Форсирование Одера

Картины боев в низовьях Одера (Одры) заново проходят перед главами. Последний подвиг 65-й. Полмесяца борьбы, чрезвычайно насыщенной событиями. Что в них самое интересное? Пожалуй, то, как вспомогательное, обеспечивающее направление, на котором действовала армия, переросло по логике событий в главное направление сил фронта.

...Войска на марше. Машины рекогносцировочной группы командарма обгоняют в ночной темноте колонну за колонной. Знакомиться с новым рубежом выехали командиры всех трех корпусов и начальники родов войск — Борисов, Никитин, Новак, Швыдкой, новый командующий артиллерией армии П. П. Михельсон.

— Какое совпадение, — говорил инженер, — опять, как на Днепре, сменяем шестьдесят первую армию.

— Да, но теперь, кажется, на нашу долю останется самая черновая работа.

— А я верю, — откликнулся шуткой Никитин, — что встреча с Беловым принесет снова удачу!..

Однако первое впечатление после бесед с командирами сдающих рубеж Степница — Грыфино частей армии П. А. Белова и 1-й польской армии было малоутешительным. Товарищи смогли снабдить нас крайне ограниченными сведениями о противнике. Они сами недавно вышли на этот участок, расположившись в лесах, километра за три от реки. Полная неясность царила в таких вопросах, как характер инженерных сооружений у немцев, расположение опорных пунктов, огневых средств, [488] наличие резервов в глубине обороны. Времени — в обрез, а мы оказались слепыми.

Поднявшись на крышу рыбачьего домика, стоявшего недалеко от берега, всматривались в долину Одера. С моря тянул сильный ветер и как будто раздвигал занавес утреннего тумана. Река лежала внизу, запутанная, подобно головоломке. Два мощных рукава — Ост-Одер и Вест-Одер — шириной от 100 до 240 метров, а между ними огромная трехкилометровая пойма, вся переплетенная бесчисленными протоками, каналами и дамбами, среди которых возвышались похожие на казематы быки взорванного моста Берлинской автострады. Гидротехнические и дорожные сооружения выглядели так, словно их нарочно создавали для нужд обороны. Километрах в четырех, на западном берегу Вест-Одера, поднимались крутые высоты.

После осмотра местности состоялся обмен мнениями с командирами корпусов. Как получить в короткие сроки сведения о щецинской группировке немецко-фашистских войск, занимавших главную полосу обороны по западному берегу Вест-Одера с сильным прикрытием в междуречье? Все сошлись на том, что в этих сложных условиях имеется только один способ: провести частную операцию крупными силами на широком фронте и добыть нужные данные. Заставить немцев показать свою оборону, раскрыть систему огня.

Таким образом, нужда навела в то утро на мысль о частной операции в междуречье. Генералам Эрастову и Чувакову было сказано: обдумайте и представьте свои наметки, стараясь решить попутно и главную задачу — улучшить исходное положение войск, приблизиться к противнику. О большем пока не думали, хотя именно это решение и привело в конце концов к крутому перелому событий 20 — 23 апреля.

Вскоре на Одер прибыл командующий фронтом. Пригласил всех трех командармов ударной группировки фронта участвовать в его личной рекогносцировке. Это было 10 апреля. Встреча состоялась в районе Жидовице на НП 65-й, у автострады (когда-то в этом здании было управление шлюзами). Первым приехал наш левый сосед — генерал В. С. Попов, командующий 70-й армией, за ним следом — командарм 49-й генерал И. Т. Гришин и маршал с большой группой генералов. [489]

Настроение приподнятое. На огромной территории развертывалась великая битва за Берлин. В то время как войска нашего фронта готовили наступление на щецинском направлении, 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты осуществляли широкие мероприятия по подготовке операции на берлинском направлении. Еще усилие — и гитлеровский рейх будет уничтожен.

Рокоссовский сказал:

— Прежде всего, товарищи, я передам вам требование Ставки. Наступление наших войск должно вестись с незатухающей силой днем и ночью. Дни гитлеровской Германии сочтены. Но темп теперь не только военная проблема. Это проблема большой политики.

Далее командующий объявил замысел фронтовой операции. Мы должны не выпустить Мантейфеля{32} к Берлину.

Войска 2-го Белорусского фронта ударом своего левого крыла на северо-запад отсекают от берлинского направления основные силы 3-й танковой армии немцев, прижимают их к морю, где и уничтожают.

Ударом на Штрелитц решалась идея прорыва всего оперативного построения обороны противника на глубину 120 — 160 километров. Фронт 3-й танковой армии раскалывался на части. Войска первой линии обороны немцев — то есть правый фланг 32-го армейского корпуса, целиком армейский корпус «Одер» и левый фланг 46-го танкового корпуса — уничтожались в ходе прорыва. При развитии успеха должны быть разгромлены ближайшие оперативные резервы противника. С выходом ударной группировки фронта на линию Росток — Висмар — Шверин — Ленцен отрезался северный фланг 3-й танковой армии (101-й армейский корпус и основная часть 32-го); прижатые к берегам Балтики, эти войска капитулируют или будут уничтожены.

После уточняющих вопросов по обстановке перед войсками фронта маршал продолжал:

— Решающую роль при наступлении должны сыграть семидесятая и сорок девятая армии. Перед войсками вашей армии стоит задача обеспечить с севера ударную группировку фронта. — Он обратился ко мне: — Сил у [490] вас, Павел Иванович, несколько меньше и более широкий фронт наступления, но, думаю, шестьдесят пятая не отстанет от левофланговых армий, сумеет взять необходимый темп наступления...

— Мы и на этом направлении в люди выйдем, товарищ командующий!

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Рокоссовский посмотрел оценивающим взглядом, но ничего не сказал. Он напомнит этот рискованный ответ ночью 18 апреля.

Доклады по армиям заслушивались с показом на местности. Поднялись на чердак здания. Условия наблюдения удовлетворительны: хорошо просматривались оба русла Одера и широкая пойма между ними в полосе нашей и 70-й армий. С помощью биноклей и стереотрубы отчетливо видна восточная и юго-восточная окраина Щецина. Как огромная глыба серого камня, этот город нависал над рекой. Передний край главной полосы обороны немцев по западному берегу Вест-Одера местами просматривался на глубину 1 — 4 километра.

Наша оперативная группа в предыдущие дни уже проделала значительную работу. Это дало командарму возможность изложить свое предварительное решение, показать на местности полосу предстоящих действий, оперативное построение войск и направление главного удара.

65-я армия развертывается на 17-километровом фронте Домбе — Грыфино. Главный удар наносит левым флангом, форсирует Одер и прорывает оборону противника на 4-километровом участке Курово — Колбасково. Широко используя подходы к реке вдоль разрушенной Берлинской автострады, мы своими активными наступательными действиями обеспечиваем успех ударной группировки 70-й и 49-й армий.

Из девяти стрелковых дивизий в первом оперативном эшелоне армии на главном направлении предполагается сосредоточить семь, то есть два корпуса — 46-й и 18-й. Третий же корпус, 105-й, блокирует с юга Щецин, а частью сил наносит вспомогательный удар. Оперативное построение войск армии — одноэшелонное. У стрелковых корпусов, выдвигаемых на главное направление, — двухэшелонное.

Командующий фронтом утвердил это решение. Он [491] сказал, что для развития успеха армия получит Донской танковый корпус.

Наш штаб приступил к планированию операции. На подготовку жесткий срок — семь дней. Далее, первый этап — форсирование Одера и прорыв главной полосы обороны противника — шесть дней (20 — 25 апреля), второй этап — ввод в прорыв подвижных соединений и преследование противника (восемь дней).

В ночь на 13 апреля к Одеру подошли наши войска. Совершив 350-километровый марш, они без паузы заняли оборону, сменив войска правого крыла 1-го Белорусского фронта. Сутки спустя началась частная операция в пойме. Но сначала несколько слов об «аировском центре».

Главная забота была — получить достаточные сведения о вражеской группировке. При ограниченных сроках на подготовку к форсированию Одера пришлось отказаться от старых методов ведения артиллерийской разведки. Они не отвечали сложившейся обстановке. Требовалась какая-то новая форма управления средствами и органами разведки, чтобы в короткие сроки накопить данные, успеть обработать их и своевременно довести до артиллерийских штабов, соединений и частей. Такая форма творческими усилиями коллектива разведчиков была найдена в виде «аировского центра», объединяющего все средства артиллерийской инструментальной разведки (АИР) в масштабе армии. Его возглавил замечательный офицер-артиллерист подполковник Н. А. Коккин, работавший под непосредственным контролем Никитина и начальника штаба артиллерии полковника Г. Г. Гусарова. Этим штабным офицерам, их опыту и организаторским способностям многим обязана 65-я. Как только разведывательные отряды завязали бои в междуречье, уже ничего не ускользнуло от их взгляда.

Артиллеристы также развернули широкую сеть наблюдательных пунктов. Они располагались в боевых порядках пехоты, действовавшей против частей прикрытия противника в пойме. Там — в протоках, каналах, у дамб — артиллеристы-разведчики вели свою боевую работу. Разведывательно-корректировочная авиация засекала вражеские батареи, места расположения танков. [492]

«Аировский центр» сумел за 4 дня частной операции вскрыть группировку артиллерии, минометов, позиционные районы и сеть наблюдательных пунктов противника по западному берегу Вест-Одера.

