Весной сорок второго
— Быков, — назвал себя рослый, лет тридцати пяти, с мягкими чертами лица военврач 2 ранга и протянул мне руку. — Это наш кабинет, — продолжал он, уставившись на меня карими глазами. Мы стояли в узком проходе между двумя столами, заполнившими почти всю крохотную комнатку. — Тут и будем работать.
Прибыв в Лисичанск, я узнал о своем новом назначении. Помимо существовавшей должности помощника начальника санитарного управления фронта по ВВС, тогда ввели еще две: флагманского врача ВВС и его заместителя. На последнюю утвердили меня.
— Снимайте шинель, и приступим к работе, — сказал флагманский врач, усаживаясь за стол. — Наша первая задача — составить план медицинского обеспечения предстоящих боевых действий.
Я извинился и вышел в коридор забрать свои вещи — чемодан и вещмешок.
— Так вот, — снова заговорил Быков, когда я вернулся. — В связи с распутицей на фронте сейчас временное затишье, но в недалеком будущем ожидается активизация противника, возможно, его новое наступление. Говорю со слов начальника штаба ВВС фронта. Что нам необходимо предпринять? Своего авиационного госпиталя мы не имеем, нет его и в ВВС других фронтов. Основную массу тяжелораненых, а также летчиков, получивших ранения средней тяжести, будем эвакуировать в общевойсковые госпитали. Надо заранее уточнить, где они находятся, и сообщить об этом в авиационные части. В нашем подчинении лазареты БАО. В некоторых из них имеются неплохо оборудованные хирургические блоки, но таких, к сожалению, мало. Нужно самим развернуть ускоренную подготовку хирургов для батальонов аэродромного обслуживания. [28]
Отобранных для учебы врачей прикомандируем к полевым подвижным госпиталям и лучшим медсанбатам. Недавно сануправление приняло решение организовать при эвакогоспиталях авиаотделения с длительными сроками лечения. Нам необходимо взять их под контроль. Следует, наконец, помочь лазаретам БАО медикаментами, перевязочными средствами и по возможности медицинскими специалистами среднего звена.
Перечисляя стоящие перед нами задачи, Быков иногда заглядывал в раскрытый блокнот. Видимо, все, о чем говорил, было заранее согласовано с Вайнштейном. Об авиационных отделениях при эвакогоспиталях с длительным сроком лечения мы не так давно говорили с Соколовым. Значит, тот разговор не остался без последствий. Именно я предложил тогда укрепить лазареты БАО.
— Да, — согласился Быков, когда я вскользь напомнил об этом. — И вы, Александр Николаевич, возьмете лазареты на себя. Остальные участки работы поделим между собой. Теперь же, — сказал он в заключение, — сформулируйте все мероприятия по пунктам и отпечатайте в нескольких экземплярах.
Часа через два я представил Быкову план.
— Спасибо, — поблагодарил Павел Константинович. — Я еще раз его просмотрю, не упустили ли мы чего-нибудь. А вы пока пойдите и представьтесь помощнику начальника сануправления фронта по ВВС.
Тепло поприветствовав меня, Вайнштейн сказал, что едет в штаб и попросил меня сопровождать его.
— Недавно вступивший в должность командующего ВВС Южного фронта генерал-майор авиации Константин Андреевич Вершинин, — сообщил Александр Дмитриевич, — придает санслужбе большое значение и непременно примет вас по случаю назначения заместителем флагманского врача ВВС фронта.
Из разговора с Вайнштейном в дороге я уяснил себе довольно сложную структуру санитарной службы в авиационных частях. В полосе, занимаемой фронтом, имеются семь районов авиационного базирования. Каждый из них насчитывает от шести до девяти БАО, Их старшие врачи непосредственно подчинены начальнику санслужбы РАБ, а оперативно и начмеду общевойскового соединения. В шести армиях фронта есть флагманские врачи ВВС. Им подчинены санслужбы авиационных дивизий и врачи отдельных [29] авиаполков. А сами они подотчетны начальнику санслужбы общевойсковой армии и флагманскому врачу ВВС фронта...
— Что за человек Вершинин? — поинтересовался я, испытывая вполне объяснимое волнение перед встречей с ним.
— Прежде всего умный человек с широким взглядом, — ответил Вайнштейн. — Как мне кажется, он и талантливый военачальник. Я встречался с ним еще до войны, в Харьковском военном округе. Уже тогда он выделялся среди других своей эрудицией и энергией, хотя был еще молод. Отличный летчик. Умеет ценить инициативных и решительных людей, сразу располагает к себе. Вы, надеюсь, сами скоро убедитесь в этом.
Старый особнячок, где работал командующий, находился в глубине сада. Генерал принял нас без задержки. Высокий, подтянутый, он встал из-за стола и крепко, по-дружески пожал нам руки. Лицо у него было волевое, открытое, взгляд прямой. Темные волосы зачесаны назад, на висках аккуратно подстрижены.
— Садитесь. — Вершинин жестом указал на стулья и сам сел за стол. Внешностью и манерой обращения он действительно сразу же располагал к себе. — Скажите, — спросил он у меня, — вы были начальником кабинета авиационной медицины Одесской авиашколы?
— Да, только нештатным, — уточнил я.
— Это неважно, — заметил генерал. — Главное, чтобы у вас было желание работать. — В его светлых глазах мелькнула улыбка. Позже мне не раз приходилось замечать, как он улыбается одними глазами. Это оживляло его лицо. — Чем вы намерены заняться в первую очередь? — спросил командующий, пристально посмотрев на меня.
— Считаю нужным побывать в батальонах аэродромного обслуживания, чтобы получить ясное представление о боеготовности санслужбы, — ответил я. — Думаю на месте выяснить и конкретные нужды, и наши возможности.
— В ваше распоряжение я выделю самолет. Написав записку, командующий ВВС фронта добавил:
— Но летать будете не сами, с летчиком. — И он переглянулся с Вайнштейном. Ему, оказывается, известно о том, что я сам вожу самолет. Видимо, не желая смущать меня, генерал продолжал: — Жду от вас, товарищи врачи, [30] ощутимых результатов в улучшении работы санслужбы. Это крайне важно. Бои предстоят тяжелые.
