Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Ты широк, Днiпро!

Новая задача. — Войска готовятся к форсированию. — Бросок через Днепр. — Зрелостъ 69-й. — Корпус Д. И. Самарского наступает в междуречье. — Решение командующего фронтом. — 183 Героя.

Утром 7 октября на Сож приехал Михаил Сергеевич Малинин. Мы с Радецким и Глебовым не скрывали интереса. Начальник штаба фронта зря не поедет. Значит, он привел существенные новости. Будет решен мучивший нас вопрос, как выйти из кризиса наступления.

Полуразрушенная деревня на берегу. Небольшая хата — КП армии. Крепкий чай на столе. Малинин выглядит плохо. На круглом лице обозначились резкие морщины. Глаза воспалены.

— Не болен ли, Михаил Сергеевич?

— Устал!.. Весь день воевал с Романенко, с полуночи добирался к вам. Обстановка требует решительных действий. А действий нет... Все топчутся!

Малинин резко отодвинул недопитый стакан и перешел к сути дела:

— Военный совет фронта решил изменить направление удара вашей армии. Вы завязли в болотах. Не видно, когда выберетесь. Растянули тылы. Не подвели одновременно все силы к Сожу.

— Послушайте, товарищ Малинин, Сож форсирован в первую же ночь с ходу. Сейчас мы действительно застряли в междуречье. Но давайте объективнее разберемся в причинах, тормозящих наступление. Растяжка тылов тут ни при чем. Противник непрерывно подбрасывает свежие силы. Он же понимает, что наш выход на Днепр в этом районе грозит окружением гомельской группировки. [323]

— Вы всегда готовы оспаривать мнение Военного совета!..

Радецкий мягко спросил:

— Михаил Сергеевич, а это мнение Военного совета фронта или твое личное?

— ...Романенко тоже оспаривает, а сам топчется под Гомелем вторую неделю.

— У Романенко условия не легче наших...

— Знаю, знаю, — прервал меня Малинин, разворачивая карту. — Командармы умеют друг друга выгораживать... Перейдем к новой задаче. Снимайте два корпуса — восемнадцатый и двадцать седьмой — и быстро перегруппировывайтесь в район Лоев — Радуль. Будете форсировать Днепр с ходу. Сейчас у Белова стоит пятьдесят пятая. У нее ничего не вышло... Ясно?

— Корпус Самарского кому передается?

— Никому! Он остается в вашем подчинении. Активными действиями сковывает противника в междуречье. Основное направление его удара — во фланг гомельской группировке... Конечно, фронт армии значительно растягивается, но это не страшно.

Начальник штаба фронта говорил с увлечением. Чувствовалось, что идея нового удара сжатым кулаком 65-й им выношена. Он уже видел этот план в действии. План на самом деле был смелый. Маневр основывался на трезвой оценке обстановки. Противник на Соже силен в обороне, но наступать вряд ли способен. Пусть думает, что он связал нас в междуречье. Самарский сумеет его провести, а тем временем основные силы армии будут ужо за 40 километров и нанесут удар там, где их никак не ждут.

Мысли эти пронеслись, пока работали над картой. Правда, предложенный для форсирования участок уже скомпрометирован, однако при хорошей подготовке это даже могло пойти на пользу.

Вопрос о сроках. Ответ:

— На все двое суток, я же сказал — будете форсировать с ходу!

Глебов только пожал плечами. Мы с Радецким переглянулись в недоумении. Войска армии выполняли не первое решение К. К. Рокоссовского. Они всегда были глубоко продуманы. Но на этот раз явный просчет: попытка 55-й стрелковой дивизии сорвалась, противник, [324] безусловно, подтянул немалые силы, занял прочную оборону — и тут его с ходу не разгромишь. Минута неприятного молчания.

— Сколько же вам нужно времени? — вдруг спросил Малинин.

Стало ясно, что мысль о форсировании с ходу принадлежит лично ему и является продуктом увлечения.

— Суток шесть. Без этого перегруппировка войск и форсирование Днепра невозможны.

— Я вижу, Военный совет армии не верит в форсирование по намеченному плану.

— Михаил Сергеевич! План хорош, но зачем вам лезть на рожон, раз задача ставится на скомпрометированном направлении? — сказал Радецкий.

— Ковпак на этом направлении проходил со своими партизанами и не плакался в жилетку!

Начальник штаба фронта рассердился не на шутку. Ему очень хотелось осуществить бросок через Днепр с ходу, он видел, что мы воодушевлены новой задачей, понимаем красоту задуманного маневра, но «осторожничаем» и тем портим дело. Вот тут он был не прав. Осторожничать на войне не пристало, но расчет нужен точный, чтобы бить врага наверняка.

Михаил Сергеевич уехал с армейского КП. Что ж, придется нам отстаивать свое предложение перед К. К. Рокоссовским! Военный совет армии был убежден, что наша поправка к изложенному плану форсирования Днепра весьма существенна. Боевая практика неоднократно подтвердила, что форсирование с ходу имело успех, когда войска вырывались к реке на плечах отступающего противника и не давали ему возможности организовать прочную оборону. В данном случае этого не было и захватить плацдарм можно было лишь после тщательной планомерной подготовки (скрытно подвести войска в район сосредоточения, подготовить переправочные средства, организовать десанты, вскрыть огневую систему врага, спланировать артиллерийскую и авиационную подготовку и т.д.).

Командиры корпусов генералы Иванов и Черокманов получили задачу: ночью начать перегруппировку, используя 246-ю дивизию как прикрытие. В то же время командующему фронтом была отправлена телеграмма с просьбой [325] дать нам возможность форсировать Днепр после короткой подготовки, на которую требуется шесть суток.

Ответ Рокоссовского: «Согласен. Немедленно выезжайте на НП Белова».

Через два часа мы с Радецким, Глебовым, Бескиным, Липисом, Борисовым и Швыдким были на берегу Днепра. Наблюдательный пункт укрыт в сосновом бору. Среди большой группы генералов и офицеров управлений фронта стоял Рокоссовский в накинутой на плечи бурке.

— Докладывай, — приказал он, поздоровавшись.

— Два корпуса трехдивизионного состава каждый снимаются сегодня ночью. В их полосе на плацдарме за Сожем остается для прикрытия перегруппировки двести сорок шестая дивизия и держит оборону на двадцатикилометровом фронте. Корпуса будут здесь через полтора суток. Форсируем с подготовкой на седьмые сутки.

— Как ваше мнение, Павел Алексеевич? — спросил командующий фронтом Белова.

— Я не вправе возражать против принятого решения...

Рокоссовский усмехнулся и сказал:

— Понимаю, Павел Алексеевич, ваше желание ускорить удар силами шестьдесят пятой армии. Но согласимся, что время это упущено. Противник организовал оборону. Будем действовать только наверняка... Ваша задача, Павел Иванович, — обратился он ко мне, — форсируете Днепр в районе Лоев — Радуль, прорвете оборону на западном берегу реки и ударом в направлении Колпень — Надвин — Демехи выходите главными силами армии к концу третьего дня наступления на рубеж Щербакова — Ветхин — Новый Барсук.

Глебов и Липис нанесли задачу на карты. Рокоссовский спросил, в чем нуждается армия.

— Для всех дивизий требуется пополнение.

— Пополнение будет. Но только из местных военкоматов. Учтите — придется поработать...

— С этим мы справимся, — сказал Радецкий. — Просим дать побольше людей.

— Ваше решение оставить за Сожем двести сорок шестую дивизию правильно, — сказал Рокоссовский. — Ослаблять девятнадцатый корпус не следует. Развернувшись фронтом на север и взаимодействуя с войсками сорок [326] восьмой армии, он будет держать под ударов гомельскую группировку противника. Самарскому пока придется тяжело, но зато он и армии Романенко поможет и позволит нам лучше замаскировать перегруппировку войск на лоевско-радульское направление. Желаю вам, товарищи, успеха. Прошу это передать и командирам корпусов. — Потом, со своей располагающей улыбкой, командующий добавил: — Не подкачаем, братцы-сталинградцы?

Да, год назад мы начали готовить удар на Дону, а теперь... Это напоминание как бы подчеркнуло меру ответственности, которая возложена ныне на 65-ю.

В книге «Солдатский долг» Константин Константинович Рокоссовский уделил несколько страниц днепровскому подвигу 65-й армии. Обращаюсь к этим страницам, так как они помогут читателю яснее представить условия, в которых действовала наша армия, и ту всестороннюю поддержку, которую нам оказывал фронт. «Чтобы скрыть от врага перегруппировку, — писал К. К. Рокоссовский, — командарм один корпус оставил в междуречье с задачей побольше тревожить гитлеровцев, привлечь к себе их внимание. 19-й стрелковый корпус, возглавляемый генералом Д. И. Самарским, блестяще выполнил эту задачу. От действий 65-й армии теперь зависел успех всего фронта. Поэтому мы ей придали все фронтовые средства усиления. Чтобы отвлечь внимание противника от направления нашего главного удара, 50-я и 3-я армии получили приказание 12 октября перейти в наступление на своих участках. С болью в сердце ставил я им эти задачи, зная ограниченные средства, которыми располагали Болдин и Горбатов, но это было необходимо в общих интересах, и нужно было сознательно идти на некоторые жертвы».

Взаимодействие армий в борьбе за Днепр — одна из многих ярких страниц советского военного искусства.

В первые дни лишь узкий круг людей — члены Военного совета армии, командиры корпусов и дивизий — знал, куда и зачем передвигается армия. Были приняты все меры, чтобы обеспечить скрытность и дезориентировать противника. В ночь на 8 октября дивизии обоих корпусов отошли на восточный берег Сожа и укрылись в прибрежных лесах. Все участки на плацдарме заняла 246-я дивизия. При поддержке отдельных батарей корпусных артиллерийских групп она весь следующий день вела огонь с прежним режимом. Работали радиостанции корпусов, имитируя [327] связь с дивизиями на плацдарме. В лесах на восточном берегу день и ночь жгли многочисленные костры:

пусть враг считает, что наши войска не только никуда но перебрасываются, а, наоборот, все более подтягиваются. Ночью части шли по шоссе Гомель — Чернигов в новый район. Днем усиливалось движение автомашин в обратном направлении — в сторону сожских плацдармов. Штаб под руководством И. С. Глебова действовал оперативно, вникая во все детали маневра войск. В каждую дивизию был направлен офицер, который контролировал скрытность перехода. В районах сосредоточения части маскировались в лесах. Основные силы располагались в 5 — 6 километрах от Днепра, вторые эшелоны — в 6 — 8 километрах.

Командирам дивизий и полков приказано: прежде всего изучить, как ведут себя на берегу части 55-й дивизии. Учитывалось все: какими ходами сообщений пользовались солдаты на виду у противника, сколько снарядов выпускала в день каждая батарея, где стояли пулеметы. В ночь на 9 октября 55-я дивизия была выведена в тыл, но внешне ничего не изменилось на ее участке, хотя здесь уже стояли новые части.

Перегруппировкой в район Лоев — Радуль решался основной вопрос наступления — создание безусловного превосходства сил на избранном направлении главного удара. Раньше здесь на 20-километровом участке действовала одна дивизия. Теперь мы только в первом эшелоне поставили четыре дивизии (602 ствола артиллерии). 27-й корпус получил задачу форсировать Днепр в районе Каменка — остров Ховренков, прорвать оборону противника на западном берегу реки, овладеть рубежом Козароги — Колпень и в дальнейшем наступать в направлении на Ветхин. Задача 18-го корпуса — форсировать Днепр на участке Лопатин — Радуль, овладеть рубежом Колпень — река Песоченка и затем выйти на Возок — река Брагинка. Ширина фронта форсирования соответственно 10 и 7,5 километра.

Разведывательные данные 61-й армии, аэрофотосъемка и наблюдения нашей разведки показали, что на противоположном берегу немцы имели около 18 пехотных батальонов, 96 станковых и 250 ручных пулеметов, 330 орудий и минометов. При реке шириной в 400 метров и глубиной 7 — 8 метров оборона противника состояла из двух линий траншей с ходами сообщения полного профиля. Первая [328] сплошная траншея — у уреза воды, вторая — по высокому стариковому берегу; там — окопы артиллерии для ведения огня прямой наводкой. Населенные пункты и отдельные постройки приспособлены к длительной обороне, особенно деревня Шитцы, стоящая за Днепром на крутой высоте — против левого фланга 18-го корпуса.

