Посадка запрещена

Преодолевая упорное сопротивление противника, наши войска продолжали наступательные операции на территории Чехословакии. От немецко-фашистских поработителей были освобождены города Новы Сонч, Пре-шов, Кошице, Бардеев, а также много других населенных пунктов. В связи с этим летчики нашей 8-й Воздушной армии и ее соединений, в том числе нашей дивизии, были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего. В другом приказе, по случаю освобождения города Бельска, в числе отличившихся были названы летчики нашей дивизии.

Наш полк базировался на аэродроме Зеренки, под Краковом. Однажды наша эскадрилья в составе восьми самолетов «Ильюшин-2» возвращалась с боевого задания. Настроение у летчиков было хорошее, поскольку успешно выполнили задание. Летели, как говорится, крыло в крыло, до аэродрома оставалось минут семь — десять полета. Я шел первым ведомым справа от командира и, естественно, хорошо его видел в лицо. Когда группа стала подходить к аэродрому, то оказалось, что он закрыт грозовыми облаками, В небе то там, то здесь сверкали молнии, и о посадке не могло быть и речи. Притом на месте «Т» был выложен световой сигнал — «Посадка запрещена».

Тут ведущий, показав на сверток полетной карты, дал мне знаки, означающие, что группу дальше не может вести. Я без особого труда догадался, что его карта кончилась. Он никогда с собой в полет по брал планшета, а кусок карты от аэродрома до цели всегда носил в сапоге, за голенищем. А нам еще надо было выйти на запасной аэродром.

Тогда я вышел вперед и легким покачиванием крыльев принял командование группой на себя. Все это рассказывается долго, а в полете делается быстро. Иногда.

В иных экстремальных ситуациях летчику нужно принять решение за долю секунды, даже еще не обдумав все, как следует, ибо в воздухе очень мало времени для размышлений. Словом, повел я группу на запасной аэродром, потом на другой — весь район оказался обложен черными тучами, так что нам не удалось воспользоваться ими. Тем временем дело шло к вечеру, ориентироваться стало чрезвычайно сложно — эту науку мы. в школе не проходили, — и бензин был уже на исходе.

Надо было во чтобы то ни стало посадить группу до наступления полной темноты.

И тут вдруг я вспомнил о располагавшемся неподалеку недействующем аэродроме, над которым я как-то пролетал, и, ни секунды не медля, повел группу туда. Время, подгоняемое движением солнца, шло с молниеносной быстротой, уже наступили сумерки, когда мы подходили к аэродрому, так что ничего другого не оставалось делать, как организовать посадку самолетов в условиях уже наступившей ночи. По радио предлагаю Николаю садиться первым и принимать самолеты. Когда за ведущим один за другим с зажженными фарами сели все шесть самолетов, пошел на посадку и я. Все в порядке. Нам здорово повезло, вполне возможных в таких ситуациях трагических происшествий удалось избежать, все остались живы-здоровы, самолеты в исправном состоянии.

Хотя аэродром был недействующим, но на нем оставалась кое-какая наземная служба. Наш командир связался по телефону со штабом полка, доложил, что сели благополучно на аэродроме Жешув. Разговор со штабом ничуть не повлиял на нашего командира, а когда воздушные стрелки принесли бортпайки, и мы немного подкрепились, стало еще веселее. Надо сказать, что у нас, на самолетах, бортпайки как правило, долго не сохранялись. Мы, как дети, тоже любили сладости: там были шоколад, печенье, сгущенное молоко и прочее, — и на досуге, в свободное от боевых вылетов время потихоньку наведывались к самолетам. Хотя по этому поводу каждый раз ворчали наши хозяйственники, но все же были вынуждены восстанавливать бортпайки.

Утром, пока не приехали техники самолетов, пока не доставили горюче-смазочные материалы и не получили разрешение на вылет, мы, еще раз подкрепившись остатком бортового пайка, пошли лазать по американскому самолету «Летающая крепость», распластавшемуся на границе аэродрома. Видимо, именно поэтому я запомнил этот аэродром. Во всяком случае, так вышло. Во второй половине дня мы в полном составе вернулись домой.

На Моравска Остраву

В начале марта 1945 года войска 4-го Украинского фронта развивали широкую наступательную операцию в направлении Моравско-Остравского промышленного района Чехословакии. Штурмовики нашей дивизии в этих боях продолжали поддерживать 1-ю гвардейскую армию. В последних днях марта накал боевых действий авиаторов достиг, казалось, наивысшей точки. Уже не придерживались деления на эскадрилью, звено, летали, кому с кем придется. Однажды так и случилось: командир 1-й эскадрильи Степан Брюханов повел на боевое задание сборную группу из трех звеньев разных эскадрилий, в том числе и мое звено. Над целью работа шла удачно, но вдруг на нас навалилась стая фашистских стервятников, примерно до двадцати «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Несмотря на это, группа, еще теснее сомкнув круг, продолжала атаковать цель. Тем временем истребители прикрытия не дали фашистам беспрепятственно вторгаться в ряды штурмовиков, как стае волков в овечью отару, и увлекли их в воздушный бой значительно выше нас.

После очередного захода я иду с набором высоты для следующей атаки и вижу, что самолет, идущий впереди меня, отворачивает вправо. Сразу у меня мелькнула мысль, что он, возможно, подбит вражеской зениткой, так как сам я поблизости еще не заметил истребителей противника. В этот миг он открывает огонь. Только теперь я вижу, что по касательной прямой нашему боевому порядку, почти встречным курсом, чуть снизу атакуют его два «фоккера». В такой ситуации времени для раздумий не бывает, надо идти на помощь товарищу. В этой короткой схватке ему все же удается сбить ведомого фашиста. Мы не дали вовлечь себя в воздушный бой, наше звено сразу же снова замкнуло «круг» и продолжило начатое дело.

