Победа

В погожие теплые июльские дни 1944 года летчики, инженеры, техники, мотористы помогали мне осваивать самолет «Як-7»; это было следующей ступенькой к еще более совершенному истребителю — «Ла-5» (на нем в то время воевали летчики моего полка). Вечерами, в часы отдыха, товарищи охотно рассказывали мне об особенностях истребителей, об их поведении в воздухе. Освоение «Як-7» шло быстро и успешно. За неделю я совершил до сорока вылетов. Все реже и реже подводила меня правая нога. Постепенно возвращалась так необходимая истребителю чистота пилотирования. И я видел, как вместе со мной этому радуются все мои друзья и особенно Лаврентий Порфирьевич Борисов.

Так проходили дни: с утра полеты, а вечером изучение нового типа истребителя. И вот инженер полка и Лаврентий Борисов приняли от меня зачет по «Ла-5». Полеты на нем велись так же интенсивно, как и на других машинах. Борисов понимал мое нетерпение скорее начать боевые полеты, сочувствовал этому, но, как и прежде, строго придерживался своего правила: точно, без пропусков выполнять всю намеченную программу освоения учебного «Ла-5».

Наконец и она завершена. На аэродром в это время [51] прилетел Сербин. Он долго беседовал с Борисовым. А затем последовала команда: подготовить боевой «Ла-5».

Друзья помогли сесть в кабину. Какой превосходный самолет! Первый раз я его увидел давно, из санитарного поезда, когда меня, больного, после врачебной комиссии везли из Ташкента в Алма-Ату. Он стоял на платформе — мощный и в то же время изящный. Мне захотелось выбраться из вагона и провести рукой по его полированным плоскостям, просто погладить их. Радостно было тогда, что в этот тяжелый период страна нашла силы и возможности создать такой истребитель. И в то же время я с горечью подумал: «А ведь мне на таком самолете летать не придется...»

И вот я в этом самолете. Обслуживает и готовит его к полету техник Брусницын — старый и давний мой товарищ, который готовил еще мою «Чайку» на аэродроме в Ханко.

Трудно вспомнить и передать все чувства, которые охватили меня тогда, перед самостоятельным вылетом на «Ла-5». Лучше приведу выдержку из письма, посланного мною семье:

«Только сейчас имею возможность сообщить о себе и о своих делах, — писал я 29 июля 1944 года. Раньше не мог, потому что это была только мечта. Даже лучшие друзья с сомнением качали головой, когда я намекал на то, что хочу снова летать и воевать. В Ленинграде встретил Сербин. Отправил в дом отдыха, где все тепло встретили. Сербин принялся устраивать меня на службу. Я был назначен начальником парашютно-планерной школы. Тут же мне готовили квартиру. Но идея у меня была другая: я хотел опять летать и работать в своем гвардейском полку. Вот эту идею и начал осуществлять.

Ввиду того что в таком положении, как я, еще никто не летал, надо было специальное разрешение из Москвы. Это разрешение я получил. Затем практически приступил к тренировке в специальной части. Ко мне был прикреплен подполковник Борисов. Тренировки прошли хорошо, сейчас я уже летаю самостоятельно на самом современном истребителе. [52]

Вчера мне прислали новый истребитель. Если бы вы только знали, что это за машина! Это — зверь. Да что я говорю — страшнее зверя, потому что у зверя зубы, а здесь пушки; мотор — две тысячи лошадиных сил...

Дней через десять я улетаю на фронт, в свою старую часть...»

Итак, задание самое простое: два полета по кругу, а волнуюсь, пожалуй, больше, чем перед сложным боевым вылетом.

— Запускай! — командует Борисов.

Взревел могучий мотор.

— Выруливай!

Еще раз посмотрел на собравшихся товарищей и отпустил тормоз. Машина стремительно понеслась вперед.

Оба полета прошли удачно. Даже строгий Борисов поставил «отлично» и за взлет, и за расчет, и за посадку. Не скрываю своей радости. Тепло и сердечно поздравляют друзья. То и дело звучит слово «победа». Пожалуй, правы товарищи, которые произносят его. Для меня, да и для всего коллектива, который помогал мне встать на ноги, это серьезная победа. Ведь теперь я мог снова встать в ряды бойцов, бить врага — делать то, к чему стремился все эти очень тяжелые для меня месяцы.

Быстро завершена программа по технике пилотирования, назначен первый полет на воздушную стрельбу. Взлетел «Як» с конусом, за ним — я. Вот и зона стрельбы. Выхожу в атаку. Глухо рокочут пушки. Делаю второй заход. Только дал очередь — и конус «пополз», вся его хвостовая часть оторвалась. Что такое? «Наверно, — думаю, — порвался, и стрельбу придется повторить». Произвожу посадку. Борисов уже побывал у сброшенного «Яком» посреди аэродрома конуса. Подошел ко мне.

— Как стрелял?

— Первый заход нормально, а на втором только открыл огонь — и часть конуса оторвалась. Я перестал стрелять, и «Як» ушел.

— Все в порядке. Поздравляю! Не забыл, как стреляют. [53] В оставшейся половине конуса попаданий на две отличные оценки.

За стрельбами последовали учебные воздушные бои. Уже в первом бою Борисов дал полную нагрузку. Он применял все фигуры и заставлял меня действовать так, как в схватке с настоящим врагом. Бой длился не менее десяти минут и велся, как потом говорил Борисов, без всяких скидок. После последнего боя Лаврентий Порфирьевич с чувством удовлетворения заявил:

— Ну, Леонид Георгиевич, моя совесть спокойна. Ты снова готов для боя и, уверен, справишься с любым противником. [54]