Моя международная деятельность

Эта деятельность началась у меня еще тогда, когда я служил на Тихоокеанском флоте. В 1975 году адмирал Горшков получил приглашение от адмирала Лундвала, командующего флотом Швеции, принять участие в организуемом им симпозиуме руководителей флотов основных военно-морских держав под названием «Моря не разъединяют, а объединяют». Предполагалось, что король Швеции Карл XVI Густав примет в нем участие. Так как Горшков плохо себя чувствовал, через МИД СССР договорились, что советский ВМФ буду представлять я как его заместитель. На этот симпозиум прибыли руководители флотов из 16 стран, в том числе из США, Англии, Франции, ФРГ, Норвегии, ГДР, Польши. Открыл его сам король, причем в форме контр-адмирала. Его личной аудиенции были удостоены четверо американских адмиралов, Эшмар из Великобритании, Нуланс из Франции и я. На первом заседании выбирали [147] «чаермена» (председателя), каждый по порядку коротко рассказывал о себе. По предложению Лундвала «чаерменом» выбрали меня, как самого старшего по возрасту и первого из присутствующих, получившего звание полного адмирала. Адмирал Нуланс, кстати, он сын посла Франции в России в 1917 г., проворчал, что он тоже, как и адмирал «Омэлко», родился в 1914 году, а потому мог бы быть председателем. Все обратили свои взоры в мою сторону. Пришлось французу объяснять, что, к большому сожалению, я родился на два месяца раньше него. Последовал одобрительный хохот.

На заседаниях и при личном общении внешне все выглядело очень доброжелательно. Хозяева, в том числе и король, проявили исключительное внимание к гостям. В докладах, а их было много, общей нитью проходила мысль о необходимости соблюдать в морях тактичность, в любых ситуациях проявлять уважение, укреплять добрые взаимоотношения. Были и доклады, посвященные совместным усилиям при оказании помощи, освоении плавания во льдах. Американец изложил их проблемы по поводу набора женщин для службы на кораблях. Мой доклад был о предотвращении [148] инцидентов между кораблями в морях и океанах. После деловой части мы совершили много экскурсий, съездили в Гётеборг на судоверфь, где строятся торговые суда по конвейерному методу. Симпозиум завершился большим приемом, который устроил в нашу честь премьер-министр Пальме в Золотом зале. На нем он и я как председатель обменялись речами. Все мы этот симпозиум расценили, как желание Швеции влиться в бурный поток международных отношений.

Когда я еще служил в Генштабе, мне как-то пришлось вести переговоры с американцами в качестве заместителя главы делегации, а руководил ею посол Менделевич. Американскую сторону возглавлял Поль Уорнке, он же председатель Агентства по контролю над разоружением и вооружениями. Темой наших переговоров было «Сокращение присутствия в Индийском океане флотов США и СССР». Были проведены пять туров: первый — в Москве, второй — в Вашингтоне и три — в Берне (в Швейцарии). Переговоры [149] были трудные, но все же нам удалось вчерне договориться до совместного соглашения. Но когда мы были в Швейцарии, начались известные события на Африканском Роге. Уорнке был отозван в Вашингтон, а в скором времени уволен в отставку. Так наше соглашение и осталось незавершенным.

Лорд Маунтбэттон

Моя встреча с начальником обороны Великобритании адмиралом флота лордом Маунтбэттоном произошла в 1975 году.

30-летие победы над нацистской Германией отмечалось особо торжественно. По случаю этой знаменательной даты, знаменательной не только для советских людей, но и для всего прогрессивного человечества, в СССР были приглашены делегации стран антигитлеровской коалиции. Перед началом торжественного заседания, которое проходило в Кремлевском Дворце съездов, ко мне в фойе подошел космонавт Алексей Леонов. Мы с ним хорошо знакомы еще с первого его космического полета. Он-то и познакомил меня с начальником Европейского отдела Министерства иностранных дел Владимиром Павловичем Сусловым, который, не зная меня в лицо, попросил Леонова помочь организовать встречу со мной.