Когда группа возвратилась на аэродром и после приземления мы собрались возле КП, оживленно обсуждая прошедший бой, к нам подошел и герой дня Иван Науменко. Мы все кинулись поздравлять его, так как далеко не каждый день нам удавалось сбивать «фоккера» (как правило, штурмовики стремились уклоняться от воздушного боя с истребителями противника). Но наш Иван, сильно смутившись, проговорил, что он не мог сбить фашиста без помощи друзей. Тут в один голос летчики подтвердили командиру полка Шепельскому и комэска Брюханову, стоявшим вместе с нами, что именно Науменко сбил самолет противника. Вскоре выяснилось, что и истребители прикрытия тоже сбили одного стервятника. Так, благодаря нашей боевой спайке и взаимопомощи противник не только не сумел помешать нам выполнить задание, но и понес ощутимый урон.

В другой раз группой из пяти самолетов мы произвели штурмовку участка железной дороги Обер — Лослау, где, по данным разведки, сосредоточивались живая сила и боевая техника противника. Группа успешно выполнила поставленную задачу и без потерь возвратилась на | вою базу. В результате стремительного удара «ильюшиных» были уничтожены один паровоз, пять железнодорожных вагонов с различными грузами, три автомашины, восемь повозок и до тридцати фашистских солдат и офицеров.

29 марта наша группа из шести самолетов получила боевую задачу — штурмовать скопление противника в районе Гожице. Обстановка над целью благоприятствовала нам, и мы обрабатывали цель, по обыкновению встав в боевой порядок «круг». Однако отсутствие истребителей прикрытия, которые на этот раз не явились и назначенное место, нас сильно беспокоило. Война есть война — об этом нельзя забывать ни на минуту, ибо истребители и зенитчики противника безнаказанно не пропускали наших промахов.

Мы продолжали атаковать цель заход за заходом, и вдруг на нашу голову, откуда ни возьмись, свалилась группа «фокке-вульфов», которые, конечно, сразу же предприняли попытку вклиниться в наш боевой порядок с тем, чтобы затем в расстроенной группе «пощелкать» самолеты поодиночке. Но это оказалось не так-то просто, мы, еще теснее сомкнув круг, противопоставили врагу пилотажное умение и огневую мощь нашего бортового оружия и не подпустили «фоккеры» к себе. Так ни с чем фашисты убрались восвояси, а мы без потерь пришли на свой аэродром. В этом бою нами были уничтожены четыре автомашины, семь повозок с военными грузами, один танк, одно орудие полевой артиллерии и до тридцати солдат и офицеров вражеской пехоты.

В тот же день я вторично вылетел и район Гожице с группой «ИЛ-2» из шести самолетов. На этот раз также все обошлось благополучно, мы уничтожили три танка, два орудия полевой артиллерии и свыше полусотни солдат и офицеров противника.

Наш полк, базировавшийся еще с начала марта на большом с бетонной взлетно-посадочной полосой| аэродроме Глейвице, продолжал поддерживать наступления наземных войск на Моравско-Остравском направлении. В эти дни мне было присвоено очередное воинское звание старшего лейтенанта, кроме того, за участие во взятии городов Зорау, Лослау и прорыве укрепленной линии обороны противника на участке Моравска Острава — Тропау я был награжден четвертой государственной наградой — орденом Отечественной войны I степени.

В ходе этих наступательных операций, перед решительным штурмом города Моравска Острава, возникла необходимость пополнить материальную часть полка, и большая группа летчиков и авиаспециалистов готовилась вылететь в город Киев за новыми самолетами. Подобные задания мы выполняли и раньше, помнится, летали в Москву и Харьков. По сравнению с боевой работой такие поездки были своего рода прогулкой, хотя, в общем-то, любой полет сопряжен с большой ответственностью, а иногда и с риском для жизни.

В то время, пока мы были заняты нашими нехитрыми хлопотами по сбору в дорогу, нескольких наших товарищей, и в том числе меня, вызвали в штаб и сказали, что, мол, надо сфотографироваться. На наш недоуменный вопрос — зачем и почему, нам кто-то объяснил, что это нужно для представления к званию Героев Советского Союза. Хотя такое сообщение было приятно слышать, но приняли мы его как шутку, как очередной розыгрыш, каких среди нас бывало немало. Тем более, в те суровые военные годы в большинстве своем мы не думали о славе. Тогда, на войне, мало кто заботился об орденах. Победить врага и остаться живым — вот высшая награда для каждого из нас, считали мы.

Итак, на самолете «Дуглас» мы приземлились на пригородном аэродроме Киева. Пока суд да дело, пока решились всякие формальности, связанные с приемом и подготовкой самолетов к перелетам на фронт, у летчиков было два-три свободных дня. Воспользовавшись этим, мы отправились в город.

В древнем городе Киеве, в освобождении которого участвовали русские, украинцы, белорусы, казахи, узбеки, таджики, татары-словом, все пароды нашей веткой Родины, я оказался впервые. Кругом страшные следы войны и фашистской оккупации, а когда мы вышли на Крещатик, то от увиденного защемило сердце. вместе с тем, мы радовались тому, что вовсю разворачивались восстановительные работы, в которых участвовало от мала до велика все население, тому, что возвращались в родные гнезда семьи, оставившие в начале войны свой город и эвакуированные в восточные районы страны. Налаживалась городская жизнь, работали кино, театры, другие учреждения и организации. Помню, когда же мы попали на оперу «Сорочинская ярмарка», это был первый случай в моей жизни, когда я вообще посетил театр, не то что оперный. Хотя мне трудно было понять слова и музыку, но богатство народного искусства поразило меня...

Войска фронта готовились нанести штурмовой удар непосредственно по городу Моравска Острава — главному опорному пункту обороны противника и Моравско-Остравской наступательной операции 4-го Украинского фронта. Значение Моравска-Остравы как важнейшего промышленного центра и крупного железнодорожного узла для гитлеровского командования было велико. Потому-то этот город, занимая важное стратегическое положение в данном районе, и стал мощным узлом сопротивления немецко-фашистских войск. Цепляясь за эту соломинку, фашисты надеялись хоть как-то отсрочить свое неизбежное поражение.

