Эскадрилья «Комсомолец Заполярья»
Когда у нас с Елисеевым зашел разговор о работе железнодорожников, я вспомнил, что комсомольцы Кандалакшского депо первыми бросили призыв о сборе средств на постройку эскадрильи самолетов «Комсомолец Заполярья».
— Да, эта идея быстро нашла сотни последователей, — сказал секретарь горкома. — Поначалу казалось, что силенок не хватит, а смотрите, эскадрилья уже летает, уже бьет врага. Будет время, обязательно сходите к железнодорожникам. Замечательный народ.
Но прежде я побывал в горкоме комсомола. Познакомился с секретарями Антониной Удаловой и Асей Смоленниковой (ныне она Анастасия Павловна Кожевникова). Это они первыми поддержали инициативу узлового комитета ВЛКСМ по сбору средств на приобретение самолетов. Как сейчас, вижу Асю Смоленникову, молодую, красивую, очень энергичную девушку, которая умела зажечь молодежь и пламенным словом, и личным примером. Ее можно было видеть всюду: и на ночном дежурстве по городу вместе с дружинниками, и на разгрузке вагонов, и в госпитале, когда нужна была срочная помощь раненым. Она выступала в Кандалакшском Доме Красной Армии, бывала у нас в редакции.
Мы вновь встретились с Анастасией Павловной в Кандалакше в сентябре 1989 года, когда я был приглашен туда на 45-летие разгрома немецко-фашистских войск на Кандалакшском направлении.
После войны она много лет директорствовала в средней школе № 9, где вела кроме чисто педагогической большую работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи. Ее усилиями в школе создан музей 19-й армии. Недавно общественность города отметила 50-летие ее педагогической деятельности. Но Анастасия Павловна по-прежнему много сил отдает школе, так же энергична и неутомима, как и в годы войны. [288]
С железнодорожниками в том далеком уже теперь 1943 году мне предстояло встретиться и по своим, издательским, делам. Поэтому, следуя совету Елисеева, я пришел к ним, захватив подшивку «Часового Севера». С секретарем комсомольской организации Кандалакшского паровозного депо Ваней Степановым и другими ребятами мы с интересом рассматривали заметки, в которых сообщалось о сборе средств на постройку эскадрильи самолетов, о первых полетах эскадрильи в небе Заполярья, о подвигах ее летчиков.
Вот ребята склонились над заметкой «Горячий отклик». В ней сообщалось, что воины одного из подразделений внесли на строительство эскадрильи 12 тысяч рублей. В другом подразделении перечислили на эти цели еще 22 тысячи рублей. Очень скоро общая сумма собранных средств превысила 4 миллиона рублей.
— Мы ожидали, что наш призыв подхватят многие, — сказал секретарь комсомольской организации. — Но чтоб за короткий срок собрать столько! Об этом и не мечтали.
Конечно, сбор средств, вызванные этим волнения и ожидания — все это было теперь уже позади. Всех интересовало, как действует эскадрилья, сколько сбито самолетов противника. Ребята знали, что эскадрильей командует майор Громов, что он сбил в небе Заполярья семь самолетов противника. А кто еще летает на именных самолетах, как воюют молодые летчики? Далеко не на все вопросы я мог тогда ответить. Сказал, что новенькие самолеты МиГ-3, приобретенные на средства комсомолии, были переданы летчикам 2-й эскадрильи 20-го гвардейского авиационного истребительного полка, что прежде командовал эскадрильей отважный истребитель Александр Поздняков, который стал к моменту поступления новых самолетов уже инженером полка, а эскадрилью принял Громов. Поздняков вскоре погиб геройски в бою, таранив фашистский самолет. В том бою вместе с Поздняковым сражался и Алексей Хлобыстов, заместитель командира эскадрильи «Комсомолец Заполярья». Он тоже таранил вражеский самолет, а потом, мстя за гибель Позднякова, пошел на второй таран. Врага сбил, сам остался цел.
