Глава четвертая.

На львовском направлении

Начало лета 1944 года ознаменовалось бурными событиями, следовавшими одно за другим. 6 июня на севере Франции высадились наши союзники — в Европе был наконец открыт второй фронт. Спустя четверо суток на Карельском перешейке перешел в наступление Ленинградский фронт. Уже через десять дней был освобожден Выборг. Истерзанный блокадой город Ленина мог теперь вздохнуть спокойно. 21 июня нанес сокрушительный удар по финнам, сражавшимся вместе с гитлеровцами, Карельский фронт. Была форсирована полноводная Свирь и освобождена столица Карельской республики — Петрозаводск. Двумя сутками позже началась одна из блистательных операций Красной Армии под кодовым названием «Багратион». Почти одновременно удар наносился войсками четырех фронтов: 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских. На огромном пространстве от Полоцка на Западной Двине до Мозыря на Припяти была разгромлена группа армий «Центр». Красная Армия освободила от фашистских захватчиков города Витебск, Орша, Могилев, Бобруйск. Восточнее Минска было окружено, а затем и уничтожено 25 гитлеровских дивизий.

Каждый день приносил знаменательные вести. Москва то и дело салютовала советским воинам, освобождавшим все новые и новые советские города и села. Мы от души радовались этим победам, поздравляли друг друга и с понятным нетерпением ждали, когда же придет наш черед идти вперед. Корпус по-прежнему стоял в обороне на рубеже Бенява, Злотники, Гайворонка. Мы занимались боевой подготовкой, вели разведку противника, улучшали свои позиции в инженерном отношении. Работа проводилась, конечно, большая. Достаточно сказать, что только в полосе 99-й стрелковой дивизии к 25 июня было отрыто 83 515 погонных метров траншей, оборудовано 4490 [155] стрелковых ячеек, 422 площадки для пулеметов, 81 дзот, 383 блиндажа, около 200 огневых позиций для орудий и минометов, поставлено 16 678 противотанковых и противопехотных мин.

Работники штаба корпуса выезжали в части, контролировали ход инженерных работ, боевую службу и учебу, помогали ее организовывать, собирали данные о противнике. И все же чувствовалось, что длительное сидение в обороне, тем более теперь, когда на других фронтах идет наступление, тяготит людей. Все чаще и чаще бойцы задавали один и тот же вопрос: «Когда мы-то начнем?»

Вечером 26 июня на КП корпуса раздался телефонный звонок. Начальник штаба армии Г. А. Тер-Гаспарян сообщил, что рано утром к нам намерен прибыть генерал Павел Алексеевич Курочкин — новый командарм, сменивший И. Д. Черняховского, назначенного командующим фронтом.

Приезд командарма в той сравнительно спокойной обстановке мог означать только одно: кончилось наше затянувшееся ожидание. П. А. Курочкин приехал часам к восьми утра. До этого я не встречался с ним, хотя по рассказам знал этого генерала. Говорили, например, что командарм очень прост в обращении, добродушен, почти никогда не выходит из себя. Так оно и оказалось. Курочкин был в хорошем расположении духа, шутил. Осмотрев блиндаж Григоровича, состоящий из двух больших отсеков со спальней, он усмехнулся:

— С комфортом живете. Смотри-ка, дворец какой себе отгрохали! Нам бы такой тоже не помешал. Верно? — обернулся командарм к приехавшим с ним офицерам.

— Охотно готов уступить кому прикажете, товарищ командующий, — в тон ему отозвался Григорович.

— Знаю, знаю, — покачал своей массивной, наголо обритой головой Курочкин, — не терпится скорее вперед?

Даже в нашем просторном блиндаже его высокая плечистая фигура в тщательно подогнанной форме выглядела внушительно.

— Конечно, не терпится, — откровенно признался комкор. — Надоело сидеть на месте. Другие-то вон как рванули! Надеюсь, теперь и наша очередь подошла?

— Угадали, Михаил Фролович. — Курочкин посерьезнел. — В ночь на тридцатое июня вам предстоит сдать [156] свой участок обороны частям семьдесят четвертого корпуса. — Командарм подошел к висевшей на стене карте. — По маршруту Струсув, Тернополь, Игровица следует передислоцироваться в район Подкамень, Панасувка, Паповце. Там вы получите новую боевую задачу.

Вполне понятно, Павел Алексеевич не мог раскрыть всего размаха предстоящей операции. Она готовилась в условиях большой секретности. Задачи до войск доводились ведь только непосредственно касающиеся определенных соединений и частей, и лишь тогда, когда их уже нужно было исполнять. Сейчас-то мы уже знаем, что в тот период войскам 1-го Украинского фронта (ими командовал уже маршал И. С. Конев, так как Г. К. Жуков вернулся к исполнению своих прямых обязанностей заместителя Верховного Главнокомандующего) предстояло провести Львовско-Сандомирскую операцию. Для этого привлекались большие силы, сосредоточенные по приказу Ставки на нашем направлении: 80 дивизий, 10 танковых и механизированных корпусов, 4 отдельные танковые и самоходно-артиллерийские бригады, что в итоге составляло 1200 тысяч человек, около 14000 орудий и минометов, 2200 танков и САУ и 3000 самолетов{4}.

Противостоящие силы были тоже немалыми. Перед 1-м Украинским фронтом оборонялась группа армий «Северная Украина». В нее входили: 1-я, большей частью сил 4-я немецкие танковые армии, а также венгерская армия, насчитывавшие 900 тысяч солдат, до 6300 орудий и минометов, 900 танков и САУ и 700 самолетов{5}. По линии Грубешув, Рава-Русская, Львов, Галич, Станислав, превратив эти города в мощные узлы сопротивления, гитлеровцы подготовили рубеж обороны глубиной до 240 километров, оборудовав его дотами, дзотами и максимально насытив огневыми средствами и танками.

Маршал Советского Союза И. С. Конев решил нанести удар одновременно на двух направлениях: рава-русском и львовском. Ставка утвердила этот план. Теперь нам поручалось осуществить его. Вместе с 38-й общевойсковой, 3-й гвардейской и 4-й танковыми на львовском направлении предстояло действовать и нашей 60-й армии. [157]

— Вам все понятно? — закончив постановку боевых задач, спросил Курочкин Григоровича.

— Так точно! Свой участок мы сдадим быстро. Для этого все готово, — тотчас отозвался комкор.

— А вы не спешите, Михаил Фролович, — мягко улыбнулся Курочкин. — Смену войск надо провести так, чтобы у немцев не возникло и тени подозрения о наших намерениях. Продумайте и доложите свои соображения на этот счет. Я бы, например, накануне, ну, скажем, за двое суток до смены, провел разведку боем.

— Сделаем, товарищ командующий.

— Своего мнения не навязываю. Может, у вас возникнут иные предложения. На месте виднее...

Командарм уехал, а мы стали готовиться к сдаче участка. Непосвященному человеку трудно представить, насколько велик объем этой работы. Нужно подготовить все последние разведданные вплоть до обнаруженных накануне пулеметов, схемы обороны, огня, связи, противотанковых районов, формуляры минных полей и других инженерных заграждений. Одних только карточек огня командиров отделений и расчетов в полку требуется иметь примерно сто пятьдесят. И это лишь по основным позициям. А если учесть и запасные, то число удвоится. Но документация — это лишь часть дела. Необходимо также предусмотреть меры маскировки, обычный режим поведения и огня войск, создание ложных позиций, установку макетов боевой техники и многое, многое другое.

В штабе корпуса для контроля за мерами маскировки на период перегруппировки войск была создана специальная группа во главе с начальником автобронетанковых войск подполковником Ф. И. Андреевым. В нее вошли оператор майор В. Е. Салогубов, только что назначенный вместо убывшего от нас И. Т. Макурина корпусной инженер подполковник Н. А. Перельштейн, заместитель начальника штаба артиллерии корпуса майор В. Д. Затворницкий, помощник начальника связи майор А. Д. Железнов и наш бессменный начальник отдела кадров майор В. Д. Рогозин. Поскольку я упомянул о Рогозине, скажу о нем несколько слов. Мы уважали и ценили майора за деловитость и оперативность в работе. Все наши людские ресурсы проходили через его руки. Рогозин не только занимался подбором командных кадров, но и отвечал за пополнение частей личным составом. Он связывался [158] с местными военкоматами, ездил во вновь создаваемые партийные и советские органы и всюду, где только можно, «добывал» людей; занимался распределением пополнения по частям, учетом потерь личного состава, оформлением наградных документов, отбором на учебу отличившихся бойцов. Забот у кадровика было через край, и тем не менее ему как-то удавалось успевать все сделать.

Как и рекомендовал командарм, за двое суток до смены частей, в ночь на 27 июня, мы провели силовую разведку боем. Задача эта возлагалась на 1-й батальон 1196-го полка 359-й дивизии. Командовал полком уже известный читателю Иван Федорович Банатин. Представителем от штаба дивизии в полку был начальник оперативного отделения майор П. А. Крамаренко, отличившийся еще в октябрьских боях 1943 года и тогда же награжденный орденом Отечественной войны II степени. Оба они и организовывали бой.

После короткого артналета разведотряд под огнем переправился через Стрыпу и атаковал первую линию вражеских траншей. В окопах завязалась рукопашная схватка. Командир одного из отделений 5-й стрелковой роты младший сержант А. О. Жарский первым ворвался в штабной блиндаж гитлеровцев и лично уничтожил четырех фашистов, а одного взял в плен. Затем со своим отделением он подавил две пулеметные точки и засек местоположение двух минометных батарей противника. Геройски дрался воин за свою землю: он был родом с Киевщины. За этот и другие подвиги, совершенные чуть позже, в момент ликвидации бродской группировки немцев, Александр Остапович Жарский был удостоен ордена Славы III степени.

В результате разведки боем было захвачено трое пленных, один из которых, правда, утонул в Стрыпе при отходе, уточнено начертание переднего края обороны противника и расположение его огневых средств. Выполнив свою задачу, разведотряд в 9.00 отошел на исходные позиции. Активно поддерживали разведку боем артиллерия и минометы. Почти не маскируясь, огонь вели многие батареи. Расчет был простой: противник засечет наши огневые точки, нанесет их на карты и будет, как говорится, держать под прицелом. Мы же при отходе снимем орудия и минометы, а вместо них поставим макеты. Как доложил командующий артиллерией корпуса И. А. Никитин [159] (В. А. Квашневский убыл в распоряжение отдела кадров фронта), в нашем районе обороны было создано двенадцать таких ложных батарей. Группа саперов под командованием подполковника Перельштейна довольно искусно оборудовала несколько ложных командно-наблюдательных пунктов, демаскировавших себя блеском стекол.

