И снова бой

Прошло несколько лет. В 1957 году по состоянию здоровья я был демобилизован из рядов Советской Армии.

Первый этап моей жизни пройден. Что в нем главное? Конечно, война. Фронт, парад Победы и я в первых рядах его участников в группе Героев Советского Союза. Затем — служба в оккупационной Советской армии (конечно, в своей авиационной части), учеба в Военно-воздушной академии, наконец, Краснодарская школа штурманов. И все, и я — по состоянию здоровья, ухожу в отставку. Почему? Как это могло произойти? Ведь я так любил авиацию, самолеты, окружавших меня людей — летчиков и, вообще, всю эту специфическую воздушно-авиационную среду. У меня и в мыслях не было расстаться с нею. Да, не было. И сейчас, где бы я ни был, в какой бы должности ни служил, как бы ни привязался к новому делу, авиация, самолеты в моей душе. Они так и пройдут со мной, я пронесу их в своем сердце через всю жизнь до ее конца, через все предназначенные мне этапы.

А расстался я с авиацией по очень простой, по нашим понятиям, причине — я перестал быть летчиком по состоянию здоровья. Да, да, очередная медкомиссия по состоянию здоровья, из-за перенесенного ранения, контузии отстранила меня от полетов навсегда. И вот я уже — начальник штаба летного штурманского училища. Это, конечно, не летчик, это совершенно определенно, канцелярский работник. Таким он должен быть, такой и есть. А я не мог. Не мог быть изо дня в день вблизи самолетов, слышать рев их моторов и сидеть в конторе, за столом. Перенести, вытерпеть такое не мог. Я ведь жил самолетами. Которые летали над нашими головами с пассажирами — эти меня не волновали, как не может волновать, скажем, автогонщика скрип телеги. Перед моими глазами мой совсем по-девичьи стройный, изящный и вместе с тем, мощный и грозный со своим вооружением «ИЛ-2». Самолет фронтовой, боевой, этот самый, как его называли, «воздушный танк», гроза противника, сеющий в его рядах страх и смерть. Вот что занимало меня, вот чем я еще продолжал жить.

Но война кончилась, мой «ИЛ» стоял на приколе, и девушки-оружейницы не загружали ящики всесокрушающими снарядами, и мне уже не сесть в его кабину, не ощутить ласкового прикосновения к ладоням прохладной полированной поверхности ручек управления. Все это ушло, все позади. Теперь передо мной задача — избрать путь к новому этапу мирной жизни, конечно, достойный, заполненный не менее захватывающей работой, напряженной, наполненной глубоким содержанием. Чтобы я как на своем «ИЛе» в бою, в штурмовках, в воздушных схватках, мог отдавать себя всего без остатка, ставить цели и, преодолевая любые препятствия, достигать их, побеждать.

Следует сказать, что в мирную жизнь я шел не с пустыми руками, последний, послевоенный период, сознавал, что так или иначе, не сегодня, так через год, придется идти в отставку. Вообще-то строго определенный финиш службы летчика, да еще штурмовика ограничивается очень коротким возрастом. Мне уже пошел тридцать третий, плюс ранения, контузия, вынужденные посадки. Медкомиссии учитывают все. Учтя это, я заранее сумел окончить Московский строительный институт. Это и определило мой дальнейший трудовой, а в общем и весь жизненный путь.

Расставшись с авиацией военной я, по воле судьбы, все-таки, в принципе, снова оказался при ней. Правда теперь вроде как косвенно, но, вместе с тем, и довольно непосредственно. Я стал строить взлетно-посадочные полосы для самолетов, обеспечивать им жизнь полнокровную, удобную, дающим возможность беспрепятственно покорять любые пространства и время.

И вот уже перед моими глазами плывут в окне вагона мои родные степи, потом бесконечная и грандиозная цепь Улутауских гор, а около них, у самого устья широкого ущелья, покрытого вечнозеленым лесом, Фрунзе.

Теперь я еду сюда уже с семьей, у меня жена Сания, сын Марат и две дочери — Галина и Райхан.

Пробыли мы здесь недолго. Встреча с начальником Республиканского управления гражданской авиации Казахстана. Надо же было такому случиться именно здесь. Он тут же предложил мне должность своего зама по капитальному строительству. Я согласился.

Так начался второй этап моей жизни, этап, как мне казалось, совершенно мирного труда. Но так только казалось, в действительности, как выяснилось, к спокойному, размеренному, буквально мирному труду, я оказался совершенно не способным. Кстати, и само доверенное мне дело никак не позволяло следовать этим самым мирным терминам. На каких бы участках ни был занят, я не мог быть спокойным, если дело не кипело, если мы не боролись и не побеждали, какие-то, казалось, непреодолимые препятствия. А в строительном деле, которым руководил, иначе было и невозможно. Я уже достаточно хорошо освоил сложное строительное дело, и уже отлично разбирался во всех его тонкостях. И сразу, с первых дней, суровый, обстоятельный экзамен моих знаний, и не где-нибудь, а на стройке ответственного объекта — сооружение первого в республике Алма-Атинского аэродрома, его взлетно-посадочной полосы.