Накануне Первомайского праздника, 30 апреля 1945 года, в назначенное время, после соответствующей артиллерийской и авиационной подготовки, наземные войска фронта начали непосредственный штурм города. Наша дивизия в составе 8-го Львовского авиационной штурмового корпуса поддерживала части и соединений 60-й армии. Боевые действия наших летчиков были сопряжены с большими трудностями. Им приходилось наносить удары по целям, требующим исключительной точности попадания, — бои шли на улицах города. При этом бывало, что перед вылетом указывали одну цель, а, когда мы появлялись над городом, изменившаяся обстановка требовала и станция наведения давала новую. Поэтому любая ошибка могла привести к тому, что самолеты стали бы поражать своих наступающих солдат. Истребители врага не проявляли прежней настырности, отскакивали как горох от стенки от атаки наших «лавочкиных» и «ЯКов», но зато особенно яростным был огонь зенитной артиллерии противника. Над городом мы теряли своих боевых друзей.

В этот день с очередного боевого вылета возвратилась эскадрилья Степана Брюханова. Еще не успели самолеты зарулить на стоянку, как с молниеносной быстротой всех облетела весть о том, что при выполнении боевого задания над целью погиб летчик Николай Кривов. Его товарищи, с которыми он летал, рассказывали, что над городом было спокойно — не показывались истребители, молчали зенитки, но вдруг перед очередным заходом на цель самолет Николая вспыхнул, как факел, и развалился на части. Больше никто ничего не знал.

В этой исключительно трудной обстановке, когда удары наносились буквально по каждой улице, по кажадому дому, не было времени уследить от начала до конца за всеми перипетиями. Бой проходил необычайно скоротечно, самолеты в боевом порядке неслись один за другим на высоких скоростях. Тут зевать некогда, надо было следить за обстановкой над целью и за тем, чтобы не столкнуться со своими товарищами.

Итак, все решили, что экипаж Кривова погиб — иначе и быть не могло — думали мы. Но, оказывается, все же иногда случаются чудеса. Буквально на другой день наш товарищ вернулся к себе в полк живой и невредимый.

А случилось следующее. Видимо, притаившийся вражеский зенитчик своим снарядом угодил прямо в бензобак, от чего самолет взорвался. При взрыве погиб и имеете с обломками самолета упал на горящий город воздушный стрелок Николай Овчинников, а командира экипажа взрывной волной выбросило из кабины, и, когда он очнулся в свободном падении, у него хватило сил найти и выдернуть вытяжное кольцо парашюта.

Фашистские молодчики, которые кишмя кишели в городе, не могли не видеть опускавшегося с парашютом летчика, но, несмотря на это, и, скорее всего, в этот момент им было не до него, так как их поджимали наши наступающие солдаты, его оставили без внимания. Может быть, они рассудили и так: куда он денется. Но чаш Коля благополучно приземлился во дворе какого-то строения. Особенно раздумывать было некогда, и он, скомкав кое-как свой парашют-спаситель, юркнул и сарай, оказавшийся, по счастью, рядом. Через некоторое время послышались настороженные шаги, вслед за которыми в сарае появились две женщины с корзиной и, не сказав ни слова, будто не замечая человека, притаившегося в углу, поставили ее и тут же ушли.

Естественно, Николай смекнул сразу, в чем дело, и кинулся к корзине, в котором оказались вещи — мужское одеяние в полном комплекте. Время шло быстро. Едва только он успел переодеться, как снова явились те женщины в сопровождении мужчины. Они опять, ни слова не говоря, жестом показали на дверь и повели Николая через двор на улицу. Здесь бои шли в полном разгаре, и казалось-никому нет дела до них. Кривов шел за своими опекунами, прихрамывая на одну ног; которую, видимо, повредил в момент приземления.

Через квартал-другой Николай и его провожатый завернули за угол и оказались в небольшом домике, но спасители помогли Кривову спуститься в подпол. Taм накрыли его всякой всячиной и вдобавок засыпали картошкой, после чего ушли. Он все это время беспрек словно им подчинялся, так как всем своим нутром, каким-то чутьем понимал, что чешские друзья не могу сделать ему ничего плохого. |

Спустя некоторое время Николай услышал наверх; топот ног, шум и говор на немецком языке, но вскоре все затихло. Как потом ему стало известно, это фашисты разыскивали советского летчика. Он же все это время лежал под картошкой в состоянии предельного нервного напряжения, сжимая рукоятку пистолета. Ему казалось, что прошла целая вечность.

Опять наверху шум, топот и говор, и вдруг открылась дверца подпола, и Николай увидел опущенное вниз лицо солдата нашей пехотной части, только что освободившей этот район города. Так был спасен летчик-штурмовик Николай Кривов. Как потом стало известно, спасителями оказались чешские патриоты-интернационалисты, рядовые труженики Драгужа Ткач, ее мать Мария и отец Йозеф.

С Николаем Кривовым я встретился снова поел войны во Львове, в 1974 году, когда приехал туда на встречу с однополчанами. В мирные годы судьба Николая, как всех демобилизовавшихся фронтовиков, был связана с восстановлением и развитием народного хозяйства. Трудился он на важнейших стройках стран, по призыву партии, по зову сердца, в числе тридцатитысячников возглавил колхоз им. Ленина Городецког района, там же был удостоен высшей государственно награды — ордена Ленина.

Сейчас наш фронтовой друг Николай Дмитриевич Кривов живет в городе Конакове Калининской области. Примечательно, что по его инициативе в 1972 году в Конакове состоялась первая встреча ветеранов нашего полка — именно в этом городе на Волге в свое время базировался некоторое время наш полк.

