Ветер победы
Озерейка — Станичка
В один из декабрьских дней 1942 года по вызову командующего флотом я ехал из Поти в Геленджик. Вызов был срочным.
В пути думалось о событиях на фронте. Они радовали. Окруженные под Сталинградом две немецкие армии были плотно блокированы. Отбиты попытки фашистских войск прорваться к окруженной группировке. Успешно развивалось наше наступление в среднем течении Дона. В газетах все чаще можно было видеть лозунг «Вперед, на запад!».
По прибытии в Геленджик сразу же направился к небольшому зданию, где разместилось командование флота. И вот разговор с вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским.
— Готовится десантная операция, — без предисловий сказал Филипп Сергеевич. — Она связана с предстоящим наступлением войск Закавказского фронта, имеющим целью освобождение Новороссийска и Таманского полуострова. Вы назначаетесь командиром высадки.
Из дальнейших слов командующего явствовало, что основные силы десанта будут высаживаться в районе селения Южная Озерейка, примерно в 30 километрах от Новороссийска. Намечен также вспомогательный десант в районе Станички, на западном берегу Цемесской бухты. В разных местах по побережью будут выброшены демонстративные десанты. [186]
— Дело вам знакомое, — продолжал вице-адмирал. — Вызывайте сюда свой штаб, изучайте обстановку и документы, готовьте решение. Вопросы есть?
У меня был один вопрос — о времени проведения операции. Но командующий ответил, что время пока пв определено. Немного подумав, он добавил:
— Во всяком случае, в вашем распоряжении не меньше месяца.
Месяц — срок немалый. Но и дело-то большое. Следовало также учитывать быстро меняющуюся обстановку: вдруг потребуется проводить операцию раньше? Поэтому я приказал офицерам штаба бригады крейсеров (теперь это был штаб высадки десанта) возможно быстрее выехать в Геленджик.
Главный документ, которым мы руководствовались, — директива Военного совета флота. В ней был определен состав десанта: 255-я морская стрелковая бригада, 83-я морская отдельная стрелковая бригада, 323-й отдельный батальон морской пехоты, танковый и пулеметный батальоны. Для обеспечения высадки десанта и его действий на берегу формировался отряд из кораблей эскадры (крейсера «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Сообразительный») под командованием вице-адмирала Л. А. Владимирского. За 30 минут до начала высадки эти корабли нанесут артиллерийский удар по оборонительным сооружениям и батареям противника в районе Озерейки. По тем же целям ударит авиация флота.
Командиру высадки подчиняются: отряд корабельной поддержки в составе канонерских лодок «Красная Грузия», «Красный Аджаристан» и «Красная Абхазия» (они же высаживают десант), эсминцев «Незаможник» и «Железняков», четырех сторожевых катеров — командир отряда капитан 1 ранга Г. А. Бутаков; отряд десантных транспортов — тральщики «Райкомвод», «Земляк», «Тракторист» — под командованием капитан-лейтенанта Шишканова; отряд охранения — два базовых тральщика, шесть сторожевых катеров — под командованием капитана 3 ранга Янчурина; отряд высадочных средств — тральщики, несамоходные болиндеры, буксиры, сторожевые катера, сейнеры — командир капитан 3 ранга В. П. Иванов.
Долго сижу над директивой. Замысел командования [187] мне хорошо понятен. Силы для десанта выделены достаточные. Причем выделены не сухопутные части, а морская пехота — мобильная, имеющая десантную подготовку. И танки есть. На первый взгляд, неплохо выбрано место высадки. В районе Южной Озерейки глубины позволяют кораблям подходить близко к берегу, характер береговой черты удобен для действия десантников.
Но сейчас зима. Часты штормы. А в шторм у Озерейки большой накат. Не помешает ли? Непогода вообще может нам здорово повредить. В трудном положении окажутся малые суда, имеющиеся в составе десантных средств. А болпндеры? Это вместительные баржи с малой осадкой. Они хорошо приспособлены для перевозки боевой техники, танков. Но болиндеры придется вести на буксире. И если разразится шторм, нетрудно представить, какой мучительной будет буксировка.
Закончив изучение документов, мы всем штабом собираемся на совет. Первым прошу высказаться начальника штаба Е. Н. Жукова. Евгений Николаевич, как будто подслушав мои мысли, говорит, что задумана операция хорошо, и состав десанта соответствует его целям, и берег у Южной Озерейки удобен, однако он удобен в хорошую погоду...
Далее Жуков рассказывает, что он беседовал с командирами тральщиков и старшинами болиндеров, которые сейчас заняты перевозкой частей Черноморской группы войск из Туапсе в Джугбу и Геленджик. Болиндеры в свежую погоду рыскают, плохо держатся на курсе, буксиры рвутся. Если у берега прибой, приставать очень тяжело, потому что болиндеры мотает, разворачивает лагом, и выгрузка техники через носовые сходни становится затруднительной.
— Что вы скажете о противодесантной обороне в Озерейке? — обращаюсь к флагманскому артиллеристу капитан-лейтенанту Хулге. — Сможет подавить ее корабельная артиллерия?
— У меня пока данные неполные, — отвечает Семен Петрович. — Батареи, минные и проволочные заграждения — все это там есть. Местность позволяет хорошо укрыть огневые точки. Очень важно точно знать их расположение. От этого и будет зависеть эффективность корабельного огня. Если же вести его по площадям, результаты получатся невысокие. [188]
Высказывается флагманский штурман капитан-лейтенант Б. Ф. Петров. Навигационную обстановку в районе Озерейки он рисует в общем как благоприятную. Главное опасение у него тоже вызывает непогода: у открытого побережья Озерейки штормы разыгрываются вовсю.
Затем я прошу офицеров штаба дать характеристику района Станички. Что же выясняется? Штурман подчеркивает, что глубины тут вполне подходящие, канонерские лодки и тральщики могут, подойдя вплотную к берегу, выбросить носовые сходни для высадки десантников. Таким же образом болиндеры выгрузят танки. Штормовая погода здесь не так сказывается — место закрытое. Кроме того, в Станичке имеется пристань, которую можно использовать для швартовки кораблей. Артиллеристу особенно нравится то, что наши береговые батареи, расположенные на восточном берегу Цемесской бухты, смогут поддержать своим огнем действия десанта.
«Зачем же нацеливать главные силы десанта на Южную Озерейку, — думаю я, — и ставить в зависимость от погоды успех высадки. Суджукская коса в районе Станички по всем характеристикам гораздо лучше подходит для нашего предприятия».
Эти соображения я доложил вице-адмиралу Октябрьскому на предварительном докладе по десантной операции.
— Хорошо, — сказал вице-адмирал. — Делайте расчеты и для этого варианта. Доложите их вместе с решением на высадку в Южную Озерейку.
