Картахена
Уже позади осталось Черное море. Через Босфор наше судно было проведено турецким лоцманом. С любопытством рассматриваем заморскую землю. Теперь мы увидели рядом берега Турции, ее своеобразный колорит. Вот он, Стамбул, со своими знаменитыми минаретами, шумной набережной, многоцветием красок.
В Средиземное море вошли в напряженном ожидании возможных непредвиденных событий. Море штормит. Огромные волны перекладывают наше судно с борта на борт. От качки страдаем не только мы, но и бывалые моряки. Это заметно по их бледным и усталым лицам.
Когда шторм утихает, команда добровольцев собирается в кают-компании, и мы делимся впечатлениями о нашем морском путешествии, стараемся определить, где находимся, какое расстояние остается до берегов Испании.
Чем спокойнее море, тем опаснее обстановка, тем вероятнее встреча с врагом. А фашисты уже не так далеко: нужно обойти берега Италии.
Давайте заглянем к Воронкину. Он сегодня дежурит на радиостанции, предлагает Герасимов.
Открываем дверь радиорубки. Коля Воронкин проверяет аппаратуру и мурлычет песенку «Чубчик кучерявый».
Привет, чубчик! кричит ему Герасимов. Как тут у тебя дела, что слышно с Большой земли? [38]
Пока все нормально. Вот передам очередную радиограмму, а потом мне надо посоветоваться с вами, как сменить телеграфный ключ на пулемет. Хочу драться с фашистами.
Не отпустят тебя с корабля, Коля. Ты классный радист и нужен здесь.
Так ведь мне никто не может запретить бороться за свободу Испании. А радистов у нас сколько хочешь. Найдут лучше меня. Воевать буду как надо. Пулемет знаю, в Осоавиахиме имел пятерку по стрелковому делу.
Прошли опасный район Тунисский пролив, в котором было наиболее вероятно пиратское нападение фашистов на транспорт. В последнюю ночь где-то на траверзе Балеарских островов, занятых мятежниками, наше судно окружили неизвестные военные корабли. В зловещей тишине быстроходные эскадренные миноносцы обошли вокруг транспорта и стали по обоим его бортам, следуя параллельным курсом. Напряжение нарастало с каждой секундой. Мы собрались на палубе в ожидании самого худшего, что могло произойти. Так прошло несколько минут, которые показались нам вечностью. Но вот с одного из ближайших кораблей раздался в рупор громкий возглас: «Вива република Эспаньола! Вива Советико Русиа!»
На нашем судне радостное оживление. Выясняется, что эсминцы республиканского военно-морского флота Испании вышли нам навстречу и перехватили в самом опасном районе Средиземного моря. Они сопровождали транспорт до конечного пункта назначения. Оставалось еще полсуток пути. Настроение у всех приподнятое, мы чувствуем себя под надежной защитой военных кораблей. Слева по борту виднеется берег Африки, четко вырисовываются очертания Алжира. Лазурное Средиземное море играет всеми красками под ярким солнцем.
Невольно я вновь предаюсь размышлениям о своей судьбе, сравниваю ее с судьбой своих родителей, для которых мир заканчивался чуть ли не околицей села или ближайшей округой. Мой дед по материнской линии, которому тогда было за семьдесят, в течение своей жизни отрывался от родного дома в селе Григоровка не более чем на 50 километров. Он ездил на волах два-три раза на ярмарку в местечко Антонины, а иногда в уездные города Староконстантинов или Проскуров и когда возвращался, [39] то хвалился перед односельчанами: «Ось тэпэр я побачив свиту, громадяне!»
Отец, Поликарп Семенович, прошедший службу в царской армии и побывавший в окопах первой империалистической войны, видел за свой век два-три больших города. Самой дальней точкой его странствований был Киев...
И вот я, едва вышедший из юношеского возраста, успел уже побывать на Кавказе, где проходил службу красноармейцем, в столице нашей Родины Москве в военном училище, в Ленинграде на опытных зенитных стрельбах, теперь держу путь на край Европы в далекую Испанию. В далекую ли? Теперь до Испании уже рукой подать, а моя Родина осталась далеко-далеко, где-то за семью морями... Нет, расстояние тут не в счет. Она стала еще более близкой сердцу. Недаром говорят: родиной жив человек. Делом, которое она ему доверила.