На Прагу

Первомайский праздник победного 1945 года совпал с освобождением города Моравска Острава от немецко-фашистских захватчиков, и в честь этого события Москва салютовала двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами. Штурмовики нашей дивизии наравне с другими были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего. Многие летчики, воздушные стрелки, инженеры и механики самолетов, другие авиационные специалисты, принимавшие участие в прорыве Моравско-Остравской укрепленной линии обороны противника, в штурме важнейших опорных пунктов гитлеровских войск, в освобождении городов и населенных пунктов Чехословакии, были награждены орденами и медалями Советского Союза и Чехословацкой республики. В их числе и я был удостоен чехословацкой медали «За храбрость» и награжден очередной боевой наградой-орденом Кроеного Знамени.

Но наступательный порыв наших поиск не снижался. Летчики 8-й Воздушной армии, поддерживая поиска 4-го Украинского фронта, двигались дальше на запад. Нас ждала занятая фашистами столица Чехословакии — Прага. 2 мая 1945 года я получил задание па боевой вылет: группой из восьми самолетов «ИЛ-2» произвести штурмовой удар по живой силе и боевой технике противника в районе населеного пункта Бутовице. Высокий всеобщий боевой настрой и стремление ускорить победный час, царившие в наших рядах, естественно, сказывались на поведении летного состава а бою. В те дни мы работали над целью, как одержимые без оглядки на возможные опасности, старались нанести врагу максимальный урон. После Моравско-Остравско наступательной операции гитлеровские истребители, зенитчики уже не могли оказывать сколько-нибудь существенного влияния на интенсивность боевых действий нашей авиации, в том числе штурмовой. В результате стремительного удара в этот раз нами были уничтожены несколько танков, восемь автомашин, десять повозок с различными грузами и до сотни солдат и офицеров противника. Все наши самолеты благополучно возвратились на свой аэродром. Это был последний мой боевой вылет.

В этот день, во второй его половине, меня вызвал командир полка подполковник Шепельский и предложил выехать на отдых в город Краков. Поначалу я немало был удивлен тем, что в столь горячую пору боев и притом еще в тот момент, когда до долгожданной Победы рукой подать, мне предлагают отдых. Но потом я согласился: отдых так отдых. Как говорят, все, что ни делается, — делается к лучшему. На другой день я уже был в Доме отдыха летчиков под Краковом. Здесь все отдыхающие были свои братья по оружию. Но после долгих дней напряженных боев непривычно тихо и необычайно скучно. Поэтому первая проведенная на отдыхе неделя показалась мне целой вечностью. Как тогда, в учебно-тренировочной эскадрилье под Москвой, я не находил себе места.

8-го мая, помнится, мы с несколькими отдыхающими летчиками от нечего делать поехали в город и обратили внимание на необычайное оживление и даже ликование местного населения. Нам с большим трудом удалось кое-как разобраться, в чем дело. Оказалось, что вышедшие в этот день польские газеты сообщали об окончании войны с гитлеровской Германией. Мы не знали, верить, или нет, но, поддавшись настроению поляков и сердцам чувствуя истинность известия, вернулись к себе предельно взволнованными. Но здесь никто ничего не знал, официального сообщения не было. Так в ожидании прошел и этот день.

9 мая 1945 года. Рано утром, примерно в три-четыре часа, начальник Дома отдыха буквально кулаками тарабанил во все двери, восклицая:

— Товарищи, родные мои! Победа, Победа!!!

И весь дом наполнился одним только словом: «ПОБЕДА!» Все сразу выскочили на улицу и, вытащив пистолеты, начали палить в воздух. Не было предела всеобщему ликованию. Словами трудно это передать. Уже никто не ложился спать, нарушился весь распорядок: все пели, плясали. И я, и все остальные отдыхающие, кое-как позавтракав, на попутных машинах отправились в свои части.

Каково же было мое удивление, когда, возвратившись к своим, я увидел, что наш полк еще продолжает боевые действия, как говорится, полным ходом. Совершая ежедневно по три-пять, а иногда и более вылетов, 9, 10 и 11, даже 12 мая мои боевые друзья паносили штурмовые удары по группировке нсмецко-фашистских войск под Прагой.

Сильно потрясло меня известие о гибели командира 1-й авиационной эскадрильи капитана Брюханова. Он не дожил до победного часа всего пять дней, и погиб над целью 4 мая 1945 года как герой в борьбе за освобождение братских народов Польши и Чехословакии, за свободу и независимость своей Родины.

О гибели Брюханова тогда и позже говорили по-разному. Одни предполагали, будто бы он над целью, увлекшись атакой противника, поздно заметил внезапно возникшую перед ним сопку и так резко выхватил на себя ручку управления, что самолет вышел па петлю, но из-за недостатка высоты, в верхнем, перевернутом кабиной вниз положении, ударился о землю. Такое вполне могло,, произойти, но я этому не верю, так как знал, что Степан был не такой человек, чтобы потерять голову и не заметить вовремя опасности. Скорее всего, он был смертельно ранен или получил повреждение тяги рулей управления в момент пикирования, и в том и другом случае он не мог справиться с создавшимся положением.

Я навсегда запомнил Степана Степановича Брюханова: крепыш, среднего роста, темноволосый, редко улыбающийся, степенный и обстоятельный командир. Мне позже стало известно, что родился и вырос он в Сибири. Рано лишившись отца, который погиб еще в первую мировую войну, он воспитывался матерью. С малых лет увлекался спортом, закалял в себе волю и характер. Еще будучи учеником, закончил планерную школу, где его оставили общественным инструктором по планеризму. Как вся молодежь тех лет, он готовил себя к защите Родины от вражеских посягательств.

Окончив перед самой войной аэроклуб, Степан поступил в военную авиационную школу пилотов. После завершения обучения он встал в ряды боевых летчиков 996-го штурмового авиационного полка. Так сбылась его мечта — он стал защищать честь и свободу своей Отчизны.

Дальнейшая его биография — это боевой путь, пройденный нашим полком. Он вместе с ним закалялся в смертельных схватках с немецким фашизмом. Так учащийся ФЗУ от рядового летчика вырос до командира боевого подразделения авиационной части.