С наблюдательного пункта комкора в деревне Лопатня хорошо просматривался участок форсирования. Торфяной зыбкий луг, низкий кустарник у самой воды, широкое, пока спокойное зеркало реки, песчаные откосы того берега, поднимающегося над нашими позициями на 12 — 16 метров. Генерал Иванов, как всегда подтянуто-щеголеватый, развернул карту, на которой было разработано его решение. Докладывая, он, как завелось у нас, больше пользовался ориентирами на местности. Он тонко ощущал поле предстоящего боя, что всегда предпочтительнее пунктуального изучения карты. Боевой порядок корпуса строился в два эшелона. В первом — 149-я и 69-я дивизии, во втором — 60-я.

— Главный удар наношу силами сто сорок девятой дивизии в районе озера Святое. Она получает сто одиннадцать стволов группы поддержки пехоты и пять полков истребительно-противотанковой артиллерии. В полосе ее действия планируется большинство огня артиллерии для поражения глубоких целей. Участок форсирования — три километра, участок прорыва обороны на противоположном берегу — два километра.

— Вы не переоцениваете это соединение, товарищ Иванов?

— Нет, товарищ командующий. Дивизия крепкая...

— Шестьдесят девятой лучше бы наносить главный удар.

Иванов слегка поморщился:

— Кузовков тоже ведь в первом эшелоне. Я рассчитываю на его способности. Но Орлов будет действовать на главном направлении не хуже.

— Полковник Орлов — знающий офицер, во...

Командир, возглавляющий форсирование, должен обладать особым характером. От каждого офицера требуется нелегкое умение посылать людей в бой. Но послать в десант — тут нужно умение втройне. Нужна железная воля, быстрота реакции на всякую неожиданность, [329] дерзость в замысле и в исполнении. Иван Александрович Кузовков, командиры полков и батальонов 69-й — такие, как Бахметьев и Кулешов, — уже показали нам эти качества. Комдив 149-й был человеком иного склада. Во всех его действиях замечалась размеренная медлительность, добротная исполнительность, не подкрепляемая, однако, живой инициативой. Неплохой командир, но не для экстраординарных обстоятельств, которыми чревата десантная операция. К сожалению, комкор не видел своеобразия 69-й дивизии, и вряд ли было целесообразно в данном случае навязывать ему свое решение. Но мы договорились, что план огня артиллерии дальнего действия будет пересмотрен, с тем чтобы усилить огневую поддержку дивизии Кузовкова (в последующем она получила одну артиллерийскую истребительно-противотанковую бригаду из резерва фронта).

69-я дивизия стояла на левом, по существу, открытом фланге армии. Ее участок форсирования против местечка Радуль по ширине составлял 4,5 километра, а фронт прорыва вражеской обороны за Днепром — 3 километра. Это был тот самый скомпрометированный участок, о котором уже шла речь выше. Мы с генералом Ивановым побывали на командном пункте дивизии. Кузовков намечал план форсирования, который вносил существенные дополнения в замысел комкора. Иванов рассчитывал выделить от каждой дивизии первого эшелона по одному десантному батальону; под прикрытием 10-минутного артиллерийского налета и 35-минутного огня на подавление они форсируют Днепр и захватят плацдарм. Затем начнется переправа главных сил. Полковник А. А. Орлов придерживался этого плана, а генерал Кузовков решил по-иному: первый десант из двух усиленных стрелковых батальонов — по одному от полка, третий полк — во втором эшелоне дивизии.

— Два батальона передового десанта смогут надежнее прикрыть переправу главных сил своих полков, — докладывал комдив. — Фронт форсирования расширяется, а это ослабит огневое воздействие противника. Полк второго эшелона позволит нарастить силу удара в том направлении, где обозначится успех, или же будет использован для прикрытия левого фланга.

Этот фланг оставался открытым, так как непосредственного взаимодействия с соседом слева (15-я дивизия 61-й армии) не было. [330]

Командный пункт 27-го корпуса разместился в прибрежной деревне Каменка. В хате за выскобленным столом освещенным тусклым светом керосиновой лампы, собрались все командиры соединений: жизнерадостный, неистощимый на военную выдумку генерал А. Г. Фроленков (103-я дивизия), полковник М.М.Власов, сибиряк, 106-я дивизия которого отличилась в боях за плацдармы на Десне, и полковник И. И. банковский (115-я бригада), уже знакомый читателям по событиям на Курской дуге зимой 1943 года. На КП шла дружная работа. Ф. М. Черокманов имел хорошую, достойную подражания черту: перед операцией он умел советоваться с подчиненными, сам прислушивался к их доводам и приучал комдивов к творческому общению друг с другом. И в данном случае, заслушивая доклады каждого товарища о расстановке сил, комкор направлял обмен мнениями. Все приходили к одной общей идее — шире растянуть фронт форсирования, создать несколько участков переправ, чтобы дезориентировать противника, и в то же время иметь силы для наращивания ударов на плацдарме. Боевой порядок корпуса и дивизий строился в два эшелона. На направлении главного удара, который наносился смежным флангом с 18-м корпусом, Черокманов поставил 193-ю дивизию. Фроленков заявил, что в первом эшелоне у него пойдут два усиленных стрелковых батальона. Власов тоже высказался за такой боевой порядок. Товарищи просили комкора и командарма демонстрировать ложные переправы, создать участки задымления.

Черокманов проводил совещания кратко, пустословия не любил. К обеду все было закончено. Фроленков перед отъездом пригласил меня заглянуть в район сосредоточения его дивизии. Комкор поддержал: «Там и саперы учатся». Поехали. В пути вспомнилось недавнее прошлое генерала. Был начальником штаба корпуса у того же Черодшанова. Не сработались, не штабная душа у Фроленкова, рвался на дивизию. Уважили его просьбу и не ошиблись, хорошо дралась дивизия. На Днепре она показала, что способна преодолевать и такие водные рубежи.

Километрах в двух — четырех южнее Каменки лежат озера Беловод, Заборское, Воротите. Еще на КП корпуса Черокманов показал эти места на карте как район совместных тренировок стрелков и саперов. Сам комкор неустанно контролировал это дело. Начал он его, как уже [331] говорилось, на Курской дуге. Продолжал на Десне и на Соже. Тщательная отработка навыков бойца-десантника, достижение полной увязки в деятельности командиров стрелковых и саперных подразделений — вот чего добивался комкор. И теперь, едва части расположились близ Днепра, на озерах началась боевая учеба. Осенние ночи прозрачны, но над водой — густой туман, людей не видно, и лишь по звукам догадываешься, что здесь делается. Мерные всплески весел, старший на лодке подсчитывает:

«Раз, два... раз, два», ускоряя темп. Это тренируются в гребле. В другом месте слышно, как группа солдат тащит к воде пушку и грузит ее. В третьем постукивают топоры — собирают паром. Оснащают лодки. Забота одна — темп! На каждой операции стараются сэкономить минуты — те самые минуты, которые позволят проскочить на тот берег перед носом у смерти. Слышен негромкий голос:

— ...Плавать я тебя зараз научу... сигай в воду! Секунда заминки.

— Разрешите раздеться, товарищ сержант...

— Раздеться? Фрицев за Днепром без штанов догонять будешь? Некрасиво! Сигай в полном комплекте...

Всплеск от падения неуклюжего тела. Другой — вводу пошел мастер.

— Держись за меня. Выгребай!.. Вот так. Стиль баттерфляй... по-русскому — как топор... Цепляйся за лодку!..

Увидев группу генералов, сержант выскочил из лодки на берег, подбежал, хлюпая набравшейся в сапоги водой.

— Личный состав десантной группы проходит занятия по достижению берега вплавь. Докладывает старший лодки сержант Тарасенко.

— Стилю баттерфляй обучаете, я слышал? Сержант открыто улыбнулся. Его молодое лицо стало совсем мальчишеским. Мне был знаком этот сапер-комсомолец еще по лету сорок третьего года, когда П. В. Швыдкой представил его к первой правительственной награде. Наш инженер любил своих людей, то есть знал их и ценил по заслугам. «Знаменитый будет сапер», — сказал он тогда про Василия Тарасенко. Взводу Швеца было приказано проделать в немецком минном поле проход для общевойсковой разведки. Отделение В. Ф. Тарасенко под покровом ночи поползло вперед, а взвод остался в траншее, чтобы прикрыть огнем отход товарищей, если их [332] обнаружат немцы. Случилось непредвиденное: на местности стояли мины неизвестной конструкции. Как быть? «Всем назад!» — шепотом приказал Тарасенко. Он остался один. Швец, когда ему доложили, выругался и быстро цополз к минному полю, ежесекундно ожидая взрыва, но взрыва не было. Из темноты навстречу — сержант. «Теперь она наша!» — сказал он, и вместе они вернулись назад. Тарасенко обезвредил новинку, принес ожидавшим солдатам и тут же, в первой траншее, при свете карманного фонаря за десять минут показал, как с ней обращаться. Еще десять минут ушло на то, чтобы каждый солдат отделения попрактиковался в обезвреживании новой конструкции, и Тарасенко снова повел людей вперед. Проход был сделан в срок. Утром сержант уже инструктировал дивизионных саперов.

Таков был один из старших лодок, которые обеспечивали в 193-й дивизии первый бросок через Днепр.

— Сколько в вашей лодке не умеют плавать, сержант?

— Трое, товарищ командующий... Научим. За три ночи научим!.. — И добавил конфиденциальным тоном (каким только бывалый солдат умеет говорить с командиром): — Люди так хотят за Днепр, что они всему научатся.

Хорошо было сказано, молодец сержант. Хотят за Днепр! Лучших слов не подберешь, чтобы передать боевое настроение тех дней. Василий Швец уже после войны писал мне: «...За сутки до начала форсирования в нашей роте было комсомольское собрание и митинг. Помню, солдаты, выступая, говорили: «Выполним приказ. Выбросим фашистов с родной белорусской земли». Здесь же, на митинге, солдаты предложили создать расчеты лодок из добровольцев. Но не получилось! Оказалось, что все саперы и стрелки хотят первыми переправиться через Днепр. Все были добровольцами. Поэтому приняли решение — первые рейс-расчеты сформировать только из коммунистов и комсомольцев. Каждый солдат тогда ходил за своим командиром, искренне и настойчиво просил пустить в первый рейс...»

Из четырех батальонов 14-й инженерно-саперной бригады один, 170-й, был выделен для обслуживания десантных [333] и паромных переправ. Остальные три батальона эти дни вместе со стрелками работали в окрестных лесах, готовя все, что нужно, для форсирования — лодки, паромы и, главное, мост. Наш армейский инженер был отличным организатором, и на Днепре его способности развернулись в полную силу. За день до начала операции все детали моста на жестких опорах под грузы в 60 тонн были сделаны. Занумерованные, подготовленные к перевозке, они стояли в рощах, и, как только были захвачены пойма и вторая траншея противника, саперы начали строительство сразу с двух берегов.

Это был настоящий подвиг! Мост протяжением более 400 метров они поставили за одни сутки. Работали под бомбовыми ударами немецкой авиации, работали вручную, сваи забивали, наращивали их на глубине 5 — 6 метров — и дали армии мост, по которому наша техника двинулась на заднепровский плацдарм. Вспоминая эти славные дела, Иван Семенович Глебов сказал: «Не забудьте, Павел Иванович, упомянуть: нам ведь не поверили, что этакую махину поставили за двадцать четыре часа. Помните, Пархомчук прилетал?..» Действительно, из Москвы на Днепр прилетал инженер И. Т. Пархомчук проверить. Что ж, он удостоверился в мастерстве инженерных войск.

— Як у сказки, — пошутил, показывая москвичу мост, Швыдкой. — Махнул палицей — и готово!

— А вы раскройте товарищу Пархомчуку секрет, где взяли такую палицу.

— В народе, товарищ командующий. Наши саперы — народ знаменитый. Да в здешних деревнях почти каждый старик топором расписываться может... Попросил помочь. Они помогли.

Герои форсирования Днепра не забудут неоценимую помощь местных жителей. Потомственные рыбаки, бывшие матросы речных судов, лесосплавщики — все они отлично знали Днепр. С приходом наших войск они вернулись из лесов и болот в свои разрушенные деревни. На одной из площадок по ремонту лодок работало четверо стариков — братья Новгородские, когда-то служившие в речном флоте, и рыбаки Савельев, Станкевич, Волохин. Ритмичный перестук топоров. Негромкая песня.

— Хорошо поете, деды...

— На свободе, милый товарищ, всякая пташка песню заводит, — ответил коренастый седой Савельев. [334]

— Перекурим, товарищи. Есть разговор.

Присели на бревнах. Плотники с удовольствием потянулись к пачке «Казбека». Савельев взял папиросу и негромко сказал:

— Москва!.. — Помолчал, потом спросил:—О чем будет разговор, товарищ командир?