Началась кропотливая работа — изучение разведывательных данных, навигационной обстановки, состояния и возможностей выделенных в десант сил, распределение людей и техники по кораблям и высадочным средствам, определение мест и последовательности посадки и высадки десанта, движения морем.
Решение на высадку десанта, поначалу весьма схематичное, постепенно обретало конкретность. После ряда уточнений общий замысел операции свелся к следующему. 47-я армия из Черноморской группы войск Закавказского фронта, прорвав оборону противника, обходит Новороссийск с северо-востока. Морской десант наносит удар с юго-запада, продвигается навстречу армии. В итоге мыслится отрезать новороссийскую группировку врага, уничтожить ее и овладеть городом. [189]
Важно действовать внезапно и стремительно. Планируем высаживать десант в Южную Озерейку ночью двумя эшелонами. В первом — штурмовой отряд, идущий на сторожевых катерах, танковый батальон, размещенный на болиндерах, и 255-я морская стрелковая бригада, которую доставят к берегу канонерские лодки. Второй эшелон — 83-я отдельная морская стрелковая бригада, 323-й отдельный батальон морской пехоты и пулеметный батальон. Идет десант на тральщиках. Командный пункт командира высадки — эсминец «Незаможник».
В решении мы указываем, что за 30 минут до начала высадки корабли эскадры и авиация флота должны подавить оборонительные сооружения противника в районе Озерейки.
Организацию высадки предусматриваем такую. При подходе первого эшелона к берегу сторожевые катера выдвигаются вперед. По сигналу «Добро» они форсируют ход и высаживают штурмовой отряд, который стремительным броском занимает на берегу плацдарм и удерживает его до подхода болиндеров с танками и канонерских лодок с частью сил 255-й морской стрелковой бригады. Особенно важно, чтобы вслед за штурмовым отрядом на берег вышли танки. Это позволит атакующим быстрее и с меньшими потерями преодолеть противодесантную оборону неприятеля.
В деталях продумана «операция» с болиндерами. Ведущие их за собой на переходе морем тральщики с приближением к мелководью отдают буксиры. Далее болиндеры толкают вперед ошвартованные у их бортов сейнеры или другие суда с малой осадкой, толкают до тех пор, пока эти своеобразные баржи не уткнутся носом в берег. Тогда опустится широкая и крепкая носовая сходня, сделанная наподобие аппарели, и танки своим ходом будут покидать судно, разворачиваясь в атакующий порядок.
Освобожденные от танков болиндеры останутся на месте и начнут выполнять роль причалов, к которым будут подходить канонерские лодки и тральщики для выгрузки техники и боеприпасов.
Тут все логично и даже остроумно. И... все уязвимо в случае непогоды. Поэтому, оформив решение на высадку десанта в Южную Озерейку, офицеры штаба стали разрабатывать вариант десантирования на Суджукскую косу у селения Станичка. Для второго варианта порядок действий [190] оставался тем же, менялись лишь курсы и расчеты времени.
Снова иду на прием к вице-адмиралу Октябрьскому. Докладываю «озерейское» решение. Оно возражений не вызвало. Вариант высадки десанта на Суджукскую косу командующий флотом приказал сделать запасным.
Решение есть. Теперь надо подготовиться к тому, чтобы провести его в жизнь. По нашей просьбе разведотдел штаба флота уточнил расположение вражеских огневых средств в районе высадки. Туда посылались группы разведчиков. Наблюдение за берегом дважды вела в перископ подводная лодка «А-2». Самолеты произвели аэрофотосъемку побережья от Новороссийска до Анапы. Противник, судя по разведывательным данным, не выказывал признаков беспокойства.
Штаб высадки составил план тренировок кораблей, плавучих средств и личного состава частей, выделенных в десант. К сожалению, не все удалось сделать.
Хорошо действовали на тренировках экипажи сторожевых катеров. Моряки здесь были опытные, обстрелянные, им не раз приходилось брать на борт и высаживать в тыл врага разведывательные и диверсионные группы. Командиры катеров показали хорошее взаимопонимание, когда маневрировали в совместном плавании, и особенно в тот ответственный момент, когда быстроходные маленькие корабли строем фронта летели к береговой черте, стопорили ход и выбрасывали сходни, по которым тотчас же устремлялись вперед десантники. Понаблюдав за учениями, я убедился, что катера свою задачу выполнят. Жаль только, что маловато их — всего шесть...
На некоторых катерах впервые в морской практике были смонтированы установки типа «катюши» для стрельбы по берегу реактивными неуправляемыми снарядами. Этим занималась группа специалистов во главе с флагманским артиллеристом Новороссийской военно-морской базы (как воинское формирование она продолжала существовать и располагалась в Геленджике) капитан-лейтенантом Г. В. Терновским.
Сложнее дело обстояло с канонерскими лодками, тральщиками и болиндерами. Они все еще продолжали перевозить части и соединения Черноморской группы войск. Иной раз удавалось «поймать» какой-нибудь болиндер, [191] зашедший ненадолго в Геленджик. Тотчас же пригоняли к нему танки и начинали учение.
Не мешало бы, конечно, загруженный танками болиндер вывести в море, посмотреть, как он держится на буксире и переносит волну, как подходит к берегу со своим столь ценным для десанта грузом. Однако на такую роскошь у нас не было времени.
В Туапсе нам удалось провести учение — посадить на тральщики и высадить с них 83-ю отдельную бригаду морской пехоты со всей ее боевой техникой. При высадке бойцы устремлялись на берег по носовым сходням тральщиков, а боевая техника выгружалась через болиндеры, используемые в качестве причалов.
После учения мы с командиром бригады подполковником Д. В. Красниковым и начальником политотдела полковником Ф. В. Монастырским пошли в казармы к морским пехотинцам.
Дмитрия Васильевича Красникова я знал еще по довоенной службе в штабе Черноморского флота. Он был флагманским инспектором физической подготовки. Сам отличный спортсмен, чемпион флота по тяжелой атлетике, Дмитрий Васильевич выявлял на кораблях и в частях богатырей, прививал морякам любовь к спорту. Когда началась война, Красников возглавил отряд морской пехоты, состоявший из флотских спортсменов. Эта своеобразная «сборная флота» отличилась в боях под Севастополем, прошла через многие боевые испытания. Затем отряд, называвшийся уже батальоном, влился в 83-ю бригаду, воевал под Керчью, отстаивал Новороссийск и Туапсе. От комбата Красников вырос до комбрига. И хотя он был не так уж молод, по-прежнему оставался стройным, подтянутым, сильным. Многие бойцы бригады в этом походили на него. «Да, отличные ребята пойдут в десант», — подумалось мне, и стало как-то спокойнее.
Тяжелая ночь
В хлопотах, заботах и тревогах быстро промелькнул январь, а 2 февраля штаб флота сообщил: «Высадка десанта назначена в ночь на 4 февраля». Оставались считанные часы на последние приготовления.
