На помощь сражающейся Югославии
20 сентября 3-й Украинский фронт получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования на проведение новой операции, получившей название Белградской.
Проводить ее предстояло совместно с вновь создаваемой болгарской армией и Народно-освободительной армией Югославии, которая уже не один год сражалась с фашистами. Совершая марш к ее западной границе, мы одновременно решали задачу возрождения боевого содружества между Красной Армией и новой болгарской армией, опираясь при этом на опыт совместной борьбы русских воинов и болгарских ополченцев против турецких захватчиков.
Боевое содружество советских войск с болгарскими воинами отвечало чаяниям наших народов. Не ожидая особых указаний новых революционных властей, солдатские комитеты, созданные в полках в канун и в первые же дни революции, обращались к командованию наших частей за братской помощью и поддержкой. И наши командиры и политработники, тоже не ожидая указаний вышестоящего командования, по велению сердца, оказывали такую помощь. Потому что обращались-то к нам прежде всего болгарские коммунисты — подлинные выразители интересов народа и последовательные интернационалисты.
Во время моей поездки в Бургас мне доложили, что солдатский комитет, возглавляемый коммунистами, избрал одного из командиров батальона командиром вновь формируемого полка и обратился к командованию 15-й гвардейской механизированной бригады 4-го гвардейского корпуса за помощью.
— Мы оказали новому командиру помощь по формированию части, — рассказывал командир бригады гвардии полковник М. А. Андрианов, — обеспечили часть некоторыми видами трофейной боевой техники, горючим, боеприпасами. [102] Помогли организационно сколотить полк. После этого новый командир принял перед строем полка в присутствии советских офицеров присягу на верность служению болгарскому народу под руководством Болгарской рабочей партии (К). Он обратился ко мне и к начальнику политотдела бригады гвардии подполковнику Н. И. Зекину со словами благодарности за доверие и помощь. Затем он заверил, что полк будет совместно с Красной Армией бить врага до полной победы.
— Это было очень волнующее событие, — добавил Н. И. Зекин. — Я даже растерялся, когда командир полка, чтобы принести клятву, опустился на колени. Но таков, оказывается, обычай, ритуал у болгар.
После возвращения на КП фронта я высказал свое мнение А. С. Желтову о том, что хорошо бы в сформированные части болгарской армии послать наших офицеров для передачи боевого опыта и оказания помощи в изучении техники и оружия.
— Уже с такой просьбой обратились болгарские товарищи, — сказал Алексей Сергеевич. — Командующий фронтом поддерживает их просьбу. Но не будем ограничиваться только этим. Везде, где только можно, надо организовать встречи наших бойцов с болгарами.
Впрочем, в войсках такие встречи уже проводились. Порой они возникали стихийно. Поэтому политическое управление дало указание политорганам взять их организацию в свои руки.
Вскоре в политическое управление стали поступать подробные доклады о совместных с болгарскими воинами мероприятиях. Даже выработался своеобразный ритуал их проведения. После встречи — совместный митинг. Потом наши воины демонстрировали советскую боевую технику и оружие, рассказывали о тактике ведения боевых действий в различных условиях местности, о способах борьбы с вражескими танками.
Более организованный и целенаправленный характер эта работа приняла после введения в новой болгарской армии института помощников командиров по политчасти. Советские политработники делились с ними опытом организации политико-воспитательной работы с личным составом, выступали перед болгарскими солдатами и офицерами с лекциями и докладами.
Мне и самому часто приходилось встречаться с болгарскими товарищами, особенно с помощником командующего Первой болгарской армией Щ. Атанасовым. Мы были почти [103] ровесниками, но он уже имел большой опыт партийной работы в подполье, в партизанских отрядах. Неплохо говорил по-русски, читал многие труды В. И. Ленина, книги русских и советских писателей, наши газеты. Невысокого роста, крепко сбитый, с черными с проседью волосами, зачесанными назад, и внимательными черными глазами — таким мне запомнился Щере.
В одну из наших встреч он просил передать благодарность нашим авиаторам, базирующимся в районе города Ямбол, за помощь болгарским летчикам.
Я тут же позвонил члену Военного совета 17-й воздушной армии генерал-майору авиации В. Н. Толмачеву.
— Как раз сам собирался доложить, Иван Семенович, — отозвался он. — Опыт Петрова и Тупалы обобщим и доведем до всех полков. И благодарность болгарских друзей обязательно передам.
Оказалось, на аэродроме Ямбол наши и болгарские летчики провели целый учебный день. Сначала занятия с ними провел заместитель командира 56-го истребительного авиаполка по политчасти майор Г. О. Петров. Он подробно рассказал болгарским политработникам и командирам о формах работы с личным составом, познакомил их со структурой партийной и комсомольской организаций полка, поделился опытом воспитательной работы в боевых условиях. Затем командир полка майор Е. Е. Тупало и его заместитель по инженерной авиационной службе майор А. В. Ермаков познакомили болгарских авиаторов с истребителем Ла-5 и с тактикой ведения воздушного боя.
Значение таких встреч трудно переоценить. Они помогали советским и болгарским воинам готовиться к совместным боевым действиям против общего врага, укрепляли их дружбу.
Под руководством коммунистов, опираясь на помощь я поддержку советских войск, правительству Отечественного фронта удалось в короткий срок сформировать три общевойсковые армии. Командные должности в новой армии кроме патриотически настроенных офицеров заняли вчерашние командиры Народно-освободительной повстанческой армии. Правительство Отечественного фронта специальным декретом подтвердило решение Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии о присвоения им генеральских и офицерских званий.
Среди них были бывшие командиры партизанских отрядов Добри Джуров, Атанас Семерджиев, Иван Врачев, Райко [104] Даменов, Дико Диков, политические руководители Тодор Живков, Гочо Грозев, Иван Быгваров.
Что особенно важно, к руководству армией пришли герои сентябрьского восстания 1923 года Георгий Дамянов, сменивший вскоре военного министра Велчева; Иван Михайлов, ставший командующим артиллерией, а затем и министром обороны; Иван Кинов, возглавивший вскоре Генеральный штаб; Захари Захариев, назначенный начальником ВВС, и другие испытанные революционеры-коммунисты{6}.
Нас это особенно радовало. Имена многих из них были нам знакомы: почти все они храбро сражались в рядах интернациональных бригад в Испании, а затем в составе Красной Армии против гитлеровцев. Словом, они имели большой политический, жизненный и боевой опыт.
К моменту получения директивы Ставки Верховного Главнокомандования о предстоящей Белградской операции, несмотря на большие трудности, многим частям удалось достичь югославской границы, а передовые уже завязали бои с противником. Естественно, все больше сил и внимания приковывалось туда, на запад...
К тому времени на южном крыле советско-германского фронта Красная Армия вплотную подошла к Чехословакии, вышла в восточную часть Средне-Дунайской низменности, подошла к границам Венгрии — последнего союзника фашистской Германии в Европе... В результате для фашистов на Балканах сложилось трудное положение: под угрозой оказались их важные коммуникации, в тылу активизировались партизаны.
И гитлеровцы стремились во что бы то ни стало вывести свои войска из Албании и Греции, чтобы бросить их против нас. Одновременно спешно укреплялись подступы к Венгрии и Восточной Австрии, где у фашистов имелись богатые источники стратегического сырья и крупные военные предприятия.
Поэтому медлить с дальнейшим наступлением нам было нельзя. Ставка Верховного Главнокомандования требовала широко развернуть боевые действия, не дожидаясь полного сосредоточения войск 2-го и 3-го Украинских фронтов. Нашему фронту предстояло наступать в полосе между Дунаем и северными отрогами Балканского хребта, а затем по долине реки Западная Морава...
Белградскую операцию предстояло начать 28 сентября. [105]
Войска фронта выдвигались комбинированным маршем, используя железнодорожный, автомобильный, воздушный и речной транспорт. Дунай был одной из важнейших транспортных магистралей. Стремясь затормозить продвижение советских войск на Балканы, наши тогдашние союзники с апреля по сентябрь 1944 года с помощью авиации установили на реке более 2500 магнитных мин. Наиболее интенсивное минирование проводилось в августе — сентябре, то есть тогда, когда наши войска подходили к Дунаю. Это не только осложнило оперативные перевозки 3-го Украинского фронта, но и вызвало дополнительные человеческие жертвы. Морякам Дунайской военной флотилии, по-прежнему находившейся в оперативном подчинении фронта, много сил и времени пришлось потратить на траление этих мин.
Дунайцы показали себя с самой лучшей стороны. Капитан 1 ранга А. А. Матушкин докладывал, что моряки флотилии в короткий срок переоборудовали обычные речные баржи, захваченные у противника, для перевозки тяжелой техники. Много сделал для обеспечения безопасности перевозок флагманский минер флотилии капитан 3 ранга Г. Н. Охрименко. В бесчисленных рукавах и притоках Дуная гитлеровцы бросили большое число различных катеров и барж. Флагмин организовал поиск этих судов и ремонт, потом приспособил их для траления мин.
Таких инициативных дел на счету наших воинов было множество.
Учитывая сложность перехода, Алексей Сергеевич Желтов указал мне на необходимость усилить работу с личным составом, чтобы мобилизовать все силы на выполнение поставленной задачи. Политуправление сразу развернуло работу по подготовке к маршу. Специальной директивой политорганам было предложено усилить агитационно-массовую работу по обеспечению организованности на марше, перед началом которого почти все работники политуправления побывали в частях и соединениях. В 4-й гвардейский механизированный корпус выехал член Военного совета генерал-полковник А. С. Желтов. Там Алексей Сергеевич провел совещание руководящего состава корпуса, нацелил его на скрупулезную подготовку людей и техники к передислокации, предложил провести совещание партийного актива с обсуждением задач перебазирования. Не забыл предупредить танкистов о том, чтобы они не допускали порчи посевов, дорог, древесных насаждений в пути следования.