За время боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны капитан С.С. Брюханов совершил 140 боевых вылетов, уничтожил 40 танков, до 150 автомашин, 20 минометных батарей, более 30 зенитных орудий, три самоходные пушки, один железнодорожный эшелон. От его сокрушительных ударов нашли свою гибель сотни фашистских солдат и офицеров.

Итак, конец этой ненавистной войне, войне, которая принесла народам Советского Союза, народам всего мира столько лишений и страданий, что их невозможно выразить никакими цифрами официальной статистики. Чувства горечи от утраты боевых товарищей были гораздо сильнее именно сейчас, в эти последние предпоследние и послепобедные дни.

Казахстанцы

Великая Отечественная война советского народа против гитлеровского фашизма была поистине народной. Все нации и народности нашей Отчизны с оружием в руках на фронте и в условиях неимоверных лишений в тылу ковали победу нашего Советского государства над коварным врагом. Эта победа, добытая советским народом, была победой нашего социалистического строя, победой ленинской национальной политики.

Сейчас, когда я вспоминаю о годах суровых испытаний Великой Отечественной, я с гордостью думаю о своих земляках — казахах, русских, украинцах, белорусах, о представителях других народов, населяющих мою родную республику, — о всех, кто героическими делами на фронте или самоотверженным трудом в тылу приближал победу над гитлеровской Гсрманией.

Как повсюду в стране, и людские, и материальные ресурсы республики — балхашская медь, чимкентский свинец, карагандинский уголь, эмбинская нефть, джезказганский марганец-все было поставлено на службу фронту. Из каждых трех выпущенных по врагу пуль две были отлиты в Казахстане. Этому но многом способствовало то, что промышленный потенциал республики значительно возрос за счет эвакуированных из западных районов страны заводов и фабрик, вместе с которыми прибыли десятки тысяч квалифицированных рабочих и инженерно-технических работников.

За годы войны в республике были сформированы более 20 стрелковых дивизий и других воинских соединений, многие из которых покрыли себя неувядаемой славой. Всему миру известен бессмертный подвиг 28 воинов-панфиловцев у разъезда Дубосеково на Волоколамском шоссе под Москвой. Не сотрутся из памяти потомков вещие слова политрука Василия Клочкова, воодушевившие защитников Родины на бессмертный подвиг: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!»

Плечом к плечу с сыновьями и дочерьми других братских народов воины-казахстанцы сражались на всех фронтах от Баренцева до Черного морей. В рядах действующей армии участвовало более миллиона человек, в том числе две трети всей партийной и 70 процентов комсомольской организаций республики.

В те тяжелые для Родины дни фронтовики-казахстанцы писали: «Нам дорога Волга, как родные горы Алатау, нам дороги степи Дона и Украины, как степи Казахстана. Наш путь один-вперед, на врага!», Слова песни великого казахского акына Джамбула «Ленинградцы, дети мои!» метко разили врага наравне с пулями и снарядами, поднимали дух, звали к стойкости, мужеству и отваге защитников блокадного Ленинграда.

Командир 25-го стрелкового корпуса генерал-майор Г. Б. Сафиуллин в своем письме трудящимся Казахстана говорил: «В великом сражении у Днепра сыны казахского народа снова и еще раз показали врагу свою горячую любовь к нашей матери-Родине, что в их жилах не остыла богатырская кровь народного героя Амангельды. Всех подвигов, совершенных казахами в битве у Днепра и за Днепром, не перечесть».

Один из участников освобождения украинской земли от фашистского ига Баубек Булкишев, обращаясь к Родине, в те дни писал: «За тебя мы готовы отдать наши жизни. Мы боремся со смертью, прикрывая грудью от пули, направленной в тебя, и все это за тебя, родная земля, наша дорогая мать-Родина».

За годы войны около 500 казахстанцев удостоены высокого звания Героев Советского Союза. Среди них мой земляк, карагандинский шахтер Мартбек Мамыраев — за боевые заслуги при форсировании Днепра; две девушки-казашки: Маншук Маметова в бою под Невелем 16 октября 1943 года, оставшись одна в живых, вела огонь попеременно из трех станковых пулеметов «Максим» и погибла в неравном бою; Алия Молдагулова погибла 14 января 1944 года во время штурма деревни Казачиха в районе Новосокольники Псковской области. Звания Героев Советского Союза им были присвоены посмертно.

Мы гордимся именами Леонида Беды, Ивана Павлова, Сергея Луганского и Талгата Бегельдинова — дважды Героев Советского Союза. Естественно, мне не пришлось встретиться с ними на дорогах войны, хотя такая встреча с кем-либо из моих земляков в те суровые годы была бы интересной и радостной. Тем более, с Талгатом одно время мы сражались бок о бок на Львовском направлении. В то время газеты писали о нем: «Во Второй воздушной армии сына казахского народа Талгата Бегельдинова знали как одного из лучших летчиков-штурмовиков. В 1944 году « небе Львовщины он воевал, имея уже Золотую Звезду. А когда закончилась Львовско-Сандомирская операция, летчик был вторично представлен к званию Героя Советского Союза». Всего за годы боевых действий Талгат Якупбекопич Бегельдинов на самолете «Ильюшин-2» и числе немногих штурмовиков совершил около 320 боевых вылетов.

Казахстанцы сражались и в партизанских соединениях Украины и Белоруссии, Ленинградской и Смоленской областей. Среди них мой земляк покойный Галим Омаров и писатель Касым Кайсенов, ныне проживающий в Алма-Ате. Выполняя свой патриотический и интернациональный долг, они активно участвовали в партизанском движении и движении Сопротивления против немецко-фашистских поработителей в европейских и балканских странах. Долгие годы после войны жил и трудился в Алма-Ате в полиграфической промышленности Сатимбек Омарович Тулешов, которому было присвоено высокое звание Народного Героя Польши.

В числе первых к рейхстагу прорвалась рота казахстанца Ильи Съянова, из которой лейтенант Рахимжан Кошкарбаев вместе с рядовым Григорьем Булатовым, преодолев 300-метровую простреливаемую полосу, укрепили алый флаг на одной из колонн фашистского логова — рейхстага.

