Глава десятая.

Операция "Земланд"

Утром 9 февраля 1945 года мы с группой генералов и офицеров под охраной подразделения автоматчиков пересекли границу Восточной Пруссии. Уже через несколько десятков километров у нас создалось впечатление, будто мы попали в обширное военное поселение. Все деревни и хутора выглядели как маленькие опорные пункты с мощными стенами из дикого камня и красного кирпича, поместья же прусских юнкеров были настоящими крепостями. Так обстраивались обычно конкистадоры-разбойники, захватившие чужую землю. А восточнопрусские помещики и были в действительности потомками настоящих разбойников, которых один из величайших сынов немецкого народа Карл Маркс метко окрестил "псами-рыцарями". Это они в XIII веке пришли на землю мирного литовского племени пруссов с мечом и крестом: одной рукой крестили, а другой — убивали. И вскоре от пруссов осталась память лишь в названии страны да некоторых населенных пунктов и рек. Как раковая опухоль, распространялся вширь германский Тевтонский рыцарский орден. Слишком поздно почувствовали смертельную опасность славянские и прибалтийские народы: вскоре орден стал настолько наглым и мощным, что прогнать его обратно за Одер стало уже невозможным. Не раз славянские и прибалтийские народы наносили "псам-рыцарям" смертельные, казалось бы, удары, как было, например, в великой Битве при Грюнвальде, но на место одних разбойников из Германии спешили другие. Если бы недальновидные польские короли могли только представить в начале XVII века, что объединение разбойничьего гнезда — бывшего Тевтонского ордена с таким же разбойничьим германским княжеством — Бранденбургом — породит королевскую Пруссию, будущего могильщика [510] великой Речи Посполитой, то они не отнеслись бы столь спокойно к этому событию. Но в истории часто так случалось: жертва добровольно вскармливала своего будущего палача. Пруссия сначала по кусочку растаскивала Польшу, а во второй половине XVIII века решила проглотить ее целиком, но вынуждена была поделиться с другими хищниками. Ненасытный аппетит юнкеров-пруссаков толкал их от одной авантюры к другой. И они развязывали новые и новые войны, в которые втягивали большинство европейских государств. И каждый раз, когда пруссакам приходилось сталкиваться в войнах с русскими войсками, они терпели, как правило, на полях сражений полное поражение.

Когда мы перед выездом в Восточную Пруссию изучали по карте положение сражавшихся там войск, то частенько наталкивались на очень знакомые из военной истории названия городов и деревень. Вот, например, деревушка Гросс-Егерсдорф. Около нее в 1757 году русские войска наголову разбили армию прусского короля Фридриха II. В следующем году пруссаки потерпели поражение у деревни Цорндорф. А деревня Кунерсдорф напомнила о самом сокрушительном поражении прусских войск короля Фрица (Фридриха II) в 1759 году. Считавший себя великим полководцем, Фридрих II при первом же успехе в начавшейся битве послал в Берлин гонцов c вестью о "решительном, разгроме" русских. Но он не учел, что в войнах против русских не следует спешить с выводами, даже если ты добился успеха на первых норах. И он поплатился за это. Берлинцы были обмануты: армия их короля оставила на поле битвы 28 боевых знамен, 172 орудия и 10 тысяч ружей" а от 48 тысяч солдат и офицеров у короля не осталось и 3 тысяч.

Восточная Пруссам явилась полем сражения в годы первой мировой войны. Именно отсюда двинулись 1 сентября 1939 года и поджигатели второй мировой войны. А в сорок первом из Восточной Пруссии вторглась на советскую землю мощная группа армий "Север", принесшая столько бед и страданий народам советской Прибалтики, а также населению Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. С первых дней второй мировой войны Восточная Пруссия превратилась в сплошной концлагерь для военнопленных, стала тюрьмой для юношей и девушек, свезенных из многих европейских стран, и в первую [511] очередь из Советского Союза. И вот теперь, зимой 1945 года, советские воины настигли потомков "псов-рыцарей" в их гнусном разбойничьем вертепе. Неудивительно, что для нас было ненавистно само название этого края и мы были готовы на любые жертвы ради уничтожения этого давнего очага агрессии.

...На командный пункт 3-го Белорусского фронта мы прибыли к вечеру 9 февраля. К счастью, генерал армии И. Д. Черняховский не уехал еще на новый командный пункт в район Растенбурга, и мы смогли согласовать с ним порядок приема 11-й гвардейской, 39-й и 43-й армий. Несмотря на занятость, Иван Данилович встретил меня радушно и помог разобраться в очень напряженной обстановке, которая сложилась к тому времени в Восточной Пруссии. Склонившись над картой, на которой было изображено последнее положение фашистских войск и армий 3-го Белорусского, генерал Черняховский своим звучным, приятным баритоном образно рассказав, каких усилий стоил прорыв мощного Ильменхорстского укрепленного района, сколько героизма проявили советские воины. Заканчивая свой рассказ, Иван Данилович, приглаживая темную густую шевелюру, сказал:

— Ну а теперь Восточной Пруссии конец... Остатки войск группы армий "Центр", ныне "Север", заперты на Земландском полуострове, блокированы и прижаты к морю в районе Кенигсберга и юго-западнее от него. Таким образом, вся эта группировка рассечена на три изолированных котла: на Земландском полуострове, в Кенигсберге и юго-западнее, в Хейльсбергском укрепленном районе. На Земландском полуострове и в Кенигсберге обороняются войска армейской группы "Земланд"{119} , a юго-западнее, в Хейльсбергском укрепленном районе,— четвертая полевая армия. Всего противник имеет тридцать две дивизии, в том числе пять танковых и моторизованных, две боевые группы, одну бригаду, много различных частей спецназначения и части фольксштурма. Вся эта мощная [512] группировка поддерживается значительными силами авиации и военно-морского флота...

Иван Данилович сообщил, что против этих сил действуют войска 43, 39, 11-й гвардейской, 5-й, 2-й гвардейской, 31-й армий 3-го Белорусского, а также войска 3, 48 и 5-й гвардейской танковой армий маршала Рокоссовского.

— В результате прорыва войск Константина Константиновича к побережью залива Фришес-Хафф в районе Эльбинга, — продолжал Черняховский,— путь войскам группы армий "Север" в Германию закрыт. Теперь наша задача — уничтожить ее. На вашу долю досталась Земландская группа войск, блокированная на полуострове и в Кенигсберге, а на долю армий Третьего Белорусского — войска четвертой армии в Хейльсбергском укрепленном районе.

Я спросил Черняховского, как он оценивает возможности тесно прижатых к морю войск группы армий "Север".

Иван Данилович сказал, что, несмотря на большие потери, противник ожесточенно отстаивает каждый рубеж и отступает в относительном порядке, командование группы армий "Север" тоже не теряет управления, и сейчас наступающие армии остановлены хорошо организованной обороной, опирающейся на заранее подготовленные Кенигсбергскую крепость и Хейльсбергский укрепленный район.

У меня не оставалось сомнений, что перед нашими войсками стоит нелегкая задача. Во-первых, группировка врага засела в мощных укреплениях и располагает достаточными силами и средствами, чтобы оказывать нам серьезное сопротивление, и, во-вторых, все наши армии настолько ослаблены предыдущими боями, что нуждаются в пополнении.

Но у фашистских войск, блокированных в Восточной Пруссии, все же было одно слабое место: их силы на представляли собой компактного ядра, а расчленялись на три изолированные группировки, растянутые вдоль морского побережья от Земландского полуострова до рубежа, лежащего значительно западнее Браунсберга.

Согласившись с этими моими выводами, И. Д. Черняховский сказал:

— Верховный не без оснований опасается, что Рендулич{120} [513] успеет привести свои войска в порядок после длительного отступления и сможет еще более укрепить занятые позиции, если мы дадим ему передышку... Выходит, мы должны не позволить противнику как следует подготовиться к отпору и с ходу разгромить его... В общем, до двадцать пятого февраля нам приказано покончить с дивизиями группы армий "Север". Я отдал приказ своим войскам возобновить наступление с целью завершения разгрома четвертой армии в районе Прейсиш-Эйлау, Вормдитт, Хейлигенбёйль. А вам предстоит заняться армейской группой "Земланд" и Кенигсбергом...

Черняховский перечислил силы, которые он передает мне: 11-ю гвардейскую, 39-ю и 43-ю армии, 1-й танковый корпус, 2-ю гвардейскую артиллерийскую дивизию прорыва, три истребительно-противотанковые артиллерийские бригады, два гаубичных и два минометных полка, зенитную артиллерийскую дивизию, отдельный зенитный артиллерийский полк, инженерные соединения и отдельные батальоны связи — это то, что отныне составит все силы 1-го Прибалтийского фронта.

Получив от начальника оперативного управления штаба генерал-майора П. И. Иголкина справку о боевом составе и численности передаваемых нам армий, я на следующий день пригласил всех командармов и командира 1-го танкового корпуса к себе. Первым прибыл генерал-лейтенант танковых войск В. В. Бутков. Его корпус прошел в составе нашего фронта с боями всю Белоруссию и Прибалтику и вместе с 39-й армией ушел в Восточную Пруссию. Там, как мне было известно, танкисты Буткова вновь проявили себя блестяще. Василий Васильевич по-военному лаконично ответил на все мои вопросы, но прямо-таки огорошил меня, сказав, что располагает сейчас всего 33 исправными танками. Не успел я закончить беседу с комкором, как адъютант доложил о прибытии генерала К. Н. Галицкого. Командарм степенно вошел в комнату, осторожно притворил за собой дверь и, приблизившись ко мне, строго официально представился:

— Товарищ командующий фронтом! Командующий одиннадцатой гвардейской армией генерал-лейтенант Галицкий прибыл по вашему вызову! [514] Я с интересом вглядывался в сутуловатую фигуру Кузьмы Никитовича, в бледное лицо его, в прищур светлых глаз, выражавших сосредоточенность и целеустремленность, и не увидел в нем особых перемен за прошедшие почти полтора года ни во внешности (если не считать сильно поредевших светлых волос), ни в манере держаться. Он был, как обычно, сдержан, суховат и уверен в себе. Лишь в ответ на мое сердечное приветствие и дружеское рукопожатие Галицкий на мгновение расслабился и заулыбался. Я уважал его за ум и энергию, очень ценил его железную настойчивость в достижении поставленных целей. Поэтому, как помнит читатель, в свое время без колебаний рекомендовал Кузьму Никитовича на пост командующего 11-й гвардейской армией, которая стала мне родной и с которой в ноябре 1943 года я расставался в связи с назначением командующим войсками 1-го Прибалтийского фронта. И я не ошибся: армия под командованием Галицкого упрочила свою боевую славу.

С вполне понятным интересом я расспрашивал Галицкого о боевом составе 11-й гвардейской, о судьбе командиров, которых знал, о многом другом. Кузьма Никитович отвечал мне четко и кратко, как и всегда, когда вел беседу по делам службы. У него было три стрелковых корпуса — 8, 16 и 36-й гвардейские, которые по-прежнему составляли главную ударную силу армии, насчитывавшей к этому моменту около 57 тысяч человек, 600 орудий, 167 противотанковых пушек, 383 станковых пулемета. Соединения 11-й гвардейской охватывали Кенигсберг с юга, юго-востока и востока. И я спросил командарма, готовы ли они перейти в ближайшее время в наступление с целью разгрома фашистов в районе Кенигсберга. Галицкий ответил, недоумевая:

— Но ведь перед нами укрепленный район, настоящая современная крепость! Разве ее возьмешь без подготовки?!

Я пояснил, что наступать будем не на крепость, а против войск, обороняющихся северо-западное в юго-западнее Кенигсберга. По нашему убеждению, полная изоляция гарнизона Кенигсберга лишит его надежды на спасение и максимально ослабит его стойкость в обороне.

Вскоре подъехали командующие 43-й и 39-й армиями. Генерал Белобородов ворвался радостный и, как всегда, оживленный. Некрупный ростом, но крепко сбитый, он [515] энергично передвигался по комнате, а звонкий голос Афанасия Павлантьевича буквально заполнял ее. Чувствовалось, что он, как и я, искренне рад нашей встрече, тому, что мы вновь будем воевать вместе.

— Очень доволен я, товарищ командующий, — сказал Белобородов, улыбаясь, — что победу нам, видимо, посчастливится встретить вместе!

Я ответил, что разделяю его радость, но, чтобы ускорить встречу с победой, нам придется немало потрудиться.

— Будем стараться, как всегда! — заверил командарм. Вошедший вслед за Белобородовым командующий 39-й армией И. И. Людников скромно задержался у двери. Когда я двинулся к нему, Иван Ильич сделал несколько энергичных шагов навстречу и, молча сжав мою руку в своей сильной, жилистой ладони, негромко сказал:

— С благополучным прибытием, товарищ командующий!

Я был убежден, что мне повезло: легче руководить войсками, когда знаешь основной командный состав.

У нас состоялся подробный разговор по существу стоящих перед ними задач. Все командующие единодушно заявили, что штурмовать Кенигсберг в таком составе дело явно бесперспективное, хотя бы потому, что в армиях слишком мало сил. Оказалось, в частности, что в 39-й, в которую входили 5,11, 13-й гвардейские, 94-й и 113-й стрелковые корпуса, насчитывалось всего-навсего 52 тысячи человек, 550 орудий и 1097 ручных пулеметов. Еще меньше сил было в 43-й. В ее 54, 90 и 103-м стрелковых корпусах и армейских частях насчитывалось всего 27 тысяч человек, то есть по численности — две-три дивизии, 348 орудии, 172 станковых пулемета и 500 ручных пулеметов.

Больше всего обескураживало почти полное отсутствие танков, без которых нечего было и думать о преодолении мощной обороны врага, тем более что, как мы полагали, он имел немало танков. Как впоследствии выяснилось, в группе "Земланд" их насчитывалось более 250.

Ставка, требуя продолжать наступление, не могла выделить нам нужные для этого силы, так как шесть общевойсковых армий и одну танковую пришлось сосредоточить в составе 3-го Белорусского фронта, которому предстояло разгромить мощную хейльсбергскую группировку. [516]

12 февраля я подписал приказ о вступлении в командование войсками 1-го Прибалтийского фронта нового состава. А в следующие два дня мы объехали все армии и окончательно убедились, что создать ударную группировку для наступления очень трудно. 43-я и 39-я армии растянули свои дивизии на Земландском полуострове, охватывая Кенигсберг с северо-запада, востока и юго-востока, а 11-я гвардейская блокировала гарнизон Кенигсберга с юга и запада. На долю генерала К. Н. Галицкого выпала довольно сложная роль, так как его армия могла подвергнуться ударам со стороны Кенигсберга и хейльсбергской группировки, если враг предпримет прорыв блокады гарнизона. Нам пришлось поручить пятидесятитысячной армии Галицкого "держать за горло" стотридцатитысячный гарнизон Кенигсберга, а часть сил 39-й и 43-й армий было решено направить на уничтожение почти равной им по численности группы войск, оборонявших западную часть Земландского полуострова.

14 февраля я отдал приказ: генералу К. Н. Галицкому сменить силами своих войск три стрелковые дивизии армии И. И. Людникова на фронте река Прегель, Штибенген и сковать гарнизон Кенигсберга с запада, юга и востока; генералу И. И. Людникову ударом в направлении на Крагау, Таффкен главными силами прорваться на побережье моря в районе Фишхаузен (Приморск), Циммербуде, а частью сил — к крепости-порту Пиллау (Балтийск); генералу А. П. Белобородову создать ударную группировку и, наступая в направлении Норгау, Гермау, выйти на побережье Балтийского моря правее 39-й армии.

К 19 февраля ударные группировки должны были закончить подготовку к наступлению. Времени оставалось мало. И началась привычная кипучая работа: разведка, передислокация войск с целью создания компактных группировок для осуществления прорыва, боевое и материально-техническое обеспечение наступления и масса других мероприятий. Очень трудно оказалось обеспечить скрытность подготовки: местность на подступах к полуострову сравнительно открытая, да и враг развил бурную деятельность, чтобы разгадать наши намерения.

Весь день 18 февраля я провел у Ивана Ильича Людникова. Положение его 39-й армии было особенно трудным. Правым ударным флангом она должна была насту- пать, [517] а ее центр и левый фланг сами находились под угрозой удара с двух сторон — из Кенигсберга и с Земландского полуострова. Однако создать необходимые резервы на угрожаемых направлениях из-за недостатка сил мы не могли — все, что можно было, стягивалось к участку прорыва.

С мыслью о том, где взять силы для оказания помощи 39-й, я к вечеру возвратился на командный пункт и сразу же пригласил к себе В. В. Курасова, чтобы обсудить с ним эту проблему. Я настолько хорошо изучил своего начальника штаба, что по выражению его лица понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. Так оно и было, Владимир Васильевич, устало опустившись на стул, с болью в голосе сказал:

— Сегодня погиб Иван Данилович…

Война не щадила никого... Черняховский был уже третьим командующим фронтом, которого постигла такая печальная участь. Я был настолько ошеломлен этой трагической вестью, что надолго замолчал, живо вспоминая свою последнюю встречу с генералом Черняховским, его красивое, необыкновенно выразительное лицо, проникновенный взгляд, энергичные жесты, звучный голос.

Оправившись от потрясения, я спросил Курасова об обстоятельствах гибели.

— В районе Мельзака от осколка снаряда,— ответил oн. — Подробности пока не известны.

Впоследствии выяснилось, что, когда Черняховский ехал на командный пункт 3-й армии генерала А. В. Горбатова, осколок разорвавшегося неподалеку снаряда пробил навылет его грудь. Спустя три четверти часа Иван Данилович скончался.

Настоятельная необходимость изыскания сил и средств для укрепления левого фланга 39-й армии отвлекла нас от горестных мыслей, вызванных гибелью И. Д. Черняховского. Мы наметили тогда ряд мер для упрочения положения соединений И. И. Людникова, но утром убедились, что противник, получив солидные подкрепления людьми и танками, успел все же упредить нас. В 9 часов позвонил Иван Ильич.

— Полчаса назад, — начал он без предисловий, даже не поздоровавшись, что свидетельствовало о его сильном [518] волнении,— противник начал мощный артиллерийский обстрел боевых порядков левофланговых дивизий. В нем участвуют более сотни артиллерийских и минометных батарей. Огонь ведется одновременно и с полуострова, и из Кенигсберга. Противник определенно попытается деблокировать гарнизон города и восстановить с ним связь по суше. Готовимся к отражению атаки. Прошу помочь авиацией...

Обещав командарму немедленно послать самолеты, я потребовал от него перебросить к угрожаемому участку все, что можно. Людников заявил, что усилить левый фланг он может только за счет ослабления ударной группировки, которую готовит для наступления. Пришлось согласиться и на это, чтобы не допустить объединения изолированных друг от друга группировок врага на Земландском полуострове и в Кенигсберге. Командующий 3-й воздушной армией получил задачу ударами бомбардировочной и штурмовой авиации воспрепятствовать наступлению противника.

В одиннадцатом часу командарм 39-й доложил, что час назад более трех пехотных полков при поддержке 60 танков начали атаку из Кенигсберга и свыше трех пехотных дивизий при поддержке сотни танков — с Земландского полуострова. Когда мы подсчитали соотношение сил, то оказалось, что враг в полосе своего наступления имеет больше людей, чем обороняющиеся, и абсолютно превосходит их в танках. Несмотря на большие потери, понесенные от нашей авиации, гитлеровцам все же удалось вклиниться в расположение 39-й армии и захватить ряд населенных пунктов. Обе ударные группировки врага продолжали медленно сближаться. Только решительные меры могли сорвать замысел Рендулича.

Я передал в подчинение Людникова 54-й стрелковый корпус 43-й армии и приказал ему подготовить контрудар, чтобы восстановить положение. Одновременно генералу Папивину была поставлена задача всеми своими силами поддержать контрудар. В ходе его подготовки нам стало известно о назначении командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Значит, Ставка считает разгром восточнопрусской группировки врага одной из первостепенных и неотложных задач. Я искренне радовался этой вести, так как за многие месяцы совместной с Александром Михайловичем [519] работы в Прибалтике сердечно привязался к этому мудрому, многоопытному и тактичному человеку.

Как мы ни торопились с нанесением контрудара, фашистские дивизии, наступавшие из Кенигсберга и с полуострова навстречу друг другу, успели соединиться и сразу же создали фронтом на северо-восток барьер из танков. Поэтому удар 54-го стрелкового корпуса натолкнулся на прочную оборону, опиравшуюся на эту стальную стену. И фашистам удалось сохранить связь между обеими группировками войск по суше.

