Добровольцы
Организация широкоразветвленной партизанской радиосвязи требовала огромного количества радистов. И не только хорошо обученных, подготовленных уверенно вести прием и передачу, по и достаточно разбирающихся в радиотехнике, чтобы в случае надобности устранять возникающие в рациях неисправности; мы нуждались в людях, способных стойко и мужественно переносить все тяготы суровой партизанской жизни.
Еще в январе 1942 года по ходатайству Центрального Комитета Компартии (большевиков) Белоруссии ЦК ВКП(б) решил создать в Москве специальную школу, которая бы готовила радистов для партизанских отрядов. Начальником этого учебного заведения назначили Ивана Савельевича Комиссарова, бывшего секретаря Витебского обкома КП(б)Б, хорошего организатора. Его заместителем стал П. А. Шустовский, ранее работавший в Наркомате связи СССР. Вместе с комиссаром спецшколы Василием Ивановичем Кретининым эти люди внесли немалый вклад в создание первой кузницы квалифицированных партизанских радистов. [22]
В школу зачислялись только комсомольцы-добровольцы, в основном со средним образованием. Кстати, и впоследствии принцип добровольности оставался главным.
Высокий общеобразовательный уровень молодежи, ее горячее стремление как можно быстрее стать полноценными бойцами за честь и независимость своей Родины дали возможность установить сокращенный срок обучения — всего пять-шесть месяцев.
Занятия начались 2 февраля. На организацию учебного процесса ушло около месяца. Стоит ли говорить, какую огромную работу в этот самый трудный период проделало руководство школы, и прежде всего ее начальник — Иван Савельевич Комиссаров.
Рослый, плотный, с открытым мужественным лицом, он был внимателен и заботлив к людям. В то же время постоянно проявлял высокую требовательность к себе и подчиненным. Иван Савельевич умел быстро и обстоятельно разобраться в любом деле, всячески поддерживал хороших работников, строго взыскивал с тех, кто допускал ошибки. Стилем своей работы, да и внешним обликом, он в какой-то степени напоминал чекиста славной школы Ф. Э. Дзержинского. Кстати сказать, таким же он остался и сейчас.
Нелегко было учить и учиться в первой школе радистов-партизан. В ней занималось 200 курсантов, располагая всего тремя комплектами радиостанций. Совершенно отсутствовали наглядные пособия. Не лучше было и с организацией практических занятий и тренировок. Школа испытывала большую нужду в головных телефонах, звуковых генераторах, телеграфных ключах и во многом другом оборудовании, необходимом для обеспечения нормального учебного процесса. Не хватало преподавателей; половина из них работала по совместительству. И, собственно, никто не имел опыта подготовки радистов для партизанских отрядов, где что ни шаг, то специфика, где почти ничто не схоже с условиями и практикой армейской радиосвязи.
А самая главная трудность состояла в том, что курсанты не имели возможности поработать на той радиоаппаратуре, с которой им предстояло отправиться в неприятельский тыл. Не получали они и практики по обеспечению ближних и дальних радиосвязей. В том и другом случае руководство школы решительно ничего не [23] могло предпринять. Голод на радиосредства испытывался тогда даже в действующих частях и соединениях Красной Армии...
Тем не менее школа действовала. Многие ее выпускники уже успешно работали у партизан. Среди них прежде всего следует назвать Виталия Анатольевича Загоровского.
Накануне Великой Отечественной войны Виталий окончил десять классов средней школы в городе Верея, что недалеко от Москвы. Его отец Анатолий Иванович, пятидесятичетырехлетний врач, ушел на фронт в самом начале войны. Враг вскоре оказался на подступах к советской столице. Виталию вместе с семьей пришлось эвакуироваться в Горьковскую область.
В Горьком узнали, что придется ехать еще дальше, в Новосибирск. Виталий разыскал горвоенкомат и решительно потребовал:
— Отправьте на фронт. Буду вместе с папой защищать страну.
В горвоенкомате не менее решительно ответили:
— Сначала подрасти.
Отказ не обескуражил комсомольца. Он направился в обком ВЛКСМ. Там сказали то же самое. Он просил, настаивал, спорил, доказывал, что ему никак нельзя не воевать — он же был комсоргом класса!
