7. В тылу врага

1

Конная армия устремилась в тыл вражеских войск, захватывая по пути небольшие гарнизоны, обозы, технические и комендантские подразделения. Наше продвижение было настолько внезапным и ошеломляющим, что застигнутые врасплох польские солдаты и офицеры сдавались в плен без сопротивления.

К вечеру 5 июня соединения вышли в оперативную глубину обороны противника на 25 километров, к реке Растовица. 14-я дивизия заняла Карабчеев, 4-я — овладела Ягнятином, а 11-я — Ружином.

Реввоенсовет армии вместе с полевым штабом и Особым кавполком остановились на ночь в большом селе Молчановке.

До рассвета мы с К. Е. Ворошиловым и С. А. Зотовым изучали донесения дивизий и данные разведки.

Обстановка оказалась весьма сложной. Продвинувшись далеко на запад, Конармия оторвалась от соседей. Нам не ясно было положение 12-й, 14-й армий и Фастовской группы. В довершение всего прекратилась связь с фронтом и своим основным штабом.

Предшествовавший наступлению тяжелый двухдневный марш по непролазной грязи под непрерывным дождем и напряженный бой во время прорыва неприятельского фронта сильно измотали наши войска. Им требовался хотя бы небольшой отдых. Но мы не могли позволить себе этого. По сведениям, добытым нашей разведкой, неприятель вел перегруппировку войск в районе Липовца и Сквиры, а также спешно перебрасывал крупные силы в Казатин и Белую Церковь. [112]

Значит, следовало стремительно идти в тылы белополякам, не давая им опомниться и организовать оборону на выгодных рубежах. Чтобы предотвратить фланговые удары вражеских бронепоездов и нарушить железнодорожное сообщение между Киевом и Казатином, 14-я кавдивизия получила задачу взорвать пути на станции Попельня, а 11-я — на станции Чернорудка.

И вот с утра 6 июня армия устремилась вперед, чтобы овладеть районом Нехворощ — Пятигорка — Вчерайше. Уже к полудню 2-я бригада 14-й дивизии, разгромив до двух рот противника, ворвалась на станцию Попельня. Находившийся там неприятельский бронепоезд «Генерал Довбор-Мусницкий» успел уйти в сторону Казатина. По пути он на всех парах влетел на станцию Бровки, тоже занятую 14-й дивизией. Сильным огнем выбил наши подразделения и, зацепив стоявший в Бровках эшелон, тронулся дальше. Однако ускользнуть ему не удалось. 4-я кавалерийская дивизия к тому времени овладела Вчерайше и разобрала железнодорожный путь. Бронепоезд налетел на поврежденный участок. После короткого боя команда его — 4 офицера и 100 солдат — сдалась. В качестве трофеев конармейцам достались 4 орудия, 16 пулеметов, 30 вагонов с мукой, сахаром, боеприпасами.

Успешно развивались события и на нашем левом фланге. 11-я дивизия, выбив небольшие силы противника из сел Белиловка и Дергановка, к полудню вышла к железной дороге Фастов — Казатин и, взорвав ее, продолжала наступать.

В этот день пришлось принять бой и 6-й дивизии, двигавшейся во втором эшелоне. В районах Чехова и Снежны она разгромила пехотный батальон поляков, который пытался закрыть брешь в своей обороне.

Вечером в полевом штабе во Вчерайше допросили пленных. Выяснились любопытные подробности. Оказывается, польское командование, полагая, что после прорыва мы на некоторое время задержимся, создало две ударные группировки — в Липовце и Сквире. В их задачу входило стиснуть Конармию с флангов и разгромить.

Утром 6 июня сквирская группа, в которую входили части 7-й пехотной и кавалерийской дивизий генерала Карницкого, начала (наступление на Самгородок. Одновременно липовецкая, состоявшая из частей 13-й пехотной [113] дивизии и кавбригады генерала Савицкого, повела атаку через Погребище на Озерну и Снежну. Но и тот и другой удары пришлись по пустому месту. Не удалось неприятельскому командованию задержать Конармию. «Как вода смыкается, покрывая уходящий на дно камень, — писал после Клеберг, — так и польский фронт восстанавливается в тылу красной конницы. Но Буденный мало об этом заботится. Он достиг своей первоначальной цели; он в тылу польских позиций и в настоящее время не видит перед собой ни одной части противника, способной его остановить. Он тщательно избегает всякой задержки, уклоняется от всякого боя, стремясь прямо к своей основной цели: с одной стороны — к Житомиру, главной квартире командующего Украинской группой армий, с другой — к польским войскам, прикрывающим район Киева»{23}.

