К Балтийскому морю

Итак, попытка гитлеровского командования восстановить фланговую связь между группами армий "Север" и "Центр" окончилась полной неудачей. Но враг не унимался. Вскоре он предпринял серию новых контрударов. Ожесточенные бои завязались и справа от нас, в полосе 6-й гвардейской армии, и слева, в полосах 51-й и 2-й гвардейской армий. В конце концов противнику удалось несколько потеснить 51-ю армию и пробить 50-километровый коридор от Риги на юго-запад, вдоль Балтийского побережья. Стремясь расширить этот коридор, гитлеровцы продолжали наступать. Всю вторую половину августа и первую половину сентября они вели массированные танковые атаки, особенно упорные на левом крыле 1-го Прибалтийского фронта. Враг нес громадные потери, но добиться сколько-нибудь существенного результата так и не смог.

В полосе же нашей 43-й армии стояло относительное затишье. Перегруппировав силы, мы вели бои местного значения. Перегруппировка началась еще 10 августа. По приказу командующего фронтом армия сдала часть своей полосы правому соседу — 6-й гвардейской армии и одновременно приняла часть полосы у левого соседа — 51-й армии. Рокировка войск вдоль линии фронта в конечном итоге вывела нашу армию к Бауске — городу, лежавшему на прямой дороге через Иецаву к Риге.

Бауска была сильно укреплена противником. Само расположение города между тремя водными преградами способствовало его обороне. С севера и юга городские предместья омывали реки Мемеле и Муша, которые близ западной окраины впадали в реку Лиелупе.

В ходе предшествующих боев противник отошел за Мушу и Лиелупе, но перед Бауской, перед мостом через Мушу, сумел удержать плацдарм шириной около 4 км и глубиной до 1 км. Создан плацдарм был, видимо, с дальним прицелом, с тем, чтобы использовать его для контрудара. Имел он большое значение и для обороны Бауски — как предмостное укрепление. [282]

Эта тактически выгодная позиция привлекла наше внимание. Мы готовились к наступлению, и борьба за улучшение исходных позиций являлась важной частью этой подготовки. Командир 1-го стрелкового корпуса генерал Н. А. Васильев получил боевую задачу: выбить противника из предмостных укреплений, ликвидировать вражеский плацдарм и одновременно захватить плацдармы за рекой Муша, в Бауске, и ниже по течению, на реке Лиелупе.

Перед предмостными укреплениями оборонялась 306-я дивизия Героя Советского Союза генерала М. И. Кучерявенко, левее — 179-я дивизия полковника М. М. Шкурина. Этим соединениям и предстояло выполнить задачу.

В ночь на 18 августа две роты 179-й дивизии переправились через Лиелупе и овладели небольшим плацдармом на северном ее берегу. Контратаки фашистской пехоты и танков были отбиты. На следующую ночь 306-я дивизия атаковала вражеское предмостное укрепление перед Бауской. Штурмовой батальон в центре, 992-й и 938-й стрелковые полки на флангах смяли оборону противника и быстро очистили южный берег Муши, овладели станцией Бауска. Отлично действовал штурмовой батальон. Буквально на плечах бегущих гитлеровцев он ворвался через мост в город, очистил его южную половину и вышел к центру.

Надо было немедленно развить успех, перебросить в город подкрепление, усилить батальон противотанковой артиллерией Однако штаб 306-й дивизии не проявил должной оперативности Между тем гитлеровцы оправились от растерянности. Их пехота, опираясь на огневую поддержку самоходной артиллерии — тяжелых "фердинандов" и легких штурмовых орудий, удержала за собой северную часть Бауски. Завязался уличный бой. Противник подтянул резервы, в том числе танки "тигр". А наш батальон располагал лишь двумя 45-мм пушками и противотанковыми ружьями, не пробивавшими броню "тигров" и "фердинандов". Только мужество и стойкость бойцов штурмового батальона, смело вступавших в единоборство с этими бронированными громадинами, позволили 306-й дивизии несколько часов вести бой в городе. Но батальон был вынужден оставить Бауску и, взорвав мост, отойти на южный берег Муши. Гитлеровцы опять форсировали реку и закрепились на старом своем плацдарме.

Эта неудача 306-й дивизии стала предметом серьезного разговора с ее командованием. Соединение, которое считалось у нас среди лучших, штаб которого всегда отличался высокой организованностью, в данном случае действовало очень вяло. Оправдываясь, генерал Кучерявенко ссылался на ряд объективных, по его мнению, причин. [283]

— У противника — тяжелые танки и самоходки, — говорил он.

— Верно. А где была ваша противотанковая артиллерия?

— На огневых позициях...

— Да, на огневых. В двух километрах от места боя. Это что, новый метод бить танки, не видя их?

— Сильный артиллерийско-минометный огонь, — продолжал он. — Бойцы из нового пополнения не выдержали...

— А что делала ваша группа контрбатарейной борьбы? Два дивизиона тяжелых пушек-гаубиц? Вела огонь "по площадям"? Почему? Потому, что плохо была разведана оборона противника.

Короче говоря, анализ этой неудачи показал, что главной ее причиной явилось слабое управление боем со стороны командира дивизии и его штаба. Они плохо подготовились к этому бою, посчитали, что ликвидировать предмостные укрепления и овладеть Бауской удастся без особых усилий. Отсюда и результат.

Подробный разбор неудачи дивизии был сделан на служебном совещании ее командного и политического состава. Затем в штабе дивизии и частях состоялись партийные собрания, на которых выступили члены Военного совета армии генералы С. И. Шабалов и Н. Л. Осин и начальник политотдела полковник С. П. Титов. Разговор был прямой и нелицеприятный, коммунисты дивизии вскрыли целый ряд недостатков в боевой и политической работе.

На частном эпизоде под Бауской я остановился для того, чтобы показать, к каким последствиям приводит самоуспокоенность, этот злейший враг командира. Самоуспокоенность не появляется вдруг, как некий перелом в характере. Она как бы подкрадывается незаметно, мало-помалу овладевая человеком, И чем значительнее боевые успехи части или соединения, которыми он командует, тем сильнее должна быть развита в нем критическая оценка собственных действий. Если же такой самокритики нет, самоуспокоенность превращается в самодовольство, что может привести к очень неприятным последствиям.

К чести Михаила Ивановича Кучерявенко, он правильно воспринял замечания товарищей. Быстро перестроился и вновь стал таким, каким привыкли все мы его видеть: отличным командиром, блестящим организатором боя, человеком, которого можно и должно ставить в пример другим.

В последних числах августа была получена директива о подготовке к Рижской наступательной операции, и уже 28 августа мы провели первую рекогносцировку местности на участке, намеченном для прорыва. По замыслу Ставки в наступление [284] должно было перейти лишь правое крыло 1-го Прибалтийского фронта — 43-я и 4-я ударная армии, в то время как войскам левого крыла (6-й и 2-й гвардейским, 51-й армиям) была поставлена задача упорной обороной обескровить танковую группировку фашистов под Митавой (Елгавой) и Шяуляем.

