Два сокрушительных удара

Карельский вал

Дивизия расположилась на отдых и переформирование в деревнях, раскинувшихся вдоль берегов реки Черехи. Мы привели себя в порядок, наладили боевую и политическую учебу. Ждали пополнения, но его все не было.

Штаб дивизии разместился на западном берегу Черехи в деревне со странным названием Плоская Лука. По этому поводу было немало острот и шуток. Как-то мы сидели в штабе 314-го полка и беседовали с подполковником А. П. Мельниковым, а дверь в сени избы, куда вышли связной и радист, осталась чуть приоткрытой.

Я сейчас отправляюсь к Луке, — сказал связной, — вот где побалуюсь рыбкой.

— У Плоского Луки одна лодка плоскодонка и кишка на рыбку тонка, — съязвил радист. — Так-то Лука тебя и угостит.

Мы с Мельниковым посмеялись над этой шуткой, хотя, по правде сказать, река Череха не скупилась на свои богатства.

Стоял на редкость теплый апрель. Солнце пригревало по-летнему. Возвращаясь с боевых занятий в штаб, я подолгу с тоской смотрел на запущенные поля, где зеленели не всходы озимых, а одни сорняки. Женщины и подростки на худых коровах пахали в поле, старики и старухи вскапывали лопатами огороды.

Мы кое в чем помогали колхозам, прежде всего лошадьми. У нас были здоровые, породистые немецкие битюги. Пара таких лошадей везла по полторы тонны груза и не застревала на раскисших дорогах. Не раз битюги выручали нас там, где грузовые машины не могли проехать. Однажды я видел, как эти лошади в парной упряжке вытащили из грязи полуторку.

— Ох, и сильные же звери, — нахваливал их подполковник Мельников, — только жрут, черти, много.

Помогали мы людям и отстраиваться. Гитлеровцы, отступая, сжигали все дома на своем пути. Колхозники решили перехитрить фашистских факельщиков. Как только партизаны сообщали, что фашисты собираются отступать, жители разбирали свои дома, прятали бревна в разных местах, а сами уходили в леса. Командам вражеских факельщиков некогда было искать разобранный сруб, они и так еле уносили ноги от наступающих частей Советской Армии.

Наши солдаты, сержанты, старшины и офицеры — все, кто хотя бы немного был знаком с плотницким делом, помогали колхозникам восстанавливать дома. В деревнях Торошино, Ланева Гора, Плоская Лука, где размещались наши части и подразделения, с утра до вечера слышался стук топоров.

Как-то ко мне подошли два паренька в оборванной одежде. Я разговорился с ними. Ребята рассказали, что их отец погиб на войне, а семья из семи человек живет в полуразрушенной землянке.

— Где же ваша мама?

— Работает уборщицей на станции.

Я нашел ее, поговорил с ней. Женщина, обливаясь слезами, рассказала о страданиях своей семьи во время оккупации. Надо было чем-то помочь вдове и сиротам. Я приказал начальнику инженерной службы дивизии майору Григорию Захаровичу Карасику построить в течение недели дом. Саперы принялись за дело. У многих наших солдат где-то семьи тоже жили в землянках.

— Соскучились мы по мирному труду, товарищ полковник, — говорили они мне, — скорее бы кончать с войной и отстраивать матушку-Русь.

Потрудились саперы на совесть, с душой, с азартом. Хороший получился дом.

Прошло недели две. Я ждал со дня на день приказа о передислокации дивизии.

Думалось, нам предстоит наступать на запад, но когда наконец, пришел приказ, оказалось, что наступать будем на север.

Грузились в теплушки ночью на станциях Торошино и Новоселицы — там, где недавно отгремели бои. Теперь здесь был, по нашим понятиям, глубокий тыл. И мне казалось знаменательным, что именно отсюда мы вновь отправляемся бить врагов нашей Родины, из мест особо дорогих нам, ибо они политы кровью героев нашей дивизии...

В канун Первомайского праздника все части и подразделения дивизии сосредоточились в дачных пригородах Ленинграда — Токсове и Пери. Знакомые места! Перед прорывом блокады в Токсове проходили учения, на которых отрабатывалось взаимодействие пехоты и артиллерии.

Многим нашим ветеранам-ленинградцам эти места напомнили предвоенные годы, купание в озерах, походы за грибами, лыжные прогулки. Сейчас слева от нас, километрах в двадцати, проходила линия фронта. На Сестрорецк, ставший осенью 1941 года фронтовым городом, по-прежнему были нацелены вражеские орудия. Да и сам Ленинград находился всего в 30 километрах от линии фронта, и жерла дальнобойных пушек также были направлены в его сторону.

В частях и подразделениях проходили собрания и митинги, посвященные Первомайскому празднику. С большим интересом слушали солдаты, сержанты и офицеры лекции и доклады представителей Политуправления фронта, политотделов армий и дивизии о международном положении Советского Союза, о наших победах над гитлеровскими армиями и задачах, стоящих перед войсками фронта по обеспечению полной безопасности Ленинграда и северо-западных границ нашей Родины.

Наши Вооруженные Силы в наступательных операциях зимой и весной 1944 года одержали крупные победы. Советская Армия, развивая наступление на основных направлениях, вышла к Нарве, Пскову и Витебску, освободила юго-восточные районы Белоруссии, Правобережную Украину, Крым и значительную часть Молдавии. Все это еще более упрочило военно-политическое положение нашего социалистического государства.

В лагере союзников гитлеровской Германии — Румынии, Венгрии и Финляндии — нарастал протест масс против участия их стран в войне. В середине февраля, когда войска Ленинградского фронта вели уже бои на подступах к Нарве и Пскову, финское правительство через Стокгольм запросило у нашего правительства условия, на которых Финляндия могла бы выйти из войны против СССР. Советское правительство в качестве главных условий мира с Финляндией выдвинуло следующие: разрыв ее отношений с фашистской Германией, интернирование немецких войск, восстановление советско-финского договора 1940 года, отвод финских войск к границе, установленной в 1940 году, возвращение советских и союзных военнопленных, а также советских и союзных гражданских лиц, содержащихся в концлагерях или используемых на работах. Но тогдашние руководители реакционного правительства Финляндии отвергли эти предложения и сорвали начавшиеся было уже переговоры о перемирии.

Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу перед Ленинградским и Карельским фронтами, Краснознаменным Балтийским флотом, Ладожской и Онежской военными флотилиями подготовить и провести Выборгскую и Свирско-Петрозаводскую наступательные операции по разгрому финской армии на Карельском и Онежском перешейках, освободить от захватчиков советскую территорию, восстановить государственную границу и заставить Финляндию выйти из войны.

Финское командование после оккупации Карельского перешейка в 1941 году приступило к созданию сильной обороны. С помощью немцев здесь были построены три мощные оборонительные полосы, воздвигнут внешний оборонительный пояс на подступах к Выборгу, а сам город превращен в крепость; создан ряд промежуточных и отсечных позиций, насыщенных большим количеством железобетонных бронированных и дерево-земляных сооружений. Вся глубина обороны составляла 120 километров.

Противник назвал эти укрепления неприступным «Карельским валом».

На перешейке оборонялись 3-й и 4-й армейские корпуса, подчинявшиеся непосредственно финскому верховному командованию. В состав этих корпусов входили три пехотные дивизии (13-я, 2-я и 10-я) и одна пехотная бригада (19-я). Оборона побережья Финского залива, полуострова Койвисто и острова Тиурин-сари была возложена на 2-ю бригаду береговой обороны, а западного берега Ладожского озера — от Кексгольма (Приозерска) до Тайпале — на 3-ю бригаду береговой обороны. Кроме этих соединений на перешейке были сосредоточены основные резервы финского верховного командования, состоявшие из двух пехотных (3-й и 18-й) и танковой («Лагус») дивизий и 1-й кавалерийской бригады. Финские войска были полностью укомплектованы, обладали опытом ведения боевых действий в лесисто-болотистой и каменистой местности.

Непосредственно в полосе предстоящего наступления нашей 21-й армии под командованием генерал-лейтенанта Д. Н. Гусева оборонялся 4-й армейский корпус в составе 2-й и 10-й пехотных дивизий, В оперативной глубине располагался резерв — 18-я пехотная дивизия и 1-я кавалерийская бригада.

Исходя из замысла фронтовой операции, генерал-лейтенант Д. Н. Гусев решил нанести главный удар из района Старого Белоострова в общем направлении на Выборг, прорвать первую и вторую полосы обороны противника, разгромить противостоящие силы 4-го армейского корпуса и оперативные резервы финнов, не допустив их отхода на третью полосу обороны. В дальнейшем, развивая наступление в направлении Сумма и одновременно наступая вдоль Приморской железной дороги на Койвисто, выйти к третьей полосе обороны финнов.

Полки нашей дивизии, сосредоточенные в районе населенных пунктов Токсово, Пери и Осельки, получили пополнение и стали усиленно готовиться к наступлению. Мне, как я уже говорил, довелось участвовать в войне с белофиннами, а также в оборонительных боях на границе и в лесах Карелии летом 1941 года.

Я знал, что в отличие от немцев финны применяют тактику действий мелкими подразделениями, умеют хорошо воевать в условиях лесисто-болотистой местности. Все эти особенности мы учитывали в ходе подготовки частей и подразделений к наступательным боям. При этом особое внимание обращали на отработку взаимодействия между родами войск и соседями, слаженность действий внутри самих подразделений и одиночную выучку солдат. На местности, схожей с той, где предстояло наступать, возвели укрепления по типу финской обороны. Днем и ночью учились воины штурмовать укрепления.

В период подготовки к наступлению проводилась большая политико-воспитательная работа. Наши командиры, политработники, политотдел дивизии во главе с его начальником полковником М. П. Меркушевым, заместители командиров полков по политчасти подполковник В. Г. Рубцов (314-й полк), майор Е. И. Иванченко (176-й полк) и майор А. Г. Закрой (340-й полк) разъясняли солдатам, какое значение в нашей общей победе над врагом имеет данная конкретная операция. На примерах многих боев я убедился, насколько высок бывает моральный дух войск, если солдат понимает и сознает всю ответственность за выполнение стоящей перед ним боевой задачи.

Широко пропагандировался также опыт боевых действий частей, принимавших участие в прорыве и снятии блокады. Агитаторы рассказывали бойцам из нового пополнения о боевом пути и славных воинских традициях нашей дивизии, о подвигах ее героев.

По вечерам мы устраивали концерты самодеятельности. В гости к нам приезжали и артисты из Ленинграда, знакомые бойцам еще по памятным дням блокады, — Колесникова, Ястребова, Михайлов и другие. В канун наступления перед бойцами дивизии в районе станции Пери в специально устроенном летнем театре выступил ансамбль песни и пляски Советской Армии под руководством народного артиста СССР А. В. Александрова. Огромное впечатление оставила эта встреча с артистами самого лучшего, самого любимого армейского коллектива.

Натиск и темп

9 июня 1944 года в 8 часов утра началось предварительное разрушение обороны противника. Артиллерия вела огонь по долговременным оборонительным сооружениям. Авиация наносила удары по командным пунктам и узлам связи. Чтобы скрыть от противника направление главного удара, наша артиллерия и авиация производили разрушения на всем фронте Карельского перешейка. В тот же день была удачно проведена разведка боем. Передовые батальоны дивизий первого эшелона при поддержке танков атаковали противника и вклинились в его оборону.

Финское командование не смогло разобраться в создавшейся обстановке и разгадать замысел предстоящей операции. Разведку боем оно приняло за наступление русских и было уверено, что оно остановлено. Именно этим и можно объяснить тот факт, что до начала нашего наступления командование финской армии не предприняло никаких дополнительных мер к усилению обороны. К тому же наша артиллерия не давала противнику возможности вести восстановительные работы.

Так, например, 3-я батарея 1-го дивизиона 393-го артполка, которой командовал старший лейтенант Некрасов, получила боевую задачу разрушить сильно укрепленную огневую точку. До начала разрушения была сделана панорама цели. После этого батарея приступила к пристрелке цели, Было зафиксировано прямое попадание в цель 40 снарядами. Чтобы не дать противнику вести восстановительные работы, в течение ночи с 9 на 10 июня наша артиллерии методически обстреливала передний край.

Весь день 10 июня 1-й дивизион капитана Ф. II. Шевченко вел усиленную разведку обороны противника. Было обнаружено большое количество деревоземляных огневых сооружений с бронеколпаками.

На следующий день в 6 часов утра началась мощная авиационная и артиллерийская подготовка. В течение 2 часов 20 минут артиллерия сухопутных войск, кораблей Краснознаменного Балтийского флота, Кронштадтской крепости и наша авиация сокрушали оборону врага. Была полностью разрушена его система огня, что значительно ослабило оборону противника.

