О мужестве и героизме
По издательским делам мне осенью 1941 года пришлось побывать в редакции дивизионной газеты «За Родину». Редактором ее в то время был майор Ф. Лугиня, недавно переведенный сюда из «Часового Севера». Встретил он меня как старого знакомого, охотно показал свое хозяйство. Редакция разместилась сравнительно неплохо, имела квалифицированных наборщиков и печатника. И все же...
— Помогли бы вы нам, — сказал редактор, когда мы осматривали типографию.
— Да у вас вроде все есть, — недоуменно ответил я ему.
— Все, да не все, — настаивал редактор. — Нет фигурных линеек, негде делать клише. Фотокорреспонденты свои есть, правда нештатные, снимки дают приличные, а вот сделать клише...
Я обещал помочь и для начала попросил прислать нам в «Часовой Севера» несколько наиболее интересных и качественных фотографий.
— Сделаем для начала с них клише, а там, думаю, все само собой наладится. Поделимся с вами и фигурными линейками.
А потом...
Работникам издательства армейской газеты не так-то уж часто удавалось вырваться на передовую. Поэтому, оказавшись в 52-й дивизии, я решил попутно зайти вместе с Лугиней и в 205-й стрелковый полк. Интерес к этой части исходил из того, что ее воины, как я знал, провели недавно успешный бой с фашистскими егерями. И в нем полк не только устоял, но и довольно сильно потрепал в два раза превосходящего его по силам противника.
К тому же не терпелось снова встретиться с комиссаром этого полка А. К. Иванниковым.
Анатолий Капитонович оказался на месте. [76]
— В самое время прибыли, — сказал он, когда мы с редактором дивизионки расположились на командном пункте полка. — Ведь еще недавно здесь была такая заваруха, что не только беседовать, но и взглянуть на вас некогда бы было. Теперь-то фашисты присмирели. Небось намятые бока залечивают.
У меня к Иванникову были вопросы: как поступает в подразделения газета? нет ли перебоев с ее доставкой? Но комиссар жил, естественно, ощущениями недавно закончившихся тяжелых боев, поэтому продолжал говорить о их героях.
— В те дни особенно отличился младший сержант Василий Дубинин, — волнуясь, рассказывал Иванников. — Давайте сходим в батальон, где он служит. Поговорим с героем, а заодно и узнаем, как экспедируется газета. Вообще-то, по имеющимся у меня сведениям, в этом вопросе все наладилось...
Василий Дубинин — высокий, жилистый. Родом он из Сибири. И характер сибиряка — сдержанный, немногословный. Но, чувствуется, твердый и напористый. Мы разговорились.
...Великая Отечественная война застала Василия здесь, в Заполярье, в должности командира пулеметного расчета. И с первых же дней он вступил в жаркие бои. Об одном из них Дубинин рассказал так:
— Командир роты приказал моему расчету оборонять подступы к мосту. Он был очень важен для нас. Ведь переправься здесь гитлеровцы — и нашим обороняющимся подразделениям стало бы трудно.
Понимали это и фашисты. Поэтому лезли на мост, не считаясь ни с какими потерями. Мы стреляли беспрерывно. В кожухе даже несколько раз закипала вода.
Отбили несколько атак с фронта. Поняв, что в лоб нас не возьмешь, гитлеровцы открыли плотный артиллерийский и минометный огонь по нашей позиции. Мы сменили ее, перебрались на запасную. Решив, что после такого огня советские пулеметчики вряд ли уцелели, фашисты снова ринулись к мосту, на этот раз сразу с двух направлений. То и дело менять направление ведения огня было сложно, поэтому до двух десятков гитлеровцев вскоре сумели проскочить пристрелянный рубеж и оказались в «мертвом» пространстве. Из пулемета мы их достать не могли, а они тем временем приближались. Что делать? Оценив обстановку, приказываю выкатить пулемет на. открытую площадку. И с нее почти в упор начал поливать фашистов свинцом. Ни [77] одному из вражеских солдат не удалось уйти. Мост мы отстояли...
— И таких, как младший сержант Дубинин, в полку немало, — подытожил этот рассказ Иванников, — Именно благодаря их самоотверженности и смекалке полк удержал свои позиции, отбросил врага.
В дальнейшем газета не раз возвращалась к младшему сержанту Дубинину, сообщала читателям, как он воюет, публиковала заметки о его товарищах по расчету. Словом, имя бесстрашного пулеметчика прогремело на весь Карельский фронт. А вскоре мы узнали и радостную весть: 22 февраля 1943 года Василий Михайлович Дубинин удостоен звания Героя Советского Союза.
В торжественной обстановке член Военного совета армии генерал-майор А. И. Крюков вручил отважному воину высокую награду — Золотую Звезду Героя. Вскоре после этого наш корреспондент Сергей Полянский пригласил героя в редакцию. Шел интересный разговор о прошедших боях, о жизни и быте воинов, стоящих в то время в обороне. К этому времени командующий армией присвоил Дубинину офицерское звание младшего лейтенанта.
Все мы горячо поздравляли героя с высокой наградой и присвоением ему офицерского звания. На память наш фотокорреспондент Н. Черных сделал снимок, который публикуется в этой книге.
Именно тогда поэт-фронтовик Павел Шубин и написал «Песню о пулеметчике», где были такие слова:
Расчет умирает — на щебне, на глинеВ те трудные дни у нас в редакции уже стало правилом, что в дивизии и полки, которые прикрывали решающие направления и вели тяжелые бои с противником, посылать корреспондентов на длительный срок. Так случилось и в июле 1941 года, когда в 52-ю стрелковую дивизию, с трудом сдерживающую рвущегося к Западной Лице противника, направился один из самых опытных журналистов газеты старший политрук М. К. Устименко. Вот что он сам рассказал нам по возвращении из той затянувшейся свыше всяких сроков командировки:
— Когда положение у реки Западная Лица осложнилось и угроза прорыва противника к Мурманску еще больше возросла, редактор батальонный комиссар Сергеев вызвал [78] меня и сказал: «В этой сложной обстановке вам доверяется быть постоянным связующим звеном между газетой и частями 52-й дивизии, ведущими на рубеже реки нелегкие бои. Отправляйтесь немедленно туда. Срок командировки... Будете там до тех пор, пока положение не улучшится. Материалы шлите с оказией, используя при этом любую возможность».
Отправились мы в дивизию вместе с поэтом Владимиром Заводчиковым. Обосновались в 205-м стрелковом полку. Батальоны его занимали оборону на восточном берегу Западной Лицы. А на западном гитлеровцы, почти не таясь, накапливали силы для наступления. Их самолеты постоянно кружили над позициями батальонов, снижались, охотясь буквально за каждым бойцом и командиром. Превосходство в воздухе у противника было полным...
Что было дальше, нам рассказали другие очевидцы тех событий.
...Собрав материалы для газеты, Устименко отправил с ними Заводчикова в Мурманск. Сам же остался. А ночью фашисты на всем участке обороны 205-го стрелкового полка перешли в наступление. Завязался тяжелый бой. В кромешной тьме то в одном, то в другом месте среди грохота рвущихся снарядов и мин слышалось дружное русское «ура». Это артиллеристы и минометчики, расположившиеся в долине, то и дело поднимались в рукопашные схватки, уничтожая просочившиеся через боевые порядки батальонов группы противника.
А тут — неприятная весть: выбыл из строя командир полка.
— Что будем делать? — обратился Иванников к находившемуся рядом с ним на командном пункте журналисту.
— А что тут поделаешь? — ответил Устименко. — Принимай командование на себя. Мешкать в такой обстановке нельзя.
Иванников с минуту подумал и сказал скорее для самого себя:
— Да, другого выхода и я не вижу... — И уже Устименко: — А тебя, старший политрук, назначаю своей властью комиссаром полка!
Естественно, никаких письменных приказов в тот момент не издавалось. Просто, исходя из обстановки, комиссар полка стал его командиром, а журналист — комиссаром.
Здесь следует сказать, что Иванников и Устименко хорошо знали друг друга. Ведь они когда-то вместе участвовали [79] в советско-финляндском военном конфликте, потому могли доверять друг другу.
Да, теперь вся ответственность за действия полка, который по-прежнему отражал яростные атаки противника, легла на плечи Иванникова. И Анатолий Капитонович оказался готовым к этому. Вскоре батальоны почувствовали, что управление полка снова находится в твердых руках.
А события тем временем развивались своим чередом. И пока еще не совсем благоприятно для 205-го стрелкового. Дело в том, что в ночь на 7 июля, воспользовавшись густым вечерним туманом, большая группа фашистских егерей (до полутора тысяч!) сумела обойти боевые позиции батальонов и сосредоточиться в лощине на восточном берегу реки. Всего в нескольких сотнях метров от штаба 205-го полка и чуть дальше от штаба дивизии! Правда, неподалеку находились артиллерийский и гаубичный полки дивизии, зенитчики, тыловые подразделения. Но... Люди здесь чувствовали себя в относительной безопасности. Ведь им было известно, что противник на западном берегу реки, сюда, на восточный, он еще не прорвался, так что...
Первый удар гитлеровцы решили нанести по штабу и тылам 205-го полка. Вернее, они в первую очередь натолкнулись на них. Иванникову сразу же поступило несколько донесений. Первое — от разведчиков полка о том, что в лощине обнаружен противник. Второе — от командира батареи старшего лейтенанта Кожина. Он сообщал, что довольно значительные силы гитлеровцев атакуют огневые позиции его батареи.
Легко понять беспокойство батальонного комиссара А. К. Иванникова. Враг атакует батарею, находящуюся в тылу полка! Откуда он там появился? Каковы его силы? На эти вопросы ответа пока нет, а промедление смерти подобно.
И с КП полка идут четкие распоряжения. Разведчикам — уточнить и доложить силы просочившегося в тылы противника. Артиллеристам старшего лейтенанта Кожина — держаться! Им в помощь уже направлен взвод из резерва полка.
И еще один приказ коменданту штаба полка: организовать круговую оборону командного пункта, собрать в кулак всех, кого возможно, — писарей, поваров, ездовых...
Нашел свое место в этом бою и представитель нашей газеты старший политрук М. К. Устименко, волею случая ставший на время комиссаром полка. Он делал все, что обязан был делать штатный комиссар полка. И даже больше. [80]
Так, по поручению Иванникова Устименко взялся за налаживание связи между КП полка и стрелковыми батальонами. А также с батареей старшего лейтенанта Кожина и штабом дивизии. Дело в том, что накануне на КП полка вышла из строя единственная рация. Проводная же связь с подразделениями тоже была прервана. Но Устименко сумел обеспечить Иванникова связью и с батальонами, и со штабом дивизии. А это облегчило действия полка по разгрому просочившейся ему в тыл вражеской группы.
Одновременно с ударом по тылу 205-го стрелкового полка фашисты усилили атаки на его батальоны и с фронта. Они, видимо, рассчитывали, что управление полком уже нарушено и теперь-то им удастся совершить такой желанный прорыв.
Но управление не нарушилось. Больше того, несмотря на тяжелейшее положение в тылу своего полка, А. К. Иванников все же сдержался, не снял с передней линии обороны, из батальонов, ни одного взвода и даже отделения. И это было, пожалуй, одно из самых мудрых его решений. Атаки фашистов с фронта по-прежнему натыкались на плотный огонь обороняющихся. И та группа гитлеровцев, что действовала в тылу 205-го полка, оказалась в кольце огня, несла большие потери, уже не надеясь на какую-либо помощь со стороны своих главных сил. Ведь те так и продолжали топтаться на западном берегу реки.