Всесторонне проанализировав сложившуюся обстановку, мы пришли к убеждению, что вновь отсечь гарнизон Кенигсберга от главных сил группы "Земланд" без значительного усиления наших войск вряд ли удастся. Было вместе с тем понятно, что из-за явного превосходства врага в пехоте и артиллерии и особенно в танках отпадает и возможность в ближайшем времени успешного штурма такой первоклассной крепости, какой был Кенигсберг с его мощными фортами и многочисленным гарнизоном. К тому же и наступление 3-го Белорусского фронта против хейльсбергской группировки проходило, как говорится, со скрипом и не сулило скорой победы. При такой ситуации невольно напрашивалось два решения: либо усилить наш фронт значительным количеством резервов и создать этим реальные предпосылки для успешного выполнения поставленной задачи, либо объединить руководство войсками двух фронтов для последовательного разгрома всех сил противника, противостоявших их войскам, по частям.

Руководствуясь этими соображениями, я позвонил 21 февраля в Москву. Генерал А. И. Антонов выслушал меня и сообщил, что вопрос уже обсуждался в Генеральном штабе и Ставке и что после доклада об этом Верховному Главнокомандующему принято решение объединить руководство войсками двух фронтов, с тем чтобы можно было маневрировать силами и средствами с целью сосредоточения их сначала для разгрома хейльсбергской группировки, а затем для штурма Кенигсберга, после чего завершить боевые действия в Восточной Пруссии ликвидацией противника в западней чести Земландского полуострова.

В ночь да 22 февраля мы получили директиву Ставки, согласно которой 1-й Прибалтийский фронт упразднялся [520] а его армии, получившие наименование Земландской группы войск, включались в состав 3-го Белорусского фронта. Я был назначен командующим этой группой войск и одновременно заместителем командующего войсками 3-го Белорусского фронта.

Поскольку в директиве ничего не говорилось о дальнейших задачах войск Земландской группы, утром 22 февраля я поспешил к маршалу А. М. Василевскому. Я застал его на КП фронта целиком поглощенным изучением обстановки. Однако принял он меня со свойственной ему доброжелательностью, внимательно выслушал мой доклад о сложившейся в районе Кенигсберга обстановке и о боевом составе подчиненных мне армий. Я еще раз убедился в способности А. М. Василевского мгновенно схватывать существо оперативной ситуации. Всего сутки миновали, как маршал вступил в командование войсками, однако он уже успел увидеть главную причину резко замедлившихся темпов наступления в Восточной Пруссии. Выслушав меня Александр Михайлович сказал:

— Не следует забывать азбучную истину оперативного искусства — быть везде сильнее противника невозможно. Для этого надо обладать значительным общим превосходством в силах. Но это уже к военному искусству отношения не имеет. Наша задача — при общем незначительном превосходстве добиться подавляющего превосходства на тех направлениях, где мы собираемся разделаться с противником в первую очередь. А это значит, что мы должны уничтожить группу армий "Север" по частям: сначала навалимся на главную группировку в Хейльсбергском укрепленном районе, а затем — на группировки, засевшие на Земландском полуострове и в Кенигсберге. — Подумав несколько мгновений, А. М. Василевский добавил: — Я полагаю, что после разгрома врага в районе Хейльсберга мы сосредоточимся на Кенигсберге. После падения этой крепости противнику трудно будет удержаться и на Земландском полуострове. Такой именно план я и предложу товарищу Сталину. Если Верховный одобрит его, то придется сделать оперативную паузу, чтобы сначала сосредоточить все, что можно, против хейльсбергской группировки, хорошенько подготовить удар и осуществить его в стремительном темпе.

Воспользовавшись паузой, я попросил маршала уточнить дальнейшие задачи войск Земландской группы. [521]

— Вы торопитесь, Иван Христофорович, — улыбнулся А. М. Василевский.— Какие же новые задачи я могу поставить, если ваши армии мне пока не подчинены? Ведь они пойдут в мое подчинение только с двадцать четвертого февраля... — И уже серьезным тоном он решительно добавил:— Пока приводите войска в порядок, накапливайте боеприпасы, укрепляйте занимаемые рубежи, а двадцать пятого я объявлю свое окончательное решение.

Как я и ожидал, Ставка согласилась с предложениями командующего фронтом: сосредоточить основные усилия фронта на разгроме группировки противника, прижатой к морю к юго-западу от Кенигсберга, а остальные его силы блокировать, пока не настанет и их черед. В связи с этим А. М. Василевский отдал мне приказ перейти на всем фронте к обороне, а значительную часть нашей артиллерии и авиации привлечь к участию в наступлении в районе Хейльсберга.

26 февраля я подписал директиву о переходе 39-й и 43-й армий к обороне. Генералам И. И. Людникову и А. П. Белобородову было приказано вести активную разведку, организовать инженерное оборудование местности, подготовить огневые позиции артиллерии и минометов, отрыть траншеи с блиндажами, укрытиями, дзотами, а также прикрыть их полосой проволочных и минных заграждений.

Вспоминая тот ущерб, который был нанесен войскам 39-й вражескими танками, особый упор мы делали на оборудование противотанковых опорных пунктов. В корпусах и дивизиях было решено создать сильные общевойсковые и противотанковые резервы. Словом, делалось все, чтобы лишить гитлеровцев малейшего шанса на успех в их вылазках против наших армий. А ожидать этого следовало, поскольку нетрудно было предположить, что сильная группировка фашистских войск, блокированных на Земландском полуострове и в Кенигсберге, попытается помочь войскам 4-й армии, когда главные силы нашего фронта обрушатся на нее.

И потекли дни, заполненные поездками по частям, хлопотами по укрытию войск, мероприятиями по дезинформации вражеского командования. Нам было крайне выгодно, чтобы оно приняло наши перегруппировки за подготовку к наступлению, поэтому мы намеренно открыто демонстрировали "концентрацию" войск в отдельных [522] районах. Таким образом, после непрерывных ожесточенных боев в Восточной Пруссии установилось временное затишье. А. М. Василевский, осуществляя свой замысел, в глубокой тайне готовил новый мощный удар по району Хейльсберга. Все, что можно было, маршал забрал у нас для участия в наступлении. В первых числах марта он, вызвав меня на свой командный пункт, сказал:

— Надо, Иван Христофорович, и вашим войскам принять посильное участие в разгроме хейльсбергской группировки.

— Но ведь армиям уже отдан приказ перейти к обороне, — недоуменно заметил я. — Значит, этот приказ отменяется и нам снова надо начинать готовить наступательную операцию?

— Решение о переходе к прочной обороне остается в силе, — успокоил меня маршал,— но вот на левом фланге армии Галицкого вы должны провести частную операцию против левого фланга хейльсбергской группировки, чтобы сковать имеющиеся там резервы. Даже это, несомненно, будет содействовать общему успеху. Словом, продумайте и доложите мне, какие силы от одиннадцатой гвардейской можно будет привлечь к участию в наступлении.

Посоветовавшись с генералом К. Н. Галицким, мы решили выделить для участия в наступлении 36-й гвардейский стрелковый корпус. Я доложил о наших возможностях А. М. Василевскому, и он 4 марта издал директиву, предписывающую этому корпусу разгромить бранденбургскую группировку фашистов, овладеть городом Бранденбург, одноименным с находящимся в собственно Германии и лежащим на побережье к юго-западу от Кенигсберга. Ответственность за подготовку и проведение этой операции я возложил на генерала К. Н. Галицкого и командира корпуса генерал-лейтенанта П. К. Кошевого{121}. Но я ни на минуту не забывал, что эта частная операция является лишь краткой прелюдией к предстоящему штурму Кенигсберга, над замыслом которого мы уже глубоко задумывались. Прежде всего нам надо было определить состав сил, необходимых для непосредственного участия в этом штурме. Поскольку с юга и юго-востока Кенигсберг охватывали соединения 11-й гвардейской армии, [523] ее участие в штурме было само собой разумеющимся. С северо-востока и северо-запада город блокировала 39-я армия. Я был настроен предоставить и ей возможность участвовать в штурме, зная, что Иван Ильич Людников мечтает об этом, стремясь взять реванш за последнюю неудачу, когда его дивизии не сумели удержать коммуникации, связывающие кенигсбергскую и земландскую группировки врага. Но сил этих двух армий для штурма крепости со стотридцатитысячным гарнизоном было мало. 43-ю к участию в штурме в тогдашних условиях привлечь было невозможно. Она сковывала фашистские войска на Земландском полуострове.

7 марта определилась и третья армия, которую можно было привлечь к штурму крепости. А. М. Василевский сообщил мне о своем решении вывести из боя 50-ю и передать ее в состав Земландской группы войск. При этом он попросил подумать, на каком участке внешнего обвода Кенигсберга ввести ее в дело. Я и В. В. Курасов недолго размышляли над этим. Зная, что армия, только что вышедшая из боя, весьма ослаблена, я без колебаний решил ввести ее корпуса между 39-й и 11-й гвардейской, которым, по нашим предварительным наметкам, предстояло нанести основные рассекающие удары по Кенигсбергу с северо-запада и юга. На долю новой армии выпадала роль связующего звена между этими объединениями. Главная ее задача — совместно с 39-й армией основными силами нанести удар с северо-запада, а частью сил сковывать противостоящего врага с востока, не позволяя ему перебрасывать силы и средства против главных ударов группировок.

Общие соображения по замыслу штурма, который был условно назван операцией "Земланд", мы с Курасовым доложили А. М. Василевскому. Несмотря на большую занятость подготовкой удара по хейльсбергской группировке, он нашел время для разработки замысла и плана штурма Кенигсберга. Выслушав наши предложения по группировке сил, маршал неожиданно для меня предложил на направлении главного удара поставить 43-ю армию. Меня несколько удивило такое решение: ведь 39-я уже находилась на северо-западных подступах к Кенигсбергу, а 43-ю нужно было перебрасывать с правого крыла фронта в центр. Я, естественно, выразил сомнение, обоснованна ли такая перегруппировка. Ведь 39-я армия хорошо проявила [524] себя во всех предыдущих наступательных операциях. Об И. И. Людникове, насколько я знал, А. М. Василевский был самого высокого мнения. Так в чем же дело?

— При подготовке штурма, — разъяснил маршал,— мы должны учитывать малейшие психологические нюансы. Вы помните, что произошло девятнадцатого февраля?

Я понял, что Александр Михайлович напоминает о досадной неудаче 39-й армии, войска которой не смогли помешать гарнизону Кенигсберга соединиться с группировкой войск на Земландском полуострове, и подтвердил:

— Да, конечно, помню.

— Думаю, что и в тридцать девятой эту неудачу не забыли. И конечно, нужно учесть, что доля неуверенности в своих боевых возможностях после этого в армии осталась. Войскам сорок третьей подобную неудачу, к счастью, пережить не пришлось. Вот почему я решил главную роль в штурме Кенигсберга наряду с одиннадцатой гвардейской предоставить ей. Имейте в виду, Иван Христофорович, что по мере разгрома хейльсбергской группировки противника я буду иметь возможность передать в состав вашей группы одну-две армии со средствами их усиления. Первой такой армией, вероятнее всего, будет вторая гвардейская генерала Чанчибадзе, которую необходимо выдвинуть на правое крыло ваших войск, что существенно облегчит смену и сосредоточение соединений и частей сорок третьей для штурма Кенигсберга с северо-запада.

Я, конечно, тут же согласился с таким решением.

Прощаясь, маршал порадовал меня сообщением, что к обеспечению штурма Кенигсберга он рассчитывает привлечь всю авиацию, действующую в Восточной Пруссии: 1-ю и 3-ю воздушные армии, военно-воздушные силы Балтийского флота, соединения 18-й воздушной армии{122}. В целом это составляло почти две с половиной тысячи самолетов! Кроме того, Александр Михайлович сказал мне, что в разрушении фортов крепости участие примет сверхмощная артиллерия РГК, вплоть до 305-миллиметрового калибра.

Так в первой декаде марта началась кропотливая работа Военного совета и штаба Земландской группы войск [525] по подготовке штурма Кенигсберга. Все основные заботы по решению этой нелегкой задачи легли на нас, поскольку А. М. Василевский и его штаб в марте были целиком заняты операцией по ликвидации группировки врага в районе Хейльсберга. Объем работы по подготовке новой операции по сравнению с прежними был значительно большим. К тому же нам предстояло решить ряд проблем, которые прежде не возникали, так как за всю войну нам еще не приходилось осуществлять штурм такого крупного города-крепости, каким являлся Кенигсберг, и удержанию которого Гитлер придавал особое значение. Одним из самых сложных был вопрос подготовки войск, поскольку им предстояло прорывать оборону, насыщенную такими инженерными сооружениями, как форты, многочисленные доты, крупные и особо прочные здания, приспособленные к обороне, всевозможные хитроумные препятствия для боевой техники и пехоты. Немалые трудности надо было преодолеть и при обучении командного состава. В городе трудно ориентироваться, есть постоянная опасность столкновения между своими же войсками, сложно поддерживать взаимодействие между наступающими частями и поддерживающими их средствами. Для того чтобы войска уверенно и со знанием дела шли на штурм крепостных укреплений, необходимо было построить подобные им сооружения в нашем тылу и на них практически тренировать части и соединения.

Для лучшей ориентировки командного состава усилиями операторов, топографов и инженеров был создан макет (в масштабе 1 : 3000), на котором подробнейшим образом была обозначена вся система оборонительных и крепостных сооружений как на внешнем, так и внутреннем обводе города, с указанием группировки войск противника, системы огня из всех видов оружия, обозначением противопехотных и противотанковых заграждений и наиболее подготовленных к обороне городских кварталов и отдельных крупных зданий. Особенно четко были показаны крепостные форты. Кроме того, был подготовлен и размножен в нужном количестве план города с единой нумерацией кварталов и всех важных объектов. Макет обеспечивал такое четкое и рельефное зрительное восприятие Кенигсберга, что я 9 и 10 марта с удовольствием знакомил на нем командующих армиями, командиров корпусов и дивизий с задачами войск в предстоящем штурме. [526]

Иногда создавалось такое впечатление, будто мы и в самом деле шагаем по предместьям и по улицам города и внимательно разглядываем места, где скоро должны во что бы то ни стало проложить себе дорогу наши войска.

Хотя эта крепость строилась задолго до этой войны и несколько устарела, но гитлеровское командование за последние годы модернизировало ее, а город тщательно подготовило к отражению штурма. Оборона Кенигсберга состояла из трех рубежей. Костяком первого из них, оборудованного в 6—8 километрах от центра города, являлись 15 старинных, необычайно прочных фортов. Чтобы не быть голословным, забегая вперед, скажу, что по фортам № 5 и № 5а было выпущено по 500—600 снарядов из наших самых мощных орудий (203- и 280-миллиметровых), но разрушить их так и не удалось. Между фортами были построены доты и другие железобетонные оборонительные сооружения. И все это было связано несколькими линиями траншей. Подступы к первому рубежу прикрывались системой противотанковых и противопехотных заграждений: противотанковым рвом, минными полями и проволочными заборами. Правда, на макете противотанковый ров выглядел безобидной канавкой, но в действительности же она, эта "канавка", была шириной 10 и глубиной 3 метра, с кирпичными стенами, и могла стать могилой как для танков, так и для пехоты, поскольку была заполнена водой. Каждый форт — это выступающее вперед и развернутое по фронту шестиугольное сооружение (360Х180 м), окруженное противотанковым рвом и земляным валом и имеющее четыре капонира: один — впереди, два — по бокам и один — с тыла. Они соединены между собой подземными ходами сообщения — потернами, трехметровые стены капониров сложены из кирпича и скрыты под толщей земли. В центре форта — трехэтажное кирпичное сооружение, укрытое толстым слоем земли, на котором успели вырасти большие деревья.

Видя на макете, как сеть линий, обозначивших направления огня артиллерии и пулеметов, укрытых в капонирах и дотах, густо перекрещивалась на подступах к фортам, мы серьезно задумывались над тем, как обезопасить от этой угрозы штурмующую пехоту.

Второй оборонительный рубеж проходил по окраинам города. Основой его являлись особо прочные, приспособленные к обороне каменные здания, баррикады и доты. [527]

Он усиливался также многочисленными ирригационными каналами. Третий рубеж опоясывал центральную часть старого города и включал в себя девять старинных фортов и наиболее мощные, приспособленные к обороне каменные постройки. А в самом центре города, на высоком берегу реки Прегель, господствуя над городом и окрестностями, громоздился старинный королевский замок, в котором засело несколько тысяч самых оголтелых фашистов. Здесь Кенигсберг был сплошь перегорожен баррикадами, завалами, опорными пунктами и узлами сопротивления. На всех площадях, перекрестках, в скверах и парках были сооружены доты, закопаны танки и штурмовые орудия. Во всех этих фортах, капонирах, дотах, в укрепленных зданиях и других оборонительных сооружениях засело 130 тысяч гитлеровцев, готовых сражаться до последнего патрона. Не следует забывать при этом, что это огромное войско располагало помимо всего прочего четырьмя тысячами единиц артиллерии и более чем сотней танков и штурмовых орудий.

На макете яркой красной краской были обозначены участки прорыва на направлениях ударов войск 43, 50 и 11-й гвардейской армий, на плечи которых ложилась почетная, но неимоверно трудная миссия — штурмовать город-крепость. Существо замысла операции заключалось в следующем — рассечь оборону Кенигсберга мощными и стремительными встречными ударами с северо-запада и юга. С северо-запада должны были нанести удар войска 43-й и два корпуса 50-й армии, с юга — основные силы 11-й гвардейской. В центре города, на северном берегу реки Прегель, им надлежало встретиться. С востока сковывающие удары на широком фронте наносили дивизии 69-го стрелкового корпуса 50-й армии. В то время пока эти три объединения будут дробить на части Кенигсбергский "орешек", другие три армии — 2-я гвардейская (она прибыла в состав нашей группы значительно позднее), 5-я и 39-я — наступлением на Земландском полуострове отбрасывали войска группы "Земланд" к морю, в общем направлении на Пиллау, обеспечивая внешний фронт окружения Кенигсбергского укрепленного района.

Примерно к середине марта командный состав армий, участвовавших в штурме, уже знал в общих чертах свои задачи. Командармы начали подготовку войск к предстоящей операции. [528]

12 марта, когда главные силы фронта под командованием маршала А. М. Василевского уже заканчивали подготовку к мощному удару по хейльсбергской группировке немцев, генерал К. Н. Галицкий доложил мне, что 36-й гвардейский стрелковый корпус готов к наступлению на Бранденбург. Я сразу же поспешил в это соединение. Командир корпуса генерал-лейтенант Петр Кириллович Кошевой сообщил, что в его полосе наступления обороняются остатки моторизованной дивизии СС "Великая Германия", несколько пехотных полков и спецчастей из Прибалтики. У них было свыше 30 танков. Разгромить эту группировку предстояло 16-й и 18-й гвардейским стрелковым дивизиям.

Убедившись, что наступление подготовлено всесторонне, я доложил об этом маршалу Василевскому. 13 марта он сообщил мне, что, несмотря на моросящий дождь и плохую видимость, войска фронта начали наступление против хейльсбергской группировки. Я проинформировал его, что мы тоже не отстаем: в 12 часов 40 минут части 16-й гвардейской стрелковой дивизии вторглись в оборону противника, овладели деревней Вердинген и перерезали шоссе, связывающее Бранденбург с Кенигсбергом, но, поскольку вражеские части беспрерывно контратакуют, наступление застопорилось.

— Принимайте меры и завтра доложите о результатах, — спокойно распорядился А. М. Василевский.

Обсудив создавшееся положение, мы решили нарастить удар силами 88-й гвардейской стрелковой дивизии. Галицкий приказал Кошевому ввести ее в бой для ускорения выхода к реке Фришинг, которая прикрывала подступы к Бранденбургу, и для форсирования ее с ходу. Ввод этого соединения в бой помог сломить сопротивление гитлеровцев, и они отступили к реке Фришинг. Наши дивизии приступили к ее форсированию.

Убедившись, что генералы К. Н. Галицкий и П. К. Кошевой делают все необходимое, чтобы сломить сопротивление врага, я снова сосредоточил свое внимание на подготовке штурма Кенигсберга. К этому времени мы уже заканчивали разработку основных документов плана операции.

Всю операцию намечалось провести в три этапа: в ходе первого — завершить подготовку; на втором — прорвать [529] первый оборонительный рубеж и войскам 43-й и 50-й армий выйти на рубеж Поерштиттен, Клейн Хейдекруг, а 11-й гвардейской — на рубеж Шенфлис, Понарт, Кальген; на третьем — осуществить штурм самого города. Задачи второго этапа планировалось решить за одни сутки, а третьего — за четверо суток. Таким образом, на весь штурм Кенигсберга отводилось 5 дней.