Довольно ценные показания дали пленные с бронепоезда «Генерал Довбор-Мусницкий». Они сообщили, что город Казатин основательно укреплен и обороняется крупными силами. В его гарнизон входят и части, переброшенные из состава 6-й польской армии.

Один из офицеров несколько дней назад побывал в Житомире, где стоял штаб украинского фронта поляков. Он показал, что туда приехал маршал Пилсудский, взявший в свои руки руководство всеми войсками на Украине.

Большинство сообщений пленных подтвердили местные жители. Один рассказал, что наблюдал, как в сторону Казатина двигались эшелоны с войсками. Другой видел на улицах Казатина много пехоты, артиллерии и танков.

Очень важными для нас были данные о том, что в полосе нашего наступления польское командование стремится создать голодную зону, подчистую забирая у крестьян продовольствие и фуражное зерно.

— Денег за продукты и фураж не платят, говорят, что рассчитается Петлюра, — рассказывали местные жители.

Изучив данные разведки и сопоставив их с показаниями пленных и рассказами местных жителей, мы уяснили [114] обстановку. Но по-прежнему неизвестно было положение соседних армий, отсутствовала связь с Реввоенсоветом Юго-Западного фронта. Поэтому нам самим предстояло определить направление дальнейших действий. Имелось два возможных варианта: двинуться на Казатинский железнодорожный узел, овладение которым намечалось директивой фронта от 23 мая, или ударить в направлении Бердичева и Житомира. После обсуждения мы отказались от первого плана по тем соображениям, что сильно укрепленный, приспособленный к круговой обороне Казатин мог втянуть Конармию в затяжные бои и в конечном счете сорвать наш удар в тыл 3-й польской армии.

Наиболее целесообразным нам представлялось овладение Бердичевом и Житомиром. С выходом армии в эти районы польский фронт на Украине разрезался на две части. Появлялась возможность разгромить крупные неприятельские штабы, прервать связь между двумя оперативными группами противника, перехватить его важные коммуникации и оказать на вражеские войска наибольшее моральное воздействие.

Последний вариант и лег в основу нашего приказа.

4-я кавалерийская дивизия получила задачу выступить в направлении Котельня, Левков и после пятидесятикилометрового марша внезапным налетом овладеть станцией и городом Житомир, а 11-й дивизии предстояло тоже внезапным ударом захватить Бердичев.

Бригады А. Я. Пархоменко должны были остаться в районе Лебединцы — Павелки — Миньковцы, чтобы обеспечить 4-ю дивизию от возможных ударов противника со стороны Фастова. На соединение С. К. Тимошенко возлагалась задача выдвинуться в район Городковка — Кашперовка и прикрыть 11-ю кавдивизию и тыл армии с юго-востока.

Войска, направляемые в Житомир и Бердичев, получили указание привести в негодность всю техническую связь между Житомиром — Киевом; Житомиром — Новоград-Волынским — Бердичевом. В случае захвата складов, оружие и боеприпасы русского образца предписывалось забирать, а иностранное — уничтожать. Пленных штабных офицеров мы распорядились присылать в полевой штаб армии, а остальных после операции отпустить. [115]

Специальным распоряжением командирам 4-й и 11-й дивизий было строжайше приказано принять все меры к охране городов, населения и имущества. «...Сами же города и мирное население, — указывалось в нем, — ни в коем случае не должны быть подвергнуты каким бы то ни было насилиям. Гражданское население, его имущество и порядок в городах должны быть охранены красными войсками, за что отвечают комсостав и военкомы, ибо этого требует честь Красной Армии и достоинство Советской республики»{24}.

С рассветом 7 июня наши войска приступили к выполнению поставленных им задач, а полевой штаб переместился в село Нехворощ.

Надо сказать, все мы в полештарме очень волновались. Как-то пройдет марш 4-й дивизии? Выдержит ли она, не нарвется ли в пути на крупные силы противника? А 11-я? Сумеет ли она выйти к Бердичеву незаметно для противника? И будет ли удар достаточно мощным, ведь в ее составе только две бригады, притом испытывающие недостаток боеприпасов? Понятно поэтому нетерпение, с которым мы ожидали донесений начдивов.

Сведения, и совсем не обнадеживающие, поступили только от Ф. М. Морозова. Он сообщил, что взять Бердичев с ходу не удалось. На подступах к городу дивизию встретила пехота противника. Завязался тяжелый бой.

Наступила ночь, а больше донесений ни от Морозова, ни от Коротчаева не было. Мы с Ворошиловым вышли из помещения полештарма и спустились к реке. Выбрав удобное место, присели на шелковистую траву, с наслаждением отдаваясь минутам отдыха, которого в последние дни были лишены.