Отпуская меня, Вершинин снова пожал мне руку и посоветовал представиться дивизионному комиссару Алексееву.
Я вышел из кабинета окрыленным, чувствуя, что как-то включился в работу.
Комиссара Управления ВВС фронта я застал за чтением документов. Плотный, большелобый, с густыми бровями, он показался мне человеком, привычным к кабинетной работе. «Обстоятельный, неторопливый, несколько флегматичный», — так про себя определил я характер дивизионного комиссара. Но ошибся. Как это нередко бывает, за внешней невозмутимостью и медлительностью у Василия Ивановича Алексеева скрывался бурный темперамент. Он любил живую работу с людьми, за письменный стол садился лишь в случае крайней необходимости. Но об этом я узнал позже.
— С какого года вы в партии? — спросил дивизионный комиссар, когда я коротко рассказал, откуда прибыл и где служил до войны.
— С тысяча девятьсот тридцать девятого.
— Мы, коммунисты, несем особую ответственность за боеспособность частей. Приходите ко мне в любое время, если понадобится помощь или совет. Сообща легче преодолевать трудности.
Я от души поблагодарил комиссара.
Санитарная служба относилась к числу тыловых. Я, однако, видел необходимость установить самый тесный контакт с оперативным отделом штаба. Важно было постоянно знать об изменении обстановки на фронте, о возможных перемещениях наших авиационных частей.
Оперативный отдел возглавлял подполковник К. Н. Одинцов. Я попросил уделить мне несколько минут. Несмотря на занятость, он проявил ко мне большое внимание и в дальнейшем никогда не отказывал в оперативной информации, что значительно облегчало мою работу.
На следующее утро я явился в штаб за командировочным предписанием. Его оформили без задержки. В оперативном отделе получил карту. Маршрут проложил с таким расчетом, чтобы в каждом из районов авиационного базирования побывать хотя бы в двух БАО. Самолет мне выделили всего на пять дней. [31]
В городе был так называемый штабной аэродром. Там и находился мой У-2.
Летели мы на высоте пятьдесят — семьдесят метров. Летчик и я внимательно наблюдали за воздухом. Из облаков мог вывалиться «мессершмитт» или «фокке-вульф».
Приземлились на аэродроме Константиновка. Там базировался 210-й штурмовой авиаполк. Он готовился получить самолеты Ил-2 с мощным вооружением и бронезащитой, но пока летал на СУ-2, машинах устаревшей конструкции, с деревянным фюзеляжем.
718 БАО, приданный 230-й штурмовой авиационной дивизии (в нее входил 210-й полк), имел лазарет, который А. Д. Вайнштейн посоветовал взять за образец.
— Лазареты других БАО, — сказал он, — должны быть оснащены и укомплектованы, во всяком случае, не хуже, чем этот.
Поэтому мне и хотелось побывать прежде всего в Константиновке.
Прилет У-2 на фронтовой аэродром всегда вызывал повышенный интерес. Может быть, это нагрянуло начальство, или доставлен пакет с важным приказом, или прибыла почта... Неудивительно, что нас с летчиком, как только мы вылезли из кабин, окружила толпа любопытных.
Потом мне сказали, что в полку немало экипажей, не имеющих машин. Большую часть дня они проводят на аэродроме, помогая техникам и механикам.
Только я хотел спросить, где находится медпункт, как ко мне подошел уже немолодой военврач 3 ранга. Это был Анатолий Алексеевич Широков. Вместе с ним мы направились к майору Ильенко, исполнявшему обязанности командира полка. Тот распорядился отвезти нас на полуторке в соседнее село, где находился лазарет БАО.
В кузове резво бежавшей машины Широков рассказал мне о боевых действиях полка. Самолеты нередко возвращаются на аэродром сильно побитыми. Хвалил он лазарет БАО: он довольно быстро возвращает в строй легко раненных летчиков.
Вскоре мы были на месте.
Штатное расписание санслужбы БАО в то время предусматривало начальника лазарета, старшего и зубного врачей, начальника аптеки, пять фельдшеров и столько же медсестер. Зубного врача, как правило, старались заменить еще одним терапевтом или переучивали. [32]
Старший врач Л. Роман встретил «начальство» спокойно, Ему было что показать. Хирургический блок, размещавшийся в большом прочном строении, имел перевязочную, операционную и послеоперационную палаты. В перевязочной стояли два стола. Столик в операционной был оснащен всеми необходимыми хирургическими инструментами.
При лазарете были баня и дезкамера.
Начальник лазарета военврач 3 ранга А. А. Милославский, спокойный, несколько замкнутый человек, провел меня в палату, где вместе с двумя ранеными летчиками в это время находился еще один молодой человек в белом халате. Им оказался зауряд-врач, то есть не закончивший институт, Н. Мандельгейм. Его постоянно консультировали Милославский и Роман.
Затем мы втроем снова вышли на свежий воздух и, примостившись на бревнах, продолжили разговор. Хотелось не только выявить нужды лазарета, но и узнать, где и как Роман и Милославский проходили хирургическую практику. Терапевты по образованию, они делали довольно сложные операции. Настоящего хирурга санслужба БАО не имела.
Роман и Милославский рассказали о том, как они использовали для приобретения хирургических навыков ближайшие полевые подвижные госпитали. В прошлом году лазарет БАО частенько сталкивался с ними на дорогах отступления.
— Нет худа без добра, — с грустной улыбкой развел руками военврач 3 ранга Роман.
Пример этих врачей был еще одним подтверждением моей мысли: хирургов можно и нужно готовить из числа врачей других специальностей. Стажировку они должны проходить в хирургических ППГ и медико-санитарных батальонах.
Но все в Константиновке оказалось безупречным. Внимание старшего врача я обратил на то, что у них мало внимания уделяется занятиям с личным составом по оказанию доврачебной помощи. Санслужба БАО пока не имела своего автомобиля. Между тем ПАРМ {1} могли бы оборудовать под санитарную машину одну из полуторок. [33]
В целом же у меня осталось хорошее впечатление от пребывания на этом аэродроме. Уезжая, я невольно подумал: «Если бы везде дело ограничивалось только такими недостатками!»