В ходе подготовки операции "Земланд", которую предполагалось осуществить до конца марта, мы решили провести целый ряд сложных мероприятий. Надо было прежде всего полностью вскрыть характер обороны противника и группировку его войск в Кенигсбергском укрепленном районе, активными действиями улучшить исходный рубеж, с которого соединениям предстояло перейти в наступление, полностью завершить подготовку войск 39, 43, 50 и 11-й гвардейской армий к предстоявшей операции и в тайне от противника занять исходное положение для штурма Кенигсберга, скрытно вывести передаваемые в состав нашей группы войск 5-ю и 2-ю гвардейскую армии в полосы их наступления, довести численность дивизий до 3000—3600 человек. Следовало также обеспечить аэродромами нашу многочисленную авиацию, организовать всестороннее боевое и материально-техническое обеспечение операции, осуществить мероприятия по дезориенти-рованию противника. За трое-четверо суток до начала штурма намечалось провести предварительную артиллерийскую и авиационную подготовку с целью разрушения мощных фортов. Надо было готовить силы и для преследования на случай, если до начала штурма обнаружится отход противника.

Начало штурма, как и указывалось Ставкой, было намечено через 8—10 дней после ликвидации хейльсбергской группировки противника, чтобы использовать часть высвобождающихся после этого сил.

С проектом плана операции "Земланд" я и В. В. Курасов прибыли 15 марта к А. М. Василевскому. Маршал со скрупулезностью рассмотрел каждый документ. Серьезных расхождений во мнениях проект плана не вызвал. Прежде чем окончательно утвердить его, А. М. Василевский на следующий день послал докладную И. В. Сталину, в которой изложил существо плана операции "Земланд" и высказал просьбу о выделении дополнительного вооружения, боевой техники и боеприпасов. [530]

Возвратившись в штаб своей группы войск, я с удовлетворением узнал, что наступление корпуса генерала Кошевого развивается успешно: бои идут уже за Бранденбург.

Вечером 17 марта позвонил А. М. Василевский.

— План операции, —сообщил он, — утвержден Ставкой. Разгром хейльсбергской группировки приказано закончить не позднее двадцать второго, а операцию "Земланд" начать не позднее двадцать восьмого марта. Так что до двадцатого заканчивайте наступление корпуса Кошевого и сразу же перебрасывайте его к Кенигсбергу.

Итак, времени оставалось в обрез. Надо было спешить, и прежде всего ускорить завершение прорыва к морю в районе Бранденбурга. Задачу свою корпус П. К. Кошевого, фактически, уже выполнил: с 13 по 18 марта его соединения захватили 40 населенных пунктов, в том числе Бранденбург. Командующий 4-й немецкой армией так и не смог снять из района Бранденбурга ни одного полка. 20 марта К. Н. Галицкий доложил, что соединения генерала Кошевого вышли на побережье залива Фришес-Хафф. Теперь без помех можно перебрасывать 36-й гвардейский к Кенигсбергу. В этот день Ставка продлила подготовку операции еще на несколько дней. А. М. Василевский сообщил, что И. В. Сталин разрешил начать предварительную артиллерийскую и авиационную подготовку штурма в первых числах апреля. Он сказал также, что выводит 2-ю гвардейскую армию и направляет ее к нам для участия в наступлении на Земландском полуострове.

23 марта В. В. Курасов доложил о завершении работы по созданию штурмовых отрядов и групп в 11-й гвардейской, 43-й и 50-й армиях. В каждом стрелковом полку был подготовлен один штурмовой отряд, в состав которого, как правило, включались стрелковый батальон, саперная рота, огнеметный взвод, танковая рота, взвод 76-миллиметровых орудий, батарея 120-миллиметровых минометов, орудия крупного калибра либо самоходки. В батальонах штурмовые группы состояли из стрелковой роты, саперного взвода, отделения огнеметов, отделения химиков, двух противотанковых орудий, двух орудий дивизионной артиллерии и двух-трех танков. Стрелковые взводы штурмовых отрядов и групп имели на вооружении противотанковые гранаты, дымовые шашки, "кошки" с веревками для подрыва мин натяжного действия, ножницы, [531] топоры, термические шары с горючей смесью. Каждый боец группы имел шесть гранат. Словом, воины были обеспечены всем, что нужно для ведения боя в укрепленном районе и в городе.

Однако создание и оснащение штурмовых подразделений — лишь половина дела. Их надо было еще сколотить, практически натренировать в учебных городках, под которые мы спешно приспособили ранее занятые оборонительные сооружения и многие заброшенные поместья, похожие на крепости.

В эти дни у нас побывал Главный маршал авиации А. А. Новиков. Он подтвердил, что к обеспечению штурма Кенигсберга будет привлечена вся авиация, имеющаяся в Восточной Пруссии. Координацию действий трех воздушных армий (1, 3 и 18-й) он взял на себя, что весьма облегчало мою задачу. В связи с тем, что штаб 1-й воздушной армии в это время был целиком занят ликвидацией вражеского гнезда в районе Хейльсберга, основную работу по планированию боевого применения авиации в операции "Земланд" пришлось выполнять штабу 3-й воздушной армии. Я заверил Новикова в том, что этот штаб, возглавляемый очень опытным генералом Н. П. Дагаевым, успешно справится с данной задачей.

Боевое применение авиации было одним из наиболее важных и сложных вопросов подготовки операции не только потому, что воздушный щит Кенигсберга — это 450 стволов зенитной артиллерии и около сотни истребителей, но и потому, что решено было привлечь к участию в штурме три воздушные армии, авиацию Балтийского флота и два авиационных корпуса РГК. Всего насчитывалось 1124 бомбардировщика (в том числе 192 ночных—По-2), 830 истребителей, 470 штурмовиков и 20 торпедоносцев. Наиболее мощной по составу была 1-я воздушная армия, которой командовал тридцатичетырехлетний генерал-полковник Т. Т. Хрюкин. В ее составе было более 40 процентов всех участвовавших в операции самолетов. Остальными авиационными объединениями командовали: 3-й воздушной армией — уже известный читателю генерал-полковник Н. Ф. Папивин, 18-й воздушной армией — Главный маршал авиации А. Е. Голованов, 5-м гвардейским бомбардировочным корпусом — генерал-лейтенант В. А. Ушаков, 5-м бомбардировочным корпусом — генерал-майор М. X. Борисенко, авиацией [532] флота генерал-полковник М. И. Самохин. За исключением морской авиации, которая предназначалась для срыва морских перевозок, остальные военно-воздушные силы нацеливались главным образом на авиационное обеспечение штурма Кенигсберга и наступления 39, 5 и 2-й гвардейской армий на Земландском полуострове.

Таким образом, около двух с половиной тысяч боевых самолетов надо было "разместить" на клочке кенигсбергского неба. Это требовало напряженной, кропотливой работы по согласованию действий такого огромного числа боевых машин, входивших в совершенно самостоятельные авиационные объединения, не только между собой, но и, главное, с наземными войсками. И руководство этой работой целиком легло на опытнейшего нашего авиационного военачальника — командующего советскими Военно-Воздушными Силами Главного маршала авиации А. А. Новикова. Основной опорой его в этом деле на первых порах явился штаб 3-й воздушной, а накануне штурма — и 1-й воздушной армии.

Особенно много времени пришлось уделить организации штурмовых действий авиации в черте Кенигсберга. Это была, пожалуй, наиболее сложная задача, потому что до этого нам еще не приходилось так массированно применять авиацию по объекту, подобному Кенигсбергу. Для нанесения ударов в черте города создавалась авиагруппа в составе шести штурмовых авиационных дивизий, которыми командовали генерал-майоры В. И. Шевченко, С. С. Александров, полковники П. М. Кучма, Д. С. Прутков, Ф. С. Хатминский и подполковник К. П. Заклепа. Действия этих соединений А. А. Новиков планировал особенно тщательно, так как их удары должны были прийтись на всю тактическую глубину обороны противника двумя эшелонами: первым — на глубину до двух километров, вторым — до четырех и более. Придавая важное значение действиям штурмовой авиации, Новиков впервые, пожалуй, в таком большом масштабе привлек к этому истребители: 200 машин этого типа предназначались для постоянного использования в качестве штурмовиков, а остальные истребители могли привлекаться по мере необходимости.

До начала штурма авиаторы наряду с ведением разведки должны были прикрывать от ударов с воздуха наземные войска, препятствовать подвозу гитлеровцами в Кенигсберг [533] пополнения и воинских грузов, парализовать деятельность военно-морской базы в Пиллау. Предполагалось также провести двухдневную предварительную авиаподготовку штурма с целью разрушения фортов и других основных оборонительных сооружений перед фронтом 11-й гвардейской и 43-й армий, вывода из строя аэродромов и уничтожения фашистской авиации. За двое суток предусматривалось 5316 самолето-вылетов, в ходе которых на головы гитлеровцев в районе Кенигсберга должно было обрушиться 2690 тонн бомб.

В первый день наступления перед началом штурма 406 мощных бомбардировщиков и 133 истребителя с бомбами на борту должны были первой огневой волной прокатиться по вражеским позициям, расчищая путь атакующим войскам. А как только отряды двинутся вперед, дорогу им будут готовить несколько сотен штурмовиков и истребителей, вооруженных бомбами.

На прикрытие этой мощной армады бомбардировщиков и штурмовиков от ударов с воздуха А. А. Новиков выделил три авиационные истребительные дивизии, а остальные соединения истребителей должны были преграждать путь фашистской авиации в район штурма. В первый день наступления предусматривалось 4124 самолето-вылета.

Следует указать, что все вопросы участия авиации в штурме Кенигсберга перед докладом маршалу А. М. Василевскому на окончательное утверждение А. А. Новиков предварительно согласовывал со мной как командующим Земландской группой войск.

В районе Кенигсберга намечалась, таким образом, одна из самых крупных воздушных операций. И не могу не отметить с восхищением, что спланирована она была блестяще. Изучение плана боевого применения авиации при подготовке штурма Кенигсберга и в ходе его доставляло глубокое удовлетворение. Все мы думали тогда о том, как бы облегчилась неимоверно трудная задача наземных войск, если бы этот грандиозный план удалось осуществить в полной мере.

В тесном сотрудничестве с авиаторами генерал Н. М. Хлебников со своим штабом и штабом артиллерии фронта разрабатывал план боевого применения артиллерии. Для участия в обеспечении штурма А. М. Василевский разрешил привлечь все артиллерийские средства, которые [534] было можно стянуть в район Кенигсберга. В результате набралось около 5 тысяч орудий и минометов и 300 установок реактивной артиллерии. Народный комиссар Военно-Морского Флота Адмирал Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов прислал в наше распоряжение 5 морских железнодорожных батарей, в составе которых было 15 дальнобойных орудий. Некоторые из них могли вести огонь на 34 километра. Мы рассчитывали с их помощью воспрепятствовать эвакуации гарнизона города по Кенигсбергскому морскому каналу.

Особенно нас обнадеживал тот факт, что почти половину артиллерии составляли орудия крупных калибров, в том числе и от 203 до 305 миллиметров. Н. М. Хлебников предложил следующий план использования этой грозной ударной силы: за четыре дня до начала штурма осуществить огневую разведку целей, вскрытие (снятие земляного покрытия) фортов и других оборонительных сооружений и их разрушение; за два-три часа до начала штурма провести непосредственную артиллерийскую подготовку с целью разрушения уцелевших сооружений и уничтожения огневых средств и живой силы; с началом штурма сопровождать огневым валом атаку пехоты и танков до захвата первого оборонительного рубежа. Всю полковую и дивизионную артиллерию и часть орудий крупных калибров мы решили распределить по штурмовым отрядам и группам.

Самая, пожалуй, трудная миссия выпала на этот раз на долю начальника инженерных войск генерала В. В. Косырева. Ведь в обеспечении преодоления таких укреплений, которые были созданы вокруг города и в самом городе, инженерные войска должны были сыграть не менее важную роль, чем авиация и артиллерия. Силы были выделены немалые: десять инженерно-саперных, три штурмовые инженерно-саперные, две моторизованные инженерные и одна понтонная бригады. И это не считая тех штатных саперных подразделений, которые имелись в корпусах и дивизиях. Значительную часть этих сил пришлось включить в состав 26 штурмовых отрядов и 104 групп. Инженерным войскам предстояла гигантская работа как в период подготовки штурма, так и в его ходе. Помимо проведения тщательной инженерной разведки обороны противника надо было подготовить массу дорог, мостов в колонных путей, достроить пункт базирования [535] торпедных катеров на побережье Земландского полуострова, эстакады для спуска бронекатеров, доставленных по железной дороге на реку Прегель, выбрать исходный плацдарм для войск, предназначенных для штурма города, преодолеть под огнем противника сотни проходов в минных и проволочных заграждениях. С началом штурма инженерные войска должны были разминировать и восстанавливать пути для продвижения танков, артиллерии и других видов боевой техники, а затем разминировать улицы города и построить переправы через реку Прегель и многочисленные глубокие каналы. И вся эта работа была тщательно спланирована и своевременно выполнена.

Важная роль принадлежала и химическим войскам, боевое применение которых планировал генерал-майор М. Ф. Доронин со своим отделом. Для обеспечения штурма было выделено три батальона химической защиты, семь отдельных огнеметных батальонов, рота фугасных огнеметов и пять отдельных рот ранцевых огнеметов. Огнеметные подразделения были распределены по штурмовым отрядам и штурмовым группам.

Трудно было в эти дни начальнику связи штаба Земландской группы войск, который обеспечил управление наступающими войсками хорошо разветвленной и надежной связью. Из района Норгенена можно было поддерживать устойчивую связь со штабами армий по радио, телефону, телеграфом, самолетами и автомашинами. Связь была подготовлена также на трех наблюдательных пунктах: на главном, который был оборудован на высоте севернее Фухсберга, и двух вспомогательных, подготовленных в двух с половиной километрах южнее Квандиттена и в трех с половиной километрах за Зеехундом.

Как всегда, огромную работу проделал накануне генерал Д. И. Андреев и его штаб. Большую помощь оказал им начальник тыла фронта генерал В. П. Виноградов. Нелегко было подвезти, разместить и укрыть боеприпасы и горючее для столь огромного количества артиллерии и авиации. Решение одной этой задачи потребовало колоссального напряжения сил офицеров и генералов тыла фронта и Земландской группы войск.

В обеспечении перегруппировки и сосредоточения личного состава и подвоза материальных средств немало сделали железнодорожные войска. Они восстановили пути и все транспортные объекты от советской границы до Кенигсберга, [536] а железнодорожники в короткие сроки отремонтировали трофейный состав и наладили его эффективную эксплуатацию. В связи с нехваткой трофейных вагонов им пришлось спешно "перешить" все железнодорожные пути от границы до Кенигсберга на широкую колею. В результате героического труда военных и гражданских железнодорожников поток эшелонов с воинскими грузами, нужными для обеспечения успешного штурма Кенигсберга, резко возрос. Это помогло тылу фронта справиться со своими трудными задачами.

25 марта маршал А. М. Василевский сообщил мне, что войска 3-й и 31-й армий овладели последним мощным узлом сопротивления городом Хейлигенбёйлем. Остатки фашистских войск — более 100 тысяч — скопились на небольшом прибрежном плацдарме шириной в 13 километров и глубиной от 2 до 5 километров. Гитлеровское командование спешило вывезти морем часть сил из небольшого приморского городка Розенберга, но к нему уже прорвались войска 28-й армии генерала А. А. Лучинского. Хейльсбергская группировка вермахта доживала последние дни. Это, естественно, подстегивало и нас. К 28 марта нам удалось, и вроде бы скрытно, сменить войска 43-й армии силами 2-й гвардейской, которой предстояло наступать на правом крыле войск фронта, как это предусматривалось планом.

...В эти дни состоялась еще одна встреча с представителями штаба Балтфлота и его командующим адмиралом В. Ф. Трибуцем, который ввел нас в курс обстановки на Балтике. Морские силы Германии (кригсмарине), основная часть которых была сосредоточена на Балтике, представляли собой серьезную угрозу: 2 линейных корабля, 8 крейсеров, более 200 подводных лодок, 30 миноносцев и 70 торпедных катеров противостояли нашим кораблям: линкору, 2 крейсерам, 12 эсминцам, 20 подводным лодкам, 78 торпедным катерам и 226 малым "охотникам". Соотношение в силах было явно в пользу кригсмарине. Однако это отнюдь не снижало боевую активность Балтийского флота. Его командование готовило моряков к активному участию в операции. Кроме дивизиона бронекатеров, который планировалось использовать на реке Прегель, В. Ф. Трибуц обещал привлечь для обеспечения приморских флангов наших армий большую группу торпедных [537] катеров, базировавшихся на побережье Земландского полуострова.

29 марта А. М. Василевский, сообщив, что с хейльсбергской группировкой полностью покончено, предупредил о своем скором прибытии к нам вместе с основным составом штаба фронта. Вскоре из штаба 3-го Белорусского нам сообщили точный итог закончившейся в районе Хейльсберга операции: с 13 по 29 марта наши войска уничтожили 93 тысячи и захватили в плен более 46 тысяч солдат и офицеров. В качестве трофеев нам досталось 605 танков и штурмовых орудий, 5000 орудий и минометов, 128 самолетов. Эту радостную весть мы поспешили довести до сведения всех воинов, готовившихся к штурму Кенигсберга.

1 апреля мне представилась возможность побывать в штабе 5-й армии. С интересом всматривался я в располневшее добродушное лицо командарма генерала Н. И. Крылова, с которым мне еще не приходилось воевать вместе. Однако Николай Иванович имел столь блестящую боевую репутацию, что не было сомнений: в предстоящих боях мы быстро, как говорится, найдем общий язык. Боевому пути этого добрейшего по натуре и абсолютно невозмутимого генерала можно было позавидовать. Он был начальником штаба армий, героически оборонявших Одессу, Севастополь и Сталинград. Этот факт говорил сам за себя. Мне было известно, что Крылов блестяще проявил себя и на посту командарма как в операции "Багратион", так и в сражении за Восточную Пруссию. Николай Иванович не имел высшего военного образования, но его отточенное оперативное мышление и ясное предвидение неожиданных поворотов в боевых действиях просто поражало.

Я объяснял это его выдающимися способностями. Не будь Крылов военным, из него, несомненно, вышел бы видный специалист любого дела, лишь было бы оно ему по душе. Впоследствии Николай Иванович стал Маршалом Советского Союза и главнокомандующим Ракетными войсками стратегического назначения. Наше фронтовое знакомство заложило первый камень в фундамент большой дружбы, которую прервала лишь его смерть...

Из подробного доклада генерала Крылова я узнал о боевом составе армии и о дислокации ее соединений. В заключение нашей беседы я уточнил задачу его армии. [538]

Мы вводили 5-ю на Земландском полуострове между 2-й гвардейской и 39-й армиями. С началом операции ее войска должны были с рубежа Куменен, Викау наступать на Крогау, Блюдау с целью сковывания войск противника на полуострове.

В этот же день были уточнены задачи и остальных армий, готовившихся наступать на полуострове. 2-я гвардейская генерала П. Г. Чанчибадзе должна была на правом фланге обороняться силами одного стрелкового корпуса, а на стыке с 5-й армией наступать в общем направлении на Норгау.

39-й армии, наносившей удар на стыке с 43-й, предстояло продвигаться в общем направлении на Наутцвинкель и к исходу второго дня наступления выйти на побережье залива Фришес-Хафф до устья реки Прегель.

Таким образом, к началу апреля все армии вышла в свои полосы наступления. Ранее был решен вопрос о том, какая командная инстанция должна непосредственно руководить боевыми действиями войск при штурме Кенигсбергской крепости и в дальнейшем вести операцию по очищению от врага Земландского полуострова. 2 апреля мы получили директиву, согласно которой наша Земландская группа войск с 3 апреля прекращала существование, ее штаб выводился в резерв Ставки, а я, как заместитель командующего войсками фронта, и несколько генералов и офицеров штаба группы, принимавших участие в подготовке штурма Кенигсберга, должны были помочь фронтовому командованию в проведении операции.