В 8 часов 20 минут с последним артиллерийским залпом 30-й гвардейский стрелковый корпус генерал-лейтенанта Н. П. Симоняка и 109-й стрелковый корпус генерал лейтенанта И. П. Алферова при поддержке танков стремительно перешли в наступление. Атака увенчалась успехом. Через несколько часов войска 21-й армии под командованием генерал-лейтенанта Д. Н. Гусева прорвали СИЛЬНО укрепленную оборону противника и овладели несколькими опорными пунктами.

Враг понес огромные потери от авиации и артиллерии, поэтому не смог оказать серьезного сопротивления. Это позволило войскам 30-го гвардейского и 109-го стрелковых корпусов прорвать первую полосу обороны противника и продвинуться вперед на 14 километров.

С утра 11 июня войска 21-й армии продолжали развивать свой успех. В этот день перешли в наступление и войска 23-й армии. Теперь бои шли от Ладожского озера до Финского залива. Несмотря на большие потери, командование финской армии требовало от 4-го армейского корпуса во что бы то ни стало задержать наступление русских. Но уже во второй половине дня войска 21-й армии сломили сопротивление 4-го финского корпуса.

В результате трехдневного наступления 21-я армия преодолела первую полосу обороны противника и продвинулась на глубину 40 километров, расширив прорыв по фронту до 60 километров. Наши соединения и части вышли ко второй полосе вражеской обороны. Однако дальнейшее продвижение было приостановлено.

Требовалось произвести перегруппировку войск и подготовиться к прорыву второй полосы обороны. Основные соединения противника к исходу 12 июня оказались в полосе Выборгского шоссе — на направлении первоначального глазного удара 21-й армии.

Командующий фронтом генерал армии Л. А. Говоров приказал генерал-лейтенанту Д. Н. Гусеву нанести главный удар в общем направлении на Сумма. В связи с этим необходимо было сначала прорвать оборону противника на участке Кутерселькя — Мятсякюля, к исходу 14 июня овладеть рубежом Лийкола — Инонкюля и в дальнейшем уже развивать наступление на направлении главного удара Сумма — Выборг. Для того чтобы не допустить отхода войск противника на третью полосу — линию Маннергейма, один из корпусов должен был нанести удар на Койвисто, к исходу 17 июня овладеть им и не позднее 18–20 июня освободить Выборг.

Командир 108-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант М. Ф. Тихонов решил силами 90-й и 46-й стрелковых дивизий прорвать оборону противника на шестикилометровом фронте. Нашей дивизии предстояло с ходу форсировать реку Вильменсу-йоки (Черная речка), прорвать оборону противника на участке железнодорожный мост — устье Черной речки и овладеть сильным узлом обороны Мятсякюля (Молодежный). В дальнейшем наступать вдоль Приморского шоссе на Койвисто (Приморск).

12 июня 1944 года в 6 часов утра после артиллерийской подготовки 90-я Краснознаменная Ропшинская и 46-я Лужская стрелковые дивизии перешли в наступление. Наша надежда на внезапность не оправдалась. Как только пехота приблизилась к реке, противник встретил ее организованным огнем из всех видов оружия. Первая и вторая атаки успеха не имели. Как потом выяснилось, перед нами оказалась сильно укрепленная полоса обороны, передний край которой проходил по западному берегу Черной речки, Кутерселькя, Кивеннапа и далее по реке Вуоксе. Она состояла из многочисленных закамуфлированных железобетонных бронированных и дерево-земляных пулеметных и артиллерийских сооружений, а также множества укрытий в скалах для личного состава. На километр фронта здесь приходилось 43 железобетонных сооружения, расположенных на господствующих возвышенностях. Финны, используя рельеф местности, сумели так замаскировать укрепления, что ни с самолета, ни даже с наблюдательного пункта, расположенного на расстоянии 300 метров от полосы обороны, ничего нельзя было разобрать.

Полоса имела также развитую систему траншей и ходов сообщений полного профиля, позволяющих скрытно маневрировать подразделениями при отражении атак. Перед передним краем и в глубине обороны были сплошные противопехотные и противотанковые минные поля, опоясанные колючей проволокой. Кроме того, финны использовали валуны, установили гранитные надолбы и оборудовали противотанковые препятствия у берегов реки.

Обстоятельства сложились так, что при вводе корпуса в бой у нас не было времени произвести рекогносцировку и разведку противника, Я доложил командиру корпуса генерал-лейтенанту М. Ф. Тихонову, что перед нами находится сильно укрепленная оборона противника, поэтому необходимо тщательно разведать ее и подготовиться к прорыву.

На командный пункт командира корпуса прибыл командующий фронтом генерал армии Л. А. Говоров. Он потребовал от командира корпуса объяснить причины неудачного наступления.

Командир корпуса доложил, что вторая полоса обороны противника оказалась сильно укрепленной, а дивизии начали наступление без достаточной разведки и подготовки из-за отсутствия времени, без танков и поддержки артиллерии и авиации.

Л. А. Говоров, видимо, был прежде неправильно информирован и поэтому прервал доклад М. Ф. Тихонова:

— Не может этого быть!

М. Ф. Тихонов на это спокойно ответил, что из средств усиления не было ни одной пушки, ни одного самолета.

С минуту Говоров молчал.

— Если так, то, конечно, нечего лезть на укрепления животом и нести неоправданные потери! — сказал наконец Леонид Александрович.

Все, кто был на КП командира корпуса, поняли, что это обвинение относится не к нам.

Выяснение истины в ходе боя для Говорова было самым важным. И, если дело того требовало, он сам мчался в войска, чтобы лично разобраться на месте в обстановке и принять соответствующие меры. Так было и на этот раз. Командующий фронтом выяснил причины нашей неудачи и, убедившись, что укрепления второй полосы обороны без тщательной подготовки и средств подавления не прорвать, принял решение дать нам сутки на подготовку к наступлению. Хотя этого времени было явно недостаточно, но мы знали, что если уж Говоров дал такой короткий срок, значит так надо, так требуют обстоятельства. Мы были уверены, что командующий фронтом теперь в своем штабе, как говорится, всех поднимет на ноги, все сделает для обеспечения успеха нашего наступления.

И действительно, буквально через каких-нибудь 10–15 часов командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Г. Ф. Одинцов и его штаб сумели перегруппировать артиллерию усиления на левый фланг 21-й армии для обеспечения наступления 109-го и 108-го стрелковых корпусов. Вскоре к нам в корпус прибыли генерал Г. Ф. Одинцов, командиры артиллерийских и танковых соединений, представители от авиации и Краснознаменного Балтийского флота.

Таких темпов подготовки мы не знали и не видели ни в одной из предшествующих операций. В течение суток начальники всех родов войск организовали дополнительную разведку обороны противника. Все это позволило Е сжатые сроки и довольно полно установить оборону противника, выявить его огневую систему в полосе наступления дивизии. Для разрушения дотов и дзотов на прямую наводку были поставлены орудия крупного калибра, танки и самоходная артиллерия.

Теперь уже только одну нашу дивизию поддерживали два танковых и два самоходно-артиллерийских полка, один артиллерийский и один минометный полк, артиллерия кораблей Краснознаменного Балтийского флота и штурмовая авиация.

Надо учесть, что наш 393-й артиллерийский полк, которым командовал подполковник Н. Д. Солодков, был в полной боевой готовности. Командиры дивизионов майоры И. И. Карпищенко и Ф. Н. Шевченко, командиры батарей старшие лейтенанты Баринов, Асатиани, Ермолаев и другие успели уже пристрелять разведанные ими цели. Их орудия тоже были поставлены на прямую наводку.

Я очень верил в точность стрельбы наших артиллеристов. В многочисленных боях за освобождение. Ленинградской области они нас всегда выручали.

— Видишь, Солодков, — подзадорил я командира нашего артиллерийского полка, — какая сила к нам пришла; пожалуй, они тебе и целей не оставят.

— Это уж мы посмотрим, — с усмешкой ответил он, — кто лучше работать будет.

Рано утром 13 июня мы вышли на рекогносцировку. Только начали уточнять участок прорыва, как попали под огневой налет противника. Осколком снаряда был тяжело ранен в лицо командир 340-го полка полковник И. Н. Фадеев. Очень жаль было расставаться с опытным и отважным командиром полка накануне нового наступления.

Вместо полковника И. Н. Фадеева я решил временно назначить командиром полка начальника оперативного отделения штаба дивизии подполковника А. И. Зимина. Это был офицер, хорошо изучивший и штабное, и строевое дело, показавший себя в боях смелым, решительным, инициативным. Как начальник оперативного отделения, он отлично знал план всего предстоящего боя и задачу 340-го полка. Естественно поэтому, что выбор пал сейчас именно на него. Тогда я еще не знал, будет ли Зимин в последующих боях командовать полком или вернется на свою прежнюю работу в штаб дивизии. Но после нескольких боев убедился, что А. И. Зимин — достойный преемник И. Н. Фадеева. О лучшей замене нечего было и мечтать.

Перед занятием исходного положения для атаки были проведены митинги в полках у развернутых знамен, а после этого короткие партийные и комсомольские собрания. Перед боем в партию только в одном 314-м полку было принято 65 воинов, а в ряды комсомола — 110 человек.

Выступивший на митинге бывший партизан из Ленинградской области комсомолец рядовой С. Г. Гаврилов сказал:

— Гитлеровцы убили моего родного брата Михаила, сожгли мое родное село, замучили пытками многих моих односельчан, убили моих товарищей партизан. Я клянусь отомстить фашистам за все их злодеяния!

К концу дня 13 июня завершилась подготовка к наступлению, и части дивизии заняли исходное положение. Вся местность на участке 314-го полка была открытой, болотистой, поэтому я приказал во время артподготовки выдвинуть нашу пехоту к реке на рубеж атаки.

Белые ночи, которые так любят ленинградцы, нас сейчас только, огорчали, потому что нельзя было действовать скрытно. Наши офицеры решили использовать то время, о котором поэт сказал: «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса».

Командир 1-го батальона 314-го полка капитан И. С. Зенин приказал командирам рот подготовиться к переправе и указал, в каких местах разведка установила броды. Как только чуть-чуть стало сереть и появился небольшой туман, батальон, соблюдая строгую маскировку и абсолютную тишину, полностью переправился на правый берег и буквально под самым носом у врага, в 25–30 метрах от его переднего края, занял исходное положение для атаки.

Вместе с комбатом Зениным на западный берег Черной речки переправились командир 1-го дивизиона 393-го артполка Ф. Н. Шевченко, начальник разведки дивизиона и все командиры батарей со своими взводными разведки.

У соседа И. С. Зенина командира 3-го батальона 340-го полка капитана Ф. С. Михалева разведчики обнаружили на своем участке наступления полузатопленный пешеходный мост. Комбат немедленно переправил по нему на правый берег две стрелковые роты.

Создалась очень опасная ситуация. На рассвете надо начинать артподготовку, а в 25–30 метрах от переднего края противника залегли два наших батальона. Что предпринять? Отводить их назад или отменить артподготовку? Ни того, ни другого делать было нельзя.

Мы хорошо помнили уроки боя за Стремутку, когда наши люди чуть не угодили под залп «катюш». Сейчас же я, что называется, глаз не спускал с подразделений первого эшелона. Связь работала четко. О том, что батальоны Зенина и Михалева изготовились к атаке вблизи от переднего края противника, мы узнали вовремя. Надо было идти на риск. Я приказал батальонам Зенина и Михалева окопаться, зарыться на берегу реки как можно глубже в землю.

Вся ночь прошла у нас в заботах и хлопотах. Офицерам, находившимся на моем НП, я разрешал по очереди поспать по два часа. Наступил рассвет. Над землей курилась дымка. По долине и руслу реки стлался густой туман. На душе стало спокойнее. Будем переправляться на правый берег под прикрытием плотной завесы тумана.

Стояла такая тишина, словно никакой войны на свете нет. Молчали обе стороны. Шли последние минуты перед артиллерийской и авиационной подготовкой.

Противник, ожидая нашего наступления, в 5 часов утра сделал несколько огневых артиллерийских налетов как раз по тем районам, где еще вечером занимали исходное положение батальоны И. С. Зенина и Ф. С. Михалева. Так как эти подразделения были уже на противоположном берегу, то удары артиллерии врага пришлись по пустому месту. Одновременно финны взорвали плотину в верховьях реки. Вода начала заливать низкий левый берег, оставленный нашими передовыми подразделениями. Все это казалось неплохим предвестником удачи.