Таким образом, наступательная операция 43-й армии носила частный характер. Боевая задача была сформулирована так: "Уничтожить баускую группировку противника, захватить гор. Иецава, выйти к реке Западная Двина (Даугава) и овладеть западной частью гор. Рига"{97}. Причем главным в этой задаче, как подчеркнул в беседе со мной Иван Христофорович Баграмян, являлся прорыв к Даугаве, выход армии на тыловые коммуникации вражеских войск, оборонявшихся юго-восточнее Риги.

— Успех этого прорыва во многом предрешит и освобождение Риги, — заметил он.

Для подготовки к наступлению нам дали две недели. Срок вполне достаточный, если учесть, что армия с середины августа находилась в обороне, что она уже получила пополнение людьми и техникой. В боевом составе армии произошли значительные изменения. Теперь в нее входили четыре стрелковых корпуса — 92, 84, 1 и 19-й (двенадцать дивизий) — и 3-й гвардейский механизированный корпус, а кроме того, две отдельные танковые бригады, четыре самоходно-артиллерийских полка и два тяжелых танковых. В общей сложности мы имели 368 танков и самоходно-артиллерийских установок.

Мощной была и артиллерийская группировка. Она состояла из двух бригад орудий большой мощности (203-мм гаубицы), четырех тяжелых гаубичных и пушечных бригад, двух бригад реактивной артиллерии, восьми отдельных артиллерийских и минометных полков. Всего, считая и артиллерию стрелковых дивизий, более 1000 стволов. Артиллерийские плотности на участке прорыва превышали 120 стволов на один километр{98}.

С первых чисел сентября усилила свою деятельность наша разведка. Она была очень результативной, особенно в полосах 235-й и 156-й дивизий. Допрос двух десятков пленных, захваченных в течение нескольких дней, помог уточнить имевшиеся у нас сведения. Перед фронтом армии, по северо-восточному берегу реки Лиелупе, оборонялись части трех немецких дивизий (281-й и 215-й пехотных, 388-й учебно-полевой), а незадолго до начала наступления в первую линию была введена и четвертая дивизия [285] — 290-я пехотная. Пленные из этой дивизии были взяты в ходе комбинированной разведки, с применением дымовой завесы. Опять, как и на витебском направлении, отличился взвод химзащиты 732-го стрелкового полка 235-й дивизии. Точно рассчитанная по плотности и направлению дымовая завеса прошла над рекой Лиелупе с одного берега к другому, "ослепив" огневые точки противника и скрыв переправу разведчиков полка. Несмотря на интенсивный огонь фашистских минометов, разведка, выполнив задачу и захватив пленных, вернулась на свой берег без потерь.

Готовясь к наступлению, штаб армии в широком масштабе спланировал применение дымовых завес. Они должны были прикрыть и форсирование реки Лиелупе, и понтонные мосты после их наведения.

Лиелупе, через которую нам предстояло нанести удар, являлась водным препятствием средней трудности — ширина ее достигала 120 метров, глубина от 0,9 до 2 метров. Броды были разведаны, но дело осложнялось тем, что, по прогнозам нашей гидрометеослужбы, во второй декаде сентября ожидались ливневые дожди. Они могли значительно повысить уровень реки, что, разумеется, затруднило бы ее форсирование. Инженер-капитан Егошин представил Военному совету соображения по этому поводу, внес предложение построить временную плотину, которая снизила бы уровень реки Лиелупе. Задача облегчалась тем, что наиболее водоносный приток Лиелупе — река Муша протекала частично по нашим тылам. Начальник инженерных войск генерал-майор А. А. Колмаков поддержал предложение Егошина, и оно было принято.

10 сентября плотина длиной свыше 100 метров и высотой 3 метра перекрыла Мушу, и три дня спустя уровень Лиелупе снизился более чем на одну треть, несмотря на сильные дожди. Скажу заранее, что эта мера, предпринятая по инициативе работников гидрометеослужбы, очень облегчила нам форсирование реки. По обмелевшим бродам легко прошла не только атакующая пехота, но и танки, и часть другой тяжелой техники.

План наступления 43-й армии был трехэтапным. Задача первого этапа — форсирование Лиелупе, прорыв на 9-километровом участке, овладение Иецавой. На втором этапе армии предстояло овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Даугаве, отсекая от Риги вражескую группировку, сражавшуюся юго-восточнее города. Третий этап — прорыв к западной окраине Риги, выход на побережье Рижского залива.

В целом операция преследовала ту же цель, что и предыдущая: отсечь немецко-фашистскую группу армий "Север" от группы армий "Центр". [286]

Наступление было назначено на 14 сентября. Еще до рассвета на мой наблюдательный пункт приехали представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. Х. Баграмян. Ночью прошел дождь. Утро выдалось мглистое, туман стоял плотной стеной. Я то и дело поглядывал на часы. Александр Михайлович Василевский сказал:

— Отложите начало артподготовки. Пусть погода прояснится.

Мы ждали долгих два часа. Наконец туман рассеялся, в 10.00 командующий артиллерией генерал Щеглов передал сигнал о начале артподготовки. Она продолжалась два с половиной часа, но еще до ее окончания стало ясно: сильного сопротивления врага ждать не придется. Его артиллерия замолкла. Наши наблюдатели докладывали с переднего края, что вражеская пехота бросает свои окопы, бежит в тыл.

Над Лиелупе бреющим полетом прошли девятки краснозвездных штурмовиков. Огненный вал рвущихся снарядов, подчиняясь отданной Щегловым команде, постепенно продвигался в глубину фашистской обороны. Почти вплотную за ним следовали стрелковые цепи. Они вброд стремительным броском форсировали реку и, не задерживаясь в захваченных траншеях, уже выходили к огневым позициям артиллерии 215-й и 290-й немецких пехотных дивизий. Громадные воронки, искореженные пушки и гаубицы, разбросанные взрывами штабеля снарядов — все это свидетельствовало об огневой обработке, проведенной нашей группой контрбатарейной борьбы.

В первые же часы наступления была освобождена Бауска. Введенный в прорыв 3-й гвардейский мехкорпус генерала В. Т. Обухова устремился вдоль Рижского шоссе на север, к городу Иецава. Противник оказывал слабое сопротивление и в этот день, и в следующий. Мы захватили 80 орудий и более 600 пленных. Их показания достаточно полно осветили картину разгрома на участке прорыва:

"Во время артподготовки русских половина солдат разбежалась. Отходить начали без приказа".

"В нашей роте было 60 человек. Сейчас роты нет. Оставшиеся в живых спасались поодиночке, кто как мог".

Это говорили пленные из 502-го полка 290-й дивизии. Так же обстояло дело и в 215 дивизии. В ее 390-м полку еще 14 сентября роты насчитывали по 75 — 80 человек, день спустя -по 15 — 20 человек. Противотанковый дивизион потерял все свои штурмовые самоходные орудия{99}. [287]

Войска армии приближались к городу Иецава, к глубинному оборонительному рубежу по берегам одноименной реки. Характерно, что этот, четвертый по счету рубеж, о котором мы уже знали и по аэрофотоснимкам и по другим разведывательным сведениям, был гораздо более мощным, чем первые три. Если, например, оборона по реке Лиелупе состояла из одной-двух траншей, а местами только из отдельных опорных пунктов, то на иецавском рубеже мы встретили глубоко развитую оборону — три траншеи полного профиля, множество артиллерийско-пулеметных дзотов, блиндажей и прочих инженерных сооружений. Подступы к каждой траншее плотно прикрывались колючей проволокой, минными полями противотанковыми рвами.