В тот же день к нам прибыл Маршал Советского Союза А. М. Василевский с основным составом штаба 3-го Белорусского фронта, который по-прежнему возглавлял генерал-полковник А. П. Покровский. Александр Петрович был одним из самых опытных и талантливых штабистов. Войну он начал начальником штаба Юго-Западного направления и до середины октября 1941 года работал под руководством сначала С. М. Буденного, а затем С. К. Тимошенко. В дальнейшем А. П. Покровский успешно руководил штабом Западного (с 24.4.44 г. — 3-й Белорусский) фронта. С таким начальником штаба И. Д. Черняховскому, в апреле 1944 года возглавившему этот фронт, было легко осваивать обязанности командующего войсками. Пользовался Покровский заслуженным уважением в у маршала А. М. Василевского. Александр Петрович всегда [539] покорял меня своей высокой культурой и, если так можно выразиться, эмоциональной дисциплиной, казавшейся на первый взгляд холодностью в отношении к сослуживцам. Невысокого роста, худощавый, с наголо бритой головой, Александр Петрович сразу же после приезда к нам быстро и бесшумно обошел помещения штаба, на ходу отдавая распоряжения о размещении фронтового управления. Затем, приказав развесить карты и схемы, он погрузился в изучение обстановки. Это был исключительно трудолюбивый человек. Мне тогда казалось, что он вообще не спит: когда бы я ни приходил в штаб фронта, всегда заставал его или у карты боевых действий, или разговаривающим по телефону с подчиненными...

Одновременно с А. М. Василевским приехал и член Военного совета фронта генерал-лейтенант В. Е. Макаров с офицерами и генералами политуправления фронта. Появились и начальники родов войск: командующий артиллерией генерал-полковник М. М. Барсуков, командующий бронетанковыми и механизированными войсками, герой Курской битвы генерал-полковник А. Г. Родин, начальник инженерных войск генерал-лейтенант Н. П. Баранов, начальник тыла фронта генерал-лейтенант В. П. Виноградов с группой офицеров своего штаба. Вопросами организации связи в штабе фронта ведал генерал-майор И. И. Буров.

Все эти генералы без особых трудностей разобрались в обстановке и в последние дни перед началом штурма приняли на себя управление войсками в районе Кенигсберга.

А. М. Василевский и А. П. Покровский еще раз тщательно изучили план операции, заслушали начальников разведки, оперативного управления, родов войск, а также генерал-полковника Т. Т. Хрюкина, который доложил план боевого применения всех авиационных сил.

Маршал А. М. Василевский с виду был, как всегда, невозмутим, но я чувствовал, что он сдерживает свою досаду: ведь наступил срок начинать предварительную артиллерийскую и авиационную подготовку штурма, а погода, как назло, мешала. С середины марта шли дожди вперемежку с мокрым снегом. Местность расквасило так, что двигаться можно было только по дорогам с твердым покрытием. Но особенно мучили дожди и туманы. Видимость сквернейшая, поэтому условия для управления огнем [540] артиллерии были чрезвычайно трудными, а боевую авиацию в воздух поднять было почти невозможно. Так природа похоронила наши надежды использовать при подготовке штурма наше огромное превосходство в авиации, втуне остался скрупулезно разработанный план боевого применения ВВС. Даже артиллерию невозможно было использовать с достаточной эффективностью.

А. М. Василевский позвонил Верховному Главнокомандующему и доложил ему обстановку.

— Торопит Верховный, — с нескрываемым огорчением заметил маршал, закончив разговор со Сталиным. — Берлинская операция поджимает... — Посмотрев в окно на завесу моросящего дождя и плотные облака, низко висевшие над раскисшей землей, он решительно заключил: — Надо начинать!

В связи с тем что авиацию поднять в воздух было невозможно, приказ начать предварительную артиллерийскую подготовку получила артиллерия. Генералы Барсуков и Хлебников занялись ее осуществлением, стараясь использовать для вскрытия и разрушения фортов каждый час улучшения видимости.

А. А. Новиков заверил, что авиация присоединится при малейшем улучшении погоды.

Оставшиеся до начала операции дни А. М. Василевский посвятил изучению готовности армий к штурму Кенигсберга. В сопровождении группы генералов и офицеров oн поехал в 43-ю армию, наносившую главный удар по городу с северо-запада. Генерал А. П. Белобородов с предельной лаконичностью доложил:

— К штурму все готово... Артиллерия начала свою работу...

На вопрос маршала, как он оценивает перспективы, командарм ответил без колебаний:

— В успехе уверен. Для обеспечения его сделано все возможное, а солдаты, как никогда, рвутся в бой. Ведь появившееся в сводках "берлинское направление" внушило им надежду на скорый конец войны.

— А если авиация из-за погоды не сможет поддержать вас в полную силу?

После некоторого раздумья Белобородов решительно махнул рукой: [541]

— Сломим и без авиации! Артиллеристы не подведут и в такую погоду. Верно я говорю? — с улыбкой повернулся он к командующему артиллерией.

— Так точно! — с готовностью ответил тот.— Нам удалось сосредоточить на километр участка прорыва двести пятьдесят восемь стволов, в том числе более ста — тяжелой артиллерии. Она уже принялась за выполнение своей задачи.

Улыбка удовлетворения скользнула по лицу маршала.

— Вот и хорошо,— одобрил он.

Уточнив у Белобородова некоторые детали штурма, он распрощался и выехал в 11-ю гвардейскую, наносившую удар навстречу 43-й армии с юга. Генерал-лейтенант К. Н. Галицкий встретил нас на своем наблюдательном пункте, разместившемся в захваченном у немцев форту № 9. Галицкий со свойственной ему неторопливостью подробно и обстоятельно доложил свой замысел и план захвата южной части Кенигсберга и на схеме показал оперативное построение своих войск для штурма. Маршал слушал очень внимательно, не перебивая, а когда командарм закончил, сделал ряд замечаний и указаний.

На вопрос о возможности штурмовать город без активной поддержки авиации Галицкий ответил уклончиво: дескать, можно, да лучше все-таки с авиацией. Этот дипломатичный ответ вызвал улыбку у командующего фронтом.

Особенно пристальное внимание А. М. Василевский уделил подготовке войск армии к форсированию реки Прегель и взаимодействию корпусов с артиллерией, авиацией и с войсками 43-й армии.

Дружески побеседовав с находившимися на наблюдательном пункте членом Военного совета армии генерал-майором П. И. Куликовым, начальником штаба генерал-лейтенантом И. И. Семеновым, Александр Михайлович сказал, что хотел бы побывать в одной из дивизий. Ближайшей от наблюдательного пункта оказалась 1-я Московско-Минская гвардейская стрелковая. По ходам сообщения маршал в сопровождении лишь нескольких человек направился туда и остаток дня провел в полках, изучая готовность их к штурму, экипировку и настроение солдат, знание офицерами противостоящего противника и тех кварталов города, где им предстояло сражаться. [542]

После посещения маршалом этих двух армий даже по его всегда невозмутимому выражению лица можно было определить, что Александр Михайлович был удовлетворен готовностью войск и боевым настроением личного состава.

4 апреля погода существенно не изменилась, и авиация продолжала бездействовать. А. М. Василевский решил побывать и в 50-й армии, которой тоже отводилась немаловажная роль в штурме города. На наблюдательном пункте нас уже ожидали командующий генерал-лейтенант Ф. П. Озеров, член Военного совета генерал-майор Н. Г. Пономарев, начальник штаба генерал-майор Н. Ф. Гарнич и другие ближайшие боевые помощники командарма.

Хотя фронт, который занимала 50-я, был много шире, чем у 11-й гвардейской и 43-й армий, но Озеров умело применил принцип сосредоточения основных сил на решающем участке: он занял войсками 69-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Н. Н. Мультана 90 процентов армейской полосы наступления, а 81-й и 124-й стрелковые корпуса генерал-лейтенантов Ф. Д. Захарова и И. И. Иванова сосредоточил на участке прорыва шириной всего в три с половиной километра, примыкавшем к участку прорыва 43-й армии.

Боевые порядки обоих корпусов, прорывавших оборону на стыке с 43-й армией, были построены в два эшелона. При скромной общей численности артиллерийских средств командарм сумел сосредоточить на каждый километр участка прорыва около 250 орудий и минометов. Словом, и от 50-й армии можно было ожидать самых решительных действий. Изучив схему оперативного построения армии, А. М. Василевский выразил полное удовлетворение.

Воодушевленный похвалой маршала, генерал Ф. П. Озеров попросил разрешить ему провести небольшую операцию с целью улучшения исходного положения для наступления: в ночь на 5 апреля внезапной атакой захватить так называемый "малый форт" — сильный опорный пункт на переднем крае обороны противника. В случае успеха этой операции система огня противника перед передним краем нарушалась и создавались более благоприятные условия для перехода в общее наступление. Для захвата опорного пункта был подготовлен штурмовой отряд, которым командовал очень опытный боевой офицер — майор Могилев. Убедившись, что операция подготовлена [543] всесторонне, А. М. Василевский разрешил ее провести ближайшей ночью.

Возвратившись из 50-й, командующий фронтом пригласил к себе А. А. Новикова. Когда тот быстрым шагом вошел в комнату, на ходу приглаживая волосы, маршал нетерпеливо спросил:

• Поднимете завтра авиацию в воздух?

Главный маршал авиации развел руками:

— Ручаться не могу: погодой не командую.

— А все-таки, можно сегодня пустить хоть часть авиации?

А. А. Новиков, подумав мгновение, ответил:

— Если погода улучшится, выпустим У-два и часть бомбардировщиков...

— Да-а-а,— задумчиво протянул А. М. Василевский,— штурмовать без авиации... — И, обращаясь ко мне, спросил: — А вы-то как думаете, Иван Христофорович?

Вопрос этот был не из легких: я не мыслил штурм такой крепости, как Кенигсберг, без поддержки авиации, на которую мы делали большую ставку. Ведь наши армии имели почти такую же численность, как и гарнизон города. У нас было 137 тысяч солдат и офицеров — у противника 130. Артиллерийских средств мы имели в 1,3 раза больше чем гитлеровцы. Таким образом, лишь в танках и самолетах на нашей стороне преимущество. Начинать штурм без поддержки авиации в этой обстановке было рискованно. Вот об этих своих соображениях я и доложил маршалу. Наши мнения по этому вопросу, как я и надеялся, совпали. Во всяком случае, А. М. Василевский решил отложить начало штурма еще на сутки, поскольку метеорологи предсказали улучшение погоды.

В тот же день у меня состоялась запавшая в память встреча с руководителем отряда бывших военнослужащих вермахта — участников антифашистского движения, возглавлявшегося Национальным комитетом "Свободная Германия". Отряд в количестве 79 человек прибыл в район Кенигсберга для разъяснения окруженному гарнизону бессмысленности дальнейшего сопротивления.

Еще в ходе боев в Латвии и Литве я уделял немало внимания работе отдела политуправления фронта, руководимого всесторонне эрудированным и очень инициативным полковником Е. А. Бродским. Он и его подчиненные делали все возможное, чтобы помочь немецким антифашистам, [544] группу которых на нашем фронте возглавлял уполномоченный Национального комитета "Свободная Германия" обер-лейтенант Герман Ренч. В результате такой поддержки отряду лейтенанта Петера уже однажды удалось просочиться в Кенигсберг и вывести оттуда почти полностью одну из рот 561-й гренадерской дивизии.

В отряде антифашистов были представители различных слоев немецкого общества, но в подавляющем большинстве — рабочие и крестьяне, и роднило их одно — ненависть к фашизму, к Гитлеру, приведшему их родину на край гибели.

В заключение мой собеседник сказал, что все его бойцы полны решимости ближайшей ночью вновь проникнуть в город. Я от всей души пожелал им успеха.

В ночь на 5 апреля дождь прекратился. Новиков приказал выпустить на город две дивизии легких У-2. Они были сделаны из дерева и перкаля, но носили грозное наименование "ночные бомбардировщики". Каждый самолет мог поднять в воздух до 200 килограммов авиабомб. Однако он был совершенно беззащитным против истребителей, и поэтому только темнота и сплошная облачность обеспечивали безопасность полета У-2.

В течение ночи было совершено 657 самолето-вылетов. У-2 большого урона фашистам не нанесли, но спать спокойно им не дали. Под утро в воздух начали подниматься даже фронтовые двухмоторные бомбардировщики. Они успели сделать всего около сотни самолето-вылетов. Менее удачной оказалась попытка выпустить на город тяжелые бомбардировщики из армии А. Е. Голованова. Лишь 15 самолетам удалось выйти к Кенигсбергу и сбросить на него бомбы, а остальные 25 машин потеряли ориентировку и задание не выполнили.

Поднявшись утром после короткого отдыха, я машинально заглянул в окно: на улице снова моросил дождь, белая пелена тумана скрывала горизонт, видимость была ничтожной. На применение авиации никакой надежды. А завтра — штурм!

Однако не все выглядело так мрачно. Полковник Тарасов, начальник оперативного отдела штаба нашей группы, порадовал меня вестью об удачном завершении штурма "малого форта". Озеров успешно провел задуманную им операцию. Штурмовой отряд майора Могилева внезапно ворвался в укрепленный пункт врага и уничтожил его [545] гарнизон. Командир 343-й стрелковой дивизии генерал-майор А. Л. Кроник для развития успеха направил туда стрелковый батальон майора Шорникова, который продвинулся вперед на полтора километра. Потом был введен еще один стрелковый полк этой дивизии. Так в фашистской обороне возникла небольшая брешь, которую командование кенигсбергского гарнизона безуспешно пыталось закрыть в течение всего дня.

Поинтересовался я также результатами вылазки антифашистов и вот что узнал. К трем часам ночи прояснилось, и луна осветила местность в районе действия отряда. Все же ударной группе Арно Борнмана удалось скрытно преодолеть нейтральную полосу. Взвод Гебхарда Кунце последовал за ней, взводы Гарри Лау и Карла-Гейнца Мейснера в это время изготовились к броску. Первыми подползли к проволочному заграждению противника Арно Борнман и Гельмут Фиркант. Окликнув вполголоса часового, Фиркант сказал, что в свое расположение возвращается разведгруппа, посланная штабом полка.

Как выяснилось позднее, в ту ночь на этом участке фронта действительно должна была пройти немецкая разведгруппа. Тем не менее часовой громко скомандовал:

— Лежать! Иначе буду стрелять!

После короткой паузы Фиркант продолжал:

— У нас два тяжелораненых. Пропустите, иначе они умрут...

— Подождите минуточку! — ответил немецкий часовой и побежал к блиндажу. Оттуда он вернулся в сопровождении четырех солдат.

— Идите направо, — сказал кто-то из них. — Здесь мины. Проволочные заграждения проходите поодиночке.

Однако антифашисты поступили по-иному. Они оттащили в сторону проволочную рогатку, а затем устремились в образовавшийся проход. У окопа кто-то из солдат спросил их:

— Кто вы такие?

— Мы разведчики,— ответил Борнман,— и должны явиться к командиру первого батальона.

Пока продолжался этот разговор, трое из отряда подошли к пулеметной точке и разоружили пулеметчиков.

Неожиданно в воздухе вспыхнула осветительная ракета, и гитлеровские солдаты обнаружили всех антифашистов. Кто-то воскликнул: [546]

— Да здесь людей гораздо больше, чем было в нашем разведподразделении!..

Между тем Борнман с тремя товарищами уже спустился в окоп, за ними последовало еще пять человек. Какой-то унтер-офицер предложил Борнману следовать в блиндаж для проверки его документов. Шедший за командиром ударной группы патриот подошел н унтер-офицеру и скомандовал:

— Руки вверх! Бросай оружие и иди за мной! Однако к этому времени кто-то уже успел донести на командный пункт 367-й немецкой дивизии о появлении в ее расположении "тех, которые недавно увели на сторону русских почти целую роту кенигсбергских солдат". Чтобы уничтожить отряд Петера, гитлеровцы открыли ураганный огонь из всех видов оружия по району его вклинения в их оборону.

Пришлось отступить. Начались поиски других путей проникновения в гарнизон.

Хорошо помню, что позднее я с большим удовлетворением подписывал представления к награждению орденами Отечественной войны особенно отличившихся немецких антифашистов, действовавших на 1-м Прибалтийском фронте и в Земландской группе войск.

Сейчас, как и перед каждой операцией, мы особо важное значение придавали партийно-политической работе. Хороший морально-политический настрой бойцов и командиров, идущих в бой, удваивает их силы.

Партийно-политическая работа началась почти сразу же после принятая решения на штурм Кенигсберга. Первыми, как всегда, пропагандистскую кампанию начали фронтовая, армейские и дивизионные газеты. Они стали широко освещать боевой опыт советских войск при ведении уличных боев в Сталинграде, при взятии укрепленных районов в Восточной Пруссии. Печатались многочисленные статьи на такие, например, темы: "Штурм укрепленного города", "Штурмовая группа идет в наступление" и другие.

Во всех частях были проведены беседы "Чему нас учат сталниградские бои". Участники сражения на Волге делились с молодыми воинами опытом боев в больших домах, подвалах, квартирах, на чердаках. В газетах [547] и листовках прославлялись героические действия бойцов н командиров, проявивших особую смелость и смекалку при штурме укреплений, уничтожении гарнизонов сильных опорных пунктов, дотов, публиковались советы бывалых воинов, которым доводилось брать укрепрайоны, рекомендации по ведению боя в условиях крупного города.

Даже доморощенные поэты нередко свои стихи посвящали пропаганде методов ведения боя в городе. Возможно, с литературной точки зрения они были и далеко не безупречны, но хорошо принимались каждым бойцом, как, например, вот такая стихотворная "инструкция", опубликованная в газете.

В бою секунда дорога —

Смелей врывайся в дом врага!

Входи в проломы, лезь в окно —

Спастись фашистам не дано.

Чтоб фриц живым не вышел вон,

Дом атакуй со всех сторон.

Словом, пропагандисты всячески старались подчеркнуть жизненность известной пословицы "Смелость города берет".

Политработники настойчиво разъясняли бойцам значение успеха в предстоящем штурме Кенигсберга для завершения разгрома врага в Восточной Пруссии. "Взятие Кенигсберга и Берлина, — говорили они, — это и есть конец войны".

Особенна заметно активизировалась партийно-политическая работа по подготовке штурма в первых числах апреля, когда руководство проведением широких агитационно-пропагандистских мероприятий взял в свои руки член Военного совета 3-го Белорусского фронта опытнейший политработник генерал-лейтенант В. Е. Макаров, а непосредственное участие в них приняли все офицеры политуправления фронта во главе с генерал-майором С. Б. Казбинцевым.

Накануне штурма Кенигсберга во всех частях в торжественной обстановке проводились партийные собрания, митинги. Коммунисты и комсомольцы клялись быть в первых рядах штурмующих войск. Настроение бойцов и командиров хорошо выразил на митинге в 264-м стрелковом полку солдат Верин. [548]

— Мы скоро идем в бой, товарищи, — горячо заявил он.—Перед нами гнездо фашистских разбойников в Восточной Пруссии. Взять Кенигсберг нам приказала Родина. Я обещаю с честью выполнить приказ и призываю всех, не щадя своей жизни, бить гитлеровцев. Фашистские грабители и детоубийцы, засевшие в змеином гнезде — Кенигсберге, будут уничтожены!

Его под одобрительные возгласы товарищей поддержал сержант Макаров:

— Кенигсберг — сильная крепость. Но и эта крепость не спасет фашистов!

Накануне штурма в войсках были получены обращения военных советов армий. В них особо подчеркивалась сложность предстоявших боев, говорилось о необходимости не только самоотверженно выполнять боевой долг, но и умело управлять войсками.

Во всех подразделениях агитаторы зачитали обращение Военного совета 3-го Белорусского фронта "Вперед на штурм Кенигсберга!".

Воодушевление бойцов и командиров накануне штурма было настолько сильным, что в бой собирались идти даже раненые. Многие из них в эти дни присылали письма с настоятельными просьбами досрочно выписать их из госпиталей. Старые воины Сергей Иванович Акимов и Александр Алексеевич Новокрещенов, имевшие на своем боевом счету немало уничтоженных фашистов, прислали такое письмо: "В настоящее время мы работаем в госпитале № 2544. Признаны негодными к строю и зачислены в штат госпиталя. Горя неодолимой ненавистью к этим проклятым фашистам и желая ускорить час победы, мы просим направить нас в 91-ю гвардейскую Духовщинскую ордена Ленина, Краснознаменную дивизию, к полковнику Кожанову, под командованием которого мы хотим сражаться. Пусть мы нездоровы, не стопроцентные строевики, но руки и ноги у нас пока есть, оружие мы можем держать в руках, а также владеть им".