Следующим на нашем пути был аэродром Голубовка. Здесь размещался один из полков 217-й истребительной авиационной дивизии. Старший врач 431 БАО, энергичная смуглая женщина с черными глазами, к моему удивлению, не имела воинского звания. Между тем в ее подчинении находились военврач 3 ранга и фельдшер с «кубиками» в петлицах. Она назвалась Эсфирью Марковной Назаровой. Медпункт и лазарет располагались рядом со взлетно-посадочной полосой, в десяти минутах ходу.
Начальник лазарета был квалифицированным хирургом. Операционная, однако, нуждалась в более полном оснащении, не хватало многих хирургических инструментов. Я пообещал помочь в этом.
Во время беседы Эсфирь Марковна, державшаяся независимо, но приветливо, заговорила о том, что летчики-истребители делают по нескольку боевых вылетов в день. Во время воздушного боя нервно-эмоциональное напряжение у них достигает предела. Для них необходим профилакторий, какой-то краткодневный фронтовой дом отдыха. Этот вопрос надо продумать и решить.
Я сказал Назаровой, что доложу ее соображения флагманскому врачу. Мы еще не знали, каким тяжелым для нас окажется лето этого года. Лишь глубокой осенью, вышвырнув гитлеровцев с Северного Кавказа и перейдя к наступательным действиям, мы снова вспомним о фронтовых домах отдыха для летчиков. Тогда появится и возможность организовать их.
Описывать посещение мной других аэродромов не вижу смысла. Полеты в Сватово под Изюмом, Лагутово, Ирмиво, Алмазное, Рубежное, Славяно-Сербское, Краснодон, Красный Лиман и Острую Могилу, в сущности, походили один на другой. Везде я знакомился с медицинским персоналом батальонов аэродромного обслуживания, самым внимательным образом осматривал лазареты и пункты медпомощи. Мой блокнот пополнялся все новыми записями. Они должны были составить основу докладов флагманскому врачу и помощнику начальника сануправления фронта по ВВС.
Значительно лучше, чем у других, была поставлена [34] санитарная служба в 471 БАО (старший врач Ястребов), в 435-м (старший врач Евфимец) и в 464-м (старший врач Чередниченко).
В ряде же батальонов и не помышляли оборудовать в лазаретах хирургические блоки. Да что там! Кое-где было плохо даже с помывкой личного состава, сменой белья и дезинфекцией обмундирования. Неприятные разговоры пришлось мне вести с командирами этих БАО.
В Красном Лимане аэродром и службы БАО находились в зоне обстрела артиллерии противника. Около часа наблюдал я из окна медпункта, как то там, то здесь вырастали черные столбы разрывов. Даже пришлось помогать фельдшеру перевязывать нескольких легко раненных осколками красноармейцев. На пятые сутки к вечеру я вернулся в Лисичанск.
Быков добился, чтобы нам дали машинистку. Она поместилась в нашем же кабинетике. Я продиктовал ей доклад об итогах своей поездки. В нем излагались конкретные предложения по устранению недостатков в работе санслужбы каждого из проинспектированных мной БАО.
А. Д. Вайнштейн назначил время, когда мы должны собраться и решить, кого из врачей БАО прикомандировать к тому или иному армейскому ППГ для прохождения хирургической практики. Готовился соответствующий приказ начальника санитарного управления фронта бригадного врача Л. М. Мойжеса.
В конце следующего дня меня вызвал к себе генерал К. А. Вершинин. Я уже слышал, что он старается все узнавать из первых уст.
У командующего ВВС оказался дивизионный комиссар.
— Рассказывайте, в каком состоянии наша медицина, — без лишних вопросов распорядился Вершинин, предложив мне сесть.
Ничего не утаивая, я доложил обо всем, называя при этом аэродромы и БАО.
— Достаточно ли в частях жилых палаток? — спросил Алексеев. — Время наступает теплое, и мы не будем так, как зимой, привязаны к населенным пунктам.
Я интересовался и этим. Ответил, что вместительных и крепких палаток в распоряжении санслужб мало.
— Ими и другим имуществом интендантская служба обеспечит, — заметил Вершинин. — Вайнштейн, Быков и [35] вы должны главное внимание сосредоточить на подготовке и расстановке медицинских кадров. — Постучав карандашом по столу, он добавил: — Вижу, командировка в части оказалась для вас полезной...
В последние дни апреля было принято решение созвать совещание руководящего медицинского состава ВВС фронта. Провести его намечалось в Ворошиловграде, где находилась госпитальная база фронта. Этот город меньше других в Донбассе пострадал от бомбежек: его хорошо прикрывали истребительная авиация и зенитная артиллерия.
Мы с Быковым подготовили программу, которую и утвердили генерал Вершинин, дивизионный комиссар Алексеев, бригадный врач Мойжес и комиссар сануправления полковой комиссар Гласов. В нее вошли следующие вопросы:
— очередные задачи санитарно-эпидемиологического обслуживания войск. Докладчик главный эпидемиолог фронта бригадный врач Акинфиев;
— о работе врачебно-летных комиссий. Докладчик председатель ВЛК фронта военврач 1 ранга Любарский;
— медико-санитарное снабжение частей ВВС. Докладчик начальник 4-го отдела санитарного управления фронта интендант 1 ранга Петров;
— порядок комплектования, учета и аттестации медсостава. Докладчик начальник 2-го отдела СУФ военврач 1 ранга Барбетов;
— о задачах санитарной службы ВВС на весенне-летний период. Докладчик помощник начальника СУФ по ВВС военврач 1 ранга Вайнштейн;
— особенности лечебно-эвакуационного обслуживания частей ВВС Южного фронта. Докладчик флагманский врач Быков;
— фронтовая конференция токсикологов. Сообщение военврача 1 ранга Вайнштейна.
