О подготовке к войне и о ее начале

О подготовке Советского Союза к Великой Отечественной войне написано немало. Спектр суждений столь широк, что укладывается от утверждений, что страна к войне не готовилась вообще до утверждений, что была настолько готова, что собиралась напасть на гитлеровскую Германию, упреждая её намерение. Отрицая крайние суждения, можно все-таки утверждать, что страна к войне готовилась, готовилась активно, но полной готовности так и не достигла.

К войне Советский Союз готовился заблаговременно, и обстоятельно, принимая жесткие, порой жестокие меры. Одной такой мерой было принятие на 4-й сессии Верховного Совета СССР первого созыва в 1939 году Закона о всеобщей воинской обязанности. Это хорошо отложилось в памяти, так как коснулось лично меня и всех моих сверстников. Я уже сдал вступительные экзамены в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ им. Сталина) и ожидал прохождения мандатной комиссии для решения вопроса о зачислении в студенты на путейский факультет. Однако, всем абитуриентам объявили, что мандатную комиссию нам проходить ни к чему, так как признанные по состоянию здоровья годными к зачислению в институт мы должны отправиться домой к местам своей допризывной приписки и там согласно новому закону быть призванными в ряды Красной Армии на срочную службу.

Это сообщение для меня было шоковым, оно откладывало учебу в вузе по крайней мере на три года. Смогу ли я после этого продолжить учебу? Такой исход вызывал большие сомнения. Родители — старики пенсионного возраста (о пенсионном обеспечении тогда и речи не было), едва ли спустя еще три года могли бы меня содержать или хотя бы существенно помочь. Было над чем задуматься. Рассчитывать на то, что учебу на дневном факультете удастся сочетать с работой, разгрузкой вагонов или что-то в этом роде было достаточно наивным. Но тут произошло событие, которое, в общем, определило мою дальнейшую судьбу: в институт приехал капитан в зеленой фуражке и с зелеными петлицами — пограничник, и предложил комсомольцам поступить в Московское военно-техническое училище НКВД СССР им. Менжинского, стать его курсантами и посвятить свою жизнь военной службе в пограничных войсках. Это МВТУ им. Менжинского, основным профилем которого была специальность связи, могла стать профессией и в дальнейшей жизни, если бы служба почему-либо не сложилась.

Стоило посмотреть. Три несостоявшихся студента (я в том числе) поехали в Лосиноостровск смотреть, что это за училище и стоит ли подавать документы.

На окраине Лосиноостровска (ныне Бабушкин) стоял хорошо смотрящийся военный городок с идеальным внутригарнизонным порядком, современным клубом, большим зданием учебного корпуса, хорошей спальной казармой. Аудитории и учебные классы оставляли хорошее впечатление. Видно было, что здесь не только военная подготовка, но и техническое образование по курсу проводной и радиосвязи. Мы согласились сдать документы, после чего нам заявили, что поскольку мы сдали вступительное экзамены в институт, нас зачисляют без экзаменов. Так, в конце августа 1939 года вместо студентов института мы стали курсантами военного училища.

Такую метаморфозу испытали сотни тысяч выпускников 10 классов 1939 года. Призваны были все решительно, в том числе и принятые впервые без экзаменов в институт выпускники с отличными аттестатами. В институтах опустели аудитории, учебу начали девушки и те из юношей, которые по состоянию здоровья не годились к службе в армии. Это решение о всеобщем призыве, принятое еще до нападения гитлеровской Германии на Польшу, что положило начало второй мировой войне, было одним из важнейших в ряду мер подготовки к войне.

Были и другие не менее радикальные. Так, одним из указов уже в 1940 году, под страхом уголовной ответственности запрещалось рабочим промышленных предприятий уходить и устраиваться на работу в другом месте. Было странно сознавать, что это не что иное, как крепостное право рабочих, закреплявшее их законом работать только на данном предприятии.

Очень строго стал трактоваться режим работы, дисциплина труда и другие условия, регулирующие трудовой процесс.