Большую работу в эти дни проделали связисты во главе с майором Н. М. Готовченко. Они сняли все штатные средства связи, наладили, используя трофейный провод, а кое-где и остатки обесточенной местной электросети, временные линии.

Вечером 29 июня подполковник Андреев доложил мне, что намеченные планом мероприятия выполнены. Мы с ним еще раз проверили по документации, все ли сделано. При том объеме работы, который проделала группа Андреева, не мудрено было что-то упустить. Однако все было осуществлено четко. И тогда я пошел докладывать комкору. Генерал Григорович остался доволен и дал указание начать сдачу участка частям 74-го корпуса.

В ночь на 30 июня мы были выведены на дневку в район второго оборонительного рубежа, а затем тремя ночными переходами передислоцировались на новое направление.

К 5 июля корпус вышел на рубеж Малениска, Вережбовчик, Гнидава и, заняв здесь оборону, стал готовиться к наступлению. Проводить его предстояло в довольно трудных условиях. В полосе предстоящих нам боевых действий местность можно было разбить на два участка, совершенно различных по профилю. Восточный — от реки Серет до рубежа Ожидув, Бялы Камень, Сасов протяжением 30–32 километра — представлял собой сильно пересеченную низменность, слегка повышающуюся к западу. Здесь было много оврагов, лощин, небольших холмов, а с северо-запада на юго-восток протекали два широких ручья с открытыми берегами. Это давало противнику преимущество в выборе позиций и наблюдательных пунктов. Восточнее Колтува местность была заболочена: там извивались три речки — Волица, Луч и Керничина, что, конечно же, сильно стесняло маневр войск. Западный участок был сравнительно открытым, но тоже топким. Артиллерия и здесь могла вполне застрять, а если и продвигаться, то с немалым трудом. [160]

В соответствии с местностью была построена и оборона противника, к которой он перешел, потерпев поражение в период весеннего наступления наших войск в направлении Тернополь, Скалы, в апреле 1944 года. Времени у фашистов для того, чтобы как следует укрепить свои позиции, было достаточно. За три месяца в той полосе, где предстояло наступать корпусу, они оборудовали три рубежа: основной — по линии Малениска, Маркополь, Лопушаны и два промежуточных — один западнее Ясенюв и далее по южному берегу рек Волица и Луч до Звыжина, а другой по южному берегу Западного Буга на участке Бялы Камень, Кругув. Кроме того, были созданы отсечные позиции по рекам Луч и Злочувка.

Система обороны противника строилась по принципу узлов сопротивления, составляющих общий бродский рубеж обороны гитлеровцев на пути к Львову. В опорных пунктах были отрыты две-три линии траншей полного профиля с открытыми площадками для пулеметов. Имелись также дзоты (перед фронтом наступления корпуса их насчитывалось 17), мощные блиндажи, хорошо оборудованные огневые позиции. У переднего края проходила густая сеть противопехотных и противотанковых заграждений.

Значительной по своему составу была и группировка противника. Плотность немецких войск на один километр фронта составляла до 200 активных штыков, 15 пулеметов, свыше трех орудий и минометов и один танк.

С учетом этих обстоятельств командарм поставил корпусу задачу, сковывая противника на рубеже поселков Нетреба, Оржиховчик, использовать прорыв 15-го стрелкового корпуса, нанести удар в направлении Баткув, Пеняки и прорвать вражескую оборону в районе высоты 353,0, а в последующем, свертывая боевые порядки врага в северо-западном направлении, решительным маневром одной стрелковой дивизии во взаимодействии с войсками 13-й армии окружить и уничтожить бродскую группировку врага.

Прорыв сильно укрепленной обороны, да еще в условиях лесисто-болотистой местности, требует особенно тщательной и всесторонней подготовки. Хорошо, что мы имели в запасе время, правда небольшое — всего несколько дней, тем не менее это давало возможность провести необходимые мероприятия. То, что было сделано, очень, на [161] мой взгляд, характерно для подготовки наступления такого большого масштаба. Поэтому позволю себе остановиться на этом подробней, тем более что работа штаба корпуса, который в тот период был уже четко слаженным коллективом, была особенно интенсивной и многогранной.

Прежде всего о планировании. Занимались им, конечно, все отделы; каждая служба по своей линии готовила данные, необходимые комкору для решения.

Штаб артиллерии во главе с подполковником Н. Н. Рудой, уточнив у подполковника С. М. Дашука и его разведчиков схему обороны противника и его силы, спланировал все виды огня, план перемещения артдивизионов в ходе боя и вместе с начальником артснабжения подполковником Ф. Ф. Никитиным сделал расчет необходимого количества боеприпасов.

Связисты, которыми руководил подполковник А. Ф. Шацкий, разработали и разослали в войска переговорные таблицы. Ими же была составлена схема организации связи на весь период боя с учетом перемещения командных и наблюдательных пунктов до дивизий включительно.

Но больше всех, как это обычно и бывает при планировании, досталось операторам. Возглавил их только что прибывший к нам подполковник Игнат Михайлович Видиборец. Полковник Г. М. Караван, сменивший уехавшего от нас В. С. Новикова, был ранен при выезде в войска, и у меня опять не было начальника оперативного отдела, его обязанности исполнял майор И. Б. Смирнов. И вот накануне наступления ко мне зашел кадровик майор В. Д. Рогозин и сообщил, что подписан приказ о назначении к нам И. М. Видиборца. Вполне понятно, что его приезда мы ждали с нетерпением, но в то же время думалось: подходящим ли окажется человек? Должность начальника оперативного отдела корпуса не всякому по плечу. Здесь ведь нужно иметь хорошо развитое оперативно-тактическое мышление, способность предвидеть ход и исход боя, соответствующую интуицию, не говоря уж об исключительной работоспособности. Видиборец оказался именно таким человеком. Он оставался в штабе корпуса до конца войны. Я хорошо его узнал и, думаю, только отдам ему должное, сказав, что это был талантливый оператор. С первых же дней, с той самой подготовки июльского [162] наступления корпуса, Игнат Михайлович показал, на что способен. Разработанный им вместе с И. Б. Смирновым, М. А. Дельцовым, П. Я. Роговым и В. Е. Салогубовым план предстоящего боя отличался всесторонней продуманностью, творческим подходом к решению вопросов управления, взаимодействия, контроля за выполнением поставленных задач.

Комкору понравились все наши предложения. В соответствии с поставленной командармом задачей план предусматривал прорыв обороны противника на левом фланге корпуса силами 99-й и двух полков 68-й дивизий на пятикилометровом участке; на правом же фланге для сковывания противника на двенадцатикилометровом фронте оставался один из полков 68-й гвардейской дивизии. К исходу второго дня наступления предусматривался выход главных сил корпуса на первый промежуточный рубеж обороны противника, после чего предполагалось ввести в бой 359-ю дивизию и нанести удар в северо-западном направлении с целью окружения во взаимодействии со 102-м стрелковым корпусом бродской группировки гитлеровцев. Наращивание удара вводом новых сил — полков вторых эшелонов — планировалось уже с момента прорыва основной позиции обороны противника.

Когда генерал М. Ф. Григорович доложил приехавшему командарму наш план, Павел Алексеевич Курочкин отозвался не сразу. Некоторое время молча рассматривал вычерченную операторами схему предстоящего наступления, которая была повешена на стене, потом негромко сказал:

— Все правильно. Возражений не имею. Только вы, наверное, запамятовали, что триста пятьдесят девятая дивизия составляет мой резерв.

— Нет, товарищ командующий, не забыли, — ответил Григорович невозмутимо, но в его глазах я уловил хитроватый прищур. Михаил Фролович умел, когда нужно, находить и обходные пути, чтобы отстоять свою точку зрения. — Но мы надеемся, — продолжал он все так же спокойно, — что вы разрешите нам использовать триста пятьдесят девятую дивизию в нужный момент.

Курочкин засмеялся.

— Ишь хитрецы! На меня, значит, надеетесь?

— Так точно.

— А что, если я не сочту момент нужным? [163]

— Тогда мы постараемся убедить вас фактами.

— Ладно, — сказал Павел Алексеевич добродушно. — Я, конечно, не против фактов, но... Посмотрим, насколько вескими окажутся ваши аргументы.

Командарм поинтересовался, как мы намерены использовать артиллерию. Корпус не получал на усиление ни одного орудия. Поэтому нам нужно было рассчитывать лишь на свои силы.

М. Ф. Григорович доложил, что артподготовка планируется по узлам сопротивления и отдельным целям продолжительностью полтора часа. На направлении главного удара сосредоточивается огонь артиллерий 359-й и обеих дивизий первого эшелона. Наличие боеприпасов на огневых позициях доведено до двух боекомплектов.

В последний момент корпус все-таки получил усиление. В наше распоряжение поступил 1889-й самоходно-артиллерийский полк. Таким образом, на один километр фронта в полосе прорыва было сосредоточено до 50 орудий и минометов. Плотность артиллерии была явно недостаточной для надежного подавления противника, и мы решили компенсировать это интенсивностью огня (на каждое орудие было выделено до полутора боекомплектов снарядов) и продолжительностью артподготовки. Кроме того, артиллерийские батареи гитлеровцев, их резервы и опорные пункты в глубине обороны должна была уничтожить наша авиация.

— Не забудьте, что на вывод войск в исходное положение для наступления вам дается всего несколько ночных часов, — заметил генерал П. А. Курочкин.

— Мы учли это в своих планах. — Михаил Фролович развернул график. — Вот, посмотрите: все расписано по часам и доводится до исполнителей. С офицерским составом до командира батальона включительно заранее предусмотрена рекогносцировка маршрутов движения, полос наступления, ну и, разумеется, изучение обороны противника.