...На палубу вышел капитан. Он приветливо улыбается нам. Собираемся вокруг него.
Как себя чувствуете, друзья? переводит нам Пако.
Сейчас отлично, а ночью было скучно, думали, что попали в ловушку к мятежникам, ответил за всех Николай Герасимов.
Вы знаете, мне тоже вначале стало не по себе, когда увидел военные корабли. Правда, мне сообщили, что нас должны встречать свои эсминцы. Но где произойдет встреча, было неизвестно. Я подал условный сигнал и, пока ждал ответа, испытал чувство тревоги, сказал Рамон. А сейчас, друзья, давайте на прощание пообедаем по нашим морским традициям.
Рамон был весел, шутил, благодарил за теплые слова в адрес испанской команды.
Ребята, что бы нам подарить на память капитану?
Не помню, кто первым высказал это предложение, но поддержали его все. Решили преподнести массивную курительную трубку с длинным мундштуком и головой Мефистофеля. Рамон заправский курильщик. Пусть вспоминает нас...
Капитан был доволен подарком и сказал, что будет беречь дорогой подарок как добрую память о «компаньеро Советико Русиа».
Наш рейс заканчивается: судно входит в порт Картахену. Об этом географическом пункте мы кое-что знали. [40]
Более двадцати столетий эта чудесная естественная гавань на Средиземноморском побережье Пиренейского полуострова служила укрытием торговых и военных кораблей для многих морских империй. Отсюда знаменитый полководец Ганнибал в 218 году до нашей эры предпринял свой поход против Рима и нанес поражение римским войскам при Каннах. С тех пор термин «устроить Канны» означает полное окружение и уничтожение противника.
С верхней палубы мы увидели в лучах заходящего солнца живописный город-порт. Вдали между гор причудливо вился серпантин дорог красно-бурого цвета, виднелись зеленеющие рощи цитрусовых и оливковых деревьев. Открывшийся пейзаж имел необычный для нашего глаза розоватый колорит. Все это было так красиво, что казалось нереальным, как во сне.
На набережной Картахены толпы народа, играет оркестр, дети машут разноцветными флажками, взрослые салютуют нам поднятой рукой, сжатой в кулак.
Наше судно медленно причалило к берегу. Видим следы бомбардировки: разрушенные здания, разбитые портовые сооружения. Здесь побывала фашистская авиация.
Быстро наступили сумерки. С моря повеяло свежестью. Дышится легко, на душе спокойно. Но обстановка неожиданно меняется: послышались звуки сирей. И тотчас до нас долетел нарастающий гул.
«Авионес!.. Авионес!..» Нам сразу стало понятным это незнакомое испанское слово. Его с тревогой выкрикивают разбегающиеся в укрытия люди. Раздаются одиночные выстрелы зенитных орудий. А в это время неподалеку от нас взвиваются вверх сигнальные ракеты: чья-то предательская рука показывает фашистским летчикам цель.
Со стороны моря приближались самолеты. Они шли с Балеарских островов, где давно обосновались мятежники. Становится ясным: налет совершается для того, чтобы уничтожить прибывший морской транспорт.
Бомбы с пронзительным воем падают рядом. Одна взрывается в нескольких метрах за бортом. Если случится прямое попадание в судно, начиненное боеприпасами и горючим, то от него не останется и следа...
Сходим на берег и укрываемся в узких траншеях-убежищах, предусмотрительно подготовленных в порту. [41]
Фашистская авиация бомбит не на ощупь.
Вражеская агентура дает ей с земли сигналы: на набережной в окнах многоэтажных домов вспыхивает и гаснет свет. Теперь уже над нашим транспортом пересекаются трассы сигнальных ракет. Это целеуказание шпионов. Сколько же этих мерзавцев притаилось здесь!..