На совещание вызвали флагманских врачей ВВС общевойсковых армий: 57-й — военврача 2 ранга В. Н. Фадеева, 56-й — военврача 1 ранга А. Е. Мазина, 37-й — военврача 1 ранга М. В. Царькова, 18-й — военврача 2 ранга Я. А. Кизельштейна, 12-й — военврача 1 ранга М. П. Малаева, 9-й — военврача 1 ранга М. Н. Жилина. Пригласили также начальников санитарных служб районов авиационного [36] базирования, некоторых старших врачей БАО и авиационных частей.
Совещание открылось 4 мая.
Учитывая, что в ряде районов авиационного базирования были вспышки сыпного тифа и туляремии (опасные заболевания отмечались среди гражданского населения), совещание сделало упор на разработку соответствующих профилактических мероприятий. Флагманский врач 12-й армии Малаев доложил, что в ряде населенных пунктов, близ которых размещаются аэродромы, проведен подворный обход всех домов. Выявленные больные с помощью гражданских органов здравоохранения были немедленно изолированы, проведена массовая помывка населения в банях с одновременной дезинфекцией одежды, организована санитарно-просветительная работа. Благодаря этим мерам заболеваемость среди гражданского населения во второй половине апреля снизилась. Флагманский врач ВВС 56-й армии Мазин рассказал о мерах, принимаемых по предупреждению туляремии: водоисточники, которыми пользуются авиационные части, очищаются, возле них выставлена охрана, вода для питья обязательно кипятится или хлорируется. Заслушаны были флагманские врачи ВВС и других армий. Подводя итог обсуждения этого вопроса, А. Д. Вайнштейн призвал строго наказывать тех командиров, в частях или подразделениях которых будут замечены случаи вшивости, пренебрежения санитарными правилами.
В мирное время летный состав каждый год обязательно проходил врачебно-летную комиссию. С начала войны были введены ежемесячные медицинские осмотры. После ранения, а также болезни летчик или штурман обязан был пройти ВЛК. Дело это оказалось нелегким, поскольку в общевойсковых госпиталях отсутствовали квалифицированные специалисты. В данный момент при двух эвакогоспиталях Южного фронта (№ 3419 — в Ворошиловграде и № 1767 — в Ростове-на-Дону) были созданы коллекторы соответственно на сто и пятьдесят коек, а при них — постоянно действующие ВЛК. Туда и следовало направлять раненых после выздоровления. Это разъяснил военврач 1 ранга Любарский.
Командование Красной Армии не исключало возможности применения противником химического оружия. После провала гитлеровского плана «молниеносной войны» [37] угроза такого нападения возросла. По опыту первой мировой войны было известно, что газы и другие отравляющие вещества особенно опасны в летний период. В задачу санслужбы входило обеспечение личного состава индивидуальными противохимическими пакетами, проведение занятий по оказанию пострадавшим первой помощи и принятие зачетов. Выяснили, как ведется эта работа.
Главное же внимание мы уделяли вопросам лечебно-эвакуационного обеспечения, поставленным в докладе Быкова. Помогая ему готовить это выступление, я внимательно проанализировал отчеты начальников санслужб районов авиационного базирования. Важно было обобщить опыт десяти месяцев Великой Отечественной войны, учесть недостатки и промахи, допущенные в трудное лето 1941 года.
Когда началось обсуждение доклада Быкова, Вайнштейн предложил заслушать начальников санитарных служб РАБ и старших врачей БАО. Выступления, естественно, не стенографировались. Теперь их можно восстановить только по памяти. Но фамилии, номера частей и некоторые цифры сохранились в моей записной книжке.
Первым выступил начальник санслужбы 28 РАБ Поляков. Невысокий, подтянутый, с короткой бородкой, он говорил негромко, глуховатым голосом:
— Нас с первого дня войны захлестнула текучесть кадров. За три месяца, с июля по сентябрь сорок первого, санслужба получила, а затем вынуждена была снова откомандировать двести двадцать медицинских работников. Прибывавшие по мобилизации врачи и лица среднего медперсонала в большинстве своем не имели лечебной практики и военно-административного опыта. Надо было отбирать из них лучших, обучать, воспитывать. Подготовленных же специалистов зачастую переводили в стрелковые, танковые, артиллерийские части...
В первые месяцы войны батальоны аэродромного обслуживания нашего района либо вообще не получали со складов медицинского имущества, либо эпизодически и в малом количестве. Кое-как удавалось сводить концы с концами за счет того, что оставалось от гражданских лечебных учреждений, спешно эвакуирующихся при приближении линии фронта. Санслужба не всегда знала, где находятся эвакогоспитали, отправляла раненых в тыл бессистемно, на попутном транспорте, зачастую без сопровождения. [38] Все время испытывалась нехватка перевязочных средств, антибиотиков, спирта, витаминов, общеукрепляющих средств...
В процессе налаживания санслужбы выявились волевые организаторы, которые добились серьезных успехов в постановке лечебной и санитарной работы. Это старшие врачи БАО Волосевич, Логачев, Свержинский, Голубенке. Восемьдесят операций успешно выполнил в лазарете четыреста семьдесят первого БАО врач Хризман, по нескольку десятков их сделали врачи Павлов, Клейзер и Паренаго в лазаретах других БАО. Товарищ Паренаго был награжден медалью «За боевые заслуги».
Поляков отчитывался за район авиационного базирования, хотя в первые месяцы войны он был сначала начальником санслужбы 2713-й авиабазы Одесского военного округа, а затем старшим врачом 449 БАО, входившего в 28 РАБ.
Вспоминая о своей работе, он рассказывал:
— Авиабазу сформировали в марте. Обеспечили наилучшей техникой. Санслужба тоже получила много медицинского, санитарно-технического и хозяйственного имущества.
Не торопились лишь с комплектованием штата медработников. Из кадровых авиаврачей был один я. В период с марта по июнь прибыли врач Джафаров, только что окончивший Бакинский медицинский институт, старший военфельдшер Григорьев, ранее служивший в кавалерии, молодые фельдшеры Цоколев, Чередниченко, Савченко, Шухман и Храпченко, зубной врач Олейник, начальник аптеки техик-интендант Попов, медсестры Швачкова и Змиева. С этим небольшим составом надо было обеспечить медицинское обслуживание более десяти аэродромов, рассредоточенных от Измаила до Кишинева.
