Птицы возвращаются в Виньлинь (вместо эпилога)

На несколько дней я освободилась от бремени своих трудных и официальных обязанностей и почувствовала себя свободной, вновь я только писательница{31}. И точка! Я — вольная птица, ничто не связывает меня, и опять я мчусь на 17-ю параллель. И, как прежде, не одна — с большой компанией друзей.

Виньлинь... Здесь все осталось таким, как было в последний раз, когда я находилась тут в 1968-м. Два реактивных американских самолета — две длинные сверкающие металлические стрелки, ныряющие среди облаков, — идут вниз. Пикируют. Спустя полминуты я чувствую, как слегка вздрагивает земля, и слышу глухой отголосок взорвавшейся бомбы. Словом, все так, как было год и два года назад. Со стороны Кхесани долетают звуки артиллерийской канонады. Но там уже нет базы США и нет американцев — Народные вооруженные силы (НВСО) и Армия Фронта освобождения вытурили их оттуда ко всем чертям! Гремит и в стороне Контхиен, где войска «заокеанских миротворцев» еще держатся. Но они заперты там, в осажденной базе, ставшей для них одновременно и крепостью и, может быть, могилой, «ибо они не знают ни дня, ни часа своего». Все еще по ночам в темном вьетнамском небе вспыхивают и ярко светят зловещие «фонари». Во многих местах вдоль 17-й параллели люди продолжают жить под землей и не могут пока приступить к восстановлению разрушенных домов и деревень. [332]

Нет, меня не успокоила тишина Ханоя, давно не нарушаемая воем тревожных сирен, не обманула пышная зелень его улиц, на которых теперь появились дети, играющие в прятки между убежищами. Не возникло иллюзий и в Хайфоне, где пульсирует военная, а не мирная жизнь, хотя бомбы и не падают на причалы. Здесь, в полуразрушенном городе-порте, война продолжается: идут грузы для фронта на 17-й параллели.

Наиболее «горячие» пункты войны находятся там, где более мягкий, чем на Севере, климат, где полноводный Меконг катит свои волны, где в обширных поймах шумят камыш и бамбук. Там осталась сеть укрытий, а джунгли укрывают Армию освобождения и дают приют смельчакам-патриотам. Укрытия эти враг никогда не обнаружит и не разрушит.

Начиная с берегов реки Бенхай и дальше, в глубь Севера, война напоминает о себе на каждом шагу. Многие элементы повседневной жизни и самого пейзажа, кажется, до трагизма напоминают ту действительность, которую я видела раньше. Но насколько это сходство существенно?

Замечу прежде всего, что на сей раз мы едем к 17-й параллели не ночью, а днем. Открыто. Дорога — та же самая, по которой я ехала прошлый раз. Мои спутники — все те же товарищи, с которыми я тогда преодолела этот трудный военный маршрут. И я «открываю» иной Вьетнам — почти начисто забытый, почти мирный. Вьетнам, который поражает красотой и живописностью природы и ландшафтов. Я вижу его при ярком солнечном свете, не боясь никаких бомб и пулеметов.

Мы распознаем места давних переправ, тропинки, запруды, оградительные валы и берега рек, где мы ночью, под вой самолетов, ощущая постоянную опасность, искали пути и способы переправы. Знакомые места и названия. Сегодня они уже перешли в военную хронику, а завтра станут историей. Это паром в Бентхюи (провинция Нгеан), река Ром, река Зианг, река Ньятле. Вижу лица друзей — живых и невредимых, уцелевших и радующихся тишине. Голова распухает от множества воспоминаний — своих и чужих...

Вспомнила. Да ведь мы ехали здесь! Этот участок дороги был тогда разрушен, и мы ждали. Но пришлось вернуться назад и искать другое место переправы. Она [333] состоялась только через сутки... Вот здесь мы перебирались на пароме, а вот там — на легком сампане, чтобы избежать «встречи» с магнитными минами, в изобилии усеявшими дно рек и озер. А здесь было убежище у самого брода.

— Помнишь, Луонг? — спрашиваю у своего проводника. — Мы тогда едва успели добежать до этого укрытия. А «джонсоны» уже были над нами и злобно бомбили переправу... Знаешь, я до сих пор слышу громкий сухой треск и взрывы ракет. Мне и сейчас кажется, что на губах у меня тот же горький и противный привкус пыли, которая сыпалась на нас с потолка убежища, когда вблизи рвались бомбы...