Гидрометеорологическая служба снабжала войска очень скудными данными о водных рубежах. Приходилось при подготовке к форсированию пользоваться опытом старичков. Савельев охотно отвечал на все вопросы и дал много ценных сведений о характере реки на участках переправ. Они подтверждали выводы нашей инженерной разведки, позволили принять решение о длительности артиллерийской подготовки и произвести точный расчет времени на захват плацдармов.

Жители Радуля и других селений хорошо помогли нам и при самом форсировании — рыбаки сели за весла и перевозили за Днепр наших бойцов. Настоящие герои!

Вспоминаю одного из таких добровольных наших помощников, с которым познакомился в деревне Лопатня, где, как говорилось, размещался КП генерала Иванова. Звали его Павлом Абрамовичем, по фамилии Саенко. Он был уже старик и сильно прихрамывал. На вопрос, что с ногой, ответил, что старая рана, еще с первой мировой войны. Участвовал в Брусиловском прорыве. Саенко помог саперам собрать семь лодок, сделал к ним весла, отковал скобы для паромов. В ночь перед атакой старик вышел проводить бойцов. Люди несли к реке лодки, а он стоял у кусточков на краю торфяного луга в чистой рубахе, и па груди у него было четыре Георгиевских креста. Так старый русский солдат просто и ясно выразил ощущение праздника, овладевшее им в канун броска наших войск через Днепр...

Мы постояли рядом, и знаете, вдруг в памяти мелькнули дни военной молодости — тогда, в шестнадцатом году, учителями моими были вот такие же, как этот русский солдат, бородачи.

Павел Абрамович Саенко стоял рядом, глядя вслед уходившим к Днепру бойцам, и на его лице было выражение спокойствия и удовлетворения. Посмотрел я еще раз на его чистую заплатанную рубашку со старинными наградами и от души обнял ветерана. [335]

Южная окраина Каменки подходила к безымянной высотке, возвышавшейся метров на двенадцать над окружающей местностью. До берега рукой подать — через луг метров триста. Роща, уже по-осеннему прозрачная, все же служила приличной маскировкой блиндажей армейского командно-наблюдательного пункта. На высоте было тесновато, поскольку здесь же были оборудованы КП дивизии Фроленкова и командиров ее полков. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Непосредственная близость армейского пункта управления к наступающим частям дает многое — большую организацию, большую способность всего армейского организма к маневру наличными средствами и, если хотите, более высокий уровень наступательного порыва.

Ночами на высотке можно было застать разве что начальника штаба. Все остальные — в частях — на озерах, где учатся, в лесах, где строят переправочные средства, на берегу, где идет разведка реки и вражеской обороны, готовятся укрытия для людей и лодок и т. д. Не только командарм и член Военного совета, но и все руководящие работники управления побывали на партийных и комсомольских собраниях в батальонах первого эшелона. Помогли солдатам своим партийно-политическим опытом я сами напитались возвышенным настроением масс. Горбин был в 406-й дивизии. Докладывал: комсомольцам, идущим в первые рейсы, торжественно вручены красные флаги с надписью: «За нашу Советскую Родину!» Товарищ я веред всем батальоном поклялись водрузить их на том берегу. Липис вернулся из 118-го артиллерийского полка полковника В. Л. Болдасова, который был выделен для обеспечения огнем десантной группы 69-й дивизии. «Артиллеристы и стрелки прекрасно понимают друг друга, — докладывал он. — Командир второй батареи лейтенант Бутылкин отлично ладит с комбатом Кулешовым. Он переправляется первым рейсом. Провели совместный митинг. Между прочим, выступал подполковник Сидоров, замполит полка. Как его слушали!.. Завидую людям, у которых слово, как огонь, зажигает... Сидоров тоже идет с первым десантом. Вот кому счастье!..»

Нашему оператору хотелось, видно, опять удрать с десантниками. Но для коммуниста счастье — быть не там, где он хочет, а там, где он нужен. Подобное понимание требует, конечно, дисциплины чувств и сознания, чего [336] подчас Липису недоставало. Присутствовавший на беседе новый начальник политотдела армии полковник Хабиб Ганиев понимающе улыбнулся оператору. Он тоже был из породы романтиков, и личная храбрость у него доходила до безрассудства.

— ...Александр Васильевич Сидоров там будет на месте, он опытный десантник, я его видел при форсировании Сева, — сказал Ганиев. — Но меня тревожит состав десантного батальона сто двадцатого полка. Я сейчас ид шестьдесят девятой. Кузовков мудрит...

— В чем?

— Он включил штрафную роту в состав батальона и поставил на главном направлении форсирования.

— А может, это неплохо? — сказал Радецкий.

— Как с такими людьми можно рассчитывать на успех? — горячо воскликнул Ганиев. — Кто в штрафной роте? Разве это бойцы!..

Среди штрафников было много окруженцев, кто в первые дни войны не пробился к своим, а осел в деревнях на оккупированной врагом территории. Они были виноваты. Но мы не могли отказываться от них. Прежде всего, дивизии крайне нуждались в пополнении, так как в боях на Севе, Десне и сожских плацдармах понесли потери и теперь имели едва половину штатной численности. Готовясь к броску через Днепр, армия наконец получила 2 тысячи солдат за счет местной мобилизации. Прибыли и новые штрафные роты. Вопрос был в том, сумеем ли мы поднять их и поставить на ноги. Установка Ганиева говорила «нет». Несомненно, он по горячности ошибался.

— Штрафники могут стать неплохими солдатами, если к ним подойти по-человечески, — говорил Ганиеву Николай Антонович.

Звонок Кузовкову:

— Как вы намерены использовать штрафную роту, Иван Александрович?

— Товарищ командующий, рота маршевая, в ней пятьсот человек. Если ничего не предпринять, это будет неуправляемое подразделение и понесет большие потери. Полагаю целесообразным направить весь рядовой состав стрелковых рот второго батальона сто двадцатого полка на пополнение других подразделений полка, а в этот батальон целиком передать штрафников. Без изменений оставлю только пулеметную и минометную роты. Это будет полнокровный [337] батальон, с надежным командным составом — от комбата до сержантов. В нем останутся и все коммунисты из солдат.

— Не опасаетесь? Не подведут штрафники?

— Людям надо же верить, — сказал комдив. — Я разговаривал с ними. Убедился, что понимают свою вину перед Родиной. Будут драться. Я им на митинге обещал, что буду ходатайствовать за них перед Военным советом армии, как только выполнят задачу в роли передового батальона. И коммунисты с ними работают.

В голосе Кузовкова звучала убежденность. Он был скор на самостоятельные решения и не стеснялся отстаивать их. Это, кстати сказать, было одной из причин размолвки с комкором Ивановым, который в самостоятельности мышления комдива 69-й видел лишь строптивость характера.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но предупреждаю — основательно поработайте с каждым человеком... Загляну и проверю...

Заглянуть в 69-ю удалось лишь накануне форсирования. По данным штаба корпуса, НП дивизии значился в радульской церкви. Но комдив, встретивший меня на окраине Радуля, повел по подготовленным траншеям в сарай на берегу левее церкви.

— Меня хотели в церковь посадить, — докладывал Кузовков. — Не пошел. Это же мишень для прямой наводки. Немцы уже сейчас пристреливают по ней свои орудия, а что будет во время боя? Если жив останешься, то управление все равно потеряешь.

Внутри сарая отрыто несколько щелей. Ход сообщения вел под стену в глубокий блиндаж. Сверху — надежное бревенчатое перекрытие. Смотровая щель выходит прямо на Днепр. В стереотрубу хорошо видна река на всем участке дивизии. Прямо против Радуля — небольшой остров. Там уже с прошлой ночи сидел взвод от 1-го батальона бахметьевского полка. Захват этого островка посредине реки был выгоден тактически. Отсюда можно было огнем прикрывать переправу подразделений первого эшелона. Островок служил как бы трамплином для стремительного броска через Днепр. Левее располагался другой остров, покрупнее.

— С началом артподготовки взвод от третьего батальона полка Бахметьева захватит и этот остров и тоже будет [338] прикрывать с него нагл десант огнем. Одновременно тут будет организована ложная переправа.

Затем комдив представил всех командиров полков; Бахметьева (120-й), Горбунова (237-й), Ситника, который принял 303-й полк у тяжело раненного на Десне Прилепского, а также командира 118-го артиллерийского полка Болдасова. Товарищи доложили о готовности своих частей.

У полуразрушенных домиков Радуля замаскированы лодки. Все предусмотрено: прибиты скамейки, чтобы удобнее вести огонь на плаву. На дне — четыре пары весел: двумя работают, двое запасных. Здесь же охапка густо смоченной мазутом пакли — можно быстро и надежно заделать пробоину. Н» носу прибиты рогульки. Бахметьев поясняет:

— Пулеметчиков в лодки посадим, С руки им огонь вести тяжело и неэффективно. А рогульки — хороший упор. Мы на всех лодках решили поставить по пулемету. Подобрали пулеметчиков.

Каждая группа первого эшелона ремонтировала и готовила для себя лодку из числа собранных у местного населения.

Знакомя с личным составом групп, Бахметьев сказал:

— Вот это новобранцы. Здорово нам помогли подготовиться к переправе, они речное дело» знают!..

— Постой, постой! Какие еще новобранцы? Товарищ Кузовков, вы пожучили роту штрафников. А эти откуда?

— Это — другие — несколько смутясъ, ответил комдив.

Выяснилось, что командир дивизии самовольно призвал на службу более 30 радульских рыбаков. Людей в дивизии оставили, но Кузовков был строго предупрежден за незаконное действие.

Подготовкой к форсированию каждый день интересовался командующий фронтом. Он принимал все меры, чтобы помочь армии выполнить сложную задачу. Рокоссовский подбросил артиллерию оставшемуся на сожском плацдарме корпусу генерала Самарского. Активность корпуса возросла, что заставило противника подтянуть в междуречье Сож — Днепр еще одну дивизию и отвлекло его внимание от района Лоев — местечко Радульь

Вечером 13 октября в армию приехал Василий Иванович Казаков. Вместе с Бескиным он зашел ко мне. [339]

— У меня вызывает сомнение план артподготовки, — начал разговор командующий артиллерией фронта. — Слишком велик расход снарядов.

Использование артиллерии при форсировании водных преград определяется временем и способом действий войск. При форсировании с ходу или ночью артиллерия открывает огонь в момент обнаружения противником переправы десанта. В тех случаях, когда форсирование начинается после планомерной подготовки, а это чаще всего бывает на рассвете или днем, передовые отряды преодолевают реку одновременно с огневым налетом артиллерии по переднему краю вражеской обороны и по его артиллерийским батареям. Прекращение огня и перенос его в глубь оборони производится в момент подхода передового отряда к берегу, занятому противником.

Наш план несколько отличался от этого. Он состоял как бы из двух артподготовок по переднему краю. Вначале наносился пятидесятиминутный удар всеми средствами по первым двум траншеям противника. В этот момент лодки передового десанта должны быть уже на плаву. Затем артиллерия, действующая с закрытой позиции, переносит огонь на вражеские батареи. Десант поддерживается орудиями прямой наводки, которые уничтожают ожившие в первой и второй траншеях огневые точки. За десять минут до подхода лодок к вражескому берегу снова вся артиллерия обрушивается на первые позиции врага. Эта идея принадлежала Ивану Семеновичу Глебову. Когда обсуждался план артподготовки, Бескин не возражал против предложений штаба, и меня удивляло, что оп не смог сам представить Казакову веские аргументы.

— Вы-то что думаете, товарищ Бескин?

— Вроде все верно, но товарищ Казаков сомневается.

— Где план?

— У Глебова.

— Зовите же его сюда!

Минут через пять начальник штаба разложил на столе план артподготовки и схему немецкой обороны.

— Есть у вас сомнения в необходимости двойного удара но переднему краю?

— Никаких, товарищ командующий!

— Хватит с вас одного налета, — сказал Казаков. — Попусту будете бросать снаряды. [340]

— Мы уже ученые, — ответил Глебов. — Помните Новгород-Северский? Восемнадцатый корпус там получил по зубам, потому что не додумались до двойной артподготовки. Хорошо, что Самарский выручил... И здесь у противника аналогичные условия обороны.

— Давайте разберемся! — Казаков придвинул к себе схему немецкой обороны.

Вторая линия траншей проходила по высотам на удалении 200 — 300 метров от уреза воды и почти не просматривалась с нашего низкого берега.