А егеря, на свою беду просочившиеся в лощину, гибли. Гибли бесцельно и бесславно, не зная даже, что громят-то их не какие-то линейные, боевые батальоны, а бойцы тыловых подразделений, возглавляемые лейтенантами Деминым, Слепущенко и другими. А их поддерживают пулеметчики старшего лейтенанта Кузнецова.
Вскоре прорвавшийся в наш тыл противник был разгромлен. Но и 205-й стрелковый полк понес потери. Пали смертью храбрых секретарь его партбюро батальонный комиссар Шарков, лейтенанты Демин и Слепущенко, немало других бойцов и командиров. Было много раненых. Так много, что полковой медпункт не справлялся с их обработкой. Не хватало медикаментов. Полк нуждался и в пополнении живой силой и снарядами.
И тогда, понимающе взглянув на уставшего, осунувшегося за эти дни Устименко, Иванников положил ему руку на плечо и спросил:
— Комиссар, обстановка тебе ясна? [81]
— Ясна, — ответил старший политрук, он же, как мы знаем, и временный комиссар 205-го стрелкового полка.
— Тогда вот тебе задание. Последнее. Но наиглавнейшее в данный момент! Во что бы то ни стало доберись до штаба дивизии и лично доложи комдиву обстановку, в которой находится наш полк. Выполнишь задание, обратно не возвращайся, поезжай в свою редакцию. Я тебя и так, наверное, задержал сверх всякой меры. — И вдруг обнял, сказал дрогнувшим голосом: — А за комиссарство спасибо, выручил. Ну, иди...
Командир 52-й стрелковой дивизии встретил Устименко с радостью. Ведь тот принес ему долгожданную весточку из 205-го полка, связь с которым, восстановившись на время, снова пропала и не возобновлялась несколько часов. И вот сейчас генерал, слушая журналиста, одновременно отдавал приказы и начальнику штаба. Среди них — приказ обеспечить полк рацией вместо той, что, испещренная пулями и осколками, окончательно вышла из строя...
В редакции появление старшего политрука М. К. Устименко встретили с неудержимым ликованием. Алексей Гордиенко, первым увидев его в коридоре межрейсовой гостиницы, где жили, да и работали, журналисты «Часового Севера», ошалело закричал: «Кузьмич!» — и тут же побежал в комнату ответственного редактора.
— Вот здорово! — обнимая Устименко, говорил через минуту Сергеев. — А ведь мы тебя, признаться, уже похоронили. Заводчиков, понимаешь ли, не сумел второй раз пробиться в 205-й полк, к тому же доложил, что этот полк понес большие потери и ты, по всей вероятности, погиб. Что нам оставалось делать? Погоревали, помянули добрым словом... А ты — вот он! Живой и невредимый... Вот что, ты поспи часика три-четыре, а потом начинай отписываться. Материала, наверное, много накопил? Пиши, все пиши! Полк достоин самого широкого освещения в печати.
И о геройских подвигах воинов 205-го стрелкового полка вскоре узнали вся армия, весь фронт. Газета «Часовой Севера» посвятила им целую полосу. Основываясь на этом материале, газета «Красная звезда» вскоре тоже выступила с передовой статьей, так и назвав ее — «205-й полк». Мне хочется привести здесь хотя бы один абзац из этой передовицы.
«В этих жестоких боях, — писала газета, — утверждено бессмертие полка. В огне этих боев за Отчизну закалились и окрепли его люди. Верные сыны Отчизны, воины могучей Родины, они подняли на щит громкое имя полка. [82]
Они творили его боевую историю, стали его стальным костяком. Батальонный комиссар Иванников, капитан Родионов, старшие лейтенанты Гуреев и Гулицкий, лейтенанты Демин и Слепущенко, политруки Кочкин и Бурлуцкий, красноармеец Федоренко и многие другие герои полка всегда будут служить образцом и примером для однополчан, для всех, кто встанет под гордое Знамя полка, озаренное лучами славы».
За образцовое выполнение заданий командования, за проявленные при этом доблесть и мужество 205-й стрелковый полк был награжден орденом Ленина. А 52-я стрелковая дивизия преобразована в 10-ю гвардейскую. И исходя из новой нумерации 205-й полк стал 24-м гвардейским ордена Ленина, Краснознаменным стрелковым полком.
А какова же дальнейшая судьба Анатолия Капитоновича Иванникова? В октябре 1941 года он получил повышение, стал комиссаром 313-й дивизии. Здесь его тяжело ранило. По излечении назначили начальником политотдела 15-го стрелкового корпуса, части которого успешно громили врага на Курской дуге. За форсирование Днепра полковника А. К. Иванникова наградили орденом Ленина. День Победы он встретил в столице Чехословакии — Праге...
Недавно мы встретились с Анатолием Капитоновичем. Вспоминали годы войны. На прощание я спросил Иванникова: было ли когда-нибудь ему страшно на войне?
— Было... В июльских боях, помнишь, когда в начале гитлеровского наступления на мурманском направлении егеря прорвались в тыл полка на одном из участков обороны. Боялся, что вдруг запаникуют бойцы, услышав за спиной очереди немецких автоматов... Не запаниковали, а уничтожили всю вражескую группу.
На груди полковника в отставке награды — два ордена Ленина, пять орденов Красного Знамени, другие ордена, много медалей. Не верилось, что этот человек может быть подвержен страху. Сейчас ветеран живет в Минске, по-прежнему ведет посильную общественно-патриотическую работу.
В тяжелейшие дни оборонительных июльских боев, когда немецкие егеря, рвавшиеся к Мурманску, начали форсировать залив Большая Западная Лица, высаживаться на южном берегу и продвигаться в юго-восточном направлении к городу, командование армии принимает решение снять с побережья Кольского полуострова два батальона 325-го [83] стрелкового полка для переброски их в тыл наступающих немецких войск.
В то же время в Полярном погрузились на суда батальон морской пехоты и сводный добровольческий отряд моряков. Все эти боевые силы перебрасываются морем на побережье Мотовского залива в тыл противника.
Противника удалось застать врасплох. Десантирование прошло оперативно, организованно, без потерь. Подразделения стремительными, дружными рывками заняли прибрежные высоты. Генерал Дитл был поражен, когда ему доложили, что русские появились в тылу немецких войск, ведущих наступление на Мурманск. Немцы вынуждены были направить резервы, предназначавшиеся для наращивания удара по Мурманску, против десанта. На это и рассчитывало наше командование.
Мужественно сражались батальоны 325-го стрелкового полка под командованием майора А. Шикиты и моряки во главе со старшим лейтенантом Н. Симоненко. Среди подразделений полка, участвовавших в десанте, первым высаживался в районе — мыса Пикшуев стрелковый батальон старшего лейтенанта А. Арутюняна. Адъютантом старшим — начальником штаба батальона, был старший лейтенант А. Закутный. Мне уже приходилось упоминать о нем, когда речь шла о командире 14-й стрелковой дивизии генерал-майоре А. Журбе. Окончив в 1938 году Одесское общевойсковое училище, он прибыл в дивизию, когда она дислоцировалась еще во Владивостоке. Потом — Заполярье. Война с Финляндией. Накопленный в тех боях опыт очень пригодился теперь Закутному в десанте. Батальон с ходу сбил заслон противника, захватил плацдарм и обеспечил высадку полка. Стремительным броском батальон продвинулся вперед на 8–10 километров и вышел к дороге Титовка — Западная Лица. Вот тут и развернулись основные бои. Противник обрушил на десант артиллерийский и минометный огонь, бросил авиацию, отборные отряды егерей непрерывно атаковали его, надеясь окружить и уничтожить.
Нелегко пришлось головному батальону. Вышел из строя его командир, и основная тяжесть руководства боем легла на начальника штаба старшего лейтенанта Закутного. И здесь неоценимую помощь оказал комиссар батальона старший политрук А. Кормушин. Александр Михайлович не был профессиональным военным. До войны директорствовал в одной из школ Новосибирска. Его душевность, хладнокровие, умение быстро сходиться с людьми, жить их нуждами и заботами снискали ему любовь и уважение всего [84] батальона. В десанте особенно проявились его способности в самой сложной обстановке действовать спокойно, уверенно, твердо веря в успех. Едва где-либо создавалось тяжелое положение, комиссар по лощине, укрываясь за валунами, бежал туда. Он мог успокоить людей, вселить в них уверенность, а затем возглавить атаку и оттеснить противника. Закутному и самому не раз приходилось вести группу бойцов в то или иное подразделение, едва сдерживающее противника, чтобы переломить ход боя. Комиссар в таких случаях неизменно был с ним.
Десантники между тем стремились как можно дальше продвинуться вперед, захватив господствующие высоты, отвлечь как можно больше сил врага на себя.
О кровопролитных боях, о героических подвигах в тылу врага наших десантников газета писала много. Мне же хочется привлечь внимание читателя к особо отличившимся, дорогим мне защитникам Заполярья — политруку роты 325-го стрелкового полка 14-й дивизии Сергею Дмитриевичу Василисину, командиру отделения морского отряда старшему сержанту Василию Павловичу Кислякову и краснофлотцу Ивану Михайловичу Сивко. Выделяю их потому, что суждено было им в десанте совершить особо выдающиеся, бессмертные подвиги во имя Родины.
Еще до Указа о присвоении этим воинам звания Героя Советского Союза в редакции зашел разговор о том, как во всем величии показать их подвиг в газете. Решили каждому герою посвятить отдельный очерк. Но кому поручить подготовить такие материалы? И тут встал Илья Бражнин. Попросил ответственного редактора:
— Разрешите мне поехать в десантный отряд. Буду готовить очерк о Василии Кислякове.
Кстати, Бражнин только что вернулся с Западной Лицы, где провел несколько дней. Хорошо знал обстановку в том районе. Поэтому-то Сергеев, подумав, дал согласие на его очередную командировку...
Илье Бражнину повезло. Он довольно быстро нашел Кислякова. И сумел, как говорится, добраться до его душевных струн. Очерк получился отменный. Мы опубликовали его в праздничном номере, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Назывался он «Василий Кисляков». Вот выдержка из этого очерка:
«Он был кочегаром пассажирского парохода. Семь лет плавал на нем по красивой, но порожистой речке Печора...
По комсомольскому набору ушел Василий Кисляков на [85] Северный флот. Год прослужил на суровом острове. Война застала его в городе Полярный в должности помощника командира взвода.
И вот — десант. Отделение под командованием старшего сержанта Кислякова шло после высадки головным. Больше часа двигались по болотам и топям к безымянной высоте. И с ходу нанесли удар по врагу.
У страха глаза велики. Разве могли подумать гитлеровцы, что высоту атаковало всего лишь одно отделение советских воинов?! Однако это было так. Именно отделение старшего сержанта Кислякова сбило с высоты полнокровную вражескую роту!
Но потом... Потом фашисты опомнились. Пошли в одну контратаку, потом в другую. И всякий раз откатывались, устилая скаты высоты трупами.
Да, это было не просто отделение, а отделение героев! Оно отбило шесть контратак во много раз превосходящего их по силам противника!
Но начали подходить к концу патроны. Кисляков приказал:
— Всем отходить. Я задержу врага.
Бойцы по приказу командира покинули высоту. Кисляков остался один. В запасе — два автоматных диска и несколько гранат. Это было последнее, что оставили ему перед уходом бойцы отделения...