В дивизиях с особой тщательностью отбирали людей в разведотряды. Действовать предстояло в трудных и своеобразных условиях. Капризы Одера в низовьях велики. Подует с моря штормовой ветер — оба рукава соединяются, и создается впечатление, будто река имеет четырехкилометровую ширину. Вода в пойме прибывает на глазах (шлюзовую систему в устье немцы разрушили). Она заливает все пространство на глубину 40-60 сантиметров; лишь, как островки, виднеются дамбы и бетонные устои взорванной автострады и железнодорожного моста, занятые боевым охранением противника.

Дьявольски сложная река! «Два Днепра, а посередке Припять», как сказал сержант Пичугин. Вместе с генералом Швыдким мы вышли ночью на берег и встретили группу разведчиков 14-й инженерно-саперной бригады. В ней был и старый солдат. Дошел-таки до последнего рубежа! И Василий Швец, между прочим, дошел — жив и невредим. На Одере он уже командовал саперной ротой с таким же мастерством и самоотверженностью, как на Днепре. Поставил канатный паром. Первый танк через Ост-Одер рота Швеца переправила через два с половиной часа после начала форсирования.

На опыт таких людей и опирались командиры дивизий, готовя бой за пойму. Данные о составе разведотрядов 37-й гвардейской дивизии: в отряде 109-го гвардейского полка (усиленный батальон) — 32 ветерана, форсировавших Сев, Днепр, Нарев и другие реки, 103 орденоносца, 58 коммунистов, 40 комсомольцев; в отряде 118-го гвардейского полка — 39 ветеранов, 83 орденоносца, 54 члена партии, 48 комсомольцев... Комдив гвардейцев Кузьма Евдокимович Гребенник справедливо говорил, что каждый из этих солдат стоит десяти...

Задача, поставленная перед отрядами: уничтожить боевое охранение и части прикрытия противника в междуречье, взять контрольных пленных, разведать боем начертание переднего края главной полосы обороны противника, выйти к исходу 17 апреля на Вест-Одер и, захватив дамбу его восточного берега, удерживать до [493] подхода основных сил дивизий. Так выкристаллизовывалась идея последовательного форсирования Ост-Одера, поймы и Вест-Одера.

В ночь на 15 апреля четыре дивизии первого эшелона бросили свои отряды в междуречье. Началась напряженная борьба, имевшая чрезвычайно важное значение для наступления главных сил армии. Из героев этих дней назову прежде всего майора Кузнецова, возглавившего отряд 186-й дивизии, и командира 444-го полка 108-й дивизии подполковника Абилова. В темноте, без единого выстрела отряды на лодках переправились через Ост-Одер и внезапно атаковали земляную дамбу в пойме (высота дамбы до двух метров, скаты одеты камнем). Шли на сближение с противником порой по пояс в воде, завязывали рукопашные схватки в трясине, неоднократно отражали контратаки.

108-я Бобруйская дивизия П. А. Теремова сыграла выдающуюся роль в боях за междуречье. Она очищала пойму в районе автострады Гданьск — Берлин (южнее действовали гвардейцы), где немцы укрепились сильнее всего. Пусть читатель представит себе устои разрушенной магистрали — мощные железобетонные сооружения с амбразурами для ведения огня; внутри, на глубине до 12 метров, вместительные казематы. Гарнизоны вооружены фаустпатронами и крупнокалиберными пулеметами. Держат под сплошным пулеметным огнем пойму и корректируют огонь своей артиллерии и авиации. Пока не ликвидируешь всю систему опорных пунктов на автостраде, трудно и думать об успехе наступления в междуречье. Комдив поручал эту задачу подполковнику Анатолию Абиловичу Абилову. Он верил в способности и волю командира 444-го полка. Генерал Теремов не имел стандартного подхода к подчиненным, стремился уловить характер каждого. Офицеры дивизии отвечали ему горячей привязанностью. Об Абилове он говорил: «На многое способен, только его похвалить надо. Замечания или окрик выводят его из строя. Но скажи — эх, Абилов, хорошо идет твой полк! — и он выполнит задачу самую трудную».

Сначала 444-й полк форсировал Ост-Одер севернее автострады усиленной ротой, взаимодействуя с отрядом Кузнецова. После захвата земляной дамбы Абилов повернул по ней на юг и вскоре достиг одетых в бетон устоев автострады. Взять их штурмом рота не могла. [494]

Поставил 122-миллиметровые орудия на прямую наводку; снаряды — как горох от стены. Абилов подтянул сюда батальон, затем другой. На вторую ночь весь полк вошёл в бой. Ему было очень трудно. Борьба с мелкими группами и пулеметчиками немцев на бугорках, в рощах, в путанице каналов. Борьба с водой. Петр Алексеевич Теремов докладывал: «Начался прилив. Воды нагнало по пояс. Солдаты, как грачи, сидят на деревьях...» Блокировочные группы последовательно изолировали опорные пункты один от другого. Добирались до амбразур и щелей длят наблюдении. Совали дымовые гранаты. Окруженные гарнизоны продолжали сопротивление:

— Снимай телогрейки! — приказал командир полка. — Зажигай:!.. Мы их выкурим!..

Вместе с гранатами полетело вниз горящее обмундирование.

Можно вообразить, какой ад был в каземате. Позже мне пришлось побывать в одном из них на западном берегу Вест-Одера. Теремов перевел в каземат дивизионный НП. Глубокий колодец, внизу помещение человек на сто. Дышать нечем. Чтобы закурить, комдив поднимался по лестнице: внизу спичка не горела.

Вот в такие казематы бросали наши солдаты зажженные телогрейки. В амбразурах появились белые тряпки. Под утро 16 апреля Абилов донес комдиву о капитуляции первых гарнизонов на автостраде. Между прочим, он сообщал: «При осмотре одного из бетонных колодцев мостовой опоры было обнаружено убитых немецких солдат — 20, раненых — 37, пленены 12 солдат и один офицер, принадлежат к первому батальону 8-го полицейского полка СС».

Четыре ночи на обширном пространстве междуречья продолжались боевые действия. Это был подвиг боевого актива армии, ее ветеранов, прежде всего коммунистов и комсомольцев.

Что дала командованию частная операция? Знание противника, во-первых. Разведаны и засечены огневые позиции 37 батарей крупного калибра с центром управления артиллерией на высоте 65,4; свыше 20 дзотов и 52 огневые точки, зенитные батареи на прямой наводке, танки и самоходные установки, закопанные на первой позиции обороны противника, и т. д. Получены и подтверждены данные о частях и соединениях противника, [495] обороняющихся перед фронтом армии. В результате умелого маневра было достигнуто соотношение сил на направлении главного удара — в людях 6:1, в пулеметах 3:1, полевых орудиях 6:1 в нашу пользу. Оборонительный рубеж на западном берегу Вест-Одера простирался в глубину до 40 километров. Немецкое командование рассчитывало, видимо, удержать его сравнительно небольшими силами войск, опираясь на мощную водную преграду и хорошо организованную систему артиллерийского и корабельного огня (в Поморской и Щецинской бухтах находилось 120 фашистских кораблей).

Документы и опрос пленных показали, что нашу активность в низовьях Одера противник оценивает как действия разведывательного характера, исключая возможность форсирования реки под Щецином.

Во-вторых, бои за пойму внесли существенные изменения в позиции напшх войск.

Под прикрытием разведотрядов передовые полки стрелковых дивизий ночью на 17 апреля форсировали Ост-Одер, преодолели пойму, ликвидировали всю систему опорных пунктов немцев в междуречье и вышли на дамбу восточного берега Вест-Одера.

В дивизии генерала В. И. Джанджгавы — два полка в междуречье под самым Щецином. Дивизия полковника С. С. Величко — один полк на дамбах Вест-Одера. Дивизия генерала П. А. Теремова — вся в междуречье, а один усиленный полк — на восточном берегу Вест-Одера севернее Берлинской автострады. Дивизия генерала К. Е. Гребенника двумя полками захватила автостраду на берегу Вест-Одера и прилегающие дамбы. Беззаветная храбрость и мастерство солдат и офицеров этих дивизий проложили 65-й армии путь вперед в ее последней операции.

Исходное положение войск армии для решающего броска улучшилось. Если 14 апреля наши позиции были удалены от линии вражеской обороны на 3,5 — 4 километра, то к исходу 18 апреля дивизии первого эшелона всех корпусов отделял от противника только Вест-Одер, то есть 400 — 500 метров. Мы оказались в более выгодном положении по сравнению с соседями. 70-я и 49-я армии занимали по-прежнему исходное положение в лесах на восточном берегу Ост-Одера, лишь разведгруппы [496] находились в пойме на расстоянии километра от ВестОдера.

Пока шла частная операция, большую работу провели инженерно-саперные войска. Они разведали и освоили пойму — наметили трассы щитовых колейных дорог на болотах, спланировали пристани, выбрали места для двух мостов и дублирующих паромных переправ. В тылах армии восстановлены и пущены три немецких лесопильных завода. Саперы сбивали лодки, детали для эстакады и мостов. Плоскодонные суда различной вместимости заполнили все водоемы, находящиеся поблизости. Там они набухали, приобретали плавучесть, а затем на лошадях и автомашинах ночами подвозились в укрытия на берег.