В овальную бухту Геленджика входили канонерские лодки, тральщики, болиндеры, буксиры и сторожевые катера. [192] Здесь же бросили якоря эсминцы «Незаможник» и «Железняков». Другая группа кораблей сосредоточилась в Туапсе.
Командиры отрядов, подчиненные командиру высадки, собрались в штабе. Настроение у всех приподнятое: сегодня радио принесло весть о завершении разгрома огромной группировки гитлеровских войск под Сталинградом. И мое сообщение о том, что пришел наш черед ударить по врагу, воспринимается с большой радостью.
После короткого совещания у меня остался сотрудник политуправления флота капитан 3 ранга Б. Л. Коренев, назначенный заместителем командира высадки по политической части. (С октября 1942 года на флоте, как и во всех Вооруженных Силах, введено полное единоначалие.) Коренев сказал, что на всех кораблях политработники проведут беседы и митинги в связи с полученным приказом, организуют выступления бывалых бойцов, участников десантных операций. Корабельным политработникам помогают находящиеся в Геленджике представители Главного политуправления и политуправления Черноморского флота. Личному составу раздаются листовки и памятки, изданные специально к началу операции.
— Моряки настроены по-боевому. Все с нетерпением ждут приказа о выходе в море, — закончил свое сообщение Коренев.
Решаем, что сам он во время операции будет находиться на «Красном Аджаристане» — флагманском корабле дивизиона канонерских лодок. У них задача очень важная — доставить к берегу и высадить 255-ю морскую стрелковую бригаду, которая является основной боевой силой в первом эшелоне десанта.
Через некоторое время иду к командующему флотом, чтобы доложить о готовности кораблей к приему десанта и выходу в море.
Выслушав мой доклад, вице-адмирал Октябрьский одобрительно отозвался обо всей проделанной нами работе и подтвердил, что план операции вступает в силу без всяких изменений.
Я поспешил к причалам, куда в наступающих сумерках подтягивались автомашины, танки, пушки, чтобы занять заранее определенные для них места на кораблях и судах.
Вскоре темнота совсем укрыла берег. И тогда, не зажигая [193] в целях маскировки ни единого огня, моряки и морские пехотинцы начали свою нелегкую работу. Рычали моторы танков, осторожно взбиравшихся по носовым сходням болиндеров. На канонерских лодках скрипели тросы корабельных стрел, поднимавших пушки и ящики с боеприпасами.
Приняв полагающийся им груз, корабли и суда отошли от причалов и, рассредоточившись, направились в назначенные им укромные места в районе бухты.
В Туапсе погрузка боевой техники несколько задержалась. Об ее окончании мне доложили лишь днем 3 февраля. В донесении говорилось также, что началась посадка на корабли и личного состава десантных частей. Ведь по плану операции второму эшелону следовало выйти в море на несколько часов раньше первого, чтобы вовремя прибыть к месту высадки. В 15 часов 40 минут из Туапсе сообщили, что транспорты и корабли охранения начали движение в сторону Озерейки.
А у нас в Геленджике в это время к причалам подошли лишь первые подразделения морских пехотинцев.
Следя за посадкой бойцов на катера, канонерские лодки и болиндеры, я невольно, как и перед десантом в Феодосию, обращал внимание на моряков штурмового отряда, спокойно идущих к сторожевым катерам. Это добровольцы с кораблей и из подразделений Новороссийской военно-морской базы. Несмотря на зимнюю пору, многие из них в бушлатах и бескозырках. Бравые ребята!
Отряд сторожевых катеров возглавляет капитан 3 ранга В. П. Иванов — тот самый Иванов, который открывал нам «ворота» Феодосии в памятную декабрьскую ночь 1941 года. Подхожу к нему, здороваюсь, спрашиваю о самочувствии. Не думалось тогда, что вижу его в последний раз...
К семи часам вечера посадку закончили. Корабли и суда стали выбирать якоря и сниматься со швартовов.
«Незаможник», на котором я держу свой флаг, первым выходит из бухты. В кильватер ему следуют «Железняков», три базовых тральщика, ведущие на буксирах приплюснутые коробки болиндеров, за ними три канонерские лодки. Со стороны моря колонну охраняют пять сторожевых катеров.
Огибаем обрывистый мыс Толстый. И сразу ветер бросает в лицо соленую водяную пыль. Облака низко висят [194] над морем, по которому катятся белые пенистые барашки. Корабль начинает покачивать. Ничего удивительного — для здешнего февраля обычная погода.
«Незаможник» держит малый ход, подстраиваясь под скорость всего маломаневренного отряда. Но через полчаса сигнальщики докладывают, что идущих в кильватер судов не видно. Куда они подевались?
Приказываю командиру эсминца П. А. Бобровникову повернуть на обратный курс. Идем этим курсом чуть ли не до самого мыса Толстый и только тогда обнаруживаем отставшую колонну. Она потеряла строй. Выясняется, что у двух тральщиков, ведущих за собой болиндеры, лопнули буксиры. Не так-то просто завести новые в темноте и при ветре.
Наконец причина задержки устранена, колонна продолжила путь. Но скоро не выдержал буксир на третьем тральщике. Опять стоим, ждем, волнуемся, потому что теряем время. Только возобновили движение — на том же, третьем, тральщике еще раз порвался буксир...
Вот они — «сюрпризы» непогоды. Однако задерживаться больше нельзя. Даю по отряду сигнал — не останавливаться. Тральщику приказываю, после того как заведет новый буксир, двигаться самостоятельно.
Идем очень медленно. Становится ясно, что мы никак не успеем подойти к Южной Озерейке в назначенное время, то есть к часу ночи. А ведь корабли эскадры, находящиеся теперь в пути, будут действовать точно по плану. Получится большой разрыв между артиллерийской обработкой участка высадки и самой высадкой.
После некоторых раздумий решил дать радиограмму командующему флотом и командующему эскадрой с просьбой задержать начало артподготовки на полтора часа.
Ветер не стихает, и волна не уменьшается. Тральщики с трудом буксируют болиндеры. Из-за них отряд не может форсировать ход.
Когда до Южной Озерейки осталось несколько миль, дал по отряду сигнал — перестроиться в ордер № 2, то есть принять тот обусловленный планом высадки порядок, в котором корабли и суда должны подходить к берегу. В темноте впереди по курсу уже угадываются неясные очертания береговых высот. А время приближается к половине третьего — к тому сроку, на который мы просили [195] перенести начало артиллерийской подготовки. Учтена ли эта просьба, нам пока неизвестно. И кораблей эскадры что-то нигде не видно.
2 часа 30 минут. Тишина. Не дошла радиограмма или не принята во внимание? Но тут темноту ночи прорезают яркие вспышки залпов. Эскадра здесь!