— Забудь об этом хотя бы на время! — советует Луонг.

...Веерообразные плюмажи высоких пальм. Автомашины без привычного защитного камуфляжа. Люди на рисовых полях работают в своеобразных пелеринках из листьев. Но это уже не маскировка, а просто защита от палящих лучей солнца. И за спиной ни у кого из них больше нет винтовок.

Едем по хорошо мне знакомой провинции Тханьхоа, через знаменитый мост-герой Хамронг. За ним вскоре начинается провинция Нгеан, входящая в территорию четвертой зоны. А вот и печальные руины города Винь, где бомбардировки не прекращались до последнего дня, то есть до 1 ноября 1968 года, и где воздушные пираты с особой яростью вдребезги разбивали все, что мало-мальски походило на человеческое жилище... Провинция Хатинь, где я пережила «свою» первую бомбежку в ДРВ.

Обед в разрушенной пагоде. Это старинное здание было когда-то несказанно красиво своей древней архитектурой. На серой, изрытой многочисленными осколками стене — остатки керамического орнамента. Поблескивают только брызги голубой облицовки. Изумительные барельефы демонов с двух сторон стерегут вход в это буддийское святилище. С болью смотрю на обгорелые остатки некогда живых и ярких красок, покрывавших одеяния демонов. Так и кажется, что гримаса гневного недоумения застыла в грозных очах стражей пагоды. Из-под ног длинными прыжками выскакивают огромные сверчки, очень похожие на наших европейских кузнечиков. Из густого кустарника долетает терпкий и неприятный запах какого-то [334] нагретого солнцем зелья. Буйно растут здесь сорняки и мелкие ядовитые желтые цветы...

Увы, ничто не защитило пагоду от злой военной судьбы. Ни дерево «кай да», словно телохранитель заслонившее ее крышу своей широкой кроной, с которой свисают вожжи воздушных корней. Ни эти вот демоны у входа. Ни драконы, извивающиеся по балкам потолка, вырезанные в искусной восточной манере резьбы. Ни ящерицы, в легком неброском рисунке выглядывающие с фресок на стенах. Штукатурка вместе с росписью большими кусками отходит от кирпичных стен. Всюду валяются куски старой черепицы, битый кирпич или покрытые яркими красками детали наугольников крыши, сделанные с большим вкусом и мастерством. Ветер колышет иссушенные пожаром, мертвые стебли вьюнка... Внутри — остатки разрушенного алтаря предков, половина большой вазы, в которой еще торчат угасшие и поломанные ароматические тростинки. Одинокая коричневая бабочка припала к нагретому солнцем каменному полу, сложила крылья и стала похожей на увядший листок. Вокруг мертвая тишина и запустение. Вырванные сильным взрывом огромные двери пагоды ведут в ничто...

Вблизи послышались смех и шутки, девичьи голоса. И тут же — знакомый и такой зловещий гул самолета. Тревожно смотрим в небо.

— Это разведчик «L-19», — спокойно говорит другой мой спутник, Кхоанг. — Они и теперь постоянно рыскают здесь.

Наш путь продолжается. Скрипят слегка поржавевшие стальные тросы на паромах. Натужно стучит изношенный мотор, гневно бурлит разрезаемая паромом вода. Пахнет сырой древесиной и бензином. Поднятая рука Луонга словно повисла в воздухе.

— Смотри, ти ба! Вон через ту болотистую пойму мы два года назад в апрельскую ночь брели по колено в грязи, помнишь?

Красноватая лента дороги как бы покрыта ржавчиной. Воронки и ямы, которыми усеяна земля, оживляют в памяти времена, когда здесь непрерывно падали бомбы. Неровная, пересеченная местность. Взгорья покрыты какой-то лохматой зеленью. За горбами холмов — море с пенными гривами набегающих волн. Огромные, почти белые дюны тянутся возле самого берега и ослепительно [335] поблескивают под лучами солнца. Дневной свет делает пейзаж более пластичным, чем на рассвете и вечером. Отчетливее видны детали, ускользнувшие от нашего взора в прошлые годы. Эти места мне знакомы больше по карте. Здесь узкая полоска территории Вьетнама превращается чуть ли не в перешеек. Близость гор к морю очень затрудняла оборону побережья.