— Рус, сдавайся! — кричали, подползая все ближе и ближе, фашисты.
Василий, то и дело меняя огневую позицию, строчил в них из автомата, бросал гранаты.
Но вскоре опустели диски, у героя осталась последняя граната. И тогда Кисляков, зажав ее в руке, встал во весь рост и бросился на врагов, крича:
— За Родину! Ура!..
И его клич подхватили десятки голосов. Это, как оказалось, подоспели главные силы отряда. Фашисты начали поспешно отступать. А Василий... Василий в изнеможении опустился на мох и лишь тихо попросил у подбежавших десантников:
— Братцы, у кого есть вода? Попить бы...»
Читателю, вероятно, будет интересно узнать дальнейшую судьбу героя этого очерка. С удовольствием поведаю ее.
...Вскоре Василию Кислякову присвоили звание младшего лейтенанта, назначили заместителем командира роты. А уже командиром роты он участвовал в боях за Вену. [86]
С Героем Советского Союза капитаном запаса Василием Павловичем Кисляковым автор этих строк случайно встретился уже осенью 1976 года. Узнал, что Василий Павлович работает на заводе «Калибр», растит внуков, часто встречается с молодежью, рассказывая им о жестоких боях в Заполярье.
А 20 февраля 1986 года Василий Павлович отметил свое 70-летие. За столом в его скромной квартире — многочисленная семья: дочери, зятья, внуки. Пришли друзья-ветераны — участники десанта, представители завода, общественности. Герой получил много писем, адресов, телеграмм с поздравлениями и пожеланием здоровья и многих лет жизни.
Василий Павлович здоров, бодр, ведет военно-патриотическую работу. В октябре 1989 года побывал в городе-герое Мурманске на торжествах по случаю 45-летия полного разгрома немецко-фашистских войск в Заполярье.
Мне еще в довоенные годы приходилось по делам службы встречаться с некоторыми десантниками. Могу подтвердить, что подчиненные, да и все окружающие, любили политрука Василисина за добрый и веселый нрав, за отеческую заботу о воинах, за чуткое и товарищеское отношение к сослуживцам. Воины гордились своим командиром. Он помогал им наладить быт и досуг, любили за то, что политрук был всегда рядом с ними, разделял их радость я горе.
И если сейчас, спустя пятьдесят лет после подвига политрука, мы знаем об этом незаурядном человеке гораздо больше, чем мог узнать наш корреспондент Г. Мокин по горячим следам, то это свидетельствует лишь о глубоком уважении народа к своим героям. Сохранилось письмо Сергея Дмитриевича родным. Вот несколько строк из этого письма: «Все время, как приехал, нахожусь в горных условиях. Сплю в шинели. Часто приходится бывать в бою. Противник — коварный бандит. Валим его своим огнем много. Чувствую себя в бою легко. Сначала, верно, было неприятно. Теперь привык.
Снаряды рвутся в пяти метрах и даже ближе. Меня немного «ужалила» пуля. Письмо пишу на большом камне, в горах, возле озера. Черника уже зеленеет. В августе будет черной». Но, к сожалению, не суждено было Василисину дождаться зрелой черники. Через несколько дней он был смертельно ранен. [87]
Работая над этой книгой, я, собирая материал, обратился в Центральный архив Министерства обороны СССР. Среди других документов обнаружил и наградной лист на С. Д. Василисина. В нем сжато и четко сформулирован подвиг политрука. А говорится в нем следующее: «Тов. Василисин, 1910 года рождения, член ВКП(б) с 1932 года. В Красной Армии — с 1933 года. В неоднократных схватках с фашистскими захватчиками показал мужество, доблесть и геройство. В боях за безымянную высоту 18 июля метким снайперским огнем уничтожил до 15 фашистов и смело поднял роту в атаку. 22 июля в боях за высоту 129,9 был ранен, но остался на поле боя. 17, 20 и 24 июля, скрытно подползая к району обороны противника, меткими снайперскими выстрелами уничтожил наблюдателей и офицеров врага. В боях 25–27 июля, когда командир роты был ранен, принял командование ротой на себя. В эти дни рота, нанесла фашистам большие потери».
Далее командир полка писал: «2 августа 1941 года взвод, с которым находился тов. Василисин, был окружен превосходящими силами противника. Вместе со взводом находились минометная рота, связисты, санитары. Тов. Василисин в это время был ранен. Фашисты приблизились до 50 метров. Василисин поднял в атаку минометчиков, связистов, санитаров и бойцов своего взвода. Идя впереди, мет ко расстреливал фашистов, уничтожал их гранатами. Вывел своих людей на безопасный рубеж, организовал оборону. Вся материальная часть и вооружение были сохранены.
При выходе из окружения тов. Василисин был снова тяжело ранен. Бойцы на руках вынесли потерявшего сознание командира. В пути вражеской миной тов. Василисин был убит».
Будучи на празднике в Мурманске, я побывал на братской могиле на 81-м километре дороги Мурманск — Печенга, где похоронен Герой Советского Союза Сергей Дмитриевич Василисин, и слышал, как автомашины, проезжая мимо памятника, дают протяжный гудок.
Земляки-владимирцы свято хранят память о Герое Советского Союза С. Д. Василисине. Так, в средней школе № 31 города Владимира есть музей его имени. Пионеры и комсомольцы собрали сюда многочисленные экспонаты времен войны, письма, фотографии, личные вещи героя. Посетишь музей — и будто снова встретишься с живым Василисиным. Вот он стоит в кругу своих товарищей — тружеников кирпичного завода, вот — среди спортсменов, слушателей танковых курсов... [88]
Во Владимире и поныне проживают жена и сестры героя. Адреса их хорошо знакомы местным почтальонам, потому что они часто приносят им письма от молодежи со всех концов нашей необъятной Родины, от воинов. «Мы гордимся боевыми делами Сергея Дмитриевича» — такими строками начинается почти каждое из этих писем.
И еще. Бороздит морские просторы судно с именем Сергея Василисина на борту. Трудится на одном из заводов Владимира молодежная бригада, в состав которой навечно зачислен герой-политрук. Штурмуют рекорды атлеты, соревнуясь на кубок его имени...
Родина помнит своих сыновей!
А вот о Герое Советского Союза Иване Михайловиче Сивко мне хочется рассказать особо. Дело в том, что он был моим земляком, мы учились с ним в одной школе. По утрам бегали с портфелями по одним и тем же улицам, ловили рыбу в одном и том же озере. Только вот в армию пришли разными путями: Иван, как и мечтал, попал на флот, я — в пехоту, из которой, как уже знает читатель, был переведен в военные полиграфисты. И вот...
Несколько рапортов написал по команде краснофлотец Сивко, прежде чем его все-таки зачислили в отряд десантников. У реки Большой Западной Лицы этот отряд вскоре с боем занял несколько господствующих над местностью сопок.
Враг отчаянно контратаковал, пытаясь сбить моряков с удерживаемых ими позиций. Но они держались стойко. После очередной бомбежки и мощного артналета фашисты в пятый раз пошли в контратаку на высоты. Нескольким десяткам их егерей удалось ворваться на ту из них, которую оборонял взвод младшего лейтенанта Коленкина. В его рядах был и Иван Сивко.
Итак, фашисты на высоте. Но едва они приблизились к окопам, как им навстречу поднялись советские моряки. Завязалась яростная рукопашная схватка. И егеря не выдержали, бросились наутек.
Но вскоре, подтянув свежие силы, снова пошли в контратаку. А у обороняющих высоту моряков сложное положение. Еще во время рукопашной схватки был тяжело ранен младший лейтенант Коленкин. На исходе и боеприпасы. Что делать? Драться до последнего или... Или спасти жизнь своим товарищам и раненому командиру? Ценой хотя бы собственной жизни. [89]
И Сивко решился. Сказал оставшимся в живых морякам:
— Вот что, друзья. Эту атаку нам не отбить. Нечем... Помирать же всем ни к чему. Поэтому... Несите младшего лейтенанта к своим. Надо спасти жизнь командиру! Я останусь здесь, прикрою.
Моряки было зароптали. Но Сивко их убедил: не надо лишних жертв. Эту контратаку действительно нечем отбивать. На весь взвод только шесть гранат. Да и диски почти все пустые. Лучше уж он один...
И все-таки с Иваном остались еще двое краснофлотцев. Самых близких друзей. Этих уговорить не удалось.
Разложили перед собой гранаты. Каждому по две. Да по полдиска на автомат. Молча обнялись, прощаясь. И стали ждать приближения вражеской цепи.
...Уже пали смертью храбрых оба его друга. Сивко — один. И три гранаты под рукой. Диск автомата пуст: расстрелял его в первые же минуты боя.
Но и фашисты, дружно встреченные до этого тремя краснофлотцами, залегли метрах в тридцати. Боятся поднять и головы. Они еще не знают, что перед ними только один советский герой. Лежат, горланят:
— Рус, сдавайсь!
— Русские в плен не сдаются! — доносится им в ответ из траншеи.
И до гитлеровцев в конце концов доходит, что им отвечает всего лишь один матрос. Поднимаются, бросаются в атаку. В их рядах гулко рвутся две гранаты.
Все, у русского нет больше гранат? Вот он и сам понял бессмысленность своего сопротивления, поднялся. И руки вверх. Сдается.
Но едва Сивко окружили галдящие фашисты, как его правая рука резко опустилась вниз. В ней-то и была зажата третья лимонка, которую он бросил себе под ноги, успев крикнуть:
— Врешь, живым не дамся!
Раздался взрыв. Сраженные осколками, упали несколько гитлеровцев. Но перестало биться и сердце молодого патриота...
Позже поэт Александр Жаров посвятит подвигу Ивана Сивко свою поэму «Богатырь». А после войны приказом министра обороны СССР его имя будет навечно занесено в списки учебного отряда Северного флота. А в слободе Николаевская (ныне город Николаевск), где родился Иван Михайлович Сивко, средняя школа носит гордое имя Героя. [90]
...Десант, точнее небольшая группа воинов, вернулся на Большую землю. Последние бойцы взошли на катер в два часа ночи 3 августа 1941 года. Среди них — секретарь партбюро полка старший политрук В. Кузнецов и начальник штаба первого стрелкового батальона старший лейтенант А. Закутный, донесшие до нас подробный рассказ о мужестве и отваге десантников.
Никогда не забуду, с какой радостью наша линотипистка Маша Стрыгина набрала сообщение Совинформбюро за 19 сентября 1941 года, где говорилось: «В упорных боях на мурманском направлении наши части нанесли большие потери трем батальонам СС и двум немецким горно-егерским. 136-й и 137-й немецкие горно-егерские полки потеряли около тысячи солдат и офицеров убитыми и свыше двух тысяч ранеными».
Материалы о мужестве и отваге советских воинов, их беззаветной преданности ленинской партии и социалистической Родине были гвоздевыми в каждом номере газеты. И их наши журналисты писали, так сказать, по свежим следам, оперативно. Знали, идет война и с героями их очерков и корреспонденций может случиться всякое. Одного, глядишь, после отъезда корреспондента из части ранило, и он надолго выбыл из части. Другой погиб, а в материале... В материале говорится о нем как о живом. Что ни говорите, а в этом есть какой-то нехороший оттенок, который конечно же не делает чести газете, не повышает ее авторитет.