Находившаяся у нас авиадивизия тоже не имела полного штата врачей. Товарищ Фадеев, — назвал Поляков фамилию флагманского врача ВВС 57-й армии, — может подтвердить все это. Он был тогда начальником санслужбы дивизии. Конечно, война застала нас неподготовленными.
...С первого дня базовый аэродром стал использоваться истребителями и бомбардировщиками Черноморского флота, а также авиацией дальнего действия, наносившей удары по Плоешти, Варне и другим портам. Это внесло неразбериху [39] и путаницу. Командиры «чужих» авиачастей, не считаясь с нашими рекомендациями и указаниями, в то же время постоянно требовали помощи от нас, поскольку у них появились раненые.
Из Одессы в базу продолжали прибывать большие группы техников и других специалистов. Ей было также приказано задерживать команды мобилизованных, направлявшиеся к границе. У нас скопилось несколько сот необмундированных людей. Скученность грозила возникновением эпидемии, поскольку автодуши и дезкамеры работали на пределе. Я взял на себя ответственность и реквизировал в местной больнице старую военную сухожаровую камеру, выявил и мобилизовал в ближайших населенных пунктах всех парикмахеров. Закрыл и опечатал все дворовые колодцы, оставив для пользования тщательно проверенные водоисточники. Важной задачей стал у нас контроль за ассенизацией.
Лазарет переполнился уже в первые дни. Терапевту Джафарову стал помогать зубной врач Олейник. Очень был нужен хирург. Выручал нас медсанбат стоявшего неподалеку танкового соединения. Всех тяжело раненных он брал себе. Но вскоре танкисты ушли. Армейские госпитали девятой и восемнадцатой армий свою дислокацию тоже изменили. Мы стали отправлять раненых летчиков без конкретного адреса, просто в тыл, в надежде, что на пути им встретится какой-нибудь медсанбат или госпиталь...
Из Одессы, — продолжал свой рассказ Поляков, — нам сообщили, что в адрес базы отправлено два вагона с санитарным имуществом, в том числе укладки с хирургическим инструментарием. Вагоны застряли где-то возле Бендер. Я послал на их поиск Григорьева. Через четыре дня он их пригнал. Сам был оборван и с ожогами, три раза попадал под бомбежку.
В это время санслужбу авиабазы поделили между двумя БАО. Базовый аэродром перестал функционировать. Обстановка на участках девятой и восемнадцатой армий осложнилась, войска отходили на восток. Передовые и временные аэродромы ежедневно меняли свое местонахождение, и санслужба БАО рассыпалась на мелкие медпункты-комендатуры.
Раненых становилось все больше. Одесские госпитали их уже не принимали, все пути на север враг тоже перерезал. [40] Тысячи беженцев запрудили дороги, мешая движению военного автотранспорта.
Когда мы находились в районе Березовки, к нам с предписаниями пришли три врача: невропатолог Широков, зубной врач Эпштейн и хирург Елена Константиновна Зотова. Все они были еще в гражданской одежде. Зотову встретили особенно восторженно. Она сразу взялась за организацию хирургического блока.
Медицинские работники проявляли смелость и мужество. Во время одной из бомбежек Березовки Джафаров, не имея сил оттащить за капонир тяжело раненного авиатехника, закрыл его собой и спас от повторного поражения осколками. Сам он получил ранения в спину, но остался в живых. Из БАО Джафаров не уехал. Из пламени пожара выносили раненых Цоколев, Григорьев, Олейник и другие.
Из Березовки мы двинулись дальше, к Днепру. Начальник аптеки Попов сопровождал обоз с медимуществом. Немцы бомбили переправы. Обоз из тридцати подвод более суток ждал возможности втиснуться в поток войск, переправлявшихся по мосту у Берислава. Повозочные из мобилизованных гражданских лиц разбежались. С Поповым осталось пять бойцов. Они решили проскочить переправу под бомбежкой. Едва оказались на противоположном берегу реки, как мост рухнул. С трудом собрав лошадей, Попов и бойцы наскоро починили сбрую, телеги, связали подводы цугом и девять дней пробирались по ярам и балкам, укрываясь от непрерывно круживших в воздухе вражеских самолетов. Все тридцать подвод благополучно прибыли на новое место.
Елена Константиновна Зотова выходила много раненых. Оперировала она в немыслимых условиях: в сараях, полуразбитых хатах, даже в часовне. С согласия командиров авиаполков, она не стала эвакуировать раненых летчиков Морозова, Кабанова, Загорулько, штурмана Фокина и других. Все они вернулись в свои части из нашего лазарета.
В сентябре весь мужской медперсонал, исключая меня, внезапно направили в общевойсковое соединение. Это был тяжелый удар. В труднейших условиях того времени мы наладили учебу молодых работников. С учетом специфики медицинского обеспечения авиационных частей врачей Джафарова и Широкова еще в августе послали на должность [41] старших врачей авиаполков. Когда пришли малообученные девушки, лазарету пришлось надолго отказаться от лечения у себя раненых летчиков. Ухудшилась деятельность аэродромных пунктов медпомощи...
Военврач 3 ранга Зотова сидела в зале. Это была женщина средних лет, круглолицая, с русыми волосами. При каждом упоминании ее имени или фамилии она опускала голову. На гимнастерке у нее поблескивала медаль «За боевые заслуги».
Затем мы выслушали начальника санслужбы 33 РАБ военврача 2 ранга К. И. Александровича.
— Во время отхода из Буденновска, — рассказывал он, — семьсот шестой БАО не успел вывезти свое имущество. Его спас старший врач этого батальона товарищ Абозин, собравший весь попавшийся под руку транспорт. Он покинул аэродром последним.
Старший врач четыреста сорок первого БАО, входившего в наш район, товарищ Грунский, — продолжал он, — при бомбежке станции Раздельная не только сумел вывезти и имущество, и своих подопечных. Он собрал до двухсот пятидесяти раненых пехотинцев, оказал им первую врачебную помощь и многих эвакуировал. В четыреста шестьдесят восьмом БАО начальник лазарета Степан Сергеевич Лыга за первые шесть месяцев войны сделал свыше пятисот операций раненым из авиационных частей и сухопутных войск.