Но вот в штабе 340-го полка прервалась телефонная связь с батальонами. Командир полка подполковник А. И. Зимин приказал восстановить связь. Для этого нужны были хорошие пловцы, которые могли бы переправиться через разлившуюся реку. Такие смельчаки нашлись. Младший сержант Кукушкин, не задумываясь, взял телефонный провод, нырнул в воду и долго не показывался на поверхности. Река простреливалась, и все думали, что Кукушкин погиб. Но вот он вынырнул недалеко от левого берега и вскоре доложил подполковнику Зимину о выполнении задания. Дважды переправлялся вплавь через реку и рядовой Плужников.

Ровно в 8 часов утра над рекой раздался раскатистый и разноголосый громовой удар артиллерии. Заговорили гвардейские реактивные минометы, корабельная артиллерия Краснознаменного Балтийского флота, кронштадтских фортов и нашего 393-го полка. 200 орудий и минометов на один километр фронта в течение 90 минут разрушали оборону противника.

С последним огневым налетом подразделения 314-го и 340-го полков бросились в атаку. Первыми ворвались на передний край обороны противника батальоны капитанов И. С. Зенина и Ф. С. Михалева. Бойцы и офицеры быстро взобрались на обрывистый берег. Разгромив в рукопашном бою оглушенных артиллерийским огнем солдат противника, они устремились вперед, бросая в амбразуры дотов и дзотов гранаты.

Дивизион капитана Ф. Н. Шевченко поддерживал наступление батальона капитана И. С. Зенина. Капитан вместе с командирами батарей занял наблюдательный пункт на западных скатах высоты. Благодаря большому умению и опыту начальника разведки дивизиона старшего лейтенанта Иванова, командира взвода управления лейтенанта Клинова, командира 3-й батареи старшего лейтенанта Некрасова и других на переднем крае противника были обнаружены 4 орудия прямой наводки, 3 пулемета и 2 наблюдательных пункта. Получив приказ открыть огонь, артиллеристы дивизиона быстро накрыли все обнаруженные цели.

Через час после атаки 1-й батальон капитана И. С. Зенина находился уже в четырех километрах от берега. Его продвижение в глубь обороны обеспечило успешное наступление главных сил 314-го и 340-го полков.

Интересными были показания первых пленных. Один из финских капралов сказал:

— Вы знаете, что мы смелые и стойкие солдаты. Но воевать против таких, которые идут в атаку вслед за своим огневым валом, не страшась осколков, и врываются на передний край, когда еще и минуты не прошло после разрывов последних снарядов, бесполезно. — Улыбнувшись, он закончил: — Если бы я был главнокомандующим нашей армией, то приказал бы сложить оружие.

На участке наступления 314-го полка противник оказывал незначительное сопротивление. Вслед за батальоном капитана Зенина наши подразделения продвигались вперед. Успешно наступал 3-й батальон капитана Михалева из 340-го полка. Однако на левом фланге полка в местечке Мятсякюля, превращенном в сильно укрепленный узел, противник продолжал упорно обороняться и сдерживать продвижение 1-го батальона капитана Петрова. Для развития успеха наступления командир 340-го полка подполковник Л. П. Зимин ввел свой второй эшелон — 2-й батальон, которым командовал капитан Новиков. Используя успех 3-го батальона, он стал обходить Мятсякюля.

Одновременно перешел в наступление наш сосед справа — 90-я Краснознаменная Ропшинская стрелковая дивизии генерал-майора Н. Г. Лященко.

Почувствовав угрозу окружения, финны стали бросать один за другим доты и дзоты на участке 340-го полка и спасаться бегством. Окончательно сломив сопротивление противника, части дивизии полностью прорвали его оборону, овладели Мятсякюля и важным перекрестком железной и шоссейной дорог.

В этих боях особую роль сыграли вожаки атак, которыми обычно были коммунисты и комсомольцы. Героически сражались солдаты и сержанты старшего лейтенанта Рылихина и лейтенанта Ерофеева. Вожаки атак комсорг батальона сержант Ермаков и командир отделения сержант Виссарионов первыми ворвались на передний край противника, забросали гранатами дзот и уничтожили его гарнизон. За ними смело шли на штурм укреплений все солдаты.

Взводные агитаторы рядовые Анатолий Ефимович Евстафьев, Иван Семенович Васильев, коммунисты Борщук, Титов и Сажнев первыми под сильным артиллерийско-минометным и ружейно-пулеметным огнем форсировали реку и на дотах противника водрузили красные флаги. Это воодушевило воинов 1-го батальона 314-го полка. Подвиг коммунистов, комсомольцев, агитаторов звал их вперед на штурм долговременной обороны противника.

Бетон, сталь и гранит не спасли противника. А между тем враг возлагал на вторую полосу обороны большие надежды и намеревался дать здесь генеральное сражение нашим войскам, нанести им поражение и остановить наступление. Но, потеряв свыше двух третей личного состава, противник вынужден был отступить.

Я тотчас же приказал командирам 314-го и 340-го полков подполковникам Мельникову и Зимину начать преследование. Они выделили по одному стрелковому батальону, посадили их на танки и самоходную артиллерию. Спасаясь от преследования, противник вынужден был бросать артиллерию, технику, боевое имущество и в панике отступать.

К исходу дня 15 июня части дивизии продвинулись вперед на 15 километров, овладели фортом Ино и вышли на рубеж озеро Риеск-ярви — Инонкюля. В бою за Ино отличился 1-й батальон 340-го полка капитана Петрова. Батальон обошел форт и во взаимодействии с 3-м батальоном капитана Михалева овладел им.

«Даешь Выборг!» — писали краской, углем и мелом танкисты на своих машинах, артиллеристы — на щитах и стволах орудий, пехотинцы — на дорожных указательных знаках.

Преследование противника продолжалось. Для развития наступления я ввел в бой 176-й полк подполковника С. Ф. Семенова.

Финское командование срочно перебросило сюда спешившийся кавалерийский полк, надеясь задержать нас на заранее подготовленном промежуточном рубеже озеро Юлис-ярви — Сортавала. Полк противника, заняв оборону, плотно прикрыл Приморское шоссе, чтобы преградить нам путь на Выборг. Наши передовые отряды преследования встретили организованное, упорное сопротивление. Наступление приостановилось.

Разведчики, высланные вперед подполковником Семеновым, донесли, что левый фланг обороняющихся открыт. Семенов решил немедленно воспользоваться этим. Он направил батальоны В обход противника с севера по лесным дорогам и тропам, Как только Семенов сообщил мне по рации, что его батальоны просочились через открытый фланг и зашли в тыл противнику, я приказал командиру 314-го полка Мельникову поддержать наступление 176-го полка с фронта. Бой был жестоким, но не долгим. Особенно отличился при этом личный состав 1-го батальона капитана А. В. Щербины. Он раньше всех завершил обходный маневр по лесным тропам и внезапно атаковал обороняющиеся гарнизоны вражеских укреплений с тыла.

За несколько часов наши два полка, взаимодействуя друг с другом, разгромили противника и овладели опорными пунктами Мурило, Сортавала, Сейвясте. К исходу дня 17 июня они продвинулись вперед на 18 километров. Всего за трое суток дивизия прошла с боями не менее 50 километров.

Части дивизии продолжали продвигаться вдоль Приморского шоссе. Командиры полков получили приказ смелее применять обходный маневр и ни в коем случае не снижать темп наступления. Наши передовые отряды сбивали и громили заслоны противника. Преодолевая многочисленные минно-взрывные заграждении и завалы, полки дивизии приближались к Выборгу.

Нас все еще очень беспокоила находившаяся впереди третья полоса обороны — линия Маннергейма. В дивизии не было человека, который бы не знал, что, разрушенная в 1940 году, она сейчас в основном восстановлена.

Наконец в 4 часа утра 18 июня 176-й и 314-й стрелковые и приданные им 1238-й и 1489-й самоходно-артиллерийские полки с ходу овладели первой позицией третьей полосы обороны и опорным пунктом Куолема-ярви, запирающим ворота и узкие дефиле между озерами Куолема-ярви и Кипинолаи-ярви и Финским заливом.

Нельзя было дать противнику время стянуть резервы и отступающие части, чтобы организовать здесь оборону. Мы уточнили свои задачи, организовали взаимодействие, провели доразведку системы огня и обороны противника. После тридцатиминутной артподготовки 176-й и 314-й полки совместно с танкистами перешли в атаку. Сопротивление врага было сломлено, и части дивизии полностью овладели полосой обороны противника.

Батальон капитана Зенина с ходу атаковал опорный пункт Хумалиоки, но 1-я и 2-я его роты попали под губительный огонь и залегли. Местность была открытой. Кое-кто из солдат попятился назад. В этот критический момент капитан И. С. Зенин сосредоточил огонь минометной батареи и 1-го артиллерийского дивизиона 393-го полка по станции, где в укреплениях засел враг. Командирам рот он приказал обтекать укрепления, заходить им с тыла. Атака все же не была еще дружной. В это время в цепи наступающих появился сам комбат капитан Зенин. Бойцы, услышав его клич: «За мной!», рванулись вперед. Перепрыгивая через траншеи, опоясывавшие укрепления, расстреливая на ходу сопротивляющихся, они быстро преодолели открытую местность и вскоре овладели опорным пунктом Хумалиоки.

После этого боя в батальоне стали поговаривать, что их командир получит Золотую Звезду Героя.

Действительно, капитана Зенина, отличившегося в боях на Карельском перешейке, мы представили к высшей правительственной награде. Месяц спустя Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1944 года капитану Иллариону Степановичу Зенину было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

А вот как был взят один из центральных участков третьей полосы. В то время на дорогах валялось много исправных велосипедов, брошенных финнами. Как не использовать такой вид транспорта! Буквально целые наши стрелковые роты превращались в самокатчиков. Но кто бы мог подумать, что велосипеды пригодятся и в боях за прорыв третьей полосы обороны!

Возле урочища Мурило группа бойцов-разведчиков численностью до взвода под командой начальника штаба 1-го батальона 176-го полка старшего лейтенанта В. М. Рачковского, не теряя ни минуты после очередного боя с вражеским заслоном, помчалась на велосипедах вдоль Приморского шоссе. За ночь они отмахали 25 километров и проскочили незамеченными мимо финских укреплений.

Старший лейтенант Рачковский выслал вперед разведчиков. Вскоре они вернулись и доложили своему командиру, что несколько дзотов и даже один дот еще не заняты вражескими гарнизонами. В траншеях вокруг этих укреплений и залегли наши смельчаки. На рассвете они увидели, как финны с лопатами и автоматами направляются в их сторону. Должно быть, хотели как-нибудь залатать разрушенные нашим артогнем укрепления. Солдаты шли спокойно: они были уверены, что русские еще где-то километрах в 25–30 от этих укреплений. Появление наших бойцов, открывших дружный огонь, так ошеломило противника, что в его рядах поднялась паника. Даже из занятых финнами накануне укреплений стали выскакивать солдаты и убегать в тыл.

Когда командир 176-го полка подполковник С. Ф. Семенов доложил мне по рации, что им взят этот участок третьей полосы обороны противника, я сразу же выехал к нему. Здесь у меня произошел любопытный разговор с пленным финским офицером. Он спросил, кто возглавлял отчаянных русских самокатчиков, и сам же высказал предположение, что это, конечно, был опытный военный, участник многих войн. Но пришлось его разочаровать. Старший лейтенант В. М. Рачковский ушел 20 лет от роду в ополчение рядовым. Был он до войны студентом IV курса филфака Ленинградского университета. Карьера военного его вовсе не интересовала. Мечтал стать преподавателем русской литературы. Воспитывался и рос он тоже в сугубо штатской семье: отец был корректором, мать — фельдшером.

Как ни старательно мой переводчик убеждал финского офицера, что полковник, допрашивающий его, говорит истинную правду, тог так и не поверил.

Попрощавшись с подполковником С. Ф. Семеновым, старшим лейтенантом В. М. Рачковским и бойцами, находившимися на НП, я поехал в соседний 314-й полк к Мельникову, который в это время вел тяжелые бои на линии Маннергейма в узком дефиле между озером Кипинолаи-ярви и Финским заливом.

Вместе с адъютантом Н. И. Руденко мы разыскивали НП полка. Навстречу нам ехала санитарная машина. Мы остановили ее. В кузове вниз животом лежал подполковник Л. П. Мельников.

— Александр Петрович! — вырвалось у меня. — Куда вас ранило?

— В поясницу, осколком, — скрежеща от боли зубами, проговорил Мельников.