Как-то на партийном собрании родился замысел посвятить одну из полос газеты материалам, отвечающим шапке: «Коммунист и комсомолец! Будь самым опытным, самым мужественным и отважным бойцом!» Всесторонне обсудили эту задумку, наметили, кто и какие материалы будет писать. И сделали полосу. Да так удачно, что в войсках по ней даже проводились беседы, она была включена в повестки очередных партийных и комсомольских собраний рот и батальонов. В другой раз была выпущена полоса о политбойцах. Шапка ее призывала: «Товарищи политбойцы! Примером личной доблести и отваги учите побеждать врага малой кровью!» Газета писала о том опыте, который был накоплен политбойцами в их работе с воинами, утверждала, что место политбойца всегда впереди, во главе атакующих. Эта полоса, кстати, была подготовлена нашими активными военкорами из войск В. Клименко и Н. Байкеновым при помощи корреспондента газеты Г. Будашевского. [91]
Тем временем ожесточенные сентябрьские бои продолжались. Вражеские полчища рвались к Мурманску, надеясь зимовать в теплых квартирах. Но советские войска стояли насмерть. В этих боях рождались новые герои. Среди них был комсомольский вожак Тимофей Борисенок.
Тимофей Кириллович с детства мечтал стать военным, и мечта его осуществилась. Мне, как и многим активистам Мурманского комсомола, выпало счастье познакомиться еще в 1940 году с этим человеком — комсомольским вожаком старшим политруком Тимофеем Кирилловичем Борисенком. Душевный человек, интересный собеседник. Служил он в то время в 14-й стрелковой дивизии, штаб которой находился неподалеку от нашей армейской газеты. Несмотря на занятость (он был помощником начальника политотдела дивизии по комсомолу), в свободную минуту заходил в редакцию, рассказывал о работе армейского комсомола, о жизни и службе молодых воинов.
Тимофей Кириллович — участник войны с белофиннами, за мужество и отвагу одним из первых был награжден орденом Красной Звезды. Человек он был веселый, жизнерадостный — душа молодежи, вожак комсомола. Но он умел быть суровым и непримиримым, когда дело касалось судеб Родины, ее защиты. Его беседы были и для нас, молодежи, интересны и поучительны. Если нарисовать словесный портрет Тимофея Кирилловича, то, пожалуй, уверенно можно сказать: рост средний, сухощав, чуть-чуть сутул, лицо доброе, открытое, лоб большой, волосы русые, редкие, мягкие, с зачесом на правую сторону. Носил Борисенок гимнастерку из серого коверкота, синие брюки, заправленные в сапоги. Говорок у Тимофея белорусский, часто в его речи отчетливо звучало: «ща, ще, щу». Борисенок очень любил шутить. Шутки его были не злые, а, скорее, интересные веселые и безобидные. Разговаривал он с товарищами обычно стоя, левая рука — в кармане брюк, другая — крутит цепочку, на которой пара небольших ключей.
Готовя эту книгу, я встречался с Михаилом Степановичем Савельевым, работавшим первым секретарем Мурманского обкома комсомола в предвоенные и первые военные годы. В задушевной беседе вспомнили пороховую комсомольскую юность, участие в защите города-героя Мурманска, товарищей из комсомольского актива. Михаил Степанович первым назвал члена обкома комсомола Тимофея Борисенка. Рассказал о его участии в оборонной работе на заводах, в порту, в средних школах, где он любил встречаться со старшеклассниками. [92] Борисенок с охотой выполнял поручения обкома.
— Мурманская комсомольская организация, — рассказывал Михаил Степанович, — перед войной была крепкая, сплоченная. Мы чувствовали, Германия готовится напасть на нас, и старались готовить молодежь Кольского полуострова к защите Родины. В этом деле нам крепко помогал армейский комсомол. В первые дни войны мы отправили лучших комсомольцев и весь актив на передовую. Тяжелые бои шли за заливом. Многие комсомольские активисты погибли в тех боях, но не пропустили врага к Мурманску.
И по сей день от ветеранов войны в Мурманский обком комсомола, в совет ветеранов Карельского фронта поступают письма с воспоминаниями о Борисенке. Его любили и в дивизии, и в армии. О нем помнят. Свидетельства его однополчан самые впечатляющие. Поэтому сошлюсь прежде всего на них. Вот письмо политработника полковника в отставке Ф. Свиньина, служившего вместе с Борисенком в политотделе 14-й дивизии.
«Первое знакомство с Тимофеем Борисенком произошло в сентябре сорокового, когда я был переведен в Мурманск в политотдел дивизии на должность старшего инструктора по пропаганде. Здесь и состоялась встреча с молодым, энергичным, жизнерадостным политработником.
Вскоре после моего прибытия в политотдел, в 1940 году, мы с Тимофеем стали, скажу без преувеличения, друзьями. Очень многие обстоятельства сближали нас. Оба были комсомольскими работниками, хорошо понимали друг друга и взаимодействовали в работе. К тому же оба мечтали об учебе. Я уже сдал предварительные экзамены в военно-педагогический институт, а Борисенок собирался поступать в военно-политическую академию. Оба были избраны членами дивизионной партийной комиссии и довольно часто вместе выезжали в гарнизоны и части дивизии, разбросанные по всему Заполярью.
В начале войны наши пути несколько разошлись. Но в июле 1941 года отдельные части дивизии были выведены для переформирования во второй эшелон. Штаб дивизии разместился в Кильдинстрое, недалеко от Мурманска. Здесь я снова увиделся с Борисенком. Мы принимали пополнение, формировали подразделения. А в августе 1941 года 95-й стрелковый полк и спецчасти дивизии вышли на передний край и заняли оборону. Борисенок находился тогда, насколько я помню, в спецчастях, выдавал комсомольские билеты. [93]
Я снова выехал в 95-й стрелковый полк, который занял оборону на левом фланге мурманского направления. Шли бои местного значения. В конце августа на совещании у начальника политотдела дивизии батальонного комиссара Петрова мы с Борисенком опять встретились. До этого Тимофей все время находился в частях дивизии, участвовал в боях.
Разведданные говорили о том, что противник готовится к новому наступлению. Из трех стрелковых полков нашей дивизии в то время 325-й стрелковый полк переформировался после десанта, 135-й стрелковый полк вел бои на полуостровах Рыбачий и Средний. В затоне Западной Лиды находились лишь 95-й стрелковый полк и спецчасти дивизии. И случилось так, что нас с Борисенком направили в 95-й стрелковый полк: его — в левофланговый батальон, а меня — в батальон Косатого, оборонявший у реки Большая Западная Лица основную и единственную дорогу Титовка — Мурманск.
В первых числах сентября мы были уже в своих батальонах. 95-й стрелковый полк занимал очень ответственный рубеж, на котором в начале сентября развернулись непрекращающиеся бои, длившиеся почти месяц.
Батальон Косатого непрерывно отбивал атаки врага. Такие же тяжелые бои шли в соседнем батальоне полка, где находился Борисенок. Там обстановка была, пожалуй, даже сложнее, так как это был левый фланг мурманского направления и фашистские войска пошли в обход его.
Я хорошо представляю себе, какое участие в боях принимал в эти дни Тимофей Борисенок. До конца сентября, пока не возвратился в политотдел дивизии, я и не знал, что Борисенка уже нет в живых. В батальоне, где он находился, мало кто уцелел. Но враг был отброшен за реку Большая Западная Лица. Тело моего друга Тимофея Борисенка было обнаружено на одной из сопок, которую не так давно занимали немцы».
А вот еще одно свидетельство политработника, бывшего комиссара 4-й батареи 143-го артиллерийского полка 14-й стрелковой дивизии подполковника в отставке И. Улькина.
«Перед Великой Отечественной войной, — пишет он, — служил я на полуострове Рыбачий. Тогда это были дикие, необжитые места. Жили мы там в очень трудных условиях. Приезд каждого человека с Большой земли был для нас событием. И чаще других этим человеком оказывался помощник начальника политического отдела по комсомолу 14-й стрелковой дивизии старший политрук Тимофей Борисенок.
А добираться к нам на небольших мотоботах было очень [94] нелегко. Особенно в полярную ночь. В штормовую погоду высадка на скалистые берега Рыбачьего была связана с риском для жизни. Помню, как в марте 1941 года Тимофей Борисенок прибыл в бухту Озерко. Из-за шторма судно не могло подойти к берегу. Якорь не держал его на месте, и, чтобы катер не выбросило на берег, капитан решил уходить в море. Тогда самые сильные и смелые наши комсомольцы, рискуя жизнью, на лодках добрались до пляшущего на волнах судна, взяли с него дорогого гостя и доставили на берег. Мокрый, промерзший и смертельно усталый, Борисенок еле стоял на ногах. Но на его бледном лице сияли такие веселые глаза, что все поняли: Тимофей не пойдет отдыхать, пока не расскажет о новостях и не вручит комсомольские билеты вновь принятым членам ВЛКСМ. Эти билеты у него были завернуты в брезентовый плащ и не пострадали от шторма.
Мы, комсомольцы, не только уважали этого худощавого, подтянутого молодого политработника, но и горячо любили. Чтобы послушать его, поговорить с ним, комсомольцы в любую погоду собирались со всего полуострова. Многим приходилось пройти на лыжах 30–50 километров. Каждое заседание бюро или комсомольское собрание для нас было праздником.
Когда старший политрук Борисенок говорил, что счастье — в борьбе, никто в этом не сомневался, так как видели, что сам Тимофей именно так и жил.
С началом войны Борисенка уже трудно было найти в политотделе. Он почти все время проводил в передовых частях. Бывал и в артиллерийских батареях 143-го полка, прикрывавших автомобильную дорогу от Печенги до Мурманска. Именно здесь следовало ожидать главного удара противника. В канун боя в батареях проходили комсомольские собрания. На них выступал старший политрук Борисенок. Комсомольцы поклялись: с места не сходить, врага не пропускать».
Таковы свидетельства очевидцев. Но есть еще документы. Остались личное дело Борисенка, написанная им автобиография, представление к награде. Они тоже говорят о многом. Вот что я узнал из них.
Тимофей Кириллович Борисенок родился в местечке Милославичи Климовичского района Могилевской области Белоруссии. Сын белорусского крестьянина, он с малых лет приучился к труду. Вступив в комсомол, потянулся к общественной работе. Стал пионервожатым в школе. Общительного, неутомимого комсомольца заметили, пригласили на работу в райком комсомола. Стал он культпропом Климовичского [95] райкома, а через два года — заместителем секретаря Червинского райкома ЛКСМ Белоруссии. Оттуда в 1935 году и ушел Тимофей Борисенок в армию. Так что пришел он в армию человеком уже зрелым, имеющим опыт работы с молодежью. Был сначала красноармейцем, служил в 18-м отдельном пулеметном батальоне. В партию коммунистов вступил в 1932 году. И в армии сразу же избрали его парторгом роты. В июне 1937 года политуправление Белорусского военного округа направило его на курсы политсостава в город Смоленск. И здесь коммунисты оказали ему доверие, избрав парторгом курсов. В октябре 1937 года Борисенок назначается политруком роты 155-го стрелкового полка. В апреле 1938 года он избирается ответственным секретарем партийного бюро полка.
Многие ветераны боев в Заполярье, знавшие Борисенка, вспоминают, что Великую Отечественную войну он встретил уже человеком, прошедшим суровые боевые испытания, закалку, что в 1939–1940 годах он участвовал в боях с белофиннами и имел боевую награду. В частности, об этом писал Свиньин, указывающий, что Борисенок служил в 205-м стрелковом полку, участвовал в боях и был награжден орденом Красной Звезды. Однако никаких других документов, подтверждающих это, долгое время найти не удавалось. В личном деле никаких записей по этому поводу не было. Ничего не сказано даже о назначении Борисенка в 205-й полк. И вот новый документ. В архиве обнаружился наградной лист на ответственного секретаря партийного бюро 205-го стрелкового полка 52-й стрелковой дивизии старшего политрука Тимофея Кирилловича Борисенка. Подписал его уже знакомый читателю военком 205-го полка Иванников.