На этой встрече с железнодорожниками Кандалакши я обещал им побольше узнать о летчиках эскадрильи. Не сразу удалось выполнить это обещание. Но материал постепенно накапливался, и теперь я многое мог бы им рассказать. Прежде всего о первом командире эскадрильи «Комсомолец Заполярья» Георгии Васильевиче Громове. В те дни, когда он принял эскадрилью, ему не было еще и 25 лет. Родился [289] он в 1917 году в Темкинском районе Смоленской области. Рос в крестьянской трудовой семье. В 1932 году окончил среднюю школу, и тяга к учебе привела его в Москву. Здесь он поступил в ФЗУ (фабрично-заводское училище) и по окончании его стал электромонтером. Работая на заводе, увлекся авиацией. Без отрыва от производства обучался в аэроклубе. А дальше путь привел его в Борисоглебское военно-авиационное училище. Зимой 1939/40 года младший лейтенант Громов уже участвовал в боях с белофиннами на Карельском фронте. Здесь он прошел первую свою боевую школу.
В боях на Севере Громов с первого дня Великой Отечественной войны. На его счету несколько сбитых фашистских самолетов. Спустя много лет, уже после войны, я получил письмо от одного из ветеранов эскадрильи, служившего в годы войны мотористом, — Сергея Сергеевича Кузнецова. Вот как он рисует образ командира эскадрильи Георгия Васильевича Громова: «Это был человек богатырского телосложения. Высокий, круглолицый, черноволосый, с карими добрыми глазами, с открытой улыбкой на лице. О своих боевых вылетах он рассказывал, как об обычных делах, был сдержан, прост и душевен».
Собирать материалы по истории эскадрильи «Комсомолец Заполярья» я начал еще во время войны. Среди них есть и напечатанная в начале 1942 года заметка за подписью летчика М. Бычкова. Вот что он писал о командире эскадрильи: «Мне часто приходилось летать в паре с Громовым. И я очень многому у него научился. Но еще больше мне предстоит у него перенять. В бою он хладнокровен, инициативен и никогда без толку не лезет в схватку.
Однажды мы вылетели под водительством Громова для прикрытия объекта. В небе увидели истребителей врага. Ведущий резко отвернул в сторону и, маскируясь солнцем и облачностью, обошел истребителей. Он искал бомбардировщиков. И нашел. Они спешили с полной бомбовой нагрузкой к Мурманску. Мы ринулись на стервятников. «Юнкерсы» пикировали, пытаясь удрать, но майор Громов устремился за ними и одного пирата сбил».
Рассказывалось в заметке и о таком случае. Были дни, когда в эскадрилье оставалось мало боевых машин. Но не оставлять же бомбардировщики без сопровождения. И Громов один летал на их прикрытие. Однажды, возвращаясь домой, он увидел в районе аэродрома шесть истребителей противника. Не всякий решился бы вступить в бой. Но не таков Громов. Используя момент внезапности, он ринулся [290] на врага. Сбил два самолета противника, а сам благополучно сел на свой аэродром.
В марте 1942 года прибыл на Север с Дальнего Востока политрук Иван Михайлович Жариков. Это был уже опытный летчик, коммунист. Службу в эскадрилье «Комсомолец Заполярья» он начал в должности командира звена. Среди ее летчиков он выделялся тем, что был старше всех и по возрасту, и по стажу летной работы. Родился Жариков в 1915 году в городе Туле в семье рабочего. После окончания средней школы поступил монтером на центральный телеграф. В 1936 году был призван в Красную Армию и направлен на учебу в Борисоглебское военное училище летчиков. Затем, после окончания училища, служил на Дальнем Востоке в 40-м истребительном авиационном полку.
В Заполярье он встретился с давним другом Анатолием Елисеевым, с которым вместе учились в Борисоглебском училище. Елисеев был из тех людей, что сразу располагают к себе. Веселый, отзывчивый, он, казалось, никогда не унывал, и даже в тяжелые, трудные моменты улыбка не сходила с его приветливого лица. Хороший спортсмен, он и здесь находил время для ежедневной гимнастики, утверждая, что она помогает ему обретать выдержку и силу для воздушных боев.
Елисеев горячо, самозабвенно дрался с фашистскими стервятниками.