Может, последний довод и подействовал. В обкоме пообещали направить на спецзадание.
Виталий вернулся к матери окрыленный.
— В Москву, мамочка, направили! На спецзадание.
Юлия Владимировна всплакнула, попыталась было отговорить сына, но вскоре поняла — решение его твердо.
В Москву из Горького Загоровский ехал вместе с Жемчужиным, Рыбкиным и Зверевым. В пути гадали — что же это за задание? Предполагали разное. Но твердо верили в главное — им разрешат воевать.
В Москве ребятам предложили пойти учиться в партизанскую радиошколу.
— Вот это мне и надо! — радостно воскликнул Виталий.
Загоровский с головой ушел в учебу. В августе вместе с выпускником радистом Кобозевым он уже переходил линию фронта между Невелём и Велижем — в районе Усвят. Затем их пути должны были разойтись. Кобозев [24] оставался в местном отряде, а Загоровскому в составе отряда имени Гастелло надлежало следовать в Полесье. Но вскоре друзья встретились вновь. При переходе железной дороги Москва — Минск Виталий отбился от товарищей. Пришлось, скрепя сердце и горько проклиная себя за оплошность, вернуться к озеру, где остались местные партизаны.
Никто не упрекал его. Отставать от своих приходилось и бывалым бойцам. Но это не утешало юношу. Он слезно просил «Дядю Колю» (впоследствии узнал, что это был командир бригады Герой Советского Союза П. Г. Лопатин) помочь догнать гастелловцев. «Дядя Коля» приказал Кобозеву связаться с вышестоящим штабом. Оттуда поступило самое неприятное для Виталия распоряжение: переправить его назад, в расположение советских войск...
Новое задание Загоровский получил лишь в декабре. Его командировали в специальный диверсионно-разведывательный партизанский отряд. Этот отряд сразу после перехода через линию фронта попал в тяжелую обстановку. Почти во всех населенных пунктах стояли вражеские гарнизоны. То и дело приходилось вступать с ними в бой. Но партизаны упорно продвигались вперед. Они были молоды и сильны духом, имели прекрасное автоматическое оружие. Их вели многоопытные командир К. В. Сидякин и комиссар Н. Н. Дягилев (впоследствии командир отряда).
Южнее Витебска гитлеровцы, подтянув большие силы, повели наступление на партизан. Местные отряды стали разбиваться на мелкие группы, чтобы легче было уходить от карателей. К. В. Сидякин принял рискованное, но единственно верное в той обстановке решение: продолжать продвижение по ранее разработанному графику — через район, тщательно прочесываемый фашистами.
Дерзкие, стремительные переходы по заснеженным или заболоченным дорогам с тяжелым грузом за плечами (у разведчиков по 32 килограмма тола и патронов, у радиста — рация) требовали предельного напряжения физических и духовных сил. Отдых накоротке, под открытым небом: на чем стоишь, на том и спишь. Питались только мороженым мясом без соли — костров не разжигали: кругом враги... А мороз доходил до двадцати градусов. [25]
Новый, 1943 год встречали лежа у железнодорожной насыпи участка Полоцк — Витебск. По ней непрерывно расхаживали вражеские патрули. Один из них остановился метрах в десяти от залегших партизан. Фашисты, видимо, изрядно хлебнули спиртного и загорланили какую-то песню.
Уничтожить их не составляло особого труда. Но враг мог быстро обнаружить исчезновение своего патруля и напасть на отряд. А силы были слишком неравны.
Через железнодорожное полотно перебрались только на рассвете, когда противник немного ослабил бдительность.
В заданный район разведчики вышли вовремя. А если бы они обходили опасные участки, им потребовалось бы на дорогу еще суток десять — пятнадцать.
Когда пришли на место, Виталий сразу же развернул радиостанцию и установил связь с Большой землей. И она ни разу не прерывалась до июля 1944 года, то есть до соединения партизан с наступающими частями Красной Армии. Нередко радист работал без своих позывных — за линией фронта отлично знали его уверенный и четкий почерк. Лишь однажды за полтора года Загоровского попросили повторить часть переданной им радиограммы. Тогда была очень плохая проходимость радиоволн.