Владимир Павлович сообщил мне, что по решению МИДа и моего командования я назначен сопровождать в Ленинград лорда Маунтбэттона.

— Пойдемте, я вас с ним познакомлю, — предложил он.

В это время раздались звонки, извещавшие о начале заседания. Решили знакомство отложить до перерыва перед концертом.

Сидя в зале, я отыскал в президиуме места, где расположились представители иностранных делегаций. Среди них в первом ряду, скрестив руки на груди, сидел седой поджарый мужчина в форме адмирала флота. Нетрудно было догадаться, что именно он и есть глава английской делегации — лорд Маунтбэттон. Рядом с ним сидел Аверелл Гарриман — глава делегации США. Дня за три до этого Главнокомандующий ВМФ говорил мне о том, что, скорее всего, мне придется сопровождать лорда, если он прибудет в Москву на [150] торжества. Поэтому я заранее ознакомился со всеми имеющимися у нас материалами из биографии лорда. Теперь я внимательно разглядывал его, сидевшего в президиуме, вспоминая все, что удалось о нем прочитать.

Лорд Луис Маунтбэттон — правнук королевы Виктории, двоюродный брат английского короля Георга, племянник российского императора Николая II, родной дядя принца Уэльского — мужа нынешней королевы Елизаветы, родной брат шведской королевы, состоит в родстве с датским, греческим и норвежским королевскими дворами. Родился он 25 июня 1900 года. Его отец — немецкий принц Луис Баттенбергский — был в годы первой мировой войны начальником штаба военно-морских сил Англии, но затем вышел в отставку и даже изменил фамилию из-за антигерманских [151] настроений, широко распространившихся в Великобритании в тот период. Мать лорда — внучка королевы Виктории. Словом, Луис Маунтбэттон принадлежал к высшим кругам английской аристократии. Образование он получил в Гринвичском военно-морском колледже, а затем в Кембриджском университете.

Военная служба Маунтбэттона началась в 13 лет, когда он стал кадетом Гринвичского военно-морского колледжа. К концу первой мировой войны он был произведен в младшие лейтенанты, в 1920 году получил чин лейтенанта, в 1937 году стал капитаном II-го ранга, а в 1953-м — адмиралом флота.

В первые годы второй мировой войны Маунтбэттон командовал флотилией эскадренных миноносцев, затем авианосцем, потом занимал пост главнокомандующего комбинированными десантными операциями. В 1943 году его назначили Верховным главнокомандующим союзными войсками в Юго-Восточной Азии, там он и пребывал до 1946 года. С марта 1947 года по июнь 1948 года — вице-король, а затем губернатор Индии.

В 1952–1954 годах он являлся Главнокомандующим английским средиземноморским флотом и одновременно командующим военно-морскими силами НАТО в Средиземном море. С 1955 по 1959 год занимал пост первого лорда Адмиралтейства, последующие семь лет — высший военный пост в стране — начальник Штаба обороны Великобритании.

На протяжении многих лет Маунтбэттон был одним из влиятельнейших британских военных деятелей. Даже после ухода в отставку он сохранял по-прежнему свое влияние и авторитет, чему, конечно, в немалой степени способствовали его родственные узы с королевской семьей.

Маунтбэттон — почетный доктор юридических наук шести английских университетов, в том числе Кембриджского и Лондонского, почетный доктор наук Делийского университета и университета в городе Патна. Он был президентом лиги бывших военнослужащих стран Содружества. У него были все основания называть себя капиталистом (о чем речь пойдет ниже), потому что он являлся акционером ряда крупных промышленных объединений. Такое небольшое «путешествие» в прошлое лорда необходимо для понимания его дальнейших рассуждений. [152]