Подобное построение обороны — с постепенным наращиванием ее мощности, с переносом ее центра тяжести от первого рубежа в глубину — не являлось случайным. Это была тактика противника, которую он начал применять еще в 1942 году, после своего поражения под Москвой, а с 1943 года, когда гитлеровцы потеряли и стратегическую инициативу, такого рода оборонительная тактика вошла у них в систему. В основе ее лежало стремление вражеского командования оградить свои войска от тяжелых потерь, которые причинял им обычно наш первоначальный удар вообще и артподготовка наступления в частности.

Под Иецавой, опираясь на развитую оборону, фашисты оказали нам сильное сопротивление. В их контратаках участвовали крупные силы пехоты и около 60 танков и самоходных орудий. Овладеть городом с ходу нам не удалось. Соединения втянулись в напряженные бои.

Наибольшего успеха добился правофланговый 1-й стрелковый корпус. Обходя Иецаву с востока, он прорвал здесь оборонительный рубеж и 16 сентября продвинулся еще на 12 км, а общая глубина прорыва корпуса за минувшие три дня достигла 40 км.

Особенно активно наступала 145-я дивизия генерала П. А. Дибровы. Петр Акимович четко и пунктуально, зачастую с превышением, выполнял очередные боевые задачи. Его дивизия первой перерезала железную дорогу Крустпилс Митава и, отражая контратаки танков и пехоты противника, продвигалась на север, к городу Балдоне.

Боевую работу войск 1-го стрелкового корпуса, его 145-й дивизии Военный совет армии отметил особым приказом, в котором командиру корпуса генерал-лейтенанту Н. А. Васильеву и командиру дивизии генерал-майору П. А. Диброве объявлялась благодарность. Этот приказ был зачитан в войсках. [288]

Проанализировав сложившуюся обстановку, командование армии решило немедленно перенести главный удар из-под Иецавы на правый фланг, в полосу 1-го стрелкового корпуса. Было решено выдвинуть туда 3-й гвардейский мехкорпус с задачей стремительным ударом овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Западной Двине. Однако по ряду объективных и субъективных причин нам не удалось тут же перебросить мехкорпус на правый фланг. На это, в сущности, было потрачено около двух суток. А потеря времени не позволила развить успех 1-го стрелкового корпуса. Противник предпринял сильные контратаки на флангах, и корпус Васильева был вынужден сражаться в полуокружении.

На войне фактор времени всегда обоюдоострый. Если не сумел его использовать ты, это сделает твой противник. Образно говоря, он соберет в свой актив все, что ты потерял в пассиве.

Дни 16 18 сентября были как раз тем временем, когда маневр подвижных войск (танки, мотопехота) мог завершить разгром противника и вывести 43-ю армию к Риге. Но, повторяю, время было упущено: мехкорпус сосредоточивался медленно, вводился в бой некомпактно, слабо взаимодействовал с частями 1-го стрелкового корпуса.

18 сентября мы освободили Иецаву, но дальнейшее продвижение на север, к Текаве и Балдоне, проходило в более медленном темпе, в ожесточенных боях. Ежедневно части армии отбивали по 25 — 30 вражеских контратак, в которых участвовало до 60 пехотных батальонов и 70 — 80 танков. Противник сосредоточил в полосе нашей армии восемь своих пехотных дивизий (205, 215, 290, 58, 263, 225, 388, 281-я), 14-ю танковую и моторизованную "Нордланд" дивизии, две танковые бригады (2101-я и "Гросс"), два отдельных дивизиона штурмовых орудий и несколько сводных боевых групп в составе 12 — 14 батальонов пехоты.

Основные усилия этой крупной фашистской группировки были направлены против правого фланга 43-й армии, наделенного на Балдоне. Воины 1-го стрелкового корпуса при поддержке танкистов и мотострелков 3-го гвардейского мехкорпуса успешно отразили натиск противника. Нами была создана сеть противотанковых районов. Мы перебросили в эти районы и 36-ю истребительно-противотанковую бригаду из армейского резерва. Эти меры дали хороший результат. Только в полосе 145-й дивизии генерала Дибровы фашисты потеряли 28 танков и 16 бронетранспортеров.

Потери противника в живой силе и технике стремительно росли, что подтверждали и показания пленных. Например, 193-й [289] немецкий самоходный полк потерял 27 штурмовых орудий из 30. В нем оставалось всего лишь 18 солдат. Прекратил свое существование и разведбатальон 14-й танковой дивизии, а в 108-м моторизованном полку этой дивизии после одного дня боя в ротах насчитывалось по 8 — 13 человек{100}.

Суммируя огромный урон, понесенный врагом в этих боях, я приходил к выводу: сила ударной группировки противника скоро иссякнет, это — дело нескольких дней. Было также очевидно, что, пытаясь задержать наше продвижение к Риге и сосредоточивая большое число танковых и пехотных частей и соединений перед 43-й армией, вражеское командование неизбежно ослабляет другие участки своего фронта. В том, что наше командование использует эту обстановку для нанесения решительного удара по врагу в Прибалтике, я не сомневался.

Перегруппировав силы, выдвинув к правому флангу и 19-й стрелковый корпус генерал-майора Д. И. Самарского, 43-я армия продолжила наступление. Хорошо помогли нам летчики 3-й воздушной армии генерала Папивина. Две авиационные штурмовые дивизии действовали в тесном контакте со стрелковыми соединениями, выполняя их заявки. Удар "илов" под Балдоне был столь массированным и результативным, что, докладывая, командир 1-го корпуса Васильев назвал его "авиационным наступлением". Штурмовики, бомбя и расстреливая танки, самоходки и бронетранспортеры 11-й эсэсовской моторизованной и 14-й танковой дивизий, буквально проломили их боевые порядки. Полоса удара была завалена разгромленной военной техникой. Чад горящего масла и бензина затмил горизонт. Танкисты генерала Обухова и стрелки 179-й дивизии полковника Шкурина, 357-й дивизии генерала Кудрявцева и 145-й дивизии генерала Дибровы без какой-либо задержки двинулись вперед и 22 сентября ворвались в Балдоне. К сожалению, сам Петр Акимович Диброва так и не вступил в освобожденный город. Накануне днем, уже близ западных предместий Балдоне, генерал Диброва был тяжело ранен и отправлен в тыл, в госпиталь.

Поздний вечер 23 сентября застал войска 43-й армии близ Даугавы. Соединения 3-го гвардейского механизированного и 1-го стрелкового корпусов находились уже в 1 — 1,5 км от южного берега реки и в 2 — 2,5 км от Текавы — последнего крупного населенного пункта к юго-востоку от Риги. До столицы Латвии нам оставалось пройти не более 12-13 км.

Мы готовились возобновить наступление с утра, когда на КП позвонил начальник штаба фронта: [290]

— Батурин{101} приказал вам немедленно явиться к нему.