Нет, не в тиши уединения, не за звуконепроницаемыми стенами радиорубки работал Загоровский. В самых разнообразных, подчас не поддающихся описанию условиях, но всегда строго по расписанию выстукивал радист свои неотложные радиограммы. И чего он только не передавал: сведения о передвижении вражеских войск, разведданные о состоянии гарнизонов противника, координаты его баз и складов и, наконец, отчеты о деятельности своего отряда.
Тысяча восемьсот километров по оккупированной врагом земле — таков боевой путь партизана-радиста Виталия Анатольевича Загоровского, ныне инженера, начальника отдела одного из радиотехнических научно-исследовательских институтов.
Летом 1942 года, когда был создан Центральный штаб партизанского движения, спецшкола перешла в его непосредственное подчинение. Отдел связи ЦШПД принял [26] меры к тому, чтобы помочь И. С. Комиссарову приобрести необходимую технику и подобрать квалифицированных преподавателей. Для улучшения учебного процесса очень многое сделал военинженер 2-го ранга Самуил Наумович Конюховский, назначенный заместителем начальника школы по учебной части. До войны он преподавал в Военной академии связи имени С. М. Буденного, которую окончил с отличием в 1938 году{7}.
Школа пополнилась и весьма опытными преподавателями. Сюда перешли, например, руководитель кафедры радиоприемных устройств Московского института инженеров связи Михаил Иванович Пономарев, старейшие коротковолновики страны Анатолий Николаевич Ветчинкин и Александр Федорович Камалягин, а также другие квалифицированные специалисты.
Об А. Ф. Камалягине хочется рассказать поподробнее. Это кадровый военный с академическим образованием. Учебный материал он излагал лаконично, четко, мог самое сложное объяснять просто и доходчиво. Увлечение радиоделом у Александра Федоровича началось с постройки детекторного приемника. Потом у него появился одноламповый регенератор. Через несколько лет он сконструировал коротковолновый приемник, а чуть позже и передатчик, на котором начал работать в 1929 году.
Радиолюбительство стало вторым призванием А. Ф. Камалягина. Вскоре его имя узнали не только советские, но и зарубежные коротковолновики. Он успешно связывался даже с американцами штата Невада, что в ту пору считалось колоссальным достижением. Не случайно Александра Федоровича приняли в члены клуба WAC, существовавшего в США. Туда принимали только тех, кто в течение суток смог установить связь со всеми континентами земного шара. А Камалягин не раз добивался такого результата.
На счету Александра Федоровича немало побед, одержанных на Всесоюзных соревнованиях. Будучи в Ленинграде, он неоднократно разговаривал с дальневосточными городами. Это было мечтой многих любителей, но осуществляли ее единицы. Камалягин вторым из коротковолновиков установил связь с радиостанцией советской экспедиции, работавшей на Северном полюсе. [27]
Ветераном советского эфира являлся и Анатолий Николаевич Ветчинкин — один из лучших в СССР мастеров коротковолновой радиосвязи. Исключительно корректный человек, интеллигент по натуре и внешнему облику, он прекрасно знал и теорию и практику, обладал недюжинными способностями быстро и надежно передавать другим свое высокое мастерство{8}.
В чем же состояло улучшение учебного процесса? Прежде всего в коренном пересмотре программы. Главное внимание уделялось теперь практическому обучению курсантов, шлифовке навыков в работе на радиостанции «Север», а позже и «РПО». Их учили быстро, что называется чутьем, определять неисправности аппаратуры и уверенно их устранять. Теоретические знания, например, по электротехнике, преподносились лишь в объеме, необходимом курсантам для понимания физических процессов, происходящих в радиостанциях.
Постепенно увеличивались нормативы приема на слух. Если в августе 1942 года они равнялись 15–16 группам в минуту, то к декабрю достигли 19–20, а к началу 1943 года — 20–22 групп. К наращиванию скорости передачи особенно не стремились — при сокращенных сроках обучения это могло снизить качество работы на ключе. А такого мы не имели права допускать. Отдел связи ЦШПД дал твердые указания — научить курсантов четко и уверенно передавать 10–14 групп в минуту.