Словом, советские воины были полны решимости овладеть Кенигсбергом во что бы то ни стало. Но, как нам было известно, фашисты тоже будут любой ценой удерживать его. Гитлеровская пропаганда сделала все, чтобы запугать немецкий народ и его солдат, стращала угрозой всеобщего истребления немцев "озверевшими русскими". Повсюду в городе были развешаны лозунги: "Победа или [549] всеобщая гибель!" Геббельсовские подручные со своей стороны успокаивали жителей Кенигсберга высокопарными хвастливыми заверениями: "Скорее Балтийское море высохнет, чем русские возьмут Кенигсберг".

К концу дня 5 апреля дождь наконец-то прекратился. Хотя небо по-прежнему было закрыто свинцово-серыми тучами, все заметно повеселели в ожидании дальнейшего улучшения погоды.

— Выходит, и метеорологи иногда угадывают, — невесело пошутил А. М. Василевский, отдавая распоряжение провести разведку боем до начала артиллерийской подготовки.

Обращаясь ко мне, маршал попросил отправиться к Белобородову, чтобы помочь ему в руководстве войсками, наносящими главный удар по Кенигсбергу с северо-запада. На рассвете я поспешил в район Фухсберга (ныне поселок Холмогоровка), что лежит в 10—12 километрах от центра Кенигсберга. Здесь был КП 43-й армии. В этом же районе по моему указанию был подготовлен для командующего войсками фронта наблюдательный пункт. Самой удобной для наблюдения за противником оказалась заросшая деревьями высотка, на которой заметно выделялся двухэтажный каменный дом какого-то прусского юнкера. Обзор с этой высотки был великолепный. И это преимущество первым оценил начальник инженерных войск Земландской группы войск генерал В. В. Косырев. По его распоряжению саперы оборудовали на стволе одного из самых мощных и высоких деревьев площадку для наблюдения, которая для безопасности была окружена с трех сторон стальными плитами. Со стороны города они были особенно мощными. После окончания работ я поднялся на НП и был вполне удовлетворен: с этой хорошо замаскированной площадки превосходно просматривалась вся местность вокруг, вплоть до окраин Кенигсберга. Ближайшие форты были как на ладони. На площадке могли свободно разместиться 2—3 человека. Густые кроны деревьев надежно маскировали наш "воздушный" наблюдательный пункт. Неподалеку столь же надежно были укрыты еще две наблюдательные площадки на деревьях. Там разместились летчики и артиллеристы. Они готовились корректировать с них удары авиации и артиллерии. В подвальном этаже двухэтажного каменного дома разместилась оперативная группа штаба 43-й армии. Когда мы [550] подъехали к этому дому, он показался безлюдным, но, внимательно присмотревшись, я обнаружил, что повсюду идет напряженная работа: вокруг спрятанных в укрытиях и хорошо замаскированных радиостанций сновали связисты и штабные офицеры.

У входа в здание меня встретил молодцеватый полковник.

— Начальник оперативного отдела полковник Турантаев, — представился он.

Владимира Владимировича я знал еще со времен форсирования Западной Двины, где он проявил не только энергию и решительность, но и незаурядную храбрость. Бывая в армии генерала А. П. Белобородова, я всегда с удовольствием беседовал с главным оператором его штаба, от которого всегда веяло спокойствием и уверенностью.

Турантаев проводил меня к командарму, обосновавшемуся в одной из комнат второго этажа, окна которой были обращены в сторону Кенигсберга. Стены дома были очень мощными, а все оконные проемы забаррикадированы мешками с песком.

Белобородов сидел за стереотрубой, нацеленной на город, и так увлекся наблюдением, что не заметил моего прихода.

— А не опасно ли командарму иметь такой заметный для противника наблюдательный пункт? — громко спросил я.

Афанасий Павлавтьевич удивленно оглянулся, увидев меня, энергично поднялся со стула и, крепко пожав мою руку, сказал:

— Оперативная группа штаба армии размещена в подвальном этаже. Я имею возможность в случае обстрела здания тяжелой артиллерией в одно мгновение спуститься туда же... А от обстрела орудиями среднего калибра наш наблюдательный пункт вряд ли пострадает.

Решив, что мои опасения развеяны, командарм стал подробно докладывать о результатах боя передовых батальонов. Выяснилось, что противник с отчаянным упрямством пытается удержать первый рубеж обороны, сосредоточив на нем значительные силы. И все же на ряде участков передовым батальонам удалось вклиниться в оборону и улучшить исходное положение для штурма. Артиллеристы уточняли схему огня на предстоящую артиллерийскую подготовку. [551]

А тем временем рассвет вступал в свои права. Я склонился к окулярам стереотрубы и стал внимательно всматриваться в панораму города. За плотной дымкой утреннего тумана очертания Кенигсберга едва-едва вырисовывались. Над городом низко висели сизые тучи.

— А самолеты поднять все-таки не удастся,— вздохнул я с огорчением.

— Ничего не поделаешь,— откликнулся Белобородов,— вся надежда на бога войны. Что говорят авиаторы, Владимир Владимирович? — спросил он, обращаясь к вошедшему полковнику Турантаеву.— Поднимут самолеты или нет?

— Команда поднять в воздух все, что можно, поступила, но вот погода. Обидно...

— Конечно,— согласился командарм.— Но я надеюсь, что штурмовики все же пойдут в бой: они ведь привыкли сражаться в любую погоду.

Я попросил соединить меня с командным пунктом фронта и едва успел доложить А. М. Василевскому о результатах разведки боем и о готовности артиллерии стрелковых полков и дивизий к бою, как вдруг откуда-то с юга, с противоположной стороны города до нашего слуха донесся прерывистый и быстро нарастающий гул. Взглянул на циферблат часов — было ровно 9 часов. И тут же послышалась непрерывная серия глухих разрывов тяжелых мин. Это "катюши" возвестили о начале артиллерийской подготовки в 11-й гвардейской армии. Вслед за ними дружно подали голос тяжелые орудия. Несмотря на большое расстояние, от разрывов снарядов тяжелой артиллерии стекла в окнах здания, где мы находились, заметно вздрагивали.

— Слышите, Александр Михайлович? — спросил я маршала, прервав свой доклад и вслушиваясь в нараставшую артиллерийскую канонаду.

— Хорош концерт! — с удовлетворением ответил А. М. Василевский.— Жаль, что авиации не слышно...

В 10 часов раскаты артиллерийского грома послышались неподалеку от нас. Тысячи орудий и минометов создали невообразимый грохот, земля под нами корчилась, как при землетрясении, а оконные стекла, казалось, вот-вот рассыплются на мелкие осколки. Вскоре и северо-западные подступы к городу скрылись в сполохах сплошного огня и дыма. Это продолжалось еще два часа. [552]

Сплошные разрывы дымовых снарядов и мин вдоль переднего края фашистской обороны свидетельствовали о том, что сейчас под прикрытием расползавшейся вокруг завесы пойдут в атаку пехота и танки. Удастся ли штурмующим войскам преодолеть полосу заграждений и ворваться в оборону противника? Начались самые томительные минуты. Нам не были слышны голоса штурмующих, а бойцов при такой плохой видимости даже в бинокль трудно было обнаружить. Надо было ждать донесений из корпусов. И мы нетерпеливо ждали. Белобородов не отнимал телефонной трубки от уха.

— Ну как? — поминутно повторял он, вызывая то одного, то другого командира корпуса. Но ответы, как правило, были односложными и не очень определенными:

— Пошли вперед! Атакуют!..

Первым порадовал нас Антон Иванович Лопатин, по-прежнему командовавший 13-м гвардейским стрелковым корпусом. Его дивизии наступали в центре оперативного построения 43-й армии на пригород Амалиенау (ныне район улицы Кутузова).

— Соединения Краснова и Тымчика,— докладывал он своим уверенным голосом,—ворвались в оборону противника и обходят форт номер пять! Враг ожесточенно сопротивляется. ..

Когда я доложил о начале штурма А. М. Василевскому, он задумчиво проговорил:

— Как бы они не застряли у фортов... Прикажите первым эшелонам не задерживаться там, обходить форты, а вторым эшелонам блокировать и подрывать их, выкуривать оттуда гарнизоны...

Вскоре об успешном вклинении во вражескую оборону доложили и командиры других корпусов — генералы А. С. Ксенофонтов и Э. Ж. Седулин.

После переговоров с генералом Покровским мне стало известно, что успех сопутствует и войскам 11-й гвардейской армии. Было получено донесение о прорыве дивизий 16-го гвардейского стрелкового корпуса С. С. Гурьева, которые наступали на участке, где мощный форт № 9 давно, еще до перехода в наступление войск армии, был в наших руках. Поэтому соединения здесь сразу же вклинились в глубину вражеской обороны. Хуже было положение на флангах—в 8-м и 36-м гвардейских стрелковых корпусах, который пришлось преодолевать фронтальными [553] атаками яростное сопротивление гарнизонов мощных фортов № 8 и № 10.

Из штаба 50-й тоже поступили обнадеживающие донесения: ее корпуса, медленно продвигаясь вперед, завязали бой за сильный опорный пункт Нойзидлунг и пробиваются к форту Гнейзенау.

Не оставалось сомнений: начало штурма удачное... Надо было наращивать темп. Многое зависело от авиации. Поэтому я попытался выяснить у Главного маршала авиации Новикова, сколько самолетов ему удалось поднять в воздух. Однако не успели меня соединить с ним, как буквально над крышей дома раздался хорошо знакомый гул моторов. Все бросились к окнам: низко над землей в сторону Кенигсберга летело звено краснозвездных штурмовиков.

— Кажется, пошли,— облегченно вздохнул Афанасий Павлантьевич.— С авиацией-то будет полегче.

У А. А. Новикова я узнал, что штурмовики действуют небольшими группами, что сделано уже около 200 самолето-вылетов и предпринимаются попытки послать на город бомбардировщики.

Это были первые попытки наших славных летчиков вступить в противоборство не только с врагом, но и с погодой. Однако начавшиеся полеты штурмовой авиации пока еще были очень скромным вкладом в такую операцию.

Когда мы с Афанасием Павлантьевичем уточняли возникшие вопросы по управлению войсками, неожиданно рядом громыхнул оглушительный взрыв. Я почувствовал довольно сильный удар в левое плечо и, отброшенный в противоположный угол комнаты взрывной волной, закрыл лицо руками от пыли и осколков стекла. Когда через несколько мгновений медленно открыл глаза, у меня отлегло от сердца: я видел,— значит, глаза уцелели. Голова побаливала, уши словно ватой заложило. Осмотрелся вокруг. Ударная волна от взорвавшегося в стене дома снаряда вышибла оконные рамы вместе с мешками с песком, превратив стекла в мелкие осколки. Я и Белобородов отделались легкими ушибами. Первым к нам подбежал взволнованный Турантаев. Убедившись, что и нами ничего серьезного не случилось, он успокоился и поспешил выполнить распоряжение командарма: выяснить [554] потери на командном пункте. Как мы узнали впоследствии, потери от артобстрела были совсем незначительны.

Когда о случившемся я доложил А. М. Василевскому, он укоризненно сказал мне:

— Могло быть хуже. Наблюдательный пункт Белобородов выбрал не совсем удачно. Хорошо, что так обошлось...

А. М. Василевский строго приказал нам спуститься в подвальное помещение, а наблюдение вести с бронированной вышки, оборудованной на дереве.

Тем временем наступление войск армии Белобородова развивалось по плану. Несмотря на все еще слабую поддержку со стороны авиации, части методично уничтожали гарнизоны многочисленных укреплений и медленно продвигались вперед, причем штурмовые группы смело прорывались в промежутки между фортами, окружали и блокировали их, обтекая со всех сторон.

Дивизии правофлангового 90-го стрелкового корпуса во второй половине дня громили сильные опорные пункты, созданные на высотах с отметками 20,6 и 21,0. Первый из них был захвачен 349-м стрелковым полком 26-й стрелковой дивизии генерал-майора В. А. Белоногова согласованными ударами с фронта и тыла. А в это время другие части форсировали канал Ландграбен (река Голубая) и продвинулись в глубь вражеской обороны. Падение второго опорного пункта предрешил успешный обходный маневр 2-го стрелкового батальона 252-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии полковника С. А. Красновского. Командир этого батальона майор Шерегородцев сумел провести свои подразделения в тыл опорного пункта. Внезапное появление их там обеспечило успех атаки на него с фронта.

Еще больших успехов достигли дивизии 13-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшего в центре, хотя на его пути оказался мощный форт, который на наших картах значился под номером 5а. Штурмовали его части 87-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора К. Я. Тымчика.

Напомню, что еще до перехода войск в наступление А. М. Василевский выразил озабоченность тем, что наши части могут "увязнуть" в боях против фортов. Белобородов предупредил генерала Лопатина о такой опасности. И командиры дивизий старались избежать ее. Генерал Тымчик, [555] например, бросил два стрелковых полка в обход форта, а третьему полку приказал блокировать его. Приданная этому полку батарея самоходных артиллерийских установок совместно с другими орудиями сопровождения метким огнем подавила все огневые средства, прикрывавшие подступы к форту. Но гарнизон, укрывшись внутри главного сооружения, оказывал упорное сопротивление огнем из канониров. Тогда подразделения штурмового отряда полка, умело сочетая огневые удары со смелыми атаками своих бойцов, стали выбивать фашистов из сооружений.

На долю левофлангового корпуса 43-й армии (54-го стрелкового) досталась задача штурмовать форт № 5. Генерал-лейтенант А. С. Ксенофонтов, один из наиболее опытных наших комкоров, тоже не стал сковывать свои главные силы штурмом форта. 263-ю стрелковую дивизию полковника К. Г. Черепанова он двинул в обход него справа в общем направлении на пригород Амалиенау, а само укрепление приказал взять силами штурмовых отрядов 801-го и 806-го стрелковых полков 235-й стрелковой дивизии генерал-майора И. Л. Луцкевича. Однако Луцкевич посчитал и эти силы слишком большими для штурма. Он приказал оставить всего лишь один штурмовой отряд, а остальные силы под прикрытием дымовой завесы, ослепившей гарнизон, обошли форт справа и слева и двинулись вслед за дивизией Черепанова.

Таким образом, блокировав к концу первого дня наступления оба форта лишь небольшими силами, войска генерала Белобородова прорвались к северо-западной окраине Кенигсберга, то есть ко второму оборонительному рубежу противника.

Войска 50-й армии, наступавшие левее, тоже вклинились во вражескую оборону и, проникнув на северную окраину города, очистили от гитлеровцев около 40 кварталов, захватив при этом городскую радиовещательную станцию. Младший сержант Сапожников и рядовые Шереметько, Михальчук и Николаев укрепили на ее 50-метровой мачте красный флаг.

Результативно развивалось наступление и в полосе 11-й гвардейской, штурмовавшей Кенигсберг с юга. До конца дня наибольшего успеха добились левофланговая дивизия 8-го гвардейского стрелкового корпуса и две стрелковые дивизии соседнего 16-го гвардейского стрелкового [556] корпуса генерала С. С. Гурьева. Эти соединения уже за первые 3—4 часа продвинулись на 3—4 километра и завязали бой на подступах к мощным узлам обороны Розенау (ныне Московский район Калининграда) и Понарт (ныне поселок Димитрово). В это время части 16-й и 83-й гвардейских стрелковых дивизий блокировали форты № 8 и № 10.

Опасаясь, что на подступах к этим узлам обороны и на разлившейся по-весеннему реке Беек ударная группировка будет задержана, генерал К. Н. Галицкий приказал ввести в сражение вторые эшелоны корпусов. В 19 часов они после короткого, но мощного артиллерийского налета при поддержке штурмовой авиации вступили в бой.

К концу дня войска 11-й гвардейской полностью овладели фортом № 10, захватили 20 вражеских опорных пунктов и очистили около 45 кварталов в южной части [557] города. Вся группировка, оборонявшая южную окраину Кенигсберга, оказалась под угрозой рассечения на две изолированные части.

Некоторых успехов достигла в этот день и 39-я армия, наступавшая северо-западнее Кенигсберга с целью обеспечения войск А. П. Белобородова от ударов противника с Земландского полуострова. К исходу дня ее соединения вклинились в оборону противника на 4 километра. Особенно отличилась 91-я гвардейская стрелковая дивизия полковника В. И. Кожанова, которая перерезала шоссе и железнодорожную линию, связывающие Кенигсберг о Земландским полуостровом и военно-морской базой Пиллау (Балтийск).

К сожалению, бомбардировочной авиации удалось в первый день штурма Кенигсберга совершить всего 85 самолето-вылетов вместо запланированных 1218. Всего же за день все рода авиации совершили чуть более тысячи самолето-вылетов вместо предусмотренных планом более 4 тысяч.

Так закончился первый день штурма Кенигсберга. Своими впечатлениями об успешном штурме укреплений противника в полосе 43-й армии я поделился вечером этого дня с маршалом Василевским, который очень внимательно выслушал меня и попросил от его имени поблагодарить Афанасия Павлантьевича Белобородова за отличные действия его армии.

В заключение своего доклада я с восхищением отозвался об исключительно высоком наступательном порыве войск 43-й армии и о массовом героизме бойцов. Иллюстрируя свой рассказ, я передал только что полученное сообщение о подвиге разведчика 107-й гаубичной артиллерийской бригады Тукманова. Пуля глубоко рассекла ему лицо. После перевязки солдата направили в тыл, но он, возвратившись на батарею, сказал командиру:

— Во мне еще достаточно сил, чтобы продолжать выполнять боевой приказ, и никуда я с поля боя не уйду.

Другой разведчик, Матусевич, был ранен, когда корректировал огонь своего дивизиона, но не сообщил об этом командиру. Следуя его точным командам, артиллеристы разрушили укрепления фашистов и расчистили путь штурмовому отряду. Когда пехотинцы продвинулись вперед, то нашли Матусевича умирающим от потери крови. [558]

Положительно в целом оценив достигнутые войсками фронта успехи, А. М. Василевский приказал командармам не прекращать боевых действий, продолжать штурм и ночью. И надо сказать, что войска выполняли этот приказ с исключительной настойчивостью.

В 43-й армии части 87-й гвардейской дивизии сумели за ночь форсировать канал Ланд-Грабен и захватить плацдарм на противоположном берегу. В бою за его удержание особо отличился брат легендарной Зои Космодемьянской восемнадцатилетний командир самоходно-артиллерийской установки Александр Космодемьянский.

В середине ночи пал наконец форт № 5а. Бойцы 87-й гвардейской стрелковой захватили в плен весь его гарнизон. В эту ночь прогремела слава и о подвиге взвода 51-го отдельного саперного батальона из 13-го гвардейского стрелкового корпуса. Солдаты этого подразделения под командованием лейтенанта А. М. Родителева проникли в тыл противника для ведения разведки. Обнаружив огневые позиции зенитной артиллерийской батареи, офицер с восьмеркой вооруженных автоматами и гранатами саперов внезапной атакой захватил 14 зенитных орудий и взял в плен 25 фашистских артиллеристов. А. М. Родителев стал Героем Советского Союза.

У К. Н. Галицкого наиболее дерзко и решительно действовали в ночном бою гвардейцы из дивизий генералов И. Ф. Бурмакова и П. Ф. Толстикова. Вот как, например, сражались воины 2-го стрелкового батальона 99-го полка дивизии генерала Бурмакова. Им предстояло захватить пивоваренный завод, который фашисты сильно укрепили. Все подступы к заводской стене освещались и простреливались. И все же саперам удалось незаметно пробраться к ней и заложить взрывчатку. Когда стена взлетела на воздух, в образовавшийся пролом неудержимо хлынули подразделения пехоты. Пустив в дело ранцевые огнеметы, пулеметы и гранаты, бойцы и командиры к утру уничтожили гарнизон. А в это время части 1-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Толстикова внезапной атакой овладели мастерскими и железнодорожным мостом через полноводную реку Беек.

Ожесточенный бой длился всю ночь; фашисты не получили ни часу передышки. До утра, конечно, не спали и в штабах. Метеорологи дали на 7 апреля благоприятный прогноз, поэтому всюду всесторонне согласовывали [559] предстоящие действия штурмовой и бомбардировочной авиации с последующим наступлением сухопутных войск. Ведь на другой день в воздух должны подняться тысячи самолетов! В такой обстановке они могли ударить и по своим: в городе особенно трудно сверху определить, где наши, а где чужие войска.

С исключительным напряжением работал штаб фронта. Несмотря на то, что генералам и офицерам пришлось принять руководство операцией буквально накануне штурма, они, как принято говорить, быстро вросли в обстановку и с помощью генералов и офицеров штаба бывшей Земландской группы войск успешно справлялись со своими задачами. И снова я с удовлетворением отметил, что этому очень способствовало жесткое, но уверенное и, я бы сказал, педантичное (в самом хорошем смысле этого слова) руководство со стороны А. П. Покровского.