Сейчас уже мало кто помнит о том, что рабочая неделя в стране была шестидневной. Выходные дни назначались по числам кратным 6. Так, в месяце ими оказывались 6, 12, 18, 24 и 30 дни. Это как бы считалось социальным завоеванием страны, строящей социализм. Несмотря на это, указом вводилась семидневная рабочая неделя, и увеличивалось рабочее время во всех сферах деятельности.

Интенсивно работали в стране научно-производственные объединения, разрабатывавшие новые виды боевой техники. Именно в это время приступили к серийному производству знаменитых танков Т-34, самолетов МИГ, ИЛ, автоматического стрелкового оружия и другой боевой техники. Из средств радиосвязи был разработан и начинал поступать в войска новый парк современных радиостанций.

Крупные и радикальные меры по подготовке к войне осуществлялись реформой вооруженных сил. Толчком к этому послужила бесславная финская кампания 1939–1940 годов.

Стало совершенно очевидным, что Красная Армия, несмотря на локальные успехи в конфликтах на Дальнем Востоке и в Монголии, не отвечает требованиям боя в современном его понимании. Затяжные и, нередко, безуспешные действия крупных сил наших войск в Финляндии, тяжелые потери, слабые навыки действий в зимних условиях ставили вопрос о необходимости коренного реформирования многих аспектов функционирования и, особенно, боевой подготовки всех видов Вооруженных сил. Следовало коренным образом менять дух и смысл армейской жизни и создавать армию боеспособную, дисциплинированную с высокой боеготовностью.

Решению этих вопросов предшествовали крупные кадровые перемены. Достаточно вспомнить, что железный нарком обороны, «первый красный офицер», первый маршал Советского Союза Ворошилов был отстранен. Наркомом обороны был назначен Тимошенко С. К., которому одновременно с назначением присвоили звание — маршал Советского Союза. Начальником Генерального штаба стал молодой талантливый военачальник, успешно разгромивший японскую группировку на Халхин-Голе, командующий Киевским особым Военным округом генерал армии Жуков Г. К.

В армии наметились и широко осуществлялись радикальные изменения во всех областях ее деятельности. Были переработаны и утверждены Указом Президиума Верховного Совета основные уставы. Особой переработке подвергся Устав внутренней службы, Боевой устав пехоты (БУП), и особенно Дисциплинарный устав. Положения последнего делали жесткий акцент на единоначалие, твердую дисциплину, беспрекословное, под страхом уголовной ответственности, исполнение приказа начальника. Строжайше запрещалась какая бы то ни была попытка обсуждать или критиковать действия командира любого уровня. Стал девизом и лозунгом абзац из устава: «Приказ — закон для подчиненного. Он должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок». Эти положения устава звучали и воспринимались по-новому, чувствовалась их непоколебимая требовательность и суровое наказание за неисполнительность.

Перелом в жизни армии сразу почувствовался всеми в ее рядах. Начальника не только нельзя было критиковать, но и строжайше запрещалось пререкаться с ним; по-новому трактовалось взаимное приветствие военнослужащих или, как тогда говорили, отдание чести. Будучи по увольнительной записке в городе можно было за не отдание чести угодить на гауптвахту. Был изменен порядок содержания на гауптвахте, введено два режима — обычный и строгий. При строгом — горячая пища выдавалась один раз в сутки (в обед), в остальном — хлеб и вода. Арестованные по строгому режиму на работы не выводились. Строжайше карались опоздания из горотпуска, а опоздание более чем на 20 минут или менее, но дважды, уже квалифицировалось как самовольная отлучка и подлежало уголовному наказанию. За нарушения, которые раньше не считались строгими, теперь можно было получить срок пребывания в дисциплинарном батальоне, после которого необходимо было дослужить положенный срок срочной службы. О критике или попыток обсуждать приказ командира, даже самого малого — командира отделения, теперь и речи быть не могло. Секретарь комсомольской организации нашей курсантской роты Агапов, ранее позволявший себе писать в стенной газете о том, что курсовой командир Прибытков еще не перестроился в работе, теперь и в мыслях этого не смел иметь, не то что говорить.