После торжественного заседания я вновь встретился с Владимиром Павловичем Сусловым, и уже вдвоем мы отправились за сцену Кремлевского Дворца съездов, где собрались иностранные гости. В большом зале, разделенном невысокими перегородками из матового стекла, были установлены столы с закусками и напитками. Людей много, стоят и группами, и в одиночку. Делятся впечатлениями от выступления Леонида Ильича Брежнева. Найти лорда Маунтбэттона особого труда не составляло: его высокая фигура без заметной сутулости, седая голова с расчесанными на пробор волосами были видны издалека. Правильные черты лица. Подтянут, энергичен, держится свободно, однако движения несколько замедленны и манерны. Одет в форму адмирала флота с аксельбантами. Рядом с планками орденских лент только что врученная ему Председателем Президиума Верховного Совета СССР медаль «30 лет Победы в Великой Отечественной войне».

Подошли к Маунтбэттону. Владимир Павлович представил меня. Лорд живо реагировал на знакомство и после взаимных любезностей принялся меня знакомить со своими собеседниками:

— Это вот Аверелл Гарриман или во всяком случае то, что осталось от красивого мужчины, а это вот жена Гарримана, бывшая жена Черчилля, но зачем она Гарриману, я не знаю.

Я взглянул на женщину. Красивая и обаятельная, она была гораздо моложе всех нас, окружавших ее. Гарриман и его супруга на шутку Маунтбэттона реагировали весело.

— А это Лунц — занимался НАТО, — продолжал знакомить меня лорд.

При упоминании о НАТО Гарриман бросил шутливую реплику, суть которой сводилась к тому, что НАТО совсем не плохая организация, зря, мол, вы против НАТО, и далее в такой же шутливой форме предложил:

— Вступайте вы тоже в НАТО.

Я сказал, что у нас о НАТО другое мнение и, если мы вступим, это будет уже не НАТО.

Вечером того же дня состоялся правительственный прием по случаю 30-летия Победы в Великой Отечественной войне. Он проходил в зале приемов Кремлевского Дворца съездов. Владимир Павлович Суслов подошел ко мне и [153] предложил пойти поприветствовать Маунтбэттона. Иностранные гости, как и всегда, расположились в главном зале, слева от стола членов политбюро, стоящего у самой сцены. Лорда мы увидели у главного стола, беседующего с Брежневым. Ожидая, когда они закончат разговор, я перебросился несколькими словами с Андреем Павловичем Кириленко, который, заметив меня, подозвал к себе. Он помнил меня еще с тех времен, когда во Владивостоке вручал Тихоокеанскому флоту орден Красного Знамени. Хотя беседа Маунтбэттона с Леонидом Ильичом была непродолжительной, лорд из-за оказанного ему главой государства внимания был преисполнен важности. Но оно и понятно. На мой вопрос, как прошла беседа, лорд ответил, что Брежнева интересовало его, лорда, впечатление о только что произнесенной им речи.

Днем 9 мая Маунтбэттон знакомился с Москвой, а тем же вечером в соответствии с протоколом его пребывания в Советском Союзе он в нашем сопровождении, то есть Владимира Павловича Суслова, Николая Николаевича Иноземцева из Института мировой экономики и международных отношений РАН, атташе протокольного отдела МИД СССР Куликова Валерия Матвеевича, меня и обеспечивающих лиц от МИД СССР, отправились в Ленинград. С другой стороны лорда сопровождали его личный секретарь и три сотрудника английского посольства в Москве.

На Ленинградском вокзале собрались в депутатской комнате. Маунтбэттон приехал в сопровождении посла Великобритании. Провожал нас секретарь Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе.

К «Красной стреле» был прицеплен правительственный вагон-салон для лорда, а соседний вагон предназначался для сопровождающих лиц. Маунтбэттон, увидев широкую удобную кровать, тут же пошутил:

— Это мне на одного?

Незамедлительно последовал ответ кого-то из присутствующих, кажется, Суслова:

— Все остальное, лорд, от ваших способностей.