— Да!.. Тут их надо долбить да долбить... — Василий Иванович был прижимист насчет боеприпасов, но к реальным нуждам войск относился с большим вниманием, не говоря уже о том, что красивая идея всегда находила в нем сторонника.

— Вы же видите, не сможем мы уничтожить все огневые точки одним коротким налетом. Десанты могут быть остановлены у самого берега, когда противник придет в себя.

Казаков долго изучал наши документы, набрасывая на бумаге колонки цифр.

— На второй налет вы расходуете почти две тысячи снарядов. Столько дать не могу. Двойная артподготовка по переднему краю — это хорошо придумано. Без нее десантным отрядам будет трудно. Но второй налет сокращайте до тысячи снарядов. Захват плацдарма за Днепром — не самоцель. С чем будете развивать успех?

Довод веский. Мы приняли поправку В. И. Казакова. С учетом армейской артиллерийской группы на направлении главного удара, в полосе 18-го корпуса, было сосредоточено 127 орудий на километр фронта. Корпус Черокманова имел вдвое меньшую плотность артиллерии. Неплохо, если бы хватало снарядов. Но лишь 76-миллиметровые дивизионные и полковые пушки да армейская группа имели запас выстрелов на огневых позициях по одному боекомплекту. Остальные артиллерийские и минометные системы не были обеспечены полным боекомплектом. Приходилось экономить. Выручал много раз испытанный метод прямой наводки. В 18-м корпусе на прямую наводку было поставлено две трети полковой и дивизионной артиллерии. Кроме того, основательно поработали с летчиками. Удары авиации планировались в масштабе фронта силами 16-й воздушной армии. С ее [341] командующим С. И. Руденко у нас еще со времени Сталинграда установилось полное взаимопонимание. В полосе форсирования наметили 12 полковых вылетов штурмовиков и бомбардировщиков — удары по опорным пунктам Лоев, Крупеньки, Сенская, Колпень, а также по немецким артиллерийским батареям.

За два дня до наступления из штаба воздушной армии в каждую дивизию прибыли офицеры со средствами связи и наведения. С наблюдательных пунктов комдивов они непосредственно на местности изучили ориентиры, уточнили сигналы взаимодействия с пехотными командирами.

Последняя ночь перед форсированием. Вдвоем с Бузиновым идем на берег — последним взглядом охватить все, что готовилось для броска. Тумана еще не было. Он поднимется к утру. Это наш верный союзник. А пока воздух над рекой был чист, и тот берег казался очень далеким. Немцы, в общем, вели себя спокойно, но на звуки откликались чутко. Под чьей-то ногой хрустнул сучок, звук прокатился по тихой воде. Тотчас вспыхнули десятки осветительных ракет. Ударила пулеметная очередь. Невдалеке разорвалась мина. Геннадий, лежавший рядом, инстинктивно прижался ко мне, стараясь прикрыть спиной. Я с благодарностью тронул его за плечо. Все быстро стихло. Плеснулась крупная рыба. Снова ответил немецкий пулемет, поднялась ракета, и опять тишина. Противник, видимо, ждал и в то же время устал ожидать, действовала, так сказать, инерция бдительности.

За бугорком в зарослях камыша — дыхание человека.

— Кто здесь? — окликнул ординарец.

— Свои! — послышался знакомый голос командира 170-го саперного батальона А. Н. Нилова. Капитан подполз и прилег рядом. — А, это вы, товарищ командующий?

Капитан тоже был того мнения, что настороженность противника понизилась.

— Мы их приучили к всплескам. Слышали сейчас рыбу? Это я «блинок» пустил. В первую ночь они на такой «блин» батареями минут по пять отвечали. Теперь стали спокойнее. Под утро совсем не реагируют на шум... Хоть они и фрицы, а и среди них рыбаки есть, понимают, что перед зорькой рыба играет.

— Видать, сам рыбак? [342]

— Волжанин, из деревни Бессоновки, под Куйбышевом. Приезжайте после войны, такой стерляжьей ухой угощу!..

(Но после войны инженер Нилов работал не только на Волге, но и на Ангаре, строил величайшую в мире Братскую гидростанцию. И потому в 1964 году, встретив меня в Москва, приглашал уже не на волжскую стерляжью уху, а на тайменьскую уху из рыбы большого Братского моря.)

Алексей Никифорович Нилов вырос до офицера из рядовых. За подвиги на Десне и Соже награжден орденом Суворова III степени.

— Это ваш батальон у Погребков на Десне мост построил?

— Не только наш, там был и батальон майора Попова. Тоже волжанин, но из Камышина.

Геройски сработали. За ночь построила мост через Десну. На правом ее берегу немцы сильно укрепились. Инженерная находчивость и здесь помогла. Саперы перехитрили врага. Они организовали ложный пункт переправы, где имитировали строительство моста. Фактически же в этом месте лишь готовили детали будущего сооружения и в темноте сплавляли их вниз по течению туда, где под крутым обрывистым берегом непосредственно на переднем крае противника собирался настоящий мост. Гитлеровцы все свое внимание и весь огонь сосредоточили на ложном пункте переправы, откуда доносился стук топоров. А утром наши танки вышли из стогов сена, с ходу прошли по построенному мосту и устремились на врага. Гитлеровцы никак не ожидали их появления в этом районе. Пока артиллерия противника перестраивала систему огня, наши танки давили его передние траншеи и огневые точки.

Волжане что сибиряки — воевать умеют. Про саперов Попова тогда была маленькая статейка, но правильная. Эренбург написал. Умеет он душу солдата растревожить.

Из камыша к комбату приблизился боец» доложил, что на третьем причале десантной переправы лодки поднесены и запрятаны в укрытия. Приглядевшись в темноте, весело произнес:

— Здравия желаю, товарищ генерал! Это был тот старый сапер Пичугин, который провел меня по льду Дона под Вертячим.

— Здравствуй, сержант! Тоже в десанте? [343]

— Нет, я при лодках. В десант не берут, говорят, ста р.

— Это правильно. Такую реку впервые берем. Будет много трудностей.

— Трудности что... Трудности забудутся, победа останется, — ответил старый солдат.

С ним прошли по причалам. Для десантников отрыты щели, лодки укрыты в котлованах и сверху присыпаны песком — отличная маскировка! В эту ночь масса людей уже работала у воды, ничем не выдавая своего присутствия. За полкилометра от реки — шлагбаумы. Офицеры комендантской службы пропускали подразделения по графику и мелкими группами. Они следили, чтобы каждая лодка выносилась по маршруту, который обозначен ее номером.

Неспокойно было лишь на участке дивизии Орлова. Накануне неосторожно провели тренировку десанта. И теперь переправы оказались под огнем. Комдив вынужден был остановить десантников метрах в ста от уреза воды, чтобы не нести потерь.

— С первым залпом PC и артиллерии десант Орлова быстро выйдет к реке и начнет переправу. Потеряет пять — десять минут, но задачу выполнит, — докладывал командир корпуса. — Думаю, что о переправе немцы не догадываются.

Иванов словно успокаивал сам себя. По интонации чувствовалось, что он беспокоится за судьбу десанта 149-й дивизии.

Над Днепром занимался рассвет. Наступило 15 октября. На нашей высотке все с нетерпением посматривали то на часы, то на плывущую над рекой дымку тумана. Тишина обманчива на войне. В 6.30 ее разорвал залп реактивных минометов. Он слился с мощным голосом всей нашей артиллерии. Пронеслись над рекой самолеты 299-й штурмовой дивизии. Форсирование Днепра началось.

На главном направлении, в полосе 18-го корпуса, с первых минут обозначился успех 69-й дивизии. Десантные группы 2-го батальона 120-го полка организованно отчалили от берега. Вместе с солдатами в первом рейсе пошли сам комбат капитан И. 3. Кулешов, замполит полка А. В. Сидоров и заместитель начальника политотдела дивизии Б. Т. Пищикевич. Неутомимый Карликов работал на берегу с идущими в десант людьми. [344]

На самой реке пока еще было спокойно. Дул слабый ветер, и дымовая завеса, поставленная с острова, удачно прикрыла лодки. Противник начал обстрел, когда они были уже вблизи западного берега. С лодок ответили автоматным и пулеметным огнем. Капитан Кулешов по радио запросил артиллерийскую поддержку. На нашем наблюдательном пункте рации были настроены на волны дивизионных и корпусных радиостанций.

— Даю огонь!.. Поддерживаю... Не медлите с высадкой! — слышались в эфире голоса Иванова и Кузовкова.

В ту же минуту часть корпусной артгруппы и дивизионная артиллерия накрыли вражескую траншею на участке форсирования 69-й. Веский приказал дивизиону реактивных установок дать залп. Это была вторая артподготовка по переднему краю немецкой обороны. Десятиминутный артналет ослабил сопротивление врага. Все лодки батальона Кулешова почти одновременно подошли к берегу. Первыми вступили на правый берег разведчики сержанта П. М. Пахомова из разведроты дивизии (Петр Михайлович Пахомов был удостоен за этот подвиг звания Героя Советского Союза). Десант высадился, с ходу атаковал немецкое боевое охранение, выбил из траншеи и начал продвигаться к прибрежным высотам. А реку уже пересекали лодки второй очереди. Командир дивизии спешил, пока еще не совсем рассвело, нарастить силы, борющиеся за плацдарм. С высоты Шитцов противник вот-вот начнет прицельную стрельбу по реке, и тогда переправляться будет сложно. Десант 303-го полка попал под сосредоточенный огонь. Кузовков приказал переправлять передовой батальон этого полка на участке Бахметьева.

Бой за рекой разгорался. Отчаянно жестокий, как это бывает при десантах. Пройдет некоторое время, и на плацдарме войдут в силу законы организации и управления. Появятся опергруппы, а затем и штабы соединений. Перебросится артиллерия... Но в первые часы после высадки все решают доблесть и мастерство тех немногих людей, которые зацепились за берег.

— Кузовков, кто у тебя уже на той стороне?

— Два батальона сто двадцатого и до роты триста третьего. Держатся с трудом. Шитцы давят огнем. — Как Кулешов?

— Он молодец. Уже углубился на полкилометра от реки. [345]

— Радиосвязь есть?

— На реке была, сейчас прекратилась. Что-то у них там случилось. Тянем через реку провод.

— В Кулешова верю. Он удержится. А ты думай о Шитцах. Пока они у немцев, добра не будет. Решение доложишь.

На деревню Шитцы по плану был нацелен 303-й полк. Его десант пока ничего не мог сделать. Григорий Филиппович Малоног — один из героев форсирования Днепра — писал мне: «Гитлеровцы были ошеломлены ударом нашей артиллерии и авиации, но к моменту высадки первого рейса успели опомниться и оказали упорное сопротивление, особенно из Шитцов, расположенных на господствующей высоте непосредственно у Днепра. Я понимал, Шитцы им нельзя оставлять, на них у противника была вся надежда. Насколько тяжелые здесь были бои, я видел сам: все поле покрыто убитыми, траншеи и ходы сообщения забиты трупами и тяжелоранеными фашистами. Большие потери понес и передовой батальон 303-го полка. Но он тогда сделал все, что мог. Мало осталось в живых, но небольшой плацдарм южнее Шитцов удержали».

О себе Малоног ничего не написал, хотя именно с 303-м полком связана его боевая слава. Скромный штабной офицер, он вдруг показал за Днепром командирскую хватку. Читатель узнает об этом позже. А сейчас еще одно свидетельство участника первого рейса" командира батареи Виктора Васильевича Бутылкина. Он действовал в десанте Кулешова как представитель 2-го дивизиона 118-го артполка. Вот, кстати, пример организации взаимодействия в подразделениях 69-й дивизии: второй дивизион, начиная от Севска, как правило, поддерживал 120-й полк. Вместе прошли в боях сотни километров. Вместе форсировали Сев и Десну, бились на сожских плацдармах, и на Днепр они пришли спаянные опытом, личной дружбой и верой друг в друга. В. В. Бутылкин вспоминает:

«...Весь участок реки задымлен. В лодке напряженное молчание. Только тяжелое дыхание гребцов. На носу пулеметчик изготовился вести огонь. Рядом со мной ефрейтор Колодий со своей рацией. Перевалили середину реки, ударил немецкий пулемет. Разорвался снаряд. «Надбавь!» — крикнул гребцам старший. Снова разрывы. Тонет соседняя лодка. Из лодки наши ведут огонь. «Рация, [346] товарищ командир!» Ее разбил осколок снаряда. Колодип в крови, но он не чувствует ран, главная беда — как быть без радиостанции. На берегу взметнулись разрывы наших снарядов. Полегчало. Люди прыгают в воду и бегут вперед. Гранаты ударили залпом. Впереди — мощная фигура Кулешова. Пригнувшись, на бегу строчит из автомата. Вышибли немцев из первой траншеи. Ворвались во вторую. Фашисты отходили. Наши товарищи так увлеклись преследованием, что комбату пришлось их остановить и возвратить несколько назад. «Откусили столько, что но проглотишь... Окапывайся! » — приказал Кулешов. Солдаты отрывали ровики, поправляли траншеи. Знали — наличными силами нужно держаться весь день до темноты. Кто-то притащил пленного. Сунули в лодку и отправило на тот берег. И вот начались контратаки. Для корректировки огня у меня остались лишь сигнальные ракеты. Приходилось вызывать огонь артиллерии, рискуя и самим попасть под него, так как противник почти вплотную подходил к нам. Все, кто мог держать оружие, вместо отбивались от немцев, отразив за день больше двадцати контратак».