На совещании партийного актива корпуса выступил с докладом командир корпуса гвардии генерал-лейтенант танковых [106] войск В. И. Жданов, задачи усиления политико-воспитательной работы с личным составом изложил в своем выступления начальник политотдела гвардии полковник И. А. Подпоринов, о ходе ремонтно-восстановительных работ доложил активу заместитель командира корпуса гвардии инженер-подполковник Г. Р. Прагин.
Алексей Сергеевич все это рассказывал мне для того, чтобы политуправление взяло под свой контроль выполнение предусмотренных собранием актива мероприятий. Он часто повторял:
— Митинг, собрание, проведенные на высоком накале, по-деловому, — хорошо. Но это только начало дела. Надо организовать выполнение намеченного. Лишь так можно обеспечить единство слова и дела.
Естественно, в этот раз я дал указание начальнику отдела организационно-партийной работы полковнику Ткаченко послать в корпус группу офицеров для контроля и помощи.
Вскоре стали поступать доклады. Старший инструктор майор Н. Ф. Стафеев сообщил, что политотдел корпуса правильно делает, перенеся центр тяжести своей работы в бригады и приданные части. Его работники вместе с местными политработниками занимаются расстановкой партийно-комсомольского актива, инструктировали секретарей партийных и комсомольских организаций, агитаторов.
Николай Федорович Стафеев побывал, в частности, в 15-й гвардейской Новобугской Краснознаменной механизированной бригаде, где вместе с начальником политотдела гвардии полковником Н. И. Зекиным провел совещание партийно-комсомольского актива. В своем инструктивном докладе начальник политотдела поставил перед активом конкретные задачи политико-воспитательной работы на марше. Особое внимание он обратил на изучение военно-топографического описания пути следования, соблюдение радиодисциплины, маскировки, на организацию взаимопомощи при авариях, отдыха водительского состава.
Задачи, обсуждавшиеся на совещании партийно-комсомольского актива, были доведены на открытых партийных и комсомольских собраниях до всего личного состава бригады. Водителям боевых машин выдали специально подготовленные политотделом корпуса памятки, в которых давались советы по уходу и эксплуатации техники на марше. В этой же бригаде по инициативе коммунистов начали изготовлять горные упоры для машин иностранных марок, так как их тормозные системы не отличались надежностью. [107]
В горах эти нехитрые приспособления себя вполне оправдали. Состоящие из двух жестко связанных между собой упоров и прикрепленных к заднему срезу рамы машин, они на ровной дороге легко поднимались и не мешали движению, а на склонах опускались и могли удержать автомобиль даже при отказе двигателя и тормозов.
Значение этой новинки быстро оценили во всех частях, которым предстояло совершить марш по горным дорогам.
Перед выступлением в поход во всех бригадах 4-го гвардейского механизированного корпуса были проведены строевые смотры личного состава и боевой техники. Забегая вперед, скажу, что благодаря хорошей подготовке и строгой дисциплине в пути марш прошел организованно. Словом, к встрече с противником и решению задач по освобождению Югославии наши войска подошли во всеоружии, с высоким боевым настроем. Этому, естественно, способствовала партийно-политическая работа, в которой особое внимание уделялось обеспечению высоких темпов и безаварийности движения. В газетах ежедневно сообщалось об отличившихся водителях, об их мужественных и умелых действиях.
Отдел политуправления, который возглавлял полковник А. Д. Питерский, имел задание ежедневно давать сводки о важнейших событиях на Балканах, особенно в Югославии, для руководящих работников фронта и войск. На основе этих сводок готовились тексты докладов и лекций о военно-политической обстановке и предстоящих боевых задачах. В 57-й армии и 4-м гвардейском механизированном корпусе, в войсках которых я часто бывал в те дни, основной упор делался на воспитание у воинов глубокого уважения к югославскому народу, показу героической борьбы Народно-освободительной армии Югославии против фашистских оккупантов. Во время коротких остановок и на привалах командиры и политработники проводили с личным составом беседы, читали лекции, доклады о мужестве и героизме югославских патриотов, разъясняли военно-политическую обстановку в стране и на Балканах в целом.
Чтобы вооружить политработников сведениями о героической борьбе югославского народа, по моему предложению полковник А. Д. Питерский провел в 57-й армии и 4-м гвардейском механизированном корпусе специальные семинары, на которых приводились конкретные примеры и факты борьбы югославских патриотов с оккупантами и их прислужниками. Показывалось, как жестоко гитлеровцы расправляются с партизанами и мирным населением. Они сжигали города и села, вешали и расстреливали ни в чем не повинных [108] граждан. Однако ничто не могло сломить волю свободолюбивого югославского народа в борьбе за свое освобождение.
Своей решительной борьбой с захватчиками югославский народ внес большой вклад в общую борьбу свободолюбивых народов против гитлеровцев. Однако силы его в борьбе с оккупантами были неравными. Народно-освободительная армия Югославии и партизанские отряды испытывали большие трудности с оружием и боеприпасами, в ряде случаев им приходилось вести борьбу буквально безоружными и нести большие потери. Острую нехватку они испытывали также в продовольствии, одежде, обуви, медикаментах, другом имуществе.
Советский Союз делал все возможное, чтобы помочь югославским патриотам в их борьбе с немецкими оккупантами. В декабре 1943 года решением Советского правительства была организована советская военная миссия во главе с генералом Н. В. Корнеевым, которая приступила к работе в феврале 1944 года. Перед миссией в качестве одной из основных была поставлена задача изыскания путей и возможностей оказания помощи партизанам и НОАЮ. По предложению наших представителей и по договоренности с командованием англичан и американцев в Бари (Италия) была организована советская авиационная база, с которой наши летчики за 1944 год, несмотря на опасную обстановку для перелетов, перебросили для НОАЮ на своих самолетах около 3 тысяч тонн различных военных грузов, в том числе вооружение, боеприпасы, обмундирование, медикаменты и другое{7}.
С освобождением советскими войсками территории Румынии и Болгарии эта помощь осуществлялась уже с баз, организованных в Крайове (Румыния) и Софии (Болгария), в еще больших масштабах. Так, только с базы Крайова в 1944 году передано НОАЮ и партизанам: пистолетов-пулеметов ППШ, ручных и станковых пулеметов — 25059, винтовок и карабинов — 21 389, крупнокалиберных зенитных пулеметов ДШК — 257, противотанковых ружей — 1054, минометов разных калибров — 1671, орудий — 446 (в том числе 84 зенитных), а также большое количество обмундирования и другого имущества {8}.
Все самолеты, занимавшиеся доставкой военного груза [109] для партизан и НОАЮ, были переданы впоследствии в распоряжение командования НОАЮ.
Материальная помощь, оказываемая Советским правительством патриотам Югославия, имела огромное значение для продолжения их борьбы с оккупантами. Однако, как ни важна эта помощь, ее было недостаточно для разгрома гитлеровцев и их прислужников.
Поэтому по просьбе верховного главнокомандующего НОАЮ маршала Иосипа Броз Тито, который прибыл в Москву 20 сентября 1944 года, были рассмотрены вопросы переноса боевых действий Красной Армии на территорию Югославии и решены принципиальные вопросы взаимодействия между советскими и югославскими войсками. Окончательная детальная разработка плана совместных действий проводилась в начале октября 1944 года в городе Крайове (Румыния) маршалом Тито и начальником штаба 3-го Украинского фронта генерал-полковником Сергеем Семеновичем Бирюзовым.
В политико-воспитательной работе с воинами мы стремились показать, что широкие трудящиеся массы Югославии твердо верят в приход Красной Армии на их территорию для помощи в освобождении от иноземного ига. Примеров было много. Так, Питерский приводил выдержки из выступления на народном собрании в городе Глике в июне 1944 года югославского поэта Владимира Назора, настоящего патриота-интернационалиста.
Работая над этой книгой, в изданиях военных лет нашего политуправления я разыскал одну выдержку из выступления поэта. Вот она: «В русских народных былинах воспевается великий русский герой Илья Муромец. Я желаю вам, чтобы вы подумали о нем. Кое-что вы услышите в ночной тишине, вы услышите его тяжелые шаги. Это наш товарищ богатырь, который приближается к нам с востока. Он несколькими шагами перешагнул не только Днепр, но и Днестр, он дойдет до Карпат и перешагнет их. Некоторые сердца затрепещут от испуга, а наши — от радости». Такие строки не могут не волновать.
Агитаторы и пропагандисты использовали эти слова В. Назора, так же как и письмо бойца 4-го корпуса НОАЮ нашему красноармейцу, напечатанное во фронтовой газете: «Нахожусь в окопах на передовой, ежедневно в боях и постоянно думаю о тебе, о твоих товарищах — наших братьях, бойцах Красной Армии. Думаю о том дне, когда я и ты встретимся где-нибудь на берегах Дуная. Какая это будет встреча, когда мы вдвоем, ты, боец Красной Армии, и я, боец [110] НОАЮ, обнимем друг друга и пожмем друг другу руки»{9}.
В агитационно-пропагандистской работе широко показывалась и обстановка среди войск противника. Гитлеровцы стремились удержать территорию Югославии, в частности ее столицу. Это имело для них большое военно-политическое значение. Белград является крупным узлом железных, шоссейных дорог и авиационных линий, важным портом на Дунае и Саве. Через него проходят пути из Европы в страны Ближнего Востока, по которым гитлеровцы вывозили из оккупированных Балканских стран и из Турции стратегическое сырье, сельскохозяйственные продукты, промышленные изделия и рабочую силу. С потерей же Югославии фронт переместился бы к жизненно важным для фашистов центрам Австрии и самой Германии.
Поэтому мы не скрывали, что предстоят тяжелые бои, и готовили к ним людей всесторонне.