Как ни стараются фашисты добиться прямого попадания в судно, этого им не удается. Район порта и примыкавшие к нему жилые кварталы подвергаются разрушению. Дым пожаров застилает набережную. По ней то и дело снуют санитарные машины, подбирая раненых.
Налет продолжался около трех часов. Для нас это первое боевое крещение. К счастью, оно обошлось без потерь.
Как только забрезжил рассвет, судовая команда и портовые рабочие приступили к разгрузке транспорта. Прибывшие на его борт сотрудники советской дипломатической службы проверили по списку наличие добровольцев.
Представитель советского консульства в Картахене долго о чем-то говорил с капитаном судна. Затем, накоротке побеседовав с нами, он объявил, что мы располагаем временем до вечера и при желании можем осмотреть город, отдохнуть.
Скажите, пожалуйста, с чего мы будем начинать нашу работу в Испании? спросил кто-то из добровольцев.
А вы ее уже начали, ответил с улыбкой наш собеседник, перенесли довольно приличную ознакомительную бомбежку, готовитесь к дальнейшей поездке. Долго мы вас задерживать не станем. Вечерним поездом отправитесь в Альбасету. Там получите указания о порядке дальнейших действий у военного представителя посольства Дмитрия Александровича Цюрупы.
Можно один вопрос? услышали мы вдруг звонкий голос радиста Николая Воронкина. Разрешите мне остаться здесь, с нашими добровольцами? В голосе радиста звучали твердые нотки требования. Я хочу сражаться с фашистами за республиканскую Испанию... Очень хорошо умею стрелять из пулемета...
Представитель консульства внимательно посмотрел на Николая и после паузы ответил: [42]
Решить такой вопрос сию минуту не могу, ведь там, он показал на наш транспорт, вам нужна замена...
Группами по два-три человека мы отправились на осмотр испанского города, а Коля, не отставая от представителя советского консульства, последовал за ним.
Вот увидите, наш «чубчик» возьмет начальство на измор и добьется своего, сказал Михаил Алексеев.
Парень с характером, одобрительно ответил я.
По городу мы шли не спеша, с любопытством вглядываясь в его необычные черты. Было интересно почувствовать аромат испанской земли. Прошли вдоль набережной, усаженной пальмами, на которых были видны свежие отметины недавней бомбежки. В сквере увидели развороченные клумбы.
Как будто после извержения вулкана... сказал кто-то на ходу.
Чем дальше мы удалялись от порта, тем меньше замечали разрушений, тем спокойнее выглядел город. По брусчатым мостовым важно шествовали ослы с поклажей. На балконах сушилось белье. Из окон иногда показывались заспанные лица горожан, без особого любопытства окидывавшие нас беглым взглядом. Жители Картахены приходили в себя после ночной бомбардировки, им было не до случайных прохожих.
Картахена не была тыловым городом в привычном понимании: хотя и находилась в нескольких сотнях километров от линии фронта, она постоянно подвергалась воздушному нападению. Фашисты, делавшие ставку на мощь авиации, избрали этот порт одним из основных объектов своих бомбардировок.
Уже в консульстве я узнал о причинах слабого зенитного прикрытия города. Дело в том, что из батарей зенитной артиллерии крупного калибра (пушки системы Виккерса), стоявшей на обороне порта, кадровые испанские офицеры в начале мятежа перешли на сторону генерала Франко. Боевые расчеты, состоявшие в основном из анархистов, разбрелись по домам. Техника оказалась не боеготовой. Теперь противовоздушной обороной порта будут заниматься наши советские инженеры и другие специалисты из аппарата военно-морского атташе.
Во второй половине дня в консульстве появился сияющий Николай Воронкин. Он шутил, пел, смеялся. Глаза [43] его искрились открытой радостью. И столько в них было юношеского задора!
Как дела, Коля? спросили мы у него, и он вместо ответа затянул свою любимую песенку. Да, он зачислен добровольцем и вечером вместе с нами должен убывать в Альбасету. Шумный, озорной Коля Воронкин был таким, кого называют парнем не из робкого десятка. Он не привык отступать от мечты. [44]