В Ленинграде нас встречал заместитель председателя исполкома Фалин, так как председатель был в загранпоездке. После приветствий расселись по машинам. Маунтбэттон, Фалин, я и переводчик в «Чайке» с английским флажком, [154] остальные в «Волге» и в сопровождении машин ГАИ и мотоциклистов торжественно двинулись в сторону Крестовского острова на госдачу, как говорят обычно, в отведенную им резиденцию. Госдача превосходно оборудована в современном стиле, с красивым садом, прудом, цветами, в общем, достойна любого высокопоставленного лица.

Поездка Маунтбэттона в Ленинград имела узконаправленную цель. Если сказать коротко, то это было воспоминание о прошлом. Первым желанием лорда было посещение Петергофа и Зимнего дворца. Мы со своей стороны предложили побывать на Пискаревском кладбище, посетить «Аврору», Военно-морской музей, Кировский театр оперы и балета (бывший Мариинский). Конечно, программа весьма напряженная на каких-то два с половиной дня. Лорд начал возражать против посещения Пискаревского кладбища и «Авроры», мол, был в Москве на могиле Неизвестного солдата, возлагал венок и т. д.

Но после моих довольно резких доводов, что, если он не посетит Пискаревское кладбище, ленинградцы его не поймут, воспримут это как неуважение к городу, лорд согласился. Что касается «Авроры», я привел, по-моему, еще более убедительные доводы: надо же ему посмотреть, откуда прозвучал сигнал к окончательному свержению его дяди — императора Николая II. Ну а после моего заявления, что на корабле будет построен личный состав и ему, как адмиралу флота, будут отданы все положенные почести, посему ему желательно быть в форме (в Ленинграде он был в штатском платье), Маунтбэттон согласился и на посещение «Авроры».

Решили начать с Петергофа. После легкого завтрака тронулись в гавань на Васильевском острове, где был приготовлен катер на подводных крыльях, который принадлежал Ленинградской военно-морской базе, специально оборудованный для высоких гостей. В салоне катера — фрукты, коньяк, чай. Приветствовал лорда командир базы вице-адмирал Леоненков. Он преподнес Маунтбэттону герб Кронштадта. По пути обозревали Ленинградский порт и окрестности города. В Петергофе катер принимали курсанты Высшего военно-морского училища имени Попова во главе с начальником училища вице-адмиралом Рулюком. Сойдя с катера, пешком направились в нижний парк к фонтанам. [155]

Здесь лорд ударился в воспоминания детства. Он жил в Петергофе с 1904 по 1912 год. Остановившись у «Грибка», он заявил, что помнит его. Повели его во дворец. Сопровождали нас директор дворца и научный сотрудник. Я обратил внимание на то, что лорд абсолютно никак не реагировал на фотографии дворца, сделанные сразу же после окончания войны, но зато бойко сам давал пояснения ко всем портретам царской семьи и их приближенных. Его комментарии к каждому портрету показались мне очень смелыми: этот был умница, этот подхалим, этот дурак и так далее.

В Тронном зале, только что открытом после реставрации, экскурсовод рассказал о том, что из шестнадцати висящих здесь хрустальных люстр подлинная лишь одна, остальные изготовлены заново, и предложил определить, какая настоящая. Маунтбэттон, не задумываясь, безошибочно показал на одну из люстр. Мы были поражены. А он, наклонившись ко мне, прошептал, что указал наугад. Так я и не понял, шутил ли он и на этот раз или говорил правду.

Директору музея лорд задал вопрос, не сохранились ли какие-то вещи царской семьи и нельзя ли их посмотреть. Тот ответил, что, конечно, сохранились, но они находятся в запасниках, а сегодня (было 10 мая) туда не попасть, так как у сотрудников нерабочий день. Лорд этому разъяснению не поверил, пробурчав, что, мол, вам, большевикам, все эти вещи не интересны, по-видимому, они находятся в таком состоянии, что их и показать нельзя. Пришлось мне на его саркастическое замечание дать более конкретное разъяснение, приблизительно в таком плане: «Господин адмирал, когда мы вас подводили к фотографиям развалин Петергофа, чтобы показать вам наши усилия и затраты на восстановительные работы, которые уже оценены в семь миллионов рублей, вы не отреагировали на это. А ведь семь миллионов были затрачены тогда, когда мы отказывали себе в некоторых жизненно важных вещах, отнятых у нас войной. Вы сомневаетесь в том, что мы сохраняем вещи царей. Но мы их храним и храним очень бережно. Прямо скажу, что нас меньше всего интересуют они как «личные» вещи царей. Мы их храним потому, что они являются историей нашего государства и главное — это творение рук русского народа, его таланта и трудолюбия». На это мое вынужденно резкое заявление последовало долгое молчание. [156]