Я приказал адъютанту дать раненому несколько глотков спирта. Глотнув из фляги один раз, Мельников покачал головой и вопрошающе взглянул на меня. Я понял его. Он свыкся с дивизией, полком и хотел заручиться сейчас моим словом, что после выздоровления его вернут на прежнюю должность. Надо было поддержать, успокоить раненого, и я это сделал. Через несколько часов мы позвонили в наш дивизионный медсанбат и справились у хирурга Александра Александровича Гундерова о состоянии здоровья Мельникова. Он ответил, что сделал операцию, извлек из крестца осколок.

— Это счастье, что он там застрял, — сказал хирург, — от брюшины осколок отделяло расстояние не толще листа писчей бумаги.

Я находился на НП 314-го полка, когда мне позвонили с моего НП и сообщили, что к нам приехали писатели Всеволод Вишневский и Константин Симонов. Я очень сожалел, что занят и не могу встретиться с нашими известными фронтовыми писателями. Позже мы все с большим удовлетворением читали очерки К, Симонова в газете «Красная звезда», удивительно верно передававшие ту атмосферу, тот подъем, которые царили в войсках. Именно поэтому я позволю себе привести здесь выдержку из очерка К. Симонова «На Карельском перешейке», вошедшего в его книгу «От Черного до Баренцева моря». Замечу только, что упоминание моего имени вместо номера дивизии связано с условиями цензуры военного времени, когда номера соединений и частей запрещалось называть.

«Сейчас светлый северный вечер, — пишет К. Симонов, — который вряд ли скоро забуду. Мы находимся в маленьком, состоящем всего из нескольких бревенчатых домиков, поселке Мурило. Слева от нас пролив Бьерке-зунд, справа — озеро Кипиколан-ярви. Поселок Мурило находится на узком перешейке между озером и заливом, на перешейке, за которым Койвисто и Выборг. Сам по себе поселок Мурило, который пару часов тому назад командир дивизии облюбовал себе для наблюдательного пункта, ничем не интересен.

Он замечателен только тем, что линия Маннергейма лежит в трех километрах позади него, и в те минуты, когда я сижу вот здесь, она уже прорвана нашими передовыми частями.

Мне трудно сейчас связно рассказать о событиях последних трех суток, приведших к прорыву второй и третьей линии финнов на Приморском участке. Я ошеломлен быстрой сменой событий, воздух победы, как и всех кругом, волнует меня.

В эти дни все потеряли ощущение разницы между днем и ночью, чему способствует и то, что в июне здесь мочь мало чем отличается от дня и, главным образом, то, что все эти трое суток идет беспрерывный бой.

Хорошо, если в полках за все это время люди спали больше двух часов. За эти три дня и три ночи части полковника Борщева прошли вдоль побережья путь от Мятсякюля ДО Мурило, и весь этот почти пятидесятикилометровый путь с прорывом второй линии у Мятсякюля и линии Маннергейма у Мурило слился в один сплошной, непрекращающийся бой.

Чтобы представить себе, какие преграды пришлось преодолеть дивизии и на той и на другой линии, на одной из которых пока насчитали сто тридцать взятых дотов и на другой примерно столько же, возьмем для примера всего-навсего один дот и постараемся подробно описать его.

На бетонное основание с расположенным внутри казематом для гарнизона надет металлический колпак из 300-миллиметровой брони. Сверху этот колпак покрыт еще слоем бетона в пятьдесят миллиметров. Бетон засыпан бутом примерно на вышину в один метр и еще раз покрыт землей и дерном, обеспечивающим почти абсолютную маскировку дота. Внутри дота (дот, о котором я говорю, пулеметный) установлены два пулемета на жестких, для большей точности стрельбы, установках, с постоянными секторами обстрела, которые, перекрещиваясь с секторами обстрела соседних дотов, обеспечивают все вместе многослойную систему пулеметного огня. У всех пулеметов более совершенное, по сравнению с установками прежней линии Маннергейма, автоматическое циркулирующее охлаждение. Под дотом, как я уже говорил, — — каземат. От каземата назад идет укрепленный бревнами полного профиля окоп, соединенный с врытой в землю, открытой сверху, но огороженной с четырех сторон бетоном площадкой для стрельбы прямой наводкой.

Если прибавить, что дот, так же как и многие другие доты, расположен на крутом тридцатиметровом обрыве и, наконец, что перед ним в качестве естественного дополнительного Препятствия протекает узкая, но далеко не всюду проходимая вброд река, то картина будет более или менее полной.

Как поясняет мне командующий артиллерией полковник Л. П. Бальсин, для того чтобы разбить такой дот даже наиболее тяжелым снарядом, надо точно выполнить ряд условий: правильно выбрать дистанцию, угол падения и знать градусы округлости самого колпака — для того, чтобы избежать рикошетов. Только отчетливо представив себе все это вместе взятое и вдобавок представив себе, что таких дотов было сто тридцать на второй линия и почти столько же на третьей на одном этом участке прорыва, можно в какой-то мере понять чудовищные трудности, преодоленные нашими наступающими частями за эти трое суток.

Ошеломляющий успех частей полковника Борщева на этом направлении начался с третьего дня прорыва второй финской линии. Прорыв этой линии занял в общей сложности шестнадцать часов. Сложность заключалась в том, что войскам было приказано не терять темпа наступления и, в сущности, на подготовку штурма непосредственно перед этой линией было дано всего сутки...» {8}

Один из ветеранов нашей дивизии П. А. Паршуков вспоминает: «Я шел в бой с 4-й ротой 2-го батальона 176-го полка. Перед нами оказалась крутая высота. Мы вскарабкались на нее, а потом с криком «ура!» бросились в атаку на врага. Противник отступил. Мы сели на самоходки и понеслись по направлению к Койвисто. Ночью мелкие атаки противника отражали с ходу. Бой был настолько стремительным, что противник бросал на дороге орудия, машины. В одной из легковых машин мы нашли генеральские брюки и лакированные сапоги. Кто-то из солдат вспомнил шуточную солдатскую песню: «Мальбрук в поход собрался...»

Мы продолжали преследовать противника. 176-й полк, наступая вдоль Приморского шоссе на Выборг, а 340-й полк — на Приморск, к исходу 18 июня продвинулись вперед на 25 километров и овладели городом и портом Койвисто. 19 июня 340-й полк очищал от противника полуостров Койвисто, а 176-й полк, не встречая особого сопротивления, во второй половине дня овладел населенным пунктом Иоханнес и вышел к ближним подступам города Выборга.

Наш правый сосед — 90-я Краснознаменная Ропшинская стрелковая дивизия, прорвав оборону между озерами Каунн-ярви и Каулем-ярви, овладела сильными опорными пунктами Пихкала и Илякюля и развивала наступление в направлении Выборга.

Писатель К. Симонов нашел точные слова. Да, все мы были ошеломлены сменой событий, всех нас волновал воздух победы, все мы потеряли ощущение разницы между днем и ночью, и все мы боялись одного — остановиться.

Что значило тогда дать даже маленькую передышку противнику, видно из одного весьма прискорбного случая.

После освобождения Койвисто из штаба 340-го полка я связался по рации с командиром 176-го полка подполковником С. Ф. Семеновым и приказал ему ускорить преследование, чтобы не дать противнику возможности закрепиться на внешнем оборонительном рубеже города Выборга. Затем я решил сам выехать в 176-й полк. Каково было мое удивление, когда, догнав его, увидел, что он не наступает, а стоит на дороге. На мой недоуменный вопрос, почему полк не продвигается вперед, подполковник Семенов ответил:

— Только что здесь был заместитель командира корпуса, приказал нам остановиться и до особого приказа дальше не двигаться, сказал, что предполагается направить наш полк на другой участок.

Пришлось позвонить командиру корпуса и доложить обстановку. Выслушав меня, он счел необходимым не менять направления и приказал продолжать преследование. К сожалению, даже эта небольшая остановка дала противнику возможность оправиться, занять оборону вдоль берега реки и оказать полку организованное сопротивление. В результате из-за маленькой задержки мы были вынуждены прорывать оборону врага с тяжелыми боями.

Для обороны Выборга противник создал сильную группировку войск в составе четырех пехотных и одной танковой дивизий, двух пехотных и одной кавалерийской бригад, а также бригады береговой обороны. В резерве была 10-я пехотная дивизия.

Командующий фронтом 19 июня принял решение развить наступление в северо-западном направлении, уничтожить Выборгскую группировку противника и не позднее 20 июня овладеть городом Выборгом, а 21 июня выйти главными силами на рубеж Антрея — Выборг.

После авиационной и артиллерийской подготовки с утра 20 июня войска 23-й и 21-й армий перешли в наступление. Целый день продолжались ожесточенные бои. Враг упорно дрался на оборонительном рубеже, созданном вокруг города. Вечером наши войска штурмом овладели городом и крепостью Выборг — важным узлом сопротивления финнов на Карельском перешейке и вышли на рубеж Луккюля — Таммисую — северная и западная окраины Выборга.

Выборг, который еще во времена Петра I образно называли подушкой великого града на Неве, снова стал нашим!

Как позднее стало известно, 19 июня финское правительство и верховное командование финских вооруженных сил обратились с просьбой к немецко-фашистскому правительству, чтобы оно срочно направило в Финляндию шесть немецких дивизий и значительное количество авиации.

Но Гитлер смог выделить им только одну 122-ю пехотную дивизию и часть авиации, которые в спешном порядке были переброшены в Финляндию. Чтобы как-то обнадежить союзника, в Хельсинки прибыл министр иностранных дел фашистской Германии Риббентроп. После недолгих переговоров президент Финляндии Рюти передал послание Гитлеру, в котором заверял его, что Финляндия не выйдет из войны без согласия Германии. Гитлер же в свою очередь через Риббентропа заверил Рюти, что будет продолжать оказывать помощь Финляндии вооружением, продовольствием и разными товарами.

Однако ход событий уже не зависел ни от профашиствующих правителей Финляндии, ни от Гитлера, на которого они все еще продолжали делать свою ставку. Победа войск Ленинградского фронта на Карельском перешейке создала благоприятные условия для наступления левого крыла войск Карельского фронта на медвежегорском направлении и на реке Свири.

После взятия Выборга войска 7-й армии Карельского фронта 21 июня также начали наступление. В первый же день они форсировали реку Свирь и прорвали глазную полосу обороны противника. Этот успех был немедленно использован на медвежегорском направлении, где в бой вступила 32-я армия. Войска Карельского фронта во взаимодействии с Онежской флотилией, успешно развивая наступление, уже через неделю — 28 июня — овладели городом Петрозаводском.

Наша 46-я дивизия через два дня после взятия Выборга была выведена во второй эшелон 21-й армий.

26 июня меня срочно вызвал командующий 21-й армией генерал-полковник Д. Н. Гусев на командный пункт 97-го стрелкового корпуса, который располагался на северо-восточной окраине Выборга.

— Командарм не дождался вас и уехал, — сказал командир корпуса генерал М. М. Бусаров, здороваясь со мной.

От него я узнал, что нашей дивизии предстояло как можно скорее форсировать залив Вентелян-селькя, уничтожить противника, находящегося на восточном берегу, и захватить там плацдарм. В дальнейшем наступать в направлении населенного пункта Пирти, выйти в тыл готовящей контрудар, группировке и во взаимодействии с войсками 30-го гвардейского стрелкового корпуса разгромить её. Начало наступления в 9 часов утра 27 июня.

Был поздний вечер. Я прикинул все наши возможности и решил, что сроки для подготовки к наступлению нам дали нереальные, Вся эта спешка ни к чему хорошему не приведет: мы только зря погубим людей. Я высказал свои соображения Бусарову. Он удивился:

Полковник, подумайте, что вы говорите? Ведь это приказ командующего!

— Вот именно, — ответил я, — подумал, поэтому и хочу получить реальный срок для подготовки к наступлению.

Генерал Бусаров по телефону доложил командарму, что Борщев прибыл, но не желает выполнить задачу.

Д. Н. Гусев приказал передать мне телефонную трубку. Поздоровавшись со мной, командарм спросил:

— В чем дело, полковник Борщев?

В эту минуту я вспомнил, как сам же Дмитрий Николаевич, читавший нам, слушателям Академии имени М. В, Фрунзе, курс лекций по тактике, предостерегал от поспешности во время подготовки к любому бою. Это сейчас придало мне еще больше уверенности в моей правоте. Я ответил командарму, что дивизия находится в 70 километрах от залива. Командиры частей будут здесь не раньше, чем через три часа. Вся дивизия может сосредоточиться только к утру. Мы не успеем провести рекогносцировку, поставить задачи на местности, отработать вопросы взаимодействия, спланировать артиллерийское обеспечение и занять исходное положение для наступления к 9 часам утра. Кроме того, нет никаких переправочных средств, и их нам не обещают.

Выслушав меня, командарм задал вопрос:

— Что же вы предлагаете?

