Глава 3.

Первое задание

— Подъем!

Я мгновенно вскочил, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Несмотря на все свои раздумья накануне вечером, спал я крепко и без сновидений.

На команду, прозвучавшую из громкоговорителя, я по вошедшей в плоть и кровь привычке отреагировал без промедления. Уже через три минуты вся прибывшая с Цутиуры группа построилась в две шеренги перед нашей казармой. С того места, где мы стояли, вдали была видна синяя гладь морского залива. Делая утреннюю зарядку, мы наслаждались этим видом и свежим ветерком, налетавшим с моря. Когда мы закончили весь комплекс упражнений, лейтенант Тёса обратился к нам:

— Ну вот, вы провели здесь уже целый день. И что вы думаете о своей новой жизни?

Никто не произнес ни слова, но все мы кто засмеялся, кто заулыбался. После того как нам предоставили несколько раз возможность отказаться от своего решения, само наше присутствие здесь было ответом на его слова.

— В настоящий момент, — продолжал он, — у нас на базе проходят подготовку только тридцать водителей торпед. Это потому, что у нас есть в наличии только шесть торпед «кайтэн».

Стон испуга вырвался у нас из груди. При наличии только шести торпед пройдет страшно много времени, прежде чем мы приступим к подготовке, не говоря уже о боевом задании.

Наш командир совершенно правильно истолковал наш общий стон. [41]

— Не беспокойтесь, — заверил он нас. — Вскоре «кайтэнов» хватит на всех, потому что теперь они запущены в массовое производство. Но пока они еще не начали поступать, вам будет лучше не тратить время зря, а начать изучать все то, что вам надо о них знать. Наш старший офицер-эксплуатационник начнет вам читать сегодня лекции об устройстве модели 93. С вами мы увидимся только вечером, поскольку сегодня мне предстоит по расписанию осваивать «кайтэн» на акватории залива.

Условия для отдыха здесь неважные, кино здесь нет. Гулять на острове негде, женщин здесь нет, как и нет здесь почти никаких развлечений. Но кормят очень неплохо, много лучше, чем на других базах. И еще у нас есть великолепный буфет со многими дефицитными вещами. Например, любые сигареты, какие только пожелаете. И сласти. Если захотите чего-то еще, то у меня есть приказание достать это для вас, так что говорите, не стесняйтесь.

Затем он отправился по своим делам, а мы строем направились в столовую на завтрак, разговаривая по дороге о том, как обернется ситуация с торпедами «кайтэн» и скоро ли мы сможем начать боевую подготовку и принять участие в операциях.

После завтрака капитан 2-го ранга Итакура собрал нас в комнате для занятий. Мы все сидели на татами, внимательно слушая нашего наставника. Он же стоял перед обычной классной доской и, постукивая по ней мелом, знакомил нас с положением на фронтах. Рассказанное им потрясло нас, особенно когда он коснулся ситуации с 6-м флотом, нашими подводными силами. Некогда они относились к самым крупным в мире, ныне же были изрядно потрепаны в сражениях. У Японии осталось только небольшое количество крупных подводных лодок, способных действовать на океанских просторах. И лишь часть из них имела радиус действия, необходимый для операций с применением торпед «кайтэн».

— Знаю, что вы всегда гордились нашим военно-морским флотом, — говорил Итакура, — и, заверяю вас, он не посрамил себя в сражениях. Тем не менее превратности войны обратились против нас. Снова и снова враг обрушивал на нас свои корабли и самолеты, многократно [42] превосходившие числом наши. Его корабли могут открывать огонь с куда больших расстояний и намного раньше, чем наши, благодаря своим превосходным радарам. Они видят наши корабли и самолеты еще до того, как те увидят их.

Наши канониры и торпедисты ничуть не хуже вражеских, а, возможно, даже лучше, поскольку императорский флот вел боевую учебу семь дней в неделю в течение многих месяцев каждый год. Но наши орудия и торпеды должны применяться с более близких дистанций. Вот что делают радары наших врагов! Даже Мусаси Миямото, величайший мастер меча всех времен и народов, оказался бы беззащитным против врага, который бросает копье на пять метров.

Мы почувствовали, что уверенность в победе покидает нас.

— Однако надежда еще не потеряна, — продолжал Итакура. — Когда американский флот подойдет ближе к берегам Японии, мы поразим его «зрячими» торпедами. Вы и подобные вам люди станут глазами этого величайшего морского оружия, никогда еще не применявшегося в истории. Если каждый из вас нанесет удар по врагу, как вы думаете, что произойдет в конце концов? Даже Америка, со всей своей экономикой и богатством, не сможет пережить потерю ста боевых кораблей.

И еще об одном я хочу сказать вам, прежде чем вы начнете свои занятия. Однажды мы допустили ошибку — недооценили волю нашего врага. Мы не думали, что он будет сражаться столь упорно. Что ж, сражается он и в самом деле отважно. Его боевой дух высок. Как и вы, он любит свою страну, потому и сражается за нее столь упорно. Поэтому вы должны любить свою страну еще больше, чтобы вы могли сражаться упорнее и победить вашего врага. И хотя вы исполнены духа Ямато, ваш враг тоже обладает своим национальным духом. Но ваш должен быть сильнее, чем его!