Поехал я на КП фронта. Иван Христофорович коротко объяснил обстановку: противник стянул под Ригу и Митаву почти все свои силы, действующие в полосе 1-го Прибалтийского фронта. На мемельском (клайпедском) направлении он оставил лишь четыре-пять дивизий. Ставка решила использовать эту его слабость в обороне и перенести главный удар на левое крыло 1-го Прибалтийского фронта — от Шяуляя на Мемель (Клайпеду). Именно туда и перенацеливалась 43-я армия. Нам предстояло совершить 100 — 120-километровый марш в очень сжатые сроки, поскольку директивой Ставки начало Мемельской операции было назначено на 2 октября (затем этот срок перенесли на 5 октября).

— Сдадите полосу четвертой ударной армии. Марш начнете через два дня. Справитесь с выводом войск? — спросил генерал Баграмян.

— Справлюсь.

За двое суток мы сдадим полосу и подготовимся к маршу — в этом я не сомневался. Заботило другое: как сократить до минимума время и на вывод войск с переднего края, и на сам марш к Шяуляю? Ведь прибудем мы на местность совершенно незнакомую, нужно иметь в запасе время и на рекогносцировку, и на разведку противника, и на многие другие важные мероприятия, связанные с подготовкой к большому наступлению.

Интересен замысел оперативной маскировки, которая должна была скрыть от противника переброску 43-й армии из-под Риги к Шяуляю. Начальник штаба фронта генерал В. В. Курасов сказал нам следующее:

— Противник более всего опасается, что мы продолжим наступление на Ригу и здесь, под Ригой, рассечем его фронт вплоть до Балтийского побережья. Наша задача — подтвердить это заблуждение фашистского генералитета. Он ждет усиления нашей группировки под Ригой, мы продемонстрируем это. Войска четвертой ударной армии будут выходить к переднему краю днем, открыто. Войска сорок третьей армии будем выводить в тыл ночью, под покровом темноты. Дальнейший марш на Шяуляй — только в ночное время. Перед рассветом дороги пустеют, войска маскируются в лесных массивах.

Вернулся я на КП армии далеко за полночь, посоветовался с членом Военного совета, начальником штаба, с руководителями отделов и служб. Мы прикинули свои возможности и пришли к выводу, что сможем начать марш на сутки раньше, чем запланировано. [201] Конечно, многое зависело от 4-й ударной армии, от того, как скоро ее войска смогут заменить наши дивизии на переднем крае. Командование 4-й ударной оперативно реагировало на нашу просьбу, задержек в смене войск не было.

Начальник инженерных войск генерал-майор А. А. Колмаков тотчас выслал группы специалистов для инженерной разведки всех шести основных маршрутов на Шяуляй. Саперам предстояло навести три дополнительных 60-тонных моста через реки Лиелупе и Муша и оборудовать шесть бродов. Начальник связи полковник Н. П. Захаров занялся организацией связи на марше, наш новый начальник тыла полковник И. В. Сидяк — тыловым обеспечением. Офицеры политического отдела армии и оперативного отдела штаба, получив соответствующие указания, выехали в соединения и части.

Работа пошла быстро и организованно. Согласно приказу командующего фронтом, 84-й корпус мы передали в состав 4-й ударной армии. Оставшиеся девять дивизий 1, 19 и 92-го корпусов готовились к маршу. К утру 24 сентября я доложил генералу Курасову, что шесть стрелковых дивизий уже выведены с переднего края и, если командование фронта разрешит, армия начнет марш на Шяуляй уже вечером, на сутки раньше срока. Владимир Васильевич одобрил нашу инициативу, дал нам "добро".

С наступлением темноты первые войсковые колонны вышли из лесных массивов и двинулись по дорогам на юг, к переправам через Мушу и Лиелупе и далее по своим маршрутам. Шли по 30 — 35 км в ночь, светлое время суток войска проводили на дневках, в лесах. За три-четыре (в зависимости от длины маршрута) ночных перехода армия вышла к Шяуляю и к рассвету 28 сентября полностью сосредоточилась в назначенном ей районе.

Как показали дальнейшие события, и сама переброска столь крупных сил на большое расстояние, и двукратная смена войск, проведенная в армейском масштабе (сначала под Ригой, затем под Шяуляем, где 43-я армия приняла часть полосы 2-й гвардейской армии), и непосредственная подготовка к прорыву вражеского фронта — все это ускользнуло от внимания фашистской разведки.

План оперативной маскировки, составленный генералом Курасовым, сыграл свою роль. Однако план этот, как и любой хороший план, могла сорвать небрежность выполнения. Поэтому Военный совет и штаб 43-й армии установили жесткий контроль над войсками. Самые широкие полномочия получила комендантская служба. Ее посты бдительно следили за режимом маскировки не только на марше, но и после сосредоточения войск [202] в районе Шяуляя — как на подходах к переднему краю, так и в тылу, на глубине до 30 км. Запрещены были радиопереговоры, а телефонные сведены до минимума. А когда смена частей 2-й гвардейской армии полностью завершилась, мы целиком сохранили ее режим связи — вплоть до позывных и псевдонимов должностных лиц, а также все линии связи, старые НП и КП. То же самое и с артиллерией. Она заняла позиции артиллерии 2-й гвардейской армии и вела с них пристрелку очень аккуратно, без превышений огневого режима, к которому привык противник.

Но вернусь несколько назад. Ночью 27 сентября, когда армия находилась еще на марше, оперативная группа штаба уже прибыла в Шяуляй и с утра приступила к рекогносцировке местности в полосе, которую сдавала нам 2-я гвардейская армия. Рекогносцировка дала повод к серьезным размышлениям.

В летних боях, пытаясь прорваться к группе армий "Север", фашистские танковые группировки неоднократно наступали на Шяуляй, И хотя их продвижение было незначительным, эта нацеленность на крупный город и узел дорог наложила определенный отпечаток на конфигурацию фронта. Она стала клинообразной. Оборона 2-й гвардейской армии охватывала этот 45-километровый угол с северо-востока и востока.

По предварительным наметкам штаба фронта, наша армия, приняв полосу обороны от 2-й гвардейской, должна была главный удар нанести с востока, прямо от Шяуляя. Соответственно составлялись планы марша и сосредоточения войск.

Побывав непосредственно на местности, ознакомившись с ней с наблюдательных пунктов, я пришел к выводу, что для нас более выгодно нанести главный удар не прямо от Шяуляя, с востока, а с северо-востока, через городок Куршенай. Здесь второй рубеж обороны противника близко подходил к первому рубежу Расстояние между ними не превышало 4-5 км, включая в себя и сильный опорный пункт в Куршенае. Следовательно, в период артподготовки даже легкая наша артиллерия, не говоря уже о тяжелой, плотно накроет оба оборонительных рубежа и будет сопровождать огнем пехоту, не меняя своих позиций. А на левом фланге расстояние между этими рубежами — 10 — 11 км, то есть вдвое больше.

Второй важный момент касался сосредоточения войск и вывода их на исходные позиции. Местность за левым нашим флангом открыта до самого Шяуляя. Скрытно сосредоточить здесь ударную группировку очень трудно. Зато подходы к правому флангу насыщены лесными массивами до самого переднего края, до Куршеная. Все девять дивизий вполне укроются в этих лесах. [203]

И наконец, третье: хорошая дорога, проходящая от Куршеная на запад, к местечку Лукники (Луоке) и далее на Мемель, как раз вдоль оси нашего наступления. На левом фланге такой дороги нет.