— Прошу дать сутки на подготовку и средства для форсирования водной преграды.

Командующий спросил, хватит ли нам одних суток на подготовку, и, получив утвердительный ответ, сразу согласился.

Не теряя времени, я со своей оперативной группой, состоящей из офицеров оперативного и разведывательного отделений и штаба артиллерии, выехал на КП командира 178-й стрелковой дивизии для уточнения обстановки. Эта дивизия уже пыталась форсировать залив, но успеха не достигла. Командир ее выглядел очень озабоченным и усталым. Он подробно рассказал о противнике и его обороне, а также о причинах неудачного форсирования залива. Я договорился с ним о порядке смены частей.

К трем часам утра прибыли командиры наших полков. Мы провели рекогносцировку. Вскоре все части дивизии сосредоточились недалеко от залива. Нам доставили переправочные средства (понтоны, лодки), а также резиновые надувные костюмы для стрелковых подразделений. Командиры уточнили задачи на местности и договорились о взаимодействии. До начала наступления мы еще успели провести батальонные и ротные учения на озерах в тылу: «Форсирование водной преграды, захват плацдарма и бой в глубине обороны противника».

Люди на опыте убедились, что если лодка перевернется, то спасет плавательный костюм. Были на учениях и курьезы. Солдаты, не умеющие плавать, вывалившись из лодки, начинали кричать: «Помогите!», а потом вдруг замечали, что не тонут — на воде их держит плавательный костюм. Под смех и шутки товарищей они сами добирались до берега.

Все это время в полосе наступления дивизии мы вели наблюдения за противником. Как много, оказывается, можно успеть за одни сутки!

В ночь на 28 июня части дивизии вместе с нашим 393-м артполком и приданными ей 1237-м самоходно-артиллерийским, 1235-м артиллерийским и 594-м минометным полками заняли исходное положение для наступления. Боевой порядок строился в два эшелона. В первом эшелоне наступали 340-й и 176-й стрелковые полки, во втором — 314-й стрелковый полк.

Вечером, когда стемнело, командир 340-го полка подполковник А. И. Зимин выслал разведку — отделение младшего сержанта Михайлова — для поиска мелкого участка залива. Разведчики кашли мелководье глубиной не более метра. Зимин решил под прикрытием тумана переправить свой первый эшелон на восточный берег залива. Я одобрил это решение. На рассвете 29 июня батальоны капитанов М. Ф. Петрова и Ф. С. Михалева бесшумно вброд перешли залив и замаскировались в камышах.

Тщательно готовились к этому бою наши артиллеристы. Командир 2-го дивизиона 393-го артполка майор И. И. Карапищенко вместе с командиром батальона капитаном М. Ф. Петровым наметил участки огня, места переправы, подходы к ним. Командиры батарей старшие лейтенанты Некрасов, Ермолаев и капитан Сердюк уточнили с командирами рот задачи на местности, выбрали репера, произвели пристрелку и подготовили исходные данные для стрельбы по целям.

На противоположный берег переправились командир управления 5-й батареи лейтенант Левчак, два разведчика и два радиста. Они расположились на наблюдательном пункте командира 1-й роты. До начала нашей артподготовки противник так и не обнаружил наших пехотинцев и артиллерийских разведчиков на своем берегу. Он открыл огонь по озеру и по нашим бывшим наблюдательным пунктам тогда, когда там никого уже не было. Майору И. И. Карапищенко этого только и надо было. Он обрушил огонь своего дивизиона по первой траншее и по обнаруженным целям.

В 8 часов 20 минут началась наша общая мощная артподготовка. Первыми бросились в атаку батальоны Петрова и Михалева. В это время залив форсировали все подразделения 340-го и 176-го полков. Сокрушительный удар артиллеристов и первых двух батальонов ошеломил врага. Это облегчило форсирование залива. Дивизия прорвала оборону на трехкилометровом участке. Сразу были введены понтоны, по которым на восточный берет Вентелян-селькя переправились 393-й артполк и 1237-й самоходно-артиллерийский полк. Сопротивление врага было окончательно сломлено. К 19 часам мы овладели перекрестком шоссейных дорог и населенным пунктом Портнихойка.

Только мы успели здесь закрепиться, как разведка донесла, что противник готовится нас контратаковать силами спешившейся 1-й кавалерийской бригады и танками. Представитель авиационной части, находившийся при нашем штабе для осуществления взаимодействия, доложил об этом своему командованию и указал место сосредоточения вражеских войск. Как раз в момент развертывания кавалерийской бригады и танков для контратаки наша авиация, а затем и артиллерия нанесли по врагу мощный удар. Нам пришлось только завершить начатое ими дело. Противник был здесь полностью разгромлен. На поле боя остались разбитые и искореженные орудия и танки.

Вскоре мне позвонил командир 30-го гвардейского корпуса генерал И. П. Симоняк и сообщил, что финны на участках его дивизий прекратили свои контратаки и начали отходить. Следовательно, решил я, теперь противник снова будет контратаковать подразделения нашей дивизии, чтобы захватить перекресток дорог и отвести свои войска из образовавшегося мешка к Сайменскому каналу. Надо было во что бы то ни стало удержать перекресток. С этой задачей блестяще справился 340-й полк. Особенно отличились при этом батальоны капитанов Петрова и Михалева, которые во встречном бою буквально наголову разгромили врага.

После боя капитан С. Ф. Михалев увидел двух санитаров, которые несли на носилках раненого. Комбат узнал в нем старшего лейтенанта Н. В. Костенко, рота которого первой заняла перекресток. Когда противник, теснимый гвардейцами генерала Н. П. Симоняка, пытался снова захватить перекресток, Костенко трижды поднимал бойцов в контратаку. Перекресток рога удержала, но во время последней контратаки Костенко получил четыре пулевых ранения: в голову, грудь, спину и ногу. Комбат поблагодарил ротного. О его подвиге он доложил командиру полка подполковнику А. И. Зимину, а Зимин — мне. Я приказал Александру Ивановичу представить Костенко к ордену Красного Знамени. Помнится, Зимин, вздохнув, проговорил: «Видимо, уже наградят посмертно».

Через месяц в списке награжденных орденами Красного Знамени я увидел фамилию Н. В. Костенко, но о судьбе отважного ротного нам ничего не было известно. И вдруг совсем недавно я получил письмо от Н. В. Костенко. Николай Васильевич сообщал о себе: «Работаю начальником Речицкой районной машиносчетной станции ЦСУ БССР. Хотелось бы побывать на местах боев на Карельском перешейке и услышать от боевых товарищей рассказ о том, как протекали бои после моего ранения 30 июня».

В течение 30 июня, преодолевая упорное сопротивление противника, части дивизии продолжали наступать. К исходу дня мы овладели опорными пунктами Торрико, Вляхове, форсировали реку Кимпен-йоки и вышли на рубеж Харакамяки — Юлевесе. Здесь снова встретили организованное сопротивление. На следующий день противник после артиллерийской и авиационной подготовки перешел в контратаку. Было ясно, что он хочет восстановить прежнее положение. Но и эта контратака была нами отбита. Враг понес большие потери. Были потери и в нашей дивизии. Получили ранения командиры полков А. П. Мельников и И. Н. Фадеев. Смертью храбрых на поле боя пал командир 393-го артиллерийского полка подполковник Н. Д. Солодков.

5 июля мы сдали свою полосу обороны 178-й стрелковой дивизии и были выведены во второй эшелон 108-го корпуса. Таким образом, задачу по разгрому крупной группировки войск противника во взаимодействии с другими частями и соединениями наша дивизия выполнила с честью. Во время этих боев дивизия захватила 159 орудий и минометов, 23 танка и бронемашины.

Командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л. А. Говоров 12 июля приказал командующему 21-й армией генерал-лейтенанту Д. Н. Гусеву прекратить наступление и перейти к жесткой обороне.

Выборгская операция была осуществлена в короткий срок благодаря целеустремленной и тщательной подготовке войск фронта к наступлению, их возросшему мастерству, умению прорывать сильно укрепленные полосы обороны.

Партия и правительство высоко оценили полководческое искусство командующих фронтом и армиями, руководивших боевыми действиями по разгрому войск противника на Карельском перешейке.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 июня 1944 года командующему войсками Ленинградского фронта генералу армии Леониду Александровичу Говорову было присвоено звание Маршала Советского Союза. Этим же Указом присваивалось воинское звание генерал-полковника члену Военного совета фронта Андрею Александровичу Жданову и командующему 21-й армией Дмитрию Николаевичу Гусеву.

Наша дивизия в наступательных боях на Карельском перешейке приобрела богатый практический опыт прорыва сильно укрепленной долговременной обороны, форсирования рек, действий в условиях лесисто-болотистой и озерной местности. В дальнейшем этот боевой опыт был умело использован личным составом и командирами частей и подразделений.

За успехи в Выборгской операции, за мужество, героизм и отвагу сотни солдат, сержантов и офицеров нашей дивизии были награждены орденами и медалями СССР, а командиру 1-го батальона 314-го стрелкового полка капитану Иллариону Степановичу Зенину, как я уже упоминал, присвоено звание Героя Советского Союза. Командира 176-го полка подполковника С. Ф. Семенова наградили орденом Александра Невского, начальника политотдела дивизии полковника М. П. Меркушева, командиров полков подполковников А. П. Мельникова и А. И. Зимина, начальника штаба 1-го батальона 176-го полка старшего лейтенанта В. М. Рачковского — орденами Красного Знамени, а командира дивизии — орденом Ленина.

Разгром финских войск имел большое политическое и военное значение. Был предрешен вопрос о выходе Финляндии из войны. Потерпела крах безумная и подлая авантюра продажных правителей Финляндии — Рюти, Таннера и других, стремившихся вместе с германскими фашистами расчленить нашу Родину, задушить блокадой город Ленина.

После победы наших войск на Карельском перешейке и в Южной Карелии еще больше усилилось антивоенное движение в Финляндии. Народ требовал скорейшего выхода своей страны из войны. 1 августа 1944 года президент Финляндии Рюти — один из ярых сторонников союза с фашистской Германией — вынужден был уйти в отставку.

Гитлер, узнав о том, что Финляндия намеревается выйти из войны, отправил в Хельсинки со специальной миссией начальника штаба Верховного командования немецко-фашистской армии фельдмаршала Кейтеля.

17 августа 1944 года гонец Гитлера прибыл в Хельсинки и пытался убедить финское правительство продолжать войну против СССР. Но, как говорится, настали другие времена. Боясь гнева своего народа, увидевшего всю пагубность войны против Советского Союза, финское правительство ответило Гитлеру через Кейтеля, что оно не считает себя больше связанным обязательствами, данными Германии бывшим их президентом Рюти.

19 сентября 1944 года в Москве было подписано соглашение о перемирии с Финляндией. Финляндия фактически вышла из войны. Об этом мы узнали уже во время боев в Эстонии.

Таллинское направление

В ходе успешного летнего наступления в Прибалтике войска 1-го, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов освободили от оккупации восточную часть территории Эстонской, Латвийской и Литовской Советских Социалистических Республик и создали предпосылки для окончательного разгрома гитлеровцев в Прибалтике. Пытаясь как-то стабилизировать положение, Гитлер сместил генерал-полковника Линдемана с поста командующего группой армий «Север» и назначил нового командующего — генерал-полковника Фриснера, а затем и его заменил генерал-полковником Шернером, который потребовал от своих солдат «сражаться до последнего дыхания, врасти в землю, ни на шаг не отходить».

Немецко-фашистское командование придавало исключительное значение сохранению своих позиций в Прибалтике, имевшей огромное стратегическое значение для прикрытия границ Восточной Пруссии. Оно намеревалось также, используя базы, расположенные на побережье Эстонии, Латвии и Литвы, блокировать наш Краснознаменный Балтийский флот и сохранить морские коммуникации со Швецией, откуда доставлялось стратегическое сырье для военной промышленности.

К лету 1944 года гитлеровцы сосредоточили в Прибалтике 47 дивизий и несколько отдельных бригад. На широком фронте создавались мощные оборонительные сооружения, которые в сочетании с пересеченной местностью, изобилующей многочисленными реками, озерами, болотами и лесами, представляли собой довольно серьезную преграду для наступающих частей Советской Армии.

На реке Эмма-йыги, где было остановлено наступление частей нашей предшественницы — 67-й армии, командование гитлеровских войск собрало в кулак крупную группировку и создало мощный укрепленный оборонительный рубеж. Все высоты и населенные пункты были превращены в сильные опорные пункты. Закопанные в землю танки и самоходки использовались как неподвижные огневые точки. Подходы к переднему краю прикрыли проволочные и минные заграждения.