В наградном листе дано краткое изложение подвига. В нем говорится, что Борисенок в период боев с белофиннами показал умение оперативно руководить членами партбюро и партийными организациями рот. Своевременно передавал лучший боевой партийный опыт парторгов рот и парторганизаций другим ротным партийным организациям. Как в обороне, так и в наступлении оперативно доводил задачи до коммунистов и тем самым обеспечивал их авангардную роль в бою. Сам участвовал в боях, своим примером мужества и отваги воодушевлял бойцов и командиров на разгром врага.
Нашлась и партийно-политическая характеристика на секретаря партийного бюро 205-го стрелкового полка старшего политрука Борисенка Тимофея Кирилловича, подписанная в июне 1940 года заместителем командира полка батальонным [96] комиссаром А. Иванниковым. В ней говорится: «Тов. Т. К. Борисенок в полк прибыл с должности инструктора ЦК комсомола Белоруссии. Назначен политруком роты. В 1939 году избран секретарем партбюро полка. На данной работе показал себя с положительной стороны... Хорошо знает внутрипартийную работу, всегда связан с секретарями ротных партийных организаций, учит практике работы с ними членов партбюро. Часто выступает перед личным составом с лекциями и докладами.
В период войны с белофиннами всегда был среди воинов, личным примером воодушевлял их на выполнение боевого приказа. Когда шюцкоровцы атаковали 5-ю и 6-ю роты второго батальона, тов. Борисенок находился в 5-й роте. С возгласом «Товарищи, за мной!» он поднял бойцов в контратаку. Противник понес потери и отступил. Второй батальон стал продвигаться вперед, преследуя отходящего противника, Борисенок всегда находился там, где складывалась наиболее сложная обстановка. За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с белофиннами он был награжден орденом Красной Звезды».
В 1940 году Борисенок назначается помощником начальника отдела политической пропаганды 14-й стрелковой дивизии по работе среди комсомольцев. С энтузиазмом берется он за новое дело. Хотя какое же оно для него новое! Здесь он опять в своей стихии, работает с молодежью. Большую часть времени проводит в войсках. Части разбросаны по побережью, бойцы и командиры испытывают немало трудностей в связи с суровыми условиями Севера. И Борисенок стремится попасть туда, где сложнее, где нужна его помощь. Так, в сентябрьские дни 1941 года он оказался на самом опасном участке фронта, там, где враг прорвался к Мурманску. Конечно, он не знал, что егеря прорвутся именно здесь, что они сомнут наш фланг и выйдут к Мишуковской дороге. Но легко было предположить, что единственная дорога на Мурманск станет основной целью противника и он устремится к ней справа и слева. Борисенок выбрал левый фланг. Вот почему перед боем оказался он в 95-м стрелковом полку. В первый же день противник обошел наши части и начал угрожать тылам дивизии, а главное, важнейшей магистрали, ведущей на Мурманск.
Борисенок не задержался на командном пункте полка. Когда создалось опасное положение у артиллеристов, направился туда. Во главе группы бойцов отбил несколько атак противника. Орудия отстояли. Едва вернулся на командный пункт, чтобы осведомиться об обстановке, как узнал о захвате [97] противником высоты, имеющей важное значение для всей обороны полка.
— Подразделение Степанова ведет бой в тяжелейших условиях, — сказал комиссар полка. — Вот уже несколько часов мы не имеем от него сведений. Прорвитесь на высоту. Передайте Степанову: высоту не сдавать, оборонять до последнего вздоха. Иначе нависнет угроза над всей дивизией.
Борисенок понял эти слова как приказ лично для себя. Он набил сумку патронами, взял побольше гранат, сказал:
— Пригодится.
И ушел в бой. На наблюдательном пункте батальона ему сказали, что особенно трудно в левофланговой роте. Бойцов там осталось немного, а враг жмет, непрерывно атакует. Борисенок свалился в окоп — небольшое углубление в расщелине скалы, огляделся и спросил:
— Комсомольцы есть?
Так он спрашивал всегда, когда прибывал в отдаленные гарнизоны, чтобы помочь оживить комсомольскую работу, вручить бойцам комсомольские билеты, провести беседы. По старой привычке спросил об этом и сейчас.
— Есть, — ответил боец с серым от порохового дыма и пыли лицом. — Я комсомолец. Вот и он тоже. Еще были двое, да убиты.
Борисенок оглядел бойцов. У одного заметил артиллерийские эмблемы на петлицах.
— Артиллерист?
— Да. Орудие разбило, так мы гранатой и пулей бьем врага.
— Молодцы! Теперь нам будет легче. Все-таки подкрепление прибыло.
— Где ж оно?
— А я. Вливаюсь целиком в ваше подразделение. Будем биться вместе, пока не одолеем врага. Где командир?
— Вон за тем валуном.
Поговорив с командиром, Борисенок, где ползком, где пригнувшись, обошел все окопы, помог укрепить позиции. Совсем еще молоденький красноармеец тщетно старался углубить свой окоп: твердый грунт не поддавался.
— Дай-ка, дружище, лопату, — попросил Борисенок. — Вот так надо. Старайся попасть в щель между камней. Выворотил камушек — и на бруствер его. Убережет от пули.
Для себя он выбрал место у небольшого валуна. Сказал бойцу:
— Ничего, выстоим. Я рядом буду.
Когда егеря пошли в атаку, бойцы встретили их дружным [98] огнем. Борисенок стрелял сначала из винтовки. Уложил одного гитлеровца, другого. Но егеря приближались.
— Гранаты есть? — крикнул он бойцу. — Давай вместе, залпом.
Они бросили по гранате. Егеря повалились на землю. Воспользовавшись этим, Борисенок поднял бойцов в контратаку.
— Ур-ра!
Враг отступил.
— Ну, что я тебе говорил, — обратился Борисенок к бойцу, вытирая пот с лица. — Не так-то легко нас одолеть. Мы крепкие.
— Как вы пришли, легче стало, — отозвался, улыбаясь, боец.
— То-то же. Хоронись! Мина летит.
Потерпев неудачу в атаке, немцы открыли по высоте минометный огонь. И снова полезли на сопку. До вечера рота отбила четыре атаки. Уже в темноте пришел командир батальона.
— Надо держаться, — сказал он. — Высота эта нам очень нужна. Отдадим ее врагу — и другим подразделениям худо будет.
— Не отдадим, — заверил Борисенок. — Пока живы будем, не отдадим.
— Командир роты убит. Придется тебе взять командование. Объединишь всех — и пехотинцев, и артиллеристов. Всех, что остались.
— Хорошо. Будем держаться, — еще раз пообещал Борисенок. — Если будет связь с дивизией, передайте, что я тут.
Бои начались 7 сентября. Борисенок ходил в контратаки с пехотинцами второго батальона 95-го стрелкового полка. Его видели в самых жарких схватках. С пистолетом в руке он первым бросался на врага и погиб в бою в воскресенье 14 сентября 1941 года, на 85-й день войны.
Свидетелей того боя в живых осталось немного. И рассказывают они по-разному, кто как запомнил те суровые дни. Поэтому сошлюсь на официальный документ — на наградной лист, заполненный вскоре после совершенного Борисенком подвига и подписанный командиром и комиссаром стрелковой дивизии. Вот что сказано в наградном листе: «С начала Великой Отечественной войны тов. Борисенок не раз был в жарких схватках с врагом. Он бок о бок с бойцами уничтожал фашистских гадов, появлялся там, где грозила опасность. О его смелости, храбрости и мужестве с удовлетворением [99] говорят в частях и соединениях мурманского направления.
Подразделению тов. Степанова 13 сентября была поставлена задача — безымянную высоту удержать, иначе грозит опасность всему левому флангу дивизии. Тов. Борисенок находился в этом подразделении. В течение суток шел бой с превосходящими силами противника. Подразделение дралось героически. Тов. Борисенок воодушевлял бойцов, неоднократно водил их в контратаки. Подразделение оказалось в окружении. Долго длился неравный бой, но ни один из бойцов не дрогнул. Вражеское кольцо было прорвано. Остались в живых немногие. Боевая задача, имеющая большое значение для дивизии, была выполнена.
Тов. Борисенок пал смертью храбрых. Его жизнь для фашистов обошлась дорого. Он погиб как герой-большевик, герой Великой Отечественной войны, отдал свою жизнь за свободу и счастье советского народа».
Казалось, враг торжествовал победу. Высоту егеря заняли. Но они не успели и осмотреться на ней, как с юга и с запада, оттуда, где недавно прошли егеря, послышалось мощное «ура». Это, вступив в бой, ударила с фланга и тыла по фашистам знаменитая Полярная дивизия, сформированная из мурманчан. Враг повернул вспять. Те несколько дней, которые продержался на сопке с бойцами старший политрук Борисенок, стали частичкой нашей победы. Ведь в бою все взаимосвязано. И не потому ли теперь, много лет спустя после войны, два памятника стоят рядом: памятник бойцам Полярной дивизии и семиметровая стела — памятник комсомольскому работнику старшему политруку Тимофею Кирилловичу Борисенку.
Интересна история этого памятника.
1 ноября 1941 года, то есть через полтора месяца после гибели героя, Исполком Мурманского областного Совета депутатов трудящихся принял по предложению Мурманского обкома комсомола постановление об увековечении памяти старшего политрука Т. К. Борисенка. В нем говорилось: «... в ожесточенных боях за социалистическую Родину на мурманском направлении 14 сентября 1941 года пал смертью храбрых старший политрук-орденоносец, помощник начальника политотдела 14-й дивизии по комсомолу Тимофей Кириллович Борисенок.
Он жизнь свою закончил героическим подвигом... Находясь в окружении, он с группой смельчаков наносил фашистам уничтожающие удары до тех пор, пока билось его горячее сердце, пока смотрели глаза, а руки держали оружие. [100]
Его светлый образ будет перед нами как образец стойкости, непоколебимой веры в наше великое дело, как образец самопожертвования во имя любви к Родине.
Исполком Мурманского областного Совета депутатов трудящихся решает:
Славному сыну Ленинского комсомола, храброму воину Великой Отечественной войны, показавшему себя мужественным защитником нашей социалистической Родины, — Тимофею Кирилловичу Борисенку воздвигнуть памятник на сопке, где погиб и похоронен герой...»
В те годы шефство над могилой героя взяли комсомольцы мурманской мебельной фабрики, которые в сентябре 1942-го установили на сопке временный деревянный обелиск. Затем воины 14-й армии совместно с шефами соорудили отважному политруку памятник на берегу реки Большая Западная Лица.
Это были временные сооружения.
А в сентябре 1969 года состоялось открытие нового памятника Т. К. Борисенку, который был установлен воинами Мурманского гарнизона и комсомольцами Мурманской области на 75-м километре дороги Печенга — Мурманск. Памятник строг и прост. Семиметровая стела установлена на возвышении. С одной стороны — мемориальная доска с надписью «Тимофей Борисенок. 1912–1941». С другой стороны высечены слова из «Песни о Соколе» М. Горького: «Пускай ты умер, но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером...»