Гром перекатывается над морем и кажется совсем близким. Берег ярко освещается как раз там, куда намечено высадить десант, — это один из эсминцев удачно пристрелялся осветительными снарядами. Неподалеку от уреза воды горят какие-то постройки.
Огонь очень сильный. Да это и не удивительно — стреляют два крейсера, лидер и два эсминца. (Впоследствии мы узнали, что за полчаса они выпустили без малого две тысячи снарядов.) Но огонь ведется по площадям, а местность у Озерейки холмистая. Оборонительные сооружения противника могут остаться нетронутыми. Весьма озадачивает то, что берег молчит. Ни единого ответного выстрела. Трудно поверить, что у неприятеля здесь нет батарей.
С началом артподготовки сторожевым катерам даю сигнал идти к берегу. За катерами двинулись болиндеры, ведомые уже не тральщиками, а малыми портовыми буксирами.
Отстрелявшись, корабли эскадры повернули на юг и растворились в темноте. Горящие в Озерейке дома по-прежнему освещают берег. С мостика «Незаможника» хорошо видно, как сторожевые катера строем фронта приближаются к пенистой черте прибоя. И в этот момент с берега на воду лег яркий луч прожектора, взметнулись вверх ракеты. Затем заговорили вражеские орудия и минометы, послышалась дробь пулеметных очередей.
Вот когда ожили огневые точки противника! Значит, корабельный огонь вреда им не причинил и молчали они до поры до времени с умыслом. Хочется сказать капитану 3 ранга Иванову и морякам штурмового отряда: «Быстрее, ребята!»
Катера у берега. Прямо в пену прибоя прыгают матросы. Они бегут, стреляя на ходу из автоматов. Многие падают и остаются лежать на песке. С катеров бьют пушки и реактивные установки. Загорелся командирский катер, а затем взорвался. [196]
— Ближе к берегу! — командую я Бобровникову. — Открыть огонь по прожектору и батареям!
После первых выстрелов эсминца луч прожектора погас. Но вот к берегу стали подходить болиндеры, и он вспыхнул снова. Как потом выяснилось, прожектор был хорошо укрыт в нише на склоне возвышенности и по мере надобности выдвигался оттуда. В укрытиях находились и фашистские орудия.
Болиндеры — цель более крупная, чем катера. Да и маневренность не та. Поэтому им приходится еще хуже. Относительно повезло только одному из них. Несмотря на огонь, он удачно подошел к берегу, и танки, на которых были уже заведены моторы, стреляя из пушек, устремились вперед. Успели высадиться и морские пехотинцы. Правда, вслед за этим болиндер загорелся от попадания снаряда. Второй болиндер, пораженный снарядом еще на подходе к урезу воды, пристал к берегу не носом, а лагом, поэтому танки с него выйти не могли. На третьем пламя заполыхало тоже до подхода к берегу.
Но еще не все потеряно. Высадившиеся бойцы и танки держат маленький участок суши. Скорее бы подходили канонерские лодки с морской бригадой. Быстрый «Незаможник» мчится к дивизиону канлодок. Я кричу с, мостика в мегафон и показываю знаками — спешите к берегу.
«Незаможник» и «Железняков» пытаются отвлечь гитлеровцев. Они маневрируют, ведя огонь, что называется, под самым носом у батарей врага, в каких-нибудь 5–7 кабельтовых от берега. Но противник нас будто не замечает. Он не поддается на уловку и стреляет по канонерским лодкам. Пушек двух эсминцев маловато, чтобы подавить огневые средства неприятеля. Вот когда понадобились бы корабли эскадры с их мощной артиллерией. Но они теперь где-то далеко на пути к Батуми.
Канлодки одну за другой предпринимают попытки подойти к берегу, но, попав под снаряды, отворачивают, чтобы выйти из полосы огня. И можно понять их командиров: каждый корабль до предела заполнен десантниками, а броневой защиты никакой нет, риск слишком велик. Однако мне ничего не остается, как снова посылать их вперед.
Вот решительно двинулась к берегу канонерская лодка «Красная Абхазия». Всплески от падений снарядов [197] встают у ее бортов. Взрыв на мостике и около грот-мачты. Убит командир корабля капитан 3 ранга Шик. На палубе рвется еще один снаряд. Падают убитые и раненые. Помощник командира старший лейтенант Пивень с трудом выводит корабль из-под обстрела.
Затем эта канлодка и «Красный Аджаристан», отойдя к горе Абрау, с большим трудом высаживают несколько сот бойцов на узкую полоску земли под обрывом. Но скоро и сюда посыпались мины и снаряды. «Красной Абхазии» нанесены новые повреждения.
Уже более двух часов маневрируют корабли под огнем гитлеровцев. На берег с катеров, болиндеров и канлодок высажено всего около полутора тысяч человек. Потеряно несколько катеров и судов. Немало жертв среди десантников. А близится рассвет, который даст врагу новые преимущества. Налетит фашистская авиация — против нее мы, по существу, беззащитны... Что делать?
Нелегкие то были для меня минуты на мостике «Незаможника», минуты, требовавшие твердого решения.
Решений могло быть два. Первое — не отступать, продолжать попытки высадить десант, во что бы то ни стало прорваться через огонь. Мне на таком решении остановиться было легче, потому что оно соответствовало приказу. Но ведь очевидно, что успеха не добиться, только погубим людей. А если нас здесь застанет рассвет, есть опасность потерять весь десантный отряд. И тогда уже ничего не поправишь.
Второе решение — немедленно отходить, сохраняя корабли и морскую пехоту. Тем самым десантный отряд избежит разгрома и сможет нанести неприятелю удар в каком-то ином месте.
На долгие размышления времени нет. Даю приказ кораблям первого эшелона отходить в Геленджик, а второму эшелону, который уже более часа штормует в нескольких милях от Озерейки, возвращаться в Туапсе. Радиограммой сообщаю об этом решении Военному совету флота.
Канонерские лодки, тральщики и уцелевшие сторожевые катера стали отходить от берега. «Незаможник» пропустил их вперед, а затем занял свое место в охранении колонны.
Чуть забрезжил рассвет, над нами появились «юнкерсы». Пятерка их атаковала эсминец. Маневрируем, отбиваемся [198] огнем зенитных орудий. Один самолет сбили. К счастью, налет был уже недалеко от базы, и скоро пришла помощь.
Утром 4 февраля бросаем якорь в Геленджике. Позади осталась тяжелая ночь, которая не забудется до конца жизни.
По второму варианту
Штормит все сильнее. Даже в бухте эсминец покачивает. На мостике «Незаможника» гуляет сырой и холодный ветер. Но я не спешу спускаться вниз, в каюту. Жду, что меня вызовут на берег, в штаб, или кто-нибудь из командования придет на эсминец.