Придавая столь важное значение белградскому направлению, гитлеровцы создали там сильную оборону. Основные дороги были прикрыты мощными опорными пунктами, все населенные пункты в оперативной глубине обороны превращены в узлы сопротивления с большим количеством инженерных заграждений. Горный рельеф местности благоприятствовал оборонительным действиям. К тому же Гитлер держал здесь значительные силы. К концу сентября 1944 года, по данным нашей разведки, здесь действовало более 20 немецких дивизий общей численностью 270 тысяч человек. Они были объединены в группу армий «Ф». Им активно помогали войсковые формирования предателей югославского народа Недича, Рунника и Павелича, фактически подчинявшихся немецко-фашистскому командованию. Общая численность всех войск противника составляла около 570 тысяч человек {10}.
Однако здесь мы имели и хорошего союзника — Народно-освободительную армию Югославии, которая уже очистила от гитлеровцев часть территория. Руководство НОАЮ перенесло боевые действия в Сербию, ближе к Белграду. Всего и восточных районах страны она имела 24 дивизии, много отдельных бригад и партизанских отрядов.
Обо всем этом мы рассказывали нашим бойцам, готовя их к совместным действиям с югославскими воинами. [111]
Для проведения Белградской наступательной операции были выделены почти все силы 3-го Украинского фронта, войска левого крыла 2-го Украинского фронта, вся авиация 17-й воздушной и часть сил 5-й воздушной армий, а также Дунайская военная флотилия, которая находилась в оперативном подчинении нашего фронта с августа 1944 года. Глубина операции планировалась 250–300 километров, с выходом на рубеж реки Дунай, городов Обреновац, Крагуевац, Чичивац, Княжевац.
В состав нашей ударной группировки входили 57-я и 46-я армии, 4-й гвардейский механизированный корпус, 5-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада, 1-й гвардейский укрепленный район, 13 авиационных дивизий, 3 артиллерийские дивизии прорыва, 5 зенитно-артиллерийских дивизий, до 50 отдельных артиллерийских и минометных полков. Группировка имела 2200 орудий и минометов, 149 реактивных установок, 358 танков и самоходно-артиллерийских установок, 1292 самолета. А в составе Дунайской военной флотилии насчитывалось до 80 боевых кораблей (преимущественно бронекатеров).
Кроме советских войск в операции должны были непосредственно участвовать соединения Народно-освободительной армии Югославии и болгарские войска.
Времени на подготовку операции было в обрез. Сейчас я вспоминаю те далекие дни, и у меня перед глазами, как в калейдоскопе, мелькают лица моих боевых побратимов — русских, болгар, югославов... В день посетишь не одно соединение, выступишь то у танкистов, то у пехотинцев, то у летчиков, переговоришь не с одним десятком бойцов и офицеров. И у всех одно стремление — вперед, на запад, скорее в бой.
Но дело начальника политуправления фронта — не самому поспевать везде, что практически невозможно, а, опираясь на аппарат политорганов, держать руку на пульсе жизни, настойчиво проводить в жизнь указания ЦК партии, решения и директивы Военного совета, уделять основное внимание тем войскам, которым в операции предстоит решать наиболее ответственные задачи.
В Белградской операции особенно важная роль возлагалась на 57-ю армию генерал-лейтенанта Н. А. Гагена. Поэтому сразу же после получения директивы Ставки большую группу офицеров политуправления во главе с полковником П. П. Савельевым я отправил именно туда.
Одним из показателей высокого морального духа воинов, действенности нашей работы мы всегда считали приток [112] заявлении с просьбой принять в партию и комсомол.
— Если в полку или соединении люди перед боем, перед операцией не пишут заявлений в партию, — говорил А. С. Желтов, — значит, коммунисты в этой части не авторитетны, не показывают примера. Значит, на эту часть надежды в бою мало...
И это, надо сказать, было справедливо. Поэтому от начальников политорганов и своих посланцев в войска я требовал систематического доклада не только о расстановке кадров и актива, но и о том, как обстоят дела с ростом рядов партии и комсомола, с работой среди молодых коммунистов. Помню, сообщения из 57-й армии радовали. Приток заявлений особенно усилился после того, как генерал-лейтенант Н. А. Гаген отдал 21 сентября боевой приказ, согласно которому соединения армии до 30 сентября должны были передислоцироваться в районы Лома, Медковеца, Стубала и Враца{11}. А всего в сентябре 1944 года партийные организации армии приняли в свои ряды 445 членов и 625 кандидатов в члены партии{12}.
Не могу не сказать добрых слов и в адрес бойцов тыла. В этот период времени, когда войска совершали 600-километровый марш по земле, по воде и по воздуху к югославской границе, за каких-то 10–15 дней части и соединения получили 193 артиллерийских орудия, 600 минометов, 50 зенитных пулеметов, 800 противотанковых ружей, 250 станковых и 1000 ручных пулеметов, 10 тыс. винтовок и 10 тыс. автоматов, 1403 автомашины, 546 танков и САУ, 280 мотоциклов с колясками, 20 зенитно-пулеметных установок. К началу операции войска фронта имели достаточное количество материальных средств: от 3 до 5,5 комплекта боеприпасов, 6 заправок горюче-смазочных материалов, 15 сутодач фуража {13}.
Такое положение не могло не радовать. Для успешных боевых действий теперь у нас имелось все: и люди, и техника, и оружие. За подготовкой к операции самым внимательным образом следили Ставка Верховного Главнокомандования и Главное политическое управление Красной Армии. Дня не проходило, чтобы не было звонка от А. С. Щербакова. Ежедневно либо я, либо А. С. Желтов в установленное время докладывали ему о проведенной работе [113] и всегда получали конкретный совет, дельную рекомендацию. Командующий фронтом и начальник штаба поддерживали такую же постоянную связь со Ставкой и Генштабом.
Главное — это не было мелочной опекой или простым понуканием, хотя порой могло показаться, что у вышестоящих органов к нам, как бы выразиться, повышенный интерес.
Еще в сентябре 1944 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому верховный главнокомандующий Народно-освободительной армией Югославии маршал Иосип Броз Тито «за выдающиеся успехи в деле управления войсками и проведении боевых операций против общего врага Советского Союза и Югославии — гитлеровской Германии» был награжден орденом Суворова I степени. За выдающуюся боевую деятельность и за проявленные при этом храбрость и мужество в борьбе против общего врага СССР и Югославии 46 генералов и офицеров НОАЮ были удостоены высших военных орденов Советского Союза. Среди них такие прославленные военачальники, как Иван Гошняк, Коча Попович, Раде Хамович, Пеко Дапчевич{14}.
Самокритично замечу, указ этот, опубликованный в самый канун нашего вступления в Болгарию, прошел мимо моего внимания. И вот в одном из телефонных разговоров А. С. Щербаков напомнил мне о нем и спросил, как мы используем факт награждения советскими орденами югославских военачальников в воспитательной работе. Мне ответить было нечего. И тогда начальник Главпура, правда без упрека, напомнил, что этот указ является выражением признания советским народом важности вклада югославского народа в общее дело антифашистской борьбы, а политработники 3-го Украинского должны использовать его для показа бойцам: идем на помощь армии, у которой такие испытанные военачальники, кавалеры советских орденов.
Естественно, после разговора с А. С. Щербаковым я дал соответствующие указания об использовании Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении югославских военачальников. С помощью отдела, возглавляемого А. Д. Питерским, были подготовлены краткие биографические справки о награждениях. [114]
В ночь на 28 сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта перешли в наступление с ходу, коротким ударом опрокинули гитлеровцев и пересекли югославскую границу, заняв при этом десятки населенных пунктов. Одновременно с нами на левом фланге фронта наступали болгарские войска, на которые возлагалась задача нанести вспомогательный удар из района Пирота на Ниш и Лесковац. С воздуха боевые действия наступающих обеспечивала 17-я воздушная армия.
В эти дни мне приходилось бывать не только в наших частях, но и в югославских и болгарских, в помощь командирам и политработникам которых были направлены наши офицеры. Но чаще, конечно, в своих. 27-го был, например, в 68-м корпусе, а 28-го — в 75-м, который передали в наше подчинение...
Боевые действия на территории Югославии с самого начала приняли ожесточенный характер. Противник, опираясь на удобную для обороны горно-лесистую местность, оказывал упорное сопротивление. Особенно сильно сопротивлялись гитлеровцы в районе Неготина, расположенного недалеко от болгаро-югославской границы. Они хорошо укрепили его и всеми силами старались удержать.
Но велик был наступательный порыв наших частей и соединений, возглавляемых храбрыми, опытными и инициативными командирами. 30 сентября вечером мне доложили, что командир 113-й стрелковой дивизии полковник Л. Ш. Мухамедьяров перед штурмом Неготина направил в город отважных разведчиков во главе с офицером Б. М. Носовым. Те вернулись с важными сведениями и привели трех пленных. Сведения, полученные от них, оказались очень важными. Удалось вскрыть систему огня противника, установить расположение наиболее важных целей и четко поставить задачи летчикам и артиллеристам на их подавление. Это значительно облегчило штурм города.
Конечно, отличились тут не только части дивизии Мухамедьярова. Город был взят совместными усилиями соединений 68-го и 75-го стрелковых корпусов, моряков Дунайской военной флотилии и первого батальона 9-й бригады 23-й ударной дивизии НОАЮ подполковника Йовановича.
Вскоре в политуправление фронта поступили донесения о боях за Неготин. В них сообщалось о подвигах советских бойцов и командиров, о встрече наших войск с местным населением. На окраине города колонну наших бойцов окружили местные жители. Сербский партизан Святослав Манрыев преподнес командиру нашего подразделения [115] хлеб-соль. Горячие симпатии к воинам Красной Армии выражало все население.