Донгхой — центр провинции Куангбинь. Город, которому пять лет назад я посвятила свой первый репортаж из военного Вьетнама. Город, в котором я была несколько раз, в самые трудные дни эскалации. Он настолько разрушен, что невольно сжимается сердце. Старинные ворота — часть древней цитадели — полуразбиты, пули и осколки исковыряли стены... Здесь ничего не осталось. Ничего, кроме руин, обнаженных бомбами фундаментов и пепелищ с обгорелыми кусками древесины...

Но главное осталось. И это главное — люди!

На ночлег останавливаемся за городом. Но мы спим теперь уже не в бункере, как это было в годы эскалации, а в настоящей хижине, построенной на поверхности земли.

До полуночи работает движок. Электрическая лампочка под потолком то моргает, то на минуту гаснет, но все-таки это свет, при котором я торопливо привожу в порядок свои записи. То и дело отгоняю назойливых тропических насекомых, привлеченных ярким электрическим светом. Местный радиоузел передает сначала музыку, потом последние известия. Но вот наступает тишина, прерываемая только пронзительными трелями цикад и сверчков. Издалека доносятся звуки, напоминающие раскаты грома. Но это не гроза. Мы достигли 17-й параллели...

На сей раз путь из Куангбиня в Виньлинь занял всего четыре часа. Прошлый раз мы ехали всю ночь, а до этого еще сутки ждали переправы, два года назад тут падали бомбы.

Вместе с нами собрался в Виньлинь и писатель Чан Конг Тан, который сопровождал меня по провинции Куангбинь осенью 1967 и зимой 1968 года. Присоединилась к нам и Диеп, молодая сотрудница студии документальных фильмов в Ханое.

До цели добираемся в полдень. Рюкзаки оставляем не в убежище, как это было раньше, а в хижине, построенной [336] несколько месяцев назад специально для гостей. Душно. Угнетающий, влажный зной. С блокнотом в руках сажусь среди грядок бататов и маниоки, под тенью густых зарослей бамбука с его перистой, чуть шумящей листвой.

Нет, на земле Виньлиня все еще нет покоя! Слышу те же звуки, которые часто возникают в моей памяти и не раз преследуют меня во сне. Внезапно нарастающий гул самолета заполняет небо. Сухой хлопок. Отчетливо доносится грохот. На безоблачном небе появляется клуб дыма. Это выстрел зенитки. Снова видны и слышны американские самолеты. Как сверкающие искорки, проносятся они в лучах солнца по небу над рекой Бенхай, над провинциями Виньлинь и Куангчи, которые лежат там, по ту сторону 17-й параллели, за демаркационной линией.

Беседую с руководителями провинции Виньлинь Дуонг Тоном, Фан Тхан Ду, Нгуен Дау Куангом. Все трое относятся к среднему поколению, все — уроженцы этой провинции. На родной земле они пережили самый трудный и опасный период эскалации. Первым берет слово Дуонг Тон, член партбюро комитета ПТВ в провинции Виньлинь. Строгое, почти аскетическое лицо. Точные, скупо отмеренные фразы рисуют положение в минувшем году, когда еще продолжались бомбардировки, то есть, до ноября 1968 года.

— Когда-то в Виньлине, особенно в прибрежных местностях, было много птиц, — неторопливо и задумчиво говорит Дуонг Тон. — Потом из-за трехлетних ожесточенных и непрекращающихся бомбардировок от птиц и следа не осталось. Они улетели. Они тоже не хотели погибать от рук пиратов. Лишь совсем недавно после длительного перерыва они постепенно начали возвращаться, а некоторые даже отваживаются вить гнезда.

— А как с растительностью?

— Плохо. В демилитаризованной зоне не осталось ни одного дерева выше двух метров. Все высокие деревья повреждены осколками бомб, снарядами и ракетами. Многие участки леса выгорели от напалма.

— Что еще?

— Последствия бомбежек. В июле 1968 года американцы осуществили массу особенно жестоких бомбардировок, пытались как-то помочь своей осажденной крепости Кхесань. [337] За один только день 20 июля 1968 года на нашу провинцию обрушилось около 20 тысяч артиллерийских снарядов. На общину Т., расположенную вблизи устья реки Бенхай, пришлось более десяти тысяч бомб и снарядов. Община эта растянулась на 4 километра вдоль берега... Декларация Джонсона о полном прекращении бомбардировок ДРВ с 1 ноября 1968 года сопровождалась такими внезапными и массированными налетами, что в тот памятный день нельзя было даже голову высунуть из убежища. Это у них называется уйти, хлопнув дверью...