На практические занятия по установлению ближней связи отводилось две недели. За это время курсант получал 15 учебно-тренировочных сеансов и успевал принять и передать десять тысяч групп буквенного и цифрового текста.
Такие же нормы предусматривала и тренировка на установление дальней связи. Разница лишь в том, что здесь на каждого человека планировалось по 20 сеансов.
Таким образом, основные практические навыки курсанты приобретали в школе. Изучив правила радиообмена, они тут же, в классе, связывались друг с другом [28] по радио и работали с помощью звукового генератора, применяя соответствующие коды. В дальнейшем практические занятия проводились с двух пунктов, удаленных друг от друга на 6–8 км при установлении ближней связи и на 200–400 км — дальней.
Для прохождения курсантами практики были созданы постоянно действующие учебные радиостанции в Костроме, Муроме, Пушкино, Быково, Тарасовке и учебный радиоузел в Москве. Кроме того, они поочередно в составе отделений выезжали под Москву, где тренировались в обстановке, приближенной к боевой. Как ближняя, так и дальняя радиосвязь осуществлялась строго по правилам, установленным в партизанском движении.
Хорошая постановка практических занятий позволила резко улучшить качество подготовки курсантов. До этого многие выпускники впервые выходили в эфир, уже находясь в тылу противника. Твердых навыков у них не было. И не случайно некоторые из новичков, оказавшись за линией фронта, не сразу могли связаться с вышестоящими штабами. Такие случаи стали теперь крайне редкими. Начиная с ноября 1942 года школа не выпустила ни одного человека без достаточных навыков в установлении ближней и дальней связи.
Однако я слишком рано заговорил о выпуске. Прежде надо рассказать, какими же были наши курсанты.
Конечно, охарактеризовать их всех не представляется возможным. Расскажу лишь о тех, кто наиболее запомнился и с кем до сих пор поддерживаю товарищеские отношения.
Москвичка Валя Рябова, дочь Федора Ильича и Александры Константиновны, кондукторов Апаковского трамвайного депо, в самом начале войны помчалась в райвоенкомат проситься на фронт. Потребовали документы. Узнав, что ей нет еще восемнадцати лет, посоветовали потерпеть.
Обидно стало девушке, но что поделаешь, пришлось смириться. Решила пойти на трудовой фронт. Освоила специальность водителя троллейбуса, стала работать в 3-м Московском троллейбусном парке. Но душа рвалась туда, где шли бои...
И вот однажды услыхала, что в Москве, на улице 25-го Октября, есть школа радистов Осоавиахима. В ней можно учиться без отрыва от производства. Поступила [29] немедленно — пока окончит, ей станет уже восемнадцать лет!
В радиошколе узнала, что идет набор в специальное учебное заведение по подготовке радистов для партизанских отрядов. Поскольку девушка была уже немного знакома с радиоделом, ее приняли сразу. Училась она упорно, порой забывая об отдыхе.
Юная комсомолка стала квалифицированным специалистом. В апреле — мае 1944 года, когда немецко-фашистские оккупанты проводили в Белоруссии карательные операции, Валентина Федоровна Рябова (ныне Гайдашевская) сумела обеспечить устойчивой связью с представительством БШПД на 1-м Прибалтийском фронте и свою, и соседние бригады, которые в сложной боевой обстановке оказались без связи. Нередко партизанка развертывала рацию и работала под огнем противника. Это ей 3 июля 1944 года первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко направил личную радиограмму, в которой говорилось: «Ваша работа в трудных условиях будет оценена». Валентина Федоровна была награждена орденом Красной Звезды.
Примерно таким же путем пришел в спецшколу и Сергей Михайлович Соломахин. В ту пору ему было всего семнадцать лет.
Из радиоклуба Осоавиахима к нам перешли М. М. Сычева (Дубинина), Т. Т. Иванова, А. Е. Родионова (Комарова) и многие другие. Впоследствии они стали прекрасными радистами, прошли большой и славный путь по вражеским тылам. Мария Матвеевна Сычева, награжденная орденом Красной Звезды, медалями «Партизану Отечественной войны» 1-й степени и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», участвовала в Словацком народном восстании. За это она имеет три награды Чехословацкой Социалистической Республики. Тамара Тихоновна Иванова и Александра Евграфовна Родионова также удостоены высоких наград.