— Мы в начале войны обслуживали сто сорок шестой истребительный авиационный полк в Бессарабии, — начал свой рассказ чернявый, небольшого роста старший врач 448 БАО 32 РАБ Денбург. — На аэродроме развернули медпункт. В нем постоянно дежурили врач, фельдшер и медицинская сестра. Они располагали комплектом Б-1, рассчитанным примерно на сто перевязок, комплектом ВБ-1, хозяйственными предметами и хирургическим инструментарием, войсковой аптекой ВБ-2.
Мы наскоро оборудовали лазарет на пятнадцать коек с операционной, все палатки тщательно замаскировали. Начальником лазарета был хирург «военврач второго ранга Кривда.
В хуторе Загорье во время воздушного боя наш летчик-истребитель получил тяжелое ранение. Ему раздробило левую лопатку, но машину он посадил. Через десять минут раненый уже лежал на операционном столе. В Молочанске [42] другой летчик-истребитель возвратился с задания с открытыми переломами рук и ног. Транспортировка ему была противопоказана, да и некуда было эвакуировать. Раненому сделали первичную обработку ран, удалили костные обломки, иммобилизировали конечности и через сутки на санитарном самолете эвакуировали в тыл в удовлетворительном состоянии. За полгода было сделано двадцать две операции, три из них полостные.
Наш военфельдшер Червоненко во время артобстрела аэродрома вынесла восемь раненых и оказала им медпомощь. Она и хирург Кривда были отмечены правительственными наградами...
Обстановка, в которой работали мы, — продолжал Денбург, — мало отличалась от той, которую обрисовали в своих выступлениях Михаил Николаевич Поляков и другие товарищи.
Далее мы заслушали начальника санитарной службы 34 РАБ военврача 2 ранга В. А. Демченко.
— Самое страшное, с чем нам пришлось столкнуться, — сказал он, — это потеря связи с полевыми подвижными и эвакогоспиталями, а также отсутствие подготовленных хирургов в лазаретах большинства БАО.
К этому надо прибавить острую нехватку медикаментов и перевязочного материала. В частях быстро иссякли запасы пантоцида {2}.
Люди же вели себя героически, работали, не считаясь ни с чем. Могу назвать начальников лазаретов четыреста пятидесятого БАО Ермолина и четыреста двадцать восьмого БАО Высоцкого, которые даже во время бомбежек не отходили от операционных столов, врачей Штерна, Горохода, Гуревича, фельдшеров Болотникова, Отрошко и Белого, спасших не один десяток жизней. Фельдшер четыреста пятьдесят девятого БАО товарищ Герман, когда часть попала под Очаковом в окружение, не только самоотверженно исполнял свой долг медработника, но и нередко брал в руки оружие, чтобы сражаться с фашистами. Он награжден медалью «За отвагу»...
С рассказами о событиях лета 1941 года выступило еще человек десять. Почти все они подчеркивали необходимость иметь в лазарете каждого БАО хирурга, приветствовали план их подготовки из числа терапевтов и врачей [43] других специальностей. Многие ставили вопрос об авиационном госпитале. Мысль о его необходимости не оставляла и меня с первых же дней войны. Авиаотделения при эвакогоспиталях (ЭГ) были не более чем полумерой.
Участники совещания осмотрели крупные ворошиловградские госпитали, присутствовали при прохождении выписанными из них летчиками врачебно-летной комиссии.
В последний день совещания Быков предложил мне слетать в 56-ю армию. Она имеет специальную авиаэскадрилью, насчитывающую 14 санитарных самолетов. Как доложил флагманский врач ВВС армии Мазин, это подразделение работало с большой нагрузкой. Только за апрель санитарная авиаэскадрилья выполнила 130 рейсов. Ее опыт следовало распространить в других армиях.
Утром 10 мая я вылетел из Ворошиловграда на аэродром 56-й армии. Там познакомился с людьми санитарной эскадрильи, мужественными, умелыми, настоящими энтузиастами своего дела. За отвагу, проявленную при выполнении заданий, летчики Самородский, Павлов и Бурмистров были награждены орденом Красной Звезды, а техник Шитик — медалью «За боевые заслуги».
Аэродром принадлежал 81-му авиаполку дальних бомбардировщиков. Из разговора со старшим врачом тов. Алексеевым выяснил, какую большую роль играют полковые врачи. Они дают заявки на вызов санитарных самолетов, обеспечивают их прием на аэродроме и немедленную загрузку или разгрузку. Узнал фамилии таких инициативных товарищей, как военврач 3 ранга Алиев из 585-го авиаполка, легких ночных бомбардировщиков, военврачи 3 ранга Леверт и Звонков из 653-го и 590-го истребительных авиационных полков.
Военврач 2 ранга Алексеев разрешил при встрече одно мое недоумение. В Ворошиловграде, когда Быков сказал Абраму Ефимовичу Мазину, что я собираюсь навестить его хозяйство, тот вдруг начал уговаривать меня прибыть к ним не раньше чем через три-четыре дня. Тогда я так и не понял, почему мне не следует вылетать завтра. Но отложить эту однодневную командировку не мог: нам с Вайнштейном и Быковым надо было возвращаться в Лисичанск.
Объяснилось все весьма неприятной причиной. Выступая на совещании, флагманский врач ВВС 56-й армии говорил, что санитарная работа у них поставлена на [45] должную высоту. На самом же деле она находилась в запущенном состоянии. Алексеев, в частности, доложил о высокой вшивости. Мазин намеревался за три-четыре дня принять какие-то меры, чтобы скрыть все это. Так иногда слова расходились с делами.
Вопреки тревожным прогнозам первая половина мая давала повод надеяться, что летом мы будем вести не оборонительные, а наступательные боевые действия. Правда, 8 мая в Крыму немецко-фашистские войска захватили очень важный в стратегическом отношении город Керчь. Однако 12 мая перешли в наступление войска Юго-Западного фронта в общем направлении на Харьков. Их удар из района Барвенкова поддержали две наши армии — 9-я и 57-я.