Пользуясь успехом передовых отрядов, 16 апреля 14-я Новгород-Северская бригада начала строить переправы и укрытия для приема танков на Ост-Одере. Тяжело. У немцев все на прямой наводке. Получалось так: только начнут саперы бойку свай — орудийный обстрел... убитые, раненые, разрушено все, что построено. Прекращается строительство — прекращается и обстрел. Пришлось дать приказ — остановить днем строительство, но нажать на темпы ночами. Пришлось также для маскировки обозначить на реке строительство нескольких ложных переправ.

Кстати сказать, спустя некоторое время, уже на Вест-Одере, удалось ликвидировать группу диверсантов-фашистов, причинивших саперам немало огорчений и потерь при подготовке к форсированию. На допросе пленные Эрнест Вальтер и Фриц Герхарт показали: окончили школу диверсантов-подводников в городе Вальданьо (Италия). Прибыли 14 апреля 1945 года из Италии в Магдебург. 16 апреля получили боевое задание произвести разведку понтонных мостов через Одер в районах Ключ и Шведт, с помощью мин замедленного действия взорвать мосты, корректировать огонь своей артиллерии по советским войскам при переправе. Они были захвачены в плен с аквалангами и личным оружием в районе автострады при попытке взорвать мостовую переправу. на других участках диверсантам-аквалангистам удалось взорвать три понтонных моста.

К началу операции все было готово для переброски войск через Одер. 638 лодок, катера, паромы, [497] самоходные баржи позволяли за три рейса переправить на противоположный берег основные силы стрелковых дивизий первого эшелона. Инженерная подготовка поймы закончилась. Павел Васильевич Швыдкой как организатор и военный инженер поднялся в этой операции в полный рост. В разгаре боев ему еще прибавилось дела. Когда по воле военной судьбы по переправам 65-й хлынули через Одер силы нашего соседа, на Павла Васильевича была возложена персональная ответственность за образцовый порядок на реке. «По квиткам пропускаю», — говорил он своим мягким украинским баском и держал железную дисциплину. В те дни не только в армии, но и во фронте генерала Швыдкого звали «главным перевозчиком через Одер». Родина отметила его подвиг и мастерство присвоением звания Героя Советского Союза. Трудящиеся Щецина впоследствии избрали нашего инженера почетным гражданином своего города.

В стрелковых дивизиях было не более 40 процентов штатной численности. Только 105-й корпус получил на Одере некоторое пополнение. Тем серьезнее командиры всех степеней тренировали войска, отрабатывая приемы боя при форсировании. Тщательно отбирались люди в батальоны и дивизионы первого эшелона. Командарм и член Военного совета знали персонально командиров батальонов и их непосредственных заместителей. Командиры корпусов, дивизий лично готовили командиров рот, их заместителей из числа героев Дона, Днепра, Нарева, Вислы. Командиры полков при активном участии руководителей партийных и комсомольских организаций изучали и подбирали сержантский и рядовой состав штурмовых батальонов. Все офицеры управления армии присутствовали на учебных тренировках передовых батальонов. Общая установка: времени мало, но для боевой учебы должно найтись.

Военный совет армии опубликовал обращение к войскам. Призывал геройски завершить разгром врага. Сотни писем пришли в ответ из частей. Некоторые храню до сих пор — дорогие свидетельства единодушия командования армии и ее солдат.

Товарищ Ковалев, рядовой 1-го батальона 128-го полка 44-й гвардейской дивизии, написал: «Мы даем клятву, что в боях за окончательный разгром врага умножим славу своего полка. Перед нами последний водный [498] рубеж — Одер. Не впервые нам приходится форсировать реки. Мы форсировали Дон, Буг, Нарев, Вислу и везде сокрушали оборону врага. Мы приложим все усилия и на Одере». Герой Советского Союза Василий Иванович Смоляных так ответил на призыв Военного совета: «Наш полк прошел славный боевой путь. На нашем полковом знамени блестит орден Красного Знамени. Не раз мы разрушали, казалось, неприступную оборону противника и на этот раз сумеем с честью выполнить боевую задачу».

А сколько в те памятные дни было подано заявлений в партию и комсомол! Помню, мы с Радецким, проверяя подготовку танкистов, подошли к группе бойцов, сидевших у боевой машины. Молодой лейтенант сказал:

— Товарищ командующий, комсомольское бюро проводит заседание. Повестка дня: прием в члены ВЛКСМ.

— Прошу, товарищи, продолжать.

Комсорг зачитал заявление наводчика танка Сергеева. Он пришел на заседание бюро прямо с учебного поля, где экипаж совершенствовался в преодолении препятствий. Члены бюро характеризовали его как мастера огня. В одном из последних боев он уничтожил вражеское орудие и пулемет. Единогласно решили принять в члены Ленинского комсомола. Сергеев сказал:

— Дорогие товарищи! Сегодня в моей жизни самый счастливый день. И я перед вами и перед командующим клянусь бить фашистов по-комсомольски.

Подготовка к наступлению завершалась. Успех войск, выполнявших частную операцию, окрылял надеждой. Он открыл богатые возможности, и мысль напряженно работала в поисках наилучшего решения для реализации этих возможностей. Ежедневно находился в войсках. Общение с широким кругом офицеров, сержантов и солдат убеждало, что в план форсирования необходимо внести корректив: начинать нужно раньше...

Из всех подготовительных мероприятий оставалось провести проигрыш на макете местности с командирами корпусов и дивизий. За несколько часов до командирских занятий вновь проанализировал оперативную обстановку, складывавшуюся к исходу 18 апреля, и твердо решил изменить сроки форсирования Вест-Одера и прорыва обороны на западном его берегу, а в связи с этим установить новое время начала артиллерийской подготовки и ее продолжительности. [499]

По плану операции артподготовка должна начаться в 9.00. Продолжительность — 90 минут. Затем — атака.

Новое решение: артподготовка — в 6.30. Продолжительность — 45 минут. Начало форсирования — с первым огневым налетом.

Позвонил командующему фронтом. Рокоссовского не оказалось. Он выехал в другие армии. Пытался договориться в оперативном управлении и с командующим артиллерией фронта. Генерал-полковник Сокольский ответил, что рассвет наступает ровно в семь, артиллеристам необходимо осмотреться, на что потребуется время, — словом, начало для всех должно остаться прежним.

Переносить занятия у ящика с песком не имело смысла. Да и небезопасно задерживать долго вблизи противника весь руководящий состав. Обменялись мнениями с Радецким. Будем объявлять новое решение!

Это не самовольство — обязывала резко изменившаяся к лучшему обстановка. Полки первого эшелона вошли в огневую связь с противником. Их разделяет 400 — 600 метров. Все переправочные средства на плаву. Ждать полного рассвета? Будут большие потери. В боеприпасах мы ограничены. Невыгодно растягивать на 90 минут... Конечно, установленный порядок нарушается. Но на пользу войскам. Командующий фронтом всегда поддержит инициативу, раз она на пользу... Это же война... С такими мыслями шел на занятия.

Они начались как обычно: оценка противника перед фронтом 65-й армии, затем — итоги частной операции (шесть полков дивизий первого эшелона уже на восточном берегу Вест-Одера). Но вот объявлено решение и новое время начала операции.

Элемент внезапности в военном деле играет большую роль, когда имеешь дело с противником. Пришлось увидеть, как действует внезапность на боевых друзей, почувствовать и прочесть это на лицах участников занятий у ящика с песком.

Остановился и добавил:

— Пусть никто не думает, что это оговорка. Расчет простой: ровно в шесть тридцать двадцатого апреля артиллеристы берутся за шнуры, пехотинцы и саперы на лодках — за весла. С первым залпом реактивных установок батальоны первых эшелонов начинают форсирование. [500]

Командиры корпусов и дивизий, начальники политорганов с одобрением приняли решение. Мы отработали его на макете во всех деталях. Присутствовали и представители штаба фронта.

Возвратились с занятий вместе с Радецким. Только успели войти в блиндаж, раздался телефонный звонок. Говорил Рокоссовский.

— Мне доложили, Павел Иванович, что вы изменили время начала операции. Это верно? — По голосу слышно, что командующий весьма озабочен.

— Так точно... Прошу извинить, что задержался с докладом.

— Дело не в извинении... Значит, верно, что артподготовка намечена на шесть тридцать?

— Верно...

— Меня информировали, что форсирование организуется по принципу «за шнур и за весла»?

— Так точно.

— Но вы же действуете не отдельно, а в составе фронта!.. В чем причина такого решения?

Доводы кратко изложены. Пауза. Потом Рокоссовский спросил:

— А не обида тебя толкнула на такое изменение в плане операции? Скажи по совести.

Вот когда командующий припомнил рискованный ответ, сорвавшийся у меня на рекогносцировке. Надо понять, как я сожалел, что тогда ответил непродуманно... Но нет, в таком ответственном деле обиды не могут руководить мыслью. Поправка продиктована живой действительностью...

— Тогда подожди, — прервал мои объяснения Рокоссовский, — посоветуюсь с другими командармами и позвоню.

Сколько времени прошло до следующего звонка, трудно вспомнить.

Положив трубку, взглянул на часы — было 23.00. Утвердит командующий решение? Если утвердит, будет ли успех? Мысли сменялись одна другой.

Пришел Липис и доложил, что ветер с моря усилился, уровень Одера повышается, вода заливает междуречье. На левом фланге, у Чувакова, вода прибыла на 20 [501] сантиметров, в центре, на участке корпуса Эрастова, уровень поднялся уже на 60 сантиметров.