Под мирным небом

Наш полк продолжал все еще базироваться на аэродроме Глейвице. Помнится, 15 июня 1945 года мы, свободные от всяких занятий, слушали дневные радиопередачи. И вот по московскому радио раздается голос диктора, зачитывающий Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении большой группе воинов Советской Армии звания Героя Советского Союза. Среди них были названы имена и наших боевых друзей: Брюханова Степана Степановича (посмертно), Быстрова Николая Игнатьевича, Зайцева Николая Яковлевича, Сусько Якова Егоpoвича и Уткина Евгения Ивановича. Мы еще не успели дослушать до конца передачу, как уже по всем этажам нашего общежития раздались радостные возгласы, все бросились поздравлять «виновников». Ведь это было первое и иапсрняка последнее такое большое событие в нашем полку. Все мы радовались, как дети, гордились высокой и заслуженной наградой своих друзей. Словом, всеобщее ликование продолжалось еще несколько дней. Единственное, что омрачало наше настроение, — это воспоминания о боевых товарищах, которые не дожили до этих дней. А не вспоминать их просто не могли, не имели права.

21 августа 1945 года. В чистом безоблачном небе эскадрилья за эскадрильей наш 996-й ордена Суворова Каменец-Подольский штурмовой авиационный полк плотным строем, крыло в крыло, как журавлиная стая, возвращался домой, на восток. Он перебазировался с фронтового аэродрома Глейвице на аэродром города Проскурова, ныне переименованного в город Хмельницкий. Велика была радость на душе каждого летчика.

Теперь из состояния войны, к которой мы уже относились, как к повседневной работе, предстояло перейти к новой, мирной жизни, которую многие из нас не очень хорошо себе представляли. Она выдвигала перед ними новые, доселе неизвестные проблемы. Все приаэродромные сооружения, служебные помещения и жилой фонд были разрушены войной и еще не восстановлены, а у мирной жизни свои законы. Офицерам, у которых были и сохранились семьи, командование разрешило привезти их к месту службы, и, следовательно многим пришлось изыскивать возможности для устройства хотя бы самого простенького жилья. Легче было рядовому и сержантскому составу, который ждал демобилизации, и офицерам, не обремененным семьями, — все они жили в общежитиях. Но рано или поздно проблемы быта надо было решать и последним. Впрочем, пока молодежь вела довольно беззаботную жизнь — каждый вечер музыка, танцы да кино. Со своими программами приезжали артисты, ставились концерты, А днем, свободные от всяких других забот, авиаторы бродили по небольшому городу, решая каждый свои хозяйственные вопросы: кому надо пошить новое офицерское обмундирование, кому купить кастрюлю, кому замок и т.д, и т.п.

Началась пора массовых отпусков — это было первое материализованное благо, которое мы ощутили и с нетерпением ждали. В начале октября, собравшись налегке, я уехал в родные края. Встречи воинов-фронтовиков с родными и близкими превращались в настоящие торжества. Это было время, когда по каждому такому случаю люди безмерно ликовали, истрачивая последние пожитки. Казалось, не будет конца веселью и повсеместным празднествам.

Здесь в эти дни я встретился с милой девушкой по имени Торгай, учительницей местной школы. Она, несмотря на возражения матери и бабушки (я должен был увезти ее на Украину — это, по их понятиям, был край света), согласилась стать моей супругой, и мы, не откладывая, поженились. Трудно сегодня выразить словами свои чувства, которые я испытываю от этого союза. Она вот уже почти 45 лет стала продолжением моих мыслей и действий, моим единомышленником во всех моих делах и подругой жизни в буквальном смысле этого слова. Мы с ней воспитали двоих сыновей, которые и сами уже имеют свои собственные семьи.

Однако военная служба требовала своего, и мы отправились в полк. Начались мирные армейские будни, хотя повседневная учеба летного состава, совершенствование боевой выучки требовали строжайшего порядка и дисциплины. Мы, фронтовики, совершали с молодыми летчиками провозные полеты по кругу на «спарках», водили группы по маршрутам, на полигон, отрабатывая различные приемы пилотажного мастерства и боевого применения. Словом, продолжали учиться сами и учили молодое пополнение, которое прибывало к нам после войны, передавали ему свой боевой опыт. Вскоре меня направили на курсы штурманов, окончив которые я снова вернулся в свой полк и продолжал службу в прежнем качестве -командира звена.

Время шло. Уже к весне 1946 года стали поговаривать о том, что наш полк расформируют, однако никто толком не знал, куда направят летный состав. Одни радовались этому, мечтая попасть в истребительную авиацию, другие хотели пойти в бомбардировочную, а третьи, в том числе и я, находились пока на перепутье. Меня, например, особенно не тянуло переучиваться на другой вид самолета, или даже на новый штурмовик «ИЛ-10». Мне казалось, что, выбрав что-то новое, я окажусь в одиночестве, разлучусь со своими боевыми друзьями, с которыми я за это время сроднился, и одна только мысль об этом уже тревожила мою душу. Я считал, что если бы, скажем, нам пришлось всем полком переучиваться на новые по тому времени машины, то я пошел бы куда угодно, хоть к черту на рога. Кроме того, мою душевную смуту усугубляли и воспоминания о недавней встрече с родными и близкими.

Вот так, под воздействием многих обстоятельств, у меня созрело твердое решение вернуться домой. Но осуществить его оказалось не так-то просто. И тогда я был вынужден обратиться к командиру дивизии генерал-майору Котельникову. Генерал знал меня лично по былой боевой работе, когда я, выполняя разведывательные полеты, часто встречался с ним. К тому же он запомнил меня и потому, что в дивизии я был единственным казахом.