2 октября войска фронта соединились западнее Неготина с частями Народно-освободительной армии Югославии, наступавшими с юга. Когда я узнал об этом из доклада начальника политотдела 68-го корпуса полковника И. М. Юшкова, сразу же выехал на место. Советские и югославские воины встречались как братья. Радость, энтузиазм, охватившие их, кажется, удесятерили силы. Перед ними уже не мог устоять никакой противник. Действуя совместно, советские и югославские бойцы недалеко от Неготина окружили и разгромили крупную группировку гитлеровцев.
Освобождение многострадальной югославской земли вызывало в сердцах бойцов не только радость. Мы видели: почерк фашиста везде один — разрушенные предприятия и жилища, замученные мирные жители и военнопленные. К тому времени фашисты в своей жестокости, кажется, стали превосходить самих себя. Это уже была жестокость обреченного зверя, а не самодовольного «победителя», которому все дозволено.
Вот только один пример. 27 сентября в ходе частных боев западнее города Турно-Северин гитлеровцы захватили в плен небольшую группу советских воинов из 75-го стрелкового корпуса. Во время наступления наши части стремительным ударом выбили противника из села Мала Каменица. В одной из ям бойцы обнаружили три трупа советских офицеров, зверски замученных фашистскими извергами из 2-го полка «Бранденбург».
Передо мной документ, который нельзя читать без содрогания:
«...Гитлеровцы захватили в плен раненных на поле боя офицеров — майора Калашникова Ивана Ивановича, лейтенантов Шаталина Алексея Андреевича и Нареняна Вагаршака Ховроковича. Долго над ними издевались и зверски замучили их. Обнаружено, что тело майора Калашникова имеет на себе следы зверских пыток — все пальцы рук проткнуты штыком, на груди шесть вырванных раскаленными щипцами тяжелых ран, на шее следы веревки, которая применялась при пытке, левая щека изрезана, отрезано левое ухо, изрезан нос и рассечен правый глаз, на голове три пулевые раны и одна в правом бедре.
Тело лейтенанта Шаталина имеет шесть пулевых ран в области ног, живота и груди, правый глаз вырван, рассечены губы. [116]
Тело лейтенанта Нареняна имеет следы тяжелых побоев (синяки на груди и спине...) и три пулевые раны, из которых одна в области переносицы»{15}.
Командиры и политработники в беседах с воинами рассказали об этом злодеянии фашистов, что вызвало величайший гнев у всего личного состава и усилило стремление скорее разгромить врага.
Вскоре после взятия Неготина я дал указание редакторам военных газет широко освещать вопросы, связанные с особенностями ведения боевых действий в горах. Как всегда, журналисты оперативно откликнулись: редактор фронтовой газеты подполковник Н. С. Филиппов доложил, что первая статья на эту тему уже готова, а вообще — будет напечатана целая серия.
— Постарайтесь шире показывать опыт подразделений и отдельных воинов, умеющих действовать в горах, — посоветовал я.
Вскоре публикации на данную тему появились и в других газетах. Кроме того, политотделы соединений вместе со штабами издали многочисленные листовки и памятки об особенностях ведения боевых действий на горно-лесистой местности.
Изменились также формы и методы партийно-политической работы. Если во время освободительного похода в Болгарию, на пути следования к югославской границе в ней преобладали мероприятия масштабные — митинги, собрания, то теперь центр тяжести мы перенесли в роту, батальон, передовой отряд, ибо им приходилось действовать сплошь и рядом самостоятельно, нередко длительное время не имея надежной связи со штабом полка, не соприкасаясь с соседями.
В роты и батальоны, которым предстояло действовать в отрыве от основных сил, направлялись наиболее опытные офицеры штабов и политработники. И это себя хорошо оправдало. Просачиваясь мелкими группами в расположение врага, блокируя отдельные высоты и узлы сопротивления, устраивая засады в узких долинах и проходах, наши войска парализовали сопротивление противника и уверенно продвигались вперед. Основным, как и раньше, был бой на окружение и уничтожение, но теперь более мелкими группами. [117]
Так продолжалось до тех пор, пока 7 октября войска фронта совместно с югославскими частями не заняли города Петровац, Лесковац, Заечар, Клокочевац и другие населенные пункты. В ходе этих боев были разгромлены крупные силы врага. Преодолев Восточно-Сербские горы, соединения 57-й армии вышли в долину реки Моравы, по которой проходят основные железные и шоссейные дороги, — открылась возможность ввести в бой подвижные силы, в частности 4-й гвардейский механизированный корпус.
Пока его соединения и части совершали 520-километровый марш из района Ямбола в район южнее Видина, в них постоянно находилась большая группа работников политуправления во главе со старшим инспектором полковником Моргулем, который регулярно сообщал по телефону о проделанной работе.
После короткого отдыха в районе сосредоточения главные силы корпуса в ночь на 9 октября прошли только что освобожденный Заечар и устремились к Мораве. В тот день Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин отдал боевой приказ: к исходу 10 октября выйти в район Петровац, Таблановне, Ждрело и развить успех 57-й армии на белградском направлении{16}.
— Выезжайте к Жданову, — сказал мне за обедом Алексей Сергеевич Желтов. — Сейчас от его гвардейцев будет зависеть успех операции.
Я охотно согласился, ибо с самого начала похода не был в частях 4-го гвардейского.
4-й гвардейский механизированный корпус вместе с частями усиления представлял внушительную силу. В его составе было 17022 человека, 160 танков, 21 самоходно-артиллерийская установка, 31 бронемашина, 366 орудий и минометов, 674 пулемета, 15 710 винтовок и автоматов, 49 мотоциклов, 1038 автомашин, 130 радиостанций{17}.
Сбивая заслоны и засады противника, корпус вместе с приданными ему частями усиления, во взаимодействии с 5-й дивизией 1-го Пролетарского корпуса НОАЮ, овладел рядом населенных пунктов, в том числе важным железнодорожным узлом Велики-Плана, перерезав таким образом железную дорогу и шоссе Ниш — Белград. 12 октября от гитлеровцев были очищены города Княжевац, Смедерево и [118] свыше 60 других населенных пунктов, чем, по существу, закончился первый этап Белградской операции.
В те дни вместе с начальником политотдела корпуса полковником Подпориновым мы побывали во многих частях и в только что освобожденных городах. Местное население с огромным энтузиазмом встречало наших воинов. Всюду вспыхивали стихийные митинги, реяли красные и национальные флаги Югославии.
Но предстояли еще нелегкие бои. Поэтому мы старались долго не задерживаться в населенных пунктах: впереди была вторая, наиболее трудная часть операции по освобождению югославской столицы, к предместьям которой наши передовые части вместе с частями НОАЮ вышли туманным утром 13 октября.
Столь стремительное наступление войск фронта было обусловлено хорошей подготовкой операции во всех звеньях войскового механизма, высоким политико-моральным состоянием личного состава, братской боевой дружбой, мужеством и героизмом советских, югославских и болгарских воинов.
Партийно-политическая работа как в период подготовки, так и в ходе наступления сводилась к поддержанию в войсках наступательного порыва.
По сложившейся уже традиции накануне наступления во всех соединениях и частях, призванных участвовать во втором этапе Белградской операции, состоялись партийные собрания, а также собрания личного состава по обсуждению задач, стоящих перед войсками. С докладами на них наряду с командирами и политработниками частей выступали генералы и офицеры штаба и политического управления. Они же принимали непосредственное участие в расстановке сил коммунистов и комсомольцев по подразделениям с целью укрепления ротных партийных и комсомольских организаций. На собраниях каждый коммунист и комсомолец получал конкретное поручение на очередной бой.
Первые победы на югославской земле, братская встреча местного населения, первые совместные боевые действия с бойцами НОАЮ еще выше подняли боевой настрой воинов. Коммунисты, патриоты Югославии, развернув боевые действия против фашистов с первых дней оккупации своей страны, постоянно надеялись на то, что им поможет Красная Армия, что она разгромит фашистские полчища, протянет руку помощи и Югославии. Поэтому население с огромной радостью встречало части Красной Армии.
Мне довелось быть свидетелем вступления наших войск [119] в город Княжевац, вытянувшийся вдоль реки Тимов и со всех сторон окруженный горами.
Бои за Княжевац были трудными. Но командиры советских и югославских подразделений действовали дружно, согласованно. Они ночью скрытно совершили обходный маневр по горным дорогам. Причем нашим подразделениям в этом поистине героическом марше по горам, где порой крутизна подъемов доходила до 40 градусов, помогали югославские партизаны. К утру 10-го войска сосредоточились в исходном положении и после короткого артналета атаковали врага сразу с четырех сторон.
Разгорелись жестокие уличные бои. Засев в бетонных дотах и окопах, в укрепленных домах, гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, нередко переходили в контратаки. Мне рассказали, как на одно наше орудие бросилось 15 гитлеровцев. Расчет не растерялся. В короткой схватке фашистские солдаты были уничтожены. На комбата лейтенанта Колчева, находившегося у орудия, бросился вражеский офицер. У комбата патронов в пистолете не оказалось. Он схватил валявшуюся рядом каску и раскроил ею голову гитлеровцу.
Местные жители стали свидетелями героизма своих освободителей. И, несмотря на холодный осенний дождь, они высыпали на улицы, провозглашая здравицы в честь Красной Армии, наперебой предлагая угощения — фрукты, виноград. Всюду были красные флаги и транспаранты.
Не только горожане, но и жители деревень, расположенных в радиусе 10 километров от города, несмотря на непогоду, пришли на улицы Княжеваца. Женщины и девушки были одеты в праздничные национальные костюмы, мужчины несли приветственные лозунги.