Эти соображения я доложил командованию фронта, предложил перенести главный удар с левого фланга на правый. Видимо, мои доводы показались достаточно вескими. Справившись о том, как проходит марш, генерал Баграмян приказал немедленно изменить маршруты движения так, чтобы войска ударной группировки сосредоточились на правом фланге, перед Куршенаем.

29 сентября мы получили приказ на наступление. В нем, в частности, говорилось: "43-й армии в составе 12 стр. дивизий{102}, развернув для наступления на фронте безым. ручей (3 км севернее Куршеная), Будас 9 стр. дивизий, из них 6 стр. дивизий в первом эшелоне, нанести главный удар в общем направлении на Куршенай, Янполь, Ретово, Мемель".

Общая же задача армий левого крыла 1-го Прибалтийского фронта, в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования, формулировалась приказом так:

"... Прорвать оборонительную полосу противника к северо-западу и юго-западу от гор. Шяуляй, разгромить шяуляйскую группировку противника и выходом к побережью Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, река Неман — до гор. Тильзит отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию и во взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта уничтожить ее"{103}.

Справа от нас наступала 6-я гвардейская армия генерала И. М. Чистякова, слева — 2-я гвардейская армия генерала П. Г. Чанчибадзе. 5-я гвардейская танковая армия генерала В. Т. Вольского как подвижная группа фронта должна была войти в прорыв на стыке флангов 6-й гвардейской и 43-й армий с задачей нанести удар на Лукники, Жораны, Мемель.

Не буду перечислять все подготовительные мероприятия, остановлюсь лишь на тех, которые характерны именно для Мемельской операции. Артиллерии у нас было достаточно — по 120 стволов на каждый километр участка прорыва. Однако генерал Баграмян приказал довести эту цифру до 200 стволов за счет артиллерии 5-й танковой армии и ряда других частей. "Это указание товарища Сталина", — пояснил он.

Усиление артиллерийской группировки, которое мы всегда [204] могли только приветствовать, в данном случае поставило нас перед трудностями. Увеличивая число стволов более чем на одну треть, надо соответственно увеличить и расход боеприпасов. И когда Евгений Владимирович Щеглов сделал примерный расчет, то получилось, что в период артподготовки артиллерия израсходует слишком много снарядов. А чем поддерживать тогда пехоту при бое в глубине обороны противника?

Однако эта забота вскоре отпала. Ознакомившись с разведданными о противнике, я пришел к убеждению, что наша ударная группировка легко прорвет его фронт и артподготовка, запланированная на 2,5 часа, вряд ли потребует такого времени.

День проходил за днем, срок наступления приближался, а в противостоящих нам фашистских войсках не было заметно каких-либо признаков тревоги. К 4 октября стало ясно, что противник проглядел крупную перегруппировку войск 1-го Прибалтийского фронта{104}.

Перед нами на 9-километровом участке прорыва по-прежнему держала оборону одна лишь 551-я немецкая пехотная дивизия. Это соединение было сформировано недавно, в ходе так называемой "третьей тотальной мобилизации". В захваченных нашей разведкой документах дивизия именовалась "народно-гренадерская имени Геринга". Но ни громкие слова Геринга, провожавшего соединение на фронт, ни пышный, в стиле фашистской демагогии титул, ни даже полная укомплектованность дивизии людьми и техникой не подняли ее боеспособности. Она оставалась низкой, особенно моральный дух солдат, которые боялись русского наступления, боялись быть отрезанными от Восточной Пруссии и зажатыми где-нибудь на клочке побережья между бронированной лавиной "рус панцер" и морем. Так показывали пленные.

Конечно, мы понимали, что, сбив и рассеяв "тотальников", 43-я армия раньше или позже встретится с резервами противника, с боеспособными пехотными, танковыми и эсэсовскими моторизованными дивизиями. Но именно поэтому нам следовало "беречь порох в пороховницах" и не растрачивать его на 551-ю дивизию.

Разведка боем в полосе нашей армии была запланирована на [205] 2 октября, но затем командующий фронтом разрешил перенести ее на день наступления. График артподготовки остался прежним, однако мы надеялись, что атака передовых батальонов во время разведки боем окажется успешной и необходимость в длительной артподготовке отпадет сама собой. Опыт Витебской операции был еще свеж в памяти ее участников. Готовясь к операции, командиры, штабы и политорганы большое внимание уделяли обучению и воспитанию прибывающего пополнения. Пополнение мы получили из недавно освобожденных районов Прибалтики, а также западных областей Украины и Белоруссии. Подавляющее большинство новобранцев в боях не участвовало, молодежь, естественно, не служила в армии, а люди старших возрастов проходили военную подготовку давно, еще в буржуазных армиях. Надо было в короткий срок ввести новое пополнение в боевой строй, включить в жизнь наших воинских коллективов. Основная тяжесть этих забот легла на плечи политотделов, партийных и комсомольских организаций. Наряду с главной своей задачей, связанной с развитием высокого наступательного порыва войск (а эта задача, как всегда, решалась хорошо), политработники, коммунисты и комсомольцы кропотливо, изо дня в день занимались с каждым новобранцем, помогали и словом и делом. И труд этот принес огромную пользу. Забегая вперед, скажу: бойцы нового пополнения в первых же боях держались достойно, проявили мужество и отвагу, присущие советским воинам.

В ночь на 4 октября войска ударной группировки 43-й армии заняли исходные позиции для наступления. На участке прорыва сосредоточились в узких, 2-3-километровых полосах 92, 1 и 19-й стрелковые корпуса. Левый фланг армии — 35-километровую полосу — прикрывал 90-й стрелковый корпус. Командиры доложили о полной готовности своих соединений, а дождь, начавшийся с вечера, все усиливался. Рассвет войска встретили в окопах, по колено в воде. Стена дождя закрыла оборону противника. После нескольких часов напряженного ожидания поступил приказ отложить наступление до следующего утра. Но и утро 5 октября поначалу не предвещало улучшения погоды. Лишь к 11.00 небо очистилось, туман, окутавший землю, стал рассеиваться.

На моем НП находились представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян. С бревенчатой вышки, построенной неподалеку, на опушке леса, мы наблюдали, как постепенно вырисовывался из тумана город Куршенай. Сперва показалась макушка церкви, затем черепичные крыши и белые стены домов. [206]

— Разрешите начать? — обратился я к маршалу.

— Начинайте!

Ударила артиллерия, шесть стрелковых батальонов с танками атаковали оборону противника. Как и ожидалось, атака этих ограниченных сил, то есть разведка боем с коротким артналетом, была успешной. Стрелки ворвались в первую траншею, затем во вторую. Доклады, поступавшие на НП, оценивали обстановку единодушно: "Фашисты в панике. Бегут. Сопротивление слабое".

Напряжение, которое, хочешь ты того или нет, всегда охватывает тебя перед так называемым часом "ч", перед началом пехотной атаки, сразу спало. Все мы повеселели. Был уже полдень, и я пригласил представителя Ставки и командующего фронтом позавтракать. Александр Михайлович Василевский улыбнулся:

— Торопимся?