Утром 7 апреля погода действительно резко улучшилась: солнце озарило пылающий город. Едва рассеялся плотный утренний туман, как первые эшелоны самолетов из 11-го истребительного авиакорпуса генерала Г. И. Иванова атаковали фашистские аэродромы и, нанеся несколько штурмовых ударов, прочно блокировали их. Почти одновременно с ними на город устремились штурмовики. Свои первые удары они нанесли по зенитным орудиям.

В 9 часов 30 минут, после короткой, но мощной артиллерийской подготовки, на штурм снова пошли войска генералов Белобородова, Озерова и Галицкого. И сражение разгорелось с новой силой. Однако второй день операции резко отличался от первого. В небе отмечалось полное господство советской авиации. Она устроила фашистам, как образно выразился генерал Папивин, "последний день Помпеи".

А. А. Новиков в 10 часов поднял в воздух 246 бомбардировщиков 1-й, 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса, которые нанесли один за другим три мощных удара по городу и фашистским войскам на Земландском полуострове, пытавшимся помочь гарнизону Кенигсберга.

Стремясь максимально усилить удары с воздуха, А. А. Новиков решился на дерзкий шаг: поднять в воздух тяжелые бомбардировщики авиации дальнего действия, которые обычно использовались только в ночное время. Он [560] позвонил А. Е. Голованову и спросил его мнение по этому вопросу, но Главный маршал авиации попытался уклониться от такого риска, ссылаясь на то, что летчики тяжелых бомбардировщиков не имеют опыта групповых полетов в дневное время, а это, мол, может снизить эффект их бомбометания. Кроме того, он выразил опасение, что тяжелые и тихоходные самолеты Ил-4 могут стать легкой добычей фашистских истребителей.

— Да не бойтесь же вы! — раздраженно перебил Новиков.— Я дам вашим самолетам такой эскорт в сто двадцать пять истребителей, что ни один "мессер" не отважится атаковать их. Кроме того, две-три сотни штурмовиков под сильным прикрытием истребителей будут постоянно висеть над городом, и они во взаимодействии о артиллерией не позволят даже пикнуть зенитчикам противника...

Голованов, видимо, хотел высказать еще какие-то сомнения, но командующий ВВС решительно сказал:

— Словом, задача вам ясна — готовность армии к подъему в воздух всем составом к тринадцати ноль-ноль. Цели для ударов согласуйте с товарищем Хрюкиным. О готовности доложите...

Командующий военно-воздушными силами некоторое время взволнованно ходил по просторному блиндажу, а когда Голованов доложил о готовности, решительно махнул рукой:

— В тринадцать десять выпускайте армию на Кенигсберг!

Затем, соединившись с командующими 1-й и 3-й воздушными армиями, Новиков приказал им немедленно поднять в воздух все остающиеся еще на аэродромах штурмовики и фронтовые бомбардировщики и нанести массированный удар по аэродромам, где базировались вражеские истребители, а также по огневым позициям зенитной артиллерии.

В ожидании появления дальних бомбардировщиков Голованова А. А. Новиков поднялся на вышку. Минут через двадцать с севера и востока в небе показались медленно приближавшиеся к городу самолеты. Они шли один за другим с примерно равными интервалами.

Когда первые машины сбросили на центральные районы Кенигсберга свой бомбовый груз, вверх взвились густые клубы дыма, освещаемые заревом пожара. Они росли [561] и росли, пока весь город не заволокло. Меньше чем за час 516 "илов" сбросили более 3700 бомб общим весом 550 тонн. Многие укрепления были разрушены. Движение танков, автомашин и подразделений пехоты с тяжелым вооружением по улицам города стало невозможным. Оборона противника, фактически, распалась на отдельные изолированные очаги сопротивления.

Не успело осесть пыльное марево, поднятое над городом бомбежкой, как по северо-восточной части нанес удар 5-й гвардейский бомбардировочный авиакорпус генерала Ушакова. В это же время самолеты авиакорпуса генерала Борисенко и авиация флота совершили несколько массированных налетов на военно-морскую базу Пиллау и фашистские боевые корабли.

Во второй день штурма нашим авиаторам удалось совершить 4700 самолето-вылетов, сбросить на врага более 1600 тонн бомб и уничтожить свыше 50 вражеских самолетов. Однако прочные долговременные сооружения очень надежно защищали фашистов от уничтожения. Гитлеровцы продолжали отсиживаться в своих железобетонных норах и оказывали ожесточенное сопротивление в течение всего дня.

А. П. Белобородов доложил, что главные силы его армии ведут напряженные бои по расширению плацдармов на противоположном берегу канала Ланд-Грабен. Противник непрерывно контратакует. Генерал Т. Т. Хрюкин, командующий 1-й воздушной армией, нацелил против контратакующих штурмовики, которые непрерывными атаками с воздуха помогли пехотинцам сломить сопротивление врага в районе канала. К концу дня корпуса 43-й армии прорвались на окраину пригорода Ратсхоф и овладели несколькими кварталами в северо-западной части Кенигсберга.

К тому времени штурмовому отряду 235-й стрелковой дивизии удалось покончить и с гарнизоном форта № 5, блокированного еще в первый день. Успех здесь был обеспечен героическими действиями дивизионных саперов. Ураганный огонь не помешал им снять свыше двухсот мин и расчистить пехоте путь к форту. Саперы извлекли из мин взрывчатку, и командир отделения В. К. Полупанов подорвал ее у стены форта. Однако стена устояла. Второй заряд туда подтащил командир взвода лейтенант И. П. Сидоров. Но и этот взрыв не был достаточно [562] разрушительным. Пришлось снять еще много мин, чтобы сделать два усиленных заряда. Сидоров и Полупанов одновременно подорвали их и проделали наконец в стене большие бреши. Фашисты открыли ураганный огонь по смельчакам. Пока шла огневая дуэль, бойцы, лейтенанта И. И. Ишкинина закладывали взрывчатку с другой стороны форта, а саперы П. И. Меренков и Г. А. Малыгин укладывали заряд в амбразуру капонира. Оставив товарища в укрытии, Меренков пополз устанавливать детонатор, но был ранен. Малыгин поспешил на помощь другу, но тоже получил ранение. Сам истекая кровью, он оттащил назад Меренкова и произвел взрыв. Почти одновременно подорвал свой заряд и лейтенант Ишкинин. Всем этим мужественным саперам было присвоено звание Героя Советского Союза.

Пока взрывы потрясали стены форта, старшина А. П. Шубин, снайперски стреляя из своего орудия по амбразурам, мешал ведению огня из форта. Подоспевшие штурмовые группы старшего лейтенанта И. Ф. Ткаченко и лейтенанта Р. Р. Бабушкина атаковали гарнизон. Бабушкин со своими бойцами ворвался во двор и загнал фашистов обратно в помещение, куда вслед за ними вскочил рядовой Ф. Т. Чирков и забросал фашистов гранатами. Все эти храбрецы также были удостоены звания Героя Советского Союза.

К вечеру остатки гарнизона форта № 5 сложили оружие и над ним взвился красный флаг.

Наступавшие левее 43-й армии 81-й и 124-й стрелковые корпуса 50-й армии в этот день с трудом продвигались к северо-восточной части Кенигсберга, а наступление соединений 11-й гвардейской с юга развивалось все более удачно. Генерал К. Н. Галицкий доложил, что дивизии его правофлангового 8-го гвардейского стрелкового корпуса настойчиво пробиваются к реке Альтер Преголь. 26-я и 5-я гвардейские стрелковые дивизии генералов Г. И. Чернова и Г. Б. Петерса, овладев артиллерийским заводом и рядом других предприятий, приступили к штурму фортов, окружавших Зюд-Парк.

16-й гвардейский стрелковый корпус, генерала С. С. Гурьева разгромил гарнизон сильного узла обороны в пригороде Понарт, потом, пробиваясь к реке Прегель, ворвался на железнодорожный вокзал, что находится на юго-западной окраине Кенигсберга, и после упорного боя [563] захватил его. Столь же решительно действовали гвардейцы 36-го корпуса генерала П. К. Кошевого. Форсировав расу Беек, они с ходу ворвались в Нассер-Гартен — последний узел обороны на подступах к реке Прегель — и к концу дня очистили его от фашистов, выйдя на широком фронте к реке. Первыми туда в районе Континен пробились части 16-й гвардейской стрелковой дивизии генерала М. А. Пронина, а вслед за ними правее — части 18-й гвардейской генерала Г. И. Карижского.

Таким образом, в течение второго дня штурма корпуса армии К. П. Галицкого овладели всеми узлами обороны на подступах к центру города с юга, вышли к третьему рубежу обороны противника, а на флангах пробились к реке Прегель.

Фашистское командование предпринимало настойчивые попытки оказать помощь гарнизону Кенигсберга со стороны Земландского полуострова. Командование группы "Земланд" стягивало силы для контрудара по войскам 43-й армии с запада, но настойчивые атаки армии И. И. Людникова западнее Метгетена надежно сковывали их. Поэтому гитлеровцам 7 апреля пришлось ввести в дело 5-ю танковую дивизию — главную ударную силу группы "Земланд". Она в течение дня предприняла 18 контратак, но, несмотря на это, войска генерала И. И. Людникова заняли населенный пункт Лазенкайм.

В этот день в наступление перешли 2-я гвардейская и 5-я армии, что еще более уменьшило возможность нанесения врагом контрудара с Земландского полуострова.

И третья ночь не принесла фашистам передышки. Бомбардировщики дальней авиации и дивизии наших "кукурузников" всю ночь висели над центром города, сбросив на головы фашистов 569 тонн бомб. С 8 часов утра эстафету у них приняли бомбардировщики, штурмовики и истребители фронтовой авиации. В течение двух часов самолеты долбили укрепления противника, а в 10 часов, после окончания артиллерийской подготовки, возобновили общее наступление все армии.

И снова пришлось выкуривать фашистов из каждого укрепления. Правофланговый корпус 43-я армии под командованием генерала Э. Ж. Седулина, оттесняя части группы "Земланд" от Кенигсберга, блокировал форт Королева Луиза. Вскоре пал и он. При штурме форта вновь отличился старший лейтенант Александр Космодемьянский. [564]

Всего несколько часов прошло с тех пор, как ему было приказано принять батарею самоходных артиллерийских установок, но юный командир и в новой должности по-прежнему сражался мастерски. Несмотря на сильный огонь, Космодемьянский подтянул батарею к форту Королева Луиза и, дав залп по амбразурам, повел ее на штурм. На своей машине он таранил ворота форта и ворвался внутрь, а за ним двинулись остальные машины и штурмовые подразделения. Судьба укрепления была предрешена.

13-й гвардейский стрелковый корпус генерала А. И. Лопатина вел тяжелые бои в густо застроенных кварталах северо-западной части города. В этот день мы убедились, что без специально подготовленных штурмовых групп наши войска надолго застряли бы в железобетонном лабиринте крепости. Боевой состав групп действовал на редкость согласованно: автоматчики, используя малейшую брешь в обороне, проникали внутрь опорных пунктов, а если это не удавалось, сопровождавшие их орудия прямой наводки расчищали путь, саперы снимали мины и подрывали оборонительные сооружения, химики дымовыми завесами прикрывали маневр или преодоление открытого пространства. Действуя таким образом, правофланговые дивизии корпуса пробились к реке Прогель южнее Юдиттен и Ратсхоф.

Приблизительно около 3 часов дня генерал А. П. Белобородов, выслушав очередной доклад командира 13-го гвардейского стрелкового корпуса, поспешно отложил телефонную трубку и, повернувшись ко мне, радостно доложил:

— Семьдесят первый гвардейский стрелковый полк дивизии Помрачева{123} в четырнадцать тридцать соединился с переправившимися через реку Прегель частями шестнадцатой гвардейской из одиннадцатой армии.

Вникнув в смысл слов командарма, я с радостью подумал: "Все, мышеловка захлопнулась! Теперь гарнизону не ускользнуть!"

Молча и с теплыми чувствами пожав Белобородову руку, я, однако, не скрыл своего опасения:

— Надо, Афанасий Павлантьевич, подсказать командиру [565] корпуса, чтобы он не допустил восстановления связи гарнизона с Земландским полуостровом...

Командарм немедленно передал это предупреждение командиру правофлангового корпуса. Я не удержался и, позвонив А. М. Василевскому, попросил его дать указания Главному маршалу авиации А. А. Новикову помочь авиацией в срыве попыток фашистских войск деблокировать окруженный гарнизон.

...В то время как правофланговые дивизии пробивались к реке, части 87-й гвардейской стрелковой дивизии генерала К. Я. Тымчика вышли к городскому каналу, а дивизиям 81-го и 124-го стрелковых корпусов 50-й армии удалось в этот день сломить сопротивление врага в пригородах Пальфе и Марауненхофе. Особенно ожесточенный бой вели воины 343-й стрелковой дивизии генерала А. Л. Кроника, когда они выбивали фашистов с товарной станции и из паровозного депо. Генерал Ф. П. Озеров, введя в 16 часов в сражение 2-ю стрелковую дивизию полковника М. И. Перевозникова, форсировал продвижение навстречу корпусам 11-й гвардейской армии, которые в этот день тоже с возросшим упорством стремились соединиться с армиями Белобородова и Озерова.

Первыми, как уже упоминалось выше, удалось это осуществить частям 36-го гвардейского стрелкового корпуса генерала П. К. Кошевого. Это его 16-я гвардейская стрелковая дивизия на западной окраине Кенигсберга соединилась с войсками 43-й армии.

К форсированию реки Прегель командир дивизии приступил еще в ночь на 8 апреля. Генерал М. А. Пронин ночью начал преодолевать реку силами трех штурмовых отрядов из 46-го и 49-го гвардейских стрелковых полков. Начало было удачным, но противник на это немедленно ответил яростными контратаками, и переправившиеся подразделения 49-го полка были отброшены назад.

Удаче штурмового отряда другого полка способствовали смелые действия стрелкового взвода лейтенанта Леонова, одновременно с которым в числе первых переплыл реку парторг роты Третьяков с бойцами Абашевым и Брыковым. Храбрецы внезапно для фашистов высадились на берег и подняли такой шум, словно их было не меньше батальона. Гитлеровцы растерялись. Пока они собирали силы для контратаки, реку форсировал весь штурмовой отряд, которому удалось захватить и удержать [566] плацдарм в районе завода "Унион". Пронин стал немедленно переправлять на захваченный плацдарм главные силы сваей дивизии. Им помогли вовремя подоспевшие туда эскадрильи штурмовиков майора Коровина и капитанов Асадчих и Пятери. Вслед за дивизией генерала Пронина начали форсирование реки части 18, 31 и 11-й гвардейских стрелковых дивизий генералов Г. И. Карижского, И. Д. Бурмакова и Н. Г. Цыганова.

В 31-й гвардейской стрелковой успех форсирования обеспечили стремительные действия воинов 95-го гвардейского стрелкового полка. Они первыми пробились к железнодорожному мосту через Прегель. Гвардейцам 3-го батальона удалось перебраться по искореженным фермам моста на другой берег. Они внезапно атаковали фашистов с тыла и помогли переправиться главным силам своего полка, который после форсирования реки повел решительное наступление вдоль берега в направлении к Цитадели. А к этому времени 97-й и 99-й гвардейские стрелковые полки этого соединения, овладев в ходе ожесточенного боя машиностроительным заводом, пробились к Цитадели с юга.

11-я гвардейская стрелковая дивизия приступила к форсированию в 9 часов 30 минут. Первым начал преодоление реки штурмовой отряд 40-го гвардейского стрелкового полка. Солнечные лучи еще не успели разогнать утренний туман, когда, над рекой поднялась плотная стена дымовой завесы. Ослепленные фашисты не видели, как гвардейцы устремились к противоположному берегу на автомобилях-амфибиях и на различных подручных средствах. Поэтому они стреляли наугад. Наши бойцы появились на. другом берегу внезапно, и это обеспечило им успех. Пока они вели бои за расширение захваченного плацдарма, штурмовые отряды 33-го гвардейского полка переправились сюда по железнодорожному мосту.

Таким образом, 8 апреля лишь 8-му гвардейскому стрелковому корпусу не удалось форсировать реку. Его дивизиям пришлось вести тяжелые бои по уничтожению фашистов засевших в мощных фортах.

Анализируя итоги третьего дня штурма, мы пришли к выводу, что у гарнизона Кенигсберга остается последний шанс на спасение: ближайшей ночью внезапно ударить вдоль берега реки Прегель и пойти навстречу войскам оперативной группы "Земланд". А если фашисты не решатся [567] на этот отчаянный шаг, то им остается одна надежда — упорной обороной наиболее укрепленного третьего рубежа, который окружал густо застроенную центральную часть города с королевским замком в центре, только продлить свое существование на несколько дней.

Хочу напомнить читателю, что этот последний оборонительный рубеж опирался на сплошную цепь прочных бастионов, равелинов, высоких башен с толстыми стенами и на многочисленные железобетонные сооружения для огневых средств.

Но в одном положение гарнизона несколько улучшилось: теперь мы были лишены возможности массированно применить бомбардировочную авиацию по такой небольшой площади из-за опасений ударить по своим войскам.

Видя обреченность все еще продолжающего сопротивление гарнизона и стремясь избежать напрасного кровопролития, А. М. Василевский решил обратиться к окруженным с предложением сложить оружие, гарантируя всем сдавшимся жизнь и возвращение на родину после войны. Это обращение было немедленно передано по радио и через громкоговорящие радиоустановки на переднем крае.

Ночью мы нетерпеливо ждали: как будет реагировать на это противник? Однако, как впоследствии выяснилось, командующий всеми недобитыми в Восточной Пруссии немецкими войсками генерал Ф. Мюллер отдал безрассудный в этой обстановке приказ — пробиваться на запад навстречу войскам оперативной группы "Земланд". Вот почему комендант Кенигсберга решил ответить на обращение А. М. Василевского нанесением мощного удара из района окружения на запад.

Первую весть о начале этой авантюры мы получили в середине ночи, когда А. П. Белобородов доложил об атаке крупных сил танков и пехоты со стороны Земландского полуострова. Предвидя это, А. М. Василевский еще днем предупреждал командарма 43-й о возможности подобной вылазки. Поэтому дивизии 90-го и 13-го гвардейского стрелковых корпусов организованно встретили контратаки как с Земландского полуострова, так и из центра города. Лишь на отдельных участках небольшим отрядам фашистов в ночной темноте удалось просочиться в расположение наших соединений, где они и нашли свой конец. [568]

Один из этих отрядов, численностью в 500 человек, прорвался к огневым позициям 12-го минометного полка. Первым тревогу поднял оказавшийся на пути гитлеровцев восемнадцатилетний связист старший сержант А. А. Евсеев. Окруженный фашистами, он открыл огонь, расстреливая их в упор. Ему кричали: "Русс, сдавайся!" Но боец на каждую попытку немцев приблизиться отвечал сильным огнем. Когда патроны кончились, юноша подпустил врагов вплотную и, ворвавшись в их гущу, бросил себе под ноги две ручные гранаты.

А. А. Евсееву было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

К месту схватки подоспела группа минометчиков под командованием заместителя командира минометного полка подполковника Зубца. Огнем, штыками и прикладами они быстро истребили около 400 фашистов, а большую группу захватили в плен.

Важную роль в разгроме ударной группировки, прорывавшейся навстречу гарнизону Кенигсберга, сыграли 3-я и 18-я воздушные армии. Весь день и ночь к западу от Кенигсберга не умолкали взрывы авиабомб, выстрелы самолетных пушек, раскаты рвущихся реактивных снарядов — это бомбардировщики, штурмовики и истребители генерала Н. Ф. Папивина и Главного маршала авиации А. Е. Голованова обрабатывали фашистские дивизии, которые стягивались для нанесения контрудара.

Захватив листовки с обращением А. М. Василевского, в эту ночь в центр города проникли две группы антифашистов из комитета "Свободная Германия". Они распространяли среди окруженных листовки, а одна из групп в сопровождении капитана А. П. Пушкарского, которая несла белый флаг, попыталась приблизиться к зданию Цитадели. Но фашисты не подпустили парламентеров, открыв по ним ураганный огонь.

Когда А. М. Василевскому на рассвете 9 апреля доложили, что нет никаких признаков капитуляции, он вызвал командующего артиллерией фронта генерал-полковника М. М. Барсукова и приказал ему сосредоточенным огнем всей артиллерии по центральным кварталам города помочь армиям к концу дня завершить штурм Кенигсберга.