А между тем бои продолжались, и в политдонесениях сообщалось о новых подвигах советских воинов. Так, из политотдела 19-й стрелковой дивизии сообщили об умелых действиях командира зенитной батареи гвардии старшего лейтенанта Кравченко. Батарея прикрывала боевые порядки пехоты с воздуха. В тот час самолетов врага над нашими позициями не было. Комбат вдруг заметил колонну противника. Оценив обстановку, он решил выдвинуть пушки для стрельбы прямой наводкой. Застигнутые внезапным огнем, гитлеровцы стали разбегаться, бросая автотранспорт и боевую технику. Но, обнаружив зенитки, гитлеровцы открыли огонь по нашей батарее из 75-мм пушек. Тогда гвардии старший лейтенант Кравченко приказал перенести огонь на батарею противника. В этом бою, навязанном врагу зенитчиками, [120] гитлеровцы потерями до батальона пехоты, 10 грузовых и 4 легковых автомашины, 5 повозок, 60 лошадей и батарею 75-мм пушек.
Помнится еще и подвиг лейтенанта Григороцкого из 113-й стрелковой дивизии, о котором я попросил редактора фронтовой газеты напечатать очерк. В донесении начальника политотдела о нем сообщалось: в бою на подступах к городу Крагуевац лейтенант Григороцкий первым ворвался в расположение противника и в рукопашной схватке уничтожил пятерых гитлеровцев. Был ранен, однако не покинул поля боя. Вскоре определив, что продвижению подразделения мешает огневая точка противника, замаскированная на высоте, Григороцкий с группой бойцов зашел в тыл и уничтожил ее. После боя, перевязав раны, лейтенант собрал воинов подразделения, рассказал об итогах дня, похвалил отличившихся и поставил боевую задачу на следующий день.
Осень в горах — не лучшее время для действий авиации. Тем не менее гул наших самолетов постоянно стоял над полем боя, радуя душу солдата, придавая ему уверенность в победе.
— Летчики рвутся в бой, — рассказывал при очередной встрече заместитель командующего 17-й воздушной армией генерал-майор авиации В. Н. Толмачев. — Но туманы и высокие горы сильно затрудняют действия авиаторов, особенно штурмовиков. Приходится бомбить с большой высоты. Кроме того, на горах гитлеровцы установили и хорошо замаскировали значительное число зениток. От их огня в первые дни мы понесли потери...
Летчики довольно быстро приспособились к горному рельефу, изменили тактику. Теперь штурмовики летали не эскадрильями под прикрытием истребителей, как это было на равнине, а одиночными самолетами. И это себя вполне оправдало.
Толмачев привел несколько примеров героизма наших летчиков. Я попросил его сообщить о них во фронтовую газету. Вскоре была опубликована заметка об экипаже штурмовика, возглавляемого комсомольцем лейтенантом Василием Филипповым. Зенитным огнем его самолет был подбит, один мотор отказал. Но экипаж продолжал выполнять задачу. Лавируя меж гор, Филиппов сбросил бомбы на цель и благополучно вернулся на свой аэродром. При осмотре его самолета техники и механики обнаружили 60 осколочных пробоин.
Предметом особого внимания политического управления были примеры боевого взаимодействия наших и югославских [121] подразделений. О каждом таком случае политработники сообщали по команде, о нем рассказывали многотиражные и фронтовая газеты. Как потом узнал, о подобных случаях широко сообщалось и в газетах, выпускавшихся в НОАЮ.
Вообще, должен сказать, без такого взаимодействия между братскими подразделениями вести успешные боевые действия в условиях горно-лесистой местности было бы невозможно. Так, на подступах к Белграду батальон майора Андреева из 93-й стрелковой дивизии, обогнув гряду высот, с тыла вышел к вражескому опорному пункту и атаковал его. Разгорелся жестокий бой. Гитлеровцы яростно сопротивлялись, и, наверное, нелегко пришлось бы нашим, если бы не подоспело одно из подразделений 23-й ударной дивизии подполковника Маладжина Йовановича. Совместными действиями советские бойцы и воины Югославии разбили врага, перешли шоссейную дорогу и устремились ко второму опорному пункту. По крутым скатам гор бойцы НОАЮ скрытно от фашистов провели батальон Андреева в тыл укрепленного пункта и сообща атаковали гитлеровцев. С другого фланга по врагу ударил батальон офицера Леонова во взаимодействии с другими подразделениями югославской армии. Гитлеровцы в беспорядке отступали.
Это был наглядный урок того, как взаимовыручка усиливает натиск на врага, меньшей кровью обеспечивает победу над ним.
Не только бойцы НОАЮ, но и мирное население принимало активное участие в освобождении своей родины. Простые люди всемерно оказывали помощь наступающим войскам. Так, западнее Неготина гитлеровцы при отступлении взорвали мост через бурную горную речку. Крестьяне по собственной инициативе вооружились топорами, лопатами, пилами и стали наводить переправу. Работая в холодной воде, они за три часа построили мост. В другом районе гитлеровцы обстреляли роту лейтенанта Клокова. Наши бойцы вынуждены были залечь. В это время группа югославских партизан подобралась к гитлеровцам с тыла и забросала их гранатами. Это дало возможность роте подняться в атаку и разгромить в рукопашном бою противника. Об этих фактах сообщило Московское радио в оперативной сводке Совинформбюро от 4 октября 1944 года. Таким образом, примеры совместной борьбы с фашистами становились известны не только на нашем фронте, но и всему народу, всему миру. Значение этого трудно переоценить.
В совместных боях за освобождение Югославии от фашистских захватчиков традиционная дружба советского и [122] югославского народов скреплялась кровью их лучших сынов. Она особенно ярко проявилась в дни боев за столицу Югославии. Автору этих строк посчастливилось быть непосредственным участником освобождения Белграда — одной из замечательных боевых операций, проведенных войсками 3-го Украинского фронта совместно с частями 1-го и 12-го корпусов НОАЮ.
Бои за Белград носили особенно ожесточенный характер, так как противник превратил город в мощный узел обороны. На подступах к нему и на его улицах гитлеровцы соорудили множество дзотов и дотов, противотанковых и противопехотных заграждений. Весь город был разделен на отдельные узлы сопротивления, и поэтому каждую улицу, каждый дом приходилось брать с большим трудом. Сплошного фронта наступления не было. Соединения 57-й армии и 4-го гвардейского механизированного корпуса действовали на самостоятельных направлениях с большими разрывами по глубине и без тактической связи друг с другом. В этих условиях требовалось обеспечивать непосредственное политическое воздействие политработников и коммунистов на личный состав. Важную роль приобретал личный пример. По решению Военного совета фронта практически все офицеры политуправления выехали в части.
— Вы поезжайте к Подпоринову, — сказал мне генерал-полковник А. С. Желтов.
Я и сам собирался быть у полковника И. А. Подпоринова — начальника политотдела 4-го гвардейского корпуса, который к тому времени успешно форсировал реку Великая Морава и на который возлагалась основная тяжесть боев за Белград.
— Вы знаете о просьбе товарища Тито помочь воинам Народно-освободительной армии Югославии первыми войти в столицу? — напутствовал меня член Военного совета. — Мы должны выполнить просьбу. Это важное политическое дело.
Да, это было мне известно. После возвращения генерал-полковника С. С. Бирюзова из Крайова, где он встречался с верховным главнокомандующим НОАЮ маршалом Иосипом Броз Тито, Сергей Семенович докладывал на заседании Военного совета о переговорах, говорил и об этой просьбе. Но тогда больше внимания было обращено, конечно, на детали Белградской операции, организацию взаимодействия в ходе совместных боевых действий советских и югославских войск. Было решено, что бойцы НОАЮ войдут в столицу на броне танков и САУ 4-го гвардейского механизированного корпуса. [123]
Когда дождливым утром я с группой работников политуправления разыскал в небольшом городке под Белградом командный пункт генерал-лейтенанта танковых войск В. И. Жданова, там находились и командир и начальник политотдела. Встретились, как всегда, тепло. Настроение, несмотря на хмурое утро, было бодрое.
Я сказал, что неплохо было бы взглянуть на Белград.
— Вместе посмотрим, Иван Семенович, — оторвавшись от бинокля, сказал Подпоринов, — как только фрица выбьем. Крепко засел.
— Выбьем, не впервой, — широко улыбнулся Владимир Иванович Жданов. — А пока чайку выпьем. Идемте, проголодались люди с дороги.
Мы спустились в столовую, оборудованную в каком-то подвале. В помещении было чисто, на столах — белые скатерти, у столов стояли мягкие резные кресла.
Разговорились о предстоящей операции. Я предложил подготовить обращение к бойцам и командирам.
— Да, нам есть что сказать личному составу, — согласился начальник политотдела.
— Поставим конкретные задачи, — поддержал командир корпуса.
Так родилась оперативная и действенная форма воздействия на личный состав частей и соединений, разъяснения воинам их непосредственных задач.
Позже, уже во время боевых действий в Венгрии и Австрии, мы широко использовали обращения командиров корпусов и дивизий к личному составу перед решением очередной боевой задачи. Пока же это был первый блин, и мы старались, чтобы он не вышел комом. Еще до обеда текст листовки-обращения, одобренный В. И. Ждановым, был отпечатан. Там, в частности, отмечалось, что в бой за освобождение Белграда мы идем не одни, а плечом к плечу с бойцами НОАЮ, патриотами и подлинными хозяевами столицы. Они должны иметь возможность войти в столицу страны вместе с нашими передовыми отрядами.
Это обращение командования корпуса в тот же вечер было доведено до всего личного состава на собраниях и беседах. Там, где позволяла обстановка, кроме того, были проведены партийные и комсомольские собрания с обсуждением предстоящих задач. В одной из бригад на партсобрании выступил и я, причем не мог не заметить, что гвардейцы-танкисты буквально рвутся в бой.