Шелестят страницы блокнота. На плотный букет цветов, стоящих в вазоне, искусно сделанном из остатков сбитого американского самолета, опустилась большая цикада. Вокруг мигающей лампы кружит, трепещет и бьется масса всякой летающей дряни. Отмахиваясь ладонью от крупных, каких-то лохматых бабочек и мошкары, записываю данные, подводящие итог четырем годам упорного сопротивления вьетнамского народа наглой агрессии США. Четыре года борьбы с воздушными пиратами, невероятно трудной борьбы в сложнейших условиях.

— Враг пытался создать в полосе шириной десять километров, прилегающей к временной демаркационной линии, так называемую зону пустыни, зону смерти, ничьей земли. Он хотел уничтожить здесь все живое, и в первую очередь людей. Но эти люди не поддались террору и насилию, не ушли с родной земли, не дали врагу согнать себя с этой территории. Мы эвакуировали только детей и стариков.

— Ради чего это делали американцы?

— Ну, это ясно! Создавая над рекой Бенхай и прилегающими к ней районами так называемую сеть огня, Пентагон старался парализовать движение на всех дорогах. В случае удачи он мог бы серьезно затруднить помощь «Великому фронту», как мы называем Юг. Но замыслы врага потерпели крах.

— Что вы считаете характерным в налетах агрессоров на вашу провинцию?

— Видите ли, Виньлинь как «линия огня» примыкает непосредственно к территории, на которой дислоцируются войска США. Поэтому в нашей провинции особенно сильно практиковалась так называемая психологическая война. В частности, об этом свидетельствует не прекращающийся [338] даже сейчас массовый сброс всевозможных листовок, главным образом вдоль 17-й параллели.

Дуонг Тон вручает мне несколько таких листовок, сброшенных всего два-три дня назад. Я благодарю его и говорю, что заберу их с собой, чтобы показать в Европе. Затем прошу рассказать еще о замыслах США.

— Основная цель этой агрессии ясна: уничтожить все наши достижения, которые дала стране и четвертой зоне десятилетняя социалистическая перестройка Вьетнама. Разрушая все, начиная с жилых домов и кончая оросительной системой, враг пытался вернуть нас к каменному веку. Сжигая деревни и леса, бомбардируя поля, сады и огороды, затрудняя подвоз продовольствия и разных товаров, враг пытался лишить нас всего, чем живет современный человек. Но эти планы «цивилизаторов» и «миротворцев» из Вашингтона были сорваны. США ничего не достигли, разве что произвели большие опустошения в стране и особенно у нас. Я верю, что придет день и они ответят за все свои злодеяния!

Дуонг Тон перечисляет названия общин и деревень, подвергшихся даже в 1969 году артиллерийскому обстрелу с моря и налетам с воздуха. Так, община X., расположенная неподалеку от временной демаркационной линии и от границы с Лаосом, населенная преимущественно этническим меньшинством ван киеу, в течение года после декларированного США «полного прекращения бомбардировок» была объектом воздушных налетов. Характерно, что в них 22 раза участвовали супербомбардировщики «В-52». За 220 самолето-вылетов, совершенных между 1 ноября 1968 и 1 ноября 1969 года, на территорию общины было сброшено множество различных бомб, в том числе замедленного действия, и мин. 18 раз группы диверсантов предпринимали попытки высадиться в этом районе. Американцы силятся и теперь совершать акты диверсии и шпионажа в четвертой зоне. Следят за передвижением частей Народной армии, наводят свои самолеты.