Когда рассвело, после короткой, но мощной артиллерийской подготовки штурм возобновился по всему фронту. [569]

Правофланговый корпус 43-й армии, тесня противника к востоку от Метгетена, овладел фортом № 6. А дивизии корпусов генералов А. И. Лопатина и А. С. Ксенофонтова ворвались в центральную часть города и захватывали одно укрепление за другим. Генерал Ксенофонтов во второй половине дня доложил об овладении городским вокзалом и цементным заводом.

Из 50-й армии поступило донесение о том, что 307-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора В. Е. Долматова успешно продвигается на юг, навстречу частям 8-го гвардейского стрелкового корпуса 11-й гвардейской. Сообщение генерала Ф. П. Озерова о том, что части его 69-го стрелкового корпуса, развернувшего свои войска на очень широком фронте, вышли к пригороду Девау и захватили там аэродром, свидетельствовало: генерал Лаш оттягивает из восточного сектора оборонявшиеся там части в центр.

В полосе наступления 11-й гвардейской еще до начала артподготовки соединения 8-го гвардейского корпуса под покровом темноты начали переправу через северный рукав реки Прегель.

С началом общей артиллерийской подготовки главные силы 26-й и 5-й гвардейских стрелковых дивизий переправились на противоположный берег к юго-востоку от главного почтамта. Используя успех этих соединений, к 9 часам 30 минутам форсировали реку и части правофланговой 83-й гвардейской стрелковой дивизии. Пока они выколачивали фашистов из уцелевших укреплений в южной части города и готовились к форсированию другого рукава реки, гвардейские стрелковые корпуса генералов С. С. Гурьева и П. К. Кошевого брали штурмом укрепления в центре города по ту сторону реки, наступая с запада.

На помощь частям 11-й и 31-й гвардейских стрелковых дивизий, наступавшим вдоль правого берега реки Прегель с запада, в 13 часов пришла 1-я Московско-Мин-ская стрелковая дивизия генерала П. Ф. Толстикова. Ее части на подручных средствах под ураганным огнем противника начали форсирование реки Прегель. Первой внезапно для противника переправилась на наспех сколоченных плотиках группа разведчиков во главе с капитаном Богацким. Она сумела закрепиться на плацдарме и огнем обеспечила переправу одного из полков соединения. [570]

Гвардейцы этой дивизии, форсировав реку, оказались ближе всех к королевскому замку. И командир корпуса С. С. Гурьев, постоянно появлявшийся на самых трудных участках, прибыл к генералу П. Ф. Толстикову и приказал ему штурмовать этот важнейший узел обороны в центре города, в котором засели офицерские батальоны 69-й пехотной дивизии.

Во второй половине дня стрелковые полки 1-й Московско-Минской при поддержке орудий 35-го гвардейского артиллерийского полка подполковника Гунько начали штурм замка. Автоматчики и саперы сразу же проникли внутрь здания через проломы в стенах и завязали рукопашный бой, в котором важную роль сыграла "карманная артиллерия" — ручные гранаты. Борьба шла за каждый этаж.

А в это время другие соединения выбивали фашистов из главного почтамта, успешно форсировали северный рукав реки Прегель и пробивались навстречу войскам 50-й армии. Бои до самого конца носили ожесточенный характер. Яростное сопротивление оказали фашисты во время форсирования северного рукава реки Прегель дивизиями 8-го гвардейского корпуса генерала М. Н. Завадовского.

Первыми на противоположном берегу были гвардейцы Вешкин, Горобец, Лазарев, Ткаченко, Шайдеревский и Шиндрат. Фашисты немедленно атаковали их, пытаясь сбросить в реку. Однако смельчаки не отступали. Окруженные с трех сторон, они сражались до последнего патрона, отвлекая на себя внимание от главных сил переправлявшегося полка. Когда подразделения, форсировавшие реку, прорвались к месту неравного боя, они нашли тела шести героев, а вокруг них множество вражеских трупов. На место боя была обнаружена наспех нацарапанная карандашом записка: "Здесь дрались гвардейцы и погибли за Родину, за братьев, сестер и отцов. Дрались и не сдались врагу..."

После преодоления последнего водного рубежа соединения 8-го гвардейского корпуса овладели несколькими кварталами к юго-востоку от Августовских казарм, захватили здание городской радиостанция, комендатуру, электростанцию и ряд других важных объектов, а затем, наступая на север, в районе городского пруда Обер-Тайх (ныне Верхнее озеро) в 19 часов соединились с войсками [571] 50-й армии. Докладывая об этом событии, генерал К. Н. Галицкий сообщил и о падении королевского замка, который к тому времени очистили части дивизии П. Ф. Толстикова.

К вечеру 9 апреля вся северо-западная, западная и южная части Кенигсберга были в наших руках. Противник продолжал из последних сил удерживать лишь самый центр и восточную часть города.

Наконец комендант Кенигсберга принял первое за последние два дня боев разумное решение. Он выслал, к нам парламентеров с сообщением о прекращении дальнейшего сопротивления. В 18 часов 30 минут К. Н. Галицкий доложил маршалу А. М. Василевскому о прибытии в штаб 11-й гвардейской стрелковой дивизии представителей коменданта полковника Хевке и подполковника Кервина. А. М. Василевский распорядился послать с ними наших представителей в штаб генерала О. Лаша для принятия капитуляции. В качестве парламентеров в расположение противника пошли начальник штаба 11-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник П. Г. Яновский, капитаны В. М. Шпитальник и А. Е. Федорко. С опасностью для жизни они пробрались к бывшей Университетской площади по заваленным обломками, подбитой техникой и заминированным улицам. В 21 час 30 минут генералу О. Лашу был вручен ультиматум советского командования, и он после некоторых колебаний подписал письменный приказ своим войскам о прекращении сопротивления.

На рассвете из центра города потянулись первые колонны пленных. Возвратившись на командный пункт фронта, я застал там группу фашистских генералов, которых возглавлял высокий и худощавый комендант павшего Кенигсберга Отто Лаш. Подавленные столь неожиданным для них падением неприступной, по их мнению, крепости, они с мрачным видом ожидали встречи с А. М. Василевским, который выразил желание допросить руководителей фашистской обороны. Когда я вошел в кабинет командующего войсками фронта, там уже собрались Главный маршал авиации А. А. Новиков, генералы В. Е. Макаров, А. П. Покровский и другие. Маршал Советского Союза А. М. Василевский обменивался с ними впечатлениями о ходе штурма Кенигсберга. Я с удовольствием присоединился к беседующим и с восхищением [572] услышал из уст начальника штаба фронта о результатах нашей победы.

В течение всего четырех дней советские войска покончили со 130-тысячным гарнизоном, засевшим в мощных крепостных укреплениях. Уничтожено было около 42 тысяч солдат и офицеров, 120 самолетов, 1196 орудий, 588 минометов, 104 танка и штурмовых орудия, 82 бронетранспортера, 1719 автомашин, около 2000 пулеметов, разрушено 143 дота и форта. В плен взято около 92 тысяч человек, в том числе 1800 офицеров и генералов. В числе огромных трофеев насчитывалось свыше 2000 орудий, более полутора тысяч минометов и 128 самолетов.

Закончив обсуждение итогов штурма, А. М. Василевский приказал ввести пленных генералов. Те вошли и молча стояли перед нами, понурив головы. Особенно подавленным и несчастным выглядел сам комендант крепости. И мы, естественно, догадались о том, что его угнетает не только плен. Нам из радиоперехватов было уже известно, что бесноватый фюрер объявил генерала О. Лаша за сдачу крепости изменником, а его семью приказал арестовать. Угроза, нависшая над ближними, конечно, угнетала генерала Лаша. Лишь один из пленных — генерал инженерных войск, ненависть которого к нам выражалась буквально в каждой складке обрюзгшего и грубого лица пивовара, тужился держаться высокомерно, будто не он был у нас в плену, а мы у него.

Генерал Лаш отвечал на вопросы весьма охотно. Когда А. М. Василевский спросил, как он оценивает итоги боев за Кенигсберг, тот с горечью и удивлением ответил:

— Никак нельзя было раньше предположить, что такая крепость, как Кенигсберг, падет так быстро. Русское командование хорошо разработало и прекрасно осуществило эту операцию.

Лаш сообщил, что на второй день штурма он полностью потерял управление войсками. От массированных ударов артиллерии и налетов советской авиации в городе возникли многочисленные пожары, а городские кварталы оказались настолько сильно разрушенными, что совершенно невозможно было передвигаться по улицам. А последние два дня штурма, по мнению генерала Лаша, показали всю бессмысленность дальнейшего сопротивления.

Слушая признания коменданта крепости, генерал инженерных войск, о котором я упоминал выше, всячески — [573] и позами своей тучной фигуры, и гримасами — старался выразить свое недовольство поведением Лаша. Отвечая на вопросы А. М. Василевского, он не смог скрыть своего раздражения и пытался всю вину за столь быстрое падение крепости свалить на коменданта, бросая при ответах на него взгляды, полные нескрываемой злобы.

А. М. Василевский несколькими едкими замечаниями и вопросами быстро осадил этого хорохорившегося фашиста, и тот, не сумев скрыть своего испуга, внезапно умолк и потупился.

В конце допроса А. М. Василевский спросил у пленных, кого они знают из советских военачальников. К нашему удивлению, они не могли назвать, кроме Ворошилова, Буденного и Тимошенко, ни одного советского полководца, войска которых нещадно били их хваленые армии, начиная от Москвы и Сталинграда. Не удержавшись, я спросил: неужели они не знают даже таких прославленных полководцев, как Жуков, Василевский, Рокоссовский и Конев? Пленные в ответ лишь переглянулись и промолчали. После минутного молчания генерал Лаш смущенно сказал, что он впервые услышал о Маршале Советского Союза Василевском в связи с его ультиматумом гарнизону Кенигсберга.

Видно, далеко не все немецкие генералы имели доступ к данным, добываемым всеми видами разведки рейха, ибо, безусловно, сведения о советских полководцах имелись в ОКХ и ОКВ. В отличие от гитлеровцев, советские генералы и офицеры на протяжении всей войны старались разузнать не только фамилии и чины тех командиров, войска которых им предстояло громить, но и в первую очередь, на что каждый из них способен, что можно от него ожидать в той или иной обстановке.

Так закончился штурм Кенигсберга. Безусловно, это была очень важная победа советских войск. Теперь Ставка могла все внимание сосредоточить на завершении подготовки и проведении наступления на столицу фашистской Германии.

В тот же день ровно в 24 часа Москва салютовала героям штурма Кенигсберга. В ознаменование этой победы Президиум Верховного Совета СССР учредил медаль "За взятое Кенигсберга", которой были награждены участники штурма. 98 соединениям и частям было присвоено почетное наименование Кенигсбергских. [574]

Воины, штурмовавшие Кенигсберг, проявили массовой героизм и блестящую выучку. Повествуя о ходе штурма, я уже приводил ряд примеров. Я не мог, естественно, рассказать обо всех особо отличившихся. И пусть простят меня за это те тысячи бойцов, кого я не упомянул в своем рассказе, как не упомянул, например, о таких героях штурма, какими были солдаты и офицеры одного из батальонов 366-го стрелкового полка 126-й стрелковой дивизии, которым блестяще командовал майор Н. И. Мамонтов. Только один этот батальон в ходе ожесточенных боев очистил 23 квартала, уничтожил 450 фашистов, захватил 5 орудия, 300 автомашин и взял в плен 3000 солдат и офицеров!

И неудивительно, что более двухсот воинов, участвовавших в штурме Кенигсберга, стали Героями Советского Союза. Среди удостоенных этого высокого звания были и упомянутый мною майор Н. И. Мамонтов, командиры стрелковых дивизий И. Д. Бурмаков, Г. И. Карижский, М. А. Пронин, Г. Б. Петере, П. Ф. Толстиков, Н. Г. Цыганов, Г. И. Чернов, командиры стрелковых корпусов С. С. Гурьев, М. Н. Завадовский, А. С. Ксенофонтов, А. И. Лопатин, командир танкового корпуса В. В. Бутков, командармы К. Н. Галицкий и Н. Ф. Папивин, командующий артиллерией 11-й гвардейской армии генерал-лейтенант П. С. Семенов, генерал-полковники артиллерии Н. М. Хлебников и М. М. Барсуков. Командармы А. П. Белобородов, Т. Т. Хрюкин и летчик П. Я. Головачев стали дважды Героями Советского Союза, а А. М. Василевский был награжден вторым орденом "Победа".

К сожалению, некоторые участники штурма, как и генерал С. С. Гурьев, были удостоены высокого звания посмертно.

После войны мне часто приходилось бывать в этом городе, у стен которого советские воины совершили один из самых выдающихся подвигов. И я всегда приходил на братскую могилу героев, павших при штурме этой твердыни пруссачества. На могиле воздвигнут обелиск, на котором начертаны справедливые слова: "Ваше мужество было беспримерным. Ваша воля была непреклонной. Ваша слава бессмертна".

И мне хотелось бы, чтобы и мой строго документальный рассказ очевидца хотя бы немного послужил увековечиванию [575] памяти воинов, героически штурмовавших эту крепость.

После допроса пленных генералов мы занялись организацией наступления войск фронта с целью разгрома дивизий врага на Земландском полуострове и овладения его крупной военно-морской базой Пиллау (Балтийск.). По установившейся традиции А. М. Василевский решил заслушать доклад начальника разведки фронта, чтобы четко представить себе, с какими силами ваши войска встретятся дальше, и, исходя из этого, уточнить замысел дальнейшего наступления, которое являлось, по сути дела, логичным продолжениям штурма Кенигсберга, составляя как бы следующий этап операции "Земланд".

Согласно замыслу этой операции, предусматривалось сначала уничтожить гарнизон Кенигсберга, а затем бей оперативной паузы разгромить земландскую группировку войск.

Начальник разведки фронта подробно доложил уточненные сведения о боевом составе вражеской группировки и о характере подготовленной ею обороны. Он сообщил, что к имевшимся ранее 8 пехотным и одной танковой дивизии прибавились за последние дни марта остатки разгромленной в Хейльсбергском укрепленном районе 4-й немецкой армии, доставленные на Земландский полуостров транспортами. При этом он указал, что генерал Ф. Мюллер, который командовал этой армией и возглавлял все немецкие войска на Земландском полуострове и в Кенигсберге, снят Гитлером с этого поста и заменен генералом Д. Заукеном.

По сведениям начальника разведки, армиям 3-го Белорусского фронта на Земландском полуострове противостояла не менее чем 100-тысячная группировка войск. Она опиралась на заранее подготовленную оборону, состоящую из трех полос. Главная полоса включала три позиции, каждая из которых имела по три траншеи, многочисленные ходы сообщения, блиндажи и дзоты. Третья оборонительная полоса закрывала доступ к порту Фишхаузен (Приморск) и к полуострову, на котором находилась военно-морская база Пиллау (Балтийск). Все населенные пункты были подготовлены к круговой обороне.

Узкий полуостров был пересечен пятью оборонительными [576] позициями, прикрывавшими подступы к старинной морской крепости Пиллау. Словом, вся территория была сплошной оборонительной полосой, насыщенной траншеями, дотами, противотанковыми и противопехотными препятствиями.

Маршал А. М. Василевский решил ликвидацию последнего крупного очага сопротивления в Восточной Пруссии возложить на пять наших общевойсковых армий, которым должны были содействовать 1-я и 3-я воздушные армии, а также корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота. Все общевойсковые армии усиливались танками и значительным количеством артиллерии.

В соответствии с этим решением к трем находившимся на полуострове общевойсковым армиям (2-й гвардейской, 5-й и 39-й) в сражение против южного фланга обороны противника вводилась 43-я армия, 11-я гвардейская выводилась во второй эшелон.

Главный удар А. М. Василевский решил нанести вдоль шоссейной и железной дорог на Фишхаузен силами 5-й и 39-й армий, чтобы рассечь всю группировку фашистских войск на две части и в последующем уничтожить ее. Войскам 2-й гвардейской и 3-й надлежало наступать с целью изоляции сил противника от моря и содействия продвижению 5-й и 39-й армий на Фишхаузен (Приморск) и Пиллау (Балтийск). 11-я гвардейская, составлявшая второй эшелон войск фронта, должна была вступить в сражение на главном направлении для штурма Пиллау. Была также предусмотрена высадка тактических десантов в ходе наступления для захвата косы Фришес-Нерунг, прикрывавшей с моря Кенигсбергский морской канал.

Все наши общевойсковые армии после беспрерывных наступательных боев были малочисленными, общее количество людей в стрелковых дивизиях, считая и тыловые подразделения, не превышало двух с половиной тысяч. Поэтому объединениям выделялись сравнительно узкие полосы для наступления: 2-й гвардейской—20 километров, остальным — по 7—8 километров. Благодаря этому удалось достичь двойного превосходства над противником в людях и тройного в артиллерии.

Краснознаменный Балтийский флот должен был прикрывать приморские фланги наступавших, содействовать [577] в захвате военно-морской базы Пиллау и обеспечивать высадку тактических десантов.

После принятия решения штаб фронта немедленно приступил к постановке задач каждой армии и флоту в предстоявшем наступлении. Особое внимание было уделено организации взаимодействия общевойсковых армий с авиацией и соединениями Балтийского флота. Готовность войск к переходу в наступление была назначена на конец дня 11 апреля.

Поскольку война против фашистской Германии вступила в свою завершающую стадию, а фашистская группировка на Земландском полуострове была полностью блокирована, отрезана от главных сил вермахта и, по существу, обречена на уничтожение, маршал Василевский сделал попытку избежать ненужного кровопролития. Обращаясь к члену Военного совета фронта генералу В. Е. Макарову, он сказал:

— Прошу подготовить обращение к войскам противника, в котором показать всю бесперспективность их дальнейшего сопротивления и предъявить требование в течение суток сложить оружие...

Это второе обращение А. М. Василевского к фашистским войскам было подготовлено, размножено и к исходу 11 апреля различными средствами доведено до сведения противника.

А. М. Василевский предоставлял солдатам, офицерам и генералам группы "Земланд" последнюю возможность сохранить свои жизни.

"...Вам хорошо известно, — говорилось в обращении, — что вся немецкая армия потерпела полный разгром. Русские — под Берлином и в Вене. Союзные войска — в 300 км восточное Рейна. Союзники — уже в Бремене, Ганновере, Брауншвейге, подошли к Лейпцигу и Мюнхену. Половина Германии — в руках русских и союзных войск. Одна из сильнейших крепостей Германии Кенигсберг пала в три дня. Комендант крепости генерал пехоты Лаш принял предложенные мною условия капитуляции и сдался с большей частью гарнизона. Всего сдалось в плен 92 000 немецких солдат, 1819 офицеров и 4 генерала...

Немецкие офицеры и солдаты, оставшиеся на Земланде! Сейчас, после Кенигсберга — последнего оплота немецких войск в Восточной Пруссии, ваше положение совершенно [578] безнадежно. Помощи вам никто не пришлет. 450 км отделяют вас от линии фронта, проходящей у Штеттина. Морские пути на запад перерезаны русскими подводными лодками. Вы — в глубоком тылу русских войск. Положение ваше безвыходное. Против вас — многократно превосходящие силы Красной Армии. Сила на нашей стороне, и ваше сопротивление не имеет никакого смысла. Оно приведет только к вашей гибели и к многочисленным жертвам среди скопившегося в районе Пиллау гражданского населения... Чтобы избежать ненужного кровопролития, я требую от вас: в течение 24 часов сложить оружие, прекратить сопротивление и сдаться в плен. Всем генералам, офицерам и солдатам, которые прекратят сопротивление, гарантируется жизнь, достаточное питание и возвращение на родину после войны. Всем раненым и больным будет немедленно оказана медицинская помощь. Я обещаю всем сдавшимся достойное солдат обращение... Если мое требование сдаться не будет выполнено в срок 24 часа, вы рискуете быть уничтоженными. Немецкие офицеры и солдаты! Если ваше командование не примет мой ультиматум, действуйте самостоятельно. Спасайте свою жизнь, сдавайтесь в плен".

Срок, предоставленный А. М. Василевским противнику, истекая в полночь 12 апреля по московскому времени.

Один день и две ночи ждали мы, что блокированные на полуострове фашисты образумятся. Под утро 13 апреля А. М. Василевский отдал приказ: "Атаковать и уничтожить противника".