Командарм остался доволен. Уезжая, он только напомнил об опыте соседа справа. Там немцы заранее отошли с первых двух позиций своей обороны. Хорошо, что разведка вовремя обнаружила это, иначе тысячи снарядов были бы выпущены по пустому месту. Чтобы избавить себя от неожиданностей, за девять часов до начала общего наступления мы решили провести разведку боем [164] силами одного батальона 99-й стрелковой дивизии. В его задачу входило установить истинное начертание переднего края и силы обороняющегося противника, своими действиями вызвать на себя огонь всех средств врага и вскрыть тем самым систему его артиллерийской обороны, установить расположение минных полей и иных заграждений, проделать проходы в них. При успешном развитии разведки боем батальон должен был ворваться в расположение гитлеровцев и овладеть высотой 353,0, обозначив этим исходные позиции для атаки главных сил.

После утверждения нашего плана комкор генерал Григорович собрал командиров дивизий и начальников их штабов. Мы не так уж часто собирались все вместе и поэтому обрадовались встрече. Из 99-й дивизии приехали мои знакомые генерал Александр Андреевич Сараев и полковник Георгий Степанович Половик. У генерала В. Ф. Стенина в 68-й гвардейской был новый начальник штаба полковник Григорий Митрофанович Караван, наш бывший начальник оперативного отдела. Он быстро оправился после ранения и не захотел уезжать из корпуса. Поскольку прежнее место его было уже занято, кадровики нашли подходящую должность, на которую Григорий Митрофанович с радостью согласился. Он хорошо знал Стенина и был уверен, что сможет с ним сработаться. Новый начальник штаба был и в 359-й дивизии: вместо раненного в бою Михаила Ивановича Протопопова назначили молодого, очень энергичного подполковника Геннадия Сергеевича Хаврина. Комдивом по-прежнему оставался Петр Павлович Косалапов.

Григорович познакомил собравшихся с задачами. Затем было проведено занятие на тему «Прорыв сильно укрепленной полосы противника». Бралась реальная обстановка и рассматривались конкретные задачи по рубежам вероятных действий корпуса. Затем Михаил Фролович дал указание на проведение рекогносцировки местности и противника, подготовку командных и наблюдательных пунктов, организацию связи, напомнил о мерах маскировки.

Командиры дивизий провели аналогичные занятия с командирами полков и батальонов. А для практической подготовки войск в дивизиях были созданы учебные поля. На них тренировались роты, батальоны, полки. Отрабатывались темы «Штурм укрепленной полосы с преодолением [165] водной преграды», «Бой в населенном пункте», «Бой в лесном массиве». Занятие с каждым подразделением заканчивалось тактическим учением с боевой стрельбой, где особое внимание обращалось на отработку движения пехоты за огневым валом и взаимодействия с танками.

Большой объем работы выпал на долю тыловых подразделений. Они были подтянуты в районы Лопушно, Подкамень, Чистопады и расположены в 5–10 километрах от переднего края, как того требовала обстановка. Григорию Федоровичу Величко и всему штабу тыла, возглавляемому Василием Ивановичем Бочкаревым, пришлось изрядно помотаться в те напряженные дни. В частях были сделаны необходимые запасы. Обеспеченность боеприпасами была доведена до двух с половиной боекомплектов (тут уж постарался начальник артснабжения корпуса Ф. Ф. Никитин), ГСМ — до трех заправок, продфуражом — до 12 сутодач. Медсанбаты развернулись по возможности ближе к передовым подразделениям. Корпусным врачом майором медслужбы Федором Федоровичем Череповым была разработана схема максимального приближения этапов эвакуации раненых к наступающим частям.

Изрядно пришлось потрудиться связистам и их начальнику А. Ф. Шацкому. Узлы связи всех штабов были подготовлены к работе как на месте, так и в движении, созданы резервы средств связи. Надо было учитывать, что мы прорываем оборону противника на узком участке фронта и, используя успех соседа слева — 15-го стрелкового корпуса, должны свертывать оборону противника ударом на Пеняки. Коммуникации, вполне естественно, должны были растянуться. Поэтому проводные средства связи распределялись так, чтобы у начальников направления оказался достаточный запас и кабеля, и аппаратов, — это позволило бы им маневрировать связью на поле боя.

Пункты управления мы разместили таким образом: основной КП, где должны были находиться комкор, командующий артиллерией И. А. Никитин и оперативная группа, возглавляемая И. М. Видиборцем, располагался на высоте 382,0, в 3 километрах западнее Кутыще; два Фланговых НП, предназначенных для наблюдения за боевыми действиями наших частей и противника, мы оборудовали в районе церкви Подкамень и на высоте 395,0 — тут должны были находиться офицеры штаба корпуса. [166]

В частности, на правом НП был помощник начальника разведотдела К. С. Журин, а на левом — майор М. А. Дельцов. Соответственно были распределены средства связи штабной роты: два положения по линиям командных и наблюдательных пунктов, третье — с тылом, четвертое — в резерве. Радиосредства разделялись на два эшелона: первый — на основном командном пункте, второй — в оперативной группе, двигающейся с комкором.

Поскольку от нас требовалась тщательная маскировка всех проводимых мероприятий — противник ни в коем случае не должен был заподозрить о готовящемся наступлении, — начальнику связи корпуса подполковнику А. Ф. Шацкому совместно с начальником шифровального отдела майором И. Я. Судовцевым пришлось особенно строго следить за соблюдением правил скрытного управления войсками. При переговорах по телефону не допускалось ни малейшей вольности. Виновные в различного рода нарушениях строго наказывались.

В период подготовки к наступлению ни на минуту не ослабевала партийно-политическая работа. Главной ее задачей было создание в войсках высокого наступательного духа. Все дивизионные и полковые политработники находились непосредственно в ротах и батальонах. Они, если представлялась такая возможность, беседовали с людьми, инструктировали агитаторов, сообщали бойцам о последних вестях с фронтов. Воинам разъяснялись предстоящие задачи, особенности наступления в лесисто-болотистой местности. Перед личным составом выступали бывалые красноармейцы, отличившиеся в предыдущих боях. Они рассказывали и показывали, как действовать в штурмовых группах, преодолевать малозаметные препятствия, проволочные заграждения и минные поля, блокировать доты, дзоты и уничтожать их. Эти советы потом очень пригодились молодым воинам. А их у нас была примерно пятая часть.

Накануне наступления в соединениях состоялись собрания. На них обсуждались задачи партийных и комсомольских организаций по обеспечению авангардной роли коммунистов и членов ВЛКСМ в подготовке к прорыву и в самом ходе боевых действий.

В эти дни, точно так же как на Днепре, политотдел пустовал. Все его работники находились в войсках. Новый начальник политотдела полковник А. А. Орлов (А. И. Романова [167] еще в мае отозвали в Москву на преподавательскую работу) напоминал мне Александра Ивановича Фролова, с которым мы были в свое время очень дружны. Так же, как и начальник политотдела 23-й стрелковой дивизии, Александр Алексеевич Орлов не любил сидеть в штабе. При любой возможности он выезжал в полки и там шел в роты, чтобы потолковать с бойцами. Такие беседы, как неоднократно говорил мне Орлов, давали ему возможность узнать о настроении людей, причем непосредственно от самих участников событий. Орлов даже внешне чем-то немного походил на Фролова, только был выше ростом. Он всегда очень внимательно слушал собеседника, сам говорил мало — не любил многословия. На собраниях, когда оратор начинал говорить не по существу, Александр Алексеевич морщился, как от зубной боли, и иногда даже позволял себе перебить выступающего репликой: «А вы, товарищ, поближе к делу!»

* * *

В ночь на 14 июля части корпуса были скрытно выведены в исходное положение для наступления. Передний край немцев продолжал жить обычной жизнью. Над траншеями периодически лениво взлетали ракеты. Изредка постукивали пулеметы, и ахали разрывы мин.

В половине пятого мне на командный пункт позвонил начальник штаба 99-й дивизии полковник Г. С. Половик и доложил, что они готовы начать разведку боем. Я уже знал, что эта ответственная задача возложена на 3-й батальон 197-го стрелкового полка. Командовал им капитан А. Н. Александров. Выбор на него пал не случайно. Александр Николаевич — коммунист, кадровый офицер, служил в армии с 1939 года. Почти два года воевал, был трижды ранен, награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда», которая среди фронтовиков очень высоко ценилась. Участников битвы на Волге справедливо считали людьми мужественными, отважными и в боевых делах искушенными. Говорили: «Кто прошел сталинградское пекло, тому сам черт не страшен!»

— Ну что ж, удачи вам! — пожелал я Георгию Степановичу. — Действуйте по плану. И почаще звоните.

Ровно в 4.45 после короткого артналета капитан Александров поднял свой батальон в атаку. Ведя огонь на ходу, бойцы по проделанным заранее проходам быстро [168] преодолели минные поля и проволочные заграждения противника. Первой во вражеские окопы ворвалась рота гвардии старшего лейтенанта В. К. Дорожкина. Бой завязался в первой, а затем и во второй траншеях. Капитан Александров, так же как и Дорожкин, находился в первых рядах атакующих. Личный пример комбата увлекал красноармейцев, заставлял их действовать еще более стремительно и отважно. Батальон с ходу форсировал сравнительно неширокую здесь реку Серет и овладел частью села Гнидава. Немцы, опомнившись, стали оказывать сопротивление, которое нарастало с каждой минутой. Огонь открыла их артиллерия, ударили шестиствольные минометы. Наступающие цепи накрыли густые разрывы. В наших рядах начались потери. Ранен был старший лейтенант Дорожкин, но поля боя не покинул и, наскоро перетянув рану, продолжал командовать ротой. Лишь после второго ранения его, уже в бессознательном состоянии, вынесли в тыл санитары. За этот подвиг он был награжден орденом Отечественной войны I степени. Был награжден и капитан Александров. Он тоже получил ранение, но уже после того, как батальон овладел высотой 353,0.

Задача разведки боем была, таким образом, выполнена блестяще. Мы установили, что на направлении главного удара корпуса в сторону Гнидавы у противника имеются две линии траншей, между ними минные поля и проволочные заграждения. Вскрыта была и система огня гитлеровцев.

В 7.00 мне снова позвонили из 99-й дивизии, на сей раз уже ее командир генерал А. А. Сараев.

— Все в порядке! — радостно сказал он. — Надо теперь только поддержать батальон Александрова огнем, чем мы сейчас и занимаемся.

Я тотчас же связался с комкором, находившимся на основном наблюдательном пункте, и доложил о результатах разведки боем. Григорович тоже был доволен. Первый успех окрылил всех.