На этом он закончил, и мы направились на наше первое занятие. Эту вторую неделю сентября 1944 года и несколько последующих недель мы жили каждый день по одному и тому же расписанию. В первой половине дня нам читали лекции об устройстве торпеды модели [43] 93, об управлении ею и об ее техническом обслуживании. По прошествии времени мы стали изучать и собственно торпеды «кайтэн» и узнали, какие принципы «Длинного копья» были воплощены в их конструкции. Начались занятия в кокпите торпеды, аналогичные тем, какие были и в Цутиуре, во время которых мы знакомились с рычагами управления и приборами «кайтэна». Во второй половине дня мы работали в качестве членов экипажей на торпедных катерах. Катера эти выводили «кайтэны» на буксире в залив, служили там условными целями и базовыми судами для них, а в конце дня возвращали их на базу. Работа была довольно тяжелой, но мы радовались ей, поскольку она давала нам возможность больше узнать о «кайтэнах», дожидаясь, когда мы получим одну из торпед в свое распоряжение.

Но самым интересным временем бывали вечера, потому что в это время организовывались «разборы полетов» по результатам каждого дня. «Кайтэны» были новым оружием, и лишь немногим удалось понять, как они ведут себя на плаву. Каждой крохой информации, которую им удавалось добыть, надо было поделиться с другими.

Через два дня после начала наших занятий группе, прибывшей с Цутиуры, было позволено присутствовать на таком разборе. Капитан 2-го ранга Итакура назначил его на 19.00.

— Это наш седьмой семинар, — сказал он, — и я уверен, что нашим новым товарищам будет очень полезно услышать то, что можете рассказать им вы, те, кто уже выходил в море на «кайтэнах». Но перед тем как мы начнем, я хочу представить вам присутствующих здесь офицеров и первым из них — моего заместителя.

Второй по званию офицер встал перед нами.

— Я капитан 3-го ранга Мидзогути, — представился он. — Когда я был слушателем последнего курса в Этадзиме, туда на первый курс пришла новая группа. Я чувствовал себя по отношению к ним старшим братом и делал все, чтобы помочь им освоиться. Приветствуя вас, хочу сказать, что и к вам я испытываю подобное чувство. Сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам, и надеюсь, что вы внесете свой вклад и сумеете заложить достойные традиции на этой базе. [44]

Затем по очереди представились и другие офицеры, каждый из них произнес что-то, чтобы ободрить нас. Теперь мы чувствовали себя кем-то большим, чем просто младшие по званию — скорее товарищами, которых приняли в свой круг. Здесь отношение к нам было совсем другим, чем когда-либо раньше на флоте.

Когда поднялся последний из офицеров, я едва смог сдержать свои чувства при виде его. Длинноволосый, в запятнанной маслом и неряшливо сидящей на нем форме, с грязью на лице, он выглядел измотанным и усталым. Как он попал сюда, спрашивал я себя. Безусловно, он не может быть морским офицером! Он выглядел совершенным плебеем, не имеющим понятия о мундире и военной выправке. Но, заметив фанатичный блеск его глаз, когда он обвел нас всех взглядом, я сказал себе, что, кем бы ни был этот человек, он телом и душой предан тому, что выбрал своей жизненной стезей.

Когда он заговорил, голос его звучал очень мягко.

— Меня зовут Сэкио Нисина, — начал он и помолчал несколько секунд.

Так перед нами стоял один из изобретателей «кайтэна»! В это едва можно было поверить, так как, скорее всего, он походил на мечтательного поэта, чем на кого-то другого.

— Я очень рад вас видеть, — продолжал он, — и надеюсь, что все вы столь же исполнены японского духа, как и мой дорогой незабвенный друг, лейтенант Хироси Куроки.

Куроки, как мы уже знали, погиб 6 сентября, когда его «кайтэн» потерял управление и затонул на глубоком месте в заливе.

— Хотя мне, скорее всего, и не придется долго общаться с вами, потому что я надеюсь иметь честь участвовать в первом боевом применении «кайтэнов», я приложу все силы, чтобы передать вам все мои знания и опыт в отпущенное мне время.

Поклонившись нам, он сел на свое место, и семинар начался. Первым докладчиком был младший лейтенант Хидэити Уцуномия, которому предстояло выйти в море и погибнуть в атаке с одной из наших групп «кайтэнов». [45]

— Вот схема моих действий на сегодняшний день, — начал он и принялся чертить на доске схему.

Специально для нас он выписал на ней курсы и скорости, которыми он следовал, и обозначил точки, в которых проверял свое местоположение, на краткий миг поднимая перископ.

После него говорил лейтенант Кацуми Мураками. Он объяснил нам процесс регулирования органов управления «кайтэном», что порой доставляло ему много хлопот при погружении и всплытии. Он также описал весь процесс своего движения, ориентировки и «атаки» на свой корабль-носитель, торпедный катер. После выступлений еще нескольких водителей последовало долгое обсуждение затронутых вопросов. В ходе этого обсуждения было высказано несколько предложений по усовершенствованию как самого «кайтэна», так и способов управления им. Семинар завершился только в 22.30.

Всю обратную дорогу в казарму меня переполнял восторг от услышанного. Правда, я не все понял, но все это меня ужасно заинтересовало. В особенности сильное впечатление произвели на меня интонации голоса водителей, когда они повествовали о маневрах своих торпед. Только представь это, твердил я себе. Ведь каждый из этих людей, по сути дела, закупорен в тесном пространстве носового отсека своей торпеды! Он запускал ее мотор, потом освобождался от торпедного катера-носителя и пускался в свободное плавание, подобно рыбе. Он маневрировал, погружался, поднимался на поверхность, шел в погруженном состоянии и имитировал атаку на корабль-носитель. И все это он проделывал совершенно один, рядом с ним не было никого, кто бы мог ему помочь, если бы он дернул не тот рычаг. Понимание того, что управление «кайтэном» в какой-то мере напоминает пилотирование самолета, но куда более опасно, повергло меня в трепет. Если случится что-то непредвиденное с самолетом во время полета, у вас всегда остается шанс совершить вынужденную посадку. Но в случае с «кайтэном» под вами только водные глубины.

