимошенко. [351]

— Почему так? — спросил командира корпуса. С. К. Тимошенко пожал плечами:

— Трудно сказать, но думаю, все дело в тренировках. Видимо, надо поднажать.

Эскадроны построились, и началась выводка лошадей. Конский состав полка был в хорошем состоянии, ковка отличная. Я остался доволен и даже похвалил Жукова.

Вскоре мы уехали с С. К. Тимошенко в 6-ю Чонгарскую дивизию.

С Г. К. Жуковым мне приходилось еще не раз встречаться, и я с удовлетворением отмечал его рост как командира. Спустя два года Жуков прибыл в Москву на курсы высшего начальствующего состава — КУВНАС. О том, как проходила учеба на курсах, Георгий Константинович рассказывает в своей книге «Воспоминания и размышления». Я лишь отмечу, что курсы Г. К. Жуков окончил успешно. Это было весной 1930 года. А уже осенью по моей просьбе его назначили в инспекцию кавалерии.

Г. К. Жуков быстро вошел в курс дела. И не случайно на общем собрании коммунистов всех инспекций и управления боевой подготовки Наркомата по военным и морским делам мы единодушно избрали Жукова секретарем партбюро, а его заместителем — И. В. Тюленева.

Г. К. Жуков в своей книге рассказал о работе инспекции, о том, какой авторитет она имела в войсках. Должен добавить, что Жуков очень скоро завоевал авторитет среди командного состава. Мне нравилось в Георгии Константиновиче то, что он глубоко вникал в вопросы боевой подготовки кавалерийских частей, проявлял инициативу, всего себя отдавал делу укрепления могущества Красной Армии. Наша инспекция провела большую работу по пересмотру организации кавалерийских частей и соединений, системы вооружения и способов ведения боя. Я уже не говорю о таком вопросе, как выработка новых инструкций. Во все эти дела большой вклад внес и Жуков.

Однако поработал в инспекции кавалерии Г. К. Жуков недолго.

Как-то весной 1933 года меня пригласил нарком обороны К. Е. Ворошилов. [352]

Вошел к нему в кабинет и сразу заметил, что у Ворошилова скверное настроение.

— Садитесь, Семен Михайлович. — Он кивнул на стул.

Я сел, все еще не догадываясь, зачем вдруг так срочно потребовался наркому.

— Надо срочно подыскать нового командира 4-й кавалерийской дивизии, — сказал он.

— А что случилось?

Ворошилов сообщил, что на днях 4-ю кавдивизию инспектировал командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич и остался недоволен ее состоянием. По его словам, комдив развалил дивизию, в ней нет дисциплины, нет должного порядка.

— Сами понимаете, как мне больно это слышать, — продолжал Климент Ефремович. — Ведь дивизия носила мое имя!.. — Ворошилов встал, заходил по кабинету. — Вот как подвели, а? Уборевич просит немедленно заменить комдива. Я уже дал согласие...

Слушая Ворошилова, я подумал о том, а не сгустил ли краски Уборевич. Спросил об этом Климента Ефремовича.

Ворошилов сказал:

— Я верю Уборевичу. Не станет же он, командующий округом, наговаривать на своих комдивов?

— Логично, — согласился я. Ворошилов встал.

— Кого вы можете предложить на эту должность? — спросил он.

Я ответил, что надо подумать, хотя могу и сейчас назвать одного товарища.

— Кто?

— Жуков Георгий Константинович, — сказал я. — Раньше он служил в Белорусском военном округе, был командиром полка, командовал бригадой...

Выслушав меня, Ворошилов сказал:

— Пожалуй, кандидатура подходящая. Лично поговорите с Жуковым, а потом заготовьте приказ.

Вскоре такая беседа состоялась. Георгий Константинович, как я понял, был доволен этим назначением. Я сказал Жукову, что 4-я кавалерийская дивизия была одной из лучших в Конармии, в ее рядах немало героев, [353] своими подвигами прославивших Родину. Однако сейчас...