Да, значит, именно наше решение правильно! Отдан приказ проверить положение дивизий 46-го корпуса в связи с приливом. Звонка командующего фронтом все нет. Невольно думалось, что он недоволен решением. Может быть, начальник штаба фронта уже пишет приказ по этому поводу? Помню, хожу по блиндажу — и будто бес на ухо шепчет: «Зачем на рожон лезешь? Наград тебе мало? Выполняй директиву. Завтра все равно конец войне». Но другой голос брал верх над сомнением:

«Солдаты на нас надеются. Они никогда нас не подводили. Отступишь от своего решения — людей погубишь без толку. Действуй, как решил, победа будет».

Звонок.

— Как дела, Павел Иванович? Не передумал?

— Нет, товарищ командующий, не передумал. Еще раз взвесил. Твердо уверен в успехе. Дело не только во мне. Войска верят...

— Попов и Гришин считают, что начинать форсирование лучше в десять тридцать.

— Для них — возможно, но в нашей армии обстановка коренным образом изменилась. Мы очистили всю пойму, до противника остался один бросок. Зачем нам ждать рассвета и ставить под удар лучших людей армии? Мы честно и искренне намерены помочь соседям. Начнем раньше, привлечем внимание противника, примем огонь на себя и тем будем содействовать успеху главной группировки фронта.

— По-современному рассуждаете, — заметил Рокоссовский. — Доложите еще раз основное.

— Товарищ командующий, сейчас уверенность в правильности принятого решения еще больше возросла. Вода в реке прибывает.

— Это мне доложили.

— Войска уже на дамбах, островках, в мелких рощах. Пойму заливает вода, это поможет плоскодонным лодкам преодолеть междуречье.

— Согласен. Дальше.

— Имея перед собой последний рукав реки, нам выгодно форсировать в предутреннем тумане...

— Почему сокращаете артподготовку?

— Войскам первого эшелона на преодоление [502] Вест-Одера достаточно сорока минут. А мощь огня увеличится. Мы используем весь запланированный расход боеприпасов.

— Будете у меня что-нибудь просить для усиления?

— Ничего особенного не прошу... Если можно, дайте нам бригаду реактивных установок, она на подходе в нашем районе.

— Она не успеет подготовить огни.

— Готовить не надо, товарищ командующий. Будут действовать совместно с нашей бригадой. Используют ее данные.

Рокоссовский некоторое время молчал, потом сказал:

— Хорошо. Действуйте... Бери бригаду... Отвечать будем вместе, но в первую очередь — ты... Ни пуха ни пера.

Будто стопудовый камень сброшен с плеч. На душе радость.

— Вот как повернулось дело, Николай... Генерал Радецкий, обычно сдержанный в проявлении чувств, вдруг подхватил меня под мышки и стиснул, приподняв от пола. Мужская солдатская дружба!..

Ночь ясная. Луна освещает туман над рекой. В ходе сообщения — Михельсон. Тоже переживает.

— Не тревожьтесь, Николай Николаевич. Все в порядке. Командующий утвердил наше решение. Да, нам дали еще одну бригаду «катюш». Свяжитесь-ка побыстрее с ней. Подтяните на позиции и держите под личным контролем, пока не освоятся.

65-я армия наносила главный удар силами двух корпусов — 18-го и 46-го — на участке Ключ — Далешево в направлении Барнислав — Зонненберг. Д. Ф. Алексеев со своим 105-м корпусом обеспечивал главное направление со стороны Щецина, помогая корпусу К. М. Эрастова одной дивизией на узком фронте (штурм самого Щецина планировался на третий день операции). Задачи соединениям главного удара: 46-й корпус форсирует Вест-Одер вдоль автострады, к исходу первого дня овладевает Пшецлавом и Смоленцином; в готовности частью своих сил выйти на Щецин. 18-й корпус форсирует Вест-Одер и к исходу первого дня занимает рубеж Барнислав — Помеллен. Действительность несколько [503] поломала этот план в связи с тяжелыми событиями у соседа и на левом нашем фланге. Но об этом речь впереди. А сейчас вернемся на армейский командно-наблюдательный пункт, оборудованный у автострады в 400 метрах от берега Ост-Одера.

20 апреля. Забрезжил рассвет. В стереотрубу отчетливо наблюдалось лишь русло восточного рукава, пойма, вторая линия лодок, нагруженных пехотой с легким вооружением. Вест-Одер же и боевые порядки полков первого эшелона укрыты густым туманом. Справа, под Щецином, тянется в сторону гавани широкая полоса дымовой завесы (ее ставили регулярно, чтобы затруднить противнику наблюдение из Щецина вдоль реки).

Перед фронтом ударной группировки еще тишина. А на участке 105-го корпуса — огонь пулеметов, разрывы мин и отдельные артиллерийские выстрелы. 193-я Днепровская дивизия отражала попытки немецких морских бронекатеров проникнуть в устье Одера. Генерал Джанджгава двумя своими полками завязал ближний бой в районе железной дороги Щецин-Домбе. Корпус умело отвлекал внимание противника от главного направления.

В 6.30 залпом реактивных установок началась артиллерийская подготовка. 238 стволов стояло у нас на километр фронта прорыва. Танковые и самоходные полки с берега Ост-Одера тоже вели огонь.

В военной жизни нет ничего величественнее момента артиллерийского удара по врагу. В памяти вдруг вспыхнула картина зимы у Волги: Спартаковка... сотни орудий на прямой наводке... немецкие солдаты с поднятыми руками выскакивают на снег... Ну вот, теперь расчет на вашей земле! На Одер пришла весна.

В блиндаже НП у раций, приборов и карт сосредоточенно работают старые боевые товарищи — Никитин, Борисов, Липис, Швыдкой, Радецкий... Все вместе начинали с армией путь на Дону.

Оптические приборы ловят передний край вражеской обороны за Вест-Одером. Там сплошные разрывы, дым и флаги огня. Залп реактивных бригад накрыл две первые траншеи.

Эрастов докладывает:

— Исключительно точный удар. Спасибо гвардейцам-минометчикам. [504]

— Десанты пошли?

— Так точно. Вижу у Теремова на плаву до пятидесяти лодок. У Величко тридцать...

Противник выбросил сотни осветительных ракет. Но Вест-Одер еще в тумане. Только эфир помогает представить картину того, что делается на реке: четыре резервные радиостанции армейского НП настроены на волну передовых батальонов 186, 108, 37-й гвардейской и 15-й дивизий. Слышны доклады комбатов в полк и дивизию. Лодки стремительно идут к западному берегу. Противник ведет беспорядочный автоматный и пулеметный огонь.

Немецкая артиллерия из глубины ударила по пойме. Поздно! Теперь нам это не так опасно...

И снова радио доносит голоса с реки: «Лодки подходят к вражескому берегу»... «Начал выгрузку минометов»... «Атакую траншею!»... Знакомый баритон комдива 108-й: «Молодец, Абилов! Прекрасно действует твой полк. Я скоро буду у тебя».

Через 36 минут после начала форсирования Вест-Одера командир батальона 238-го полка донес по радио: «Ворвался в первую траншею, захватил пленных — четырех солдат и одного офицера». Обычно я лишь слушал радиопереговоры, не вмешиваясь в распоряжения командиров полков и дивизий. Контроль нужен, но опека мешает. На этот раз сказал в микрофон:

— Пленных доставить ко мне.

Их привели часа через два. Допросили. Подтверждены данные о вражеских частях. Немецкий офицер заявил, что удар был внезапным: «Туман, много огня — и сразу прыжок в траншеи».

С восходом солнца видимость улучшилась. Отчетливо слышался все более и более нарастающей силы ближний бой на западном берегу Вест-Одера.

Противник открыл сильный артиллерийский огонь из глубины по нашим переправам.

Войска 65-й армии к 8.30 захватили опорные пункты на плацдарме в 3 километра по фронту. К полудню были взяты высота 65,4 и предмостное береговое укрепление автострады. Комдив 108-й докладывал: «Нахожусь на западном берегу Вест-Одера. Мой НП в каземате на дамбе. С боем продвигаемся вперед». Этот каземат отбила у немцев штурмовая группа лейтенанта Василия /505/ Афанасьева из 444-го полка. Она первой была на том берегу, блокировала опорный пункт в бетонном устое и забросала гранатами.

46-й корпус прочно становился на плацдарме. В первом эшелоне его двух дивизий кроме пехоты были инженерно-саперные батальоны 1-й комсомольской штурмовой бригады полковника П. А. Шитикова, штатная полковая артиллерия, 82-миллиметровые минометы, противотанковые группы, обученные применению трофейных фаустпатронов.

Высокую организованность и волю к победе проявили 238-й и 298-й полки 186-й дивизии, овладевшие опорным пунктом Сядло-Дольне.

18-й корпус Н. Е. Чувакова к 8.30 форсировал Вест-Одер силами четырех полков. Первая траншея захвачена, гвардейцы 37-й движутся на Колбасково после тяжелого рукопашного боя с 8-м полком СС в районе высоты 65,4. 15-й Сивашской дивизии сопутствует наибольший успех: два ее полка очистили от противника Мочилы на левом крыле армии и уже взяли с боем Росувко. Но вскоре дивизия почувствовала возросшее сопротивление противника. Герой Советского Союза полковник А. П. Варюхин докладывал:

— ...Жмут, проклятые!

— Соседа слева чувствуете?

— Там же никого нет, товарищ командующий. Потому противник и подсекает меня во фланг и тыл. Отбиваем танки.