По мере продолжения нашего обучения всю группу с Цутиуры начало охватывать нетерпение. Теперь всю вторую половину дня мы все чаще и чаще стали проводить [46] не на торпедных катерах в просторах залива, а в тех больших черных зданиях. Там мы занимались в имитаторах кабин «кайтэнов», выполняя практические задания по вождению торпед. Когда нас закрывали в их переднем отсеке, то почти всех охватывало чувство жуткого страха, хотя мы научились быстро справляться с ним. Несколько больше времени потребовалось, чтобы уметь находить на ощупь рычаги и приборы управления, и кое-кому из нас пришлось с удивлением узнать после тренировки на имитаторе, что он в ходе выполнения задания вышел за сотни метров от намеченной цели. И все же мы не уставали надоедать нашим наставникам вопросами, когда к нам поступит большее число «кайтэнов», чтобы мы могли начать тренировки в заливе. «Довольно скоро, — заверяли они нас, — ждать придется недолго». Но мы все еще продолжали ждать появления достаточного числа «кайтэнов», когда пришел приказ о первом боевом задании.

При этом известии все мы на Оцудзиме испытали душевный подъем. За тот месяц, что мы провели на базе, американцы уже высадились на островах Палау{8}, и наш разведывательный отдел считал, что за этим последует подготовка к захвату Филиппин. Такова была стратегия врага: захватить один остров, затем превратить его в базу для дальнейших бросков все ближе и ближе к Японии. Был также захвачен атолл Улити из группы Каролинских островов, на глубоководной стоянке которого мог разместиться весь флот вторжения. Это явно указывало на грядущую высадку войск. Надо было. предотвратить ее. Помочь решить эту задачу могли «кайтэны».

Честь нанести первый удар «кайтэнами» была предоставлена двенадцати офицерам. Кроме Нисины, Мураками и Уцуномии в первую группу героев вошли еще девять человек: старший лейтенант Ёсинори Камибэппу; лейтенант Кэнтаро Ёсимото; лейтенант Хитоси Фукуда; лейтенант Кадзухиса Тоёдзуми; младший лейтенант Таити Иманиси; младший лейтенант Акиро Сато; младший лейтенант Кадзухико Кондо; младший лейтенант Кодзо Ватанабэ и младший лейтенант Ёсихико Кудо. Их подготовка [47] была интенсифицирована. Им были предоставлены все возможности для того, чтобы достичь высшей степени профессионализма. Я искренне считаю, что они, будучи первой группой, были, вероятно, самыми подготовленными людьми из всех тех, кто когда-либо уходил в бой на «кайтэнах».

Во второй половине дня 7 ноября 1944 года был проведен особый церемониал. К этому дню американские войска уже высадились на Филиппинах, а наш флот потерпел еще одно поражение в акватории этих островов. За пять суток врагом были потоплены около тридцати боевых кораблей, в числе которых был и громадный «Мусаси», однотипный с могучим «Ямато». Наш флот лишился также четырех авианосцев, включая и «Дзуйкаку», с палубы которого взлетали самолеты, участвовавшие в свое время в атаке на Пёрл-Харбор. В том же самом сражении погибли также двадцать крейсеров и эсминцев. Почти лишившаяся своих военно-морских сил, Япония оказалась в поистине опаснейшей ситуации. Требовалось нанести удар потрясающей силы, чтобы остановить триумфальное продвижение врага, поскольку план Генерального штаба военно-морских сил — предотвратить высадку амфибийных сил врага на острове Лейте{9} — закончился разгромом нашего флота. Единственным светлым пятном на общем фоне было учреждение особых военно-воздушных сил флота, камикадзе, во главе которых встал вице-адмирал Такэдзиро Ониси. Получившие свое название камикадзе в честь «божественного ветра» — урагана, уничтожившего монгольский флот Кублай-хана{10} в 1281 году, когда тот сделал попытку вторгнуться в нашу страну, — эти особые авиационные подразделения успешно действовали с самого момента своего создания. 25 октября они потопили два американских легких грузовых корабля и повредили еще шесть, а также несколько вспомогательных боевых кораблей. Что могли сделать они, смогут и «кайтэны».

Поэтому вице-адмирал Сигэёси Мива, командующий 6-м флотом, выглядел весьма оптимистичным в тот день, [48] когда он выступал перед нами, то и дело делая жесты рукой в сторону входивших в состав флота подводных лодок «I-36», «I-37» и «I-47», лежавших сейчас на воде залива неподалеку от базы. Каждой из этих подводных лодок предстояло доставить четыре торпеды «кайтэн» к атоллу Улити, где базировалась большая часть вражеского флота, когда она не была задействована в наступательных операциях. Там водители «кайтэнов» и планировали осуществить план нашего Генерального штаба — потопить большую часть вражеского флота на якорной стоянке.

На каждой подводной лодке уже были установлены по четыре «кайтэна». На корме субмарин развевались военно-морские флаги, а на каждой рубке был помещен японский флаг с изображением восходящего солнца. На рубке каждой из подводных лодок был нарисован также герб династии Кусуноки, уже много лет знаменитой в Японии. Составленный из двух иероглифов, «кику» («хризантема») и «суй» («вода»), герб этот выражал самый высокий из идеалов — верность, символизируя величайшее стремление всех водителей «кайтэнов» защитить Японию в лице ее императора.