После осмотра дворца лорд настоятельно попросил показать ему виллу, где он жил в детстве. Но беда в том, что объяснить толком, о какой вилле идет речь, он не смог. После тщательных расспросов решили, что речь идет об одной из вилл в парке Александрия, рядом с петергофским нижним парком, что ближе к Ленинграду. Туда и отправились. Действительно, на берегу Финского залива нашли две виллы, одна из них восстановлена, другая еще ожидала восстановления. Вот во второй лорд и признал ту самую, в которой жил в детстве.

Из Петергофа на машинах мы двинулись в Пушкино (Царское Село). Осмотрели Екатерининский дворец, где опять по развешенным портретам в интерпретации Маунтбэттона выслушали характеристику всех царских вельмож. Александровский дворец обошли снаружи, так как его занимает одна воинская часть военно-морского флота. Оглядели здание, где когда-то размещался лицей, и поехали в город. По дороге остановились на площади Победы взглянуть на только что открытый памятник обороны Ленинграда. Но он не произвел впечатления ни на нашего гостя, ни на нас, участников обороны Ленинграда и блокадников. Где-то около восьми часов вечера «полуживого» лорда «полуживые» сопровождающие привезли на Крестовский остров, оставив его «приходить в себя», а сами направились перевести дух в «Асторию», где для нас были приготовлены номера. Надо заметить, погода стояла преотличная, что для знакомства с Ленинградом имеет весьма немалое значение.

Следующий день начался с посещения Пискаревского кладбища. Возложили венок, получили памятные медали, осмотрели прикладбищенский мини-музей. Немало расстроенные, причем не только мы, но и лорд, направились в Эрмитаж. Там останавливались лишь у тех экспонатов, которые напоминали лорду о прошлом. Однако даже такой беглый осмотр все равно занял около двух с половиной часов. После Эрмитажа отправились в Морской музей. С большим интересом осмотрев его, лорд заявил, что такого богатого по экспонатам музея и такого роскошного здания, в котором он располагается, он не видел нигде. Осталось еще время на обед, чтобы потом отправиться в театр на балет «Жизель». [157]

Театр привел лорда в восхищение. Недавно отреставрированный, он действительно выглядел великолепно. И если учесть, что ленинградцы в театр ходят, как на праздник, — в нарядных платьях и выходных туфлях, а не как москвичи — в джинсах и сапогах, то впечатление от театра и публики осталось у него выше всяких похвал. После первого акта балета (причем в центральной ложе, бывшей царской, что было важно для лорда) мы были приглашены на легкий ужин с коньяком. С нами за столом оказалась юная балерина Надежда Павлова. Надю мы заметили еще у служебного входа в театр, когда подъехали туда. Лорд, оказывается, о ней слышал и сам изъявил желание с ней познакомиться. Он проявил к Наде большой интерес как к восходящей звезде советского балета. Лорд с особым вниманием отнесся к девушке, как это, впрочем, свойственно всем пожилым людям при встрече с юными особами. Маленькая, худенькая, прямая, с гладкозачесанными волосами, с открытым лицом, в простой кофточке и брючках джинсового покроя, в босоножках, Надя, кстати, вызывала всеобщую симпатию. Если учесть, как обычно тлетворно на личность влияет восхваление таланта со стороны окружающих, то приятно было отметить, что Надю это еще не коснулось. Очень скромная, умеющая себя держать. Чувствовалось, что простота ей присуща от природы.