Интересно, как обстоят дела на Суджукской косе? Если отряд, демонстрировавший наступление на этом вспомогательном направлении, зацепился за землю, в самый раз бросить туда силы наших морских бригад. Хочется верить, что все-таки вступит в действие второй вариант нашего плана.
Проходит час, два. Вызова в штаб нет, и ни один из катеров, которые изредка проносятся по бухте, не пристает к борту «Незаможника».
К вечеру пришло сообщение, что вспомогательный десант удачно высадился в Станичке и держится там. Пошлют ли туда наш отряд, пока неизвестно.
Лишь утром 5 февраля мне был передан приказ командующего флотом готовиться к высадке на Суджукскую косу. Будто огромная тяжесть свалилась с плеч.
Подготовка к высадке на Суджукскую косу не заняла у нас много времени. Схема действий была заранее разработана, оставалось лишь уточнить кое-какие детали. Требовалось также по-иному разместить на десантных средствах 255-ю бригаду, поскольку одна из трех канонерских лодок — «Красная Абхазия» — получила повреждения и нуждалась в ремонте. Снятые с нее части бригады погрузили на баржи.
В вечерних сумерках 5 февраля канонерские лодки «Красный Аджаристан» и «Красная Грузия», взяв баржи на буксир, вышли из Геленджика. Мой командный пункт был на первом из этих кораблей.
Медленно проплывает справа знакомый мыс Толстый. За ним, как и следовало ожидать, сильнее чувствуются [199] порывы ветра и волнение моря. Впечатление такое, что широкая и малоповоротливая канлодка выгребает из последних сил.
Да и что с них взять, с этих канлодок-»старушек». Еще во время первой мировой войны Россия построила на Черном море суда, специально предназначенные для высадки десантов на неприятельское побережье. Это были так называемые «эльпидифоры». Наличие их позволило тогда русскому Черноморскому флоту высадить ряд десантов в помощь войскам, действовавшим против турецкой армии.
И вот некоторые из «эльпидифоров» дожили до этой войны и служат флоту в качестве канонерских лодок. Поскольку мы не располагаем никакими другими десантными кораблями, «старушки» нас выручают. Особенно сегодня. Ведь нам предстоит высадить десант в относительно мелководном районе, где именно канлодки с их небольшой осадкой могут близко подойти к берегу.
В 23 часа 30 минут, несмотря на темную ночь, обе канлодки вышли точно к рыбачьей пристани в районе Станички. На берегу слышен шум боя — стреляют орудия, строчат пулеметы, рвутся гранаты. Вражеская батарея небольшого калибра бьет в нашу сторону, однако точность огня невысокая.
Пристань лишь отдаленно напоминает сооружение, пригодное для причаливания судов. Это небольшая покореженная металлическая ферма. Поэтому канлодки подходят к берегу справа и слева от нее, выбрасывают носовые сходни. Концы их не достают до суши, и десантникам приходится шагать в холодную февральскую воду. Моряки из экипажей канлодок, стоя по пояс в воде, принимают ящики с боеприпасами, помогают морским пехотинцам побыстрее выбраться с кораблей.
Орудия и другие тяжелые грузы переправляются на сушу таким способом: корабельные стрелы поднимают их, вываливают за борт, а моряки на берегу оттяжками направляют висящий в воздухе груз на сухое место.
Бойцы бригады, группируясь по подразделениям, принимают боевой порядок и уходят в темень, туда, где гремит бой. Судя по всему, высаженному здесь двое суток назад десантному отряду приходится туго.
По тем немногим сведениям, которыми я располагал, обстановка здесь представлялась такой. В ту ночь, когда [200] мы безуспешно пытались высадить десант в Озерейке, сторожевые катера под командованием капитан-лейтенанта Н. И. Сипягина взяли на борт 250 бойцов отряда морской пехоты во главе с опытным и храбрым командиром майором Ц. Л. Куниковым и направились к Станичке. Когда они подходили к берегу, артиллерия Новороссийского оборонительного района открыла массированный огонь по заранее разведанным и пристрелянным целям. В тот же час по Станичке нанесла удар флотская авиация.
Затем наши артиллеристы перенесли огонь в глубину обороны противника, а к урезу воды подошли катера с десантом. Ожили уцелевшие при артиллерийской обработке участка высадки огневые точки врага. Навстречу катерам полетели сотни снарядов и мин, в воздухе скрестились десятки пулеметных трасс. Но майор Куников, первым прыгнув с головного катера в воду, увлек за собой десантников. Ведя огонь на бегу, они достигли траншей, в рукопашной схватке одолели гитлеровцев, потеснили их от уреза воды.
Вместе с десантниками высадился артиллерист, назначенный корректировать огонь. По его командам с противоположной стороны бухты стали бить дальнобойные береговые орудия, поддерживая десант.
Пока небольшой отряд закреплялся на плацдарме, катера подбросили еще три группы морских пехотинцев. К утру 4 февраля здесь было уже 870 человек.
Но что такое 870 человек против хорошо организованной обороны неприятеля? К тому же, опомнившись от первого удара, гитлеровцы днем начали мощные контратаки, чтобы расчленить боевые порядки десантников и уничтожить их. Каждый из наших бойцов сражался за десятерых.
К утру 5 февраля противник подбросил сюда еще две дивизии. На плацдарме, казалось, не осталось ни одного метра земли, куда бы не упал снаряд или мина. И все же куниковцы держались, хотя уже стала ощущаться нехватка боеприпасов, продовольствия и воды. И вот тогда-то, правильно оценив обстановку, командование флота решило направить в Станичку основные силы десанта, предназначавшиеся ранее для высадки в Южной Озерейке. Вспомогательное направление в задуманной десантной операции становилось главным. Согласно этому решению наши канлодки пошли в Цемесскую бухту. [201]
За день 5 февраля куниковцы отбили семнадцать вражеских атак. Надо ли говорить, как они ждали подкрепления. И вот оно пришло — целая бригада, более трех тысяч отлично подготовленных бойцов, пушки, минометы, боеприпасы. Теперь, надо полагать, дело пойдет.
Для высадки бригады нам потребовалось два часа. Очень мешал огонь противника. То одна, то другая канлодка накрывались снарядами, и тогда приходилось отходить от берега, пережидать артиллерийский налет и снова искать возможность продолжать высадку.
Когда последние бойцы бригады покидали канонерские лодки, к их бортам подошли три базовых тральщика, на которых было еще полторы тысячи десантников. Тральщики из-за мелководья не могли высаживать их непосредственно на берег, и поэтому канлодки пришлось использовать в качестве пристаней. Канлодки играли здесь роль, которая под Озерейкой отводилась болиндерам.
Выполнив задачу, возвращаемся в Геленджик. На душе становится легче, теплится надежда, что завоеванный плацдарм наши части сумеют удержать и расширить. А это ведь окраина Новороссийска.