...История Масасигэ Кусуноки вошла во все книги японских исторических преданий. Едва начиная читать, все японские дети узнают об этом величайшем герое нашей страны. Уже в течение шести столетий это имя служит символом, который все истинные японцы носят в своем сердце. В начале своей истории в Японии правили не императоры, но военачальники-сегуны, чередой сменявшие друг друга. Полный титул «сэйи тайсёгун» был впервые присвоен генералу, руководившему обороной Японии от иностранного вторжения, и означал «великий полководец, покоритель варваров». На протяжении нашей истории каждый из императоров имел при себе такого сегуна, который отвечал за оборону нашей островной империи. Но с течением времени, однако, сегуны становились жадными до власти и мало-помалу забирали себе такие полномочия, что, наряду с обороной от внешних врагов, начинали решать и вопросы внутреннего мира и порядка. Большинство сегунов, сменивших первого из них — Ёритомо Минамото, — оказывались в конце [49] концов тиранами. Лишь один шаг отделял этих людей от захвата власти в стране, и наша императорская фамилия практически жила под домашним арестом в Наре и Киото, наших древних столицах. Ее члены были погружены в культивирование и совершенствование изящных искусств, литературы и этикета, которые стали культурным наследием нашей нации. Тем временем сегуны все больше и больше забирали под свой полный контроль «вопросы, не достойные внимания нашего императора».

В национальной религии японцев существует образ богини солнца Аматэрасу, вручившей своим потомкам три драгоценные реликвии, известные как «священные регалии». Лишь тот, кто владеет ими, будет иметь законное право властвовать над Японией. В XIV веке император Годайго, утонченный и умный человек, решил, что он должен править страной единовластно. Тогдашний сегун, заподозрив это, велел ему передать священные регалии, которые всегда оставались в руках императорской фамилии. Годайго поначалу отказался сделать это, но позже, дрогнув, уступил требованию сегуна. Он, однако, передал тому три искусные копии и спрятал три подлинника. Сегун, обнаружив обман, отправил императора в ссылку и стал править страной.

И вот тогда Масасигэ Кусуноки, один из феодалов, глубоко преданный императору и считавший, что именно тот должен воистину править страной, пришел на помощь Годайго. Он поднял армию, разгромил сегуна и снова возвел императора на трон. Однако несколько лет спустя, поскольку Годайго, весьма непредусмотрительный человек, роздал высшие посты в государстве своим придворным бездельникам вместо того, чтобы поставить на них преданных и сражавшихся за него людей, был предательски свергнут новым сегуном. Кусуноки снова начал борьбу за восстановление императора на троне, но на этот раз был разбит в бою и погиб. Его последними словами было: «Я хотел бы иметь семь жизней, чтобы отдать их все за моего императора». С того времени слова эти были многократно повторены в песнях и преданиях, но еще большую популярность они приобрели в 1868 году, когда национальная революция навсегда свергла власть сегунов и последний из них, Ёсинобу Токугава, [50] передал свои полномочия деду нашего нынешнего императора в ходе того, что впоследствии получило название Реставрация Мэйдзи...

После отдания чести флагу императорского военно-морского флота и низкого поклона в сторону императорской резиденции в Токио адмирал Мива повернулся лицом к группе «Кикусуи», в которую вошли Нисина и его одиннадцать товарищей. Они стояли, выстроившись в одну шеренгу, перед адмиралом, одетые в белоснежную форму. Адмирал вручил каждому из них короткий меч, важный символ для воина-японца. В древней Спарте, по преданию, каждая мать вручала своему сыну, впервые уходящему на битву, его щит со словами: «С ним или на нем!» Тем самым она желала ему вернуться домой со славой, неся щит в руке, или погибнуть и быть принесенным домой на щите.

Короткий меч значил то же самое в Японии. Его владелец должен либо победить, доблестно сражаясь, либо использовать короткий меч, чтобы совершить обряд сэппуку, который люди Запада именуют «харакири», в расплату за поражение. Если человек принимал такой меч, то тем самым он приносил свою жизнь на алтарь империи, отдав ее в бою либо самостоятельно лишив себя жизни. Мы гордились нашими товарищами, поскольку знали, что клинки врученных им мечей никогда не изведают вкуса их крови. Эти двенадцать человек будут сражаться с врагами и увлекут их вместе с собой в морскую бездну.

Этим же вечером офицеры устроили прощальный ужин для первых водителей «кайтэнов». Двенадцать человек, одетых в легкие брюки цвета хаки, коричневые рубашки с голубыми флотскими галстуками сидели на почетных местах. Все они уже упаковали свои личные вещи для отправки родным. Среди этих вещей были и остриженные пряди волос и обрезки ногтей, представлявшие собой «останки», которые должны были получить родные для почетного погребения. Сразу после приветственных речей высокопоставленных офицеров слово от водителей «кайтэнов» взял лейтенант Камибэппу.

— Мы намерены уничтожить самые крупные корабли врагов, которые только сможем найти, — сказал он, — и [51] накануне нашего ухода на задание мы благодарны вам всем за то, что вы для нас сделали. Мы желаем всем вам здоровья и самой лучшей судьбы.

Затем чашки были наполнены сакэ — подарком императора, — и адмирал Мива предложил тост за успех миссии.