— Есть, чем отбиваться? Сколько орудий?

— Мало... Успели перетащить пять сорокапятимиллиметровых и два семидесятишести... Имеем две группы фаустников.

— Помогу огнем... Держитесь крепче.

Едва были отданы необходимые распоряжения, позвонил командующий фронтом. Насколько помню, это было в 11.15. По голосу чувствовалось, что он озабочен.

— Как идут дела у вас?

— Два корпуса пятью дивизиями первого эшелона форсировали Вест-Одер и ведут бой за расширение плацдарма. Только что в центре овладели высотой шестьдесят пять, четыре. [506]

— На главном направлении войска пока что успеха не имеют. Еду к вам.

Мы с Радецким встретили его у НИ, в траншее. Прибыли также генерал-полковник авиации К. А. Вершинин, генерал-полковник артиллерии А. К. Сокольский, начальник инженерных войск фронта генерал-лейтенант Б. В. Благославов.

Прошли к оптическим приборам. Наведя стереотрубу на один из активных участков — высотку на стыке 37-й гвардейской и 108-й дивизий, я доложил:

— Прошу посмотреть контратаку противника силою батальона пехоты с семью танками. — И добавил: — Пять горят. Пехота залегла.

Рокоссовский приник к стереотрубе:

— Не пять — все семь горят. Молодцы ребята! Узнайте и доложите, кто особо отличился...

Назову читателю сразу главного героя боя у высотки южнее высоты 65,4: расчет орудия старшего сержанта Цепилова.

Когда немцы нажали на 15-го Сивашскую, а затем и на гвардейцев, Чуваков обещал командарму немедля подбросить им артиллерии. Двум батареям 288-го истребительного полка удалось на плотах и лодках переправиться через Вест-Одер. Цепилов первым выкатил орудие на высотку. На боевые порядки 109-го гвардейского полка шло до батальона пехоты противника с танками. Двумя выстрелами Цепилов подбил головной танк. Остальные повернули обратно. Новая волна атаки, но уже развернулись другие орудия 4-й и 5-й батарей. Подпустив противника на дальность прямого выстрела, отсекли пехоту. Танки приближаются. Старший сержант ранен, но продолжает командовать. Убит наводчик. Убит замковый. Но все-таки еще один танк поджег этот герой, воспитанник батареи, которой командовал капитан Б. И. Павлов.

— ...Говоришь, и на этом направлении в люди вышли, — сказал Рокоссовский. — Вот что — получишь еще третий гвардейский корпус.

— Товарищ командующий, у нас еще Донской стоит...

В результате оценки обстановки было принято решение направить по нашим переправам соединения соседних армий. [507]

— Чем вам помочь?

— Понтонными частями. И, если можно, усилить первый оперативный эшелон войск армии танками непосредственной поддержки пехоты.

В это время противник вывел из Щецинской ремонтной базы в устье Одера боевые корабли. Их огонь по пойме и переправам был очень силен. Пользуясь присутствием Вершинина, я попросил его:

— Константин Андреевич, выручи, пожалуйста!

Вершинин послал две дивизии бомбардировщиков. Они рассеяли немецкие корабли и на полчаса задымили окрестности Щецина, прикрыв от глаз противника наши паромы и саперные батальоны, наводившие мосты для артиллерии и танков.

Несколько часов спустя по нашим переправам двинулись за Одер 136-я, 162-я дивизии левого соседа. С участка 49-й армии прибыли два понтонных парка и два полка самоходных установок.

К. К. Рокоссовский решил перенести главные усилия ударной группировки на направление действий нашей армии. Переправы были перегружены сверх всякого предела. Двое суток все переправочные средства армии использовались в интересах фронта. Прошли соединения 70-й армии, танковые корпуса; 24 апреля по переправам 65-й двинулся 108-й стрелковый корпус 2-й ударной армии — соседа справа. П. В. Швыдкой с помощниками пропускал их за Одер в первую очередь. Справился, так как спасала организация и дублирование: немцы разрушат мост — действуют паромы. Но стрелковые части на плацдарме должны были первое время драться без поддержки танков и без достаточного количества противотанковой артиллерии. Позже соединения 70-й армии развернулись из-за нашего левого фланга на западном берегу Вест-Одера. Сразу полегчало. Но до этого пришлось выдержать исключительно тяжелые бои.

Уловив момент, командующий фронтом смело перенес усилия на правое крыло ударной группировки и со спокойной уверенностью вел войска фронта к победе в этой последней битве с врагом.

Трудности с форсированием у левого соседа, конечно, эхом отдались на плацдарме 65-й армии: наш левый фланг до 23 апреля был открыт и неоднократно [508] контратаковался противником. Природа десанта противоречива. В ней сочетаются наступательный порыв и стойкость до самопожертвования. Схватить и удержать! Войскам форсирования, как никому, требуются горячее сердце и трезвый ум. На Одере эти качества нужны были втройне именно из-за открытого левого фланга. Варюхин, как уже рассказывалось, почувствовал это первым, и с вечера 20 апреля район Росувко — Каменец стал ареной трехдневных оборонительных боев с крупными силами контратакующего противника.

И наконец, еще одно обстоятельство. Справа от нас действовала 2-я ударная армия И. И. Федюнинского, примыкая к 105-му корпусу в районе Домбе. Она выполняла задачи противодесантной обороны на берегу Балтики. Одно время планировался удар ее силами через Одер с севера в обход Щецина. Но там местность была исключительно сложной для наступления. Обозначившийся успех 65-й армии дал более целесообразное решение: соединения Федюнинского переправились на наш плацдарм и развернулись северо-западнее. В начале же операции 2-я ударная активных действий не вела, и немцы получили возможность беспрепятственно вести огонь с кораблей. Неприятностей все это доставило множество, прежде всего саперам и понтонерам. Даже ночью они работали на реке и в пойме под огнем.

Сказанное поможет читателю представить общий фон, на котором разыгрались бои за удержание и расширение заодерского плацдарма. Самые тяжелые удары выпали на долю Варюхина, Гребенника и отчасти Теремова. Немецкое командование подтянуло резервы и бросило против передовых полков трех наших дивизий 27-ю пехотную дивизию СС «Лангемарк» и 281-ю пехотную. 20 апреля гитлеровцы предприняли 20 контратак. Наши стрелки бились с выдающейся стойкостью и мастерством. Только 47-й полк Сивашской дивизии, отражая атаку танков по шоссе у Росувко, выпустил 200 трофейных фаустпатронов. Но не только это дало нам успех. Дело облегчалось еще и тем, что противник вводил резервы в бой с ходу и по частям. Помню, под утро, когда стихли контратаки на левом крыле, Кузьма Евдокимович Гребенник сказал мне:

— Если бы «он» организовался и ударил кулаком, быть бы нам в воде. [509]

Невольно вспомнился собственный горький опыт сорок первого года, когда танковые соединения растаскивались для «латания дыр» в обороне. Теперь не мы, а немцы повторяли — вынуждены были повторять! — эту ошибку. Кулака у них не получилось, а наскоки, при всем ожесточении и многочисленности волн контратак, ничего существенного не принесли. Потеряв 30 танков и около 2500 человек убитыми, противник незначительно потеснил 18-й корпус.

Наиболее ожесточенной была вражеская контратака в 17.00 во фланг и тыл 15-й дивизии. Сивашская принуждена была загнуть свой левый фланг и оставить опорный пункт Росувко. Ей своевременно оказали помощь армейской артиллерийской группой, и положение стабилизировалось. Надо отметить большую заслугу командующего артиллерией армии генерала Н. Н. Михельсона. Весьма удачный выбор позиционного района армейской группы позволял маневром траекториями содействовать нашим частям и в полосе 46-го, и в полосе 18-го корпусов.

Оба командира корпусов на главном направлении ввели в бой все свои резервы. Часа через два после взятия высоты 65,4 К. М. Эрастов доложил, что один полк 413-й дивизии второго эшелона переброшен на тот берег и прочно закрепил за собой этот важный рубеж. Правильное, инициативное решение! Н. Е. Чуваков ввел в бой свою дивизию второго эшелона — прославленную Севскую 69-ю, укрепив тем наше левое крыло. Отдельные участки, захваченные на западном берегу Вест-Одера, к ночи уже слились в одно целое, и наш плацдарм представлял собой площадь по фронту до шести, а в глубину от полутора до трех километров.

На армейском НП пульс боя за удержание плацдарма чувствовался во всех тонкостях. Я уже рассказывал, что в распоряжении командарма имелось несколько резервных радиостанций, работавших на волне полков первого эшелона. Они были нужны не потому, что мы не доверяли подчиненным. Хотя, конечно, не забывали правила — доверяй и проверяй... Но главное — имея прямую связь с командирами батальонов и полков, слушая их доклады, командарм мог быстрее отвечать на все события и немедленно помогать трудным участкам своими огневыми средствами и авиацией. Комкоры этого [510] вначале не знали. Чуваков, докладывая обстановку, сгладил остроту назревшего у Варюхина кризиса. Пришлось сказать: «Перестань, Никита Емельявович. Вот где находятся батальоны пятнадцатой...» Взаимопонимание было установлено.

Ночыо операторы под руководством полковника Липиса переносили армейский наблюдательный пункт на высоту 65,4. Мы с Радецким были в дивизиях: один — на левом крыле, другой — в центре. Нужно было готовить людей к отражению контратак назавтра.