Напряжение боя за плацдарм хорошо отражено в воспоминаниях работника политотдела 69-й дивизии Б. Т. Пищикевича (я уже упоминал, что он и замполит 120-го полка А. В. Сидоров пошли на тот берег вместе с солдатами штурмовых отрядов 2-го батальона). Этот мужественный и понимающий природу десантного боя офицер-политработник заслуженно стал одним из героев форсирования Днепра. Партийно-политическая работа на поле боя имеет огромное значение. В десантной операции роль партийного влияния на борющиеся за плацдарм отряды возрастает многократно. Десантники, действуя по правилу «вцепиться и держать», испытывают чрезвычайные физические и психологические перегрузки, стремительная атака сменяется упорными схватками в обороне, где каждому нужно сражаться за десятерых, пока не подойдут главные силы из-за реки. Тут особенно важен личный пример коммуниста, политработника, его живое слово, его умение поддержать чувство локтя... Замполит полка подполковник Сидоров, воодушевляя людей, шел впереди атакующих. Прикрывая друг друга огнем, вскарабкались по двадцатиметровому откосу, забросали немцев гранатами и ворвались во вторую траншею. Отразили первую [347] контратаку, взвод лейтенанта П. Тимофеева поднялся и бросился преследовать врага. В этот момент Сидоров был ранен. Он успел выпустить на автомата длинную очередь по фашистам, успел еще крикнуть: «Ребята, вперед, быстрее!» — и упал, потеряв сознание.

«Плацдарм, захваченный штурмовыми отрядами, — вспоминает тов. Пишикевич, — представлял собой крохотный пятачок шириной 800 и глубиной 500 метров. Его надо было удержать. А гитлеровцы после первой растерянности от нашего внезапного удара открыли ураганный огонь и отрезали нас от левого берега... Вскоре прервалась связь по радио с командиром дивизии, которую периодически поддерживал капитан И. М. Пятковский; приостановилось движение наших лодок через реку. Вот тогда-то гитлеровцы и предприняли отчаянную попытку сбросить нас в воду; Контратаки следовали одна за другой. Тяжелораненым товарищам тут же оказывали медицинскую помощь лейтенант медслужбы Н. П. Овсянников и санинструктор Ксения Рубцова. Таяли ряды защитников плацдарма, но высоким был их дух. «Умрем, но не отступим», — говорили бойцы. Мы говорили, что главное — продержаться до темноты: нас не забыли, на нас вся дивизия надеется, и как настанет ночь — придет подкрепление, подвезут боеприпасы... Напряжение достигало предела. Опять контратака. Но наши бьются, не отходя ни на шаг. Лишь западнее нашего штаба-землянки врагу удалось потеснить нас. Телефонная связь с ротами прервана, рации выбыли из строя. Санинструктор Рубцова вбежала в землянку: «Товарищи, нас окружают фашисты?» Все мы до единого — связисты, посыльные, даже изнемогавший от потери крови подполковник Сидоров — с автоматами, винтовками и гранатами рассыпались по траншее и открыли огонь по гитлеровцам. Они залегли, а потом отступили. По всему полукольцу плацдарма контратака фашистов была отбита».

Передовые батальоны 69-й вели бой на западном берегу Днепра, а десант дивизии Орлова все еще не мог спустить лодки на воду.

— Весь участок сто сорок девятой дивизии противник накрывает сильным огнем, — доложил Горбин, работавший у стереотрубы.

Да, передовые батальоны залегли на берегу, несли бессмысленные [348] потери. Тут теперь не пройдешь. Вызываю комкора к рации:

— Сейчас же отвести Орлова во второй эшелон. В ночь пустишь его по переправам левого соседа. Поддерживай Кузовкова всеми средствами.

27-й корпус тоже вел бой на правом берегу. Черокманов с блеском осуществил бросок через Днепр. Картина местности: на участке в 10 километров слева главную опасность таил остров Ховренков, справа над рекой возвышался мощный опорный пункт Лоев. На левом фланге комкор приказал поставить дым. Прямо против Лоева один из забайкальских полков начал демонстрацию. Внимание немцев было рассредоточено. Батареи из Лоева били по забайкальцам. С острова пулеметы строчили по дымовой завесе. Тем временем десантные расчеты 193-й и 106-й дивизий были уже на плаву. Доклад комкора: «Пошли!.. Прошу через пять минут второй налет по переднему краю». Вся сила армейской артиллерийской группы обрушилась на Лоев и Ховренков.

Начиналось самое главное.

Река в полосе 193-й дивизии отчетливо просматривалась с НП командира корпуса. Действительно появились на воде плотики с людьми.

Но плотики есть плотики. На них быстро не поплывешь. Многие из них подхватило течением и понесло вниз по реке. Противник обрушил на них огонь минометов, пулеметов, автоматов. Пустить бы сюда более подвижные табельные средства... Нельзя: приказом свыше запрещено рисковать ими.

Комкор не отрываясь звонил по телефону в дивизии, к саперам, требуя усиления десанта. А мы все, взволнованные и подавленные, смотрели на реку, на плотики, скрывавшиеся за сплошным частоколом всплесков от мин. И вдруг видим — из трех пунктов переправы вырвались лодки, загруженные людьми.

Начальник инженерных войск фронта А. И. Прошляков уставился на комкора: кто разрешил нарушать запрет? Командир корпуса лишь плечами передернул. Наблюдаем за движением лодок. По сравнению с плотиками они движутся стремительно. Вот уже достигли середины реки.

Напуганный враг переносит на них весь огонь.

Из лодок первого пункта переправы одна разбита прямым [349] попаданием мины, другая расстреляна пулеметами с острова. Не достигли берега и лодки с третьего пункта переправы.

Со второго пункта переправы, несмотря на сосредоточенный огонь, одна из лодок все же дошла до цели. Но она была пуста! Пораженные, мы смотрим и смотрим в бинокли. И видим: вытолкнув лодку на отмель, вылез из воды голый человек. В руках у него трепетал алый флаг. Воткнув древко в песок, человек исчез.

Красный флаг развевался на западном берегу! Гитлеровцы обрушили на него весь огонь. Этот кусок кумача наводил на них панический страх. А в это время саперы лейтенанта Швеца одну за другой выводили лодки на стрежень реки. В каждой — взвод солдат. Они быстро достигали противоположного берега.

После выяснилось, что флаг водрузил сапер сержант Власов. Видя, что в лодке не уцелеть, он разделся, взял веревку и, то и дело ныряя, потащил за собой лодку. Так ему удалось преодолеть Днепр. Вспомнив, что на дне лодки лежит флаг, он поднял его на вражеской земле. А когда гитлеровцы перенесли огонь на знамя, сержант пополз в немецкую траншею. Три пулеметчика вели огонь, не замечая советского солдата. А тот, подобрав их же автомат, одной очередью прикончил весь расчет и повернул пулемет против второй вражеской траншеи. Это ошарашило гитлеровцев. Пусть недолгим было замешательство врага, но оно помогло десяткам наших лодок почти без потерь преодолеть реку. Доставленная ими пехота с ходу атаковала вражеские траншеи.

Блестяще осуществил десант батальон майора В. Ф. Нестерова, шедший севернее острова Ховренков. За подвиги при форсировании Днепра и удержании плацдарма 22 воина этого батальона удостоены звания Героя Советского Союза. В настоящее время В. Ф. Нестеров является преподавателем Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Мы вытирали вспотевшие лица и молча пожимали руку комкору. Ф. М. Черокманов улыбнулся.

— Хорошо, что успел раньше поседеть, а то не миновать бы сегодня...

Второй рейс-расчет дивизии Фроленкова был высажен на остров Ховренков с тыла. Захвачено до роты пленных, а главное — ликвидированы огневые точки, и переправа [350] оказалась вне воздействия ружейно-пулеметного огня. Тотчас саперные части потянули на паромах пушки. Первый рейс парома занял полчаса. Комкор обрушился на Нилова:

— Какого дьявола! С таким темпом всю технику перетопите.

— На выгребных идут. Сносит...

— Придумывай что-либо другое. Однако в докладе Черокманов с большой теплотой говорил о 170-м саперном батальоне:

— Из над каждому надо дать Героя. За два часа в полном состав® стрелковый батальон переправили.

— Кто особо отличился?

— Взвод лейтенанта Швеца.

— Пришли его ко мне на НП в тринадцать ноль-ноль.

— Пришлю, товарищ командующий, если жив будет. Сейчас канат через реку перетягивают. Огня там хватает...

Бросок через Днепр удался. К 10.00 мы могли доложить во фронт, что на западном берегу закрепились четыре батальона. О первых успехах не докладывали, ожидая, когда прочно встанем на прибрежных высотах. Но К. К. Рокоссовский узнал стороной и ранним утром разыграл по телефону своего начальника штаба, зная его слабую струнтку.

— Михаил Сергеевич, что в шестьдесят пятой?

— Обстановку мне еще не докладывали, но, наверно, все еще топчется.

— Ну тогда поспи... А шестьдесят пятая-то уже на той стороне! — и весело рассмеялся.

...Из штаба фронта звонок И. С. Глебову:

— Где ваша армия?

— На месте, товарищ Малинин...

— Не дурите мне голову. Сколько батальонов на той стороне?

— Третий переправляем.

— Передайте мои поздравления, но докладывать нужно. Взыщу за такое безобразие!

Василий Швец прибыл на армейский НП, как было приказано, » 13.00, когда движение через реку прекратили во избежание неоправданных потерь. Это был крепкий, среднего роста молодой офицер, видно, недюжинной [351] физической силы. Командир 14-й инженерно-саперной бригады подполковник М. М. Виньков представил его:

— Наш первый кандидат на звание Героя!

— Генерал Черокманов лестно отзывается о вашем взводе, товарищ лейтенант. Доложите, как действовали.

— Взвод задачу выполнил, товарищ командующий. За два часа на тот берег доставлен стрелковый батальон сто девяносто третьей дивизии.

— Кто особо отличился?

— Старшие десантных лодок сержант Рогозин, ефрейтор Макаров, рядовые Власов и Кононенко, еще сержант Тарасенко...

— Тарасенко? Это он на озере учил солдат плавать?

— Он самый. Та тренировка сегодня еще как сказалась!.» На первых порах было хорошо, все восемь лодок вышли бесшумно, немцы не заметили. До берега осталось метров тридцать. Тут нас накрыли огнем. Пули пробивали лодки насквозь. Затыкаем пробоины, гребем. Вижу — тонет лодка Рогозина. У Тарасенко тоже. Не иначе придется нырять! Старшие командуют: «За мной, вперед!» — и в воду. Все доплыли. Три уцелевшие лодки пристали. Оставил у них по саперу, остальные вместе со стрелками атаковали первую траншею...

Скованность у лейтенанта прошла, и он докладывал свободно, отдаваясь живому впечатлению недавнего боя, С каждым словом доклада на фоне геройских действий саперного взвода все ярче обрисовывалась одна фигура — сержанта Рогозина. Он первым доплыл до берег». В траншее схватился с немцами врукопашную. Швец говорил, что видел, как к сержанту бросилось несколько немецких солдат. Он исчез в куче борющихся тел, но вот поднялся, действуя автоматом, как дубиной.

После боя за первую траншею Швец отозвал своих людей на берег. Стрелки дрались во второй траншее, но саперы должны были делать свое дело. Часть их обезвреживала мины. Другие повели лодки обратно. Отделение Рогозина погрузило раненых и второй раз пересекло Днепр, лавируя между разрывами снарядов, пулеметными трассами с острова Ховренков.