— Наоборот, товарищ маршал, опаздываем. Время к полудню, ко второму завтраку, а мы еще...

— Завтракать будем в Куршенае, — серьезно сказал он.

Час спустя комкор Васильев доложил со своего НП, с колокольни куршенайской церкви, что городок полностью очищен от фашистов. Два передовых батальона 145-й и 306-й дивизий с ходу форсировали реку Вента и овладели вторым оборонительным рубежом. В таком же духе докладывали и командиры 92-го и 19-го корпусов Ибянский и Самарский.

Характерным для этой разведки боем был широкий и смелый маневр подразделений. В полосе 19-го корпуса отличились командиры батальонов капитан М. Ф. Антонов и старший лейтенант И. В. Иванов. Батальон Антонова (32-я стрелковая дивизия), прорвавшись за передний край противника, вышел к железной дороге. Здесь его встретил сильный пулеметный огонь с высоты 103,9. Антонов приказал командиру роты лейтенанту В. П. Кир шину оставить один взвод перед высотой, а двумя взводами обойти ее. Обходившие высоту взводы не были замечены противником и вплотную приблизились к нему. В штыковой атаке фашисты были уничтожены. Рота Киршина захватила 5 исправных пулеметов. Продолжая наступать, батальон Антонова овладел поселком Репши и примыкавшей к нему опушкой леса, разгромив при этом вражескую батарею и захватив 4 исправных 105-мм орудия с боеприпасами.

Батальон старшего лейтенанта Иванова (344-я стрелковая дивизия) оседлал шоссе Шяуляй — Куршенай, углубился за час боя на 3 километра, что позволило командиру 1152-го полка полковнику Лескову, когда были введены в бой основные силы [207] полка, быстро взломать оборону противника на всю ее тактическую глубину.

Ну, а в целом разведка боем дала отличный результат. Шесть передовых батальонов, атакуя по всему 9-километровому участку прорыва, за 1,5-2 часа прошли до 7 километров. Оборона 551-й немецкой дивизии развалилась, как карточный домик, и никакие попытки ее командования восстановить прорванный фронт успеха не имели.

Вспоминается в связи с этим случай анекдотического порядка. В ночь перед наступлением начальник разведки Шиошвили доложил мне, что армейские разведчики побывали близ штаба 551-й немецкой дивизии. В домике, занятом командиром дивизии, шел пир горой. Разведчики выяснили причину попойки: командиру дивизии, полковнику, только что присвоено генеральское звание. Ну, посмеялись мы с Шиошвили: дескать, так и дивизию пропить не долго. А днем, когда наш прорыв стал уже фактом, Шиошвили явился на НП с протоколами допроса первых пленных.

— Пропил-таки он дивизию, — заметил Пантелеймон Шиоевич, кладя протоколы на стол.

Взятые в плен солдаты 551-й дивизии видели своего командира в весьма непрезентабельном виде. Без фуражки, с салфеткой, заткнутой за воротник мундира, он пытался остановить бегущих. Но ни угрозы, ни просьбы его не помогли, и в конце концов новоиспеченному гитлеровскому генералу пришлось ретироваться в тыл.

Разведка боем стала для 43-й армии началом наступления. К исходу дня ее ударная группировка продвинулась на 14-15 км. В дальнейшем темп наступления еще более возрос. 6 октября он составил 25 км, 7 октября — от 10 км на флангах до 40 км в центре (1-й и 19-й стрелковые корпуса), 8 октября — 27 км. А в целом за шесть дней наступления, перешедшего в преследование противника, наша армия продвинулась на 130 километров.

Темп достаточно высокий, но он мог быть еще выше, если бы не целый ряд досадных неувязок. Так, резкое отставание флангов, особенно правого, 6-7 октября было вызвано задержкой 92-го корпуса под местечком Лукники. Части корпуса, выйдя к очередному укрепленному рубежу противника, завязали огневой бой. День клонился к вечеру, и командир корпуса, вместо того чтобы ночкой атакой прорвать вражескую оборону, решил возобновить наступление с утра; Однако ночью фашистское командование успело перебросить под Лукники части моторизованной дивизии "Великая Германия". Она оказала ожесточенное сопротивление, ее танки и мотопехота предприняли [208] несколько сильных контратак. Генералу Ибянскому пришлось вводить в бой дивизию второго эшелона, а время шло.

Задержавшись на сутки под местечком Лукники, 92-й корпус, естественно, осложнил обстановку в полосе левого соседа — 1-го стрелкового корпуса. Его соединения, вырвавшись далеко вперед, оказались с открытым правым флангом. Генерал Васильев был вынужден развернуть часть своих сил фронтом на север и брать Лукники, то есть выполнять задачу 92-го корпуса. Это дробление усилий, необходимость действовать в двух резко расходящихся направлениях (север — юго-запад), конечно же сказалось и на темпах продвижения 1-го корпуса.

Промедление 92-го корпуса началось с недостаточно дерзких и решительных действий передовых отрядов дивизий первого эшелона. Встретив огневое сопротивление противника на заранее подготовленном рубеже, они остановились, даже не попытались сманеврировать, найти и использовать слабое место во вражеской обороне.

В этой связи я должен сказать и об упущении, вина за которое ложится на штаб армии и на меня, как ее командующего. Еще за двое суток до начала операции был отдан приказ сформировать в дивизиях передовые отряды. Мы, как я уже говорил, не сомневались в том, что прорыв совершим быстро и стремительное преследование противника станет на какое-то время нашей основной задачей. Была очевидной и роль передовых отрядов. Однако, отдав приказ о их создании, командование армии не проконтролировало его исполнение. А в некоторых дивизиях 92-го и 90-го корпусов отнеслись к этому важному делу без должной ответственности: не отобрали в отряды соответствующий их назначению личный состав — бывалых воинов, инициативных офицеров.

Иная картина была в 1-м и 19-м корпусах: здесь передовые отряды дивизий действовали с похвальной боевитостью и целеустремленностью, они как бы задавали тон, поддерживали высокий темп продвижения.

Тесно взаимодействовала с передовыми отрядами дивизий 10-я гвардейская танковая бригада полковника Н. В. Волкова, приданная 1-му стрелковому корпусу. Сначала она шла побатальонно, в боевых порядках пехоты, но как только оборона противника под Куршенаем была прорвана, командир корпуса генерал Васильев сгруппировал бригаду и поставил перед ее командиром новую задачу: преследовать отходивших фашистов, перехватывать пути отхода, не давать им закрепиться на тактически важных позициях. И танкисты отлично справились с задачей. Наступая в значительном отрыве от пехоты, вырываясь вперед на 8-12 километров, они с ходу разгромили вражеский [209] заслон в Гавлянах, захватили узел дорог в Жоранах. Здесь в ночном танковом бою бригада сожгла и подбила 11 танков дивизии "Великая Германия" и, отбросив ее моторизованный полк на север, надежно прикрыла правый фланг корпуса.

Гвардейцы-танкисты вместе с передовыми отрядами 306-й и 357-й дивизий с ходу форсировали реку Миния и, обойдя сильно укрепленный опорный пункт в деревне Горжды, дали возможность пехоте овладеть им с минимальными потерями. Штаб бригады, возглавляемый подполковником А. 3. Мазуровым, работал исключительно четко, без каких-либо заминок, его связь со штабом стрелкового корпуса но прерывалась.