В 8 часов началась артиллерийская подготовка, направляемая нашими опытными артиллеристами генералами М. М. Барсуковым и Н. М. Хлебниковым. Генералы Т. Т. Хрюкин и П. Ф. Папивин подняли свои авиационные дивизии для нанесения бомбовых и штурмовых ударов по наиболее мощным опорным пунктам, штабам, скоплениям танков, аэродромам и огневым позициям артиллерии врага. Авиация и торпедные катера Краснознаменного Балтийского флота ударили по военно-морской базе и кораблям противника. Целый час на полуострове бушевала огненная буря. Казалось, все фашистские опорные пункты будут перепаханы взрывами. Но вот в 9 часов войска поднялись в атаку — и вздыбленная, почерневшая земля вдруг ожила. Фашисты оказали сильное огневое сопротивление, а когда наступающие части [579] ворвались в глубь первой оборонительной полосы, последовали их беспрерывные контратаки.

Примерно до полудня командармы докладывали почти одинаково многословно, подробно описывая перипетии боев за опорные пункты. И нам стало ясно, что враг не сломлен, что наступающим приходится драться за каждый опорный пункт.

Особенно ожесточенное сопротивление противник оказывал войскам 5, 39 и 43-й армий. Фашистское командование, видимо, понимало, что мы стремимся отрезать его основные силы от портов Пиллау и Фишхаузен.

И все же войска продвигались вперед. Особенно ожесточенные бои велись вокруг населенных пунктов. В схватке за опорный пункт в районе деревни Рогенен прославился заместитель командира 1191-го стрелкового полка 358-й стрелковой дивизии майор С. Л. Козак. Всю первую половину дня подразделения полка атаковали деревню и господствующую высоту рядом с ней. Враг отчаянно сопротивлялся. Несколько наших танков были подбиты, но машина, на броне которой был десант автоматчиков во главе с Козаком, чудом прошла сквозь огненную завесу и ворвалась в деревню. Майор, соскочив с танка, повел бойцов на засевших в домах и подвалах фашистов.

Очистив деревню, пехота и танки атаковали противника, занимавшего высоту с отметкой 43,3, что находилась в двух километрах западное. Превосходящие силы пехоты противника двинулись в контратаку. Неоднократно фашистам удавалось оттеснить наши подразделения. В последний раз С. Л. Козак с ручным пулеметом в руках сам повел бойцов вперед, но был ранен в плечо. Наскоро перевязав рану, он снова появился в цепи атакующих и снова был ранен, на этот раз в голову. Очередная поспешная перевязка — и опять майор Козак в атаке. Осколок мины пронзил грудь бесстрашного командира, и, умирая, он слабеющей рукой молча указал на высоту, как бы призывая бойцов к последнему штурму. И на этот раз высота была взята. Ворвавшиеся на нее бойцы и командиры, онемев от гнева на фашистов, продолжавших бессмысленную бойню, молча крушили их в рукопашном бою.

С. Л. Козаку было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. [580]

Чрезвычайно упорный бой шел и за деревню Фирбруденкруг. Только после нескольких ожесточенных атак части 319-й стрелковой дивизии ворвались в этот опорный пункт. Вместе с ними на улицах деревни действовала и батарея самоходных артиллерийских установок под командованием старшего лейтенанта Александра Космодемьянского. Гусеницами своей самоходки юный командир раздавил четыре фашистских орудия и несколько десятков гитлеровцев, К несчастью, в этом бою оборвалась и его жизнь.

Докладывая об этом печальном событии, генерал А. П. Белобородов, горячо любивший отважного и жизнерадостного юношу, горестно повторял:

— Что мы скажем его матери? Как сообщить ей эту страшную весть?!

И я понимал командарма. Любови Тимофеевне Космодемьянской так трудно было пережить трагическую и мученическую смерть Зои, а теперь, когда до конца войны оставались считанные недели, она лишилась и единственного сына.

Командир полка, сообщая матери о гибели Александра, писал: "Ваш сын гвардии старший лейтенант Александр Анатольевич Космодемьянский погиб смертью героя в борьбе с немецкими захватчиками. Он отдал свою молодую жизнь во имя свободы и независимости нашей Родины... Вы отдали самое дорогое, что имели, — своих детей..."

Фашисты дорого расплачивались за те судорожные попытки нанести хоть какой-то урон нашим войскам, чтобы оттянуть свой конец. Занимаемая гитлеровцами территория неотвратимо сокращалась.

Правее 43-й упорный бой вели соединения 39-й армии. Батальонам 61-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской стрелковой дивизии пришлось несколько раз подниматься в атаку, пока им удалось ворваться в деревню Коркенен. Их успеху содействовали полковые артиллеристы, которые хладнокровно выкатывали свои пушки на прямую наводку и в упор расстреливали фашистские огневые точки. Особенно отличился в этом бою взвод младшего лейтенанта В. А. Беляева. Артиллеристы под пулеметным огнем перетащили свои орудия через речушку и расстреляли пушку и два пулемета врага, мешавшие продвижению пехоты. Когда один расчет полностью погиб, [581] командир сам встал за панораму и снайперским огнем заставил замолчать еще одно орудие и два внезапно оживших пулемета. Василий Александрович Беляев за этот и другие выдающиеся подвиги был удостоен звания Героя Советского Союза.

О таком же ожесточенном характере боев докладывал в этот день и командующий 5-й армией генерал-полковник Н. И. Крылов. Все же к концу дня фашисты были оттеснены в глубину обороны примерно на 3 — 5 километров.

Подводя итоги дня, А. М. Василевский потребовал от генералов Крылова и Людникова усилить с утра следующего дня натиск. И утром 14 апреля наши атаки возобновились с еще большей настойчивостью. Однако неожиданно для всех нас перелом в ходе сражения произошел в этот же день не в центре, где мы наносили главный удар, а на флангах. Во второй половине дня командующий 2-й гвардейской армией генерал П. Г. Чанчибадзе прислал донесение: "Противник отступает, веду преследование".

Успешно продвигались вперед и войска 43-й. Большую помощь им оказали моряки. Бронекатера стремительно ворвались в залив Фришес-Хафф и в Кенигсбергский морской канал и метким огнем подавили огневые точки вдоль побережья, а морская авиация и корабельная артиллерия флота наносили сосредоточенные удары по военно-морской базе Пиллау. Тесное взаимодействие войск 2-й гвардейской и 43-й армий с силами флота оказало существенное влияние на результаты наступления.

К исходу дня 2-я гвардейская продвинулась вперед на 15 километров, а 43-я — на 10 километров. Лишь от генералов Н. И. Крылова и И. И. Людникова продолжали поступать донесения о непрекращавшихся контратаках гитлеровцев. И А. М. Василевский решил использовать успех, обозначившийся в полосе 2-й гвардейской армии. Он приказал перебросить туда две танковые бригады и два полка самоходной артиллерии, усиленных стрелковыми частями и инженерными подразделениями. Под натиском введенной в сражение подвижной группы отступление противника стало приобретать панический характер: фашисты бросали свое вооружение и тяжелую боевую технику.

Угроза выхода 2-й гвардейской на тылы немецких [582] войск, которые оказывали упорное сопротивление частям 5-й и 39-й армий, вынудило и их к отступлению. Однако, даже удирая, фашисты яростно огрызались. Это не было удивительным; ведь купание в холодном апрельском море не предвещало им ничего хорошего.

39-й армии генерала Людникова весь день 16 апреля пришлось вести ожесточенный бой в населенном пункте Гайдау. Командарм выдвинул на прямую наводку даже часть орудий приданной ему 67-й зенитной артиллерийской дивизии. Воинов этого соединения и комдива полковника Габибуллу Эйнуллаевича Гусейнова я хорошо узнал в ходе боев в Литве и Латвии, особенно в августе 1944 года, когда войска генералов Крейзера и Чанчибадзе изнемогали под натиском сотен фашистских танков и мне минутами казалось, что оборона вот-вот может рухнуть. Тогда мы вынуждены были ввести в бой зенитчиков против танков. И они показали себя не только подлинными снайперами артиллерийского огня, но на редкость мужественными бойцами.

На этот раз Г. Э. Гусейнов выдвинул свои пушки прямо в боевые порядки пехоты и с блестящей точностью уничтожал вражеские огневые точки.

Но на следующий день до нас дошла скорбная весть о героической гибели этого славного командира.

Похороны Г. Э. Гусейнова были по-фронтовому простыми и суровыми. Проститься с ним пришли многие ветераны дивизии. Официальных речей не было. Только два старых друга погибшего сказали несколько трогательных прощальных слов, от которых у многих повлажнели глаза, да совсем еще юный лейтенант опустился на колено перед гробом, поцеловал своего командира и, комкая в волнении фуражку, глухо, сквозь слезы произнес:

— Прощай, отец!

Прозвучали три залпа салюта. Бросив прощальный взгляд на свежий холмик земли, все заторопились в свои части. И снова бой. И кому-то тоже было не суждено дожить до Победы...

Однако сколько бы ни ярились фашисты, конец их близился неумолимо. 15 и 16 апреля моряки снова содействовали продвижению войск 43-й армии вдоль побережья. Высадив два тактических десанта из состава 24-й [583] гвардейской стрелковой дивизии на дамбу Кенигсбергского канала и поддержав наступление войск огнем с катеров и из орудий дальнобойной артиллерии, балтийцы помогли соединениям 43-й выбить фашистов из населенных пунктов Циммербуде и Пайзе и очистить всю дамбу канала.

От пленных стало известно, что неудержимое отступление немецких войск на Земландском полуострове вынудило гитлеровское командование ликвидировать оперативную группу "Земланд", а сохранившиеся ее войска включить во вновь созданную армию "Восточная Пруссия", в состав которой вошли также и остатки бывшей группы армий "Север", уцелевшие на косе Хель и в обширных и труднодоступных плавнях устья Вислы.

Пытаясь не допустить катастрофы, фашистское командование бросило в контратаку свой последний резерв — офицерский полк. Но и он был наголову разгромлен частями 39-й армии.

Чем ближе подходили отступавшие войска к побережью, тем активнее воздействовали на них корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота. Они не позволяли транспортам противника эвакуировать свои прижатые к морю части. Самолеты и торпедные катера беспрерывно атаковали их в портах и при выходе в море. Как и сухопутные войска, балтийцы сражались самоотверженно. Они не щадили своих сил, а ради победы отдавали и свои жизни, как отдали ее в эти дни морской летчик Л. Романов и его стрелок-радист А. Дубенчук. Когда во время одной из атак фашистских кораблей их самолет загорелся, Романов направил его на палубу миноносца. Последовал страшный взрыв — и фашистский корабль погрузился в морскую пучину вместе со своей командой. Так под ударами авиации и катеров Балтийского флота таяли надежды фашистов на спасение морем.

Фашистское командование, оттянув на узкий Пиллауский полуостров остатки своих войск, надеялось отсидеться там.

11-я гвардейская получила задачу атаковать последний оплот гитлеровцев и сбросить их в море. Гвардейцам предстояло решить нелегкую задачу. Весь узкий полуостров перерезался пятью мощными оборонительными позициями, густо насыщенными дотами и прикрытыми сплошными противотанковыми и противопехотными препятствиями. [584]

Самая южная часть его была закрыта старинной крепостью с пятиметровыми каменными стенами, земляным валом и широким рвом, заполненным водой.

Впоследствии мы убедились, что прочные сооружения морской крепости не поддавались даже мощным снарядам и авиационным бомбам. Все каменные здания города были превращены в опорные пункты. Словом, Пиллау — это Кенигсберг в миниатюре.

Маршал А. М. Василевский приказал мне неотлучно находиться на командном пункте 11-й гвардейской армии, проследить за наступлением ее войск при выполнении поставленной задачи, а в случае необходимости помочь генералу К. Н. Галицкому в руководстве войсками. Надо сказать, что я хорошо знал каждую дивизию 11-й гвардейской и весь ее руководящий состав. Гвардейцы этой славной армии во всех фронтовых операциях, в которых им приходилось принимать участие, выполняли самые важные боевые задачи, всегда наступали на направлении главного удара. Начиная с лета 1943 года 11-я гвардейская имела стабильный состав — 9 гвардейских дивизий, сведенных в 3 гвардейских стрелковых корпуса, которые возглавляли опытнейшие командиры. В отличие от других объединений, во всех ее дивизиях было по одному дивизиону самоходной артиллерии, а в корпусах — штатные артиллерийские полки, свои зенитные артиллерийские, саперные и другие части. Соединения армии отличались высокой боеспособностью, имели свои добрые традиции, выкованные в боях.

В 11 часов 20 апреля дивизии 16-го и 36-го гвардейских стрелковых корпусов пошли на штурм первой оборонительной позиции врага. И началось самое настоящее прогрызание бетонированных укреплений. Впереди шли тяжелые танки и самоходные артиллерийские установки. Они прямой наводкой били по огневым точкам, укрытым в железобетонных сооружениях. Но даже тяжелые снаряды отскакивали от них, словно горох от стены. А обойти укрепления не позволяли заболоченные леса. И снова вперед пришлось идти нашим славным саперам, которые терпеливо подкапывались под доты и подрывали их. И я не удивился, что войскам 11-й гвардейской армии удалось за день продолбить вражескую оборону всего лишь на километр.

На следующий день наступление продолжалось с нарастающим [585] темпом. В ночь на 22 апреля К. Н. Галицкий, посоветовавшись со мной, решил ввести в сражение 8-й гвардейский стрелковый корпус генерала М. Н. Зава-довского. К утру его дивизии заняли исходное положение и в 11 часов одновременно с остальными корпусами перешли в наступление. Как ни сопротивлялся враг, но не спасли его и железобетонные укрепления, рухнувшие под натиском гвардейцев.

24 апреля соединения 11-й гвардейской армии обложили остатки фашистских войск в последнем их пристанище — крепости Пиллау. В связи с улучшением в эти дни погоды авиация 1-й и 3-й воздушных армий значительно активизировала свои действия, совершив за сутки более двух тысяч самолето-вылетов. 24 апреля наши самолеты превратили Пиллау, как говорится, в кромешный ад. Невзирая на плотный огонь зенитной артиллерии, авиаторы неуклонно вели свои самолеты к намеченным целям и не поворачивали назад, пока не сбрасывали на них свой разрушительный груз. Так поступил, например, 24 апреля летчик Ю. И. Пырков. Подлетая к Пиллау, он был тяжело ранен осколком зенитного снаряда, но, превозмогая боль и истекая кровью, довел свою машину до цели и повернул на обратный курс только после того, как бомбы точно накрыли ее. К счастью, у пилота хватило сил посадить свой самолет на ближайший аэродром.

Юрий Иванович Пырков был удостоен звания Героя Советского Союза.

Все более активную помощь своим сухопутным войскам стала оказывать корабельная артиллерия фашистов. Курсируя вдоль берега, крейсеры и миноносцы беспрерывно осыпали позиции штурмующих войск тяжелыми снарядами. Наши части несли потери. В этот день у стен Пиллау погиб Герой Советского Союза генерал С. С. Гурьев — прославленный командир 16-го гвардейского стрелкового корпуса, которым гордилась вся армия.

Утром 25 апреля наступил решающий момент штурма последней твердыни фашистов на полуострове — города и крепости Пиллау. Едва рассеялся туман, как город снова скрылся в клубах густого дыма, поднятого в воздух взрывами авиационных бомб и снарядов. Как только артиллерия перенесла огонь с окраин Пиллау в центр, [586] гвардейцы устремились вперед и ворвались в город. В 12 часов дня его центральная часть уже была полностью очищена. Фашисты, прижатые к портовым сооружениям, пытались уйти через пролив Зее-Тифф на узкую косу Фришес-Нерунг. Галицкий вполне своевременно приказал командиру 36-го гвардейского стрелкового корпуса генералу П. К. Кошевому усилить натиск вдоль железнодорожной линии на юг, а генералам М. Н. Завадовскому и И. И. Семенову, заменившему погибшего С. С. Гурьева, содействовать ему ударами справа и слева.

Еще было светло, когда войска генерала Завадовского овладели судоверфью, а дивизии генерала Кошевого во взаимодействии с 16-м гвардейским корпусом ликвидировали последний очаг сопротивления на противоположном берегу гавани. Уцелевшие в бою фашисты сложили оружие. По данным авиационной разведки и по показаниям многочисленных пленных было установлено, что на узкой полуторакилометровой косе Фришес-Нерунг скопилось до 40 тысяч вражеских солдат и офицеров.

Под утро гвардейцы начали форсирование узкого пролива Зее-Тифф, отделявшего Пиллау от косы Фришес-Нерунг. В числе самых первых высадился штурмовой отряд 17-го гвардейского стрелкового полка 5-й гвардейской стрелковой дивизии, которым командовал капитан Л. 3. Чугуевский. Офицер организовал успешное отражение трех фашистских контратак. Временами положение отряда становилось критическим. За оружие пришлось взяться даже санитарам и связистам. Пока командир отделения связи старшина С. С. Бойко четко корректировал огонь минометной батареи, телефонист гвардии сержант Е. И. Аристов отбил у фашистов пулемет и метким огнем из него отразил очередную контратаку.

Ток и не удалось немцам сбросить группу капитана Чугуевского в море. Отважные гвардейцы под его командованием обеспечили переправу остальных сил батальона, а затем и главных сил полка. Всем этим смельчакам было присвоено звание Героя Советского Союза.

Полк расширил и закрепил плацдарм, на который переправились остальные части 5-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Г. Б. Петерса, а правее столь же успешно форсировали залив гвардейцы 31-й гвардейской стрелковой дивизии генерала И. Д. Бурмакова.

В ночь на 26 апреля корабли Балтийского флота подошли [587] к косе с двумя десантами. Командовал высадкой десантов вице-адмирал Н. И. Виноградов. Десантированием сил на восточный берег косы руководил контр-адмирал Н. Э. Фельдман, а на западный — капитан 1 ранга А. В. Кузьмин. На восточный берег высаживались усиленный полк 260-й бригады морской пехоты под командованием полковника Добротина и стрелковый полк подполковника Козлова, а на западный — стрелковый полк 83-й гвардейской дивизии полковника Белого.

В 4 часа утра вице-адмирал Виноградов доложил, что на западном берегу косы полк перешел в наступление. Но от контр-адмирала Н. Э. Фельдмана сообщений не было, и, где находился его десант, мы не знали. Лишь через два часа Фельдман прислал донесение о начале успешной высадки. Морские пехотинцы стремительно атаковали фашистов и скоро пробились на противоположный берег косы. Появление десантников в тылу немцев ошеломило их, и гитлеровские вояки стали тысячами складывать оружие. Вскоре сюда подоспел и второй эшелон под командованием подполковника Козлова. Оба десанта повели стремительное наступление навстречу частям 5-й и 31-й гвардейских дивизий.

К концу дня генерал К. Н. Галицкий получил донесение о том, что гвардейцы, соединившись с обоими десантами, закончили ликвидацию группировки противника. Только в плен здесь было взято более 6 тысяч гитлеровских солдат и офицеров.

Теперь осталось добить еще несколько десятков тысяч фашистов, укрывшихся в западной части косы Фришес-Нерунг и в обширных плавнях заболоченного устья Вислы. Стремясь избежать потерь, я рекомендовал К. Н. Галицкому организовать тщательную разведку, прежде чем продолжать наступление вдоль узкой косы, где совершенно невозможно было маневрировать.

Тут же меня вызвал в штаб фронта А. М. Василевский. Когда я прибыл к нему, маршал сказал:

— Иван Христофорович, меня товарищ Сталин срочно вызывает в Москву. Тебе приказано вступить в командование войсками фронта. Основная задача — в кратчайший срок завершить разгром остатков земландской группы войск противника. Поразмысли о том, как добиться этого с наименьшими для нас потерями. Это — главное... [588]

Тепло попрощавшись с нами, А. М. Василевский улетел, а мы с А. П. Покровским стали подводить итоги проведенной на Земландском полуострове операции. В ходе ее противник потерял убитыми и пленными свыше 80 тысяч солдат и офицеров. Наши войска захватили большие трофеи: 268 танков и штурмовых орудий, 239 бронетранспортеров, 1185 полевых орудий, 576 минометов, около 5 тысяч пулеметов, 107 самолетов и свыше 300 различных военных складов. Гитлеровцы потеряли последнюю военно-морскую базу Пиллау. Это событие намного ухудшило положение блокированной в Курляндии группировки фашистских войск.

Забегая вперед, откровенно признаюсь, что нам, участникам кровопролитных сражений в Восточной Пруссии, пришлось особенно по душе историческое решение Берлинской конференции руководителей трех союзных держав о ликвидации извечного восточнопрусского очага германского милитаризма. Большая часть бывшей Восточной Пруссии была включена в состав Польши, а Кенигсберг и прилегающие к нему районы вошли в состав Советского Союза, воины которого обильно полили эту землю своей кровью. Город Кенигсберг, переименованный в Калининград, стал центром новой области Российской Федерации — Калининградской. [589]