Подвели ли Анатолия горячность, боевой задор? Вряд ли. В бою опасно быть пассивным, плохо выжидать, когда на тебя нападут. Фашистские самолеты рвались к Мурманску. Елисеев с товарищами преградил им путь. Они сумели рассеять врага, заставить его повернуть, не достигнув цели. Но и наш летчик был сбит.
Жариков тяжело переживал гибель товарища. Места себе не находил, рвался в бой. Впоследствии в письме ко мне он вспоминал: «Гибель летчиков в полку всегда переживали тяжело. Ведь мы жили единой боевой семьей. Все у нас было общее, личного почти ничего. Жили дружно, берегли друг друга и в воздухе, и на земле. И каждая потеря, как незаживающая рана, не давала покоя. А Елисеев к тому же был веселым, неунывающим парнем. Его нам особенно недоставало потом».
В мае 1942 года в эскадрилью прибыла еще одна группа молодых летчиков. Среди них были Иван Жученко и Иван Разумов. Встретили новичков радушно. Командир эскадрильи, приветствуя их, сказал: «У вас есть сейчас одно несомненное [291] преимущество — молодость, молодой задор. А что нет еще опыта — не беда. Опыт придет. Бить врага научим».
Громов рассчитывал не только на свои силы. Опорой ему был выдающийся летчик Севера старший лейтенант Алексей Хлобыстов. На его счету к тому времени числилось до десяти сбитых самолетов противника. Добивая врага, он совершил третий воздушный таран. Громов и Хлобыстов учили Михаила Бычкова. А теперь Бычков взял себе ведомым Ивана Жученко.
Общительный, всегда открытый людям, Алексей Хлобыстов, когда бывал в Мурманске, неизменно заходил в редакцию «Часового Севера». Особенно памятна мне одна такая встреча. Возвращаясь из Москвы, где ему вручили орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза, прославленный летчик зашел в редакцию нашей армейской газеты. Его интересовали последние новости, свежие сводки Совинформбюро.
— Поотстал от событий за дорогу, — сказал он. — Прошу ввести в курс дела.
Мы проводили его в цех, где набиралась только что полученная сводка Совинформбюро. Летчику понравилась деловая обстановка, царившая в типографии.
— У вас здесь тихо. Можно работать, — сказал он.
И надо же так случиться! Как раз в это время начался налет вражеской авиации. Объявили воздушную тревогу, и всем пришлось пойти в бомбоубежище. Продолжая там свой рассказ о Москве, о том, как вручали ему награду, Хлобыстов неожиданно спросил:
— А где же та красавица, что сводку набрала?
Ему пояснили, что линотипистка осталась у машины, чтобы закончить набор. Иначе газета может опоздать.
— Да... — задумчиво протянул летчик. — И у вас тишина обманчива. Здесь тоже фронт.
Вскоре мы вернулись в цех. Наборщики, окружив летчика, наперебой задавали ему вопросы. Им хотелось побольше узнать о воздушных сражениях в небе над Мурманском, о том, как были совершены два тарана в одном бою.
Хлобыстов улыбался, разводил руками:
— Так уж получилось, ребята.
Чувствовалось, что говорить о себе ему не хочется. Кто-то упомянул про его геройство. Хлобыстов махнул рукой:
— Ну что вы, товарищи, какое особое геройство. Это же моя работа, мой труд. Нельзя было упустить врага. Он же мог много натворить бед. И вашу типографию, скажем, в руины превратить. Помнил об этом все время. Ну и рубанул. [292] Одного крылом по хвосту. А другой коршуном налетел, хотел меня сбить. Да не успел. Товарищи мои помогли. Враг совсем рядом оказался. Жалко ведь, если уйдет. А боезапасов нет. Пришлось ударить тем же крылом. Крылу, конечно, досталось. А я вот цел.
Я стоял рядом и любовался летчиком. Совсем молодой, с копной курчавых волос. Широкоплечий, но не высокий. И крепкий, мускулистый. Глаза любознательные, острые. Такое ощущение, что они все видят, все замечают.
Попрощавшись с полиграфистами, летчик заторопился. Но его перехватили наши журналисты, стали допытываться, о чем он думал, когда шел на таран.