8 дивизиях 19-го стрелкового корпуса генерала Самарского передовые отряды, небольшие по численности (130-200 человек), но хорошо оснащенные автотранспортом, с сильной артиллерией, в том числе противотанковой и самоходной, возглавляемые опытными офицерами, успешно справились с задачами, с возникавшими подчас неожиданностями в ходе продвижения к Мемелю.

Передовой отряд полковника Семижена (32-я стрелковая дивизия), встретив сопротивление противника на заранее подготовленном рубеже, ночной атакой разгромил фашистов, что позволило главным силам дивизии продолжать преследование, не развертываясь из колонн в боевой порядок.

Стремительный бросок передового отряда майора Лачугина (70-я стрелковая дивизия) через реку Буба, своевременный захват моста, выброска танкового десанта в сторону села Андреево — все эти действия предрешили падение мощного узла сопротивления на дальних подступах к Мемелю.

Обходный маневр передового отряда полковника Стерлигова (344-я стрелковая дивизия) по болотам и внезапное его появление под деревней Тверы ошеломили фашистов: они побросали не только автотранспорт, обозы и артиллерию, но даже личное оружие.

9 октября войска фронта, в том числе и 43-я армия, форсировали реку Миния. Оборона по этой реке была очень сильной: четыре линии траншей, бетонированные огневые точки, сплошные минные поля и другие противотанковые и противопехотные заграждения. На рубеже оборонялись различные вражеские соединения, отходившие теперь в полосу 43-й армии.

Командование 1-го Прибалтийского фронта, наращивая удар, еще 6 октября из-за смежных флангов нашей и 6-й" гвардейской армий ввело в бой 5-ю гвардейскую танковую, а затем и 51-ю армии. Они развили наступление на Палангу — Руцаву. До выхода на Балтийское побережье, до полного и окончательного [300] рассечения фронта противника в Прибалтике, оставались считанные часы и километры. Практически вражеская группировка уже разделилась на две части, которые откатывались в различных направлениях: одна через Ригу на северо-запад, на Курземе-кий (Курляндский) полуостров, другая на юго-запад, к Мемелю и границам Восточной Пруссии.

В нашей полосе находились несколько немецких дивизий. Все они понесли огромные потери в людях и технике, но в совокупности с мемельским гарнизоном составляли внушительную боевую силу — 18 пехотных батальонов, около 40 танков и самоходок. Действиями этой группировки руководил штаб 40-го немецкого танкового корпуса.

Мемель был заранее подготовлен к обороне. Его опоясывали четыре оборонительных рубежа, каждый из которых имел три сплошные траншеи полного профиля, прикрытые проволочными заграждениями и минными полями. Первый рубеж, так называемое предполье, тянулся от Мартинсдорфа до Яккена, второй -по западному берегу реки Рингель-Бах, третий — по реке Данге, четвертый — внутри города, прорезая его дугой между участками морского побережья на севере и юге.

Три внутренних оборонительных обвода отличались от первого, внешнего, большей насыщенностью долговременными сооружениями — дотами и бетонными колпаками. Кроме того, Мемель прикрывали девять фортов. Как показывали пленные, постройка этих фортов была закончена уже к марту 1944 года. Каждый форт представлял собой как бы семью из железобетонных сооружений, связанных единой огневой системой и приспособленных к круговой обороне. В центре форта располагался громадный дот, внутри которого могла свободно развернуться грузовая автомашина. Боевое его покрытие — четыре метра железобетона, вооружен он кроме пулеметов и легких орудий морской береговой пушкой калибром 310 мм. Вокруг главного дота находились соединенные с ним подземными ходами доты меньших размеров. Форт опоясывали противотанковые рвы, минные поля, колючая проволока{105}.

Столь мощную крепостную оборону мы встретили впервые. Отмечу, что несколько месяцев спустя штурм фортов Кенигсберга потребовал с нашей стороны привлечения артиллерии особой мощности, во-первых, и многодневной артиллерийской подготовки, во-вторых. Только эти меры помогли вывести из строя главные оборонительные сооружения крепости. А здесь, под Мемелем, самым крупным орудием была у нас 203-мм гаубица. [301]

Она могла разрушить обычный полевой дот, но четырехметровое бетонное покрытие главных дотов Мемеля ее снаряды, даже бетонобойные, не пробивали.

10 октября, отразив более десяти вражеских контратак и продвинувшись на 8-18 км, части 43-й армии вплотную приблизились к внешнему обводу мемельских укреплений. Прорвать его с ходу не удалось. За ночь мы сгруппировали войска, подтянули тяжелую артиллерию и с утра 11 октября возобновили наступление.

Бой развивался тяжело. Лавина огня обрушилась на центр наших боевых порядков. Били орудия вражеских фортов, била тяжелая артиллерия с кораблей. Продвижение отмечалось лишь на флангах, где 92-й и 90-й корпуса и часть сил 19-го корпуса упорно пробивались к Балтийскому побережью севернее и южнее города.

В 14.00 генерал Самарский доложил:

— Тридцать вторая Верхне-Днепровская Краснознаменная стрелковая дивизия вышла к морю в районе поселка и лесничества Старишкен. Отличились семнадцатый и сто тринадцатый полки. Они перерезали дорогу Мемель — Тильзит. Мемельский гарнизон отсечен от Восточной Пруссии. Очищаем побережье залива Куришес-Хафф. -И уже более будничным тоном добавил: — Трудно, Афанасий Павлантьевич. Сильный огонь со стороны Мемеля. С моря бьют фашистские крейсера.

Так мы вышли на Балтику. Свершилось то, чему были подчинены все усилия войск 1-го Прибалтийского фронта со времени окончания Витебской операции. Прибалтийская группировка противника была рассечена надвое. Успех этот, разумеется, разделяли все воины фронта. Одновременно с нашей армией к морю прорвались части 5-й гвардейской танковой (севернее Мемеля) и 51-й армий (южнее Руцавы).

С членом Военного совета С. И. Шабаловым мы проехали к побережью. Оставили машину за каменным домиком, дальше пошли пешком. Был хмурый осенний день с мелким дождем и холодным ветром, серая лента шоссе уходила на юг. На обочине два бойца приколачивали к столбу прямоугольник фанеры с надписью: "Товарищ! Эта дорога — в Восточную Пруссию. Вперед, на Тильзит!" Мы пересекли шоссе. В песчаных дюнах, в выемке, находилась полевая кухня. Поодаль, развернув башни стволами к морю, стояли танки. Вокруг одного из них сгрудились танкисты. С котелками в руках, закинув голову, они смотрели на рослого офицера. А он, опершись на башню, громко и вдохновенно читал стихи: [302]

Шумела Балтика. Валы
Катились пенной чередою.
Как стрелы, вырвавшись из мглы,
Летали чайки над водою.
Над морем таял синий мрак,
И вдруг зардело, засияло...