По решению Ставки Верховного Главнокомандования войскам Ленинградского и 3-го Прибалтийского фронтов предстояло во время летнего наступления в Прибалтике разгромить немецко-фашистскую группировку «Нарва» и освободить Советскую Эстонию.

Командование Ленинградского фронта намечало частью сил форсировать Чудское озеро из района Гдова. Операция началась в конце июня 1944 года. Войска 8-й и 2-й ударной армий прорвали сильно укрепленную оборону гитлеровцев в районе Нарвы, полностью освободили город и продвинулись вглубь на 25 километров. В дальнейшем эти армии встретили ожесточенное сопротивление врага, занимавшего укрепленную оборонительную полосу под условным названием «Танненберг». Прорвать ее с ходу нашим войскам не удалось.

Учитывая сложившуюся обстановку, командование Ленинградского фронта приняло решение прекратить наступление и подготовить на этом же направлении новую операцию, для осуществления которой перебросить часть сил с Карельского перешейка и, в частности, 108-й стрелковый корпус, в состав которого входили 90-я, 372-я и наша 46-я стрелковые дивизии.

В течение августа командование фронта готовило наступательную операцию на таллинском направлении. Планировалось главными силами прорвать укрепленную позицию «Танненберг», а частью сил форсировать Чудское озеро и высадить десант в тылу обороняющейся группировки противника. Выполнение десантной операции было возложено на нашу дивизию. После освобождения Выборга она была переброшена в район Кингисеппа, а затем передислоцирована в район Гдова на Чудское озеро, где и приступила к подготовке десантной операции.

Пока шли наши тренировки, войска 3-го Прибалтийского фронта прорвали линию «Пантера», овладели городами Печера (Петсери) и Выру, а 25 августа — городом Тарту. 18-я армия немцев оказалась расчлененной, а над всей группой войск «Нарва», оборонявшейся на территории Советской Эстонии, нависла угроза окружения. Как тут не использовать выгодную оперативную обстановку! И маршал Л. А. Говоров предложил Ставке Верховного Главнокомандования перенести главный удар Ленинградского фронта с нарвско-таллинского на тартуско — таллинское направление. Для этого 2-я ударная армия должна была совершить марш-маневр с Нарвского участка вдоль фронта, переправиться через пролив между Чудским и Псковским озерами и сосредоточиться в районе Тарту. Затем нанести удар на Таллин и выйти в тыл группировке «Нарва». Ставка одобрила это предложение. В связи с этим отпала надобность 46-й дивизии форсировать Чудское озеро.

2-я ударная армия совершила быстрый и смелый маневр с правого крыла фронта на левый. Она двигалась в непосредственной близости от противника, находившегося за Чудским озером, по единственной дороге Сланцы — Новинка и далее к проливу Теплое озеро. Пять корпусов этой армии успешно переправились через пролив и 12 сентября, т. е. ранее, чем было предусмотрено приказом, сосредоточились южнее и юго-восточнее города Тарту. Мы встретились здесь со старыми боевыми друзьями из 67-й армии. Они передали нам участок фронта с плацдармами на рубеже реки Эмма-йыги, а сами направились освобождать Ригу. Мы от всей души пожелали друзьям большого успеха.

Короткий подготовительный период к наступлению был насыщен в дивизии разносторонней партийно-политической работой. Нашим пропагандистам и агитаторам помог председатель Президиума Верховного Совета Эстонской ССР товарищ Варес. Он написал для армейской газеты статью, в которой говорилось о дружбе эстонского и русского народов, о самоотверженной неутихающей трехлетней борьбе эстонцев за освобождение своей родной земли от фашистского ига, о страшных злодеяниях гитлеровцев в Советской Эстонии: фашисты уничтожили 125 тысяч человек — военнопленных, партизан, а также тех, кого они подозревали в сочувствии Советской власти, десятки тысяч мирных жителей угнали в Германию.

Гитлеровские главари делали все, чтобы онемечить эстонский народ и превратить советскую республику в германскую колонию. Они возвращали старых баронов в эстонские поместья, отбирали у крестьян полученную ими от Советской власти землю, выбрасывали людей на улицу, оставляя их без средств к существованию.

С первого и до последнего дня оккупации эстонский народ вел борьбу со своими поработителями. Во многих районах Эстонии действовали партизанские отряды и подпольные партизанские группы. В одном из боев партизан Э. Меймре из отряда К. Юриссона был тяжело ранен и не мог двигаться. Когда гитлеровцы стали к нему приближаться, отважный партизан, израсходовавший все патроны, подорвал себя гранатой. Так героически, готовые на самопожертвование, боролись народные мстители-эстонцы против гитлеровцев.

Наши пропагандисты, работники политотдела дивизии, агитаторы выступали не только перед бойцами, но и перед населением освобожденных районов, рассказывали им о героических делах нашего народа и победах Советской Армии. Интересно проходили организуемые нами встречи воинов дивизии и эстонского корпуса.

Яркие, содержательные материалы о дружбе и братской взаимопомощи эстонского и русского народов в их совместной борьбе с фашистскими захватчиками печатались для пропагандистов и агитаторов в армейской газете «Отважный воин» и дивизионной газете «За Родину». Разнообразная политическая и партийная работа содействовала подъему духа наших воинов, их решимости вышвырнуть с эстонской земли гитлеровцев.

В полках накануне боев были проведены слеты боевого актива, семинары парторгов и комсоргов рот, взводных агитаторов. В боевых листках и листках-молниях военкоры рассказывали об опыте воинов всех родов войск, отличившихся в предыдущих боях.

Командующий 2-й ударной армией генерал И. И. Федюнинский, планируя предстоящую операцию, решил прорвать оборону противника двумя ударами по сходящимся направлениям (с одной стороны — -30-м гвардейским и 8-м эстонским корпусами, а с другой — 108-м корпусом) и, разгромив противостоящую вражескую группировку, развивать наступление на Таллин. В предыдущих операциях у Ленинградского фронта не было возможности применять значительные танковые силы. В Эстонии же местность позволяла использовать танковые войска для взлома обороны противника и стремительного продвижения в глубину.

Перед нашей 46-й Лужской стрелковой дивизией была поставлена задача: прорвать оборону противника севернее Тарту, во взаимодействии с 90-й Ропшинсксй Краснознаменной дивизией разгромить врага, с ходу форсировать реку Амме и овладеть рубежом Касси — Ванагайзе. В дальнейшем двигаться вдоль шоссе и железной дороги на Валоди.

Дивизия во время подготовки к наступлению располагалась в предместье Тарту. На собрании наших агитаторов лектор из политотдела эстонского корпуса рассказал историю этого города. В 1030 году его основал киевский князь Ярослав Мудрый и назвал Юрьевом. Рождение Юрьева отвечало интересам и эстонцев, и русских. По реке Эме, где был построен город, проходил основной путь от псковичей к эстам. Не раз на Юрьев совершали набег немецкие псы-рыцари, жгли и разоряли его. И всегда на помощь ему приходили псковичи и новгородцы. Они освобождали эстов и возвращались из походов победителями «со множеством полона и честию великой», как рассказывают летописи. Грабили Юрьев шведские и польские феодалы. И только в 1704 году русские войска под предводительством Петра I окончательно освободили его от шведских захватчиков. Позже город стал одним из культурных центров. В его университете, основанном в начале XIX века, учились многие видные деятели нашей культуры.

К сожалению, не было времени осмотреть город. И все же как-то после проверки частей вместе с группой бойцов 314-го полка я побывал у развалин Ивановской церкви — замечательного памятника архитектуры XIV века, который не пощадили фашистские варвары XX века.

Вернувшись в штаб дивизии, я узнал приятную новость: постановлением Совета Министров СССР мне присвоили звание генерал-майора. Боевые друзья и товарищи поздравили меня. Отметить это событие тогда так и не пришлось. Надо было немедленно ехать на командно-наблюдательный пункт для уточнения обстановки.

Мой НП располагался на чердаке трехэтажного здания, с которого хорошо просматривались вражеская оборона и боевые порядки наших частей и соседа справа 90-й стрелковой дивизии.

В ночь с 16 на 17 сентября 314-й и 340-й полки дивизии сменили обороняющиеся здесь части. Смена прошла спокойно. Противник, как и до этой ночи, сделал несколько коротких, но сильных артиллерийских налетов по мосту и центру Тарту.

По переднему краю он вел обычный редкий пулеметный огонь. Наши пехотинцы отдыхали перед боем. Только саперам майора М. Н. Верещагина было не до сна. С наступлением темноты и до рассвета они обезвреживали вражеские мины, делали проходы для пехоты и танков.

Группа саперов под командованием полного кавалера ордена Славы старшины Павла Федоровича Семенова своевременно обезвредила 10 закопанных противником бомб большого калибра затяжного и нажимного действия. Кроме того, в ночь перед наступлением саперы искали и нашли брод в реке, пересекающей город Тарту. Хотя противник и не успел взорвать мост, но вел по нему сильный огонь. Мы тогда, конечно, правильно решили, что использовать мост можно будет только после того, когда враг начнет отступать...

Командование группы армий «Север», конечно, прекрасно понимало, что в случае удачи русских немецкие войска оперативной группы «Нарва» скажутся отрезанными от остальных сил 18-й армии, которая отступала под ударами наших прибалтийских фронтов на Ригу. Это подтверждается опубликованными после войны документами. Так, например, 15 сентября 1944 года, т. е. за два дня до нашего наступления из района Тарту, командующий группой армий «Север» генерал-полковник Шернер докладывал начальнику генерального штаба немецких сухопутных войск: «...Я настоятельно прошу высшее командование сегодня отдать приказ о проведении операции «Астер» (операция по отходу войск группы армий «Север» в Восточную Пруссию. — С. Б.). Я прошу вас, сделайте это срочно... Мы здесь сражаемся за свою жизнь... Сейчас настала последняя возможность уйти. Кроме того, если русские перейдут в наступление от Тарту, то мы можем оказаться отрезанными»{9}.

17 сентября в 7 часов 20 минут взметнулись к небу красные ракеты. Началась артиллерийская подготовка. Тысячи орудий и гвардейских реактивных минометов обрушили удар по противнику. Сплошные облака дыма, пыли и огня закрыли вражеские позиции.

Семьдесят минут вела огонь артиллерия, чередуя огневые налеты со стрельбой на разрушение. За 10 минут до конца артиллерийской подготовки орудия и минометы произвели последний и самый мощный огневой налет по переднему краю обороны гитлеровцев.

Одновременно с этим наша авиация бомбила вражеские опорные пункты, артиллерийские позиции и резервы противника.

Затем произошло то, чего так боялся командующий группой армий «Север» генерал-полковник Шернер. Из района Тарту в общем направлении на Таллин перешла в наступление вся наша 2-я ударная армия. К этому времени немецкое командование еще не успело отвести свои войска, оборонявшиеся в районе Нарвы.

По сигналу атаки 31-й танковый полк, а также цепи пехоты 314-го и 340-го стрелковых полков стремительно ринулись вперед. Вместе с командиром корпуса генерал-лейтенантом В. С. Поленовым мы наблюдали за атакой и хорошо видели, как наши танки и пехота ворвались на передний край гитлеровцев. В первой траншее врага раздавались взрывы гранат. И вот уже пехота безостановочно и стремительно двигается за танками в глубь обороны противника.

«В нашем полку, — рассказывал мне позже агитатор 314-го полка Яков Денисович Зржава, — вместе с русскими воюют против общего врага представители почти всех национальностей нашей Родины — русские, украинцы, белорусы, казахи, узбеки, туркмены, таджики, грузины, армяне, башкиры, чуваши. Взводный агитатор казах Аман Исенов в траншейном бою уложил гранатами 5 гитлеровцев. Пулеметчик коммунист башкир Галестинов метким огнем пулемета прокладывал путь стрелкам, искусно меняя огневые позиции. Грузин Зарикадзе и русский Четвертаков били врага врукопашную, как настоящие богатыри, и каждый из них старался помогать другим, вовремя защитить командира, товарища по роте. Бывший партизан С. Г. Гаврилов с честью выполнил свою клятву, показал себя истинным героем. Он, как и в прежних атаках, шел впереди, увлекая за собой воинов роты».

За два часа боя части дивизии прошли три с половиной километра и овладели первой позицией гитлеровцев. Особенно отличился в этом бою 1-й батальон 314-го полка под командованием Героя Советского Союза капитана И. С. Зенина. Смелой и внезапной атакой он овладел господствующей высотой и глубоко вбил клин в оборону врага. Остальные батальоны полка встретили упорное сопротивление и вели затяжной бой в лесу.