Доверили мне это дело не сразу, перед этим, в основном, не без моей инициативы, с помощью Совета Министров Казахстана, была разработана и утверждена генеральная программа развития в республике гражданской авиации, в которой особое внимание было уделено созданию ее базы — сооружению аэродромов со взлетно-посадочными полосами, способными принимать большегрузные самолеты типа «ИЛ-18» и соответствующие вокзальные постройки. В программе намечалось соорудить десять аэродромов, со всеми сопутствующими таким аэродромам сооружениями.

Программа была грандиозной, но для воплощения ее в жизнь требовались огромные людские, материальные и денежные ресурсы. И все это легло на мои плечи.

Целесообразнее всего я считал начать осуществление программы с сооружения первого аэропорта, способного принимать самолеты любого размера и веса в Алма-Ате. Такое решение было принято и Центральным Комитетом Компартии и Советом Министров Казахстана. Было определено место, установлен жесткий срок. Но когда мы с основным подрядчиком, бывшим тогда управляющим «ГУШОСДОРа» — Главного управления шоссейных дорог Казахстана Леонидом Борисовичем Гончаровым, окинули взглядом местность, у нас волосы встали дыбом, руки опустились от сознания почти стопроцентной невыполнимости поставленной задачи. Перед нами, насколько хватало глаз, расстилалась неровная, кочковатая поверхность болота.

— Оно так тут и будет стоять, болото это. Низина же, а кругом — горы, дожди, — сделал заключение Гончаров.

Заключение было совершенно правильное. На осушение болота, удаление всей этой, заполнявшей низину грязеводной массы — а ее здесь сотни тысяч кубометров — потребуются месяцы. Это было неоспоримо, но так же неоспоримым было постановление ЦК и Совмина, в котором было записано черным по белому: завершить сооружение взлетно-посадочной полосы аэропорта в течение семи месяцев. Таким решениям возражать было не положено. Мы почесали затылки и стали решать, искать выход. И нашли. Работа закипела. У болота появились люди, сотни свезенных из республики единиц механизмов. И я снова оказался в уже почти родных мне фронтовых условиях. Прежде всего, нужно было убрать воду. Легко сказать — «убрать». А как это сделать? Выкачивать сотни тысяч кубометров не воды, — в том-то и дело, выкачивать, осушить или как, нужно было тягучую, тухлую жижу, перемешанную с гнилыми водорослями, мелким кустарником... Тут ни о какой откачке насосами не могло быть и речи, нужно было другое решение. И оно нашлось. Предложили сами рабочие, механизаторы, тоже загоревшиеся этой самой боевой страстью. Обнаружив протекавшую неподалеку речушку, предложили прокопать к ней водостоки, по которым и спустить воду...

Инженеры промерили все, просчитали, предложение было реально, но работа предстояла адская. Прокопать четыре-пять, а то и десять основных водосборников, к ним — арычки со всего болота.

И мы взялись. Работали — действительно не считаясь со временем и усталостью — в две, в три смены. Перед моими глазами и сейчас встает эта картина, очень похожая на полотна художников, отображающих ад. Ночь, холодный ветер, моросит дождь и болото — жидкая грязь, местами до метра глубиной. Жесткие лучи прожекторов рассекают густую, как само болото, темноту, жирными блестками отражаются в густой жиже. А кругом люди, их темные силуэты, с трудом просматривающиеся в темноте. Они в болотных сапогах, на машинах, около них, копаются лопатами в грязи, утопая почти по пояс.

Так было. А потом вода по арычкам, по водосборникам пошла в речку и... болота почти не стало. Всего мы его осушать не стали, да, наверное, и не смогли бы. Нам было достаточно сухой плотной полосы, способной принять и выдержать многотонную нагрузку — огромный самолет типа «Ил-18».

Сколько мы так работали, конечно, не один месяц, но мне кажется, что все это сжалось в один миг, в один предельно напряженный, сжатый как штурмовка «ИЛа», как воздушный бой, минута — и все позади, и если ты жив, значит, победил.

Несмотря на сомнения пессимистов, нытиков, писавших по инстанциям о наших каких-то, якобы, ошибках, неправильных действиях, вызовов с объяснениями на «ковер», дело шло.

Очистив от воды и грязи взлетную полосу мы забутили ее, заложили щебенкой камнем, песком, покрыли специально сконструированными железобетонными плитами. И вот торжественный прием первого вылетевшего из Москвы самолета «ИЛ-18» с почетными гостями...

Взлетно-посадочная полоса была сооружена в установленный правительством срок. 18 октября 1958 года Председатель Верховного Совета КазССР вручил мне за эту первую мою на гражданском фронте победу Почетную Грамоту Верховного Совета КазССР. Вместе со мной правительственными наградами были отмечены многие инженеры, техники и рабочие. Потом эти победы на трудовом фронте завоевывались уже легче. Теперь я принимал участие, практически руководил, вел сооружение аэродромов, можно сказать, аэропортов в целом, с вокзалами, техническими и иными сооружениями одного за другим: в Чимкенте, на Мангышлаке, в Усть-Каменогорске, Семипалатинске, на Балхаше. А всего при моем участии, а в основном, под моим руководством, было сооружено и сдано в эксплуатацию двадцать аэропортов — двадцать широких воздушных ворот, открывших путь нашей Республике во все страны мира.