Расспрашиваю товарищей об условиях труда и повседневной жизни теперь. Какими они были в тяжелейшие месяцы и годы эскалации, я уже видела не раз. Фан Тхан Дук, заместитель председателя административного комитета провинции, говорит:

— Два года назад вы наблюдали, как мы проводим уборочную кампанию. Напомню, что сельское хозяйство [339] сыграло большую роль в жизни нашей провинции. Мы ведь очень удалены от центра страны и находимся в непосредственной близости к «Великому фронту». Поэтому наши рисовые поля больше, чем в любом другом месте, были «полем битвы», как сказал ныне покойный президент Хо Ши Мин. Поля давали и продолжают давать пищу. Все годы эскалации и теперь население полностью обеспечивает себя всем необходимым. Несмотря на разрушения, причиненные нашему краю, мы не только сумели обеспечить самих себя, но также помогаем нашим братьям на Юге, особенно тем, кто испытал зверские «усмирительные» экспедиции врага на той стороне реки Бенхай... Теперь, после прекращения бомбардировок, наша главная задача — труд и помощь «Великому фронту». В это понятие входит: ремонт дорог, засыпка воронок и ям после разорвавшихся бомб, улучшение и развитие транспорта, интенсификация полевых работ, увеличение посевных площадей, жилищное строительство.

И вдруг я снова слышу нарастающий свист артиллерийских снарядов. Грохот канонады сразу напоминает о действительности: нет. война еще продолжается!

* * *

Мы снова в тех местах, куда в период эскалации стремились попасть многие иностранные корреспонденты, а первой попала я. Теперь добираться сюда легко. Но тот, кто был на «линии огня» в самые тяжелые времена военных испытаний, особенно отчетливо видит следы драматических событий, происходивших на этой земле.

Закопченные остатки зданий. Руины. Обгоревшие стены с обрывками свисающих проводов. Щебень, мусор, пепел — вот все, что осталось от некогда цветущего Хокса, центра провинции Виньлинь, наиболее выдвинутого к югу города ДРВ. Сотни раз обстрелянные и опаленные бомбами руины и пепелища. Знакомые черты и детали перепаханного войной края...

Вот здесь была школа, а тут универмаг, там стояла гостиница, в которой я ночевала во время первой поездки сюда, весной 1962 года. Прошло восемь лет, а от всего этого не осталось камня на камне. Только воронки на каждом шагу...

Дорога испещрена множеством рытвин и расщелин. Из-под гравия кое-где выступает обнаженная земля и [340] торчат жесткие, как половая щетка, кустики травы. В воздухе — шум крыльев: это поднялись спугнутые голосами людей белые птицы, похожие на нашу цаплю.

Да, местные товарищи правы — птицы возвращаются в Виньлинь! Люди хлопочут на рисовых полях, которым все еще и в 1970 году угрожают Соединенные Штаты и их армия грабителей, убийц и насильников. В небе нет-нет да и раздается рокот самолетов. Это американские разведчики «L-19» рыщут и вынюхивают, что происходит на территории ДРВ. Зенитки немедленно бьют по непрошеным гостям. Сопровождающий нас сегодня Фан Тхань Дук делает рукой широкий полукруг.

— В 1967 году мы страдали не только от града бомб и ракет. Американцы пять раз совершали на нашу провинцию налеты с применением отравляющих химических веществ. Они применяли такие ядохимикаты, которые не только уничтожали листву деревьев, но и начисто убивают сельскохозяйственные культуры и растения. Так, у нас масса фруктовых деревьев погибло именно в результате распыления химических веществ. Мы также потеряли сотни тонн батата, маниоки и водяных растений, шедших на корм скоту и как зеленое удобрение для огородов. Все было отравлено. Но мало этого — американцы трижды повторили химические налеты уже после оглашения своей декларации о прекращении бомбардировок ДРВ! Причем — подчеркиваю это! — химические налеты конца 1968 и начала 1969 года были направлены прямо против людей! На территориях, расположенных вдоль берегов реки Бенхай, американцы выпустили огромное количество отравляющих газов с примесью хлора. У многих это вызывало сильную рвоту, страшную боль в глазах, головокружение, потерю сознания. Разумеется, мы приняли срочные меры, большинство людей отделалось двухнедельным пребыванием в больницах, но и по сей день тяжкие последствия отравления газом, к сожалению, испытывают сотни наших людей. В некоторых местах на побережье вы и сейчас можете почувствовать удушливый запах страшного газа...

Мины... Приходится опять даже в этой поездке писать о них. Американские самолеты (вьетнамцы уже не называют их «джонсонами», теперь у них другое имя) сбрасывали их не только в 1968 и 1969 годах, то есть уже после своей пресловутой декларации, но и сейчас. Некоторые [341] из них, содержащие сильные заряды, сделаны в виде спичечных коробков, индивидуальных пакетов (!), игрушек. В частности, на территории Виньлиня были обнаружены сотни плоских мин тарелочного типа, мин в форме листьев величиной с человеческую ладонь, мин-»мотыльков», мин землистого цвета или в виде зелени, которые остаются в траве или кустах, среди камышей и на рисовых полях. У мин-»мотыльков» имеются два жестяных крылышка, соединенных тонкой проволокой с запалом.