Это были дни всеобщей приподнятости. В штабе ВВС фронта работа кипела круглые сутки. Много дел свалилось на флагманского врача ВВС фронта и меня, его заместителя.
К 12 мая из лазаретов БАО в различные госпитали уже было направлено для хирургической подготовки около тридцати врачей. В связи с событиями на правом фланге фронта начальники санслужб ряда РАБ тотчас отозвали своих врачей. По нескольку раз в сутки связывались с нами по телефону флагманские врачи ВВС 9-й и 57-й армий Жилин и Фадеев. По их просьбам мы принимали меры, чтобы с фронтовых складов незамедлительно отправлялось различное медицинское имущество.
Разговаривая по телефону с Фадеевым и Жилиным, я, в частности, настаивал, чтобы они без промедления добились у командования организации санитарных авиаэскадрилий по примеру 56-й армии. Специальное авиаподразделение могло осуществлять санитарные перевозки более целенаправленно и эффективно, чем распыленные по аэродромам самолеты.
Вечером 17 мая, войдя после непродолжительной отлучки в наш кабинет, я увидел на своем столе записку: «Военврачу 2 ранга Бабийчуку (мне присвоили очередное звание) звонил подполковник Одинцов». В этот день я дважды пытался проникнуть к начальнику оперативного отдела С утра распространился слух, что на правом фланге фронта не все благополучно. Одинцов меня не принял. [45]
Поэтому теперь его звонок я расценил как приглашение прийти: по телефону он все равно ничего не мог сказать. Я тотчас же отправился к нему.
— Немцы перешли в наступление против девятой и пятьдесят седьмой армий, — хмуро произнес подполковник, развернув карту. — Прорвали оборону, продвинулись уже километров на тридцать и заняли целый ряд аэродромов. Сдержать противника там будет трудно. Делайте из этого выводы.
32-й и 28-й районы авиационного базирования, которые находились в полосе этих армий, в целом имели неплохо поставленную санитарную службу. Однако то, что для отдельных БАО этих РАБ мы не успели подготовить хирургов, вызывало у меня сильное беспокойство.
Особенно переживал я захват противником аэродромов Константиновка и Сватово, куда летал в апреле. Перед глазами стоял лазарет 718 БАО с его отличным хирургическим блоком. Вспоминал врачей Романа, Милославского, Мандельгейма. В ту ночь не успокоился до тех пор, пока не выяснил, что 718 БАО отошел в полном порядке.
В последующие дни в штабе можно было услышать, что и на других направлениях противник, видимо, готовится к наступлению. Быстро идет концентрация наземной военной техники и авиации немцев против нашего фронта. Так, утром 19 мая воздушная разведка обнаружила на аэродроме в Сталино 102 вражеских самолета, на аэродроме в Мокром — 54, хотя еще накануне там их были единицы. Да, приподнятое настроение, вызванное наступлением наших войск на Харьков, держалось недолго...
22 мая стало известно, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования на базе ВВС фронта сформирована 4-я воздушная армия. Ее командующим назначен К. А. Вершинин. Одновременпо он утвержден членом Военного совета и заместителем командующего Южным фронтом по авиации.
В состав 4-й воздушной армии вошли: 216, 217, 229-я истребительные авиационные дивизии (командиры соответственно генерал-майор авиации В. И, Шевченко, полковники Д. П. Галунов и П. Г. Степанович), 230-я штурмовая (командир Герой Советского Союза подполковник С. Г. Гетьман), 219-я бомбардировочная (командир полковник И. Т. Батыгин) и 218-я ночная бомбардировочная (командир полковник Д. Д. Попов), а также семь отдельных [46] смешанных авиаполков (446, 647, 655, 718, 750, 762 и 889-й).
Во главе отделов и служб штаба остались энергичные опытные генералы и офицеры: А. З. Устинов, П. В. Родимов, К. Н. Одинцов, Г, А. Дроздов, К. А. Коробков, В. И. Суворов и другие.
Построение санитарной службы претерпело некоторые изменения. В общевойсковых армиях упразднялись должности флагманских врачей ВВС. Почти все товарищи, занимавшие их, были назначены начальниками санитарных служб авиационных дивизий. Повышалась роль и расширялись полномочия флагманского врача воздушной армии. В его непосредственное подчинение переходили санслужбы авиадивизий и старшие врачи отдельных авиаполков. Непосредственное руководство санитарными службами БАО и частей специального назначения (отдельные ПАРМ, различные авиационные склады и т. д.) оставалось за помощником начсанупра фронта по ВВС.
А. Д. Вайнштейн вызвал меня и предупредил, что я по-прежнему отвечаю за выполнение той части плана медицинского обеспечения боевых действий, которая касается санслужб БАО. Надо сказать, что работа санслужб летных и обслуживающих их наземных частей настолько тесно смыкалась, что разница в подчиненности была чисто формальной.
23 мая противник замкнул кольцо окружения вокруг 6-й армии Юго-Западного, а также 57-й и части сил 9-й армий нашего фронта. Несколько дней спустя мы узнали о гибели командующего 57-й армией генерала К. П. Подласа и заместителя командующего Юго-Западным фронтом генерала Ф. Я. Костенко.
Наши летчики вели ожесточенные бои, стремясь прикрыть и поддержать окруженные наземные войска. В районе Изюма воздушные сражения достигли самого большого накала за все пять месяцев этого года. Вражеская авиация несла большие потери, хотя все еще сохраняла в воздухе господство. Ведь наша 4-я воздушная армия располагала тремястами самолетами, из которых почти треть составляли У-2.
В те тревожные дни я то и дело мысленно возвращался к совещанию в Ворошиловграде. Тогда мы были уверены, что тяжелая обстановка 1941 года больше не повторится. Но теперь, две недели спустя, перед нами опять появился [47] призрак прежних бед. Лазареты ряда БАО снова оказались в изоляции, потеряв представление о том, где находятся эвакогоспитали. Да и сами госпитали и медсанбаты в условиях окружения не имели возможности эвакуировать раненых. Полеты мизерного количества санитарных самолетов не могли поправить положения.