Все участники торжественного ужина наслаждались изысканными, традиционными японскими праздничными яствами — тай (красная рыба), сушеными водорослями, рисом и кати-кури (каштаны). Эти каштаны всегда подаются на стол в случае пожелания успеха. Наши борцы сумо едят их накануне крупных всеяпонских чемпионатов. В Японии в конце 1944 года ощущался дефицит буквально во всем, поскольку многие наши торговые суда были потоплены американскими подводными лодками. Но консервированных фруктов и других редких деликатесов за этим столом было в изобилии. Сакэ лилось рекой, снова и снова звучал «Флотский марш», и на глазах у многих сотрапезников блестели слезы — ведь предстояло расставание с задушевными товарищами. Любому, кто считает японцев лишенными чувств стоиками, следовало бы побывать в тот вечер на Оцудзиме или вместе со мной на других подобных церемониях, еще не раз происходивших вплоть до конца войны.

В самом разгаре торжественного ужина лейтенант Сэкио Нисина незаметно исчез, чтобы попрощаться с группой с Цутиуры. Он пожелал нам всего самого лучшего, еще раз попросил готовиться как можно лучше, чтобы одержать победу в бою, и перед уходом пожал каждому из нас руку.

На следующее утро после подъема оркестр заиграл наш национальный гимн «Кимигаё». Его слова «Да будешь ты царить тысячу, восемь тысяч поколений» должны были вдохнуть в людей, уходивших на смерть, уверенность в том, что правление императорской фамилии не прервется. Они сделали низкий поклон перед храмом, воздвигнутым специально для водителей «кайтэнов». У каждого из них был на правом боку его офицерский меч, в левой руке короткий меч. Лейтенант Нисина также нес в небольшой урне прах своего погибшего друга, лейтенанта Куроки. Урну эту перед атакой он должен был поместить в кабину [52] своего «кайтэна», так что оба друга отправились бы на первое задание вместе. Затем все поднялись за борт своих подводных лодок, и в 9.00 лодка «I-36»вышла из гавани. «I-37» и «I-47» медленно последовали за флагманом группы «Кикусуи», а многие из нас проводили их на своих торпедных катерах и менее крупных судах, крича вслед слова прощания и размахивая своими бескозырками в традиционном морском приветствии. Первые «кайтэны» отправились на задание.

Три подводные лодки легли на другой курс вскоре после выхода из порта. Одна из них, «I-37», должна была следовать проливом Коссоль к острову Палау и атаковать вражеские корабли, проходящие этим маршрутом. Субмарины «I-36» и «I-47» тем временем легли на курс к Улити. Им предстояло атаковать американский флот на якорной стоянке, выпустив свои «кайтэны» у двух различных входов в громадную внутреннюю лагуну этого атолла. Подводная лодка «I-37» не пришла к месту своего назначения. Несмотря на то что каждый раз после всплытия на мостике корабля выставлялись шестеро дозорных, вечером 17 ноября лодка была засечена сонаром американского эсминца «Николас». Внезапно атакованная им, она не успела погрузиться и попыталась уклониться от торпедной атаки эсминца. Она погибла вместе со всем экипажем, а Мураками, Уцуномии, Камибэппу и Кондо так и не довелось нанести удар по врагу.

Подводной лодкой «I-47» командовал капитан 3-го ранга Дзэндзи Орита, один из лучших японских подводников. Он осторожно следовал к назначенной точке, идя в надводном положении со скоростью 20 узлов до границы зоны действия вражеских патрульных самолетов. Затем в светлое время суток он шел под водой, всплывая по ночам, чтобы зарядить аккумуляторы и принять информацию по радио из штаба 6-го флота в Куре.

Водители «кайтэнов» наслаждались путешествием в обществе капитана Ориты. Особенное впечатление на них произвел гальюн подводной, лодки, представлявший довольно сложное сооружение с несколькими клапанами и рукоятями и вполне способный привести в смущение человека, не знающего правил обращения с ним либо беспечного. Команде лодки «I-47» пришлось пережить [53] несколько неприятных минут, когда им показалось, что в открытом море волны срывают с креплений «кайтэны». Несколько членов команды, преклонявшиеся перед четырьмя героями, бросились на палубу, несмотря на бушующее море, чтобы проверить крепление торпед. Все оказалось в порядке, и только после этого все успокоились. Одним из этих самоотверженных почитателей оказался старшина Ока, бывший к тому же талантливым художником. За время перехода к атоллу Улити он успел нарисовать великолепную картину, изображавшую американский авианосец, разламывающийся пополам и тонущий после того, как у его ватерлинии взорвался «кайтэн». Лейтенант Нисина, лейтенант Фукуда и младший лейтенант Сато с удовольствием поставили на этой картине свои автографы.

17 ноября радиограммы принесли добрые вести субмаринам «I-36» и «I-47». Накануне высотный самолет-разведчик с базы Трук доставил сообщение о пребывании вражеских кораблей на атолле Улити. Неприятельский флот находился во внутренней лагуне атолла и, собравшись в три труппы, стоял на якорях. «Севернее находятся примерно 30 кораблей, в том числе 3 линкора, — гласило сообщение. — В центре лагуны стоят на якорях около 100 транспортов и вспомогательных судов. Южнее них располагаются примерно 50 боевых кораблей. Предположительно представляют собой силы вторжения. В составе имеются линкоры и авианосцы».