На КП корпуса, расположенный на лесистом склоне горы Авала, откуда в хорошую погоду мог просматриваться [124] Белград, вернулся затемно. Подпоринова не было — убыл в одну из бригад. Доложив по телефону члену Военного совета фронта о проделанной работе, решил лечь отдохнуть: день предстоял трудный. Но выспаться не удалось. Ночью зашел ко мне генерал-лейтенант танковых войск В. И. Жданов (он в том же помещении занимал соседнюю комнату). Его крупное спокойное лицо на этот раз было не на шутку озабоченным.
— Осложнение небольшое, — сообщил он, предварительно извинившись за вторжение. — Какая-то фашистская часть вышла на наши тылы и наступает в направлении КП.
Я невольно прислушался и уловил недалекий шум боя.
— Могут сюда прорваться, — сказал комкор озабоченно. — Пойду распоряжусь.
В. И. Жданов стремительно вышел. Я поспешил за ним. Комкор пытался связаться с одним из комбригов по телефону. Охрана, все офицеры, связисты готовились занять круговую оборону. Дело в том, что здесь, в горных условиях, отрезать командный пункт от основных частей особого труда не составляло: одна-единственная дорога связывала и о передовыми частями, и с тылами. Сняться так просто и уйти в горы громоздкому хозяйству КП было невозможно.
Наконец Владимиру Ивановичу удалось дозвониться. Вскоре танки одной из бригад, наступавших на Белград, прогрохотали по дороге туда, где наши подразделения с трудом удерживали наседавшего противника.
Бой был яростный и затих только к утру. Как только рассвело, мы с В. И. Ждановым выехали на место ночного боя. Дорога на протяжении нескольких километров, склоны горы по обе ее стороны были усеяны разбитой вражеской техникой и трупами. Наши солдаты уже расчищали дорогу, прямо танками сталкивали в кювет и под уклон разбитую технику. Санитары подбирали раненых...
Вернувшись на командный пункт, я доложил обстановку члену Военного совета. Алексей Сергеевич подробно расспросил о бое и приказал мне оставаться в 4-м гвардейском механизированном корпусе во время предстоящего штурма Белграда.
— Комфронта распорядился, чтобы Неделин и Судец сюда перенесли свои командные пункты, поближе к передовой, — сообщил мне В. И. Жданов. — Значит, начнутся главные события, Иван Семенович, — радостно закончил он.
В сопровождении своих офицеров командующий артиллерией фронта генерал-полковник М. И. Неделин и командующий 17-й воздушной армией генерал-полковник авиации [125] В. А. Судец прибыли на КП корпуса. Изучая обстановку на месте, они приняли меры для того, чтобы войска, непосредственно участвующие в освобождении Белграда, были усилены артиллерией и авиацией.
На КП 57-й армии генерал-полковники С. С. Бирюзов и М. И. Неделин, которым Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин поручил организацию взаимодействия между частями всех родов войск, а также между нашими и югославскими соединениями, провели совещание с командармом и комкором. Они уточнили план штурма Белграда и все детали взаимодействия с войсками 1-й армейской группы НОАЮ, которую возглавлял генерал-подполковник Пеко Дапчевич. Предполагалось фронтальным ударом главных сил на узком участке прорвать городской оборонительный обвод гитлеровцев, частью сил выйти в тыл противника и с ходу овладеть мостом через Саву, чтобы лишить врага возможности маневрировать резервами и отводить войска на запад. Затем несколькими ударами расчленить гарнизон противника на части и разгромить их. При выработке замысла учитывалось следующее. Гитлеровцы привыкли к тому, что города сначала окружают, а потом ведут бои по уничтожению гарнизона. А тут удар наносился на узком участке фронта с последующим развитием его по расходящимся направлениям для расчленения гарнизона.
А гарнизон Белграда немалый — в общей сложности 20 тысяч человек, 40 танков и около 170 орудий{18}. А главное — город заранее был подготовлен к длительной обороне, вокруг него построено два оборонительных рубежа — внешний и городской — с многочисленными железобетонными сооружениями, дотами и дзотами. К обороне были приспособлены каменные дома и ограды, а канализационные галереи, каменные подвалы, между которыми имелись ходы сообщения, превращены в укрытия. Весь город был разделен на узлы сопротивления.
— Наш план штурма для фрицев опять явится сюрпризом, — резюмировал свой рассказ В. И. Жданов после возвращения с совещания на командном пункте 57-й армии.
И вот во второй половине дня 14 октября после артиллерийской подготовки начался штурм городского оборонительного обвода. Главный удар наносили 4-й гвардейский механизированный корпус, 73-я и 236-я стрелковые дивизии во взаимодействии с соединениями и частями НОАЮ. [126]
Я с КП корпуса наблюдал, как более 300 орудий и минометов, 24 установки прославленных «катюш» в течение получаса обрабатывали передний край обороны противника и его опорные пункты, располагавшиеся вдоль южной окраины города. Находившийся тут же представитель 1-й Пролетарской дивизии НОАЮ, чьи бойцы на броне наших танков рвались в город, немолодой смуглый майор, сказал восхищенно:
— Вот это сила! Нам бы такие «катюши»...
Старый партизан радовался скорому освобождению столицы и, наверное, вспоминал трудные бои слабо вооруженных отрядов с вооруженными до зубов гитлеровскими войсками...
Еще не смолк гул канонады, а войска уже дружно пошли в атаку. Прорвав городской оборонительный рубеж, они овладели рядом опорных пунктов. Однако далеко в глубь города пробиться не удалось. Из уцелевших укреплений враг оказывал ожесточенное сопротивление. Наши войска перешли к испытанному тактическому приему: окружали опорные пункты, отрывали их от основных сил и уничтожали. И так — семь дней и ночей ни на час не затихали бои на улицах и площадях югославской столицы.
Командование фронта старалось исключить жертвы среди мирного населения и разрушение зданий. Поэтому штурм непосредственно города проводился без мощных бомбовых и артиллерийских ударов. Фашистов «выкуривали» главным образом орудиями, выделенными для стрельбы прямой наводкой, гранатами, автоматным огнем.
Медленное продвижение наших войск в городе объяснялось еще и тем, что он был сильно заминирован. Гитлеровцы подготовили к взрыву сотни жилых домов и административные здания, исторические памятники, крепость, железную дорогу, мост, водопроводную и канализационную сети, электростанцию, порт. Поэтому наряду с уничтожением противника войскам пришлось заниматься разминированием объектов. По распоряжению командующего фронтом для этих целей было выделено семь инженерных батальонов, которые шли вместе со штурмующими частями и немедленно после освобождения зданий и других объектов приступали к их разминированию.
О вкладе инженерных войск 3-го Украинского фронта в успех Белградской операции следует сказать особо. Только за 8 дней, с 3 по 10 октября, они построили три новых и восстановили 13 разрушенных мостов, проложили 6 километров новых и отремонтировали 28 километров горных дорог, [127] расчистили множество завалов, устроенных как противником, так и частями 14-го корпуса НОАЮ с целью воспрепятствовать отходу гитлеровцев на запад. Самоотверженный труд инженерных войск позволил пропустить через Восточно-Сербские горы за эти восемь дней кроме стрелковых соединений 4-й гвардейский механизированный корпус, мотострелковую бригаду, артиллерийскую дивизию, 3 артбригады, 16 полков тяжелой артиллерии, части гвардейских минометов, до 80 других боевых и тыловых частей{19}.
Для разминирования объектов в Белграде было выделено семь инженерных батальонов, которые работали практически круглые сутки. Всего советские саперы разминировали 845 объектов, в том числе 85 административных зданий. При этом было изъято 3179 мин, 3540 зарядов взрывчатых веществ общим весом 28656 кг, 12 «сюрпризов», обезврежено 7 складов со взрывчатыми веществами.
Нетрудно представить, каким разрушениям подвергся бы город, каковы были бы жертвы среди населения, если бы гитлеровцам удалось осуществить свой план.
Югославы высоко ценили заботу советского командования о жителях города, о спасении его культурных памятников и жилого фонда. «Сожженные русские танки на улицах Белграда, — писал в журнале «Югославия — СССР» в 1946 году (№ 4) видный общественный деятель Югославии Родолюб Чолакович, — свидетельствуют о геройстве танкистов, не щадивших свои жизни для того, чтобы Белград был освобожден с наименьшими разрушениями. Русские герои проливали свою кровь и за то, чтобы в борьбе при освобождении города как можно меньше погибло детей и женщин. Жители Белграда все это понимали и сердечно благодарили своих освободителей».
Высоко ценился труд саперов и в наших войсках. В дни боев за Белград бойцы фронта узнали о подвигах саперов Булыхова и Синтащева, командира разведроты лейтенанта Лапина, сорвавшего со своими подчиненными минирование гитлеровцами моста через Саву, лейтенантов Григорьева, Уродливченко и Далицкого, разминировавших крепость Калелигдам.
Однако не избежал Белград значительных разрушений. В этом «помогли» американские и английские летчики, которые еще 16 и 17 апреля, затем 18 мая подвергли его совершенно ненужным бомбардировкам. Замечу, что вскоре после освобождения Белграда, 7 ноября 1944 года, в день [128] 27-й годовщины Великого Октября, летчики союзников нанесли удар по 6-му гвардейскому стрелковому корпусу генерал-лейтенанта Г. П. Котова, находившемуся на марше к Дунаю. Они продолжали налет, пока летчики Героя Советского Союза А. И. Колдунова и Д. Д. Сырцова не дали им отпор.
Во время этого налета погибли комкор Г. П. Котов, помощник начальника политотдела корпуса по комсомольской работе капитан М. Харыкин и много наших солдат.
Борьба за освобождение Белграда от фашистских захватчиков проходила в крайне сложной обстановке. Одновременно с боями в самом Белграде напряженные события развивались юго-восточнее города. Крупная пожаревацко-смедеровская группировка гитлеровцев, теснимая частями 57-й армии, поспешно отступала в направлении Белграда, пытаясь соединиться с войсками, расположенными в городе. В районе горы Авала она была окружена нашими и югославскими войсками. Однако сил для ликвидации группировки было недостаточно. Командованию фронта пришлось часть подразделений, занятых боями в городе, снять и переключить на ликвидацию окруженной группировки. Это замедлило боевые действия в Белграде, однако они не прекращались ни на одну минуту.