Быкову и мне приходилось трудиться с полным напряжением. Мы выкраивали на сон не более трех-четырех часов в сутки. Какими наиболее важными вопросами мы занимались в те дни? Первое — проверкой лечебно-эвакуационной готовности аэродромных медпунктов и лазаретов БАО. Второе — приемом с армейских складов медицинского имущества, его распределением и обеспечением немедленной доставки по назначению. Третье — контролем за санэпидемиологическим состоянием в частях и соединениях (Мазин преподал урок!), за повсеместным строительством бань и простейших дезкамер (землянок, бочек). Четвертое — организацией мест отдыха для летного состава. Чаще всего это были заботливо оборудованные землянки с библиотечкой и настольными играми. Пятое — контролем за питанием летного состава, обогащением пищи витаминами. Шестое — передачей информации санслужбам о базировании полевых подвижных и эвакогоспиталей. Не следовало упускать из виду и многое другое.
Сидеть в кабинете, разумеется, было некогда. Мы почти забыли туда дорогу, хотя и в эти трудные дни разной писанины накапливалось предостаточно. Иногда даже сами не понимали, кому и зачем понадобился тот или иной отчет или какая-то справка. Но это к слову.
Командующий армией распорядился предоставлять нам самолет У-2 по первому нашему требованию. Быкову приходилось много времени уделять различным организационным вопросам. В полки и дивизии чаще летал я.
В середине июня противник активизировал наступательные действия на юго-западном направлении.
В один из дней я прилетел на небольшой аэродром Красная Поляна, где базировался 889-й армейский авиационный смешанный полк. Увидел истребители И-153, которые за оригинальную конструкцию крыла называли «чайками». Это были бипланы с убирающимся шасси, созданные в тридцатые годы конструктором Н. Н. Поликарповым. В свое время они считались превосходными самолетами: хорошая маневренность, скорость до 440 км/час. [48]
В начале войны на этих машинах наши летчики первыми вступили в бой с вражеской авиацией.
Шел через аэродром — поляну, но не красную, а серо-зеленую, с черными пятнами мазута, искал силуэты замаскированных У-2. Сердце постукивало сильнее обычного. Дело в том, что 889 аасп оказался переименованным в 654 нлбап, в котором я служил каких-то два месяца назад.
В реденьком лесочке увидел землянки с проложенной перед ними дорожкой-линейкой. Кто-то, увидев меня, крикнул:
— Товарищи, поглядите, кто к нам прибыл!
Через минуту я оказался в кругу друзей. Тут были ставший майором начальник штаба полка Гаврилов, Доленко, летчики Ваниковский и Миронов, старший техник Филиппов. К сожалению, ни Бочарова, ни Савенкова я не застал: они уехали в соседний авиационный полк уточнять взаимодействие.
Гаврилов и Доленко рассказали, что в полку у них две эскадрильи. Истребительная насчитывает восемь самолетов, ночная легкобомбардировочная — десять. Работать трудно. Разные типы самолетов требуют различного по сорту горючего и различных боеприпасов. Теперь вот нужны реактивные снаряды РС-82, патроны к пулеметам ШКАС, запасные части, специальное оборудование. Всего этого не хватает. Самолеты И-153 изношены, впрочем, так же как и «совушки».
Некоторых старых летчиков — Зайцева, Садовникова и еще двух лейтенантов — уже нет в живых....
Временем я располагал в достатке и попросил старшего врача полка сходить со мной в лазарет здешнего БАО. Доленко взял с меня слово, что по возвращении на аэродром я еще уделю старым товарищам несколько минут.
Здесь стоял 348 БАО, где старшим врачом был Павлов, а начальником лазарета — Чупова. С Чуповой работали молодые женщины — врачи и фельдшеры: Рязанская, Елисеева, Тихомирова, Тарасенко. К сожалению, имен их не помню. Рязанская провела месяц на хирургической практике в медсанбате стрелковой дивизии, с ней-то мне и хотелось поговорить в первую очередь.
Она показала хирургический блок, оборудованный в палатке с грубо зашитыми дырами: новых палаток лазарет не имел. Затем военврач 3 ранга подробно рассказала о [49] работе в медсанбате. Применить на практике полученный опыт ей еще не представилось возможности.
— Все-таки многое вам дала работа с опытными хирургами? — спросил я.
— Да, конечно.
Павлов сказал, что командир БАО подполковник Коротаевский и комиссар Юманкулов к санслужбе относятся со вниманием. Палатки при первой возможности заменят на новые. Есть санитарный автомобиль, свой электродвижок. При переездах им выделяют грузовые автомашины.
Я проинформировал Павлова о плане перемещения ближайших госпиталей в случае возникновения критической ситуации. Вскоре вернулся на аэродром. Здесь кроме Доленко и других меня поджидал Мишичев. Стройный красивый парень стал уже старшим лейтенантом, заместителем командира эскадрильи. Я поздравил его с повышением в звании.
— Поздравляю вас с тем же! — ответил он с улыбкой.
— Вы его поздравьте и с другим, Александр Николаевич, — хитровато щурясь, сказал Доленко. — Шутка ли, но по приказу генерала Вершинина полмесяца пробыл в женском пятьсот восемьдесят восьмом полку Бершанской. Учил девчат летать в лучах прожекторов. Спит и видит, как бы снова к ним вернуться.
— Давно сюда прибыл женский полк?
— Двадцать седьмого мая. Он на аэродроме «Труд горняка».
— Я вам расскажу о другом, — серьезно заговорил майор Гаврилов, только что вышедший из землянки. — Три дня назад Ваниковский, Касьянов и Айшпур, возвращаясь с задания, попали над передовой под сильный огонь зенитчиков противника. Машины Ваниковского и Айшпура были подбиты. Летчики выбросились на парашютах и приземлились на нейтральной полосе. Фашисты, открыв пулеметную и минометную стрельбу, пытались захватить наших в плен. Советские артиллеристы нанесли по противнику ответный удар. Они спасли жизнь многим ребятам.
Ваниковский стоял рядом и молча улыбался. Я от души обнял его. [50]