Он принял меня хорошо, как старого знакомого, и повел наш разговор в дружеском тоне. Однако моего решения не поддержал, по-отечески убеждая, что у меня большие перспективы — учеба в академии и многое другое. Все-таки я настаивал на своем. Долго мы просидели за этой беседой, и за это время генерал ни разу не дал мне почувствовать разницы в нашем служебном положении и не пытался давить на меня своим авторитетом. А когда разговор был исчерпан, он на прощание сказал:

— Ну что ж, буду ходатайствовать...

Михаилу Васильевичу Котельникову в то время было немногим более сорока. Был он среднего роста, с негустыми светлыми волосами на крепко посаженной голове. Раз-другой приходилось мне видеть его в полете, когда он возвращался на своем «ИЛе» и садился на нашем аэродроме, но на задание с ним летать не довелось.

Мне стало известно, что Михаил Васильевич воспитывался в детском доме, окончил Качинскую летную школу, кадровую военную службу проходил в Новгороде, Кричивицах, Гатчине. В Северской командовал авиационным Полком и бригадой, был летчиком-испытателем на авиационном заводе. В финской кампании тоже командовал полком. В 1941 году в качестве командира сформировал 571-й авиационный полк, с которым ушел на фронт. К тому моменту, когда я прибыл в 996-й штурмовой авиационный полк, он уже командовал 224-й штурмовой авиационной дивизией, с которой прошел всю войну до ее победного конца. За годы Великой Отечественной войны под его командованием наша 224-я Краснознаменная Жмеринская штурмовая авиационная дивизия участвовала в 16 крупных боевых операциях, нанесла 25 мощных бомбардировочнв-штурмовых ударов по вражеским аэродромам. Ее боевые заслуги перед Родиной 23 раза были отмечены в приказах Верховного Главнокомандующего.

Михаил Васильевич был удостоен многих государственных наград: четырех орденов Ленина, двух орденов Красного Знамени, орденов Суворова, Отечественной войны 1 степени и Красной Звезды. После войны, когда была расформирована наша 8-я Воздушная армия, генерал Котельников назначается начальником школы летчиков-испытателей. Сегодня его нет среди нас. Он умер очень рано, в Москве, ему тогда было всего лишь без году пятьдесят.

Послевоенные годы

Итак, мы с женой снова в родных краях, вернулись в село Актюбе, где проживали наши родители. Опять встречи, поцелуи родных, громкие причитания сельчан, оплакивающих или безнадежно ожидающих возвращения своих близких, отцов, мужей, братьев. Торжества по-прежнему продолжались, но уже значительно потеряли свой прежний накал.

Однако мне не пришлось насладиться беззаботной, мирной жизнью. Передо мной встал во всей своей реальности вопрос о выборе пути, по которому следовало мне идти всю свою дальнейшую жизнь. Гражданской специальности у меня, по сути, не было. Пойти учителем не мог, потому что понимал — какой из меня учитель! О том, чтобы учиться самому, сейчас не могло быть и речи: жена уже в положении и родители престарелые, да еще тяжело больной дядя, да его тоже больная жена и орава детей, самому старшему из которых 12 лет. И я считал себя обязанным хоть в какой-то мере позаботиться о них. Все эти житейские проблемы, с которыми я до сих пор не сталкивался, неожиданно встали передо мной и. в основном предопределили мою судьбу.

Прежде всего думал об авиации, успевшей мне стать родной стихией. Летать, только летать! Но летать мне не было суждено. Авиация стала для меня чем-то ироде неразделенной любви. Я долго мучился, встречаясь с ней, как с любимой девушкой на чужой свадьбе. Летая на различных трассах в качестве пассажира, я с щемящей сердце болью вдыхал специфический запах, слушал гул моторов, наблюдал суетливую жизнь аэропортов. Еще долгие годы, задрав вверх голову, пик мальчишка, провожал летящий самолет, пока он не скроется за горизонтом...

Когда отгремели последние залпы войны, большинству из нас не было еще и 25 лет, некоторым и того меньше. Мы вышли из войны молодыми, физически сильными и духовно чистыми. По-разному у нас сложилась послевоенная судьба. Многие остались служить в авиации, другие разъехались по родным местам. Окунувшись в свои собственные заботы, мы на время как бы забыли друг друга, мало вспоминали о тех тяжелых годах испытания. Почти двадцать лет тянулась эта полоса неведения.

Но вот наступила пора пробуждения. Оправившись от послевоенных тягот и невзгод, в начале 60-х годов бывшие фронтовики начали разыскивать своих боевых друзей. Тогда была проделана огромная работа. Особенно большой вклад в это дело внесли Захар Илларионович Жук, Владимир Петрович Шинкоренко, Василий Васильевич Вдовенко и многие другие. Начались переписка, обмен адресами, возобновились личные контакты между боевыми соратниками. За эти годы, в связи с теми или иными знаменательными в нашей бывшей боевой жизни датами, прошло более десяти общих встреч ветеранов полка, дивизии и армии.

Большую роль в организации этих незабываемых общений между однополчанами играют сейчас отряды и группы следопытов, действующие в школах городов Дзержинска Горьковской области, Дрогобыча — Львовской, Красилова — Хмельницкой, Красноярска и Москвы. Недавно начала работать группа поиска в селе Вистря Монастырьского района Тернопольской области, там, где похоронен экипаж Виктора Морозова. Деятельностью этой группы руководит старшая пионервожатая Надежда Ярославовна Бабюк при активной помощи директора школы Эмилии Петровны Ковбас.

Сегодня нашим друзьям по былым боевым сражениям уже за шестьдесят, они честно и добросовестно трудились, а некоторые продолжают и поныне трудиться в различных отраслях народного хозяйства, ведут большую военно-патриотическую работу среди молодежи. Однако мы в большом долгу перед теми, чьи судьбы пока для нас остаются неизвестными. Особенно мы мало знаем о послевоенной жизни механиков самолетов и других авиационных специалистов, так много сделавших для обеспечения бесперебойных боевых вылетов.