Правее, непосредственно против Каменки, десантная переправа не удалась. Почти вся передовая группа была расстреляна из автоматов и пулеметов. Все лодки оттуда перебросили на переправу Швеца. В третий раз Рогозин [352] повез солдат через реку, снова вернулся с ранеными. Прибежал капитан Нилов. Взвод саперов получил новую задачу: паром на веслах движется медленно, нужно перетянуть канат — быстрее, десантники ждут пушки. Швец оглянулся, прикидывая, кто способен на это. «Перетянем!» — ответил на взгляд командира Рогозин. Лодка пошла. Со 100 метров вернулась: канат перебило осколком. Потянули запасной. На середине Днепра снаряд разорвался очень близко. Семеро саперов убито. Рогозин ранен. Лицо — кровавая маска. Выбит глаз. Но он командует теми, кто остался в живых. Полкилометра каната при быстром течении — это тяжесть. Берег уже близко, но стрела выгиба большая. Не хватает. Саперы со своим командиром прыгнули в воду, с помощью подоспевших стрелков дотянули канат и закрепили. Рогозин приказал грузить раненых.

— На обратный путь у него уже не хватило сил, — говорил В. В. Швец. — В лодке потерял сознание. В беспамятстве был доставлен в госпиталь.

Федор Карпович Рогозин не вернулся в нашу армию, по память о нем долго жила в саперных частях, воодушевляя новых людей на подвиги. Мне радостно сообщить читателю, что герой Днепра поправился после тяжелого ранения. Золотую Звезду ему вручили в госпитале. От демобилизации он отказался, до конца войны служил старшиной роты в тыловых частях, а ныне работает заместителем директора на одном из московских заводов.

Но возвратимся в Каменку, на наш НП. Лейтенант Швец закончил доклад. Фотограф армейской газеты попросил разрешение сфотографировать героя. Обязательно! Гласность подвига — великое дело! У выхода из блиндажа Швец остановился... «Что ж это я один?» Он быстро притянул к себе парторга саперной роты красноармейца Ешназарова. «Давай вместе!» Так их и заснял корреспондент — командира прославленного взвода и руководителя партийной организации, воспитавшей таких золотых людей.

Хорошо сражалась сто девяносто третья. Заслуженно получила дивизия гордое наименование Днепровской. Действовали слаженно, напористо. Вслед за передовыми батальонами на западный берег пошел второй эшелон. Паром ускорил переправу. К полудню на той стороне развернулись еще два батальона 685-го полка. Броском [353] преодолели рубеж заградительного огня. Трудно пехоте без пушек. При форсировании водных преград огонь орудий прямой наводки часто решает успех захвата плацдарма. Кинжальный огонь из дзотов, внезапно появляющиеся танки, контратаки численно превосходящих сил противника не дают продвигаться вперед и угрожают сбросить десант в реку. Фроленков понимал это. Генерал сам был горяч, поспевал всюду, не раз его видели в пекле боя. Кровь играла у этого видавшего виды, хотя еще и не старого комдива (Фроленкову в ту пору не было и сорока лет). Но, посылая людей в бой, он прежде всего старался обеспечить атаку, чтобы и успех был и меньше крови пролилось. Так и на Днепре. В каждом рейсе приказал брать на паром орудия полковой артиллерии и истребительного противотанкового дивизиона. Пехота помогала артиллеристам. Грузили столько пушек, сколько вмещалось. Стрелки располагались где придется — сидели, свесив ноги, на самом краю парома, верхом на стволах орудий, на лафетах. А вокруг бушевали разрывы... «За Фроленкова спокоен, — докладывал командир корпуса в 12 часов дня, — у него уже полковая за Днепром».

Приятное известие! Это и есть один из элементов четкого взаимодействия родов войск в динамике боя. Хорошим организатором форсирования показал себя комдив.

— Передайте Андрею Григорьевичу и всем бойцам сто девяносто третьей спасибо от Военного совета и от меня лично, — попросил я Черокманова.

Упорно дралась 193-я на плацдарме. В 600 метрах южнее Лоева противник контратаковал. По численности силы равные: батальон на батальон, рота на роту. Чья возьмет? Славно сработали артиллеристы 685-го стрелкового полка. Под прикрытием огня пяти истребительно-противотанковых орудий они выкатили пушки прямо в цепь своей пехоты и ударили осколочными прямой наводкой. Стрелки довершили дело — дружно пошли в штыковую. Дрогнул враг.

— Орлы Фроленкова во второй траншее, — доложил Черокманов и добавил: — Не плохо отвечают на благодарность Военного совета.

Под вечер комдив 193-й начал переправу 883-го стрелкового полка. Высадившиеся на западном берегу батальоны спешили вперед, примыкали к передовым [354] подразделениям, которые уже отбросили немцев за 2 километра. Ударная сила дивизии на плацдарме наращивалась с каждым часом.

Наступила ночь, наша союзница. Под прикрытием темноты 69-я дивизия возобновила переправу. И. А. Кузовков готовил захват Шитцов силами разведроты. Ночью она переправлялась через Днепр и, глубоко обойдя Шитцы с юго-запада, стремительной атакой овладела к утру этим сильным опорным пунктом. За Днепр в дивизии перешли все командиры полков, а к рассвету на западный берег перенес свой наблюдательный пункт комдив. Иван Александрович Кузовков стремился быть ближе к войскам. Эта командирская черта играла в десантной операции важную роль. Войска чувствовали, что комдив разделяет с ними все трудности, что в критический момент можно рассчитывать на его активную помощь.

На участке 69-й форсировала Днепр и дивизия Орлова. Она сразу начала расширять плацдарм, двигаясь к десанту Фроленкова и сбивая немцев с кромки берега.

В корпусе Черокманова каждая дивизия, кроме фроленковской, сумела переправить к утру по одному полку со средствами усиления. В 193-й за ночь все части с артиллерией были за Днепром.

В середине ночи начали действовать все паромы. У острова Ховренков два батальона саперной бригады строили мост. Там распоряжался наш инженер. Приехал начальник инженерного управления фронта генерал-майор Алексей Иванович Прошляков и тоже ушел на мост к Швыдкому. А. И. Прошлякова в армии любили. Все эти шесть дней подготовки к броску через Днепр он был с нами, помогая советом, людскими и материальными резервами своего управления. И теперь, в самый горячий момент, он был готов прийти на помощь.

Противник уже не доставал до реки ружейно-пулеметным огнем. Но артиллерия била по нашему берегу беспрерывно. С рассветом появились немецкие самолеты. Бомбовые ударяя по переправам и плацдарму. Вновь контратаки. Одновременно с нескольких направлений. Создалась угроза открытому левому флангу 69-й дивявии. Численно превосходящими силами враг пытался отрезать частя дивизии от берега реки. [355] К.И. Иванов предвидел назревавшую опасность. Корпусная артиллерийская группа получила задачу остановить контратаки заградительным огнем. Вражеские части, усиленные танками, прорвались через заградительный огонь. Но Кузовков уже имел на плацдарме всю дивизионную артиллерию. Комдив приказал артиллерийскому дивизиону майора М. Я. Сорокина выдвинуться на прямую наводку на левый фланг соединения. Бахметьев докладывал комдиву:

— Отбились, товарищ генерал!.. Думал: все тут ляжем, но отбились. Благодаря Сорокину!.. Исключительная точность стрельбы по противнику, подошедшему вплотную к нашим боевым порядкам! Прямо перед нами восемь немецких танков горят...

Очень опасную контратаку отбил 303-й полк. Его командир майор Ситник в самый трудный момент был тяжело ранен. Полк возглавил молодой офицер начальник оперативного отделения дивизии Г. Ф. Малоног.

Кузовков не преминул сразу же доложить мне об этом по радио. Он подчеркнул:

— Малоног организовал бой с большой смелостью, решительностью и умением!

— Поздравляю от души, Иван Александрович. Рад, что подполковник оправдал твои надежды.

Дело в том, что по поводу этого офицера у нас с комдивом долго шла «тяжба». Впервые я встретил Малонога в должности начальника штаба 237-го полка и усомнился, может ли он возглавлять штаб. Уж очень застенчив. Совсем не командирский характер. Таково было первое впечатление, и вдруг через некоторое время комдив предложил назначить его начальником оперативного отделения дивизии. Я долго противился. Но Кузовков настоял на своем. Назначили и не ошиблись. Поэтому-то прямо с плацдарма комдив поторопился доложить о подвиге подполковника. За мужество и мастерство на днепровском плацдарме Г. Ф. Малоног был удостоен звания Героя Советского Союза. После войны он окончил академию, командовал дивизией.

16 октября бои продолжались с неослабевающей силой. Противник двинул против ваших плацдармов новые соединения: из-под Гомеля — 216-ю пехотную дивизию, а из междуречья — 102-го. Но это уже не могло изменить ход событий. Армия прочно стояла за Днепром. В ночь на [356] 17 октября — повторяю, за сутки! — был готов большегрузный мост и по нему прошла вся артиллерия 18-го корпуса, а затем 60-я дивизия.

Занятие в предыдущую ночь Щитцов развязало руки всему корпусу. Иван Иванович Иванов сам приехал в Шитцы, нашел Кузовкова, обнял его, расцеловал.

— Ты извини меня, Иван Александрович, за несправедливость, — сказал с партийной прямотой комкор. — Теперь я вижу, что стоит шестьдесят девятая дивизия.

— Мы оба квиты, — радостно отшутился комдив.

С тех пор они стали друзьями.

Отбив контратаки, корпус возобновил наступление.

На левом фланге развернулись два полка 60-й дивизии. К вечеру 17 октября они обошли опорный пункт Вывалки и овладели им во взаимодействии с бахметьевским полком. В Вывалках был захвачен немецкий штаб. Ворвавшиеся в него первыми разведчики 60-й дивизии обнаружили труп немецкого генерала. Ноги оторваны. Очевидно, погиб при артналете. Гитлеровские офицеры бросили тело своего начальника.

К 17 октября за Днепром был почти весь корпус Черокманова. Получив значительную часть паромных переправ, комкор сумел за ночь перебросить на плацдарм обе дивизии и частично бригаду Санковского и двинулся вверх по берегу реки, круто поворачивавшей от Лоева на северо-запад. К исходу 17 октября правофланговые части корпуса освободили Лоев.

Продвижение наших соединений в северо-западном направлении создавало непосредственную угрозу городу Речица, связывавшему гомельскую группировку противника с ее оперативным тылом. Под ударом оказались фланг и тыл немецких войск, действовавших в междуречье Сож — Днепр. Немецкое командование в ночь на 18 октября начало отводить свои силы из междуречья, уплотняя фронт перед наступавшими по правобережью частями 65-й армии. И тут сыграл свою роль 19-й корпус. Дмитрий Иванович Самарский все время ждал этого счастливого момента. С первого дня боев за днепровский плацдарм его корпус и приданная ему 246-я дивизия активными действиями сковывали значительные силы немцев. Теперь решительным ударом они сбили прикрытие, оставленное в междуречье, и перешли в преследование отступающих вражеских дивизий. Вечером 20 октября [357] войска 1,9-го корпуса форсировали Днепр севернее Лоева и прикрыли фланг корпуса Черокманова.

Оборона немцев на днепровском рубеже рушилась. В итоге пятидневных боев наши войска расширили плацдарм до 18 километров по фронту и 13 километров в глубину. Вся армия за пять дней перешагнула мощную водную преграду. Перед ней находилась вторая полоса заблаговременно подготовленной немецкой обороны — так называемые «надвинские позиции». Попытка прорвать этот рубеж с ходу не удалась. Сокращение линии фронта позволило врагу уплотнить боевые порядки и создать сильную огневую систему. Ночью 20 октября пришла шифровка командующего фронтом: временно до получения. резервов прекратить наступление, стойко удерживать плацдарм, ввести все дивизии в первый эшелон, штабы и тылы подтянуть ближе к войскам, очистить на плацдарме районы сосредоточения для четырех-пяти новых корпусов.

Утром командующий приехал на КП 65-й с группой генералов и офицеров управлений фронта. Армии ставилась новая задача.

На столе — большая оперативная карта. Красные стрелы показывают направление ударов. После прорыва надвинских позиций — наступать вдоль западного берега Днепра, овладеть Речицей; вторым ударом на юго-запад во взаимодействии с армией генерала Белова занять города Василевичи и Калинковичи.