И зимой и летом оживленно на Мурманском шоссе. Снуют по нему машины, рейсовые автобусы, солидные грузовики, комфортабельные «Волги», юркие «Жигули». И в памяти людей, увидевших стелу, встает подвиг воина, комсомольца и коммуниста Тимофея Кирилловича Борисенка.
В начале сентября 1941 года, после небольшого августовского затишья, на мурманском направлении вновь возобновились кровопролитные бои. Особого напряжения они достигли в районе реки Большая Западная Лица.
Рано утром 8 сентября противник под прикрытием тумана атаковал подразделения 112-го стрелкового полка я потеснил их в юго-восточном направлении. На другой день егеря, введя в бой вторые эшелоны, прорвались на огневые позиции артиллерии полка и вышли в тыл частям 52-й стрелковой дивизии. Но решительной контратакой 205-го стрелкового полка и других частей дивизии, предпринятой [101] 9 сентября, противник был остановлен, а затем отброшен на исходные позиции.
В этих боях самоотверженно сражались артиллеристы 2-го дивизиона 158-го артиллерийского полка под командованием капитана Е. Л. Пасько. Поддерживая 112-й стрелковый полк, они вели меткий огонь, нанося ощутимые потери противнику. 9 сентября эсэсовцы прорвались к огневым позициям дивизиона. Артиллеристы не растерялись, контратаками и огнем прямой наводкой отбили атаки противника. Подразделения подоспевшего сюда 205-го стрелкового полка отбросили фашистов к западу.
Как только начались бои, сотрудники армейской газеты направились в район Западной Лицы. Находясь в центре событий, они фиксировали действия бойцов и командиров в своих блокнотах. Одни тут же направляли свои корреспонденции в редакцию, а другие на попутных машинах возвращались в Мурманск, чтобы продиктовать в очередной номер газеты свежий материал, и снова возвращались в части.
В 205-м стрелковом полку и у артиллеристов в эти дни находился Г. Мокин. Его корреспонденции о ходе боев шли в очередные номера без задержки.
Серьезной была и обстановка на левом фланге 14-й армии. Противник двумя полками форсировал реку Большая Западная Лица и обошел левый фланг 14-й дивизии, достиг района озер Серповидное и Куырк-явр. Подоспевшие резервы 14-й стрелковой дивизии не смогли сдержать натиск противника и с тяжелыми боями отходили на северо-восток.
Автоматчики противника просачивались на огневые позиции артиллерийских подразделений, в наши тылы, на пути подвоза боеприпасов. Генерал Дитл бросил в прорыв свежие части. Он требовал от своих офицеров и солдат:
— Вперед! Только вперед, на Мурманск!
Враг мог за несколько часов достичь Мурманска. Создалась смертельная угроза городу и порту. Обком партии принимает решение об ускорении формирования нового воинского соединения, получившего наименование Полярной дивизии. Она формировалась из мурманчан, входивших в состав народного ополчения. По радио передавалось обращение обкома партии и Военного совета 14-й армии: «Все — на защиту Мурманска! Все — на защиту родного края!»
Тем временем, развивая наступление, противник перерезал в районе 42-го километра нашу единственную коммуникацию — дорогу Мурманск — поселок Большая Западная Лица. Потеря этой коммуникации означала нарушение связи с тылом, прекращение подвоза пополнения, продовольствия [102] и боеприпасов. Поздней ночью секретарь Мурманского обкома партии Максим Иванович Староста собрал партийный актив.
— Товарищи! — взволнованно сказал он. — Положение на фронте ухудшилось. Мурманску угрожает непосредственная опасность. Враг — на подступах к городу. В этих условиях я вижу единственный выход — каждому считать себя мобилизованным. Выделенных для отправки на фронт товарищей прошу сегодня утром явиться в военный городок и принять подразделения.
Через несколько часов первый полк Полярной дивизии выступил на фронт. Путь ему предстоял нелегкий. Люди спешили. Через два дня на фронт ушел второй. Мысль у ополченцев одна: только бы успеть к рубежу обороны, чтобы не допустить противника к Мурманску.
Все работники политотдела армии и многие сотрудники газеты отправились в передовые части, чтобы сплотить бойцов и командиров на отпор врагу. Задача была предельно ясной: продержаться хотя бы сутки, чтобы дать возможность подразделениям Полярной дивизии выйти на исходные позиции и атаковать врага... И эта необычайной трудности задача была выполнена. Части и подразделения 14-й, Полярной и 52-й стрелковой дивизий выстояли, нанесли противнику ощутимые потерн.
Здесь, у реки Большая Западная Лица, бои рождали все новых и новых героев. Подвиги совершали не только отдельные бойцы и командиры, но и целые подразделения. Бессмертной славой, например, покрыли себя в эти дни воины 6-й артиллерийской батареи 143-го артполка, которой командовал лейтенант Григорий Лысенко. Преграждая на одном из участков путь рвущимся к Мурманску фашистам, эта батарея стойко отражала все вражеские атаки. Мужественно дрались ее бойцы даже тогда, когда оказывались в окружении.
Почти все бойцы и командиры батареи пали в бою, но они задержали егерей неприятеля ровно настолько, чтобы Полярная дивизия могла сосредоточиться и нанести по противнику сокрушительный удар с. фланга и тыла. Узнав об этом подвиге артиллеристов, редактор М. Сергеев дал срочное указание отделу армейской жизни немедленно послать журналистов для розыска оставшихся в живых героев этих боев, подготовить о них материал и посвятить этому подвигу целую полосу.
Журналисты сумели оперативно подготовить материалы, а полиграфисты сделали все от них зависящее, чтобы полоса [103] получилась броской, плотной, разнообразной по шрифту и заголовкам.
4 октября 1941 года все воины армии, жители Мурманска узнали из нашей газеты о делах героической батареи. Газета переходила из рук в руки, ее с волнением читали все — и военные, и гражданские. О подвигах воинов-артиллеристов рассказывали очевидцы боев — секретарь партбюро 143-го артполка Козлов, комсорг 6-й батареи ефрейтор Вершинин, бойцы артиллерийских расчетов Кудрявцев, Сотин и другие. Поэт посвятил героям-артиллеристам «Песню о батарее героев»:
Били в них самолеты,На конкурсе, объявленном фронтовой газетой «В бой за Родину», эта песня вошла в число призеров. Ее пели во многих частях и подразделениях фронта. С тех пор батарею стали называть героической.
Меня не покидала мысль более подробно написать о подвиге батарейцев, о людях, отдавших жизнь за нашу победу. Конечно, сведений, которыми я располагал еще со времени войны, было недостаточно. Я дополнял их данными из архивов, рассказами однополчан и моих товарищей журналистов, не раз бывавших в этом подразделении и писавших об артиллеристах на страницах нашей газеты.
Уже после войны, будучи в командировке в Мурманске, я решил побывать в районе боев. Помог облвоенкомат: выделил автомашину, порекомендовал встретиться с участником боев на мурманском направлении, хорошо знающим все места былых сражений, капитаном в отставке А. И. Пешковым.
И вот в один из солнечных осенних дней мы с Афанасием Ивановичем Пешковым проехали по местам боев от Мурманска до самой норвежской границы. Осмотрели памятники, обелиски, установленные павшим воинам-героям трудящимися Мурманска. Побывали на вражеских железобетонных укреплениях, которые наши воины ценой собственной жизни сумели преодолеть.
Мы знали, что 6-я героическая комсомольская батарея существует. Поэтому нашей целью было — побывать у тех, кто свято хранит и приумножает боевые традиции фронтовиков, стремится быть похожими на героев войны. [104]
И вот мы в районе Луостари. Встречаемся с командиром полка подполковником А. Д. Ерковичем. Анатолий Дмитриевич рассказал о жизни артиллеристов, о музее, который создан в полку, о боевой батарее. Потом идем в легендарную батарею. Ее официальное наименование: Шестая гвардейская героическая комсомольская ордена Кутузова Печенгская артиллерийская батарея. Командует ею боевой, по-спортивному подтянутый гвардии старший лейтенант Владимир Петрович Купцов.
— Батарейцы, — рассказывает В. П. Купцов, — свято хранят и приумножают свои боевые традиции. За успехи в боевой и политической подготовке, целеустремленную воспитательную работу личный состав 6-й героической батареи 19 ноября 1973 года, в ознаменование Дня ракетных войск и артиллерии, занесен в Книгу почета ЦК ВЛКСМ, 19 ноября 1979 года почетным гвардейцем 6-й героической батареи зачислен генерал-полковник артиллерии Герой Советского Союза Н. М. Хлебников.
На встречах с молодыми воинами батареи я поделился тем, что помнил со времен войны, что удалось мне узнать из документов, услышать из уст участников этих героических событий сентября 1941 года.
В чем же черпали силу воины 6-й батареи, когда насмерть сражались с врагом? Чтобы понять это, вернемся к тому незабываемому времени, когда строились Магнитка, Челябинский тракторный, Кузбасс. Именно в той обстановке трудового энтузиазма воспитывались будущие герои боев.
О 143-м артиллерийском полку армейская газета «Часовой Севера» не раз писала еще до войны. Полк, а особенно 6-я артиллерийская батарея в нем, отличился высокой боевой выучкой, меткостью стрельбы. В мае 1941 года на артиллерийских состязаниях 6-я батарея заняла первое место, а ее командир лейтенант Григорий Лысенко получил благодарность от командующего артиллерией армии.
143-й артиллерийский полк имел славные боевые традиции, которые свято поддерживались. В формировании полка принимал участие герой гражданской войны генерал-полковник артиллерии Н. М. Хлебников, бывший начальник артиллерии знаменитой Чапаевской дивизии. Почетным орудийным номером полка был утвержден выдающийся полководец Михаил Васильевич Фрунзе. Воины батареи гордились этим и старались оправдать высокое доверие.
Так что подвиг, совершенный воинами 6-й артиллерийской батареи в годы минувшей войны был не случаен, а вполне закономерен. Именно 6-я батарея, оказавшись в сентябре [105] 1941 года на пути гитлеровцев, рвущихся к Мурманску, не пропустила врага, выстояла, тогда как, по всем расчетам фашистского командования и по его представлению о воинском искусстве Красной Армии, выстоять не могла.
Воины 6-й героической совершили невозможное и тем вошли в бессмертие. Не многие уцелели после тех нескольких дней сентябрьских боев, когда на 52-м километре Мурманского шоссе враг был остановлен. Те, кто остался жив, помогли восстановить правду о павших...
До конца войны на Карельском фронте артиллеристы, да и не только артиллеристы — все, кто знал о стойкости и мужестве бойцов 6-й батареи, восхищались их подвигом, равнялись на него: «Сражаться с врагом так, как сражались, воины 6-й героической!»
Мурманчане свято чтут подвиг батарейцев. На одной из центральных улиц установлен величественный памятник воинам 6-й героической батареи. На высоком пьедестале с поднятым вверх стволом стоит пушка. Она будто салютует, утверждая свою непобедимость. На постаменте из черного мрамора прикреплена мемориальная доска с надписью, кто совершил подвиг, когда и где...
Долго с обнаженной головой стоял я у этого памятника. И возникла мысль, что такой лаконичной надписи о павших героях недостаточно. И подумалось, а что же те, кто родился после войны, из этой краткой эпитафии узнают о воинах героической батареи? Ведь они должны узнать как можно больше. И не наш ли, ветеранов, долг рассказать все, что нам известно, все, что мы видели, чему были свидетелями, что слышали непосредственно из уст участников событий?