После короткого отдыха экипажи канонерских лодок начали готовиться к новому рейсу в Цемесскую бухту. На этот раз вместе с нами туда направятся четыре тральщика. Приказано доставить на плацдарм 165-ю стрелковую бригаду и подразделения авиадесантного полка.
Дожидаемся вечера, и снова в поход. Штормит по-прежнему, но знакомый путь кажется не таким трудным.
На подходе к Станичке получаем сообщение, что тральщик «Земля», следовавший впереди отряда, благополучно высадил находившихся на его борту морских пехотинцев. Мы уверенно поворачиваем к тому же месту, где разгружались вчера. И неожиданно около кораблей встают всплески от разрывов снарядов и мин. С берега хлестнули пулеметные и автоматные очереди. Появились убитые и раненые.
Корабли отрабатывают задний ход, стараясь быстрее покинуть зону обстрела. Переждав немного, пытаемся снова подойти к берегу. То же самое: бьют орудия и минометы, на канлодках и тральщиках новые потери в личном составе. Приходится опять отходить.
Очевидно, противник понял, что район Станички становится местом главного удара десанта, перегруппировал [202] свои войска, подтянул резервные части и решил прежде всего лишить нас возможности наращивать силы на плацдарме.
Мы все же предприняли еще одну попытку пробиться к рыбачьей пристани. И еще раз вынуждены были отойти.
Скрепя сердце доношу радиограммой командующему флотом о вражеском противодействии. Ответ приходит быстро: «Если высадка невозможна, возвращайтесь в Геленджик». Командующий, видимо, уже знал об изменении обстановки.
В ночь на 8 февраля по требованию вице-адмирала Ф. С. Октябрьского артиллеристы Новороссийской базы вновь произвели огневую обработку побережья в районе Станички. И мы получили приказание повторить попытку высадить туда 165-ю бригаду.
Повторная высадка происходила уже иначе. Чтобы зря не рисковать, по приходе в Цемесскую бухту мы встали у мыса Пенай и здесь начали пересаживать бойцов бригады и перегружать боеприпасы на катера и мотоботы. Эти маленькие суда, проявляя подлинный героизм, всю ночь сновали между канлодками и берегом. У Станички они попадали в лучи вражеских прожекторов и под артиллерийский огонь, однако, умело маневрируя, все же достигали цели. К утру вся бригада была переправлена на плацдарм.
Теперь десант, состоявший из отряда Куникова и двух бригад, мог предпринять более решительные наступательные действия. В течение 8 февраля от противника были полностью очищены Суджукская коса, несколько кварталов на южной окраине Новороссийска, захвачены высоты у кладбища западнее Станички.
В ночь на 9 февраля на тральщиках «Земляк», «Щит», «Защитник» и семи сторожевых катерах к Станичке пошла 83-я отдельная морская бригада под командованием подполковника Д. В. Красникова. Этот отряд кораблей возглавил начальник штаба высадки капитан 2 ранга Е. Н. Жуков. Он уже с 3 февраля находился на тральщиках, являясь, так сказать, моей правой рукой, и было бы неразумно заменять его в столь ответственный момент.
Отряд Жукова повторил то, что мы делали накануне, — направился к мысу Пенай и высаживал морских пехотинцев на берег с помощью катеров, мотоботов, сейнеров. 83-я бригада была доставлена по назначению. [203]
Утром 9 февраля на плацдарме в районе Станички с получением столь солидного подкрепления (83-я бригада насчитывала более четырех тысяч бойцов) началось общее наступление всех частей десанта. И через несколько дней плацдарм, вначале представлявший собой лишь крохотный клочок земли на берегу Цемесской бухты, расширился до 7 километров по фронту и 4 километров в глубину.
С переброской сюда частей 83-й бригады штаб высадки свою задачу выполнил. Начавшаяся с неудачи крупная десантная операция получила оригинальное и обнадеживающее продолжение.
Несмотря на определенный боевой успех под Станичкой, не проходила горечь озерейской неудачи.
Десантная операция — это весьма сложный вид боевых действий. В первую очередь здесь должно быть особенно четким взаимодействие сил и средств. К вражескому берегу идут разные отряды. Один производит артиллерийскую подготовку, другой захватывает плацдарм, третий и четвертый высаживают эшелоны основных сил десанта, пятый демонстрирует высадку на каком-то ином направлении. И очень важно, чтобы все они действовали с предельной согласованностью, атаковали противника в высоком темпе и, добившись на первых порах небольшого успеха, старались развить его. Необходимо также быстро наращивать силы в решающем месте.
У нас же получилось так, что десантные средства, поступившие в распоряжение штаба высадки, весьма затрудняли организацию взаимодействия и управления, не отвечали требованию мобильности, обладали диаметрально противоположными тактико-техническими характеристиками — быстроходные эсминцы и маломаневренные «эльпидифоры», тральщики и несамоходные громоздкие болиндеры, к которым десантный отряд попал в слишком большую зависимость. На них и десантники, и танки, им и причалами служить... Для такой важнейшей роли они в тех условиях явно не годились. Специальных же десантных средств у нас не было.
Положение усугубилось, конечно, и тем, что неприятель, судя по всему, разгадал наш замысел и приготовился к встрече десанта. Надо полагать, что мы его насторожили [204] сами. Тайна подготовки операции соблюдалась не столь строго. Нерасчетливо действовали разведчики. Во время подготовки операции они предприняли двадцать две попытки высадиться на занимаемый противником берег. Значительных результатов разведка не принесла, а по ее усиленному вниманию к побережью враг мог судить о нашем замысле.
Нельзя не сказать и о том, что самые серьезные последствия для всего хода событий имело неудачное наступление частей Черноморской группы войск, которые должны были прорвать оборону немцев на суше и обойти Новороссийск с северо-востока. Ведь в расчете на это и строили мы свой план. Но сухопутные войска оборону неприятеля не пробили, и гитлеровцы получили возможность сосредоточить против десанта все свои усилия.
Высаженные под Озерейкой без малого полторы тысячи десантников мужественно сражались с превосходящими силами противника. Они атаковали позиции фашистов, уничтожили немало солдат и офицеров, огневых средств. Так прошли сутки, наступили вторые. У десантников кончались боеприпасы. Но сколько ни пытался враг смять и уничтожить этот, в сущности, небольшой отряд, ничего не получалось. Порой дело доходило до рукопашной.
Потом десантники получили приказ пробиваться к Мысхако. Прорыв стоил немалых потерь, но все-таки часть отряда пришла в Станичку, вторая группа добралась до берега в районе горы Абрау, откуда была снята нашими кораблями.
Десантники на двое суток сковали у Озерейки почти целую неприятельскую дивизию, облегчая тем самым положение куниковского отряда на плацдарме у Станички.
Когда вспомогательное направление высадки десанта превратилось в основное, главное, плацдарм у Станички вопреки возраставшему противодействию противника стал непрерывно расширяться, происходило стремительное наращивание сил.