— Выполнив этот замысел, — говорил К. К. Рокоссовский, — ваши войска выйдут в Полесье, лишат гомельскую группировку противника основных коммуникаций и поставят ее под угрозу окружения. Трех корпусов для ре шения такой задачи вам не хватит. Поэтому я передаю вам основные фронтовые резервы. Получите кавалерийские корпуса Крюкова и Константинова, девятый танковый корпус Бахарева, первый Донской танковый Панова и артиллерийский корпус прорыва Игнатова. Все эти силы предназначены для развития успеха после прорыва надвинских позиций и выхода на оперативный простор. Корпуса до начала наступления должны быть сосредоточены на плацдарме во втором эшелоне армии. На перегруппировку, по нашим подсчетам, потребуется около двадцати дней. [358]

Задача ясна. Началась подготовка к новому удару по врагу. Вспоминаю эти горячие дни с чувством признательности к боевым товарищам. Армия вдруг разбухла до восьми корпусов. Случай редкий в военной практике. Только сплоченный и владеющий опытом коллектив офицеров и генералов мог справиться с руководством такой массой войск и не подкачать в деле организации, планирования и обеспечения. Таким коллективом и являлось управление 65-й армии.

Все резервы фронта — в действие, да еще в одну армию! Оригинальное решение. Рискнуть на такой шаг можно, когда способен предвидеть ход и исход событий и все рассчитать. К, К. Рокоссовский не придерживал резервы для страховки, если в том не было явной надобности. Искусство смелого маневра силами и средствами — несомненный признак полководческого таланта.

На плацдарм, за Днепр, непрерывным потоком каждую ночь шли войска. Первым сосредоточивался Донской гвардейский танковый корпус М. Ф. Панова. С генералом Пановым мы сошлись ближе и быстрее, чем с другими комкорами. Это был подвижной, очень энергичный человек. Он, между прочим, никогда не подчеркивал, что командует корпусом Резерва Верховного Главнокомандования. На его военный и партийный опыт можно было положиться — Михаил Федорович вступил в партию в 1919 году, всю сознательную жизнь отдал армии, в тридцатых годах получил академическое образование. Руководил Панов своими частями спокойно, был внимателен и к главному, и к мелочам.

Вместе мы проверяли маскировку танков, уточняли порядок взаимодействия, знакомили командиров бригад с командирами стрелковых соединений, на участках которых танкам предстояло войти в прорыв. Больше всего нравилось, что танкисты никогда не стремились получить от пехоты готовенький «чистый» прорыв. Понимали, что такого в природе боя не существует, я всегда стремились помочь пехоте, использовали каждый ее успех для завершения наметившегося прорыва во вражеской обороне и выхода на оперативный простор. Офицеры танкового корпуса в ходе наступления выезжали в стрелковые дивизии, выясняли обстановку на поле боя, вели разведку и на себя, и на пехоту, координировали действия со стрелковыми соединениями и частями. [359]

Во всех последующих боях этот корпус почти всегда был неизменным спутником нашей армии. Мы привыкли считать его своим. Формально он должен был комплектоваться техникой и людьми »а счет резервов фронта, но мы часто отдавали ему лучших командиров и бойцов из гвардейских частей. Наша армия многим обязана гвардейцам-танкистам Донского корпуса.

Вскоре на плацдарм вышли танкисты генерала Бахарева, а за ними и другие корпуса.

Рокоссовский предвидел, что прорыв надвинских позиций приведет к крушению всей немецкой обороны в полосе Центрального фронта. Однако Белов и Романенко высказывали недовольство тем, что все фронтовые резервы идут в 65-ю армию. Рокоссовский не терпел обостренных взаимоотношений с командирами и тем более между командармами. У него был свой стиль налаживания товарищества и дружбы среди военачальников. За несколько дней до наступления он привез к нам обоих командармов.

Командный пункт 65-й перебазировался за Днепр, в Лоев. Дивизии первого эшелона вели непрерывные бои в обороне. Противник наносил контрудары, вводил в дело крупные резервы, видимо рассчитывая разгромить нашу армию на надвинских позициях, которые он называл «вторым днепровским валом».

Рокоссовский, Романенко и Белов приехали на плацдарм под вечер. Лоев дымился после налета пикирующих бомбардировщиков. С севера слышался грохот артиллерийского боя.

— Мы к тебе поужинать, Павел Иванович. Угощай!.. За столом Рокоссовский расспрашивал о подробностях форсирования, повел непринужденную беседу о возможностях, открытых выходом войск за Днепр. Он говорил:

— Мы рассчитывали, что прорыв вражеской обороны на берегу Днепра откроет путь непрерывному наступлению. Не получилось. Противник стянул на надвинские позиции пять дивизий. Он оказался более мобильным, чем мы ожидали. Но он в свою очередь допускает еще более грубую ошибку. Гитлеровцы не приняли жесткую оборону, а непрерывно наносят контрудары. Я считаю, что это выгодно нам. Как вы, товарищи, думаете? [360]

— Бесспорно, — согласился Белов. — Надо стоять на месте, перемолоть вражеские резервы. Затем удар, прорыв — и перед шестьдесят пятой может открыться перспектива выхода на оперативные просторы.

— Да, перспективы очень заманчивы, — поддержал Романенко.

— Вот именно! — продолжал командующий фронтом. — Если шестьдесят пятая армия прорвет надвинские позиции, выйдет на коммуникации противника, то гомельская группировка немцев окажется в очень тяжелом положении. Но для этого удара армия должна иметь крупные резервы.

— Конечно, конечно, — единодушно поддержали Белов и Романенко.

— Значит, договорились. Мнение у нас единое, Предлагаю тост за успех!

В дверь заглянул Ф. Э. Липис. Выражение лица тревожное. Я понял все и обратился к командующему:

— Прошу разрешения удалиться на НП. Обстановка напряженная.

— Идите, Павел Иванович, не будем вам мешать. Я останусь, заночую здесь. А вы? — обратился Рокоссовский к Белову и Романенко.

— Поедем, товарищ командующий. У нас ведь тоже дела.

— Не смею задерживать.

Попрощавшись, гости сели в машины. Липис, все время следовавший за мной, доложил:

— Кавдивизия отошла на полтора — два километра. Остановилась. Противник тоже дальше не пошел.

— Надо немедленно восстановить положение. Усиливайте кавалеристов стрелковым полком из резерва. Свяжитесь с Бахаревым. Пусть поддержит контратаку двумя батальонами танков.

— Бахарев возражает использовать силы корпуса как танки непосредственной поддержки пехоты.

— Что, он сюда наблюдателем приехал? Пусть выполняет приказ.

Услышав громкий разговор, Рокоссовский вышел на крыльцо.

— Что случилось, Павел Иванович?

— Конники попятились. Сейчас восстановим.

— Зайдите, — приказал командующий, — давайте карту. [361]

Липис показал участок боя.

— Что намерены предпринять?

— Кавалеристы с резервным стрелковым полком контратакуют с фронта, а двумя танковыми батальонами на корпуса Бахарева ударим по флангам.

— Хорошо, действуйте.

Па Бахарева пришлось воздействовать именем командующего фронтом. С этим комкором стычки назревали не впервые. Он считал, что танковый корпус Резерва Главного Командования можно вводить в бой только после прорыва обороны противника. Но война — не учебное поле. В бою создаются порой такие условия, которые не вкладываются в рамки устава.

Танки выдвинулись на заданные рубежи. Удар с пехотой получился дружным. Немцы дрогнули и отошли. Положение на участке кавдивизии было восстановлено. Противнику удалось поджечь три наших танка. Стрелки и кавалеристы потерь почти не понесли.

Чтобы усилить оборону на этом участке, кавалеристов, показавших себя недостаточно стойкими, заменили стрелковыми частями. Оставили в обороне и оба танковых батальона, участвовавших в контратаке.

Вся ночь прошла на НП в ожидании новых ударов противника. Однако их не последовало. Среди захваченных ночью пленных было несколько солдат и офицеров, принадлежавших к охранным батальонам и армейским тыловым частям. На допросе пленные рассказывали о больших потерях. Видимо, противник исчерпал свои резервы на нашем направлении. Можно готовить наступление.

Рокоссовский согласился с этим выводом, обещал помочь разведать глубину вражеской обороны силами фронтовой разведки. Попрощавшись, он уехал.

Впервые за много дней одолела усталость. Глебов сочувственно сказал:

— Отдохните, Павел Иванович. А мы тем временем подготовим свои соображения.

Часа через три пришел Радецкий с наградными листами на товарищей, представленных к званию Героя Советского Союза за подвиги при форсировании Днепра. [362]

Он знал, чем поднять жизненный тонус. Сели вместе и стали разбираться. Славные люди! Воскресли картины недавних боев, в которых столько было беззаветной преданности Родине и высокого воинского мастерства. 183 человека представляла 65-я к званию Героя. Цвет армии. Живое свидетельство ее зрелости. Тут были люди, уже знакомые читателю, — Василий Швец, Федор Рогозин, Василий Тарасенко и другие наши знаменитые саперы. Был прославленный командир полка Иван Бахметьев и его заместитель по политчасти Александр Сидоров, возглавивший первую десантную группу; был несгибаемый комбат Иван Кулешов и его боевой друг артиллерист Виктор Бутылкин...

К сожалению, лишь о немногих товарищах удалось рассказать по ходу боевых действий, хотя каждый подвиг настоятельно требует описания.

18-й корпус представлял к званию Героя Советского Союза капитана Филиппа Алексеевича Потапенко.

— Этого офицера хорошо знаю, — сказал Радецкий. — Харьковчанин. Волевой, смелый. Он был в двести тридцать седьмом полку начхимом. При встрече на Десне просил: «Помогите перейти на командную должность. Сижу в тылу, когда все наступают. А ведь я коммунист. Хочу быть впереди». Тогда я подсказал командиру дивизии: если достоин, уважьте просьбу. Уважили.

Как заместитель командира батальона, Потапенко геройски проявил себя на плацдарме. Десять контратак отражено под его командованием. Сам был тяжело ранен, но до подхода главных сил продолжал руководить боем.

Гвардии капитан Петр Алексеевич Чудинов, командир батареи 279-го артполка, представлен к награде посмертно. Тоже коммунист. Сибиряк, из села Баево, Алтайского края.

Радецкий читал наградной лист, и перед нами, будто живой, возникал образ этого бесстрашного офицера. «23 октября противник вновь перешел в контратаку. Пехоты у нас оставалось мало. Чудинов вытянул орудия батареи прямо в передовую цепь стрелкового батальона. Прямой наводкой артиллеристы расстреливали немецкие танки «тигр». На левом фланге фашистам удалось ворваться в наши окопы. Немцы захватили одно орудие и стали его разворачивать, чтобы бить вдоль наших окопов. [363] Увидев это, Чудинов повел всех ящичных, ездовых, телефонистов в атаку. С возгласом «ура!» он первым бросился на врага. Орудие отбито, но капитан смертельно ранен. Ценой своей жизни он спас стрелковый батальон от разгрома и помог ему удержать занятые позиции»,

Нельзя было без волнения думать об этом подвиге. Таким людям надо ставить памятники вечной славы!

— «Гвардии рядовой Семен Антонович Воликов, разведчик-наблюдатель двести третьего гвардейского гаубичного артиллерийского полка, — зачитывал Николай Антонович. Русский, бывший рабочий Тарасовского зерносовхоза, Ростовской области, комсомолец, тысяча девятьсот двадцать третьего года рождения...» Понимаешь, он получит Золотую Звезду в год своего двадцатилетия!.. Но тут расходятся мнения. Командир полка Вахрамеев и командир бригады Телегин представляют его к званию Героя, а товарищ Веский делает заключение: «Достоин ордена Красного Знамени».

— Почему?

— Я спрашивал. Нельзя, говорит, всех Героями делать.

— Делать? Что за аргумент! Люди становятся героями. Прочти, что о нем написано.

— Слушай. «Вместе со штурмующими частями шестьдесят девятой стрелковой дивизии Воликов первым форсировал Днепр. Достигнув правого берега, в рукопашной схватке уничтожил семь фашистов. Продвинувшись вперед, занял наблюдательный пункт, откуда вел разведку и обнаружил три артиллерийские батареи и пять станковых пулеметов противника. Связь с огневыми позициями полка нарушилась. — Да, помню, комдив докладывал об этом!.. — Радиостанция разбита. С разрешения пехотного командира Воликов переплыл Днепр, передал данные командиру полка и вновь возвратился на правый берег. Плыл на полуразбитой ледке, под огнем врага. В дальнейшем он обнаружил три вражеские батареи и корректировал огонь своего полка. Батареи были уничтожены».

— Геройский подвиг!

— Заслуженно представлен к званию Героя. Поскупился Веский. Не примем во внимание его мнение?