— Уверен, что вы, товарищ Жуков, поправите дела в дивизии. Такого лее мнения и нарком. Он поручил мне передать это вам.

— Постараюсь сделать все, чтобы четвертая кавалерийская дивизия вновь обрела достойную ей славу, — заверил меня Георгий Константинович.

Вряд ли есть необходимость перечислять все то, что сделал новый командир 4-й кавалерийской дивизии — он сам об этом пишет в своей книге. Скажу лишь, что Г. К. Жуков в новой своей должности проявил себя зрелым и опытным командиром. Как-то К. Е. Ворошилов, кажется это было летом 1934 года, сказал мне:

— А знаете, Семен Михайлович, у Жукова хорошо идут дела. На днях у меня был продолжительный разговор с командующим округом. Уборевич проводил в дивизии учение и сказал, что 4-ю кавдивизию просто не узнать.

Позже я и сам побывал в 4-й кавалерийской дивизии. В 1935 году она была награждена за успехи в боевой подготовке орденом Ленина. Правительственных наград удостоились многие командиры подразделений и частей. Г. К. Жуков был награжден орденом Ленина. По поручению Центрального Комитета партии и Советского правительства я прибыл в 4-ю кавдивизию вручать ей награду. Это было очень празднично. Не скрою, когда я прикреплял к Знамени дивизии орден Ленина, очень волновался. Вспомнил тех, кто в годы гражданской войны сражался за Советскую власть, кто отдал свою жизнь за дело революции. Об этом я еще раз напомнил бойцам.

— Будьте достойны тех, кто в годы гражданской войны прославил вашу дивизию, — говорил я. — У нас есть еще немало врагов, и нам следует быть начеку. Орден Ленина — это награда за все ваши труды, но она и зовет вас, товарищи, к новым делам во имя интересов нашей трудовой республики...

Потом выступил Г. К. Жуков. Он тоже волновался, но сказал кратко и ясно: дивизия не уронит чести героев войны, она добьется новых успехов в боевой учебе. От имени бойцов командир дивизии просил меня передать [354] партии и правительству, что 4-я кавдивизия всегда будет готова выполнить любой приказ Родины.

В 1936 году, будучи на маневрах Белорусского военного округа, нарком обороны также посетил 4-ю кавдивизию. На разборе маневров нарком дал высокую оценку действиям дивизии, а вернувшись из округа, сказал, что 4-я Донская казачья дивизия вновь обрела должную ей славу.

— И в этом заслуга Жукова, — сказал нарком. — Таких командиров нам бы побольше!

Реввоенсовет СССР работал напряженно. Коренная перестройка Вооруженных Сил требовала не только сил, опыта, но и знаний. Следовало совершенствовать теорию военного дела и методику подготовки войск. Надо было учиться прежде всего нам, высшему командному составу, чтобы обогатить себя знаниями и успешно обучать подчиненных.

Мне самому очень хотелось учиться в академии имени М. В. Фрунзе. Однако все мои попытки ни к чему не приводили. Нарком обороны, выслушав однажды мою просьбу, усмехнулся:

— Вам скоро пятьдесят, Семен Михайлович. А в академии учатся молодые. И на вас лежит ответственная работа.

— Но ведь можно при академии создать курсы?

Климент Ефремович пожал плечами:

— Ну, сам я не могу решать такой вопрос...

— А что делать?

— Обратитесь к Сталину.

Вскоре после одного из совещаний у И. В. Сталина, когда в кабинете остались лишь В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов, я доложил о разговоре с наркомом, закончив:

— Не разрешает мне учиться Климент Ефремович!..