— Такая мина, если на нее давит груз более двух килограммов, немедленно взрывается, — деловито объясняет мне присутствующий здесь офицер Народной армии. — Достаточно зацепить ее сандалией или даже босой ногой, особенно когда человек спешит на поле, чтобы сразу вызвать взрыв. А это верная смерть или тяжелое увечье...

Чан Конг Тан по привычке рисует на листке блокнота схему еще одной мины, сбрасываемой в районе Виньлиня. В большом контейнере, раскрывающемся при ударе о землю, находится сорок небольших мин, соединенных коварной системой проволочек и взрывателей. Такой «сюрприз» вызывает взрыв огромной силы и большого радиуса действия. Подчеркиваю, все эти новейшие изобретения американской военной техники направлены в первую очередь против людей.

...Сворачиваем на боковую тропинку. Кругом — ямы, воронки, глыбы вывороченной земли. Поспешно записываю все, что вижу и слышу. Над нами беспрерывно, как и раньше, кружат самолеты. И не только разведывательные. Густая зелень. В траве лежат коровы и буйволы. Небольшой обелиск (даже трудно поверить, что он уцелел!) в честь героев первого Сопротивления. Недалеко от него — католический крест с распятием, вбитый в землю специально для проходящих по этой тропе. Неподалеку маленький храм. Трава, по которой мы не идем, а пробиваемся, доходит до плеч. Дикая путаница кустарника, лиан, мелколесья. Среди белых пушистых облаков то и дело мелькают разведчики «L-19». Скользкие тропы. Обрывы, отвесные склоны. Пальмы. Мокрый бамбук. Обрывистый берег. Доносятся голоса людей. Военный пост. Перед нами Куатунг, устье реки Бенхай. Один из наиболее крепко засевших в моей памяти вьетнамских пейзажей. [342] Белый под слепящим солнцем пляж на противоположном, южном, берегу. Руины поста сайгонцев, которые я вижу первый раз за эти восемь лет. Зарывшийся в прибрежный песок поврежденный американский катер. Здесь нет и следа вражеских солдат. Этот клочок земли освобожден от них...

Но самолеты по-прежнему в небе. Темные стрелочки вдруг стремительно падают вниз. Один «Ф-4», за ним другой... Неподалеку глухие удары о землю. Взрываются две бомбы. Взлетают к небу два облачка белого дыма и тучи песка...

Отсюда по прямой всего 25 километров до американской базы в Контхиене. Около 40 километров до базы в Донгхае. А самолеты все еще носятся в безоблачном небе. Гремит длинная очередь крупнокалиберного пулемета. Снова раздаются взрывы бомб.

— Большинство их, — говорит Дук, — среднего калибра, по 200–250 килограммов. Но падают и пятисоткилограммовые и в одну тонну...

Деревня С. Жизнь все еще продолжается под землей. С 20 июня 1966 года эта деревня была целью яростных налетов авиации США. 19 июля и 2 сентября 1967 года, а затем еще семнадцать раз деревня подвергалась «обработке» суперкрепостями «Б-52». В 1968 году налеты усилились.

Весь год тут царил ад.

Записываю сведения о производственных достижениях и действиях группы самообороны этой героической деревни. Полагаю, что ей стоило бы посвятить большую статью. Цель американской военщины ясна: дотла уничтожить все прибрежные селения. Воздушным террором выгнать из них население. Создать тут «зону выжженной земли», как это делали гитлеровцы. Но несмотря на многие жертвы, люди выстояли и не ушли. Они уничтожили четыре вражеских самолета. Береговая артиллерия ДРВ подбила семь кораблей 7-го флота, в том числе несколько водоизмещением 700 тонн.

После декларации Белого дома о прекращении бомбардировок ДРВ, то есть с 1 ноября 1968 года по 1 ноября 1969 года, община В., в которую входит и деревня С. (община — более 3000 жителей), была 62 раза обстреляна крупнокалиберными пулеметами «джонсонов». Кроме того, [343] 25 раз ее обстреливали с моря корабли 7-го флота. И это «прекращение бомбардировок»?! Какое гнусное лицемерие, какой подлый обман мирового общественного мнения!