— Не примем. Подписывай! Сорок восемь героев воспитали командиры я политработники 69-й Краснознаменной Севской стрелковой [364] дивизии. У командования корпуса и Военного совета армии было единое мнение, что сам комдив заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Не знаю, насколько удался автору этих строк замысел, а хотелось, вспоминая деятельность Ивана Александровича Кузовкована должности комдива 69-й, показать офицера-коммуниста с характером, активным до «строптивости», горячо любящего военное дело и знающего в нем толк. Днепр был для 69-й венцом. А раньше, начиная с Севска, — упорное восхождение к этому выдающемуся подвигу. На каждом рубеже дивизия делалась лучше, организованнее, собраннее, формируя в себе качества идущей впереди. В свое время М. И. Драгомиров писал:

«Велика и почетна роль офицера, и тягость ее не всякому под силу. Служить так, чтобы к концу службы офицер мог сказать: «Много людей прошло через мои руки и мало было среди них таких, которые от того не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела...» Думаю, что все сослуживцы И. А. Кузовкова отнесут к нему эти слова.

...Радецкий, сидя рядом, читал вслух составленную в 18-м корпусе реляцию на комдива. Она начиналась скупыми данными, для которых работники отделов кадров придумали подходящее название — «объективка».

«Рождения 1903 года, русский, уроженец города Борисоглебска. В Красной Армии с 1923 года, член ВКП(б) с 1926 года...»

Данные эти, конечно, нужны. Но в них не видишь субъективного пути, всех жизненных трудностей, в которых начинается закалка человеческого характера.

Кузовков был сыном железнодорожника. Сыпняк унес отца и мать. Шестнадцатилетний Иван остался кормильцем большой семьи — семеро малолетних братьев и сестер. Он тянул их как мог. Борисоглебск — не промышленный город, заработки случайные. Троих упросил принять в детдом. Зима 1919 года. Голод. Нужда заставила заниматься извозом. Летом огородничал. Так продержался до 1923 года. За это время двое умерли от голода. Одного брата определил в лесную школу, самую младшую сестру взяли родные. Сам подался в армию — добровольцем в 49-й полк 9-й кавдивизии.

Был старателен в службе. Комбриг увидел в красноармейце склонность к военному делу. «Хочешь учиться [365] на красного командира?» У того только глаза сверкнули. В 1924 году направлен на учебу в Объединенную военную школу имени ВЦИК. Ее воспитанников в армии и в народе зовут кремлевскими курсантами. Почетным курсантом в ней состоял Владимир Ильич Ленин, и книжка красноармейца была вручена вождю от имени коллектива школы.

Окончил Иван Кузовков кремлевскую школу в числе лучших. Получил право выбора места службы. Можно остаться в Москве, хочешь — в Ленинград или Киев. Молодой офицер выбрал погранвойска. Здесь и служил до 1933 года. Затем учеба в Высшей школе пограничников. Окончил с отличием и был оставлен преподавателем тактики. Стал старшим преподавателем, потом начальником кафедры военных дисциплин. Учил других и сам учился: заочно окончил в 1939 году Академию имени М. В. Фрунзе.

Война застала Кузовкова в должности заместителя начальника Высшей пограншколы по учебной части. Вскоре он был назначен начальником штаба 32-й армии, а в конце сентября отозван в штаб Резервного фронта в Гжатск. Участвовал в тяжелых октябрьских боях под Вязьмой, Гжатском, Малоярославцем. Год службы в штабах, и наконец он принял дивизию, с которой и пришел на Центральный фронт.

Путь, как видно, у этого человека был нелегкий. Теперь наша молодежь таких трудностей не знает. Меня весьма заинтересовал один момент: почему наш славный комдив в ранней молодости «подался в армию»?

Этот вопрос ему однажды был задан уже после войны:

— Что все-таки толкнуло на военную службу? Призвание почувствовал?

— Какое там призвание! — отмахнулся Кузовков. — Ничего такого не чувствовал... Целеустремленность с пеленок — это, знаете, литература. В жизни получается грубее... Любовь к лошадям, вот что меня толкнуло в армию. Чего вы смеетесь? Я докладываю, как было. Зачем приукрашивать? Обожал лошадей. Тогда и пристал к кавалеристам. Увидел лошадей — и глаз отвести не могу. Красноармейцы приголубили, так я и стал добровольцем сорок девятого кавполка. Все прочее дала армия и те, кто меня учил. [366]

Страсть к лошадям осталась у комдива и на войне. Верхом на своей Ульке он разъезжал по полкам и батальонам, не признавая другого транспорта.

Звание Героя Советского Союза — высший аттестат боевой солдатской славы, мужества, воинского мастерства, любви к своему Отечеству. Знакомство с наградными листами открывало все новые и новые картин и подвигов.

— «Ефрейтор Иван Михайлович Колодий, — читал Радецкий очередную реляцию. — Украинец. Ранее награжден двумя медалями. Переправлялся с передовым отрядом. У западного берега разрывом снаряда была разбита лодка. Связист тяжело ранен в спину. Напрягая последние силы, вплавь добрался до берега. Истекал кровью, но пошел вперед. Развернул рацию, установил связь с батареей и передавал координаты целей. По данным, полученным от него, батарея уничтожила шестнадцать огневых точек, подавила огонь трех немецких батарей, уничтожила до шестидесяти фашистов. В последних контратаках стрелкового батальона И. М. Колодий принимал личное участие, бил немцев огнем из автомата и гранатами. Уничтожил пятнадцать гитлеровцев. После оказания медицинской помощи покинуть поле боя отказался, остался в строю». Вот это связист, — заключил Николай Антонович. — С таким нигде не пропадешь.

Среди героев славной 106-й стрелковой дивизии запомнился и молодой ефрейтор Борис Андреевич Цариков. Он — белорус из Гомельской области, незадолго до фашистского нашествия окончил семь классов школы. В самом начале войны родители погибли, брата гитлеровцы угнали в Германию. Борис решил уйти к деду кузнецу в другую деревню. Но и эту деревню занял враг. Однажды в кузницу вломился фашист и грубо стал что-то требовать от старика, не добившись ответа, убил его очередью из автомата. Борис молотом раздробил гитлеровцу голову, забрал его автомат и ушел к партизанам. В отряде Бати он служил разведчиком, пробрался по заданию в карательный отряд. Его поймали, избили, повели на расстрел. Уловил момент, сбежал из-под расстрела и вернулся в партизанский отряд. За партизанские подвиги Цариков был награжден орденом Красного Знамени. Вручал ему орден лично Михаил Иванович Калинин. После начал службу [367] в Красной Армии, в 106-й дивизии. 15 октября сорок третьего года Б. А. Цариков в числе первых солдат форсирует Днепр, ставит на правом берегу Красное знамя и десять раз переплывает Днепр, поддерживая связь с командиром полка.

Следующий наградной лист политработника капитана Николая Артамоновича Шевелева, заместителя командира стрелкового батальона. Шел в передовом десантном отряде. Отряд попал под пулеметный огонь. Каждая лодка — мишень. До берега — метров двадцать. На веслах уже не пройти: всех посекут. «За мной!» — крикнул капитан и бросился из лодки. Вода по грудь. Можно идти, пригнув голову к самой воде. Немецкие пулеметчики потеряли цель. Шевелев первым выскочил на берег, бойцы за ним. Дружная атака — и вот уже первая вражеская траншея. В рукопашной схватке против трех гитлеровцев погиб герой-коммунист. А десант достиг цели. Знает ли об этом подвиге своего земляка молодежь города Брянска? Там, на улице Ленина, в доме «№ 62 жил до войны Николай Артамонович...

Что ни наградной лист, то имя нового богатыря. Гвардии сержант Андрей Федорович Воронин, командир пулеметного отделения. Огнем обеспечил высадку десанта. Уничтожил 20 гитлеровцев... Сержант Тимирбек Ибрагимов, по национальности казах. В ночь на 16 октября со своим отделением вел разведку. Предупредил внезапную контратаку, вступил в бой с ротой фашистов. Пулеметным огнем два часа сдерживал врага, пытавшегося ударить по открытому флангу передового десантного батальона... Пулеметчики, связисты, стрелки, артиллеристы — солдаты всех специальностей, всех родов войск... Русские, украинцы, белорусы, казахи, латыши, татары, армяне — люди многих, многих национальностей... Коммунисты и комсомольцы, молодежь и пожилые — все шли плечом к плечу. Героизм масс! Что может лучше характеризовать единство духа бойцов Советской Армии!

Мы еще не закончили работы с наградными листами, когда в армию приехал маршал войск связи И. Т. Пересыпкин. Он вместе с вами с восхищением читал реляции и записывал фамилии связистов — рядовых и сержантов. Поставлены подписи на последнем наградном листе. Маршал, показывая на свой блокнот, сказал: [368]

— Здесь набралось двенадцать человек. Не сомневаюсь, все они будут Героями Советского Союза. Не можете ли откомандировать их в мое распоряжение?

— Зачем?

— Хочу определить на учебу. Вырастут замечательные офицеры связи!

Трудно не посчитаться с такой просьбой. Иван Терентьевич сказал:

— Вот это государственный подход к делу, спасибо. Я понимаю, что откомандирование таких опытных кадров идет вам в ущерб...

— Конечно, мы теряем, но рассчитываем на помощь!

— Ага, теперь уже подход ведомственный! Чем же могу помочь?

— Не хватает радиотехнических средств, товарищ маршал!

Пересыпкин пообещал выделить армии 12 радиостанций. Вскоре мы действительно их получили, правда только семь, но и за это были весьма благодарны.

— Неплохую идею подал маршал, — несколько позже сказал Николай Антонович. — Может, ухватимся за нее?

Прикинули: человек сто наберем! Тут же решили направить наш боевой актив на армейские курсы младших лейтенантов. Позвонил Рокоссовскому. Он одобрил.

Курсы эти были нашей гордостью. Герои боев отдали учебе все силы, выросли замечательные командиры взводов.

Одним из важнейших итогов боев за Днепр было огромное усиление партийного влияния в массах войск. В эти напряженные боевые дни у нас 3251 человек был принят в ряды нашей великой партии. С надеждой и верой в успех мы готовили прорыв надвинских позиций.

Три десятилетия прошло с того времени. Много утекло воды... Но хорошо помнят ветераны 65-й героический подвиг советских воинов на Днепре! Дружный и поныне коллектив ветеранов бывшей 69-й Севской дважды Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова дивизии увековечил подвиг героев Днепра: в июне 1965 года в старинном украинском поселке Радуль был открыт обелиск из темно-серого гранита. На постаменте надпись: [369]

«Здесь в октябре 1943 года Севская Краснознаменная дивизия форсировала Днепр и овладела опорным пунктом Щитцы, обеспечив плацдарм. Дивизия в составе 65-й армии вступила на белорусскую землю, освобождая ее от фашистских захватчиков».

Этот памятник вечной славы был сооружен на средства однополчан при горячем участии местных жителей. На открытие обелиска прибыло свыше 80 бывших воинов прославленного соединения, героев форсирования Днепра. Грудь восемнадцати участников торжества украшали Звезды Героев Советского Союза!

Очень крепко надо любить свою дивизию, своих фронтовых друзей, чтобы собрать такое большое количество однополчан... Из далекого Магадана приехала в Радуль бывший хирург дивизии Инна Назаровна Лысикова, из Кургана прибыл бывший командир батареи Владимир Васильевич Волков-Музылев вместе с супругой Мариной Васильевной, которая «прихватила» с собой пятнадцать ребятишек-учеников. Это замечательно!

Дети почувствовали романтику великой победы, услышали рассказы живых свидетелей об отваге своих отцов и дедов.

Здесь собрались: бывший командир 18-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант запаса И. И. Иванов, бывший командир дивизии генерал-лейтенант И. А. Кузовков, генерал-майор И. А. Бахметьев, генерал-майор Г. Ф. Малоног, Герои Советского Союза А. Алимбетов, Б. Т. Пищикевич, А. В. Сидоров, С. П. Ильин, В. В. Бутылкин, И. К. Шаумян, С. А. Ларионов, И. С. Лемайкин, Д. Ф. Кудрин, И. М. Лобанов, В. Ф. Титов, П. М. Пахомов, И. М. Пятковский и другие однополчане. Ветераны дивизии потонули в цветах!..

А в декабре 1965 года правительство Белоруссии, партийные и советские организации Гомельской области в честь героев форсирования Днепра воздвигли величественный монумент в Лоеве.

Именами Героев Советского Союза Б. А. Царикова, П. В. Акуционока, М. Г. Апарина, Н. А. Шевелева, А. Г. Фроленкова, Е. Д. Волкова названы улицы этого небольшого, но ставшего в дни Великой Отечественной войны известным города. [370]

Дальше