— Я уже дал команду Никитину окаймить огнем занятую высоту, — сообщил Михаил Фролович.

Командующий артиллерией почти всегда находился на наблюдательном пункте вместе с комкором. Григорович старался держать «бога войны» при себе. Артиллерия была тем мощным огневым кулаком, который существенно влиял на ход боя. [169]

— У нашего соседа дела тоже как будто идут неплохо, — сообщил мне генерал Григорович. — Его артиллерия уже перенесла огонь в глубину обороны. Очевидно, имеет успех.

Михаил Фролович оказался прав. Вскоре с левого НП позвонил майор Дельцов и сообщил, что наблюдает быстрое продвижение частей 15-го стрелкового корпуса. Дельцову это было хорошо видно, тогда как с основного наблюдательного пункта левый фланг корпуса, не говоря уже о левофланговом соседе, не просматривался, так как был закрыт перелеском. Собственно, мы и выдвинули боковые НП, учитывая рельеф местности. В полдень майор Дельцов снова позвонил и радостно доложил:

— Правофланговые полки пятнадцатого корпуса вклинились в оборону противника до трех-четырех километров. Разрешите и мне сменить наблюдательный пункт.

Я дал «добро» и тут же перезвонил комкору. Он выслушал, как всегда, не перебивая, и сказал:

— Теперь пора и нам начинать. Давайте сигнал!

В 14.10, используя успех 15-го корпуса, мы ввели в бой из-за его правого фланга свои дивизии. Стрелковые батальоны поднялись в атаку и, обтекая вражеские узлы сопротивления, прорвали основную позицию обороны противника от Оржиховчика до высоты 353,0 на фронте 6 километров. Пехота гитлеровцев и их огневые средства в первых траншеях были почти полностью уничтожены мощными ударами артиллерии и авиации. Уцелевшие же дзоты не смогли ничего сделать: наши подразделения продвигались так, что сразу выходили фашистам во фланг. Не могли помочь находившимся на переднем крае войскам и артиллерийско-минометные батареи из глубины немецкой обороны, потому что их беспрерывно штурмовали наши самолеты. Авиация ударила и по резервам противника, сразу же лишив их возможности наносить контратаки.

Тщательная подготовка и организация наступления позволили нашим полкам в тесном взаимодействии с частями 15-го корпуса быстро и с минимальными потерями прорвать сильно укрепленную оборону врага и в первый же день продвинуться вперед до 5 километров. Это был значительный успех, особенно если учесть, что наступать корпусу пришлось по сильно пересеченной лесисто-болотистой местности, да и не в направлении главного удара. [170]

Наши командиры показали свою зрелость, умение искусно маневрировать на поле боя, быстро ориентироваться в самой сложной обстановке.

Заслуживают, на мой взгляд, внимания действия генерала В. Ф. Стенина, командовавшего 68-й гвардейской дивизией. Об этом мне подробно рассказал капитан К. С. Журин, находившийся на нашем правом наблюдательном пункте. От него я и комкор получали самую точную информацию. Если возникала необходимость, М. Ф. Григорович лично влиял на ход боя, направляя командиров дивизий на более целесообразные способы боевых действий при выполнении задачи. Образно говоря, это был основной нерв управления, помогающий быстро реагировать на любые изменения в тактической обстановке.

А теперь о Владимире Филипповиче Стенине. Обладая творческой интуицией, в чем я неоднократно убеждался и прежде, он сумел очень точно выбрать момент ввода в бой второго эшелона. Противник был ошеломлен ударами авиации и артиллерии, деморализован стремительной атакой нашего соседа, но еще не начал отходить, хотя уже был готов к этому. И чтобы сломить его сопротивление, нужно было еще одно, последнее усилие, которое следовало сделать в определенный момент. Стенин безошибочно определил его. Решительным маневром он вывел свой 202-й гвардейский полк из-за правого фланга 99-й дивизии на направление главного удара и смело ввел его в бой между двумя узлами сопротивления гитлеровцев. Образовавшийся же открытый фланг он прикрыл огнем дивизионной артиллерийской группы.

Под стать комдиву действовал и командир 202-го гвардейского полка майор П. И. Нестеров. О его боевом умении и личной храбрости можно судить хотя бы по тому, что Нестеров, воюя всего год, был уже награжден орденом Суворова III степени и дважды орденом Отечественной войны II степени. Он вел свои батальоны вплотную за разрывом своих снарядов. К этому они были заранее подготовлены в ходе тактических занятий. Полк с ходу переправился через реку Серет и, уничтожив остатки живой силы противника в первой и второй траншеях, овладел важнейшим узлом дорог и населенным пунктом Оржиховчик.

— Молодец Стенин! — сказал генерал Григорович, когда [171] ему доложили о быстром продвижении 68-й гвардейской дивизии, и, повернувшись ко мне (мы перебрались уже на новый наблюдательный пункт), добавил; — Надо будет отметить его в приказе.

Я от души порадовался за Владимира Филипповича. Когда корпус был в обороне, наш КП находился в расположении его дивизии. Мы часто встречались, беседовали. Стенин, окончивший академию, был очень грамотным командиром, знатоком тактики и к тому же деликатным, чутким человеком. Он очень любил своих бойцов, болел за них душой. Это по его предложению впервые не только в корпусе, но и в армии был организован так называемый красноармейский профилакторий, нечто вроде фронтового дома отдыха. Там были созданы все условия: налажено отличное питание, организовано культурное обслуживание, действовали баня, парикмахерская. Лучшие бойцы из полков, по пять-шесть человек, отправлялись туда на неделю и отдыхали, как говаривали они сами, «на полную катушку».

В течение ночи на 15 июля немцы, опасаясь за фланг своей бродской группировки, перебросили на рубеж Пеняки, Луковец, Колтув 14-ю дивизию СС «Галиция». Ей была поставлена задача остановить продвижение корпуса. Мы тоже воспользовались ночным временем для приведения в порядок частей первого эшелона и подтягивания артиллерии. С утра наступление возобновилось. После шестидесятиминутной артподготовки части корпуса при активной поддержке авиации перешли в атаку, нанося главный удар левым флангом. Справа продолжал сковывать противника на широком фронте 200-й гвардейский стрелковый полк. Чтобы прикрыть правый фланг успешно продвигающейся 68-й дивизии, ему пришлось растянуть боевые порядки вплоть до восточной окраины Опаки. Но именно здесь Стенин и встретил сильное сопротивление гитлеровцев. Укрепившись в селе, они отразили все атаки наших частей. И тогда комдив опять принял смелое решение: главными силами обойти Опаки, оставив возле них лишь прикрытие, и продолжать наступать на Гуту Верхобуску. Григорович поддержал его, нацелив примерно в том же направлении, только левее, 99-ю дивизию. К исходу дня 198-й, 202-й гвардейские полки вышли к Гуте Пеняцкой, а части 99-й дивизии овладели крупным опорным пунктом Луковец. [172]

В этих боях хорошо зарекомендовал себя майор К. Г. Андриевский, но уже не в качестве оператора. Я уже рассказывал, что это был напористый, волевой, находчивый офицер. Он умел организовать и повести за собой людей. Раза два Андриевский, работая в частях, заменял в бою выбывших командиров и действовал при этом умело, решительно, инициативно. Он неоднократно просил меня перевести его на любую командирскую должность, и, когда встал вопрос о назначении командира в 1-й стрелковый полк 99-й дивизии, я предложил кандидатуру Андриевского. Генерал Сараев, лично знавший отважного оператора, поддержал меня, и комкор в конце концов тоже согласился. Накануне наступления Андриевский принял полк, и уже после первых боев было ясно, что мы не ошиблись, доверив ему ответственную командирскую должность.

Воины 1-го стрелкового полка, быстро продвигаясь по сильно заболоченной лесистой местности, только за день 16 июля отразили одиннадцать контратак врага. Каждый раз немцы бросали в бой свыше батальона пехоты и несколько САУ. Андриевский, находясь на наблюдательном пункте, тут же предпринимал ответные меры. Он быстро сосредоточивал огонь всех имеющихся в его распоряжении средств по контратакующим автоматчикам и отсекал их от самоходных установок, которые без прикрытия пехоты быстро уничтожались артиллерией. Неся потери, гитлеровцы неизменно откатывались назад. Полк продолжал наступление.

При подходе к Гуциско-Олеско случилось так, что большая группа фашистских автоматчиков, зайдя с фланга, прорвалась к штабу полка. Когда неподалеку раздался разрыв гранаты, Андриевский, схватив автомат, выскочил из дома, где располагался узел связи. Мгновенно оценив ситуацию, он собрал личный состав управления полка и вместе с начальником штаба организовал оборону. Они залегли в канаве и начали отстреливаться. На помощь подоспел расположенный неподалеку взвод противотанковых ружей под командованием лейтенанта Г. М. Беленко. Силы были, конечно, неравны. Но наши бойцы, воодушевляемые личным примером командира полка, не отступили ни на шаг. Недостаток активных штыков восполнялся их мужеством и стойкостью. На левом фланге, где стояли петеэровцы, дошло до рукопашной. Лейтенант Беленко [173] со своими бойцами смело бросился на гитлеровцев и сам уничтожил четырех солдат.

Вскоре к штабу подоспели другие подразделения. Немцы были рассеяны, частично взяты в плен. Буквально через несколько дней генерал М. Ф. Григорович подписал наградные листы на К. Г. Андриевского и Г. М. Беленко, а вместе с ними и на командира взвода того же 1-го стрелкового полка младшего лейтенанта В. Я. Борисова, который в труднейшую минуту боя заменил раненого командира роты и добился успеха. Все получили награды: Андриевский — орден Красного Знамени, Беленко и Борисов — ордена Александра Невского.

* * *

15 июля гитлеровцы из района южнее Золочева нанесли сильный танковый удар по войскам 38-й армии и приостановили ее продвижение. Бои здесь приняли ожесточенный характер. На участке же 60-й армии, где 15-й и наш 23-й корпуса во взаимодействии с передовыми отрядами танкистов генерала П. С. Рыбалко уже имели определенный успех и пробили брешь в обороне немцев, по приказу командующего 1-м Украинским фронтом с промежутком в сутки были введены в прорыв обе танковые армии — 3-я и 4-я. Использование в сражении такой массы танков в очень узкой полосе при одновременном отражении сильных контратак противника на флангах является примером, свидетельствующим о большом полководческом искусстве маршала И. С. Конева. Танковые лавины двинулись по размытым прошедшими накануне грозовыми ливнями и простреливаемым противником дорогам. Они настойчиво рвались на оперативный простор.