Левофланговый 340-й полк подполковника А. И. Зимина наступал вдоль шоссейной дороги, преодолевая минные поля и инженерные заграждения. Вскоре он овладел сильными опорными пунктами Ланэ, Марама и Пикасээди. Выполнив ближайшую задачу, подполковник А. И. Зимин ввел в бой второй эшелон — 3-й батальон капитана Ф. С. Михалева. Продвигаясь вперед, 340-й полк вышел к реке Амме. Один его батальон форсировал реку и захватил на берегу плацдарм. Успешно наступал и 314-й полк подполковника А. П. Мельникова. Два его подразделения овладели населенными пунктами Копли и Реесту и, преодолев реку Амме, заняли плацдарм глубиной до полутора и шириной до двух километров.

По мере нашего продвижения вперед сопротивление врага нарастало. Предприняв контратаку двумя пехотными батальонами с 25 танками, противник потеснил поредевшие подразделения 314-го полка. Тогда командир полка А. П. Мельников ввел свой второй эшелон. Командир противотанкового истребительного дивизиона майор Г. Л. Вольфсон переправил на плацдарм пушки. Взаимодействуя друг с другом, командиры 314-го и 340-го полков при поддержке артиллерии и авиации сумели не только отбить три вражеские контратаки (каждая силой до полка), но и расширить плацдарм в глубину до трех километров и по фронту до четырех.

Во время боя за плацдарм отлично действовал 1-й батальон 340-го полка под командованием капитана М. Ф. Петрова. Бойцы батальона первыми переправились через реку. В течение нескольких часов они отражали контратаки и обеспечили форсирование Амме главными силами полка.

Разговаривая со мной по рации, Зимин то и дело нахваливал комбата Петрова.

— Не ранило его? — спросил я, зная, как всегда не везло капитану Петрову.

— Цел и невредим, — ответил подполковник Зимин, — сам удивляется, говорит, наконец-то осколки и пули стали обходить меня.

— Передайте капитану Петрову и его бойцам мою благодарность, — сказал я и добавил: — Бить врага — похвально, при этом самому оставаться невредимым — трижды похвально. Запомните это, Александр Иванович!

— Постараюсь запомнить, — ответил А. И. Зимин. Этот разговор, видимо, крепко врезался в память командиру 340-го полка. Когда в одном из завершающих боев уже в Германии буквально накануне нашей победы Зимина тяжело ранило, он, лежа на носилках, словно оправдываясь передо мной, сказал:

— Плохо запомнил ваш наказ, товарищ генерал.

К слову сказать, командиры полков были у нас отличными мастерами боя. И если что и мешало им иногда, так это бравада, стремление самим возглавить атаку. Хотя все они хорошо знали, что оставлять НП, передоверять управление боем своему заместителю или начальнику штаба и идти вперед в цепи атакующих имеют право только в исключительных случаях. Часто я напоминал им об этом. Как-то Мельников простодушно признался:

— Легче идти в цепях атакующих, видеть все своими глазами, быстро принимать решения, чем ждать от комбатов донесения или выслушивать «накачки» вышестоящего начальства.

На совещаниях мы часто возвращались к начатому Мельниковым разговору. Я не переставал требовать от командиров полков учиться умению выбирать свое место в бою, не проявлять излишнюю нервозность, доверять подчиненным и, как правило, управлять подразделениями со своего НП.

Особенно это необходимо было делать во время наступления, когда мы стремились обходить врага с фланга и тыла, окружать его, отрезать от штабов, расчленять по частям и, в зависимости от обстановки, уничтожать или брать в плен.

Дальнейший ход событий показал, что умелое управление боем со своего наблюдательного пункта давало возможность командиру хорошо ориентироваться и принимать правильные решения.

Накануне одного из боев за сильно укрепленный опорный пункт командир 314-го полка подполковник А. П. Мельников передал мне по рации, что он находится в передовых цепях и собирается вести на штурм свою пехоту. Я приказал ему немедленно вернуться на наблюдательный пункт, подтянуть артиллерию, танки и обойти с флангов каменные строения, которые враг превратил в доты. Выполняя мой приказ, Мельников обошел вместе со своим полком опорный пункт. Бойцы устремились вперед. В тылу у 314-го полка осталась большая группировка противника. Она пыталась прорваться из окружения, применяя артиллерию. Нашему полку пришлось отражать атаки с фронта и с тыла. На помощь нам пришла авиация. Я приказал Александру Петровичу обязать подчиненных ему командиров всех степеней обозначать свое продвижение ракетами, чтобы наша авиация знала, где наши, а где противник. В этом была примечательная особенность наступательных боев. Мы продвигались вперед, не обращая внимания на оставшиеся в тылу войска противника.

Возвращаясь к началу боев за освобождение Эстонии, приведу пример того, насколько зрелыми были уже у нас тогда не только командиры старшего и среднего звена, но и младшего.

Во время одной из контратак отделение младшего сержанта Евгения Романова, закаленного в боях сибиряка, попало во вражеское кольцо. Бойцы укрылись среди каменных строений хутора, решив удержать его до подхода наших подразделений. Как только стали приближаться атакующие цепи гитлеровцев, командир отделения приказал открыть огонь. Гитлеровцы отступили и начали артиллерийский обстрел хутора. Загорелись скотный двор и жилой дом, а невдалеке от Романова разорвался снаряд. Когда рассеялся едкий дым, командир отделения увидел рядом стонущего пулеметчика Пушковского, лицо которого было залито кровью.

— Ничего, брат, заживут раны, — подбадривал Романов бойца, перевязывая его. — Лежи. А я сам встану к пулемету.

Взвод гитлеровцев снова двинулся на позиции отделения. Вот они показались из-за пригорка и стали приближаться к хутору. Было тихо, никто не вел огня, и гитлеровцы, осмелев, побежали вперед. До хутора уже оставалось метров сто пятьдесят, когда из каменных домов грянули выстрелы. И снова десятка два фашистов были срезаны огнем, а остальные залегли, не рискуя в открытую идти против храбрецов. А вскоре на выручку отделению младшего сержанта Евгения Романова подоспела одна из наших рот. Перед хутором нашли свою смерть до 50 гитлеровцев.

Для развития наступления с утра 18 сентября был введен в бой второй эшелон дивизии — 176-й полк. Ночью он и 31-й танковый полк переправились на плацдарм. В 8 часов 30 минут утра после короткой артподготовки наша пехота при поддержке танков перешла в атаку. Свежие части сломили ожесточенное сопротивление гитлеровцев. Преодолев заграждения, заболоченные участки и прорвав вторую полосу вражеской обороны, дивизия вышла на рубеж Касси. Командир 314-го полка А. П. Мельников, посадив пехоту на танки и автомашины, начал преследование противника по параллельной дороге на Валди — Ару — Кассинурме. Вскоре передовой отряд вышел в тыл обороняющемуся немецкому пехотному полку, перерезал ему путь отхода и совместно с 31-м танковым полком разгромил его в районе населенного пункта Ару.

Гитлеровцы не хотели примириться с потерей своей второй полосы обороны и неоднократно переходили в контратаки, пытаясь отбросить нас за реку Амме, но все было тщетно. Пришлось им ретироваться к реке Педья. По пятам преследовали отступавших наши передовые отряды. Порой им удавалось перехватывать пути отхода врага и наносить удары с тыла, дезорганизовывать его отступление, лишать возможности занять оборону на промежуточном рубеже.

314-й стрелковый и 31-й танковый полки быстро достигли реки Педья, буквально на плечах противника форсировали ее и захватили плацдарм на западном берегу. Полки, продолжая бой, овладели населенным пунктом Покасте, но дальше пробиться не смогли.

На одном из разборов, в котором приняли участие начальник штаба полковник Семенов, начальник оперативного отделения подполковник Окснер, начальник отделения разведки майор Шуленин, командующий артиллерией дивизии полковник Бальсин и другие, мы обсуждали ход боевых действий наших частей в наступлении и пришли к выводу, что противник пытается на промежуточных рубежах задержать наше продвижение, а перед отводом своих войск, как правило, наносит огневой удар и даже переходит в контратаку.

Так, например, 19 сентября утром противник силами до пехотного полка с 30 танками контратаковал подразделения 314-го полка, намереваясь сбросить его в реку. Удар оказался сильным. Два наших подразделения вынуждены были отойти. В деревне Покасте гитлеровцам удалось окружить роту старшего лейтенанта Измайлова. Подполковник Мельников запросил у меня помощи. Сам он со своим штабом находился в боевых порядках полка, отражая контратаки пехоты и танков.

Мы подтянули к месту боя дивизионную и поддерживающую артиллерию из соединения генерала В. С. Гнидина. Артиллеристы, открыв с левого берега сокрушительный огонь по фашистским танкам, помогли 314-му полку отразить контратаку врага и удержать плацдарм.

В это время рота Измайлова продолжала стойко обороняться против превосходящих сил противника. Батальон пехоты и 10 танков двигались на Покасте. Наше подразделение не имело здесь артиллерийских противотанковых средств, поэтому вражеские танки смогли подойти к западной окраине деревни. Один из них подобрался к развалинам дома, где оборонялось отделение младшего сержанта Ивана Кошелева. Командир отделения метнул противотанковую гранату и, очевидно, перебил гусеницу танка. Стальная громадина стала вдруг кружить на одном месте. В нее полетела и вторая граната. Из танка потянулась струйка дыма, которая быстро разрасталась...

Три танка врага ворвались в деревню, но наши бойцы сумели отсечь от них вражеских пехотинцев. Из окна дома кто-то из роты Измайлова бросил гранату. Попав на жалюзи, она взорвалась, и танк загорелся. Это заставило остальные два танка развернуться и на большой скорости покинуть деревню.

Однако рота буквально таяла. Многие бойцы погибли в неравной схватке, многие были ранены, но все, кто мог держать оружие, дрались. Уже смеркалось, когда солдаты Измайлова отбили последнюю контратаку и тут услышали стрельбу и гул моторов. Подоспели, наконец, наши. Немногие уцелели в роте Измайлова, но ее героический подвиг помог 314-му полку отразить все контратаки противника и удержать плацдарм.

На побережье!

Войска 2-й ударной армии, быстро продвигаясь вперед на таллинском направлении, угрожали замкнуть кольцо вокруг Нарвской группировки противника. Учитывая это. гитлеровское командование стало отводить свои войска из-под Нарвы и Таллина на Пярну и Ригу. Поэтому командарм И. И. Федюнинский перенацелил 108-й корпус с таллинского направления на пярнуское, чтобы перерезать пути отхода гитлеровцев из Эстонии. Перед 46-й и 90-й дивизиями возникла новая задача: наступать с рубежа реки Педья на побережье Пярнуского залива, овладеть городом Пярну закрыть пути отступления Нарвско-Таллинской группировке противника на Ригу.

В этот ответственный момент наступление нашей 46-й дивизии замедлилось. 314-й полк вел тяжелые бои с контратакующим противником за плацдарм на западном берегу реки Педья. Задержка в продвижении дивизии обеспокоила не только командира корпуса В. С. Поленова, но и командарма И. И. Федюнинского, а также командующего фронтом Л. А. Говорова.

Я, как это нередко случается на войне, когда с одной стороны противник бьет, а с другой начальство ругает, оказался между «молотом и наковальней». Пока уточнял причины задержки наступления и докладывал обстановку, дивизионная разведка установила, что в районе населенного пункта Йыуне противник не имеет укреплений и сплошной обороны. Я принял решение: силами 176-го полка подполковника С. Ф. Семенова обойти противника слева в направлении Йыуне и во взаимодействии с 314-м стрелковым и 31-м танковым полками нанести удар по врагу с тыла и фронта, а затем окружить его в районе Симусти.

По лесным дорогам и болотам полк С. Ф. Семенова вышел к реке Педья в районе Йыуне, уничтожил оборонявшегося противника и к утру 20 сентября был уже в районе Симусти. В то же время 314-й полк не только отразил контратаки противника, но и расширил плацдарм, чем обеспечил переправу 31-го танкового полка на западный берег реки. Утром 314-й полк вместе с танкистами атаковал противника, разгромил до двух батальонов гитлеровцев и продвинулся за день на 15 километров. Боясь окружения, враг начал поспешно отводить свои основные силы. Подполковник Мельников, посадив пехоту второго эшелона на танки, стремительно преследовал отступавших гитлеровцев.

Во второй половине следующего дня 314-й стрелковый и 31-й танковый полки продвинулись на 20 километров и достигли узла дорог и крупного населенного пункта Айду. Взять его с ходу не удалось. Завязался ожесточенный бой. Снова задержка. А обстановка требовала дальнейшего стремительного продвижения.