— Опасный вы народ, газетчики, — улыбнулся Хлобыстов. — Не отстанете, пока душу не вывернете. Ну какие там в бою думы? Только успевай поворачиваться. Начнешь думать, враг тебе в хвост зайдет. И тогда уж каюк. Одно желание — сбить его скорей, чтоб не летал в нашем небе. А вот на дежурстве, когда сидишь наготове в кабине самолета и ждешь, когда дадут команду на взлет, тогда действительно о многом передумаешь. Тут и родное село вспомнишь, и дом, где вырос. Да мало ли...
Мы уже знали, что родился Алексей на Рязанщине, в селе Второе Захарове в семье крестьянина в 1918 году. Я это хорошо запомнил, потому что были мы с Хлобыстовым ровесники. Окончил Качинскую школу летчиков. А потом война, фронт. В эскадрилье говорили: «Враг нашего Алексея по почерку узнает».
Вот на таких героев и опирался командир эскадрильи Громов, когда учил молодых летчиков. Вместе с Хлобыстовым и Жариковым они вырастили Михаила Бычкова и многих других. А тот уже учил Ивана Жученко, Михаила Разумова. Мастера воздушного боя в эскадрилье не переводились.
Алексей Хлобыстов лежал в госпитале, куда попал после третьего воздушного тарана. Тогда он не смог сберечь свой самолет и, сам раненный, спасся только на парашюте. Друзья навестили его. Сказали, что прибыло пополнение. Хлобыстов поинтересовался:
— Ну и как? Каковы ребята?
— Парни крепкие. Любознательные.
— Я успел подружиться с одним из них, — сказал Михаил Бычков. — Младший лейтенант Иван Жученко 1922 года рождения, с Полтавщины. Парень общительный, веселый. [293]
— Ну, веселость еще не главный признак для летчика, — заметил Хлобыстов.
— Летать любит, рвется в небо.
— Вот это другое дело. Тут вы меня обрадовали.
Увеличение светлого времени сразу же сказывалось на ритме боевой работы. Участились воздушные тревоги. Фашистские самолеты стали чаще появляться над аэродромами. Порой они успевали сделать по два вылета в день.
Иван Жученко не пожалел, что дал согласие быть ведомым у Михаила Бычкова. Серьезно поверил он в свои силы и понял, что кое-чему научился, когда впервые выиграл трудный воздушный бой и сбил первый Ме-109.
Схватка, разгорелась в воздухе над озером Пяйве-Явр. Первым в атаку ринулся Михаил Бычков. Фашист увернулся. Бычков, сделав крутой вираж, снова атаковал противника. Неожиданно сзади Бычкова атаковал второй фашист. Тут-то и подоспел Жученко. Он не дал врагу времени на выход из боя и меткой очередью поразил его.
На аэродроме после посадки Михаил Бычков подошел к Жученко и крепко пожал ему руку.
— Поздравляю, — коротко сказал он. — Действовал смело и решительно, а главное, грамотно. Теперь, надеюсь, дело пойдет.
И дело пошло. До конца боевых действий на Севере Иван Жученко совершил более 150 боевых вылетов и сбил лично и в группе 11 самолетов противника. Последний вражеский самолет он сбил 30 июля 1944 года, будучи гвардии старшим лейтенантом, командиром звена.
Девушки начали появляться на аэродроме под Мурманском в суровую зиму 1942 года. Приехали оружейницы Тоня Александрова, Надя Арсеньева, маленькая, изящная Таня Сорокина, серьезная, красивая Маша Болотова. Девушки жили дружно, совместно переносили невзгоды, делились маленькими радостями. Все они были примерно одногодки и прожитыми годами похожи. Так, Тоня Александрова родилась в 1921 году в городе Сольцы Новгородской области. Пяти лет вместе с родителями переехала в Ленинград. После десятилетки поступила в институт. Но учиться не пришлось: началась война. Эвакуировалась в Нижний Тагил. Оттуда по комсомольской путевке направлена в Троицкую школу авиамехаников.
А попала вот сюда — на Север.