— Учиться никогда не поздно, — заметил Сталин. Помолчал, раскурил трубку и словно рассуждая вслух: — Воевали вы неплохо. Но время гражданской войны кануло в прошлое. Теперь война — если, разумеется, нам не удастся предотвратить ее — будет носить совершенно другой характер. Все это требует от вас, военных, новых знаний, умения командовать войсками в новых условиях. [355]

Я тоже считаю, — продолжал Иосиф Виссарионович, — что вам обязательно надо подучиться в академии. И не только вам... — Сталин глянул на Ворошилова. — Пожалуй, Буденный прав, надо при академии создать специальную группу, где могли бы учиться военачальники, разумеется, без освобождения от основной работы. Подумайте, Климент Ефремович...

— Ну и задали вы мне, Семен Михайлович, задачу, — сетовал после Ворошилов. — Не все ведь могут учиться без отрыва от своей основной работы!

Итак, в академии была создана особая группа, в которую входили высшие командиры, имевшие богатый боевой опыт и проявившие незаурядные военные способности, но не получившие военного образования. Мне разрешили учиться только без отрыва от исполнения служебных обязанностей. А я в то время был членом Реввоенсовета СССР, инспектором кавалерии Красной Армии, постоянным председателем уставной, наградной и высшей аттестационной комиссий. А если к этому прибавить и мои обязанности члена ЦИК СССР, то станут понятными те трудности, которые предстояло преодолеть, чтобы успешно сочетать учебу и работу.

При поступлении в академию преподаватель русского языка М. П. Протасов нанес нам, образно говоря, жестокое поражение. В диктанте, который писали я, Д. Ф. Сердич, И. Р. Апанасенко, О. И. Городовиков, Г. И. Бондарь, Я. П. Гайлит, обнаружилось столько ошибок, что все мы были просто обескуражены: сможем ли мы одолевать науку, не имея серьезной общеобразовательной подготовки?

Уехали мы в тот день из академии огорченными. И хотя я лично не сдавался, меня волновало, что созданная по моей инициативе группа уже стоит под угрозой развала, В конце концов решили так: наряду с освоением специальных дисциплин изучать общеобразовательные предметы: русский язык, математику, историю, географию.

Учились мы с огромным усердием, не жалея ни сил, ни труда. Наша академическая группа (я был ее старшиной) отличалась высокой дисциплинированностью и редким прилежанием. Все были уже пожилыми людьми, а учились, как послушные школьники, беспрекословно выполняя [356] указания преподавателей и командного состава академии.

Припоминается такой случай. Как-то в первые дни учебы вхожу в академию с портфелем, как и полагается слушателю. Дежурный по академии, увидев меня, зычно скомандовал: «Академия, смирно!» — и, чеканя шаг, направился ко мне с рапортом: «Товарищ член Реввоенсовета СССР...» Я прервал его и прошел в кабинет комиссара академии Е. А. Щаденко, бывшего в гражданскую войну членом Реввоенсовета 1-й Конной армии. Там же был начальник академии Р. П. Эйдеман.

— Вот что, дорогие товарищи, договоримся раз и на все время. В академии я и все в моей группе командиры являются слушателями, вашими подчиненными. Никаких привилегий, никаких исключений быть не должно. Каждый обязан выполнять установленный в академии порядок. Рапортовать слушателям нельзя, даже если они являются членами Реввоенсовета СССР...

Рапортов мне больше не отдавали.

Чтобы было понятно, насколько сложно и трудно было учиться тем командирам, которые сочетали свою учебу с работой, я приведу примерный распорядок своего рабочего дня. В 7.00 — подъем, физзарядка, завтрак. С 8.00 до 14.00 — занятия в академии. С 14.00 до 15.00 — обед, а затем до 24.00 — работа в инспекции кавалерии, в комиссиях, на различных конференциях. В 24.00 — ужин и до 3.00 — подготовка к занятиям в академии. Но, повторяю, несмотря на трудности, занимались слушатели в высшей степени добросовестно, не пропуская ни одной лекции, ни одного практического занятия в поле, выполняя все требования профессоров и преподавателей. Изучали тактику, оперативное искусство, стрелковое оружие, баллистику, артиллерию, бронетанковые войска, авиацию, выезжали на полигоны и аэродромы. Одним словом, были слушателями академии. [172]

Дальше