Все эти дни на командном, а затем и на наблюдательном пунктах нашего корпуса находилось партийное руководство Львовской области во главе с первым секретарем обкома И. С. Грушецким. Мы, и особенно член Военного совета армии генерал В. П. Оленин и начальник политотдела корпуса полковник А. А. Орлов, проявляли о них постоянную заботу. Гости оказались непоседливыми. Им все хотелось видеть собственными глазами: и как наступают части, и как ведет себя противник. Для них на наблюдательном пункте оборудовали надежное укрытие. Тут уж пришлось как следует поработать корпусному инженеру Н. А. Перельштейну со своими саперами. [174]

В тот период я лично познакомился с Иваном Самойловичем Грушецким, хотя мы все, разумеется, знали, что он был прежде членом Военного совета 2-го Украинского фронта. Грушецкий оказался человеком сердечным и отзывчивым. Потом мы с ним встречались во Львове, Раве-Русской, а еще позже, уже после войны, на Украине. И. С. Грушецкий был первым секретарем Волынского обкома КПУ, а я в тех местах служил. В 1974 году мы снова встретились с Иваном Самойловичем, уже председателем Президиума Верховного Совета УССР, на праздновании 30-летия освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков.

Разумеется, ни Грушецкий, ни другие работники обкома не сидели постоянно на командном пункте. По мере продвижения наших войск они выезжали в освобожденные города и села, создавали там вновь органы Советской власти, партийные комитеты, налаживали снабжение населения, организовывали идейно-политическую работу. Заново возрождались колхозы, совхозы; там, где можно было, пускались заводы, фабрики, начинали действовать профсоюзные, комсомольские и другие общественные организации. В освобожденных районах, таким образом, восстанавливался привычный советский уклад жизни.

* * *

С утра 17 июля разгорелись упорные бои за Опаки, Колтув. Гитлеровцы, боясь окружения, стягивали в эти районы большую часть своих сил. Из Брод сюда отходили части 8-й танковой и 454-й охранной пехотной дивизий. Частыми контратаками немцы стремились нащупать слабое место в наших боевых порядках и прорваться в юго-западном направлении. Мы потом подсчитали, что только за один день 17 июля таких контратак силой свыше батальона пехоты при поддержке 3–7 самоходно-артиллерийских установок было девятнадцать.

В связи с быстрым продвижением 15-го стрелкового корпуса фронт нашего наступления расширился до 20 километров. Между полками и батальонами образовались большие разрывы. Используя это, немцы выбросили во фланг 68-й гвардейской дивизии десант автоматчиков на бронетранспортерах с задачей приостановить наступление наших частей. Их удар приходился в стык между 1-м и 2-м батальонами 202-го гвардейского стрелкового полка. [175]

Завязался жестокий бой. Комбат 1 капитан В. В. Каракулов, кавалер четырех боевых орденов, несколько раз поднимал своих бойцов в атаку. Не выдержав в рукопашной схватке, гитлеровцы откатились, но, собрав силы, контратаковали снова и снова.

Тяжело приходилось и воинам 2-го батальона. На левофланговую роту, в которой осталось не более двух десятков активных штыков, навалилось до полусотни фашистов. Один за другим падали сраженные бойцы, но остальные продолжали драться с еще большим упорством. Погибли все командиры взводов, был ранен ротный старший лейтенант И. К. Власенко, почти не осталось в строю сержантов, но красноармейцы продолжали драться.

Ценой больших потерь противнику удалось в конце концов потеснить наши подразделения в районе поселка Опаки и овладеть его юго-западной частью, а также остановить наше продвижение перед крупным поселком Колтув. Наши неоднократные попытки овладеть этим населенным пунктом потом успеха не имели.

Обстановка сложилась нелегкая. Гитлеровцы, чувствуя, как кольцо вокруг них сжимается, делали отчаянные усилия, чтобы вырваться из него. Нам же недоставало еще одного, последнего усилия: только взяв Колтув и Кругув, мы смогли бы выполнить поставленную задачу — завершить окружение бродской группировки противника. И комкор это прекрасно понимал. У него было редкое оперативно-тактическое чутье. В ходе боя генерал Григорович умел точно определить момент, когда нужно пускать в ход резервы. Вот и в тот раз, внимательно посмотрев на мою рабочую карту с нанесенными на ней последними данными о противнике, Михаил Фролович неожиданно сказал:

— Надо вводить триста пятьдесят девятую дивизию. Пора! Попробуем убедить в этом командующего.

Мы как раз ждали на наблюдательном пункте П. А. Курочкина. Из штаба армии сообщили, что он выехал к нам в корпус.

Командарм прибыл вечером. Григорович встретил его, доложил о положении дел и обратился в заключение к Курочкину с просьбой разрешить использовать 359-ю дивизию.

— Спешите, Михаил Фролович.

— Нет, товарищ командующий. У нас с противником [176] сейчас фактическое равновесие сил. Его надо нарушить. И в нашу пользу, конечно!

— А вы попробуйте сманеврировать. Соберите кулак и бейте!

— Уже били, товарищ командующий. Не получается...

— Попробуйте еще раз. А резервная дивизия нам с вами может еще очень пригодиться.

— Но вы же сами всегда были сторонником решительных мер. Нельзя давать противнику времени опомниться. Он выдыхается. Его нужно добить. Наступил самый подходящий момент для наращивания удара. Упустить его непростительно. Вы посмотрите на обстановку...

— Доводы убедительные, согласен, Михаил Фролович.

Потом Курочкин сообщил радостную весть: войска нашего фронта форсировали Западный Буг и, перешагнув Государственную границу Советского Союза, вступили на территорию Польши.

359-я стрелковая дивизия, совершив марш в ночь на 18 июля из урочища Ярославецки Ляс, где она стояла, с рассветом вступила в бой на восточной и южной окраинах Колтува. Немцы продолжали отчаянно сопротивляться. В городе у них находился крупный опорный пункт с широко разветвленной сетью траншей, блиндажами, дзотами, множеством огневых точек. И повсюду — минные поля.

1198-й стрелковый полк (командовал им подполковник Д. И. Загребин) получил задачу овладеть господствующей высотой 374,0 и ворваться в Колтув с юго-востока. Сделать это было не так-то легко. Местность открытая, вся простреливается. Атаковать в лоб нельзя. И Загребин решил устроить с фронта демонстрацию атаки, отвлечь тем самым внимание противника, а батальон капитана С. Г. Решетникова послать в обход и ударить им с фланга. Вместе с батальоном по заданию Загребина пошел начальник штаба полка майор Г. П. Мурашко, чтобы на месте помочь комбату в организации атаки. Мурашко — грамотный, знающий офицер, не раз уже отличался в боях. Он имел шестнадцатилетний стаж службы и почти двухлетний опыт войны.

Батальон Решетникова скрытно вышел во фланг гитлеровцам. Артиллеристы, выкатив орудия на прямую наводку, открыли беглый огонь по немецким траншеям, опоясывающим высоту. Особенно метко стрелял взвод [177] лейтенанта Т. Е. Мыльникова. Один за другим умолкли подавленные им вражеские пулеметы. Высоту накрыла плотным огнем и полковая артиллерийская группа. Маневренно действовали минометчики. Взвод лейтенанта Ф. Е. Филиппова, например, выдвинулся скрытно по ложбине к самым немецким окопам. Установив 82-мм минометы в овражке, Филиппов сам пополз еще дальше и устроился в воронке от снаряда буквально в ста метрах от противника, откуда и корректировал огонь.

Атака началась перед рассветом. Батальон Решетникова неожиданным для фашистов ударом во фланг сбил их с высоты. На плечах отступающего врага бойцы полка ворвались в Колтув. Завязались уличные бои. На помощь Решетникову пришли другие части.

Утром 18 июля 359-я во взамодействии с подошедшей к тому времени 237-й танковой бригадой овладела Колтувом. Используя положение, перешел в решительное наступление и правый фланг корпуса. 200-й гвардейский стрелковый полк 68-й гвардейской дивизии под командованием майора М. Л. Черникова, сломив сопротивление немцев на рубеже Нетреба, Ревегув Гай, бывший замок, прорвал основную полосу обороны и овладел поселком Голубица. Для развития успеха здесь решением командарма был введен 31-й танковый корпус с задачей овладеть Подгорце и надежно замкнуть кольцо вокруг бродской группировки противника. Взаимодействуя с ним, части 68-й гвардейской дивизии, обойдя Жаркув, достигли северной окраины Подгорце.

Мужественно, со знанием дела дрались с врагом бойцы всех родов войск: артиллеристы, пехотинцы, саперы, связисты. Я держу в руках взятые в Центральном архиве Министерства обороны СССР наградные листы на воинов корпуса — в свое время многие из них прошли через мои руки — и с волнением вспоминаю подвиги наших солдат.

...Рядовой Иван Григорьевич Меньшиков, старший линейный надсмотрщик кабельно-шестовой роты нашего батальона связи. 20 июля 1944 года под сильным минометным огнем он проложил кабельную линию по открытому полю за 10 минут. Несколько раз провод перебивали снаряды, и тогда Меньшиков снова выходил на линию, исправлял повреждение, обеспечивая бесперебойную связь с дивизией. Иван Григорьевич награжден орденом Красного Знамени. [178]

...Старший сержант Георгий Федорович Никитин, командир 45-мм орудия 202-го гвардейского полка, коммунист. В бою за село Лопуха Ропчинского района его расчет подавил два пулемета противника и одну пушку. Затем Никитин участвовал в отражении контратаки врага и, ведя огонь в упор, уничтожил до двух десятков гитлеровцев. Он был тоже удостоен ордена Красного Знамени.

...Красноармеец Георгий Александрович Дружков, стрелок роты автоматчиков 1194-го полка. 21 июля 1944 года при атаке на Магдамовку он возглавил группу бойцов и первым ворвался с ней в деревню. Был захвачен немецкий обоз, взято 24 пленных. Г. А. Дружков награжден орденом Отечественной войны II степени.