Девушки отвечали за оружие, после боя вновь готовили [294] самолеты к боевым вылетам. Это была боевая, ответственная задача, и девушки выполняли ее отлично, были верными помощниками механиков и техников. В летную погоду летчики делали по пять-шесть боевых вылетов в день. После каждого полета надо было подготовить машину к очередному вылету. И за всю войну не было случая, чтобы пулеметы или пушки отказали по вине оружейниц.
«В нашу обязанность, — вспоминала в письме ко мне Антонина Дмитриевна Шамаева (Александрова), — еще входила охрана самолетов в нелетное время, в основном ночью. Вот и сейчас вижу большой аэродром (Мурмаши), нас, двух девушек, на одной и другой стороне аэродрома с винтовками. Даже не помню, было нам тогда страшно или нет. Если взять во внимание, что немцы почти каждую ночь бомбили Мурмаши, вероятно, нам было страшно. Однако мы зорко охраняли аэродром, и ни один человек без пароля не мог на него пройти. В летнее время нам было легче. А зимой, в лютый мороз, — совсем плохо. Замерзнешь, потом где-нибудь пригреешься — и так хочется спать».
Но девушки не унывали. Одинаковые по возрасту, молодые, выносливые, они были разными по характеру, темпераменту. Валю Сидорову звали Хохотушкой. Она и сама порой говорила шутя: «А мне смешинка в рот попала». Всегда веселая, неунывающая, она очень дополняла серьезную, неразговорчивую Машу Болотову, не давала ей грустить. Даже в минуты опасности Валя не поддавалась унынию. Запомнился девушкам такой случай. Они в землянке чистили пулеметы. Не было только Вали. И тут начался жестокий налет на аэродром. Все волнуются. Где же Валя? Что с ней? А она едва успела добежать до землянки, кубарем скатилась вниз — и тут же по двери ударила пулеметная очередь. Девушки все обомлели, а Валя заливается, хохочет. Вот, мол, как ловко у нее получилось: улизнула от смерти.
Заместитель командира эскадрильи по политчасти гвардии капитан Иван Жариков решил однажды организовать вечер художественной самодеятельности. Устроили и танцы. Девушек в эскадрилье мало и, естественно, на танцах они нарасхват.
Но главным, конечно, были воздушные бои. Тяжелые воздушные схватки разгорелись в конце сентября 1943 года. Гитлер вновь приказал стереть Мурманск о лица земли. Об этом знали летчики и дрались отчаянно. Накануне Михаил Бычков сбил вражеский истребитель. И вот снова бой. В воздух подняли три группы истребителей под общим командованием гвардии майора Г. Громова. Первую группу возглавил [295] гвардии капитан И. Жариков. В нее вошли Разумов, Бычков, Жученко.
Замысел гитлеровцев состоял в том, чтобы внезапным ударом парализовать действия наших истребителей в воздухе или на земле, обеспечить свободную работу бомбардировщикам, намеревавшимся вывести из строя ГЭС и аэродромы. Враг, видимо, рассчитывал, что после прошедшего накануне боя наши летчики ослабят бдительность.
Однако попытка противника атаковать внезапно была сорвана своевременной информацией и наведением по радио с командного пункта полка.
— Высота 2500 метров. Правее группа истребителей противника.
— Вижу, — ответил Громов. — Организую атаку.
Громов насчитал 15 Ме-109ф. «Значит, силы примерно равны, — подумал он. — Будем выигрывать за счет смелости и мастерства летчиков».
Картину этого памятного боя помог восстановить один из его участников — Иван Жариков.
Бой начался на высоте до трех тысяч метров и шел со снижением до бреющего полета. Когда перед первой атакой Жариков посмотрел на часы, было 9 часов 35 минут. Последний боевой разворот он сделал в 10 часов 31 минуту. Бой длился 47 минут в радиусе 4–5 километров.
Громов первым пошел в атаку и с ходу сбил Ме-109ф. Когда заканчивал боевой разворот, заметил, что задымил и пошел вниз еще один вражеский истребитель. С новой силой он ринулся в атаку.
Выбрав цель, Жариков упорно старался захватить ее в перекрестие прицела. Фашист увертывался, сам заходил для атаки.