— Неудачно! — прокомментировал известия Нисина, когда капитан Орита прочитал ему сообщение. — Такое количество кораблей, около двухсот, а у нас всего только восемь «кайтэнов» для атаки. Какой шанс упускаем!

Но имелись вполне веские причины, по которым к атоллу Улити были посланы только две подводные лодки: это было все, что мог выделить для операции 6-й флот. Япония вступила в войну с мощным подводным флотом, который значительно уменьшился количественно благодаря великолепной тактике и технике американцев. Они с самого начала войны уделяли основное внимание именно подводным лодкам и борьбе с ними, а между тем в Японии 6-й флот практически пребывал на положении Золушки. Кроме того, наши субмарины никогда не применялись [54] «стаями», подобно германским или американским, поэтому наш подводный флот и понес такие потери, теряя субмарины одну за другой.

18 ноября, находясь всего лишь в 50 милях от атолла Улити, капитан Орита поднял субмарину на поверхность, чтобы в последний раз проверить «кайтэны». Все четыре торпеды оказались во вполне рабочем состоянии. Около полудня следующего дня он на своей подводной лодке уже осторожно приближался к атоллу, держась всего в миле от южного входа в его лагуну. В полночь, когда луна скрылась за тучами, водители «кайтэнов» навали последние приготовления. Они упаковали свою запасную форму и мелкие личные вещи, а также написанные в последний момент письма. Лейтенант Нисина и остальные вручили капитану Орите свои завещания, после чего все четверо повязали вокруг голов белые хатимаки. Их надевают, чтобы символизировать непреклонность намерений. Как утверждает традиция, впервые такие головные повязки были надеты знаменитыми сорока семью ренинами много столетий тому назад. Каж-дьщ день в представлениях театра Кабуки в том или другом уголке Японии изображают часть героической эпопеи этих людей. Все сорок семь были самураями, владыка которых обманом был вынужден обнажить свой меч против трусливого соперника во дворе дворца сегуна в Эдо{11}. Столь тяжкое оскорбление можно было искупить лишь смертью, поэтому князю-даймё сорока семи самураев пришлось покончить с собой обрядом сэппуку. Таким образом, все сорок семь в одночасье стали ронинами, то есть самураями без хозяина. Но они приняли решение отомстить за смерть своего господина, какое бы время ни потребовалось для свершения мести. Чтобы осуществить это, они разъехались по стране и постарались вести образ жизни как можно более далекий от образа жизни благородного воина. Один из них намеренно стал пьяницей и добился у окружающих репутации бесполезного человека. Другой продал своих дочерей — то есть совершил самый позорный для самурая поступок. Жертвы, на которые пошли эти люди, стали источником [55] сюжетов для бесчисленного множества японских драматургов, писателей, поэтов, уличных рассказчиков и, уже гораздо позже, телевизионных продюсеров.

Несколько лет спустя, убедив всех, кто их знал, что они уже давно не следуют бусидо, «пути воинов», то есть не живут по кодексу чести самураев, сорок семь героев собрались все вместе в Токио в заранее назначенный срок, в доспехах и при оружии. Обвязав головы хатимаки, они ворвались ночью во дворец и убили его хозяина-предателя, ставшего причиной смерти их господина. Затем все вместе они пришли к могиле своего почившего господина, преклонили колена и совершили сэппуку, вспоров мечами животы. Их братская могила впоследствии стала достопримечательностью Токио, а ныне — местом паломничества туристов.

Из этой истории понятно, какое значение имеет хатимаки для японца. Она символизирует, что человек, повязавший ее, намерен, несмотря ни на что, добиваться победы. В наши дни вы можете увидеть хатимаки на головах японских школьников в дни школьных спортивных игр и состязаний, на членах различных профсоюзов, пикетирующих предприятия во время забастовок, на студентах, протестующих против тех или иных действий вузовского руководства.

Лейтенанты Сато и Ватанабэ заняли свои места в «кайтэнах» с палубы субмарины, которая поднялась в полночь на поверхность, поскольку только Нисина и Фукуда имели возможность проникнуть в свои торпеды по переходным лазам прямо из корпуса подводной лодки. Позднее все «кайтэны» будут оборудованы такими лазами, так что подводные лодки, их носители, смогут не подниматься на поверхность. Затем капитан Орита скомандовал погружение и скрытно подвел свою лодку прямо к южному входу в лагуну атолла Улити. Сато и Ватанабэ провели в своих «кайтэнах» три часа, связанные с внешним миром лишь парой телефонных проводов. В 3.00 Нисина, как всегда в мятой рабочей одежде, пробрался через переходной лаз в кабину «кайт тэна», которому был присвоен почетный номер 1. Вслед за ним Фукуда занял место в кабине своего «кайтэна» номер 2. [56]

Каждый «кайтэн» удерживался на своем месте четырьмя тросами. Два из этих тросов были освобождены с палубы субмарины, когда та в полночь поднялась на поверхность. Оставшиеся два можно было освободить изнутри подводной лодки. В 4.00 капитан Орита вышел на позицию для пуска, ориентируясь на огни электросварки на палубе вражеских кораблей, видимые через перископ. Все четыре водителя «кайтэнов» доложили по телефону, что они готовы к старту.

— «Кайтэн» номер один, приготовиться к запуску двигателя! — скомандовал капитан.

— К запуску готов! — донесся из динамика мягкий голос лейтенанта Нисины.

Лейтенант мог торжествовать: его мечта и труды продолжительностью двух с половиной лет вот-вот осуществятся! И эту радость разделит его друг, горстью пепла пребывающий в той же кабине!