До конца балет досмотреть, увы, не удалось: намечался официальный обед от имени Ленинградского горисполкома, куда мы поспешили, пригласив, опять же по настоянию лорда, Надю Павлову. Обед прошел, как и положено, в речах и тостах.

На следующий день, 12 мая, у нас по плану было только одно мероприятие — посещение «Авроры», и в обратный путь. Хорошо выспавшись и плотно позавтракав в той же «Астории», мы в 10 часов были уже в резиденции лорда на Каменном острове. Погода, как и в предыдущие дни, изумительная. Тепло, солнечно. С выездом на «Аврору» немного задерживались. Решили, что лорд долго одевается. Но когда Маунтбэттон спустился со второго этажа в гостиную, мы поняли, что его задержало. Он вручил мне официальное прощальное письмо с изложением своих чувств за оказанное внимание. Вручил он его торжественно вместе со своим [158] портретом и автографом в голубой коленкоровой рамке, украшенной королевским гербом.

Рассевшись по машинам, направились на «Аврору». Ну а дальше начались отступления от протокола. Проезжая мимо Петропавловской крепости, лорд задал вопрос: «А правда ли, что в этой крепости похоронены все цари?». Я ответил, что цари у нас похоронены в Москве, а здесь — императоры, хотя понятия эти идентичные. Лорд настоятельно стал просить заехать в крепость. Посоветовавшись с Фалиным, а главное — имея указание «показать все, что захочет лорд», нам осталось только предупредить его, что желание будет выполнено, если там открыт доступ для посетителей. Мы подозвали «ведущего» милиционера-мотоциклиста и дали указание следовать в Петропавловскую крепость. Машины остановились у Собора, и мы направились к только что распахнувшимся для посетителей дверям. В безмолвном оцепенении лорд остановился у гробницы Александра III — своего деда, затем осмотрел другие гробницы. Чистота Собора, его торжественность, убранство поразили лорда. В этот момент прибежала, запыхавшись, заведующая музеем и предложила пройти в правый угол, где похоронен Петр I. Приблизившись к гробнице Петра, мы увидели, что вокруг нее расставлены горшочки с цветами, а на ней множество живых цветов. Лорд с недоумением воскликнул: «Откуда это, кто положил?!» Заведующая с невозмутимым спокойствием ответила: «Это сами посетители приносят цветы». «Как? Царю цветы?!» — воскликнул лорд. «Нет, не царю, а основателю нашего города — Санкт-Петербурга», — последовал ответ заведующей. Я тут же воспользовался удобным моментом и напомнил лорду о его ворчании в Петродворце по поводу того, что, мол, большевиков, конечно, не интересуют царские вещи. И еще раз разъяснил ему, что мы чтим и помним, а что считаем излишним и ненужным.

Из Петропавловской крепости поехали на «Аврору». На корабле все прошло, как было и запланировано: почетный караул, захождение, представление командира крейсера. Осматривая корабль, лорд проявил живейший интерес ко всему. После экскурсии он сделал запись в книге почетных посетителей, затем сфотографировались группой и по отдельности. Командир крейсера обратил внимание Маунтбэттона на поднятый английский флаг, пояснив при этом, [159] что английский флаг на мачте «Авроры» поднимается лишь второй раз за всю историю: первый — при посещении премьер-министра Великобритании Вильсона, а второй вот теперь — в честь Маунтбэттона. На что лорд заметил: «Ну, Вильсону поднимали флаг напрасно, он не принадлежит к королевской фамилии». Мы благоразумно промолчали.