108-я Бобруйская закрепилась южнее высоты 65,4, продвинувшись от реки почти на три километра. Контратаки отбиты. Имеются пленные из 50-го полицейского полка СС. К вечеру появились пленные из подразделений 549-й пехотной дивизии — ранее ее против нас не было.

Работали с комдивом на его НП в каземате. Шум немецкого самолета. Кто-то, вбежав, доложил: «Человек на парашюте!» Теремов выскочил поглядеть. Темно, не разберешь. Приказал схватить.

— Метрах в двадцати от земли, — рассказал он, возвратившись, — парашют взорвался. Сюрприз от фашистской сволочи.

— Есть пострадавшие?

— Ранило несколько бойцов третьего батальона, сейчас эвакуируем. Жалко ребят — отлично утром дрались, целы остались, а теперь...

Этот батальон под командованием капитана Ф. Ф. Куликова форсировал Вест-Одер в первом эшелоне. Комдив шел за ним. Кстати сказать, это характерная для Одерской операции деталь. Обычно дивизионные НП передвигались на плацдарм в течение вторых суток.

— Вы знаете, товарищ командующий, — говорил Теремов, — мне чуть не пришлось дважды форсировать Одер.

— Каким образом?

— Едва мы выскочили из лодок — а огонь, доложу, был сильный, — развернули НП, как являются два офицера. Докладывают — из кинохроники. Как вас, думаю, сюда занесло?.. Но спрашиваю, чем могу служить. Отвечают: товарищ генерал, вам нужно снять лично вас, [511] как вы форсировали Одер. Нет, нет, говорят, пожалуйста, не отказывайтесь! Сейчас добудем лодку... Ну, что вам стоит еще раз переехать реку...

В то время как на главном направлении развертывались описанные выше события, 105-й корпус начал бои непосредственно под Щецином. Город этот — вполне современная крепость, насыщенная огнем (калибры 105 и 155 миллиметров). Судьбу ее должен был решить не лобовой штурм, а обходный маневр войск с заодерского плацдарма на северо-запад.

К началу операции 354-я дивизия уже имела один полк на восточном берегу Вест-Одера. Но утром 20 апреля генерал Джанджгава упустил момент. Требование «за шнур и на весла» не сумел выполнить, а позже его части попали под массированный огонь из Щецинского оборонительного района и форсировать реку не смогли. Лишь во второй половине дня, когда в центре определился успех, рота дивизионной разведки (24 смельчака!) по своей инициативе совершила дерзкий бросок через Одер, захватила клочок берега и тем дала возможность одному волку к 20.00 переправиться и закрепиться севернее Сядло-Дольве.

Командующий фронтом приказал сдать участок обороны Степница — Домбе 2-й ударной армии. Это развязало руки командиру 105-го корпуса, и Д. Ф. Алексеев не замедлил ввести в бой за плацдарм 193-ю Днепровскую дивизию. В тяжелой схватке она зацепилась за кромку берега у Курево, Генерал К. Ф. Скоробогаткин переправился с первым эшелоном и, как только Курово было взято, оборудовал в нем НП, показав своим людям пример решимости и стойкости. Форсировали днем. Не смогли взять с собой даже все станковые пулеметы. В таких условиях у солдата легче на душе, если генерал рядом. Господский двор — иначе говоря, крупная ферма — окружен толстой кирпичной стеной. Комдив превратил его в противотанковый опорный пункт. В стене пробиты бойницы. У бойниц — фаустники. Подпускай немцев поближе и бей наверняка! Когда стемнело, на лодках переправили 82-миллиметровые минометы и боекомплект к ним. Более суток отбивали здесь днепровцы контратаки.

Вспоминая эти бои, Константин Федорович Скоробогаткин написал мне: «Произошел любопытный эпизод. [512]

Так заканчивались на нашем плацдарме первые сутки. Ночью были переправлены противотанковая артиллерия дивизий первого эшелона и армейская истребительная бригада.

Часа два-три перед рассветом было затишье. Затем — снова плацдарм в дыму и огне. 21 апреля противник предпринял 24 контратаки силой до 2 тысяч солдат и 40 танков и самоходных орудий. 22 апреля — 15 контратак группами 100 — 300 солдат и более 40 танков. 23-го — 8 контратак силой рота — батальон с двумя — четырьмя танками. 24-го — 9 контратак.

Немецкое командование стягивало к плацдарму свежие силы. Полностью втянулись в бои против левого нашего фланга (пока еще наиболее уязвимого) 27-я пехотная дивизия СС «Лангемарк» и 281-я пехотная. Подтвердились полученные П. А. Теремовым данные о подходе 549-й немецкой пехотной дивизии. С 21 апреля ее полки непрерывно контратаковали наш центр. С берлинского направления переброшены истребительная бригада «Фридрих», танковые соединения «Остзее», 28-я пехотная дивизия «Валония», части морской пехоты, два полицейских полка СС, дивизион штурмовых орудий «Мунтен», крепостные полки щецинского гарнизона... Общая численность вражеских войск перед фронтом 65-й армии составляла теперь до 33 тысяч человек. Это были отборные части. Они дрались с мастерством и крайним ожесточением. Но были, особенно под Щецином, и другие, уже отмеченные роковой печатью времени. Сошлюсь еще раз на свидетельство командира Днепровской дивизии: «Как мне помнится, в одной из контратак участвовало несколько тысяч человек, но это были немцы тотальной мобилизации, плохо обученные, а многие впервые участвовали в боях (юнцы или пожилые, которым давно перевалило за [513] пятьдесят). Естественно, такие контратаки не могли принести успех немецкому командованию, а приводили лишь к многочисленным и бесплодным потерям».

За Одером нашим частям пришлось также встретиться с наскоро сколоченными полками фольксштурма. Если мне не изменяет память» они действовали на участке В. Н. Джанджгавы, при поддержке дивизиона «панцерфауст». Боеспособность этих полков была низка. Народное ополчение сильно великой идеей. Если ее нет, то нечем заполнить недостаток организации и отсутствие боевого опыта. Какой идеей могли воодушевить гитлеровские генералы и политические деятели фольксштурм? Только одной: страх перед возмездием. Это не основа для подвигов. С фольксштурмом у фашистов ничего не вышло, разуверившийся народ не поддержал своих обанкротившихся руководителей. Сдача Щецина гражданскими властями 26 апреля еще раз подтвердила это.

Перед тем как рассказать историю падения этого города-крепости, нужно дать хотя бы самый краткий обзор событий на плацдарме. Там уже дрались все три наших стрелковых корпуса. Отбивается контратака — и части несколько продвигаются вперед. Наступательная операция по расширению плацдарма в сторону флангов и в глубину шла медленно, но с явной перспективой на успех. Д. Ф. Алексеев начинал своим корпусом обход Щецинского оборонительного района с юго-запада. Господский двор Курово сыграл свою роль. Днепровцы перемололи здесь резервы противника, и с 10 часов 22 апреля 193-я дивизия развернула наступление на отметку 27,9 фронтом на север, в то время как Джанджгава двигался к Пшецлаву.

Жестокий, но короткий бой на кладбище Устово — и вот уже К. Ф. Скоробогаткин одним полком овладел дорогой Устово — Пшецлав, а части 354-й дивизии штурмом захватили этот сильно укрепленный опорный пункт. Значение боев на правом крыле будет яснее, если познакомиться с директивой командующего фронтом, переданной в 15.10 22 апреля. В ней указывалось: 2-й ударной армии, используя успех 65-й армии, подготовить удар на Штеттин (Щецин). По выходе войск 65-й армии на линию (ориентировочно) Мандельков (Бендаргово) — Борнимелов (Барнислав) — Помеллен [514] 2-й ударной армии принять боевой участок от 65-й армии фронтом на север по линии высота 27,9 — Притцлов (Пшецлав). На этом участке развернуть не менее двух стрелковых дивизий. Для их сосредоточения использовать переправы 65-й армии. Таким образом, Д. Ф. Алексеев в эти дни готовил почву для успеха правого крыла фронта, и он свою задачу решил с честью.

22 апреля на западный берег Вест-Одера были перемещены все штабы дивизий и штабы корпусов. Управление боем осуществлялось с предельно близких дистанций. В центре плацдарма К. М. Эрастов двумя дивизиями продвигался вперед, перерезал шоссе Щецин — Колбасково и оседлал железную дорогу Щецин — Ангермюнде. В ночь на 23 апреля комкор для наращивания удара выдвинул из второго эшелона 413-го Брестскую дивизию. Нужно отдать должное и генералу Эрастову и комдиву полковнику Афанасьеву: брестцы были введены в бой отлично. Они действовали из-за правого фланга 186-й дивизии. Спланирована поддержка всей мощью корпусной и армейской артиллерийских групп. Вызвана авиация. Решительным ударом 413-я отбросила противника от шоссе, идущего из Щецина на Гарц, к железной дороге Щецин — Ангермюнде.

Высокий наступательный порыв отличал этот бой. Командир 1322-го полка подполковник Морозов непосредственно на поле боя наградил медалями «За отвагу» 12 солдат и представил наградные листы на 22 особо отличившихся товарищей. Комдив сам звонил Радецкому и просил ускорить оформление. Хорошая, трогательная забота. Мне лично посчастливилось видеть одного из этих героев и вручить ему в медсанбате боевой орден. Фамилия его Лоша (имя, к сожалению, в записях у меня не сохранилось). Комсомолец, младший сержант. Он утром 23 апреля два раза водил взвод в атаку и овладевал огневыми точками немцев. Дважды ранен, но не покинул своих солдат. Убило командира роты, и товарищ Лоша заменил его в бою. Третья рана оказалась тяжелой. Он лежал без кровинки в лице, на глазах были слезы.