К 15 февраля общее количество высаженных в Станичке войск достигло 17 тысяч человек с танками и артиллерией. В дальнейшем плацдарм удалось расширить до 45 квадратных километров и сосредоточить здесь целую армию численностью до 40 тысяч человек с большим [205] количеством оружия, боеприпасов, продовольствия и снаряжения.
На этом плацдарме, вошедшем в историю Великой Отечественной войны под названием Малой земли, в течение восьми месяцев не утихали бои. Проявляя исключительный героизм, советские воины оттянули сюда значительные вражеские силы. А потом, осенью 1943 года, когда начались боевые действия по освобождению Новороссийска, с плацдарма наносился мощный удар по флангу гитлеровских войск. И это немало способствовало успеху общего наступления.
Так что есть основания высоко оценить значение операции, начатой под Озерейкой и продолженной в Станичке. Но и уроки ее забывать нельзя.
Эскадра входит в родную гавань
Конец октября 1944 года. Крейсер «Ворошилов» стоит на рейде Цемесской бухты. По старой флотской привычке я встаю рано и выхожу на крыло мостика. Солнце поднимается из-за гор, и под его лучами сверкает гладь бухты. От воды веет утренней прохладой и тем удивительным соленым запахом, который присущ только морю и который хочется вдыхать бесконечно.
Смотрю; на склоны гор, покрытые зеленью, на город... Остовы домов с зияющими глазницами окон, закопченные стены, торчащие среди развалин. И сознание сразу возвращается к действительности. Война продолжается, и начинается ее новый день.
Уже полтора года я командую эскадрой Черноморского флота. Это назначение состоялось через два месяца после знаменитых событий у Озерейки и Станички. Эскадра — хозяйство большое. Один лишь утренний доклад начальника штаба об оперативной обстановке, состоянии кораблей и полученных приказаниях занимает чуть ли не час. А потом — либо поездка в Поти, где ремонтируются крейсера и эсминцы, либо занятия с командирами кораблей, либо разбор боевых действий.
Но сегодня в обычный распорядок вносится изменение. Оперативный дежурный докладывает, что к нам из Геленджика направился командующий флотом.
Встречаю вице-адмирала Октябрьского у трапа. Филипп Сергеевич, судя по его лицу, чем-то взволнован. [206]
Проходим в каюту. Там командующий, оставив официальный тон, говорит:
— Радуйся, Николай Ефремович. Эскадра возвращается в Севастополь.
— Наконец-то! — невольно вырывается у меня.
Потом, как перед большой и весьма важной боевой операцией, мне вручается разработанный штабом флота план перехода кораблей. Его надо изучить и начать подготовку к плаванию.
Филипп Сергеевич напоминает, что необходимо произвести замеры магнитных поясов кораблей, чтобы повысить надежность их защиты от донных неконтактных мин, дать командирам и штурманам возможность ознакомиться со всеми деталями навигационной обстановки в районе перехода и особенно на фарватерах Севастополя, проверить, насколько хорошо вахтенные офицеры знают наставление, регламентирующее переход эскадры морем, лично удостовериться, что каждый корабль все приготовления к походу провел образцово.
По плану эскадра начинает поход двумя отрядами: один формируется в Поти, другой в Новороссийске. В море они встречаются и в Севастополь входят вместе. Подготовку к плаванию первого отряда во главе с линкором «Севастополь» командующий флотом берет на себя. За второй отряд отвечаю я.
Надо собирать офицеров штаба и, не теряя времени, браться за дело. Но прежде чем отдать распоряжение об этом, я обдумываю сообщение командующего флотом и его рекомендации, размышляю о том, насколько значительно сегодняшнее известие...
Вот здесь, под многострадальным Новороссийском, флотские десантные отряды в темные февральские ночи 1943 года сделали первый шаг вперед, отвоевав небольшой кусочек захваченной врагом земли.
Так обозначился на черноморских берегах тот перелом в боевых действиях, который наступил в 1943 году на всем советско-германском фронте.
После победы наших войск под Сталинградом прогремела знаменитая Курская битва, не оставившая гитлеровцам никаких надежд на возврат утерянной инициативы. Наши части успешно наступали на Украине и в Донбассе. Было ясно, что назревают большие события на Кубани и Таманском полуострове. [207]
В ночь на 10 сентября мощный грохот потряс Новороссийск и его окрестности. Над Цемесской бухтой встало багровое зарево. Началась операция, имевшая целью освобождение этого города.
По Новороссийску наносился комбинированный удар сухопутных войск и флота. Причем флот высаживал десант непосредственно в бухту, где немцы пристреляли каждый метр водного пространства из дотов и дзотов, понастроенных на причалах и прибрежных высотах. Но, несмотря на это, торпедные катера ворвались в бухту и ударами торпед расчистили путь десантным отрядам, которые двигались из Геленджика на сторожевых катерах, ботах, сейнерах, буксирах.
Пять суток на улицах города шли тяжелые бои. 16 сентября 1943 года вся страна узнала об освобождении Новороссийска. Среди тех, кто отличился при штурме города, были и мои старые знакомые — командиры и бойцы 255-й и 83-й морских бригад.
Неприятельские войска удирали на Тамань, чтобы побыстрее уйти в Крым. И опять флот, помогая армии, высаживал десанты на побережье, стремясь нанести захватчикам возможно более чувствительное поражение. К 9 октября весь Таманский полуостров был очищен от врага.
Не прошло и месяца, как войска Северо-Кавказского фронта совместно с Черноморским флотом начали десантную операцию, известную под названием Керченско-Эльтигенской. Она проходила в условиях осенней непогоды и складывалась весьма трудно. И все же к декабрю десант прочно закрепился на плацдарме в районе Керчи. Сюда через Керченский пролив непрерывно перебрасывались наши части, вскоре составившие отдельную Приморскую армию.
В то же время наступавшие на юге Украины советские войска вышли на Перекопский перешеек. Крымская группировка противника оказалась отрезанной от материка. С моря ее блокировали корабли флота.
И вот наступил 1944 год. 10 апреля войсками 3-го Украинского фронта была освобождена Одесса, город, который так дорог морякам, а двумя днями раньше, 8 апреля, началось сражение за Крым.
Части 4-го Украинского фронта прорвали гитлеровские рубежи на Перекопе и устремились к югу. Отдельная Приморская армия овладела Керчью, смяла оборону [208] врага на ак-монайских позициях, освободила Феодосию и, по горным дорогам устремилась к Ялте, а через нее — к Балаклаве.
Ровно через десять дней после начала наступления войска фронта и Приморской армии соединились под стенами Севастополя.
Эскадра в этих событиях участия не принимала, так как было указание Ставки Верховного Главнокомандования не рисковать крупными кораблями. С сухопутными войсками взаимодействовали катера, морская авиация, подводные лодки.