Посещением «Авроры» все остались очень довольны. Поехали в резиденцию отдохнуть, а потом отправились на аэродром. Но! Это «но» стало характерным в том путешествии. Лорд завел со мной разговор о том, что его друг Феликс Юсупов подробно рассказывал ему, как он, Юсупов, убивал Григория Распутина. Лорд принялся уговаривать нас: «Покажите, где это произошло, я хочу посмотреть все собственными глазами». Я знал о том, что в бывшем юсуповском дворце на берегу реки Мойки сейчас находится Дом учителя. Я посмотрел на Фалина, он на меня, мы согласованно пожали плечами, что означало — придется вести показывать место убийства Распутина. Ехали в неизвестность: есть ли там кто и вообще есть ли там что. Двери Дома учителя оказались открытыми, нас встретила приветливая женщина, представившись дежурной. Такого порядка, как там, даже мы, военные, не ожидали. После того как мы рассказали о цели нашего посещения, дежурная повела нас в только что восстановленную мавританскую комнату и театральный зал. А лорд все не унимался: показывайте место, где убили Распутина и по какой мраморной лестнице его тащили потом. Дежурная шепчет, что убийство произошло в подвале, но той лестницы не сохранилось. «Покажите, где это место», — все требует лорд. Дежурная в панике, шепчет мне опять, что у них там беспорядок: хранятся старые вещи, матрасы, подушки и прочая рухлядь. Пришлось лорду так и объяснить, что показать не можем, так как в подвале грязно и захламлено. Лорд заметил, что надо бы все восстановить, как было, и показывать людям. Ответили ему, что у нас и без того много важных дел, придет время, может быть, восстановим и это, чтобы показать влияние мракобесия на судьбу русского народа. Лорд, поморщившись, промолчал. Дежурная предложила посмотреть замурованную теперь дверь в торце здания. При подготовке к убийству Распутина она была специально прорублена, чтобы убитого Распутина прямо [160] из подвала вытащить в сквер, что возле дворца, а далее к Мойке. Лорда это очень заинтересовало. Вышли на улицу, посмотрели, даже пощупали то место, где когда-то была дверь, и удовлетворенные поехали на аэродром. Чтобы как-то занять время, я задал лорду вопрос, как он оценивает наш современный военный флот.

— Слишком большой и слишком хороший, — был его ответ.

Пришлось попросить его разъяснить, хорошо это или плохо.

— Для нас с вами хорошо, — бросил он.

Меня эта короткая фраза не удовлетворила. Снова задал вопрос:

— Почему для нас с вами, кого вы имеете в виду под определением с «нами»? [161]

Лорд начал туманно и невразумительно пояснять, что, дескать, мы с вами вместе воевали и мы с вами теперь вместе боремся за мир, плаваем вместе и так далее. Пришлось напомнить ему, что британские подводные лодки со стратегическими ракетами плавают вместе не с нашими, а с американскими, а главное — нацелены они на Советский Союз. Кроме того, на территории Англии находятся авиационные американские базы, которые предназначены прежде всего против СССР, и, наконец, Великобритания — это основной член НАТО, а не Варшавского Договора. Лорд ничего не мог противопоставить моим аргументам, он просто промолчал.

На аэродроме зашли в ресторан. Не успели произнести положенные тосты, как начальник аэропорта начал торопить на посадку. С сожалением пришлось оставить обильно уставленный закусками стол и направиться к самолету. На прощание, как и положено, обменялись взаимными комплиментами. Лорд отправился восвояси. Вернее, он направился в Швецию погостить у своей сестры, бывшей королевы Швеции.

А 27 августа 1979 года газеты всего мира сообщили о том, что лорд Маунтбэттон погиб при взрыве на своей яхте. Это случилось в тот момент, когда семиметровая яхта вышла из ирландской гавани Маллагмор, что в округе Слиго. До этого печального события там Маунтбэттон в своем загородном доме провел три недели. Вместе с лордом погибли его внук, четырнадцатилетний Николас, и ирландский моряк. Дочь Маунтбэттона Патриция, ее сын Тимоти и свекровь леди Брейборн, тоже находившиеся на яхте, получили тяжелые ранения. Муж Патриции лорд Брейборн обошелся без серьезных повреждений. По данным иностранной печати, взрыв на яхте был организован ирландскими террористами. Вряд ли эта жестокая акция сыграла какую-то роль в борьбе за самостоятельность Ирландии.