Всех отличившихся тогда в боях не перечислить — их было великое множество. Остановлюсь еще лишь на одном примере, потому что о людях этой боевой специальности пишут, к сожалению, мало, а спасали они сотни жизней.

...Лейтенант медслужбы Иван Владимирович Копыл, командир взвода санносильщиков 198-го гвардейского полка, коммунист, уроженец мест, где мы в то время воевали. В боях 26 и 27 июля он проявил исключительное мужество и лично вынес с поля боя под огнем 54 тяжелораненых, оказав им при этом квалифицированную медицинскую помощь. Ивану Владимировичу был вручен орден Красного Знамени.

* * *

20 июля наш сосед справа — 13-я армия во взаимодействии с 1-й и 3-й танковыми армиями овладела населенными пунктами Ясешов, Конты, Гуманиска и, оставив на этом рубеже прикрытие фронтом на юг, продолжала наступление в западном направлении. Одновременно сосед слева — 15-й стрелковый корпус обошел противника южнее района Бялы Камень, обеспечив прикрытие на рубеже Жулице, Дембина, Скварзава, и вышел в район Красное, Глиняны, где соединился с частями 13-й армии. Таким образом, бродская группировка немцев была прочно окружена в районе Бялы Камень.

Гитлеровцам было предложено капитулировать, но они отказались это сделать, надеясь, видимо, на помощь извне. И тогда наш корпус получил приказ уничтожить [179] окруженные войска противника — остатки пяти пехотных и одной танковой дивизий.

По распоряжению командарма нас усилили артиллерией. Корпус получил в свое подчинение одну пушечную и одну гаубичную бригады, минометный полк и дивизион «катюш». Теперь мы могли надежно подавить оборону противника. Утром 21 июля после сильной артподготовки наши дивизии перешли в наступление. Уничтожая остатки гитлеровцев в населенных пунктах Подгорце, Ожидув, Олеско, корпус овладел ими и начал постепенно сжимать кольцо, охватывающее фашистскую группировку. 22 июля одновременно ударом 68-й гвардейской и 99-й дивизий на Подлесье, а 359-й дивизии — на Почапы гитлеровцы в опорном пункте Бялы Камень были частично уничтожены, частью взяты в плен. Только незначительным силам противника удалось прорваться через болото на Бельзец и Скварзаву. Эти разрозненные группы были впоследствии добиты силами 1198-го полка 359-й дивизии.

В тот же день вечером генерал-полковник П. А. Курочкин донес командующему 1-м Украинским фронтом, что войска армии в результате трехдневных ожесточенных боев закончили уничтожение бродской группировки противника. Гитлеровцы потеряли до 15 тысяч солдат и офицеров убитыми и свыше 10 тысяч пленными, в том числе был пленен в полном составе и штаб 361-й пехотной немецкой дивизии. Кроме того, было уничтожено и захвачено 59 танков и САУ, 610 орудий и минометов разного калибра, около семи тысяч автомашин. В качестве трофеев нам досталось 28 крупных складов с военным имуществом и продовольствием.

За время уничтожения бродской группировки части корпуса в напряженных круглосуточных боях прошли до 40 километров, освободив 42 населенных пункта, в том числе три районных центра. Личный состав при этом проявил большое мужество, стойкость и высокое боевое мастерство, за что приказом Верховного Главнокомандующего от 24 июля 1944 года ему была объявлена благодарность.

Путь на Львов был свободен. Немцы не имели здесь резервов, способных остановить наше наступление. Поэтому они принимали срочные меры для укрепления непосредственных подступов к городу. С участка Станислав, [180] Коломыя были сняты 101-я горно-стрелковая и 68-я пехотная дивизии для переброски ко Львову (их заменили венгерские части), где они совместно с остатками 340-й пехотной дивизии поспешно занимали оборону севернее города.

68-я гвардейская дивизия, вышедшая первой из боя, после короткого отдыха выступила в направлении Львова и была передана в подчинение командира 28-го стрелкового корпуса. В нашем корпусе остались две дивизии — 99-я и 359-я, три истребительно-противотанковых артиллерийских полка и один минометный. В течение нескольких часов мы приводили в порядок личный состав и материальную часть, а 23 июля продолжили наступление на Львов.

Севернее города бои с противником вели на широком фронте части 102-го стрелкового корпуса, в частности его 112-я дивизия. Нам было приказано сменить ее, заняв исходное положение для наступления на сравнительно небольшом по протяженности участке от Завадува до Калинувки. Генерал Григорович, оценив обстановку, решил, что основную ударную группировку следует создать на правом фланге в районе Гженда, прикрывая остальной фронт одним полком. Это было очень характерно для тактики и оперативного искусства того периода войны — смело сосредоточивать на узком участке основные силы для удара, оставляя на всем остальном довольно широком фронте лишь небольшое прикрытие. Бесспорно, известный риск здесь есть; на войне ведь может случиться всякое. Но риск оправдывал себя, и результаты, как правило, были положительными. Кроме того, командир, принимая такое решение, обычно имел самые точные данные о силах и намерениях противника.

Надо отдать должное нашим разведчикам — они хорошо справлялись со своей нелегкой задачей. В корпусе разведку в то время возглавлял очень знающий и, если так можно выразиться, очень мобильный человек — подполковник Сергей Михайлович Дащук. В своей трудной и опасной работе офицер проявлял много выдумки и изобретательности. Часто, слишком часто он бывал на переднем крае и даже пытался сам ходить в разведку, за что получил от меня внушение. Он умел находить смелые, оригинальные решения для заброски разведчиков в тыл врага, часто связывался с партизанами, с местными [181] жителями, многие из которых активно помогали нам, хотя находились и такие, которые вредили.

Я имею в виду украинских националистов и прочее антисоветское отребье. Нельзя забывать, что дело происходило в Западной Украине, лишь накануне войны вошедшей в состав Советского Союза. Мы располагали сведениями о наличии националистических банд, бывших петлюровцев в лесах, мимо которых шли войска. Все они были связаны с гестаповцами и выполняли их задания. Стфываясь в чащобах, бандиты, случалось, нападали на наших красноармейцев и офицеров, грабили и терроризировали местное население, разбрасывали злобные листовки.

Еще в феврале 1944 года было опубликовано Обращение Верховного Совета и СНК УССР, разоблачающее предательство украинско-буржуазных националистов и их вожаков, открывающее глаза тем, кто случайно попал в их ряды. Кто честно порывал с прошлым, тому правительство гарантировало полное прощение их заблуждений и ошибок. Обращение было напечатано на украинском языке в специальной листовке, и наши политработники распространяли ее в городах и селах, где проходили части. Политотделы корпуса и дивизий вели активную политическую работу с пополнением, поступающим из освобожденных районов Украины. Перед призывниками раскрывалось истинное лицо украинских националистов, находящихся в услужении гитлеровцев, их предательство и продажность, разоблачались демагогические измышления этого антисоветского сброда. Нам нужна была постоянная бдительность и высокая боеготовность.

* * *

Вернемся снова к непосредственной подготовке наступления на Львов. В соответствии с замыслом предстоящего боя генерал М. Ф. Григорович определил построение боевого порядка корпуса. 99-я дивизия заняла исходное положение для наступления на фронте протяженностью 3, а 359-я — 14 километров, причем на четырех километрах здесь располагались главные силы — два полка, тогда как весь остальной участок прикрывал лишь один. На правом же фланге сосредоточивалась и основная масса артиллерии. Корпус получил на усиление истребительно-противотанковую, пушечную и гаубичную [182] бригады, а также полк гвардейских минометов. Таким образом, в полосе прорыва 99-й дивизии находилось 279 орудий и минометов, тогда как на фронте наступления 359-й дивизии их было всего 198. Значительная часть пушечных батарей по предложению полковника И. А. Никитина была выдвинута непосредственно в боевые порядки пехоты.

К этому времени обстановка на львовском направлении сложилась такая. Слева от нас 28-й стрелковый корпус подходил к городу с востока. Справа 102-й стрелковый корпус 13-й армии подвижными отрядами вышел в район Янув и во взаимодействии с 3-й танковой армией отрезал противнику пути отхода в западном направлении. Немцам снова угрожал котел. Это, конечно, сказалось на их моральном состоянии, хотя дрались они по-прежнему ожесточенно. Дисциплина, как известно, в вермахте насаждалась самыми свирепыми методами. С любым заподозренным в трусости, паникерстве или дезертирстве фельджандармерия расправлялась на месте, даже не выслушав его объяснений. Уже в этот период мы стали обнаруживать трупы расстрелянных немецких солдат, и чем ближе к концу войны, тем чаще. Начавшееся под влиянием серьезных поражений разложение гитлеровской армии трудно было остановить.

Без малого два дня продолжалась подготовка к наступлению, и все время штаб корпуса работал с присущей ему оперативностью. Подполковник И. М. Видиборец со своими подчиненными буквально за считанные часы разработал необходимые боевые документы. Затем операторы отправились в соединения, чтобы проконтролировать выход частей в исходное положение и их подготовку к атаке. Майоры И. В. Смирнов и В. Е. Салогубов, в частности, были направлены в 359-ю дивизию и помогли ее штабу организовать взаимодействие с приданной артиллерией и авиацией, которая выделялась, на период прорыва первой полосы обороны противника.

Наступление частей корпуса на Львов началось утром 25 июля. Преодолевая сильное огневое сопротивление противника, 359-я дивизия, наносящая главный удар в направлении Гжибовице, Великий Жидатыче, продвинулась вперед на 3–4 километра и овладела населенными пунктами Гамулец, Гженда и Черна Гура.

Противник частями 68-й, 101-й горной и остатками [183] 340-й пехотных дивизий попытался задержать наше продвижение и почти все время контратаковал, используя промежуточные рубежи обороны и естественные складки местности.

1198-й стрелковый полк, наступая в направлении Черна Гура, был остановлен сильным вражеским огнем у высоты 344,0. В трудном положении оказался его первый батальон, залегший на совершенно голом месте. Ни кустика, ни деревца — ровное поле; единственное укрытие — воронки от снарядов. Батальон нес большее потери. В этот момент в передовых цепях появилась ловкая подвижная фигура офицера, в котором бойцы сразу узнали заместителя командира полка по политчасти майора Ю. А. Хохрякова.