— Бычков, прикрой, — попросил Жариков и с боевого разворота, поймав наконец фашиста в прицел, выпустил среднюю очередь. Вражеский истребитель клюнул носом и вошел в штопор. «Наверное, убит летчик», — подумал Жариков. Одновременно он увидел и второй вражеский самолет, падавший вниз, оставляя за собой шлейф дыма. Это Бычков, воспользовавшись замешательством противника, сбил Ме-109ф.
С запада на выручку своей первой группы подошло еще 15 истребителей противника. Положение для наших летчиков осложнилось. Но они не дрогнули. О приближении новой группы вражеских самолетов своевременно сообщили с командного пункта полка, и Громов сумел перестроиться, организовать отпор врагу. [296]
Одна из атак гвардии младшего лейтенанта Разумова увенчалась успехом. Он сбил Ме-109ф. Но и гитлеровцы, ободренные прибытием подкрепления, усилили атаки. Они придерживались своей излюбленной тактики — наваливались на один самолет большой группой, брали его в клещи. Атакованный таким образом Жариков едва сумел отбиться. Только вышел из виража, заметил, что гитлеровцы как коршуны налетели на другой наш самолет. Ринулся на помощь и не успел. Самолет, прошитый несколькими пушечными очередями, загорелся и стал падать. Болью в сердце отозвалась гибель боевого товарища. Кто же это? Позвал Бычкова. Не отзывается. Неужели Михаил погиб? С яростью Просился Жариков в атаку на подвернувшийся Ме-109ф. Прошил его короткой очередью. Но гитлеровец продолжал бой. В атаку на него пошел Ченцов. С другой стороны ударил Михайлов. Заметив, что фашист задымил и стал падать, Жариков оставил его и, выбрав себе другую цель, снова ринулся в атаку.
Итоги боя подводили на аэродроме. В воздушном бою сбито восемь Ме-109ф. По одному самолету сбили Громов, Жариков, Бычков, Разумов и Жученко. Три вражеских истребителя сбито в групповом бою. Но и наши потери немалые. В воздушном бою убито два наших летчика. Не вернулись с задания три самолета. Легко ранены три летчика. Разбито и сгорело семь самолетов. Но боевая задача выполнена успешно. Враг отброшен. Туламская ГЭС и наши аэродромы защищены.
Тяжело переживали в эскадрилье гибель боевых товарищей. Спустя сорок лет после той воздушной схватки ветеран эскадрильи А. Д. Шамаева, наблюдавшая с земли за ходом сражения, с грустью писала: «Был у нас самый молодой летчик — любимец эскадрильи Миша Бычков. Невозможно было представить, что Миша может погибнуть. И вот в том бою над аэродромами враг поджег Мишин самолет, и у всех на глазах он сгорел».
На аэродроме еще ждали известий о тех самолетах, которые не вернулись из боя. Судьба их была не ясна.
— А где Жученко? — спросил Громов у Жарикова. — Он почему до сих пор не сел?
— Его сбили в самый последний момент, — ответил Жариков. — Я видел, как его горящий самолет вошел в штопор.
— Выходит, еще одна жертва, — вздохнул Громов.
— Пожалуй.
Но тут позвонили с соседнего аэродрома. Сообщили, что [297] у них приземлился самолет из 2-й эскадрильи 20-го авиаполка. Летчик младший лейтенант Иван Жученко ранен.
— Ага, — обрадовался Громов. — Значит, Жученко жив. Молодец!
Что же случилось с Жученко? В бою он отличился. Сбил Ме-109ф. Но в последнюю минуту два вражеских истребителя атаковали его. В кабине запахло дымом. Самолет перевернулся на спину и вошел в штопор. Жученко был ранен, но продолжал бороться за спасение машины. Он счел за чудо, что удалось вывести горящий самолет из штопора. Рядом увидел аэродром и сел на живот с убранным шасси. Он садился против «Т» (посадочного знака) и остановился около стартериста, который по правилам стоял у посадочного знака. Это и спасло летчика. Стартерист разбил фонарь и помог раненому Жученко выбраться из самолета.