В этот миг над морским горизонтом, где в туманной мгле маячили фашистские военные корабли, сверкнул орудийный залп. Докатился тяжелый гул, снаряды рванули где-то за спиной, за дорогой. Но никто из танкистов даже не обернулся. Поэт, пренебрежительно махнув рукой в сторону кораблей, продолжал:

На маяке взметнулся флаг,
Прорезав тучи светом алым.
Бил в берег яростный прибой,
Кружились чайки на просторе.
Мы пили солнечный настой,
Ногою твердой став при море...

— Узнаешь? — спросил меня Сергей Иванович.

Ну конечно! Это был Сергей Кузьмич Баренц, один из корреспондентов армейской газеты, очеркист и поэт, всегда искавший тематику своих произведений на переднем крае войны — в стрелковом окопе, в танковом десанте, на артиллерийских огневых позициях.

Нас заметили, кто-то подал команду, Баренц спрыгнул с брони, направился к нам.

— Когда же, Сергей Кузьмич, успел сочинить? — спросил Шабалов.

— Сегодня. В такой час не ты к рифме, но она к тебе спешит.

— Хорошие стихи. Но не обессудь за прозаический вопрос: почему "солнечный настой" в такую хмурь?

— Верно, погода не праздничная, — согласился Баренц. — Но вижу в ней солнце, ничего не поделаешь.

Возвращались к машине уже втроем, говорили о поэзии на войне, я вспоминал Алексея Суркова, его "Землянку", минные поля сорок первого, с которых ушла в большую жизнь эта песня. Баренц рассказывал нам о технике поэтической работы, о том, как мучительно трудно бывает осмыслить то или иное событие и, наоборот, как иногда неприметная деталь вырастает вдруг в художественный образ. Цитировал Пушкина, Лермонтова, Некрасова, потом спросил: [303]

— Не упрекнут меня за последнюю строку?

— "Ногою твердой став при море"?

— Да. За пушкинскую строку.

— За что ж упрекать? Это давний обычай. Дань глубокого уважения к великому поэту...

* * *

Прорыв армий 1-го Прибалтийского фронта к Балтийскому побережью для всех нас был событием знаменательным, однако общая обстановка, сложившаяся под Мемелем, оставалась весьма напряженной. Наши атаки непосредственно на Мемель успеха не принесли: артиллерию противника подавить не удалось. Командующий артиллерией армии Е. В. Щеглов сосредоточил на вражеских фортах огонь тяжелых дивизионов, стрельба была меткой, но не результативной. Многопудовые снаряды не причиняли фортам сколько-нибудь заметного ущерба.

На внешнем обводе продолжались напряженные бои. Атаки наших стрелков поддерживались артиллеристами, залпами "катюш" 2-й гвардейской минометной дивизии генерала М. Н. Богдана. В свою очередь, противник бросал в контратаки пехоту и танки, его береговая и корабельная артиллерия вела плотный огонь.

Телефоны на КП зуммерили беспрерывно. Принимая очередной доклад из 92-го корпуса, я услышал, как командующий артиллерией фронта генерал Хлебников (он тоже находился на КП армии) сказал Щеглову:

— Буду докладывать. Нужны калибры особой мощности. Без них нам форты не проломить.

Едва я положил трубку, как опять звонок. На проводе штаб фронта — генерал Курасов. Докладываю: атаки на Мемель результата не дают.

— Как это — не дают? — спросил Владимир Васильевич. — Ваш правый сосед уже ворвался в Мемель.

Это сообщение меня так озадачило, что я даже не сразу ответил. Ведь правый наш сосед — 5-я гвардейская танковая армия наступала на Палангу, между ее частями и нашим центром к берегу моря вышел 92-й стрелковый корпус генерала Ибянского, он уже охватил Мемель с северо-востока и находился в 8-10 км от городских окраин. Если бы части 5-й танковой прошли через боевые порядки корпуса, Ибянский тотчас поставил бы меня в известность.

Мой доклад, однако, не очень-то убедил генерала Курасова, и я передал трубку генералу Хлебникову. Николай Михайлович подтвердил, что ни о каком прорыве в Мемель и речь идти не [304] может. Бой тяжелый, пока что не удалось прорвать даже внешний обвод мемельских укреплений.

Недоразумение скоро прояснилось. Дело было так. Командир одной из танковых бригад, ворвавшись в Палангу, доложил, что он ведет уличный бой в Мемеле. На войне, особенно в сложной обстановке, когда подвижные войска, добиваясь успеха, вынуждены часто и резко менять направления ударов, подобные случаи не исключены. Потерять ориентировку в горячке боя легко, тем более здесь, где оба города — Паланга и Мемель — рядом.

13 октября 43-я армия, как и другие армии 1-го Прибалтийского фронта, завершив Мемельскую операцию, перешла к обороне. В тот же день стало известно: войска 3-го Прибалтийского фронта при содействии войск 2-го Прибалтийского освободили Ригу. Теперь вся Прибалтика, за исключением Курзсмского полуострова и Мемеля, была освобождена от гитлеровских оккупантов. Левофланговая 2-я гвардейская армия 1-го Прибалтийского фронта и 90-й корпус нашей армии вышли к северной границе Восточной Пруссии, к реке Неман.

Ставка высоко оценила достигнутые успехи. Гремели праздничные салюты в Москве. Войскам, участвовавшим в освобождении советских прибалтийских республик, объявил благодарность Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин.

Не подлежит сомнению, что в ходе Мемельской операции войска 1-го Прибалтийского фронта добились крупного оперативного результата. И все же у нас была какая-то неудовлетворенность. Конец, говорят, делу венец. А конец-то операции получился смазанным: Мемель не взяли.

Как только армия перешла к обороне, мы провели разбор операции с командирами корпусов, дивизий и полков, с политработниками и штабными офицерами. Мне довелось сделать на совещании доклад, стенографическая запись которого сохранилась в архиве. Среди основных вопросов доклада был и такой: "Каковы причины задержки под Мемелем? Почему, наступая так быстро и успешно, 43-я армия не поставила последнюю точку в наступлении — не взяла Мемель?"

На мой взгляд, главная причина заключалась в том, что, подходя к Мемелю, мы не собрали свои силы в кулак. Высокий теми наступления, походившего в иные дни на погоню, слишком захватил нас, армия рассредоточила свои силы на широком фронте. Каждое соединение стремилось первым выйти к морю. 92-й корпус рвался к морю севернее города, значительная часть сил 19-го корпуса, а также танки, приданные армии, — южнее. А штаб не направил вовремя высокий наступательный порыв войск в нужное русло. И получилось, что первоначальный удар [305] по Мемельскому укрепленному району мы нанесли лишь одной третью тех сил, которыми располагали. "Если подходить критически к нашей операции, — говорилось в моем докладе, — то армия вовремя не уловила момент, не сумела, когда было возможно, нацелить все в одну точку. Растянулись на широком фронте, была расплющенность удара, не было укола".

Вывод в докладе был сформулирован так: "Прошли 134 километра, в среднем по 26 километров в день. Если бы Мемель взяли, операция была бы классической..."{106}

Надеюсь, читатель простит меня за термин "классическая операция", употребленный по отношению к войскам армии, которой я командовал. Но мне очень хотелось, чтобы из тех ошибок, которые были допущены в ходе операции, каждый ее участник сделал глубокие выводы. Нам ведь еще предстояло воевать и воевать. Впереди была Восточная Пруссия — давний оплот германского милитаризма и фашизма.