7 мая войска 4-го Украинского фронта начали штурм севастопольских укреплений — на подступах к городу немцы построили три укрепленных рубежа, которые считали неприступными. Одновременно торпедные катера, подводные лодки и авиация флота усилили удары по вражеским кораблям и судам, лишая фашистов возможности пользоваться морем для воинских перевозок.
Части и подразделения 51-й Приморской и 2-й гвардейской армий взломали оборону неприятеля на подступах к городу, взяли, казалось бы, неприступную Сапун-гору, погнали гитлеровцев на Херсонес и там их добивали. Всего лишь три дня потребовалось нашим войскам для полного разгрома захватчиков под Севастополем.
Многие закаленные бойцы не могли сдержать слез, когда ворвались на Малахов курган. В те дни черноморцы без конца повторяли: «Севастополь наш!» Так было и на эскадре.
Уже в мае на кораблях начались разговоры о скором возвращении эскадры в главную базу. Однако тогда это было нереально. Севастополь еще не мог принять эскадру.
Советские войска все дальше уходили на запад, битвы гремели уже за пределами нашей Родины. Черноморские катерные силы начали швартоваться к причалам румынских и болгарских портов, а вверх по Дунаю поднималась с боями флотилия, названная именем этой реки. Но севастопольские фарватеры все еще оставались закрытыми для эскадры.
Там, не зная отдыха, трудились тральщики. Они охотились за минами, перепахивали море на всех подходах к порту и во всех бухтах.
Но не только мины мешали Севастополю принять эскадру. А причалы? А пресная вода? А топливные склады [209] с выведенными к бухтам магистралями? Все разрушено, и все требовалось восстанавливать. Так что следовало запастись терпением.
Теперь ожидание кончилось. Возвращаемся! Хочется много раз повторять это слово. Возвращаемся в наш родной Севастополь.
Тяжело было отступать, оставлять города, терять базы. Однако из тех боев, которые мы вели отступая, вырастала победа. И каждое сражение приближало ее.
...Офицеры штаба эскадры, узнав о моем разговоре с командующим флотом, бурно выразили свою радость. Весь штаб с энтузиазмом приступил к работе. Мы внимательно изучили план перехода кораблей, определили, какие необходимо подготовить документы. Флагманские специалисты — каждый по своей части — инструктировали корабельных офицеров, проверяли на крейсерах и эсминцах состояние техники. Штурманы подбирали нужные комплекты карт, колдовали над предварительной прокладкой курса. Все делалось быстро. И всюду, куда ни зайдешь, улыбающиеся лица, как в преддверии большого праздника.
Наступило 4 ноября. Командиры кораблей доложили — к походу готовы. На верхних палубах состоялись короткие митинги. Подняты якоря. Первым дает ход крейсер «Ворошилов», занимая место в голове формирующейся кильватерной колонны. За ним двигаются крейсер «Молотов», эсминцы «Бойкий», «Бодрый» и «Сообразительный». Время — 15 часов 25 минут. До свидания, Новороссийск!
Рассвет застает нас на траверзе Ялты. Чудесный рассвет. Спокойное море ярко сверкает под солнцем. Берег утопает в зелени, хорошо видны белые здания санаториев. Издалека Ялта кажется такой же, как до войны, — величественной и нарядной. Но это лишь издалека. Мы знаем, что уцелевших домов там не так уж много. Это просто щедрая крымская природа скрывает следы разрушений.
Слева по борту вырастают знакомые силуэты кораблей. Линкор «Севастополь», крейсер «Красный Крым», эсминцы «Незаможник», «Железняков», «Летучий», «Ловкий», «Легкий». Дополняют строгую и вместе с тем живописную картину шесть больших охотников.
Встреча, или, по-морскому, рандеву, двух отрядов состоялась в точно назначенный час. На линкоре, идущем [210] под флагом командующего флотом, взвился сигнал: «Эскадре построиться в походный ордер».
Ход 16 узлов. На несколько миль растянулся строй кораблей. Севастополь все ближе. Проплыли справа крутые обрывы Херсонеса. Поворот. И вот мы на знакомом фарватере, которым приходилось ходить и в ясные дни, и ночами темными, и под бомбами, и под артиллерийским обстрелом.
Сейчас в воздухе тоже гудят моторы самолетов. Но это даже и не прикрытие, а парадное воздушное сопровождение.
Поднимаю бинокль к глазам и смотрю на берег, на севастопольские высоты. Ловлю в окуляры колонну Памятника затопленным кораблям. Цел! А когда крейсер подходит ближе, вижу на Приморском бульваре много людей. Они стоят на изрытой воронками набережной и приветственно машут руками. Моряки, пехотинцы, женщины и дети. Севастополь встречает нас!
И тут грохнули орудия кораблей. Двадцать одним залпом из ста могучих стволов возвестила эскадра о своем возвращении в Севастополь в 14 часов 5 ноября 1944 года.
Линкор и крейсера проследовали в Северную бухту, эсминцы — в Южную.
Корабли как будто все те же и в то же время не те. Они прошли сквозь многие боевые испытания, на их стальных корпусах немало рубцов от ран, полученных в боях. На «Красном Крыме» и «Сообразительном» гвардейские флаги. На нескольких кораблях, в том числе и на линкоре «Севастополь», флаги краснознаменные. Некоторых кораблей мы недосчитываемся — они покоятся в водах Черного моря. Так что эскадра предстала теперь в несколько ином качестве.
А город? Сплошные развалины. Сколько ни гляди, не увидишь ни одного целого здания. Беспощадно бушевал здесь вихрь войны.
На следующий день моряки эскадры получили возможность сойти на берег. Я с душевным трепетом ступил на священную севастопольскую землю.
Глазам предстали улицы, заваленные грудами камня и кирпича. Расчищены лишь неширокие дорожки. Ноги сами понесли меня в гору, туда, где когда-то была тихая Красноармейская улица и где стоял дом, в котором меня застала тревога ночью 22 июня 1941 года. [211]
Вот он этот дом — полуразбитый, обгоревший. Но квартира, в которой мы жили до войны с женой и дочерью, сохранилась. Вошел. Голые стены, выбитые стекла, осыпавшаяся штукатурка на полу. Постоял у окна, посмотрел на море. Оно синело, как и прежде. Да, одно лишь море оставалось неизменным.
Потом я спустился с холма к Приморскому бульвару. То тут, то там на улицах люди разбирали завалы, латали стены домов, хоть в какой-то степени пригодных для жилья. Кое-где вывешивались кумачовые флаги: ведь завтра 7 ноября.
На одном из транспарантов слова: «Восстановим славный Севастополь!» По всей стране уже был брошен клич с призывом помочь городу русской морской славы подняться из руин.
Все мы верили, знали, что из развалин встанет город, еще более красивый, чем прежде.