5 октября 1943 года командир полка гвардии подполковник М. Семянистый подписал приказ, подводящий итоги боевой деятельности за сентябрь. Эскадрилья «Комсомолец Заполярья» в воздушных боях за месяц сбила девять самолетов противника. Жариков и Бычков, отмечалось в приказе, лично сбили по два самолета, Разумов и Жученко — по одному. Командир полка объявил благодарность и поставил в пример летчиков эскадрильи гвардии капитана Жарикова, гвардии старшего лейтенанта Завьялова, гвардии младших лейтенантов В. Бакунина, И. Разумова, И. Жученко и гвардии капитана М. Кулешова.
В канун Нового, 1944 года эскадрилья потеряла одного из лучших своих воздушных бойцов. Не вернулся из боевого полета на свой аэродром Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Алексей Хлобыстов. Его долго вызывали по радио, терпеливо ждали, запрашивали соседние аэродромы, не сел ли там, связывались со стрелковыми частями переднего края, сопоставляли их наблюдения и сообщения.
Что же произошло? Как случилось несчастье? Эти вопросы волновали не только нового командира эскадрильи гвардии капитана И. Жарикова, но и гвардии майора Г. Громова, ставшего к этому времени штурманом полка.
Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Алексей Хлобыстов вместе с летчиком гвардии младшим лейтенантом Калегаевым 13 декабря 1943 года на двух самолетах вылетели на свободную охоту. По докладам командования наземных войск после пролета наших самолетов над территорией противника из района высоты 105,3 был [298] слышен взрыв большой силы с последующим пожаром. После чего войска наблюдали падающий горящий самолет.
Было перехвачено сообщение финской широковещательной радиостанции о том, что 13 декабря 1943 года были сбиты два советских самолета, прорвавшиеся в глубокий тыл.
Командир 20-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии подполковник М. Семянистый со штурманом полка гвардии майором Г. Громовым тщательно анализировали эти данные. Они пришли к двум заключениям: первое — гвардии капитан А. Хлобыстов пулеметным огнем взорвал склад боеприпасов и при выходе из пикирования подорвался на взрывной волне; второе — будучи подбит и ранен, Хлобыстов направил свой самолет на склад, взорвал его и сам погиб. Ведомый же, гвардии младший лейтенант Калегаев, во время атаки Хлобыстовым склада потерял его и при поиске был сбит огнем с земли. Падение его на горящем самолете и наблюдали наземные войска.
Донесение о гибели Хлобыстова и Калегаева я нашел уже в 70-х годах в Подольском архиве Министерства обороны СССР.
Да, были не только победы. Были потери. В октябрьских боях 1944 года погиб, прикрывая наступление наших войск, гвардии лейтенант Михаил Шилков. Перед этим он только что принял командование эскадрильей «Комсомолец Заполярья».
Следуя установившейся традиции, каждого летчика, не севшего вовремя на свой аэродром, подолгу ждали.
«У многих летчиков и техников, — вспоминая пережитое, писал мне майор запаса Иван Иванович Разумов, — близкие, знакомые и родные проживали на временно оккупированной территории, а были мы все молодые, неженатые, и многие дружили с девушками. Ведь не было более близких людей, чем наши девушки. Некоторые дружили открыто, а некоторые симпатизировали друг другу, но в этом не сознавались. И как было приятно знать, что девушки провожали летчиков на боевые задания и, не уходя с аэродрома, ждали их возвращения, смотрели на запад и считали появившиеся точки самолетов на горизонте. Если все возвращались с задания, они все уходили. А если недосчитывали, то с тревогой на сердце и с грустью в глазах ожидали посадки всех самолетов. И как приятно было знать, что тебя ждут, о тебе беспокоятся, за тебя переживают».
Одинокая девушка, пригорюнившись, стоит у кромки аэродрома. Только что она с замиранием сердца смотрела ввысь, вслушивалась в ровный рокот авиационных моторов. [299]
Но вот приземлился последний из вернувшихся самолетов, а она все ждет. Подруги давно зовут ее:
— Пойдем. Уже все.
Но она все стоит потупя взгляд. Она уже не смотрит вверх, но чутко вслушивается в тишину.
Подошел командир эскадрильи. Легонько тронул ее за локоть:
— В бою мы потеряли один самолет. Он не вернется.