Погода стояла теплая. Легкий ветерок доносил аромат луговых трав. В чистой глади воды, как в зеркале, отражались луна и безбрежный, усыпанный звездами небосвод.

— Совсем как у Пушкина, — нарушил молчание Ворошилов. — Помните: «Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут».

Ответить я не успел. Неожиданно донесся гул, похожий [116] на отдаленный раскат грома. Мы замерли, понимая, что это звуки артиллерийской канонады. Они то затихали, то возобновлялись с новой силой.

Напрягая слух, я старался определить, где это может происходить. Но, как назло, заквакали лягушки. Я обругал их и вскочил на ноги. А Ворошилов расхохотался. Поднявшись с земли, он дернул меня за руку и молча указал на запад, где медленно разгоралось зарево огромного пожара.

— Климент Ефремович, скорее бежим в штаб, — предложил я. — Это в районе четвертой дивизии.

На пороге хаты, занимаемой полештармом, повстречался возбужденный Зотов:

— Хотел разыскивать вас. Получены приятные новости. Четвертая заняла Житомир. И Морозов доносит, что скоро возьмет Бердичев. Кроме того, получена радиограмма фронта с оперативной сводкой.

Мы набросились на документы, читали и перечитывали их. Донесение Коротчаева было предельно лаконично: «В 18 часов после боя у Левкова дивизия заняла Житомир. Жители встречали цветами...». Морозов на помятом листке полевой книжки писал: «Веду бой. Противник отчаянно сопротивляется. Бердичев возьму».

Обрадовала нас и радиограмма. Войска Юго-Западного фронта повсеместно наступали, хотя им и не удалось полностью выполнить ближайшие задачи. 25-я стрелковая дивизия 12-й армии заняла Горностайполь и Пиляву в 60 километрах севернее Киева. Соединения армии переправлялись через Днепр у Окунинова. 7-я и 58-я стрелковые дивизии уже вышли на рубеж Дымерка — Требухов — Борисполь — Воронков. Фастовская группа с помощью Днепровской флотилии и десантного отряда моряков овладела Ржищевом. Ее стрелковые дивизии выдвинулись к укрепленному пункту Кожанки восточнее Белой Церкви. Правый фланг 14-й армии вышел в окрестности Гайсина.

Морозов сдержал свое слово. В 2 часа от него поступило донесение о занятии Бердичева.

Утром стали известны подробности о боях за Бердичев и Житомир.

4-я дивизия почти весь путь прошла рысью, задерживаясь лишь на короткое время в крупных населенных пунктах, чтобы напоить лошадей. Появление в глубоком [117] тылу польского фронта наших конников было настолько неожиданным, что встречающиеся обозы и отдельные группы противника сдавались без сопротивления.

В местечке Левков, на подступах к Житомиру, конармейцы разбили неприятельский отряд численностью до 200 человек и, преследуя отходившего противника, устремились к городу. Гарнизон Житомира — до 300 человек — пытался оказать сопротивление, но после короткого боя часть его была пленена, а часть бежала в Новоград-Волынский. К сожалению, Коротчаев не догадался заранее выслать подразделение для перехвата Новоград-Волынского шоссе. А в результате польские штабы смогли убежать.

За городом наши части настигли и освободили колонну пленных красноармейцев численностью до 5000 человек. Польские офицеры пытались увести их, но не успели — настолько стремителен был рейд дивизии. Получили свободу и около 2000 заключенных городской тюрьмы, главным образом бывших политработников и красноармейцев.

В Житомире наши бойцы вывели из строя все средства технической связи с Бердичевом, Киевом, Новоград-Волынским, разрушили железнодорожный мост, пути и стрелки на станции, взорвали артиллерийские склады, оставленные на путях 10 вагонов со снарядами и орудиями английского образца, 2 вагона с пулеметами. Весьма кстати оказались захваченный эшелон с лошадьми и продовольственные склады.

Оставив небольшой отряд для комендантской службы, дивизия покинула город и сосредоточилась в районе Левков — Калиновка — Вацков.

Что касается Бердичева, то овладеть им оказалось сложнее. В 16 часов обе бригады 11-й дивизии атаковали город с трех сторон. А ворваться в него удалось только в 23 часа. После упорного уличного боя противник отошел на южную окраину, к Лысой горе. Драться за эту сильно укрепленную позицию не имело смысла, так как основной цели дивизия достигла.

Разрушив проводную связь с Казатином, Житомиром и Шепетовкой, взорвав артсклады с запасом до миллиона снарядов и выведя из строя железнодорожные пути, дивизия вышла из города и к утру сосредоточилась в районе Журбинцы — Скаковка — Хмелище. [118]

На следующий день соединения отдыхали, приводили себя в порядок, пополнялись боеприпасами, продовольствием и фуражом, ковали лошадей. Но не все. Для 6-й кавалерийской 8 июня было весьма горячим.