— Не расстраивайся, сержант, теперь уже до победы недалеко.

— Хотелось вместе с ребятами... Теперь лежи... в такие дни. [515]

— Главное — поправляйся. После войны у нас еще столько славных дел будет! А тебя товарищи помнят, сам комдив звонил насчет награждения...

Уже говорилось, что в первые дни труднее всего было на плацдарме 18-му корпусу. К 23 апреля он почувствовал локоть соседа и тоже начал продвигаться вперед. Пять кадровых полков противника были почти полностью разгромлены во время контратак (показания пленных солдат 549-й дивизии: в ротах осталось меньше трети людей). Снова отбит опорный пункт Росувко. Занят Колбасково, перерезана железная дорога Щецин — Ангермюнде.

Было время — 65-я выручила соседа. Теперь 70-я и 49-я армии, переправив в относительно благоприятной обстановке свои главные силы, начали за Одером активные действия и облегчили положение наших войск. Кроме того, стрелковые части получили наконец танки поддержки. К вечеру 21 апреля за Одер переправились три самоходных полка и 251-й танковый полк. Первым вступил в бой 999-й самоходный артиллерийский полк.

За сутки самоходчики совместно с пехотой отразили 16 контратак противника. Герой дня — лейтенант Рыбкин. Наводчик его орудия выбыл из строя. Рыбкин, продолжая командовать экипажем, заменил наводчика и лично поджег вражеский танк.

В борьбе за удержание и расширение плацдарма выдающуюся роль сыграли саперные и понтонные части, а среди них прежде всего наши старые боевые друзья — 14-я Новгород-Северская инженерно-саперная бригада полковника М. М. Ванькова, 4-я понтонная бригада полковника К. М. Баландина и 7-й тяжелый мостовой полк полковника А. Я. Ордановского.

Вернемся на некоторое время к реке с ее двумя рукавами и обширной поймой.

11.00 21 апреля. Введен в строй паром большой грузоподъемности, Разбит артиллерийским огнем. Поставлен второй, и этот через полчаса вышел из строя. Из двух разбитых саперы снова собирают паром. Он начал действовать через три часа.

14.30 того же дня. Южнее автострады наведен тяжелый мост через Ост-Одер для танкового корпуса. К Вест-Одеру саперы перевозят в пойме материал для парома под грузы 60 тонн. Огонь немецких батарей из [516] Щецина и кораблей из бухты уничтожает большую часть строительных материалов. 46-му отдельному дорожному батальону поставлена задача: построить на Вест-Одере мост для танков. Рота старшего лейтенанта Турая начала забивку свай. На левом фланге 15-й дивизии в то время шли сильные контратаки. Все ближе треск автоматов. На гребне высот показались немецкие танки. В междуречье — разрывы крупнокалиберных снарядов. Турай пал, сраженный осколком. Саперы, стоя по грудь в воде, продолжали работу. Мост был построен досрочно.

Картина следующего дня, 22 апреля. Затемно 9-й и 28-й понтонно-мостовые батальоны тянут через пойму по каналам свои наплавные средства. В 7.00 оба парка уже на Вест-Одере. Поставлены паромы под грузы в 60 тонн. За четыре часа наведен наплавной мост, разбит в результате огневого налета и снова наведен. В это же время 14-я бригада закончила строительство эстакад. В трудных условиях, требовавших и выдержки и мобильности, работали саперные войска. Они были в первых рядах героев Одера.

По паромам и мостам через Одер беспрерывно шла переправа танков 1-го гвардейского корпуса. Она закончилась без потерь к утру 25 апреля. Михаил Федорович Панов с группой офицеров своего штаба заблаговременно прибыл на армейский НП получить боевую задачу. За долгий и нелегкий путь от Днепра мы так сработались, что понимали друг друга с полуслова. Имею в виду не только двух начальников, но и весь коллектив офицеров Донского корпуса и нашей армии. Это был один оркестр. Штабные офицеры корпуса и артиллерии армии вместе работали над схемой огней армейской группы дальнего действия при сопровождении входящих в прорыв танков. Командиры танковых бригад уже сутки сидели на НП у Эрастова и Чувакова, знакомясь с данными разведки, уточняя и пополняя их. А данные эти говорили о том, что на рубеже Карвово — Смоленцин — высоты с отметкой 76,2 и 62,8 немцы не создали глубокой обороны. Они вытянули свои силы в цепочку, и при успехе стрелковых частей танки могли войти в прорыв в середине первого дня наступления с плацдарма.

За пять дней войска 65-й армии расширили [517] небольшой плацдарм на западном берегу Одера до 20 километров по фронту и в глубину на 8 — 10 километров, прорвав на своем главном направлении первую полосу немецкой обороны. Крупнейший опорный пункт в общей системе обороны врага на Одере — Щецин поставлен под грозный удар, ясно уже наметилась полная его изоляция. За этот короткий период мы сумели перевезти через два рукава реки и широкую пойму междуречья крупные силы, создали новую оперативную группировку войск на плацдарме и были готовы нанести удар по остаткам войск 3-й танковой немецкой армии У ее резервам. Соседняя 70-я армия генерала В. С. Попова надежно обеспечивала на плацдарме наш левый фланг.

Перед нами лежала обширная территория Маклепбургской провинции, ограниченная на западе Эльбой, на севере — Балтийским морем, а на юге — линией Шведт — Ангар и Юнде — Альтлюдерсдорф — Виттенберге. Здесь 65-я и должна была закончить свой поход.

После мощной артиллерийской подготовки в 11.00 25 апреля стрелковые дивизии поднялись в атаку. Наступление сразу началось в высоком темпе. К 13.00 взяты опорные пункты Смоленцин, Помеллен. Контратакующий противник ни разу не был допущен к боевым порядкам наших войск ближе чем на 300 метров. Из Щецина немецкое командование бросило к острию клина 105-го корпуса полицейские части, полки морской пехоты. Их полностью разгромила артиллерия и авиация. В 12.50 в прорыв вошел танковый корпус.

Из Щецинского оборонительного района по-прежнему еще била по нашим войскам артиллерия крупного калибра, но войска уходили вперед, на северо-запад.

Гвардейцы 17-й танковой и 1-й мотострелковой бригад обошли Барнислав, где у немцев было четыре-пять танков и две артиллерийские батареи, оставили в стороне лес Форст Хоенхольц (пять немецких батарей, восемьдесять танков и до двух полков пехоты), стремительно двигаясь в направлении Краков — Глазов.

С Барниславским опорным пунктом покончили гвардейцы генерала Борисова вместе с 413-й дивизией. Теремов взял Хоенхоф. Гребенник и Варюхин ликвидировали немецкие части в Форст Хоенхольц, тогда как 69-я дивизия полковника Макарова, сбивая заслоны, шла к Кракову. [518]

Вечером 25 апреля танки вышли к реке Рандов в овладели переправой в районе Кракова, севернее Лёкниц мосты оказались взорванными. Ночью здесь уже были стрелковые части и с ходу начали форсирование. Немецкое командование пыталось задержать на этом рубеже 65-ю армию, бросив против нас вновь прибывшие части 103-й эсэсовской бригады, 171-ю танковую бригаду и 1-ю морскую пехотную дивизию.

С рассветом 26 апреля армия на широком фронте продолжала наступление главными своими силами при поддержке летчиков 4-й воздушной армии. В этот день решилась судьба Щецина.

105-й корпус своими двумя дивизиями выполнял сложную задачу: во-первых, удар от Карвово на Бендаргово; во-вторых, прикрытие фланга главной группировки армии со стороны Щецина. Дивизия В. Н. Джанджгавы ушла с боями на запад. К. Ф. Скоробогаткин остался под городом. Он принял решение прикрыться одним полком от щецинской группировки, а двумя полками наступать в северо-западном направлении. К исходу 25 апреля эти полки перехватили все дороги, идущие к городу с запада. Взяты пригородные районы Устово, Гуменьце. Всю ночь комдив вел разведку, понимая, что рывок танкового корпуса и левофланговых соединений создал условия для штурма Щецина.

Под утро из города донеслось несколько мощных взрывов.

На рассвете к комдиву явились делегации горожан. Сначала пришли представители молодежи, сообщили, что немецкие войска оставили город. Один из молодых немцев сказал:

— Господин генерал, мы просим... наш город не будет сожжен?

Скоробогаткин смотрел на него, не понимая, о чем говорит этот молодой человек. А когда понял, то побагровел от негодования.

— Скажите ему, что он мерит не на тот аршин... Привыкли к своей грабь-армии... Переведите: сюда пришла армия свободного и честного народа... Вот так! Теперь спросите, что за взрывы были в городе?

Оказалось, что взорвана электростанция, виадуки и несколько заводов. [519]

— Спросите, кто же разрушает их город? Фашисты? То-то же! Наконец-то поняли, кто злейший враг немецкого народа...

Вскоре генералу доложили, что прибыл с белым флагом бургомистр. Щецин сдается на милость победителя. Позвонил генерал Алексеев. Он доложил, что Щецин сдан противником без боя.