Время неумолимо. Сегодня среди нас нет наших боевых товарищей, умерших уже в послевоенные годы: Антипова Николая Федоровича, Вдовенко Клавдии Александровны, Довгича Ивана Александровича, Журавлева Николая Климовича, Подлубного Василия Николаевича, Раковской Веры Николаевны, Саакяна Сергея Исаковивича, Стоякина Николая Филипповича, Сурина Василия Кузьмича, Ф. Снитко, Уткина Евгения Ивановича, Числяк Нинели Филипповны и Шишкова Алексея Дмитриевича. Пусть их ратные подвиги и трудовые свершения останутся в нашей памяти!

* * *

Только за время последних боевых действий, составляющих всего лишь пятнадцать месяцев, наш полк, по неполным данным, потерял половину летного состава. И сегодня мы, оставшиеся в живых, не можем, не имеем права не вспомнить поименно своих боевых товарищей, отдавших жизнь на поле брани, во имя того, чтобы жили мы, во имя свободы Родины, за счастье всех людей на земле. Нет — это не громкие слова, это наш священный долг перед павшими. Вот их имена:

Член ВКП(б), командир 1 эскадрильи, Герой Советского Союз; KАПИТАН Брюханов Степан Степанович и воздушный стрелок cтарший сержант Харкин Иван Яковлевич, как я уже yпоминал выше, погибли 3 мая 1945 года, за пять дней до Победы, похоронены и г. Глейвице, в сквере по Обервальдштрассе; член ВЛКСМ, летчик 3-й авиаэскадрильи младший лейтенант Вельчурко Александр Александрович не вернулся с боевого задания 19 марта 1945 года; член ВЛКСМ, младший лейтенант Гольцев Георгий Матвеевич также не вернулся; кандидат в члены ВКП (б), летчик 3-й авиаэскадрильи младший лейтенант Иванковский Алексей Борисович и воздушный стрелок старший сержант Новожилов Гавриил погибли 26 апреля 1945 года за 12 дней до Победы, похоронены в г. Глейвице, в сквере по Обервальдштрассе; в одно время погибли летчики Калашников Григорий, Конопелько Владимир, Лазаренко Виталий и Леонидов Павел; член ВКП (б), заместитель командира 2-й авиаэскадрильи Кругликов Владимир Иванович и воздушный стрелок младший лейтенант Штагерь Андрей Иванович погибли 21 января 1945 года в Карпатах, в районе Ужгорода; член ВЛКСМ, командир звена старший лейтенант Лунев Иван Васильевич не вернулся с боевого задания 23 марта 1945 года; член ВКП (б), командир авиаэскадрильи капитан Маринкин Алексей Иванович и воздушный стрелок старший сержант Лебедев Иван не вернулись с боевого задания 15 апреля 1944 года; младший лейтенант Морозов Виктор Степанович, летчик 2-й авиаэскадрильи, и воздушный стрелок Аносов Яков Иванович, как уже было сказано, погибли на Днестре 19 апреля 1944 года, похоронены у села Вербка Выстрянского сельсовета, Монастырьского района Тернопольской области — на могиле воздвигнут памятник; командир звена 2-й авиаэскадрильи лейтенант Осипов Виктор Михайлович и воздушный стрелок Татаринов не вернулись с боевого задания 15 июля 1944 года при прорыве обороны на Львовском направлении; командир звена 2-й авиаэскадрильи лейтенант Панченко Иван и воздушный стрелок Хильков погибли в начале 1945 года на польской земле; член ВЛКСМ, летчик 3-й авиаэскадрильи младший лейтенант Салахов Раиз Бадрудинович и воздушный стрелок сержант Дмитриев Алексей Александрович не вернулись с босного задания 19 сентября 1944 года; кандидат в члены ВКП (б), летчик 3-й авиаэскадрильи младший лейтенант Сомов Анатолий Григорьевич и воздушный стрелок старший сержант Новочихин Григорий погибли 21 апреля 1945 года над городом Тропау, похоронены в г. Глейвице на городском военном кладбище; член ВКП(б), штурман полка Герой Советского Союза Старченков Иван Сергеевич и воздушный стрелок сержант Шептун Михаил погибли 13 февраля 1945 года, похоронены в г. Кракове на военном кладбище, в городе против ратуши им поставлен обелиск; кандидат в члены ВКП(б), командир звена 2-й авиаэскадрильи лейтенант Талаков Павел Макарович и воздушный стрелок сержант Солдатов не вернулись с боевого задания 14 октября 1944 года; также не вернулись с боевого задания летчики: кандидат в члены ВКП (б), младший лейтенант Тесленко Трофим Никифорович — 15 марта 1945 года, младший лейтенант Трутень Борис Иосифович и воздушный стрелок сержант Пасаженников Михаил из 2-й авиаэскадрильи — 27 марта 1945 года.

Воздушный стрелок сержант Овчинников Николай, который летал на задание 30 апреля вместе с летчиком Кривовым Н.Д., о ком говорилось выше, похоронен в городе Моравска Острава; гвардии старший сержант Рудых Алексей Степанович (воздушный стрелок младшего лейтенанта Панасюка Георгия Васильевича, ныне проживающее в г. Краснодаре) погиб в воздушном бою, отбивая нападения истребителей противника 15 апреля 1945 года, похоронен в местечке Яцмеж (аэродром Заршин) Сенювского района Краковского воеводства. Вечная память героям! Склоним же головы пород их подвигом и великой жертвой! И пусть эпитафией им будут слова Александря Твардовского:

Не затвердела год от года
Не запеклась она еще
Та кровь подвижника-народа
Свежа, красна и солона.

Ей не довольно стать зеленой
В лугах травой, в садах листвой,
Она живой, нерастворенной
Горит, как пламень заревой.

Стучит в сердца, владеет нами,
Не отпуская ни на час,
Чтоб наших жертв святая память
В пути не покидала нас.

Чтоб нам, внимая славословью,
И в праздник нынешних побед
Не забывать, что этой кровью
Дымится наш вчерашний след.

И знать, что к бою правомочна
Она призвать нас вновь и вновь..
Как говорится: «Дело прочно,
Когда под ним струится кровь».