Работа на Кубе

В 1986 году мне было поручено с группой генералов Генерального штаба отбыть на Кубу с задачей помочь составить по просьбе кубинского руководства пятилетний план развития их вооруженных сил. Конечно, мне были даны [162] указания, в каком размере можно обещать Кубинской Республике поставки вооружения и военной техники из СССР. А предварительно в Генеральном штабе мы на основании расчетов продумали, что можем рекомендовать для надежной обороны «Острова Свободы», исходя из прошлого вторжения в районе Плайя-Хирон. Прибыв в Гавану и представившись министру обороны Раулю Кастро, начали работу совместно с начальником генштаба Сененом Касиссом Кегуеро и командующими родами войск — артиллерии, ВВС, ВМФ, ПВО, тыла и др. Мы предложили вначале обсудить общее положение в регионе, Сенен согласился.

Заслушали оценку начальника разведки, что грозит безопасности Кубы. Он четко доложил, что наиболее опасным является вторжение с моря, как это имело место на Плайя-Хироне. Обсудили доступные для высадки десанта места на острове и возможный состав вероятных сил вторжения. Далее командующие авиацией, флотом и артиллерией доложили состояние и возможность своих сил. Когда речь зашла об их потребностях, выяснилось, что их запросы превышают не только их потребности, но и наши возможности. Мы не стали вступать в спор, а решили получить согласие [163] Рауля Кастро посетить их армии, аэродромы, флот и уже на месте ознакомиться с их состоянием и возможностями обороны. В итоге мы облетели и объехали весь «Остров Свободы» — от Сантьяго-де-Куба до Гуантанамо. По пути посетили предприятия, плантации сахарного тростника, сигарную фабрику, спиртовый завод, селение рабочих, старые и новые города, застроенные современными зданиями. Нас поразили исключительное трудолюбие кубинцев, их высокий моральный дух и вера в будущее, а главное теплое, прямо скажем, трепетное отношение к личному составу учебной военной бригады ВС СССР, там дислоцированной, ко всему русскому народу, а уж это мы сполна испытали на себе за месячное там пребывание.

Возвратившись в Гавану, мы изложили Сенену и Раулю Кастро наши впечатления и наши рекомендации. Согласившийся с нашими рекомендациями Рауль попросил, чтобы сопровождавшие меня члены делегации помогли командующим родами войск грамотно сформулировать заявки на согласованные поставки. Если можно, то лучше с этим поспешить, так как делегация запланировала свой вылет в Москву через день. Я, как обещал, все выполнил. На следующий день в особняк в Лагито, где мы разместились, позвонил Рауль и сообщил, что Фидель Кастро пожелал с нами встретиться. Правда, в данное время он ведет переговоры с президентом Эфиопии, но вечером сам приедет в Лагито. Действительно, в 23 часа прибыл Фидель с Сененом и всеми командующими родами войск. Тепло поздоровались, обнялись как давние знакомые. (Несколько лет назад я с женой провел отпуск на Кубе, на курорте Варадеро, там состоялась моя первая встреча с Фиделем.) Нет надобности говорить об исключительном обаянии, которым обладает Фидель, всем это известно. Я ему поведал, где мы побывали за это время, выразил восхищение большими успехами, которые произошли за пять лет после моего первого посещения Кубы. Он остался очень доволен, как я это заметил, рассказал он и о своих планах в области экономики, поблагодарил за проделанную нами работу. Наконец, задал мне вопрос, почему мы рекомендуем иметь вооруженные силы не более 100 тысяч человек. Ведь только в Африке у него 40 тысяч военнослужащих. Я ему ответил, что в Москве мы получили четкие указания высказать рекомендации по пятилетнему [164] плану развития Вооруженных Сил Кубы, а что касается Африки, то это уже относится к сфере политической. Фидель, засмеявшись, произнес:

— А ты не только адмирал и заместитель начальника Генерального штаба, но еще и дипломат.

Наша беседа закончилась около двух часов ночи, а на следующий день мы вылетели в Москву. Провожали нас Сенен и командующий флотом.