Третий трос, удерживавший «кайтэн» номер 1, был также освобожден.

— Двигатель запустить! — скомандовал Орита. Весь экипаж подводной лодки услышал шум заработавшего двигателя торпеды.

— Двигатель запущен! — последовал доклад.

— Готов?

— Готов!

— Пошел!

Четвертый трос был отпущен. Часы показывали 4.15 утра 20 ноября 1944 года. Капитан Орита, глядя в перископ, заметил несколько пузырей в тот момент, когда «кайтэн» Нисины пустился в путь. Последняя проверка своего положения, погружение — и Нисина лег на свой курс. Теперь он принадлежал только себе, имея приказ проникнуть как можно дальше в глубь стоящих на якоре кораблей, затем поднять перископ и выбрать цель для атаки.

Младший лейтенант Сато пустился в путь в 4.20, за ним с пятиминутными интервалами последовали Ватанабэ и Фукуда. Второй и третий «кайтэны» должны были проникнуть в лагуну, а затем направиться соответственно вправо и влево от входа в нее. Оказавшись среди американских кораблей, им предстояло тоже выбрать себе [57] цели и атаковать их. Как надеялось командование, противника должна была охватить паника, когда их корабли стали бы взрываться в самых дальних друг от друга точках. Последними словами водителей «кайтэнов», услышанными на субмарине, стал возглас Фукуды: «Тэнно хэйка бандзай!» — «Да здравствует император!». Следуя великим традициям Масасигэ Кусуноки, воины из группы «Кикусуи» жертвовали своими жизнями во имя спасения трона.

Теперь все четыре «кайтэна» двигались под водой по направлению к своим целям со скоростью более 30 узлов, и каждый из них был готов поразить цель в тысячу раз больше себя самого. Хотя Куроки и Нисина, как и приказал Генеральный штаб военно-морских сил, предусмотрели в конструкции торпед устройство, которое позволяло ее водителю покинуть аппарат примерно в 150 футах до цели, никто не собирался воспользоваться им. И в ходе всех будущих миссий «кайтэнов» никто из их водителей ни разу не применил это устройство. Все знали, что можно быть уверенным в точном поражении цели только в том случае, если остаешься в торпеде до самого конца. Покинутый «кайтэн» мог бы рискнуть и сойти с курса. Лучше всего было оставаться в нем до победного конца.

Капитан Орита ощутил, как его субмарина качнулась, лишившись двенадцати тонн груза — столько весили закрепленные на ее палубе торпеды. Она слегка подвсплыла, но затем снова погрузилась и взяла курс на юго-восток. Капитан собирался снова показаться на поверхности моря около 5.00, в то время, когда «кайтэны», в том числе и выпущенные с лодки «I-36», должны были нанести удар. Капитан Орита хотел быть в этот момент на палубе, чтобы увидеть последствия удара в большой бинокль, а не сквозь линзы небольшого перископа с приспособлением для ночного видения. Он должен был получить наглядное подтверждение нанесенного удара, чтобы доложить о нем в Японии.

В 5.00 утра лодка «I-47» снова поднялась на поверхность. Начинало светать, и экипаж нервничал, поскольку рассвет в этих широтах наступает очень быстро. Прошли одна, две, три минуты. И еще три. И еще. Затем [58] в 5.07 над атоллом Улити распустился оранжевый бутон мощного взрыва, прямо в центре стоявшего там вражеского флота. Прямое попадание!

— Браво, Нисина! — воскликнул капитан, поскольку пламя взметнулось в центре лагуны, именно там, где, как предполагалось, должен был находиться изобретатель «кайтэна».

В 5.11 еще один взрыв осветил поверхность моря. Второе попадание! Экипаж в восторге разразился криками радости. Затем все заняли свои места по команде «Стоять к погружению!», поскольку Орита неожиданно заметил американский эсминец. Подводная лодка ожидала услышать разрывы глубинных бомб, но их не последовало, и Орита снова поднял лодку на поверхность моря как раз в тот момент, когда взошло солнце. Он успел заметить корму вражеского эсминца, уходящего от субмарины и направляющегося ко входу в лагуну атолла Улити, сквозь которую совсем недавно прошли водители «кайтэнов». В 5.52 он снова услышал мощный взрыв со стороны атолла, что тут же подтвердил и акустик субмарины. В 6.00 капитан Орита дал экипажу несколько минут, чтобы вознести тихую молитву за четырех героев, только что отдавших свою жизнь. Затем он скомандовал погружение и на скорости 2 узла стал по широкой дуге огибать юго-западную часть атолла Улити, после чего взял курс на базу. Всю дорогу домой экипаж перемежал крики восторга от выполнения задания со слезами грусти по погибшим товарищам.

Куда меньше повезло субмарине «I-36». Капитан 3-го ранга Тэрамото скомандовал лейтенантам Иманиси и Кудо занять места в кабинах «кайтэнов» с палубы лодки вскоре после полуночи. В 3.00 лейтенанты Ёсимото и Тоидзуми проникли в свои торпеды по переходным лазам. Все вроде бы шло нормально, но лишь до тех пор, пока лодка «I-36» не достигла точки старта торпед, прямо против входа в восточную протоку атолла.

