Ночной гость

Мы коротали вечер за неторопливой беседой. После дня работы, требовавшей немалого нервного напряжения, хорошо вот так, вшестером, собраться в зале миссии и поговорить о родных, отдаленных от нас тысячекилометровыми расстояниями, вспомнить пережитое на фронтах недавно окончившейся Великой Отечественной войны, послушать радио.

Старший лейтенант Швыдкий вращал ручки радиоприемника, упорно отыскивая что-то в переполненном звуками безбрежном эфире. Иностранная скороговорка, шум, треск, ржание джазовых труб, попискивание морзянки... Наконец, он удовлетворенно откинулся на спинку стула.

«Где же вы теперь, друзья-однополчане?» — задушевным тенором спрашивала Москва.

— Мы в Бад-Зальцуфлене, — задумчиво ответил кто-то певцу.

Да, мы в Бад-Зальцуфлене, маленьком немецком городке, где помещается штаб советской миссии по репатриации советских граждан из английской зоны оккупации Германии.

Все умолкли, вслушиваясь в песню, долетавшую из далекой родной Москвы.

— Выключи-ка побыстрей, — сказал майор Румянцев. Мы посмотрели на него с удивлением.

— Стучат, кажется, из сада.

Щелчок, и медленно блекнет, угасая, зеленый глазок индикатора. Воцарилась тишина, и тогда мы действительно услышали стук, негромкий, осторожный. Стучали [4] не с улицы, где у подъезда дежурил наряд английской полиции, а из сада. Очередная провокация? Вчера в освещенные окна советского сборного пункта для перемещенных лиц в городе Брауншвейге стреляли с улицы, и полиция, как обычно, «не обнаружила виновных». Что уготовили нам на сегодняшний вечер мастера диверсий и провокаций, стремящиеся любой ценой заставить советских представителей покинуть английскую зону?

Румянцев поднялся и вышел в коридор, соединяющий зал с террасой. «Огня не зажигать», — предупредил я. На освещенной террасе майор представлял бы собой превосходную мишень для того, кто хотел бы стрелять из темноты сада.

Но меры предосторожности были излишни.

— Товарищи, откройте, — это было сказано по-русски и с такими искренними интонациями, что Румянцев без колебаний и расспросов отпер дверь. На пороге стоял человек лет двадцати пяти. Он тяжело дышал, его костюм и лицо были покрыты свежими пятнами грязи, пряди русых волос прилипли к взмокшему лбу.

Мы провели незнакомца в зал, усадили в кресло, дали напиться.

— Насилу нашел вас... Помогите, увозят.

— Кто вы? Кто вас увозит? Куда?

Человек рассказал, что бежал из лагеря для перемещенных лиц, расположенного в старых немецких казармах в пятидесяти километрах от нашей миссии. Там около 700 человек русских, которые хотят вернуться на родину, но им не дают возможности связаться с советскими представителями. И вот сегодня английские военные власти начали отправлять людей на грузовиках. Куда? Неизвестно, но уж, конечно, не на родину.

Мы переглянулись. Английские офицеры, с которыми работники миссии имели дело, клялись, что здесь, по крайней мере в радиусе 100 километров, нет ни одного советского гражданина, а вот оказывается... Впрочем, подобная возмутительная ложь нас давно не удивляла.

Рассказ беглеца был прерван резкими звонками в парадную дверь. Звонили английские полицейские. Они, оказывается, обнаружили, что в сад проник неизвестный, и предложили свои услуги для задержания «злоумышленника». Дежурный офицер, поблагодарив за «заботу» о нашей безопасности, сказал, что в миссии находятся [5] одни лишь советские граждане, которые не нуждаются в помощи. Пожелав полицейским спокойной ночи, он закрыл за ними дверь.

Мы решили ехать, не теряя времени, чтобы сорвать планы похитителей людей. Поручив соотечественника заботам дежурного офицера, поспешили к машине. Успеем ли приехать в лагерь до отправки советских граждан в какие-то неведомые, далекие от Родины места?

Машина с офицерами советской миссии летела по черной зеркальной ленте мокрого после дождя шоссе...

* * *

В марте 1948 года на одной из очередных встреч с представителями британского военного командования мне пришлось заявить: «Я оставляю за собой право сообщить советской общественности о многочисленных фактах грубых и враждебных действий английских властей, которые стремятся сорвать репатриацию советских граждан и насильственно задержать их у себя».

Советские представители в ООН и наша печать разоблачили грязную игру американо-английских реакционеров, фактически похитивших несколько сотен тысяч советских людей, оказавшихся на положении перемещенных лиц. И все же меня никогда не покидало чувство, что сказано мало. Может быть, это чувство утвердилось во мне потому, что, занимаясь репатриацией советских граждан из английской зоны оккупации Германии, я повседневно сталкивался с чудовищной подлостью людей, заинтересованных в срыве репатриации, видел, так сказать, «крупным планом» их недостойные трюки.

Еще там, в Западной Германии, задумал я написать эту книгу. Недостаток времени помешал мне осуществить свой замысел раньше. Только в 1957 году я смог взяться за перо, чтобы попытаться выполнить обещание, данное в марте 1948 года.

Мне хотелось рассказать не столько о том, как мы помогали советским гражданам вернуться на родину, сколько о том, как нам мешали это делать.

Лежащая перед вами книга — документальный рассказ об отвратительном лицемерии, низких уловках, бесчестности и бессердечии империалистов и исполнителен их воли. [7]