Мы охотно брали к себе юношей и девушек из осоавиахимовских школ и клубов. Их легче было обучать, поскольку они уже имели определенный запас знаний. Правда, и с ними занятия проводились по полной программе. Ведь работа в партизанском отряде куда сложнее и тяжелее. [30]
Среди учащихся были и армейские радисты, изъявившие желание воевать во вражеском тылу. Большинство из них имело неплохую подготовку. Здесь, в спецшколе, они осваивали специфику партизанской радиосвязи и шифровальное дело.
Хорошо помню Анатолия Ивановича Хлыстуна. Успешно сдав экзамены, он долгое время действовал во вражеском тылу в составе группы партизан-разведчиков. В любой, самой сложной и опасной обстановке Анатолий своевременно выходил в эфир и передавал на Большую землю ценные разведданные{9}.
Виталий Анцыгин, пришедший к нам также из армии, стал знаменитым радистом в бригаде «Буревестник». На его счету более двухсот связей с Белорусским штабом партизанского движения. Он настолько хорошо овладел своей радиостанцией, что исправлял ее даже с помощью примитивных инструментов. Нередко производил и сложный ремонт. За образцовое выполнение боевых заданий Виталий Александрович Анцыгин был награжден орденом Красной Звезды, медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степени и другими медалями. Сейчас он начальник лаборатории одного из конструкторских бюро, лауреат Государственной премии.
Исключительной старательностью в учебе отличалась Евелина Бергер, дочь румынских революционеров Аладара Бергера и Берты Сиксай. Ее отец — секретарь Трансильванского обкома Румынской компартии — долго томился в тюрьме. Бесконечные побои и истязания вызвали у него костный туберкулез позвоночника. При содействии МОПРа Бергер и Сиксай эмигрировали в СССР. Здесь в 1926 году у них родилась Евелина. Излечившись от тяжелого недуга, отец вновь уехал в Румынию на нелегальную работу. Потом обстоятельства вынудили его перебраться в Венгрию. Там в 1937 году он был арестован и приговорен к восьмилетнему тюремному заключению. О дальнейшей судьбе отца Евелина узнала лишь после окончания войны. Вместе с другими политическими узниками он перед освобождением Венгрии был убит фашистами.
Евелина Аладаровна Бергер, в замужестве Кораблева, не разила немцев огнем автомата и гранатами. Она владела [31] не менее грозным оружием — радиостанцией. Своевременно передаваемые ею разведданные позволяли нашим войскам и партизанам бить врага только наверняка, наносить ему большой урон.
К нам нередко приходили и совсем юные патриоты. Наши отказы со ссылкой на малолетство их не обескураживали. Они являлись снова и снова, упрашивали, пускали порой слезу, а то и прибегали к наивному обману.
Начальник отдела кадров ЦШПД подполковник В. К. Тимошенко, ведавший приемом курсантов в спецшколу, однажды сокрушенно сказал:
— От этих подростков просто отбоя нет. Пришла тут одна девчушка и подала мне анкету. Прочел я документ и удивился: там все честь по чести — и комсомолка, и почти семнадцать лет. А на вид ей не больше пятнадцати.
— Поди, приписала годика полтора-два? — спрашиваю ее. А она усмехнулась и с детской откровенностью отвечает:
— Ага, приписала. Иначе-то не возьмете.
Сначала В. К. Тимошенко отказал этой девочке (она оказалась Юлей Громадской). Но в конце концов нас покорили ее настойчивость и чистосердечность.
Еще более напористым оказался Леша Волков, которому тоже едва исполнилось пятнадцать лет. Он не просил, не умолял, а требовал. Откажет один начальник — идет к вышестоящему, до руководства Центральным штабом пробился. Ну разве можно было не принять такого парня. Как же он обрадовался! Правда, об условии, с которым его приняли, он ничего не знал. Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко распорядился после окончания учебы Волкова к партизанам не посылать, а использовать для работы на внутренних радиолиниях.