Вместе с командующим артиллерией дивизии полковником Бальсиным и начальником оперативного отделения подполковником Окснером я выехал в 314-й полк. По пути нас нагнал командир корпуса генерал Поленов. Эта поездка едва не стоила всем нам жизни. На дороге у небольшого моста наши машины попали под сильный артиллерийский налет. Мы бросились в кювет. Вокруг рвались снаряды и свистели осколки. К счастью, никто не пострадал, но машины оказались буквально изрешеченными.

Когда добрались до места, то узнали, что перед 314-м полком оборона противника состояла из сильно укрепленных огневых позиций артиллерии и зарытых в землю самоходок и танков. Разведка установила, что одной артиллерии, кроме штурмовых орудий-самоходок, у гитлеровцев было 4 дивизиона. Наступать в лоб не имело смысла. Необходимо было осуществить обходный маневр.

340-му стрелковому и 31-му танковому полкам предстояло обойти укрепленный узел справа и во взаимодействии с 314-м полком уничтожить противника, окопавшегося в Айду. Одновременно я направил один батальон в обход гитлеровцев слева, чтобы перерезать шоссейную дорогу в районе населенного пункта Оя, идущую из Айду на Пильтсамаа.

Около шести часов пробирались бойцы-пехотинцы вместе с танкистами по бездорожью, по лесам и болотам. Поздно вечером мы услышали шум боя где-то севернее Айду. Тут же подполковник А. И. Зимин доложил по рации: «Атакуем противника во фланг; батальон капитана Новикова с тыла успешно атаковал огневые позиции артиллерийского дивизиона и захватил все его пушки».

Чтобы лучше управлять боем, командир 340-го стрелкового полка А. И. Зимин и командир 31-го танкового полка Прокопенко сели в танк. На броне танка ехали командир 1-го дивизиона 393-го артполка Ф. Н. Шевченко и два разведчика с радиостанцией. При въезде в Айду противник открыл огонь прямой наводкой по танку. Механик-водитель сразу свернул с дороги в поле. Первыми соскочили на землю Шевченко и разведчики с рацией. Зимин и Прокопенко также, к счастью, успели выйти из танка до того, как он был подбит. Шевченко быстро выбрал наблюдательный пункт, определил на глаз координаты, подготовил исходные данные и приказал командиру 1-й батареи подавить цель. Вражеский орудийный расчет был полностью уничтожен.

Гитлеровцы ожесточенно дрались за каждую улицу в Айду. Успеху боя способствовали удары с фронта 314-го полка. Совместными действиями сопротивление противника было сломлено, и в 23 часа населенный пункт Айду был очищен от врага.

Бывалые воины в боях за Айду показали пример новичкам. Был момент, когда на позиции одной из рот пошли три «тигра», а вслед за ними — автоматчики. Противотанковые ружья не могли пробить броню этих вражеских танков. Новички чуть было не отступили. Ветераны 314-го полка бойцы пулеметного расчета М. А. Александрова и 45-мм орудия Сотникова сумели быстро сменить огневые позиции, отсечь пехоту противника от танков и уничтожить ее. А «тигры» потом были подбиты артиллеристами 1-го дивизиона 393-го артполка.

Пример ветеранов помог новичкам преодолеть чувство страха, они втянулись в бой и действовали довольно умело, так, как их учили командиры перед наступлением.

Остатки разгромленного здесь 1149-го немецкого пехотного полка с танками и артиллерией отступили в город Пильтсамаа. Батальон под командованием капитана Ф. С. Михалева, который слева обходил Айду, к сожалению, с опозданием вышел в назначенный пункт и не успел перерезать пути отхода противнику. Мы приняли все меры, Чтобы ускорить преследование.

За 5 суток напряженных боев я почти не спал. Добравшись до штаба дивизии, решил прилечь. Но долго не мог заснуть, сказалось большое нервное напряжение. Спустя два часа проснулся и услышал, как начальник штаба дивизии полковник Семенов строго кого-то отчитывает:

— Доложите, почему полк топчется на месте? Ему что-то ответили.

— Какой там к черту противник! — горячился начштаба. — Он отходит из Пильтсамаа, а вы бездействуете!

Начальник штаба, оказывается, разговаривал с командиром 340-го полка, который доложил, что его полк в пяти километрах южнее Айду невдалеке от лесного массива ведет упорный бой. Между тем на фронте не было слышно ни одного выстрела. Стояла непривычная тишина.

Я взял трубку. Зимин повторил мне все и добавил, что противник даже пытался контратаковать его полк. Мы с начальником штаба переглянулись. Не требовалось долгих размышлений, чтобы понять — фашисты контратаковали его мелкими пехотными подразделениями, а главные свои силы в это время отводили на новый рубеж. Такой тактический прием врага был нам не в новинку. Следовало не упустить момент, сразу же начать активно преследовать противника, не давая ему оторваться и организовать оборону на новом рубеже.

— Немедленно переходите к преследованию! Сейчас выезжаю к вам, выставьте на дороге «маяк».

В «виллисе» со мной ехали два радиста и офицеры штаба — артиллерист, оператор и разведчик. Невдалеке от Айду нас встретил офицер полкового штаба и указал место, где находится передовой батальон.

— Командир полка сейчас там, — сказал офицер штаба.

Мы направились туда, но ни командира полка, ни комбата там уже не нашли.

Гитлеровцы, как мы и предполагали, отошли. Командир полка, посадив пехоту на танки и самоходки, стал преследовать противника, который так хитро обвел его. Полк, стремительно продвигаясь вперед, с ходу опрокидывал заслоны.

Однако противнику все же удалось остатками разгромленных пехотных полков сдержать нашу пехоту и танки на подступах к городу Пильтсамаа и ближайшим к нему населенным пунктам Паракузе и Сумуствере.

В половине седьмого утра части дивизии подошли к оборонительному рубежу противника на подступах к городу Пильтсамаа. Враг разрушил мосты, и поэтому наши танки и артиллерия отстали. Попытка 340-го полка с ходу овладеть населенным пунктом Паракузе не принесла успеха. Пришлось направить на помощь А. И. Зимину 176-й полк С. Ф. Семенова. Полку предстояло, двигаясь в обход на Паюзи, выйти в тыл противнику и совместно с 340-м стрелковым и 31-м танковым полками уничтожить его в районе города Пильтсамаа.

Спешно была подтянута дивизионная, приданная и поддерживающая артиллерия. Мы провели разведку и спланировали артподготовку. 176-й полк вышел в районе Паюзи, переправился через реку Пильтсамаа и устремился в тыл оборонявшимся. В 12 часов 30 минут после двадцатиминутной артподготовки с фронта в атаку пошли пехота и танки. Они смяли вражескую оборону и ворвались в город Пильтсамаа. Отступать немцам было некуда. К 20 часам дивизия полностью овладела городом. В этом бою гитлеровцы потеряли до 2 тысяч убитыми солдат и офицеров и 1700 пленными, не считая тех, кто разбежался по лесам.

В боях за город Пильтсамаа пал смертью героя один из наших лучших офицеров-специалистов, начальник артиллерийской разведки 1-го дивизиона старший лейтенант Иванов, были ранены командир 393-го артполка полковник С. А. Миль, командир 31-го танкового полка подполковник Прокопенко и командир 1-го дивизиона капитан Н. Ф. Шевченко.

Чтобы не дать противнику организованно отвести свои разбитые части, мы создали из подразделений 176-го и 340-го полков два подвижных передовых отряда и посадили их на танки 31-го танкового полка. Я приказал им совершить маневр: повернуть строго на запад, преследовать противника в направлении город Пярну — населенный пункт Синди и отрезать пути отхода Нарвской группировке противника на Ригу. Командир 176-го полка подполковник С. Ф. Семенов пошел со своим отрядом на Пярну, а командир 340-го полка подполковник А. И. Зимин — на Синди. Я отправился вместе с Зиминым.

Многие участки дороги на Пярну были заминированы противотанковыми минами. Здесь хорошо потрудились бойцы-саперы под командованием кавалера орденов Славы трех степеней старшины П. Ф. Семенова. По этой дороге на Пярну ни один наш танк не подорвался на мине. Танкисты мчались вперед, не подозревая, сколько было обезврежено мин, сколько труда и пота это стоило саперам, какому риску они себя подвергали.

23 сентября мы освободили Синди и Пярну и вышли на побережье Пярнуского залива, отрезав путь разбитым частям немецких войск, отступающим из Таллина на Ригу.

Затем 340-й полк, наступая вдоль побережья, овладел городом Айнажи. Здесь мы встретились с частями 67-й армии, наступавшими на Ригу.

После взятия Пярну Семенов передал мне по рации: «Нахожусь на побережье. Пью балтийскую водичку». Я просил передать благодарность всем участникам боев за Пярну и в шутку заключил: «У нас с Зиминым в бокалах тоже балтийская водичка. За ваше здоровье!»

Приказом Верховного Главнокомандующего 176-му стрелковому полку было присвоено почетное наименование Пярнуского. Тем же приказом 393-му артиллерийскому полку, который отлично действовал под командованием полковника С. А. Миля в этих боях, впрочем, как и во всех наступательных операциях по освобождению Ленинградской области и Эстонии, присваивалось наименование Пярнуского. Кроме того, Указом Президиума Верховного Совета СССР 393-й артиллерийский полк был награжден орденом Красного Знамени.

Во время боев за Синди и Пярну не раз случалось, когда солдаты противника, оказавшись в окружении, сразу прекращали сопротивление и разбегались.

Один из пленных офицеров заявил, что немецкие солдаты боятся сдаваться в плен, дескать, потому, что русские всех расстреливают. Командир полка А. И. Зимин разъяснил офицеру, что это геббельсовская брехня, и приказал ему вести своих солдат на сборный пункт военнопленных. Офицер тут же построил своих людей в колонну и повел ее. Не успела она отойти и 200 метров, как из леса стали выходить многочисленные группы немцев и примыкать к колонне.

Со взятием Пярну и выходом нашей дивизии на побережье Пярнуского залива почти вся территория Советской Эстонии за исключением островов Моонзундского архипелага была освобождена от гитлеровских оккупантов. В боях за Советскую Эстонию наши бойцы всегда ощущали всестороннюю поддержку эстонского народа. Эстонцы тепло встречали советских воинов, указывали им лесные дороги в обход вражеских опорных пунктов, помогали вылавливать укрывшихся гитлеровцев.

26 сентября я получил приказ командарма И. И. Федюнинского сосредоточить дивизию в районе города Тарту. За 10 дней наша 46-я дивизия прошла с боями около 300 километров. Нам привелось четырежды прорывать вражескую оборону и четырежды форсировать водные рубежи, преодолевать густые минные поля, вести ночные бои, совершать марши в любое время суток. Непрерывное наступление и организация подвижных отрядов преследования не дали противнику возможности оторваться от наших частей и подготовить сильную оборону на промежуточных рубежах. Не обошлось, разумеется, без недостатков: иногда мы запаздывали с применением маневра на охват и обход противника. Но все же дивизия успешно справилась с боевой задачей, полностью разгромив 1148-й, 1149-й и 186-й пехотные полки гитлеровцев, потерявших только убитыми около трех тысяч солдат и офицеров. Нами были взяты большие трофеи.

Участием в эстонской операции закончились боевые действия 2-й ударной армии и нашей дивизии на Ленинградском фронте. Не хотелось расставаться с фронтом, где мы сражались с первых дней войны. Но утешением для нас было то, что Ленинградская область и Эстонская ССР уже освобождены от фашистских захватчиков. Значит, мы едем бить врага поближе к его логову.

Военный совет фронта издал специальный приказ, в котором высоко оценил вклад войск 2-й ударной армии в разгром врага под Ленинградом. Боевые знамена ее частей, отмечал приказ, навсегда овеяны неувядаемой боевой славой.

Командование фронта устроило нам теплые проводы. Память об этом у нас, воинов-ленинградцев, осталась на всю жизнь.

Перед отъездом мы получили очень дорогое всем нам письмо, подписанное председателем исполкома Ленинградского городского Совета П. С. Попковым и секретарем Ленинградского горкома ВКП(б) А. А. Кузнецовым. Вот оно:

«Ленинградский городской комитет ВКП(б) и исполком Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся в связи с вашим отбытием на другой участок фронта, за пределы всем нам родного Ленинградского фронта, считают своим долгом еще раз отметить вашу боевую роль в обороне города Ленинграда и в разгроме немецко-фашистских войск под Ленинградом... Просим принять на добрую память наше письмо, как знак признательности и благодарности ленинградцев.

Да пусть благородное имя ленинградцев, которым вы именуетесь, и впредь будет вдохновлять вас на дальнейшие боевые успехи, на самоотверженное служение Родине...»

В первой половине октября дивизия догрузилась в железнодорожные эшелоны, и мы снова услышали стук колес. Поезд мчал нас на запад...