Именно там и именно в момент старта обнаружилось, что первые два «кайтэна» не могут сойти с опор, на которых они покоились! Это не удалось сделать даже после запуска двигателей. Весь экипаж проклинал неудачу, постигшую их, и принялся делать это с еще большим жаром, [59] когда оказалось, что корпус четвертого «кайтэна» дал сильную течь. Единственным человеком, который мог выйти на задание, оказался лейтенант Иманиси на третьем «кайтэне». Он стартовал в 4.54, тогда как телефоны в посту управления лодки «I-36» раскалились от негодующих голосов Ёсимото, Тоидзуми и Кудо, со все большим отчаянием встречавших каждую новую безуспешную попытку освободить их торпеды. Опасность быть обнаруженными неприятелем теперь становилась почти неизбежной, и капитан Киётакэ Агэта, находившийся на борту субмарины в качестве командира группы «Кикусуи», отдал приказ прекратить выполнение задания. Лодка «I-36» поднялась на поверхность, приняла на борт со своей палубы водителя «кайтэна» Кудо и снова погрузилась, заглушив двигатели, чтобы услышать звуки взрывов со стороны атолла. Первый из них прозвучал в 5.45, а в 6.05 раздался второй. У трех разочарованных водителей «кайтэнов» все еще оставалась надежда на то, что капитан Тэрамото сможет подняться на поверхность и устранить неисправность креплений, а они все же получат шанс нанести удар по врагу. Но американские дозорные корабли предотвратили такую попытку. Несколько кораблей вышли из восточной протоки в лагуну на полной скорости и принялись во всех направлениях засыпать пространство вокруг острова глубинными бомбами. По всей видимости, они считали, что торпеды были выпущены обычной подводной лодкой, находившейся неподалеку от восточного входа в лагуну. Теперь они надеялись атаковать ее до того, как ей удастся уйти. Корабли сбросили более сотни глубинных бомб, но ни одна из них не легла даже близко к лодке «I-36».

И все же ей пришлось оставаться в погруженном состоянии около девятнадцати часов, и воздух внутри нее стал очень тяжелым. В конце концов капитан Тэрамото решил пойти на риск быть обнаруженным врагом, поскольку ему надо было зарядить аккумуляторы и проветрить лодку. Без двадцати двенадцать ночи он поднялся на поверхность моря; вражеских кораблей в пределах видимости не было, поэтому лодка в надводном положении полным ходом взяла курс на север и без каких-либо происшествий покинула район атолла. [60]

Я был переведен с Оцудзимы за четыре дня до того, как субмарины «I-36» и «I-47» успешно атаковали врага. Как и половине группы, прибывшей с Цутиуры, мне было приказано проходить далее службу на базе Хикари, расположенной гораздо ближе к Куре. Программа выпуска «кайтэнов» развивалась быстрыми темпами, вскоре должны были поступить новые торпеды, а на базе Хикари, представлявшей собой частично законченный военно-морской арсенал, считавшийся крупнейшим на Востоке, можно было подготовить куда больше водителей.

Уже будучи в Хикари, мы услышали об успехе группы «Кикусуи». Я очень грустил по Камибэппу, Кондо, Мураками и Уцуномии, которые погибли вместе с лодкой «I-37», не получив шанса нанести удар по врагу, но я изо всех сил сдерживал стоявшие в горле рыдания, повторяя часто произносимые японцами слова: «Сиката га най!» — «Ничего не поделаешь!». Судьба распорядилась так, чтобы нескольким водителям «кайтэнов» не суждено было достичь своих целей.

Субмарины «I-36» и «I-47» вернулись в Куре 30 ноября, зайдя по пути на Оцудзиму. 2 декабря на борту «Цукусимару», флагмана 6-го флота, состоялось совещание, на котором обсуждались результаты атаки на атолле Улити. На совещании присутствовало более двухсот человек, в том числе высокопоставленные офицеры из Токио и ведущие эксперты Японии по подводной войне и тактике «кайтэнов».

Совещание началось в 10.00 докладом капитана 3-го ранга Ориты. Многие из присутствовавших не смогли сдержать слез, когда он поведал о стойкости духа, проявленной Нисиной, Сато, Ватанабэ и Фукудой на каждом этапе миссии группы «Кикусуи». После этого началось обсуждение, а в заключение капитан 1-го ранга Гунити Сакамото из штаба 6-го флота подвел результаты. Он отметил, что с подводной лодки «I-47» наблюдались два гигантских столба огня, а с лодки «I-36» были слышны взрывы. Затем он нарисовал план атаки и курсы и скорости, которыми должен был следовать водитель каждого из пяти «кайтэнов». В заключение он продемонстрировал фотографии, сделанные разведывательным [61] самолетом с базы Трук 23 ноября, то есть через три дня после проведения операции.

— Основываясь на них, мы можем прийти к выводу, — сказал капитан 1-го ранга Сакамото, — что лейтенант Нисина, лейтенант Фукуда и младший лейтенант Иманиси потопили по авианосцу. Младшие лейтенанты Сато и Ватанабэ потопили каждый по линкору.

После этих его слов совещание стало похоже на совершенный бедлам: все кричали от восторга, поздравляли друг друга и превозносили план «кайтэнов». Все то же самое повторилось на Оцудзиме, а затем на Хи-кари. На последней собралось около двухсот водителей «кайтэнов» и инструкторов, поскольку группа из Нары влилась в нашу группу. Три авианосца! И два линкора! Это заставит врага призадуматься!

Я прочитал краткую молитву, вознося благодарность Небу за успех Нисины и всех остальных. Теперь «кайтэн» стал оружием, опробованным в деле. Он показал, на что способен. Если удача мне улыбнется, я тоже смогу нанести такой же удар по врагам моей страны. И я тоже смогу пустить на дно моря авианосец!