Кроме пяти дивизий 1-й армейской группы НОАЮ для уничтожения этой группировки гитлеровцев пришлось выделить значительную часть наших войск. Для руководства боевыми действиями была создана оперативная группа штаба 57-й армии во главе с начальником штаба генерал-майором П. М. Верхоловичем.
Я в это время находился в 4-м гвардейском механизированном корпусе с группой работников политуправления и внимательно следил за развитием событий. Иметь в тылу такую группировку врага во время штурма большого города — удовольствие небольшое. Следовало как можно скорее покончить с нею. Комкор В. И. Жданов в ночь на 18 октября произвел частичную перегруппировку своих соединений, чтобы усилить танками советские и югославские стрелковые части.
Еще накануне, посоветовавшись с генерал-полковником А. С. Желтовым по телефону и переговорив с И. А. Подпориновым, я рекомендовал генерал-майору П. М. Верхоловичу послать командованию окруженной группировки ультиматум с требованием прекратить сопротивление. Верхолович согласился. В помощь ему для составления текста ультиматума я послал своего заместителя полковника Катугина, [129] приказав организовать передачу обращения к войскам противника по звуковещательным станциям.
Однако командование окруженной группировки отказалось принять ультиматум. Оно все еще надеялось пробиться на запад. Как стало известно из показаний пленного, командующий окруженной группировкой приказал вывести из строя всю технику (одних автомобилей у гитлеровцев было около 1500) и тремя группами прорываться к понтонным переправам через реку Саву в районе пригорода Белграда Чукарицы. Тогда наши войска совместно с югославскими, поддержанные авиацией 17-й воздушной армии, предприняли несколько ударов по сходящимся направлениям, и 19 октября группировка противника, насчитывавшая в своем составе до 20 тысяч человек, перестала существовать.
Вечером 19 октября наступило короткое затишье. Воспользовавшись им, мы с командиром 4-го гвардейского механизированного корпуса генералом В. И. Ждановым созвали совещание командиров и начальников политотделов соединений, штурмовавших Белград. Командиры и политработники кратко доложили о положении дел в частях, получили конкретные задачи на следующий день боев — день решающего штурма. После совещания мы с Подпориновым задержали начальников политотделов, с тем чтобы еще раз произвести перестановку политработников по соединениям и частям. Работники политуправления, входившие в мою группу, и политотдела корпуса вместе с начальниками политотделов выехали в бригады, а несколько человек по просьбе югославской стороны для координации действий отправились в части НОАЮ.
20 октября рано утром после коротких митингов начался завершающий штурм вражеских укреплений в самом Белграде. Бои были упорными, ожесточенными, кровопролитными. Дело в том, что гитлеровцы занимали весьма выгодное положение: в их руках находилась старинная Белградская крепость, из которой они простреливали на большую глубину наши позиции. Как уже говорилось выше, в городе каждое каменное здание было приспособлено к ведению уличных боев, понастроено множество дотов и дзотов. Но самое главное — вражеский гарнизон состоял из отъявленных головорезов — эсэсовцев и солдат отборных полицейских частей, которым терять было нечего.
Но перед натиском наших и югославских воинов, горевших желанием скорее освободить Белград, никто не мог устоять. Применяясь к обстановке, воины действовали мелкими группами. При поддержке танков и самоходных орудий [130] они отбивали у противника дом за домом, улицу за улицей. Наши передовые отряды клиньями врезались в оборону врага, расчленяли его подразделения и последовательно добивали. В условиях крупного города, который наше командование стремилось сохранить от разрушений, такая тактика была наиболее приемлемой и эффективной. Наблюдательные и командные пункты по мере продвижения войск перемещались все ближе к центру города...
В боях за освобождение Белграда наши бойцы и офицеры показали высокое боевое мастерство и беззаветную храбрость. Вот только одно сообщение, которое я, выбрав из политдонесений, передал представителю Совинформбюро. Расчет противотанкового орудия старшего сержанта Джумаева уничтожил три пушки, пять автомашин и рассеял две роты гитлеровцев. Взвод противотанковых ружей младшего лейтенанта Малькова уничтожил несколько огневых точек противника. Бойцы стрелкового батальона под командованиям Грунина истребили до полка немецкой пехоты, уничтожили 13 орудий, 4 миномета и захватили в плен 228 гитлеровцев.
Ясно, что в сводки Совинформбюро и центральную печать попадали вести лишь о единицах, а героизм советских воинов был массовым, о чем наглядно свидетельствовали политдонесения, поступающие в политуправление непрерывным потоком. Радовало, что наши бойцы в сложных условиях боев в городе показывали растущее боевое мастерство, неистощимую солдатскую смекалку и находчивость. В одной из бригад ко мне подвели молодого комсомольца, широкоскулого, в измазанном комбинезоне, но бравого и веселого. Из-под шлема выбивались русые волосы, озорно смотрели голубые глаза.
— Механик-водитель танка гвардии старшина Бражников, — представился он.
Чем же отличился танкист? Ворвавшись на пустынную улицу города, он смекнул, что она заминирована. И не ошибся.
— Командир, поддержи огнем, — попросил механик-водитель и вылез из машины.
Заметив смельчака, гитлеровцы открыли по нему стрельбу, но огонь из пушки и пулемета танка заставил врага замолчать. Бражников, умевший обращаться с минами, быстро расчистил дорогу и помог продвинуться остальным танкам бригады.
Как всегда, самое трудное дело в бою брали на себя коммунисты. В этой связи характерен для боев на улицах [131] югославской столицы такой случай, о котором сообщалось в одном из политдонесений.
Штурмовая группа нашего подразделения блокировала каменное здание, в котором засели гитлеровцы. Несколько попыток выкурить их оттуда окончились неудачей. Тогда проникнуть в здание попросились парторг роты красноармеец Иванов и коммунисты Чайкин и Петриков. Опытные воины под прикрытием огня товарищей незаметно для фашистов подобрались к зданию и в окна нижнего этажа одновременно метнули гранаты. Вражеский пулемет, особенно досаждавший пехотинцам, замолчал. Воспользовавшись этим, Иванов через окно проник в дом. Но тут на него накинулись шесть гитлеровцев. Отважный боец не растерялся. Троих Иванов сразил автоматной очередью, остальные подняли руки. В это время красноармеец Чайкин, проникший в дом через другое окно, неожиданно для обороняющихся открыл дверь в комнату, откуда бил второй пулемет, и метнул туда противотанковую гранату. Расчет был уничтожен, а пулемет оказался исправным, боеприпасов — в достатке. Хорошо знавший и умевший обращаться с оружием врага боец воспользовался им в бою. Так вместе с подоспевшими товарищами наши солдаты очистили дом от гитлеровцев.
Утром 20 октября на командный пункт генерал-лейтенанта В. И. Жданова доложили, что здание центральной телеграфно-телефонной станции, бои за которое продолжались с раннего утра и носили особо ожесточенный характер, наконец в наших руках.
Прибывший оттуда один из работников политотдела корпуса доложил нам с Подпориновым подробности. Когда здание не удалось захватить с ходу, командир 42-й отдельной истребительной противотанковой бригады полковник К. А. Леонов сказал, что для захвата телеграфа требуются добровольцы. Вызвались 15 коммунистов и комсомольцев. Возглавил их человек совсем не боевой профессии, но смелый и мужественный офицер — лейтенант медицинской службы Н. Н. Кравцов. Он не только хорошо знал свою специальность, но и свободно владел всеми видами стрелкового оружия и уже не раз показывал пример в боях.
Группа Кравцова, продвигаясь за танками 1-го батальона 14-й гвардейской механизированной бригады, вышла на улпцу Короля Александра. До здания телеграфа — рукой подать. От бойцов его отделял один квартал. Нужен был последний бросок. И командир группы дал команду на штурм здания. Бойцы, ведя огонь из автоматов, двинулись [132] вперед. В это время из подвала соседнего дома хлестнула по смельчакам пулеметная очередь.
Лейтенант Н. Н. Кравцов быстро сориентировался. Захватив двух бойцов, он по водосточной трубе и карнизу вместе с ними проник в окно дома, откуда стреляли гитлеровцы. Занятые боем, те не заметили опасности. 10 гитлеровских автоматчиков и расчет станкового пулемета уничтожили наши смельчаки.
Атака возобновилась. Но при подходе к зданию телеграфа штурмовую группу опять обстреляли — на этот раз из дома на углу королевского дворца. Пришлось залечь. Тогда Кравцов приказал бойцам открыть огонь по амбразурам, а сам с гранатами в руках пополз к дому. Вскоре в утробе вражеского дома прогремели два взрыва, однако последней очередью лейтенант медицинской службы Н. И. Кравцов был тяжело ранен...
Воодушевленные подвигом командира, бойцы через окна ворвались в здание телеграфа и огнем из автоматов уничтожили 25 вражеских солдат, 17 сдались в плен. Здание, подготовленное фашистами к взрыву, было спасено.
Когда о подвиге лейтенанта-медика доложили В. И. Жданову, он тоже не удержался от восхищения.
— Вот кто истинный герой! — сказал он. — Мог бы ведь и не лезть в пекло... Думаю, надо представить его к званию Героя Советского Союза.
С мнением В. И. Жданова, который сам не так давно получил это высокое звание, мы охотно согласились. Я лично проследил, чтобы документы были своевременно оформлены, и Н. Н. Кравцову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Не меньшей ожесточенностью отличались также бои в районах Главного вокзала, группы зданий Министерств, на Неманиной улице, в Чукарице. В этих местах наступали, взаимодействуя между собой, сражаясь плечом к плечу, бойцы 6-й Пролетарской, 16-й и 28-й ударной дивизий НОАЮ, 4-го гвардейского мехкорпуса, 73-й и 236-й дивизий.