Я пишу эти строки, когда воздух дрожит от рева американских самолетов. И это в начале 1970 года! После заявления Вашингтона прошло уже много месяцев...

Мост на реке Бенхай. Вокруг равнина, поросшая молоденьким низким кустарником. Фотографируемся перед трофейным динамиком — одним из средств воздушного террора, которые усиливали звуки стрельбы из бортовых пулеметов самолетов «L-19», которые днем и ночью сеяли панику над территорией ДРВ и демилитаризованной зоны, предупреждали население о появлении крепостей «Б-52», которые-де «сотрут с лица земли» все живое. Пираты хотели вызвать бегство жителей и выбросить без помех крупные десанты. Тупые «спецы» психологической войны, не понимающие души свободолюбивых людей, вставших на защиту своей земли, эти бандиты, оседлавшие современную технику, пытались ревом самолетов и динамиков, взрывами бомб и треском пулеметов убедить северовьетнамцев, что они «пришли на помощь народу Юга», чтобы «защитить его от коммунизма». Идиоты!

Сейчас одна из этих новинок техники, созданная для нужд психологической войны, валяется в кустах возле дороги. Может быть, динамик сдадут в местный музей, который я осматривала вчера, где среди других экспонатов я увидела операционный стол. До недавнего времени он был частью оборудования подземной больницы. Его сделали из крыла сбитого «Ф-105». Видела я там и прибор для наведения в виде маленького деревца из окрашенной в зеленый цвет толстой жести. Сбрасываемое с самолетов такое «деревцо» зарывается в болотистый грунт и с помощью вмонтированного в него передатчика регистрирует, а затем передает в эфир голоса людей, помогая бомбардировщикам появляться там, где работает человек.

Многое в этой необъявленной войне, свидетелем и очевидцем которой мне довелось быть с самого ее начала, теперь уже становится историей. Но война еще продолжается. [344]

Мост Хиенлуонг... Но первое, что бросается в глаза, — это флаг. Не могу оторвать от него взгляда. На том берегу реки Бенхай, за мостом, уже нет сайгонского с тремя желтыми полосами флага, установленного еще при кровавом диктаторе Нго Динь Зьеме. Тот флаг исчез еще в апреле 1967 года, а сейчас дующий с моря свежий ветер колышет и развевает алый стяг с золотой звездой посередине. Сопровождающий нас представитель местных властей Дао Тан Тхи объясняет:

— Размер полотнища знамени составляет 96 квадратных метров, вес ткани — 18 килограммов. Столб, на котором укреплено знамя, имеет в высоту 35 метров...

Молодые солдаты Народной армии ДРВ, несущие охрану поврежденного моста Хиенлуонг, рассказывают мне, как 30 июня 1969 года с базы Контхиен прилетели два американских вертолета. Они обстреляли ракетами и двадцатимиллиметровыми снарядами знамя и столб. Но были тут же отогнаны артиллерией НВСО, канонаду которой я слышу и сейчас, но уже далеко отсюда.

Мне называют имя 55-летней крестьянки Чан Тхи Дием, жительницы общины Хиенлуонг (мост на реке Бенхай носит то же название). В течение этих трех с лишним лет она упорно чинила знамя, время от времени пробиваемое снарядами и пулями врага. «Если я не могу сражаться с американцами оружием, то буду хотя бы заботиться о знамени. Оно дает радость нашим сердцам», — ответила Дием, когда власти спросили ее, не желает ли она эвакуироваться из этого крайне опасного района. Молодые солдаты Фам Ксюанг Луонг и Ле Кхак Чи рассказывают мне:

— 11 ноября 1968 года, за пять минут до объявленного Вашингтоном прекращения бомбардировок нашей страны, на этот участок берега обрушились яростные налеты «джонсонов». Градом сыпались бомбы и ракеты... Вы спрашиваете, какой наиболее трудный момент мы пережили за последние годы? Пожалуй, такой: в мае 1967 года подразделения американской морской пехоты высадились на том берегу реки. Они были поддержаны самолетами и вертолетами с воздуха и танками с суши. Эти бандиты начали проводить «усмирение» на всей узкой полосе того берега — от моря до ближайших гор...