— Передать по цепи, — крикнул Хохряков, — что позади открытое пространство, и мы все погибнем, если начнем отход. Выход только один — вперед! Возьмем высоту броском! Артиллерия нам поможет.

Неподалеку в воронке находился командир полковой батареи 76-миллиметровых пушек старший лейтенант В. В. Лесовой. Замполит знал его как искусного мастера своего дела. Перебежав к нему на передовой наблюдательный пункт, Хохряков сказал:

— Надо обязательно подавить немецкие пулеметы на флангах. Иначе атака снова захлебнется.

— Постараемся! — ответил комбат, делая расчеты в блокноте.

Вскоре телефонист уже передавал его команду на огневую позицию:

— По пулемету. Осколочным...

Одна за другой все три фланкирующие огневые точки были подавлены. Как только они замолчали, майор Хохряков поднял батальон в атаку. Комбат к этому времени выбыл из строя и сам сделать этого не мог. Стремительным броском высота 344,0 была взята. Полк продолжал наступление и вскоре овладел населенным пунктом Черна Гура.

В этом бою отличились связисты полка, особенно взвод старшины И. М. Калашникова. Поскольку немцы вели интенсивный артиллерийско-минометный огонь, проводная связь то и дело прерывалась. Телефонистам приходилось почти каждые пятнадцать — двадцать минут выходить на линии. Людей во взводе было мало, поэтому Калашников [184] частенько сам шел исправлять повреждения под сильным огнем, ежеминутно рискуя жизнью. Однако старшина методично выполнял свою задачу. Он был опытным специалистом и давно привык к опасности, потому что воевал с июля 1941 года. Даже будучи контуженным, Калашников продолжал работать на линии и обеспечил надежную связь. За мужество и отвагу, проявленные в боях, старшина вскоре был награжден орденом Отечественной войны II степени. Такую же награду получил и командир батареи Владимир Лесовой. Майор же Хохряков был удостоен за этот бой ордена Красного Знамени. Из политработников 359-й дивизии тогда же отличился заместитель начальника политотдела подполковник Р. Я. Пасичник. Во время боя он был во втором батальоне 1196-го стрелкового полка и, находясь в наступающих цепях, личным примером увлекал за собой бойцов. Стремительной атакой подразделение овладело другой господствующей над Львовом высотой — 236,0. Пасичнику так же, как и Хохрякову, был вручен орден Красного Знамени.

Весь день 26 июля корпус вел упорные бои на подступах к городу, но продвинуться дальше не смог. У немцев здесь была сильно укрепленная оборона. Да и в количестве войск на этом направлении мы имели весьма незначительное преимущество.

Вечером пришел приказ из штаба 60-й армии, который предписывал нам ускорить продвижение и во что бы то ни стало овладеть назавтра северной частью города.

Прочитав шифровку, Григорович задумался. Лицо его нахмурилось. Это означало, что комкор недоволен. И я понимал Михаила Фроловича. В нашем распоряжении всего две дивизии — сил явно маловато. А для наступления нужно иметь хотя бы двойное превосходство над противником.

— Сделаем так, — сказал наконец Григорович, придвигая карту. — Триста пятьдесят девятая дивизия оставляет на занимаемом рубеже прикрытие, а основными силами сосредоточивается в лесу северо-восточнее станции Бжуховице. Отсюда она совместно с девяносто девятой и полком самоходных орудий должна, прорвав оборону немцев на узком участке, ударом вдоль железной дороги выйти в районе Женска Польска, где соединится с частями двадцать четвертого танкового корпуса... [185]

Комкор умолк, и я вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения. Но он неожиданно спросил:

— А как думаешь, Сергей Александрович, куда лучше всего в конце концов нацелить триста пятьдесят девятую?

Я еще раз взглянул на карту, хотя наизусть знал все, что на ней нанесено, и, подумав, ответил:

— Пожалуй, наиболее эффективным будет удар через Малехов. Здесь и местность позволяет, и, кроме того, по нашим данным, там находится стык между двумя немецкими частями. Отсюда дивизия может прямо выйти к северной части города.

— Пусть будет так, — одобрил Григорович план. — Оформите приказом и разошлите в войска.

Принимая решения, Михаил Фролович имел обыкновение советоваться со мной и другими работниками штаба. И хотя занимаемый им пост требовал строгого соблюдения принципов единоначалия, командир корпуса умел находить пути к сердцам людей и всегда опирался в своей работе на подчиненных.

* * *

27 июля в 4.00, как и было приказано комкором, 359-я стрелковая перешла в наступление и, сломив сопротивление противника, начала быстро продвигаться вперед. Через час с небольшим начальник штаба дивизии подполковник Г. С. Хаврин уже докладывал мне, что ударом 1198-го полка через Голоско с северо-запада и 1196-го полка вдоль дороги из Сбойска на Львов 359-я штурмом овладела северной частью города. В уличных боях прекрасно проявили себя артиллеристы. 221-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион под командованием коммуниста гвардии капитана Н. М. Базарова был выдвинут в боевые порядки пехоты на прямую наводку. Немцы открыли по батарейцам сильный пулеметный огонь. Но несмотря на это, противотанкисты продолжали методично стрелять и уничтожили одну за другой двенадцать огневых точек противника. Путь для пехоты был расчищен. За мужество и большое командирское искусство, проявленные в этом бою, капитан Базаров был удостоен ордена Александра Невского.

Одновременно с Базаровым был награжден орденом Красного Знамени и заместитель командира 359-й стрелковой [186] дивизии полковник Е. О. Герман. Находясь в полку, действующем на главном направлении, он принял непосредственное участие в руководстве боем. Наступление велось по двум главным улицам. Было организовано два штурмовых отряда, в одном из которых и был полковник Герман. Он все время находился в цепи наступающего отряда, нередко, рискуя жизнью, руководил штурмом отдельных узлов сопротивления, поднимал красноармейцев в атаку.

Одновременно с 359-й начала наступление и вторая наша дивизия — 99-я. Сломив сопротивление немцев в районе Бжуховице, она к 8.00 овладела поселками Женска Польска, Левандувка и, выйдя на западную окраину Львова, соединилась там с частями 28-го стрелкового корпуса, наступающего на город с юго-запада.

Память не сохранила имен многих людей, геройски сражавшихся в боях за Львов. Помню только некоторых. В 99-й дивизии был, например, командир роты — старший лейтенант Григорий Пехтерев. Храбрец, каких мало, он в одном из уличных боев со своими бойцами совершил стремительный обходный маневр и уничтожил большую группу просочившихся в наше расположение вражеских автоматчиков. Когда потребовалось, Пехтерев сам лег за пулемет и начал в упор расстреливать фашистов.

В 206-м стрелковом полку запомнился командир пулеметной роты старший лейтенант Николай Петров, о котором мне подробно рассказывал начальник политотдела 99-й дивизии полковник И. К. Елисеев. Николаю со своими верными пулеметчиками однажды в течение часа пришлось отбивать четыре вражеские контратаки. И они сделали это с завидным хладнокровием. Потеряв до 20 человек только убитыми, гитлеровцы отступили.

В полдень город Львов был полностью очищен от немецко-фашистских оккупантов. В тот же день генерал-полковник П. А. Курочкин доносил командующему 1-м Украинским фронтом:

«Войска армии во взаимодействии с частями 3-й и 4-й танковых армий 27 июля штурмом овладели городом и крупным железнодорожным узлом Львов — важным оперативно-стратегическим центром и мощным опорным пунктом обороны немцев, прикрывающим пути в Польшу и Румынию.

В боях за овладение г. Львовом отличились войска: [187]

23-й стрелковый корпус — командир корпуса генерал-майор Григорович М. Ф.;

Соединения корпуса:

99-я стрелковая Житомирская Краснознаменная дивизия — командир дивизии генерал-майор Сараев А. А.;

359-я стрелковая Ярцевская дивизия — командир дивизии полковник Косалапов П. П.;

28-й стрелковый корпус — командир корпуса генерал-майор Озимин М. И.;

106-й стрелковый корпус — командир корпуса генерал-майор Кузовков И. А....» {6}

Вечером столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам 1-го Украинского фронта, освободившим город Львов. Приказом Верховного Главнокомандующего № 132 полкам 359-й дивизии и 1-му полку 99-й было присвоено наименование «Львовские», а всему личному составу корпуса объявлена благодарность.

Со взятием Львова был уничтожен последний опорный пункт гитлеровцев по пути выхода наших войск на Государственную границу СССР 1939 года, проходившую по реке Сан в направлении на Жешув. Именно туда в последующем и были нацелены войска армии. Уже 27 июля во второй половине дня, когда после четырехчасового отдыха мы привели части в порядок и подтянули технику, корпус получил приказ начать преследование противника в западном направлении. В наше подчинение была возвращена 68-я гвардейская стрелковая дивизия, чему мы с Григоровичем искренне порадовались. За то время, что дивизия воевала в составе корпуса, мы хорошо узнали и ее командира генерала Владимира Филипповича Стенина и начальника штаба полковника Григория Митрофановича Каравана и подружились с ними.

Мы преследовали отходящего противника. Полки, принимая все меры охранения, двигались в колоннах по дорогам. Усиленные отряды прочесывали населенные пункты. Наступая в полосе шириной до 15 километров в направлении Яворов, Радымно, Жешув, части корпуса 29 июля вышли на Государственную границу СССР и переправились через реку Сан. За четыре дня они продвинулись на запад более чем на 150 километров и с ходу [188] завязали бои с противником на восточном берегу реки Вислок в районе Жешув.

Здесь снова отличился 1-й стрелковый полк бывшего оператора нашего штаба майора К. Г. Андриевского. Сковывая гитлеровцев главными силами 68-й гвардейской дивизии на восточной окраине города, корпус одним полком той же дивизии и тремя полками 359-й начал форсировать реку Вислок. В этот момент для наращивания удара Григорович ввел в бой 99-ю дивизию, следовавшую на марше во втором эшелоне.

В ночь на 2 августа 1-й стрелковый во взаимодействии с танкистами генерала П. П. Полубоярова переправился через реку, причем очень скрытно. Часть бойцов Андриевский пустил вплавь. Они бесшумно достигли противоположного берега и без единого выстрела сняли там охрану гитлеровцев. Затем на плотах вместе с техникой начали переправляться пулеметчики, артиллеристы и минометчики. Еще до наступления рассвета полк целиком был в тылу у немцев. Оставив прикрытие на дорогах, ведущих с запада, К. Г. Андриевский внезапно атаковал противника всеми своими батальонами. Удар для фашистов был настолько ошеломляющим, что они, почти не оказывая сопротивления, стали отходить в северо-западном направлении.