Занятия шли полным ходом. Большинство курсантов успешно осваивало нелегкую учебную программу. Тем временем командование школы и отдел связи ЦШПД обдумывали, как лучше провести экзамены. Ранее существовавший порядок — устный опрос по кодам и проверка в классных условиях умения работать на ключе — не позволял по-настоящему определить готовность выпускников к заброске во вражеский тыл. Решили экзаменовать людей на действующих радиостанциях. [32]
Практически это выглядело так. Курсанту вручалась программа связи и радиостанция «Север-бис». Преподаватель-экзаменатор на такой же рации вступал с ним в двустороннюю связь. Расстояние между ними составляло два-три километра. Такой способ позволял точнее и объективнее определять степень подготовленности выпускников.
Надо отметить, что ни один из наших учеников на экзаменах не «провалился». Сразу же по прибытии к партизанам выпускники устанавливали со штабами надежную радиосвязь.
Потребность в радистах неуклонно росла. Радио становилось главным средством общения партизан с Большой землей и между собой.
Особенно возрос спрос на мастеров эфира в 1943 году. Московская школа уже не могла его полностью удовлетворить. Поэтому некоторые штабы партизанского движения стали сами готовить радистов. Украинские товарищи, например, создали свою спецшколу в Саратове. Программа обучения здесь ничем не отличалась от московской. Разница состояла лишь в том, что для практических занятий они использовали не «Север», а более мощную аппаратуру «РПО» (радиостанцию партизанских отрядов).
Специальная учебная группа была создана и при Ленинградском штабе. Она комплектовалась радистами, отозванными из Красной Армии и Военно-Морского Флота. Этих, уже подготовленных специалистов знакомили лишь с особенностями работы во вражеском тылу. Руководил группой старший помощник начальника отдела связи старший техник-лейтенант Н. Н. Стромилов.
Николай Николаевич Стромилов являлся специалистом высокого класса. Он — участник Челюскинской экспедиции, входил в первую пятерку советских людей, пролетавших над Северным полюсом, а в мае 1937 года в составе экипажа Молокова совершил там посадку. Стромилов принял первую радиограмму от знаменитой папанинской дрейфующей экспедиции, работал на островах Рудольфа и Новая Земля, строил радиоцентр на мысе Шмидта. Его самоотверженный труд был отмечен высокой наградой — орденом Ленина{10}. [33]
Перед отправкой за линию фронта все радисты проходили дополнительную проверку непосредственно в штабах партизанского движения. При этом обязательно использовалась та радиоаппаратура, с которой им предстояло иметь дело в отрядах или соединениях. Выпускники сами проверяли градуировку станций, качество приема и передачи на различных волнах. «Вторичные экзамены» позволяли нам лишний раз убедиться в хорошей обученности кадров. Кроме того, они укрепляли у специалистов веру в надежность врученных им раций.
Подготовка радистов к заброске в тыл противника была не только ответственным, но и хлопотливым делом. В штабах они получали обстоятельный инструктаж по всем вопросам, с которыми им придется сталкиваться. Они обеспечивались совершенно исправной радиоаппаратурой с запасом электробатарей, а подпольщики и специально подобранной одеждой, чтобы ничем не выделяться среди местных жителей.
В начальный период войны радисты чаще всего пешком пересекали линию фронта вместе с организаторами партизанской борьбы. Для перехода, как правило, использовались бреши в обороне противника. Потом радисты стали перебрасываться по воздуху. Если не удавалось посадить самолет на партизанский аэродром, использовались парашюты. Поэтому все ученики Московской спецшколы проходили хорошую парашютную подготовку под руководством майора Порфирия Порфирьевича Полосухина.
Разумеется, не все наши выпускники засылались в тыл противника. Некоторых из них мы направляли в штабы партизанского движения. Правда, они шли туда неохотно, не по доброй воле, а по приказу. Все стремились быть там, где труднее, где вклад в победу был как бы заметнее. Когда, например, Алексей Волков, о котором говорилось раньше, узнал, что его оставляют в советском тылу, то потерял всякий покой. Он обошел всех руководителей Центрального штаба и все-таки добился отправки к партизанам. Этот казалось бы частный факт свидетельствовал об огромном патриотизме советской молодежи, ее беззаветной преданности социалистическому Отечеству. [34]