Около полудня две бригады улан генерала Карницкого атаковали 2-ю бригаду И. Р. Апанасенко в Кашперовке. Застать конармейцев врасплох неприятелю не удалось. Стремительной контратакой части Апанасенко опрокинули врага и преследовали его до села Глуховин. Здесь, уйдя под прикрытие своих бронепоездов, польская кавалерия привела себя в порядок, а потом снова перешла в наступление. Повторная атака закончилась полным поражением противника. При поддержке соседей 2-я бригада сбила его и преследовала остатки до Казатина.

Итак, первый этап операции успешно завершен. 8 июня Реввоенсовет Конармии отдал приказ, в котором объявил благодарность бойцам, командирам и комиссарам за проявленное в боях мужество.

Командующему фронтом мы послали радиодонесение о прорыве обороны противника и овладении районом Житомир — Бердичев. Получив его, Реввоенсовет Юго-Западного фронта 9 июня известил по радио советский народ о первой победе над войсками белополяков. «Всем... Всем... Всем... — радировал Кременчуг. — Доблестные части Конной армии Юго-Западного фронта прорвали фронт противника в районе Сквира. В кровопролитных боях, изрубив лучшие части генерала Галлера, стремительным ударом в 11 часов 8 июня части Конармии захватили г. Житомир.

Польскими войсками командует лично маршал Пилсудский. Преследование противника продолжается...»{25}

С выходом в район Житомир — Бердичев Первая Конная армия разрезала польский фронт на глубину 120–140 километров, нарушила важнейшие линии связи и железнодорожное сообщение неприятеля. Возникли благоприятные условия для удара в тыл его киевской группы. [119]

Коренное изменение обстановки в связи с появлением в тылу вражеских войск высокоманевренной Конной армии, готовой нанести удар в любом направлении, вынуждало поляков оставить Киев и отходить. Благодаря этому Фастовская группа, 12-я и 14-я армии получили широкую возможность для развития наступления.

Характерно, что прорыв Конармии изменил положение не только на Юго-Западном фронте. По оценке французского маршала Фоша, действия Конармии к югу от устья Припяти привели к тому, что польский фронт затрещал на всем своем протяжении.

С этим согласен и Клеберг. Он свидетельствует, что Конармия подготовила общее наступление советских войск на север от Припяти «не только отвлечением на себя сил и внимания противника, но и полным принятием на себя инициативы». «Если польское высшее командование, — говорит он, — почти в течение двух месяцев оказалось лишенным возможности управлять отступлением своих войск; если только в середине августа к моменту сражения под Варшавой оно прочно наложило руку на свои части и внесло порядок в их расстроенные ряды, то причину столь тяжелого положения следует искать в действиях Конной армии»{26}..

Но, пожалуй, самую яркую картину морального воздействия Конармии на польское буржуазное государство нарисовал сам маршал Пилсудский. «Сильнее всего, однако, — писал он, — сказывались эти события не на самом фронте, а вне его, на тылах. Паника вспыхивала в местностях, расположенных даже на расстоянии сотен километров от фронта, а иногда даже в высших штабах и переходила все глубже и глубже в тыл. Стала давать трещины даже работа государственных органов; в ней можно было заметить какой-то неуверенный, колеблющийся пульс...

Новое оружие борьбы, каким оказалась для наших не подготовленных к этому войск конница Буденного, становилось какой-то легендарной, непобедимой силой»{27}.

Пилсудский, считавший крупные конные массы, и в частности Конармию, «стратегической нелепостью», а в [120] тактическом отношении «не стоящим внимания родом войск», убедился в своей ошибке. Он, очевидно, понял, что конница с ее подвижностью и маневренностью способна побеждать не только равные, но и превосходящие силы пехоты.

Июньский прорыв являлся выдающимся достижением молодого советского военного искусства. Впервые в истории войн машинного периода конница самостоятельно преодолела подготовленную оборону и развила успеха оперативную глубину.

Польская армия была в полном смысле регулярной, по тому времени отлично вооруженной и хорошо подготовленной. Большинство ее генералов, офицеров и солдат служили раньше в русской, австрийской или германской армиях и имели богатый боевой опыт первой мировой войны. Обучена и построена польская армия была на принципах французской военной школы, считавшейся тогда одной из лучших буржуазных военных школ.

Тем значительнее выглядит преимущество молодого советского военного искусства, взявшего верх над буржуазным, тем почетнее победа молодых красных войск.