...Командир батареи. Незадолго до Великой Отечественной войны им был назначен лейтенант Григорий Филимонович Лысенко. Многие, кто его знал, вспоминают о нем как о боевом, неутомимом командире, служившем во всем примером для своих бойцов. Родился и вырос он на Украине, в селе Мироновка Кричанского района Днепропетровской области. Отец умер рано, когда Григорию не было еще и 15 лет, и мать, Евдокия Васильевна, одна подняла девятерых детей: шесть сыновей и трех дочерей. С детства Гриша любил лошадей. Рос он смышленым, расторопным мальчишкой, учился прилежно, а когда вступил в комсомол, стал одним из активистов сельской ячейки. С комсомольской путевкой приехал в Киев, успешно сдал вступительные экзамены во 2-е артиллерийское училище и был зачислен курсантом. Из Киева вскоре был переведен в Ленинград в 1-е [106] Ленинградское артиллерийское училище имени Красного Октября.
Г. Ф. Лысенко не раз занимал призовые места в конных состязаниях, а на выпускном экзамене, выполняя в качестве командира батареи зачетную огневую задачу, показал высокий класс артиллерийского мастерства и получил отличную оценку.
После окончания училища был направлен в Заполярье, вступил в командование 6-й артиллерийской батареей 143-го артиллерийского полка. Батарея стояла как страж у входа в Кольский залив.
Полковник запаса А. Закутный, служивший до войны на том же острове Кильдин начальником штаба батальона, с большой теплотой вспоминает о Лысенко.
«Мы часто встречались, — пишет он, — в гарнизонной столовой, на учениях, на лыжных соревнованиях. Лысенко запомнился общительным, душевным человеком, всегда готовым прийти на выручку. В то же время он был в известной мере педантом. Любил дисциплину во всем, отлично знал устав, всегда строго выполнял его и от других требовал действовать по уставу. Так же как и командир дивизиона капитан Игошин, Лысенко много внимания уделял огневой подготовке, тщательно отрабатывал методы стрельбы в горах. Вне службы, на отдыхе, он был веселым, отзывчивым, надежным товарищем».
Когда началась война и фашисты стали бомбить остров, все вдруг с особой остротой почувствовали, до чего же был прав Г. Ф. Лысенко, когда без устали, как командир батареи, работал сам и заставлял работать других, чтобы огневые позиции были оборудованы лучшим образом. Батарея была надежно защищена, а орудия и личный состав обеспечены укрытиями.
Батарея называлась комсомольской. Ее командир и почти все бойцы были комсомольцами. Молодые воины любили своего командира за его деловые качества. К тому же и внешне он был красив: высокий брюнет, курчавый, чернобровый и голубоглазый. Но любили его, конечно, не за красоту, а за доброе отношение к людям, за то, что сам он никогда не выпячивал своих достоинств, не старался выделяться среди подчиненных. Любили его за справедливость и строгость, за то, что он терпеливо учил бойцов меткости огня, знанию материальной части, тактическим приемам и сметке, то есть всему тому, что нужно в бою.
Это 6-я комсомольская в содружестве с береговыми батареями Северного флота артиллерийским огнем воспрепятствовали [107] высадке на берег морских десантов врага. А когда в море была обнаружена подводная лодка противника, Лысенко тут же доложил командиру полка о замеченной цели и подал команду «К бою!». Последовал залп четырех гаубичных орудий 6-й батареи. Наблюдатель установил прямое попадание в лодку. Она исчезла с горизонта.
В начале июля 1941 года артиллеристы 143-го полка, а с ними и 6-я батарея, прибыли в район Западной Лицы и на новом месте приступили к оборудованию огневых позиций.
Август прошел в напряженных боях. Артиллеристы зорко следили за противником, били по его скоплениям в лощинах. Вот один из примеров. В ночь на 7 сентября усиленный вражеский батальон, воспользовавшись туманом, форсировал реку и вышел на тылы стрелкового полка, но паники не получилось, стрелки прочно обороняли свои позиции. Поддерживала их огнем и 6-я батарея. Она била по резервам противника, отсекая их от атакующих. К вечеру 7 сентября бой затих. Наши подразделения устояли, сорвав тем самым замысел врага.
В Мурманском краеведческом музее мне довелось видеть блокнотную запись командира взвода 6-й батареи младшего лейтенанта Коваленко, относящуюся как раз к концу дня 7 сентября. «Противник готовит наступление, — отмечает он, — но победы здесь ему не иметь!»
Новое наступление гитлеровцев началось на второй день — 8 сентября. Фашистам удалось прорвать нашу оборону. По лощине они устремились вперед, но на их пути непреодолимым препятствием снова стал заградительный огонь шестой.
С утра противник обрушил на позиции батареи и на соседние артиллерийские подразделения интенсивный артиллерийский огонь. В расположении батареи непрерывно рвались снаряды. Не было, казалось, живого места. Но как только противник пошел в атаку — гаубицы шестой тут же открыли по нему огонь. Он был сильным, всесокрушающим. Но и вражеские орудия не смолкали. Бой становился все напряженнее. Огромные фонтаны воды поднимались над поверхностью озера, слева от батареи, где рвались снаряды врага. Была в огне и возвышавшаяся справа от шестой большая сопка.
Фашисты сосредоточили на участке прорыва значительные силы. Вскоре бой шел уже в лощине, которая тянулась между озером и грядой высот до самой Западной [108] Лицы. Выйдя к лощине, они надеялись, что не встретят здесь упорного сопротивления наших частей. Поэтому немцы и кинулись в атаку, намереваясь легко захватить наши орудия.
Но не тут-то было! 6-я батарея продолжала вести усиленный огонь по огневым точкам противника. Она четко выполняла команды лейтенанта Лысенко, наблюдательный пункт которого находился на высотах у самой Западной Лицы. И вдруг прекратилась связь с наблюдательным пунктом. Старший на батарее младший лейтенант Осипов увидел перебегавших по лощине гитлеровцев. Он немедленно отдает команду повернуть орудия для отражения прямой наводкой атаки гитлеровцев. Ездовые и связисты заняли окопы и пулеметные ячейки, чтобы встретить врага пулеметно-ружейным огнем.
Услышав стрельбу в районе огневых позиций батареи, лейтенант Лысенко приказал связистам:
— Узнайте, что на батарее?
— Связи с батареей нет, товарищ лейтенант, — ответили связисты и впервые за два месяца боев виновато посмотрели на командира.
— Установить!
Услышав приказ, красноармеец Матвеев немедленно побежал по линии связи, держа в руках телефонный кабель. Как раз в это время на пути его разорвался вражеский снаряд... Лысенко терпеливо ждал, с тоской поглядывая на приунывшего в окопе связиста, прижимавшего телефонную трубку к уху и время от времени повторявшего позывной батареи. И вдруг лицо связиста преобразилось.
— Жив Матвеев, жив! — радостно крикнул он. — Связь восстановлена!
Лейтенант Лысенко припал к стереотрубе. На батарею стали поступать команды. И в ответ тотчас же раздались орудийные залпы. Снаряды стали рваться в лощине, в самом скоплении противника. Батарея поддержала контратаку наших стрелковых подразделений и помогла им вернуть важные высоты.
И здесь мне хочется привести свидетельства непосредственных участников этого боя, дневниковые записи которых я читал в Мурманском краеведческом музее.
«Высота взята, — записал в дневнике вечером, когда бой затих, лейтенант Дубина. — Иду смотреть результаты. Больше ста фашистских солдат и офицеров погибли от осколков наших снарядов...» [109]
«Весь день продолжался бой... — записано в дневнике другого участника боя — младшего лейтенанта Коваленко. — Ведем огонь... Слышны крики «ура». Но противник беспрерывно бьет по нашим позициям».
Я привел дневниковые записи только двух офицеров батареи. А их было кроме командира четверо. Это лейтенант Уродков — командир первого огневого взвода, всегда жизнерадостный и остроумный; младший лейтенант Коваленко — командир второго огневого взвода, спокойный, любивший уединение и книги; младший лейтенант Осипов — старший на батарее, энергичный, всегда подтянутый, опрятно одетый, образцовый артиллерист, и младший политрук Васильев — комиссар, душа батареи. Вместе с лейтенантом Лысенко они не знали усталости, поднимая, бойцов на отпор врагу. Ночью, когда бой затихал, все командиры вместе с бойцами батареи восстанавливали разрушенные проволочные заграждения, подправляли окопы и блиндажи.
Когда противник перерезал подъездные пути к позициям батареи и подвоз боеприпасов затруднился, ездовые на вьюках в мешках доставляли снаряды и продукты. Выбирали обходные пути, двигались по бездорожью, через скалы и болота, под вражеским обстрелом. Но снаряды доставляли вовремя.
Однако не дремал и противник. Он подтягивал резервы, сосредоточивал силы для новых атак. Четвертый день боев враг начал с массированного артиллерийского и минометного обстрела наших стрелковых и артиллерийских позиций, тылов и подъездных путей. Шквал огня обрушился и на 6-ю батарею. И вновь у меня перед глазами страничка из фронтового блокнота младшего лейтенанта Коваленко: «Около меня рвутся мины. Оглушило. Кругом свистят пули... Ведем огонь под сильным вражеским обстрелом наших огневых позиций. Батарея почти в кольце врага».
Таким же был и пятый день боя — 11 сентября 1941 года. С той лишь разницей, что с утра, едва из-за гор показалось солнце, налетели бомбардировщики противника. От взрывов авиационных бомб задрожала земля. На мелкие осколки дробились камни и со свистом врезались в землю. Бойцы скрылись в щелях. Наверху остались лишь дежурные: у орудия — младший лейтенант Осипов, у панорамы — старшина Вершинин. На флангах — по наблюдателю с ручным пулеметом.
В один из дней боев на батарею был доставлен приказ по полку.
«Вас все уже именуют, — говорилось в приказе. — [110] героической батареей! Гордимся вами! На вашем примере учим сражаться с ненавистным врагом другие батареи...»
Приказ этот вызвал новый боевой подъем среди батарейцев. Все последующие атаки врага были успешно отбиты. К концу пятого дня боев младший лейтенант Коваленко записал в своем дневнике: «Противник начал наступление на левом фланге. Ведет огонь прямой наводкой из горных орудий. Положение напряженное. Лысенко приказал обстрелять сопку за озером слева, там скопление егерей. Уже после первых выстрелов были слышны стоны и крики в стане противника.
Около 20 бомбардировщиков в сопровождении истребителей бомбили и обстреливали наши огневые позиции. «Юнкерсы» за день появлялись пять раз. Снова загорелись ящики со снарядами. Весь день враг обстреливал наши огневые позиции из орудий. Все изрыто. Мы окружены...»
В таком же аду прошел и шестой день боев. Непрерывный гул самолетов, свист бомб и снарядов. И снова атака егерей, которые отбивают те, кто еще остался жив.
«Мы окружены» — это последние слова в записной книжке младшего лейтенанта Коваленко. Каждую ночь на батарее хоронили убитых. В ночь на 13 сентября похоронили и младшего лейтенанта Коваленко, сержанта Воробьева и красноармейца Джапарова. Но летопись славных дел батарейцев продолжалась. Теперь ее вел лейтенант Дубина. В тот день он записал: «Батарея в окружении. С питанием плохо, но настроение у бойцов боевое...»
В ночь на восьмой день боев на батарею возвратился лейтенант Лысенко. Эта радостная весть вмиг облетела батарею. Накануне он был ранен в ногу. Вместе с пехотными подразделениями мог уйти на север, но он решил с боем прорваться к своим.