Коренной перестройке подвергался весь учебный процесс, боевая подготовка и боевая готовность. Политическое воспитание и вся политработа строилась на призывах к строгому соблюдению всех принимаемых мер и доказательству их бесспорной необходимости.

Лозунги «учить тому, как на войне» и «тяжело в учении — легко в бою» стали доминирующими.

Повышенная физическая нагрузка, перенос большинства занятий в поле, скоростные марши с полной выкладкой пешком и на лыжах больших расстояний — стали повседневным бытом.

Столь радикальный перелом в повседневной жизни армейских коллективов давался нелегко. Личное достоинство в отношениях подчиненных с начальником полностью подавлялось, но всеми мерами воспитания и воздействия на нас доказывалось, что это совершенно необходимо, что боеспособной армии без этого не бывает.

Разумеется, подобная реформа в армии не могла не сказаться положительно на боевой выучке и боевой готовности войск. Можно только пожалеть, что таковому воздействию подверглись только два призывных предвоенных контингента 1939 и 1940 годов. Утверждения о том, что подготовка страны к войне отсутствовала, не отвечают истине.

До сих пор я остаюсь в твердом убеждении, что эта совершенно необходимая и, безусловно, оправданная мера сыграла свою положительную роль в начальном, наиболее тяжелом периоде войны, и помогла избежать еще больших бед.

После вероломного нападения гитлеровской Германии на Польшу, было ясно, что войны не избежать, несмотря на пакт о ненападении, заключенный между Советским Союзом и Германией. Покорение фашистской Германией целого ряда европейских стран, невиданный разгром в течение одного месяца такой державы как Франция, делал обстановку в Европе крайне нестабильной.

Руководством страны принимались все более эффективные меры по подготовке к войне. О неизбежности войны и ее возможном скором начале свидетельствовали рядовые события и бытовые сценки. В 40–41 годах каждого человека в военной форме в Москве почему-то называли коротко «война». Курсанта военного училища в городском транспорте могли запросто спросить: «На следующей выходишь, «война»?», точно также, как я сейчас спрашиваю у солдата или охранника в форме: «Выходишь, служба?» В 1940 году Молотов во главе Правительственной делегации ездил в Берлин, и переговоры с Германией проходили в обстановке взаимопонимания. Спокойствия это не принесло. Гитлер по-прежнему хозяйничал в Европе, ни с кем и ни с чем не считаясь. Несмотря на все тревожные события 40–41 годов, не хотелось верить, что развитие их неизбежно завершится войной.

В училище жизнь шла очень динамично. По гарнизону мы передвигались ускоренным шагом, нередко бегом, и неизменно строем. В городской отпуск, в увольнение отпускали редко. После окончания первого года учебы в отпуск на родину никого не отпустили.

Моя робкая просьба разрешить повидать родителей, изложенная в рапорте вызвала усмешку курсового командира лейтенанта Прибыткова, а его вопрос, заданный с иронией, не собираюсь ли я жениться, заставил покраснеть. Нет, жениться я, конечно, не собирался, но побывать дома после года напряженной учебы, повидать старика-отца и мать очень хотелось. Заметив мое смущение и отсутствие ноток настоятельного требования, курсовой командир мою просьбу легко отверг, добавив для моего облегчения, что никого в отпуск не отпускают, вернул мой рапорт. Больше я отца не видел.

Каникул, как таковых, между первым и вторым годом учебы не было. Нам предоставили пять дней для отдыха, которые мы провели во дворе училища (в гарнизоне), проболтались и побездельничали эти несколько дней, и начали второй год обучения в 1940 году.

Страна готовилась к лихолетью, это было видно по всему. Полной готовности, как это вскоре стало ясно, достигнуто не было. Отличные танки, самолеты, установки реактивных минометов, средства связи и другая новая техника только начинала выпускаться, и к началу войны была поставлена в объемах крайне незначительных.