Парад Победы

Потом произошло невероятное. Парад Победы — и я его участник! Полк готовился к перелету. В полном составе мы должны были перебазироваться в Австрию. Как-то жаль было покидать Фюнстервальде. В годы войны, особенно в наступлении, мы привыкли почти каждую неделю менять аэродромы. А тут стоим уже больше месяца, обжились, обзавелись друзьями в соседних частях.

Буквально накануне отлета меня неожиданно вызвали в штаб корпуса. Вновь прохожу знакомым коридором к кабинету генерала Рязанова. В приемной у него много офицеров из разных частей. Невольно в сердце закрадывается тревога: что случилось, за какой надобностью собрали нас?

Адъютант приглашает всех в кабинет. Командир корпуса сегодня выглядит несколько необычно. Он при орденах, в парадном мундире. И настроение у него, как видно, отличное.

— Я собрал вас, товарищи офицеры, — заговорил генерал, -чтобы сообщить приятную новость. В конце месяца в Москве состоится Парад Победы. На нем вы будете представлять наше соединение. Есть вопросы — пожалуйста. Если нет — можете быть свободны. Дополнительные указания получите в своих частях. Капитана Бегельдинова попрошу остаться.

Все разошлись, мы остались вдвоем в кабинете.

— Садись, садись, разговор предстоит долгий и не совсем приятный. Мне доложили о полете в район Мельники, — генерал пристально посмотрел на меня, и я почувствовал, как краска заливает мое лицо. — Изволь объяснить свое поведение.

Что я мог сказать командиру корпуса — человеку, которого глубоко уважал, больше того — любил как отца родного. С первого и до последнего дня войны он был моим высшим начальником, требовательным, порой безжалостно строгим, но всегда внимательным и справедливым.

— Ну, я жду, — Рязанов встал, закурил, прошелся по кабинету. И я, не скрывая ничего, рассказал о злосчастной бутылке рома, просил простить меня и дал слово, что впредь никогда не случится ничего подобного. От стыда я готов был провалиться сквозь землю.

— Пойми меня правильно, — генерал сел в кресло напротив. — Война сделал тебя офицером. Родина отметила твой путь многими боевыми наградами. Тебе ли заниматься ухарством, быть мальчишкой? Мы решили не наказывать тебя, но предупредить строго.

Я встал и еще раз дал слово быть впредь образцом дисциплины. Уже прощаясь, генерал сказал:

— Жаль, что ростом ты невелик.

— Почему?

— Да вот на параде левофланговым пойдешь, далеко от мавзолея.

На душе у меня сразу потеплело. Я понял, что инцидент со злополучным ромом исчерпан.

В самом лучшем настроении вернулся в полк. Здесь уже знали, что я еду в Москву. Товарищи от души поздравили меня. Но, признаться, меня волновало одно обстоятельство: кто поведет в Австрию мой самолет, мой тринадцатый. (Номер погибшего, по моей просьбе, присвоили новой машине, после возвращения из госпиталя). Неожиданно вопрос разрешился очень просто.

— Оставим тринадцатый в Фюнстервальде, — решил командир полка. — С ним будет и твой механик. Вернешься из Москвы — вместе прилетите. Только сначала проверь, нет ли где-нибудь в загашнике еще одной бутылки рома.

Все присутствующие при этом разговоре расхохотались. Смеялся и я — после разговора с генералом я имел на это право.

... Поезд медленно идет через Польшу. В составе офицеры -участники Парада Победы. Проезжаем места недавних боев, видим раны, нанесенные войной. С утра до вечера в вагонах не прекращаются воспоминания. И, что странно, теперь, когда смолкли бои, у каждого вдруг появилась масса забавных историй. Мы иронизируем над своими неудачами, подтруниваем друг над другом.

Вот и граница. Все прильнули к окнам. Разговоры умолкли. В торжественной тишине состав перешел границу. О чем думал каждый из нас в этот момент? Трудно сказать. Я мысленно окинул взглядом путь от Старой Руссы до Берлина и Праги, вспомнил друзей, которые не дожили до Дня Победы.

Поезд идет и идет. Вновь разговоры в вагоне. Но теперь все делятся своими планами на будущее, мечтают скорее попасть домой, к семьям.

Наступает вечер. Лежу на полке с открытыми глазами и под перестук колес вспоминаю декабрь 1942 года, холодный товарный вагон, негреющую «буржуйку». Вижу Сергея Чепелюка и, конечно, мою первую потерянную любовь Айнагуль, расставание с ней, вновь и вновь мысленно, перечитываю странички ее недописанного предсмертного письма. Кто-то допишет его в моей жизни?

Перед глазами возникает Фрунзе. Вижу, отца, мать. Родные мои, я ведь так виноват перед вами, так редко писал, заставляя волноваться и плакать. Но теперь уже недалек день встречи. Я прижму вас к груди, и мы долго-долго будем сидеть молча, снова и снова, теперь уже все вместе, будем переживать нашу завершившуюся разлуку и то, что пришлось пережить за прошедшие два года войны, что красной строкой теперь уже на всю жизнь, вошло, врезалось, в мою биографию и благодарить судьбу, бога за то, что пройдя всю войну по краю гибели, я остался жив и снова с вами.

Москва! Ликующая столица нашей великой Родины. Как она изменилась, как похорошела! На улице весна, дышится легко и свободно. Мы ловим на себе благодарные взгляды людей.

День 24 июня будут вспоминать наши потомки. В этот день по Красной площади прошли сводные полки фронтов и части Московского гарнизона. К подножью мавзолея легли вражеские знамена.

Во главе полка Первого Украинского фронта шел маршал Конев, за ним в первой шеренге шли мы, фронтовые друзья: Иван Кожедуб, Сергей Луганский, Юрий Балабин и — самым крайним слева — я. С трибуны мавзолея на нас смотрели руководители партии и правительств. Я был безмерно счастлив от сознания своей принадлежности к тем, кто ратным трудом и кровью освободил народы Европы, счастлив тем, что мне выпала честь сражаться и побеждать под великим знаменем нашей Отчизны.

Участники парада стали разъезжаться по своим частям. Что привезти друзьям из Москвы? Эта мысль не давала покоя. И вот. проходя по улице Калинина, я обратил внимание на огромные витрины универмага Военторга. В них, сверкая лаком козырьков, красовались фуражки с голубыми околышами и крылышками на тульях. Ясно! Вот он, лучший подарок!

Продавец ахнул, когда я попросил упаковать мне сразу тридцать фуражек.

— Зачем так много, товарищ капитан?

— На всю эскадрилью.

Продавец замялся и, смущаясь, признался, что в отделе у него сейчас столько не наберется. Посоветовал обратиться к администратору.

Администратор, видимо, в прошлом офицер, понял с полуслова. Он усадил меня в своем кабинете, а сам отправился на склад. Вскоре он явился в сопровождении двух рабочих, неся коробки. Вот так штука! Как же я довезу все это до вокзала? Администратор и тут выручил: дал машину.

Поездом, затем попутным грузовиком, я добрался до Фюнстервальде. Уложили фуражки в хвост самолета, механик уселся на место стрелка, и вскоре «Ильюшин» уже летел к Вене.

Нужно ли говорить о том, какой была встреча в полку? Уже через час после прилета летчики, механики и стрелки моей эскадрильи щеголяли в новых фуражках. Не беда, что кое-кому они пришлись не впору. Главное — подарок из Москвы, с Парада Победы!