Завершив строительство аэродромов, я как бы оглянулся на пройденное уже после войны, но не по-граждански, по-фронтовому. Итог был неплохой. Свидетельством тому — многочисленные Почетные Грамоты Верховного Совета КазССР и другие награды за отличное выполнение заданий в деле развития воздушного транспорта в республике. И что теперь? Кажется, как гражданин Бегельдинов сделал если не все возможное, то достаточно многое для своей Родины как патриот, ее защитник и как труженик. Не достаточно ли? А почему бы мне не последовать примеру многих моих дорогих друзей, удостоенных высоких званий Героя и дважды Героя Советского Союза уже давно, почти сразу, как отгремели грозы войны, по праву, завоеванному на войне, по болезни или, отработав до пенсии, уединившихся где-то в скромном домике, в лесу, на берегу речки или озера. Я даже попробовал представить себя в этой роли — с удочкой, в соломенной шляпе на берегу или с кошелкой, собирающим грибы, ягоды. Нет, ничего не получалось, не вырисовывалась такая картина даже в моей фантазии. Не создан я, видно, для такой доли.

И вот уже я снова на трудовом посту в должности заместителя управляющего трестом «Казстальмонтаж». И снова ответственное задание. Теперь это уже строительство Лисаковского горно-обогатительного комбината. И снова, как тогда полагалось, штурмы, преодолевание бесчисленных препятствий и бесконечная борьба с различными противниками твоих, принятых тобой, оперативных или стратегических решений. Все опять как на фронте, как при выполнении боевых заданий. Так было.

После Лисаковского горно-обогатительного — новая гигантская стройка, теперь уже Джамбулского завода двойного суперфосфата, Дворца Республики в Алматы, здание республиканской библиотеки, Алма-Атинского цирка. И все в сжатые сроки, ударными темпами.

Помимо этих объектов я, со своими коллективами строителей во всех областях республики построил автодромы со зданиями автошкол и всеми необходимыми сооружениями.

За этот период сумел полностью перестроиться из боевого военного летчика-штурмовика в квалифицированного строителя высокого ранга, способного решать задачи сооружения объектов любых назначений, объемов и сложностей. Это опять же подтверждается многочисленными благодарностями партии и правительства, всевозможными поощрениями. Верховный Совет КазССР награждает меня Почетной Грамотой Республики за активную работу в хозяйственных органах, затем вручается Почетная грамота за активную трудовую деятельность. Верховный Совет награждает меня Почетными Грамотами за активное участие в благородном деле патриотического воспитания молодежи, за плодотворную работу в общественных организациях.

Свою горячую признательность и глубокое уважение за боевые заслуги на фронтах войны и высокие заслуги в труде в мирное время выражает мне мой народ, трижды избирая депутатом Верховного Совета СССР, депутатом Алма-Атинского городского Совета.

По воздушным трассам Казахстана день и ночь летят самолеты. Они везут пассажиров, важные народнохозяйственные грузы. Линии перевозок становятся все длиннее, достигают самых отдаленных уголков республики. И я счастлив, что в этом есть доля моего труда.

Теперь я регулярно встречаюсь с молодежью, бываю на предприятиях, в институтах. Юноши и девушки внимательно слушают о боевых делах летчиков в годы Великой Отечественной войны. Часто слышу вопросы о том, какие подвиги совершил, за что удостоен звания дважды Героя Советского Союза, многих орденов и медалей. Ответ у меня простой: я был честным, правдивым, стойким и дисциплинированным воином, всегда был верен воинской присяге. Меня воспитали безбрежные мои ковыльные степи, могучие горы, мой многострадальный, но гордый, свободолюбивый народ, которому я всегда платил за это своей горячей сыновьей любовью и безграничной преданностью. Вот в чем я черпал силы, находил всегда помощь и поддержку.

Перечитал рукопись и стало неудобно. Впечатление такое, как будто бы я сам превозношу себя, свои подвиги на войне, успехи, победы в мирном труде. В действительности все не так. Я пишу, рассказываю обо всем пережитом мною, причем, в основном, уже пересказанное другими авторами, моими соратниками, начиная с летчика моей эскадрильи Михаила Коптева до командиров дивизии и корпуса генералов Н. П. Каманина, В. Г. Рязанова, множеством журналистов и даже писателями. Я просто попытался рассказать о том, как завоевывались наши победы, решались сложные задачи, в основном, о славных боевых делах наших замечательных летчиков-штурмовиков. Во имя этих целей и написана книга. А в общем-то, я пишу и мне кажется, что все это прошлое, особенно на фронте, происходило не со мной, а с другим человеком — так все это было невероятно и сложно.