Но она все ждала. Сгустились сумерки. Стали едва различимы силуэты самолетов на стоянках. Наверное, у нее была работа, которую обязательно следовало закончить к утру. Поэтому, окинув еще раз туманным взглядом темное небо, девушка тихо побрела к землянке.
Многие на аэродроме знали, что она ждала Юшинова. Через двадцать с лишним лет после войны его самолет, упавший в болото, нашли следопыты из поселка Килп-Явр. Прах летчика был перенесен на кладбище в Мурмаши.
Только на восьмой день пришел на свой аэродром летчик Николай Алексеев, сбитый в воздушном бою. Все восемь дней он плутал по болотам, питался клюквой и упорно шел на восток, к своим.
Хмурой осенью 1944 года долго ждали на аэродроме гвардии младшего лейтенанта Михаила Делаева.
Шли завершающие бои по освобождению Северного Заполярья. С аэродрома Килп-Явр поднялись истребители, чтобы сопровождать на задание полк штурмовиков. Над целью стояла низкая облачность, били вражеские зенитки. Завязался бой с истребителями противника, но те быстро скрылись в облаках. Выполнив задание, наши штурмовики и истребители возвратились на свои аэродромы. Не было лишь Делаева.
В дежурном летном домике среди летчиков и техников эскадрильи стояла тягостная тишина. По всем регламентам подсчитали, что Делаев должен быть на месте, запас горючего был исчерпан. У стартовой радиостанции дежурила Надя Арсеньева. Она дружила с Делаевым и особенно волновалась. «Что же случилось? Почему он молчит?» Она вновь и вновь запрашивала позывной Делаева. Но ОБ не отвечал. Постепенно все летчики и техники ушли. Лишь командир полка Павел Кутахов оставался еще в дежурном домике. Наконец он сказал:
— Арсеньева. свертывайте радиостанцию.
Надя не шелохнулась. Она видела, что командир полка остается на месте, и тоже не могла уйти. Через несколько минут Кутахов повторил: [300]
— Свертывайте радиостанцию. Все.
Но сам не уходил. На взлетном поле уже никого не было. Вдруг она услышала в наушниках позывной Делаева и его голос: «Разрешите пашню». На языке летчиков это означало: «Разрешите посадку». Лицо Нади вспыхнуло ярким румянцем. От неожиданности и прилившей вдруг к сердцу радости она растерялась и, даже не спросив Кутахова и не сказав ему ничего, немедленно ответила:
— Я — 101-й! Пашню разрешаю.
101-й был позывной Кутахова. Командир полка бегом бросился к радиостанции. Грозит Наде пальцем, смеется:
— Обрадовалась, Арсеньева!
Надя вслушивается в сумеречную тишину. Нигде ни звука. Не слышно шума мотора. А между сопок на бреющем, снижаясь, заходит на посадку самолет. Приземлился Делаев прямо у посадочного «Т», и тут же винт самолета остановился. Надя выключила радиостанцию и бросилась к самолету.
Позже Делаев ей рассказывал:
— Понимаешь, штурмовик, который я сопровождал, после выполнения задания потерял ориентировку. Смотрю, он чешет на запад. К немцам же попадет, собьют. Я дважды показывал ему условными сигналами: «Следуй за мной». Но он продолжал лететь в противоположном направлении курсом прямо на Норвегию. Опять сигналю ему. Наконец он, кажется, понял меня, повернул. Пришлось довести его до Шонгуя, посадить. Только убедившись, что с ним все в порядке, пошел я на свой аэродром. Едва дотянул.
Наутро Делаев вновь поднял свой самолет в воздух. Бои продолжались.
Об эскадрилье «Комсомолец Заполярья» часто писали журналисты нашей армейской газеты. Закончила она войну далеко на западе. Последний самолет ее летчики сбили над Берлином.
В настоящее время гвардейская авиационная часть, в состав которой входит эскадрилья «Комсомолец Заполярья», продолжает нести службу по охране неба нашей Родины. Ее воины поддерживают связи с комсомолией Заполярья.
Инициатор сбора средств бывший комсомольский вожак депо Иван Федорович Степанов и ныне проживает в Кандалакше, пенсионер. [301]