— Вот и хорошо. Ты свои войска, Дмитрий Федорович, в Щецин не вводи, иначе застрянешь. Организуй преследование отступающего врага.

Командующий франтом утвердил эту установку. Щецин был передан войскам 2-й ударной армии, которая получила также задачу организовать охрану побережья, а частью сил наступать на запад.

26 апреля Москва салютовала славным соединениям 65-й армии, отличившимся в овладении Щецином.

Организационные вопросы, связанные со Щецином, закончены. Можно было выехать в войска, прежде всего в 105-й корпус. По пути повстречался Панов.

— Откуда, Михаил Федорович?

— Только что принял тридцатую и тридцать восьмую танковые бригады. Техники у них маловато, не более тридцати процентов...

Во всяком случае, и это была существенная помощь, так как Донской корпус вошел в прорыв, имея всего 47 танков. У меня были все данные, говорящие о поспешном, а часто и беспорядочном отходе немецко-фашистских войск на всем фронте. Поэтому танкисты получили дополнительную задачу: усилить темп преследования, к 27 апреля взять Брюссов, в дальнейшем наступать на Штрасбург. Вместе с Пановым заехали к Алексееву. Его командами пункт уже был на колесах.

Соединения 105-го корпуса шли на запад в колоннах, изредка развертываясь для ликвидации оставшихся в тылу опорных пунктов противника. 193-я дивизия, передав Щецин, двигалась к морю. Наступая вдоль берега, она заняла город Барт, затем город Штральзунд, расположенный на берегу против острова Рюген.

В районе города Барта наши войска освободили военнопленных из лагеря «Сталаг-Луфт-1». В лагере находилось свыше 9 тысяч летчиков американских и [520] английских военно-воздушных сил, из них 7500 американцев и более 1500 англичан и других национальностей британских доминионов. В число летчиков входило 8 тысяч офицеров, из которых было 8 полковников, 30 подполковников, 100 майоров и свыше 800 капитанов.

С 25 апреля темп наступления с каждым днем все увеличивался. Танковый корпус за сутки проходил 30 — 50 километров, стрелковые соединения — 28 — 30 километров.

Ночью 27 апреля мотострелковая бригада овладела Брюссовом, а в результате обходного маневра 37-й гвардейской был очищен Воддов. Днем 413-я дивизия форсировала реки Юкер и Рандов и захватила опорный пункт Менкин. Танкисты 30 апреля подошли с юга и востока к городу Деммин и вместе с частями Эрастова и Чувакова взяли его. 1 мая противник без сопротивления оставил Рибниц, бросая технику и оружие, отошел на Росток, куда наши войска и танкисты Панова ворвались вечером того же дня. С юго-востока в Росток подошли части 3-го гвардейского танкового корпуса. Прижатые к морю, остатки немецких войск сдавались в плен.

Как-то в один из этих горячих дней позвонил начальник штаба фронта генерал Боголюбов. Он сказал, что разведка имеет, правда непроверенные, сведения, будто на побережье появилась часть сил курляндской группировки. Как бы не получить удар по флангу. Я выехал вперед — посмотреть своими глазами. 108-я дивизия задержалась на какой-то речушке. Из леса противник ведет страшный огонь. Впечатление довольно сильное.

— Петр Алексеевич, у вас не замечено свежих немецких частей?

— Откуда? — ответил Теремов вопросом на вопрос.

— Есть слухи, какие-то части перебрались из Курляндии.

— Пустое, товарищ командующий. Полагаю, разведчики ошиблись. Это палят разбежавшиеся по лесам группы. Пушек у них много...

Проверка подтвердила, что так в действительности и происходило.

Последний залп по врагу в полосе 65-й армии был сделан 105-м корпусом. На острове Рюген еще держался фашистский гарнизон. Алексеев приказал послать десант на захваченных у немцев самоходных баржах. В него набирались только добровольцы. Их оказалось так [521] много, что добрую половину пришлось оставить на берегу. Когда баржи приблизились к Рюгену, реактивные установки дали с них по острову залп. На берегу появились сотни фигур. Немцы отчаянно размахивали белыми флагами. С них было достаточно. Здесь 105-й корпус взял более 2 тысяч пленных. Занятие острова Рюген осуществлялось в течение 4 и 5 мая соединениями 2-й ударной армии.

Штаб армии передвигался в Барт. Навстречу тянулись колонны военнопленных. В рощах близ дороги расположились на отдых войска. Танки и самоходки еще привычно укрыты ветвями. Кто-то выводит «барыню» на губной гармошке. Не по русскому характеру инструмент. Сюда бы тальянку!..

На стволе СУ-76 — двенадцать звездочек. Видно, заслуженное орудие.

— Чей экипаж, товарищи?

— Девятьсот девяносто девятого самоходного артполка, экипаж лейтенанта Рыбкина, — браво ответил старшина с орденом Славы и целой лесенкой полосок — свидетельство о ранениях — на груди.

— Где же ваш командир?

— Раненый. Лежит в Барте...

— Паспорт у вас на стволе хороший. Вся слава на виду!.. И адрес почти точный.

Масляной краской кто-то написал на самоходке: «В Берлин!» Буквы почти стерлись, но прочесть было можно.

Старшина ответил:

— Ребята на заводе написали. Мы на Урале принимали новую технику. На прощание написали.

— Будем считать наказ рабочего класса выполненным?

— Так точно, товарищ командующий!

Вскоре после Дня Победы позвонил Рокоссовский:

— К нам приезжает Монтгомери. Имеешь желание видеть заморского гостя?

Вместе с Николаем Антоновичем Радецким выехали в 70-ю армию, где намечалась эта встреча.

Мы стояли в строю, а командующий вел английского фельдмаршала, знакомя с людьми. Остановившись [522] против меня, Рокоссовский сказал: «Вот генерал, армия которого открыла нам ворота через Одер». Эта фраза через полчаса доставила нам с Радецким много хлопот. Англичане после Ла-Манша считали себя непревзойденными мастерами форсирования водных преград. Но они понимали, что такое Одер под Щецином, и засыпали нас вопросами: как было организовано форсирование? Может быть, имелись подводные танки или использовались большие воздушные десанты? Один из англичан, взглянув на мои орденские планки, увидел знак ордена Британской империи второй степени и спросил переводчика, за что генерал получил эту награду.

— Ему вручили ее после Сталинградской битвы.

— О! — горячо воскликнул английский генерал. — Там было начало победы!..

Английские коллеги восторженно говорили о русском солдате, о героизме нашего народа. Говорили, что гордятся своим великим союзником.

Потом остались только свои товарищи. Впервые после боев за Одер мы собрались вместе. Кто-то сказал, что в Москве намечается парад Победы. По Красной площади пройдут сводные полки фронтов.

Вспоминали пройденный путь. Много хороших искренних слов было сказано в адрес командующего фронтом. Рокоссовский с веселыми глазами стоял в кругу офицеров и генералов, слушал, потом махнул рукой и сказал: «Бросьте, товарищи, все это. Что бы я мог сделать без всех вас...»

— ...Я не буду, товарищи, сегодня вам ничего рассказывать. Я только зачитаю вам указ, — говорил высокий пожилой майор.

Он поднялся на скамейку, а кругом, на траве, сидели бойцы 889-го полка, герои боев у Курово и Устово. Возвращаясь в свой штаб, мы с Радецким заглянули в 193-ю и попали на политинформацию. Бойцы слушали указ о том, что за доблесть, проявленную в последнем бою на Одере и при овладении Щецином, награждены орденом Ленина: 44-я гвардейская Барановичская Краснознаменная, ордена Суворова дивизия; 354-я Калинковичская Краснознаменная, ордена Суворова дивизия; 14-я Новгород-Северская Краснознаменная, ордена Суворова армейская [523] инженерно-саперная бригада. Орденом Кутузова награждены: 186-я Брестская Краснознаменная, ордена Суворова дивизия; 69-я Севская дважды Краснознаменная, ордена Суворова дивизия; 147-я Речицко-Рогачевская Краснознаменная, орденов Суворова и Александра Невского армейская артиллерийская бригада. Орденом Красного Знамени награждены: 108-я Бобруйская ордена Ленина дивизия; 120-й ордена Суворова стрелковый полк... Бахметьевцы! Высоко поднялась ваша слава!

Майор читал неторопливо, жестом руки подчеркивая каждое слово. Люди слушали его, замерев. Простое, широкое лицо Радецкого было задумчиво. В этом перечне все свелось в одно. Все подытожилось. Политработник между тем продолжал:

— ...Орденом Суворова награждены: 413-я Брестская Краснознаменная, ордена Кутузова дивизия и (наша, товарищи!) 193-я Днепровская Краснознаменная, орденов Ленина и Кутузова дивизия. Орденом Богдана Хмельницкого награждены: 37-я гвардейская Речицкая дважды Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова дивизия; 15-я Сивашекая, Штеттинская дважды Краснознаменная, орденов Ленина, Суворова и Трудового Красного Знамени дивизия...

Такова была славная 65-я на ее последнем боевом походе.

Летом 1945 года мы провели демобилизацию старших возрастов. Распрощались с многими героями, которые более трех с половиной тысяч километров прошли в боях и походах. Незабываемым было расставание. Как сейчас, помню этот нескончаемый строй демобилизованных товарищей. На груди сияют награды Родины. Иду вдоль замерших рядов. Крепкое солдатское рукопожатие. Пожелание подвигов на новых — трудовых — рубежах.[524]