Корпус овладел городом Жешув и, стремительно преследуя противника, вышел на рубеж Сендзишув, Загужице. Тут у гитлеровцев была сильно укрепленная полоса обороны, состоящая из 3–4 линий траншей полного профиля с хорошо развитой системой дотов и дзотов. Дома в населенных пунктах были приспособлены под огневые точки, подступы к ним заминированы. Гитлеровцы намеревались задержать здесь наше наступление. Району Дембица они придавали особое значение, потому что он являлся важнейшим узлом сопротивления на подступах к городу Кракову, крупнейшему стратегическому пункту и центру авиационной промышленности.

Местность в этом районе для нас была невыгодной. Сильно пересеченная, со множеством оврагов и ручьев, она затрудняла маневр пехоте и особенно артиллерии. Отроги Карпатских гор, простиравшиеся с юго-востока на северо-запад, подступали вплотную к Сендзишуву, Ропче, Дембице и шли далее по западному берегу реки Вислы. [189] Отдельные высоты поднимались на 400 метров над уровнем моря.

Дивизии наши к тому времени были изрядно потрепаны. В частях оставалось мало личного состава. Нельзя забывать, что мы с боями прошли 330 километров. Ощущалась острая нехватка боеприпасов. Базы снабжения находились далеко в тылу. Подвозить оттуда снаряды и мины гужтранспорт не успевал, а почти все автомашины стояли из-за отсутствия горючего. При таком положении дел корпус не смог прорвать оборону противника сразу. Встал вопрос о необходимости перегруппировки войск и более тщательной подготовке дальнейшего наступления.

По решению командира корпуса в полках было организовано по одному стрелковому батальону, куда сводились все роты. Это упрощало и намного облегчало управление подразделениями. Высвободившийся офицерский состав выводился в резерв. 359-я дивизия, как наиболее сильная, была переброшена на правый фланг и заняла исходное положение для наступления на узком участки у поселков Вельки и Сендзишув. Ее место — 9 километров по фронту — было занято 68-й гвардейской дивизией, имевшей больше всех потерь в личном составе. Вся дивизионная и приданная корпусу артиллерия использовалась на направлении главного удара. Тщательно изучали мы систему обороны противника. Все это продолжалось вплоть до 21 августа.

В те дни все работники штаба корпуса были заняты выездом в войска для проведения различных мероприятий, помогали командирам размещать части, готовить их к предстоящим боям. Много пришлось потрудиться и политотдельцам во главе с Александром Алексеевичем Орловым, человеком, как я уже рассказывал, немногословным, но очень деятельным. Политработникам пришлось не только вместе с нами готовить войска к наступлению, разъяснять его цели, задачи, поднимать моральный дух личного состава, но и проводить несколько непривычную, весьма специфическую работу. Мы находились на территории Польши, где население еще в предвоенные годы соответствующим образом настраивалось своими буржуазными правителями против Советского Союза. И хотя люди, разумеется, были рады освобождению от фашистского рабства и даже помогали нам, тем не менее многое еще в нашем образе жизни оставалось для них непонятным, [190] вызывало настороженность. Народу нужно было разъяснить и на деле доказать, что мы пришли как друзья и всячески готовы помочь возрождению страны.

По указанию Военного совета армии в освобождаемых нами крупных населенных пунктах мы совместно с представителями Польского комитета Национального освобождения проводили митинги. На них выступали командиры и политработники, рассказывали, с какими благородными целями пришла в Польшу Красная Армия, разъясняли национальную политику нашей партии. Для местного населения организовывались демонстрации советских кинофильмов, выступления коллективов самодеятельности, духовых оркестров. Концерты, как правило, начинались исполнением Гимна Советского Союза. Нередко исполнялся и Польский национальный гимн.

Наши саперы разминировали промышленные объекты, предназначенные фашистами для взрыва, спасали культурные и исторические национальные памятники. Тыловикам же зачастую приходилось налаживать снабжение населения хотя бы в первые дни продовольствием и питьевой водой. Вся эта большая работа воочию убеждала польский народ в доброжелательности и искренности наших устремлений, способствовала становлению политического самосознания масс и укреплению советско-польской дружбы.

* * *

21 августа после тщательно проведенной подготовки части корпуса снова перешли в наступление. Упорные бои завязались в районе поселка Борек, где у немцев был сильный опорный пункт. Буквально каждый дом в городе был приспособлен для круговой обороны, и все подступы к нему простреливались артиллерийским и пулеметным огнем. Исходя из характера обороны противника, мы уже в ходе наступления создали дополнительные группы разграждения и штурмовые группы, по одной в батальоне. Они были усилены противотанковой артиллерией, саперами и огнеметами. Такое перестроение дало хороший результат. К исходу дня противник в Бореке был уничтожен. Правофланговые части корпуса вышли гитлеровцам во фланг, и те, опасаясь окончательного разгрома своей группировки под Сендзишувом, начали оттягивать основные силы на запад. [191]

Получив это сообщение от нашего начальника разведотдела подполковника С. М. Дащука, я немедленно доложил о нем генералу М. Ф. Григоровичу. Комкор выслушал меня и распорядился:

— Передайте комдивам: стремительно преследовать противника в направлении Ропчица и на его плечах врываться на последующие оборонительные рубежи.

— Хорошо бы для решения этой задачи в каждой дивизии создать сильные подвижные передовые отряды, — заметил я.

Григорович согласился с этим предложением и приказал приготовить соответствующее распоряжение. Мы понимали, что предстоящее преследование противника потребует от войск максимального напряжения сил и стремительных действий — только так возможно достигнуть успеха.

Разговор наш происходил на командном пункте, где находился новый командующий артиллерией полковник С. И. Матыш, несколько дней назад сменивший на этом посту полковника И. А. Никитина.

— Артиллерия не должна отставать от пехоты, — поворачиваясь к нему, сказал Михаил Фролович, — иначе мы будем остановлены перед первым же оборонительным рубежом противника.

— Сделаем все возможное, товарищ генерал, — ответил Матыш. — Только пехота должна помочь артиллеристам. Местность труднопроходимая.

— Такая команда будет дана. — Григорович выразительно посмотрел на меня. — Позаботьтесь, Сергей Александрович.

К чести наших артиллеристов следует сказать, что они отлично справились со своей задачей. Пехота, разумеется, им помогла. Там, где было нужно, орудия перетаскивались на руках совместными усилиями. Батареи не только следовали в боевых порядках стрелковых батальонов, но и, когда возникала необходимость, быстро сосредоточивали массированный огонь по важнейшим целям и уничтожали их. Хорошо помню, как в бою за высоту 265,0 нам потребовалось сосредоточить огонь 924-го артполка по опорному пункту немцев. Сделано это было в течение пяти минут.

Наступая днем и ночью, соединения корпуса сбивали группы прикрытия противника и настойчиво продвигались [192] вперед. Большую роль при этом играли передовые отряды, созданные, как было приказано, каждой дивизией. В передовой отряд обычно входил стрелковый полк, как правило, на машинах и усиленный танками, самоходными установками и артиллерией на мехтяге. Быстро продвигаясь от рубежа к рубежу, передовые отряды нередко заходили отступающим гитлеровцам в тыл, упреждали их в захвате выгодных позиций, деморализовывали врага. Насколько неожиданным для фашистов бывало порой появление наших войск, свидетельствует хотя бы такой факт. В районе Лодзина при нашем стремительном приближении гитлеровцы не успели снять с огневых позиций 4 орудийные батареи, оставив их вполне исправными вместе с изрядным запасом снарядов, которые были потом, конечно, использованы нами для стрельбы по врагу.

24 августа части корпуса, очистив от противника лесной массив юго-восточнее Дембица, вышли на рубеж Лотошин, Гумниска, Брацеевка и встретили там сильное огневое сопротивление немцев. Как потом выяснилось, они подбросили сюда 78-ю пограндивизию и сосредоточили большое количество артиллерии, доведя ее численность до 60 стволов на один километр фронта. Несколько наших попыток преодолеть оборону врага успеха не имели, и с 28 августа мы вынуждены были перейти к обороне на достигнутом рубеже южнее Дембица.

Почти за месяц ожесточенных наступательных боев наши части продвинулись в западном направлении еще более чем на 50 километров, очистив от врага громадную территорию.

2 сентября по приказу командарма корпус сдал свой участок обороны частям 322-й и 100-й стрелковых дивизий и был выведен в леса юго-восточнее Дембица. 359-я дивизия, как наиболее полноценная, была переподчинена командиру 15-го стрелкового корпуса. В нашем же подчинении остались лишь 68-я гвардейская и 99-я дивизии. В этом составе нам и предстояло совершить стовосьмидесятикилометровый марш в район Рава-Русская, где мы должны были пополниться личным составом, боевой техникой и подготовиться к новым боям. Одновременно с нами в Львовскую область была переброшена 316-я стрелковая дивизия, которая и вошла затем в состав корпуса. [193]

Проводить нас приехал генерал П. А. Курочкин. Он был оживлен, шутил, но в голосе то и дело прорывались грустные нотки.

— Вот и расстаемся, — сказал командарм. — На фронте люди быстро привыкают друг к другу. А мы с вами немало прошли вместе. — Он неожиданно улыбнулся. — Правда, если брать по времени, это не так уж и много, но зато расстояние...

— Что и говорить, товарищ командующий, — жива отозвался генерал Григорович. — Давно ли стояли под Бродами, а теперь вон уже в Польше. Позади, считайте, вся Западная Украина. Шаг-то, выходит, теперь у нас скорый.

— Ну, спасибо вам за все! — сказал Павел Алексеевич, крепко пожимая руку каждому из нас. — Воевали на совесть! Пожелаю и дальше действовать в том же духе. Теперь вы переходите в распоряжение командующего шестой армией, находящейся пока в резерве Ставки...

Генерал Курочкин многозначительно подчеркнул это «пока». Но мы и сами знали, что уходим с фронта ненадолго. Впереди нас снова ждут бои и походы, ждут новые большие испытания. [194]