Ночью Лысенко с оставшимися в живых разведчиками и связистами полз среди низкорослого кустарника. Неожиданно они наткнулись на часового.
— Стой! Кто идет?
Обрадовавшись, командир батареи ответил:
— Лейтенант Лысенко.
В дозоре на фланге батареи стоял ездовой Кудрявцев. По голосу он узнал своего командира и провел его на огневые позиции.
Все меньше оставалось в живых батарейцев. В последней штыковой атаке пали смертью храбрых лейтенант Уродков, младший лейтенант Осипов, ранен старшина Григорьев. [111] Получил тяжелую контузию младший политрук Васильев.
Но бои продолжались, Лысенко, собрав оставшихся в живых батарейцев, повел их навстречу егерям. Одновременно в контратаку поднялся стрелковый батальон, поддержанный огнем 5-й и 4-й батарей.
Так и не удалось фашистам ступить в тот день на позиции 6-й героической батареи!
Наступила ночь. Было затишье. А утром пошли в атаку на фашистов части Полярной дивизии и батальон морской пехоты. Враг был отброшен за реку Большая Западная Лица, линия фронта восстановлена.
«Находившийся среди батарейцев секретарь партбюро артполка политрук Козлов, — говорилось в донесении, — взорвал оставшееся еще исправным последнее орудие, к которому уже не было снарядов. Затем он поднял уцелевших бойцов в атаку. Изможденные неимоверными лишениями, бойцы нашли силы, чтобы прорвать цепь окружения и соединиться со своими частями».
В последней атаке пал смертью героя командир 6-й героической батареи старший лейтенант Григорий Филимонович Лысенко.
За мужество и отвагу, проявленные в боях, он и его заместитель младший лейтенант А. М. Осипов были награждены орденом Ленина. Наградами Родины отмечены и многие другие воины батареи.
Гитлеровское командование вынуждено было отдать директиву: «Наступление горнострелкового корпуса на Мурманск следует пока прекратить...»
22 октября 1941 года в газете «Красная звезда» была напечатана статья «Героическая батарея». Ее специальный корреспондент военинженер 2 ранга П. Миловидов писал: «Батарейцы до конца выполнили свой долг. Противник был задержан до подхода нашего подкрепления».
Шли годы. Постепенно находили друг друга, восстанавливали прерванные связи бывшие бойцы 6-й батареи. Прислал мне письмо Павел Степанович Шкодин. В те далекие и трудные дни боев он был ефрейтором, ординарцем командира батареи Г. Ф. Лысенко. «Последний бой не забыть мне никогда, — пишет он. — Можно много говорить о Лысенко как об отважном воине, чутком человеке, смелом, решительном командире-артиллеристе. Именно в боях мы сроднились с ним. Я и теперь удивляюсь, как у меня хватило сил таскать камни для оборудования наблюдательного пункта, который за день обычно разрушался вражеским [112] огнем. И сон не брал. Ведь все делалось ночью, когда бой немного затихал».
На родине Григория Лысенко живут три его брата — Яков, Михаил и Алексей, две сестры — Меланья и Елена. Все они — члены колхоза «Заря коммунизма». Мне удалось их разыскать. Старший брат, Яков Филимонович, в письме сообщил, что ему удалось побывать в Мурманске на плавбазе Севрыбхолодфлота, носящей имя «Григорий Лысенко». Рыбаки рапортовали ему о своих трудовых победах, о том, как хранят они память о 6-й героической комсомольской батарее и ее легендарном командире, как воспитывают на подвиге артиллеристов молодое поколение.
Каждому новому члену экипажа рассказывают о героях, об их отважном командире, о традициях коллектива. Рыбаки с плавбазы в свою очередь побывали на родине Григория Лысенко, на Днепропетровщине, встречались с его односельчанами, посетили школьный музей, носящий его имя.
Пионерской дружине школы № 1 города Мончегорск присвоено имя 6-й героической батареи. Имя Григория Лысенко носят пионерские дружины Мурманска, Горького, Мончегорска, Заполярного и других.
На месте, где располагалась и сражалась 6-я батарея и где похоронены ее герои, после войны был сооружен временный деревянный обелиск с такой надписью: «Здесь в сентябре 1941 года сражалась и победила шестая комсомольская героическая батарея». Теперь здесь, на Мишуковской дороге, у подножия холма вблизи Кольского шоссе, ведущего к Мурманску, установлен гранитный обелиск, увековечивающий подвиг 6-й гвардейской героической комсомольской батареи. Он был торжественно открыт трудящимися города и области 6 ноября 1959 года.
Снайперы! Этих сверхметких стрелков, которых до ужаса боялись враги, знали поименно все бойцы и командиры нашей армии. Да и только ли поименно! Ведь на страницах «Часового Севера» из номера в номер появлялись их портреты. Так что, нисколько не преувеличивая, можно сказать, что снайперов армии знали в лицо.
Мне до сих пор памятны яркие материалы о снайперах Назаре Мидове, Василии Миронове, Сайде Алиеве, Викторе Кузнецове... Это под их влиянием в частях и подразделениях армии выросли потом целые отделения сверхметких стрелков. А газета то и дело бросала в войска [113] страстные призывы, как, например, «Снайперы! Метким огнем разите фашистских захватчиков!».
Публиковали мы и статьи, в которых наиболее опытные снайперы щедро делились искусством меткой стрельбы.
От нас, полиграфистов, редактор требовал:
— Доставайте цинк. Где угодно! Но чтобы мы могли дать в газете портреты всех лучших снайперов! Их должна знать армия!
...Разбираю свой личный архив времен Великой Отечественной войны. Обнаруживаю старую фронтовую фотографию. Вглядываюсь в нее. Большинство людей, изображенных на ней, мне конечно же хорошо знакомо. Это сотрудники редакции армейской газеты «Часовой Севера». Но в центре... В центре сидит человек с орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза на груди. Кто же это?
С момента, когда был сделан этот снимок, прошло уже более сорока пяти лет. Вот почему я не сразу и вспомнил, что сфотографирован-то вместе с сотрудниками нашей редакции и типографии не кто иной, как... знаменитый снайпер Карельского фронта Саид Алиев! 22 февраля 1943 года сержанту С. Д. Алиеву было присвоено звание Героя Советского Союза. К этому моменту на его боевом счету было уже 127 уничтоженных фашистов! И вот, возвращаясь на фронт после получения столь высокой награды, Саид Давыдович зашел в редакцию «Часового Севера», где сфотографировался на память с журналистами...
Фронтовая фотография вызвала желание разыскать С. Д. Алиева, поговорить с ним. Ведь тогда я уже работал над книгой.
Поиски довольно скоро увенчались успехом. Оказалось, что после войны Саид Давыдович поселился в Махачкале. Мы встретились. Разговаривая, я показал ему снимок. Спросил, помнит ли он время и место, где фотографировался.
— Как же, — подтвердил Алиев, — помню и встречу в редакции «Часового Севера», и этот снимок. Кстати, он у меня тоже есть. До сих пор его храню.
Но какие же подвиги совершил этот человек в годы войны? Здесь мне хочется привести выписку хотя бы из одного наградного листа на Саида Давыдовича Алиева. Вот что писал о нем командир полка: «С первых дней войны тов. Алиев имел желание быть метким стрелком и беспощадно уничтожать фашистов. Он получил снайперскую [114] винтовку и повседневно на передовых позициях изучал ее, а затем стал проверять свои знания на «живых мишенях». И наконец убедился, что пули, посланные во врага, точно попадали в цель.
Первый его крупный успех проявился в боях за высоты 124,7 и 314,9. Бой здесь шел несколько суток. И за этот промежуток времени тов. Алиев лично уничтожил 41 фашиста, из них пять вражеских «кукушек», а три расчета станковых пулеметов противника. Тов. Алиев вел себя отважно, смело шел навстречу опасности, три раза был ранен...»
Но это — только в период боев за высоты 124,7 я 314,9. А затем Саид Давыдович не раз еще показывал свою выдержку; сноровку и бесстрашие. Он никогда не стрелял зря, бил только по цели и только в цель. Каждому его выстрелу предшествовало длительное наблюдение за противником, изучение его обороны. Саид все замечал. Он видел, где заняли огневые позиции вражеские пулеметчики, где сидят наблюдатели, по каким тропам проходит к ним смена...
В 1943 году Саид Алиев окончил курсы младших лейтенантов и ему было присвоено воинское звание младший лейтенант. И еще с большим упорством он стал выслеживать и уничтожать врага, неустанно учить молодых снайперов искусству меткой стрельбы. Учениками аварца Алиева были кабардинец Назар Мидов, русский Василий Миронов, белорус Николай Легков и другие. И они не подвели в боях своего знаменитого учителя, били фашистов без промаху. Особо хочу отметить, что почти все материалы о снайперах оперативно готовил для «Часового Севера» наш корреспондент Юзеф Лифшиц, воспитанник «Комсомольской правды». Он знал эту тему, так как в юные годы сам увлекался стрельбой, занимался в кружке Осоавиахима. И знания, полученные на этих занятиях, очень пригодились ему во время войны.
А вот как это все начиналось. Побывав однажды на совещании снайперов, Ю. Лифшиц тут же загорелся идеей написать и опубликовать в газете целую серию статей о сверхметких стрелках. И в первую очередь о тех, кто выступил на этом совещании, поделился своим опытом.
Свою задумку он начал осуществлять сразу же, не откладывая дело в долгий ящик. Вскоре им было написано до десятка очерков, зарисовок, статей и корреспонденции о снайперах и для снайперов. Авторами последних публикаций выступали непосредственные носители опыта [115] меткой стрельбы, которым Лифшиц лишь помогал облечь этот свой опыт в так называемую читабельную форму. Другими словами, редактировал их заметки, подсказывал, чего в материале не хватает, что лишнее, а что, напротив, необходимо расширить и углубить.
Каждая статья или корреспонденция, помнится, посвящалась одной, строго определенной теме: маскировке, наблюдению, поиску цели, действиям за пределами своего переднего края, способам обмана врага, подготовке окопа, охоте снайперов в паре и т. д. Сразу скажу, что серия материалов о снайперском мастерстве послужила своеобразным учебным пособием для тех воинов армии, кто горел желанием стать сверхметким стрелком.
За первые пятнадцать дней с начала публикации материалов о снайперах на страницах нашей газеты выступили такие признанные мастера огня, как младший сержант Г. Пекач, сержант П. Шпаков, красноармейцы В. Темпенков, А. Гизатуллин, Б. Нуралиев, В. Тихонов и другие.
А однажды на совещании у редактора было решено несколько обновить форму подачи материалов о лучших снайперах армии. Как? Долго обсуждали этот вопрос и остановились на следующем: в очередном номере, колонкой, дать заметку «Десять лучших». Она начиналась со столбца фамилий снайперов, а напротив них цифры: Алиев — 123, Миронов — 104, Мидов — 102, Борбеев — 92, Юсов — 79, Хисматуллин — 75, Жамбора — 65, Эткеев — 58, Джабабаров — 58, Самойлов — 44. Цифры — количество истребленных этими воинами фашистов.
Далее в заметке говорилось, что «десять славных стрелков уничтожили ровно 800 фашистских гадов. 800! Впечатляющая цифра! Она красноречиво говорит о могуществе простой советской винтовки, о том, что может сделать стрелок-мастер!».
Это новшество в подаче материала получило широкий отклик в войсках. Действительно, и просто, и впечатляюще! [116]