На командный пункт 4-го гвардейского мехкорпуса, где я находился в те дни, поступали донесения, в которых приводились примеры боевого содружества и взаимовыручки советских и югославских бойцов в борьбе с общим врагом.
А после войны в книге «Белградская операция» я прочитал об одном из таких случаев, памятном мне с давних лет: «Комиссар товарищ Здравко ходил в штаб русского полка осведомиться о том, где находится противник... Обстановка [133] была следующей: немцы держат почти весь Калемегдан, Терезие и Славию. Войска Красной Армии продвигаются по улице к станции. Части 28-й Славонской дивизии наступают по Сараевской улице и по улице Штросмайера в направлении Министерства... Понтонный мост у Савской пристани находится в руках немцев. Только что у нас был один советский капитан и просил дать ему точные сведения о том, где находятся немецкие укрепленные пункты, чтобы открыть по ним огонь из «катюш». Он получил от нас необходимые информации, а товарищ М. П. Каменяр (командир 16-й ударной дивизии. — И. А.) лично отправился объяснить, где находятся немецкие укрепления.
Вообще можно сказать, что очень приятно воевать вместе с красноармейцами, которых мы всегда с радостью ждали. Мы были в штабе их полка. Там нет никакой принужденности, все очень просто и приятно...»
Да, приятно было воевать вместе с бойцами НОАЮ. Это были смелые, мужественные, открытые люди, люто, как и мы, ненавидевшие фашистов. И в боевой обстановке, и в короткие часы досуга советские и югославские бойцы чувствовали себя как братья.
Во время боя за мост через реку Саву пулеметчик 14-й бригады гвардии рядовой Бобылев узнал от югославских бойцов, что на одной из улиц накапливается большая группа гитлеровцев. Бобылев взял пулемет и ползком пробрался на указанную улицу. При помощи местных жителей он проник на чердак и открыл огонь по врагам. Застигнутые врасплох, гитлеровцы не успели даже разбежаться. Вся группа противника истреблена. Сержант Кондрашев (из этой же бригады) с группой бойцов очистил от фашистов участок железной дороги, лично уничтожил при этом много гитлеровцев.
Бои за Савский мост мне хорошо запомнились. Дело в том, что попытки частей 4-го гвардейского мехкорпуса захватить его не имели успеха: противник удерживал мост как последнее средство спасения.
Понимая это, В. И. Жданов решил обратиться за помощью к авиаторам и артиллеристам. Как раз на командный пункт корпуса прибыли Судец и Неделин. Вместе с ними выработали и блестяще осуществили весьма оригинальный план. По приказу командующего 17-й воздушной армией в условленный час над мостом и аэродромом Земун появились штурмовики генерал-лейтенанта О. В. Толстикова под прикрытием истребителей. Они подавили зенитную [134] и полевую артиллерию гитлеровцев, уложили наземь его пехоту. Воспользовавшись этим, наши воины на полном ходу ворвались на мост. Вскоре они уже завязали бой на левом берегу. Вслед за ними устремились части НОАЮ.
— Вот это молодцы! — восхищался действиями танкистов и пехотинцев В. А. Судец, пожимая руку В. И. Жданову.
— Это вам, летчикам, спасибо, — благодарил в ответ командир 4-го механизированного.
Мы все радовались успеху. Но — недолго. Противник стал предпринимать отчаянные попытки вернуть мост, чтобы спасти окруженные в Белграде свои войска.
В этих ожесточенных боях отличились многие — и наши, и югославские бойцы. Но мне особенно запомнился подвиг заместителя командира 211-го гвардейского стрелкового полка по политчасти майора Н. К. Ткаченко. Он одним из первых с группой в 12 человек ворвался на мост и обеспечил не только захват, но и удержание его до подхода основных сил. О его смелости, мужестве, умелом руководстве боем начальник политотдела 73-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник А. Г. Воронов докладывал и раньше. Постоянно находясь в боевых порядках полка, замполит лично руководил действиями штурмовых групп на самых трудных и опасных участках.
На белградских улицах, на мосту и берегах Савы солдатская судьба Никанора Корнеевича была счастливой: в самом конце — и ни одной царапины. Но позднее, когда его гвардейцы бились за расширение захваченного на западном берегу Дуная, у Батина, плацдарма, бесстрашный офицер-политработник погиб смертью храбрых. За свои подвиги на югославской земле Н. К. Ткаченко был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза{20}.
Уже после того, как смолкли выстрелы в Белграде, когда ликующие люди высыпали из подвалов на улицы, стало известно и нам и белградцам имя еще одного героя боев за спасение Савского моста — учителя Миладина Зарича, жившего поблизости. Следя за гитлеровцами, бывший офицер югославской армии, участник войн за освобождение своей страны, заметил, что оккупанты минируют мост. У него уже был опыт: в 1912 году, во время Балканской войны, он со своими солдатами захватил мост через [135] реку Шемпицу, не позволив противнику взорвать его. Старый учитель решил спасти и Савский мост.
Когда под натиском наших и югославских солдат гитлеровцы стали отступать по мосту, к ним присоединился Зарич. Он увидел, что к опорам моста прикреплены подрывные снаряды, соединенные проводами. Гитлеровцы в суматохе не заметили, как Зарич саперной лопаткой перебил провода. За этот подвиг Миладин Зарич был награжден югославским и советским орденами.
Утром 20 октября, когда начался последний штурм, я решил проехать по освобожденным улицам. Да и пора было на КП фронта. Бой удалился, однако враг еще обстреливал город, иногда над ним появлялись его самолеты. От очередного налета решили спрятаться в большом красно-кирпичном доме в четыре этажа.
— Лучше в этот подъезд, товарищ генерал, — остановил меня порученец Павел Романович Колпин.
— А какая разница? — удивился я, но все же послушался совета.
Только мы зашли, озираясь по сторонам в полумраке, как в доме грохнул взрыв, — видимо, бомба или крупнокалиберный снаряд угодили в крышу — средней части дома как не бывало, разрушилась до фундамента...
Белградцы уже не обращали внимания на бомбежку и редкие взрывы снарядов. Они ликовали, и от улыбок, казалось, светлее становилось вокруг. На зданиях реяли трехцветные национальные и красные флаги, на улицах и площадях стихийно возникали массовые митинги. Жители Белграда с величайшей радостью отмечали день своего освобождения, горячо благодарили воинов Красной Армии.
Вечером 20 октября на командном пункте фронта был получен благодарственный приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный Маршалу Советского Союза Ф. И. Толбухину.
Генерал-полковник А. С. Желтов распорядился немедленно передать приказ в войска, напечатать в экстренных выпусках фронтовой и многотиражных газет.
В ознаменование одержанной победы соединениям и частям, наиболее отличившимся в боях за освобождение столицы Югославии от немецких захватчиков, присваивалось наименование Белградских.
Приказ Верховного Главнокомандующего был зачитан на торжественном построении в частях. Конечно, торжественные [136] построения проводились там, где это можно было. Ведь с освобождением Белграда бои не только не прекратились, но продолжались с новой силой.
Но взятие Белграда было серьезным рубежом на пути к победе, большим праздником для югославов и наших воинов, праздником для всего советского народа. Не случайно столица нашей Родины в честь взятия Белграда салютовала 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Я заблаговременно дал указание в войска, чтобы командиры и политработники организовали прослушивание воинами радиопередачи из Москвы.
Победа, к сожалению, почти всегда омрачается горечью потерь. Но сознание того, что боевые побратимы отдали жизнь за правое дело, что по ним искренне скорбит братский народ, придает новые силы живым.
Никогда не забуду Белград через два дня после освобождения. Было так же пасмурно, но не пахло так порохом и гарью, на улицах было непривычно тихо, а люди скорбны и молчаливы. В этот день белградцы хоронили своих освободителей — погибших в боях солдат и офицеров Красной Армии и Народно-освободительной армии Югославии. В последний путь их провожало все население города и прилегающих селений.
Состоялся большой траурный митинг, на котором выступили советские и югославские товарищи.
А на следующий день, 23 октября, состоялся грандиозный митинг на одной из площадей столицы Югославии, на нем белградцы чествовали своих освободителей. Тех, кому предстояли еще новые бои.
И Советское правительство высоко оценило боевые подвиги наших воинов в борьбе за освобождение Югославии от немецко-фашистских захватчиков. Вскоре после войны 19 июня 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была учреждена медаль «За освобождение Белграда», которой награждены все участники этой операции. Большое число воинов 3-го Украинского фронта и 300 воинов НОАЮ были награждены советскими орденами и медалями.
Правительство Югославии за мужество и храбрость, проявленные в боях при освобождении Югославии и ее столицы Белграда, в свою очередь наградило орденами и медалями 2 тысячи советских солдат и офицеров. Тринадцати советским воинам было присвоено звание Народного Героя Югославии. В их числе командир 4-го гвардейского механизированного корпуса гвардии генерал-лейтенант [137] В. И. Жданов, командир 73-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор С. А. Козак, командир 10-й гвардейской штурмовой авиадивизии генерал-майор авиации А. Н. Витрук, капитан 3 ранга Г. Н. Охрименко, старший лейтенант И. А. Булкин и другие{21}.
Однажды во время переезда на новый КП фронта генерал-полковник А. С. Желтов остановил машину. Он молча пошел к берегу, на песчаный пляж, уверенный, что я иду за ним. Дошел до уреза воды, быстро присел на корточки и зачерпнул в ладони. Выпрямился и, не оборачиваясь, глядя на Белград, на восток, проговорил:
— А ведь два месяца назад умывались еще в Днепре... Каково, Иван Семенович? — и, улыбаясь, посмотрел на меня. [138]