Вспоминаю: в то время, о котором рассказывают солдаты, мы — то есть репортер японского телевидения Кеи [345] Терамото, наши вьетнамские друзья и я — тогда также были на 17-й параллели. На территории южновьетнамской провинции Куангчи царил ад. Сгоняемое с родной земли население, которое американцы и сайгонские войска пытались силой запереть в так называемых «стратегических деревнях», стало вплавь переправляться на северный берег. Солдаты Народной армии ДРВ, члены групп самообороны и народная милиция немедленно занялись обороной своего района и оказанием помощи беглецам с Юга. Беззащитные люди, среди которых было много стариков, женщин и детей, плыли под огнем вражеской артиллерии и самолетов через реку, которая в этом месте достигает восьмиметровой глубины.

— Одна из женщин была беременной. Едва добравшись до нашего берега, теряя силы и сознание, она тут же родила сына... — с болью говорит Фам Ксюанг Луонг. — Милиционерам поневоле пришлось взять на себя роль акушерок, так как поблизости не оказалось ни одной медсестры. Все-таки им удалось сохранить жизнь и матери и ребенка...

— Можете сообщить еще какие-нибудь подробности боя?

— Да. Враг сбрасывал тогда не только бомбы, но и дымовые шашки, чтобы затруднить нам спасение раненых и тонущих, — ответил Дао Там Тхи, принимавший участие в спасении беглецов.

— Они это делают и сейчас! — вмешивается в разговор Ле Кхак Чи. — Не далее как вчера утром после разведывательных полетов тройки «L-19» появились два больших вертолета, сбросивших дымовые шашки на наш берег.

— Были и химические атаки: 15, 16 и 17 июня 1969 года, — вставляет Фам Ксюанг Луонг. — Нет, нет, это не ядохимикаты для уничтожения растительности! — машет он рукой, когда я говорю, что, может быть, враг хотел уничтожить поля. — Отравленный порошок, который они распылили с самолетов, был направлен против людей, и только против них! У многих началась рвота, появились боль в глазах, судороги, обмороки, воспаления, конъюнктивит...

Я вспоминаю, что один из моих ханойских друзей, председатель Союза журналистов ДРВ Лю Куй Ки, до сих [346] пор не может излечиться от тяжелой глазной болезни, вызванной этим химическим нападением. В то время он оказался на 17-й параллели.

Глядя на тот берег, Дао Там Тхи рассказывает, как на Юге, в провинциях, прилегающих к временной демаркационной линии, чтили память покойного президента Хо Ши Мина. В домах и пагодах жгли курительницы перед алтарями предков, открыто слушали траурные радиопередачи с Севера. В одном из сел уезда Зиолинь (на той стороне Бенхай) более трехсот жителей собралось во дворе самой пожилой женщины, чтобы почтить память «Отца Хо». Многие южновьетнамцы несколько дней носили траурные повязки. Рикши в городах вешали на своих колясках знаки траура. Всеобщая печаль была настолько массовой и единой, смелой и открытой, что даже власти и марионеточная сайгонская армия не осмелились запретить людям отдавать дань памяти Хо Ши Мина. Были и такие сайгонцы, которые вполголоса советовали жителям остерегаться только американцев.

— У нас в Виньлине траур длился на два дня больше, чем во всем Северном Вьетнаме, — добавляет мой собеседник. Ведь мы наиболее выдвинутый к югу район, находящийся в непосредственной близости к «Великому фронту». И еще потому, что мы более других чувствовали заботу Отца Хо.

...Ветер развевает алое полотнище знамени ДРВ. Золотая звезда его как нельзя лучше вписывается в окружающий пейзаж как символ грядущей победы. Хотя война и не окончена, жители провинции Виньлинь дождались счастливого дня, когда враг был изгнан с берегов Бенхай. Я тоже дождалась этой минуты — больше я не вижу там ненавистных сайгонских и американских мундиров. На том берегу торчат лишь руины сайгонского военного поста. На нем — теперь уже «нашем» — реет знамя ДРВ, бросая смелый вызов американским завоевателям.

Мы находимся всего в нескольких километрах от их базы в Контхиене. Если напрячь зрение, то в бинокль можно увидеть окружающие ее железобетонные бункеры.

Американские самолеты пока еще кружат во вьетнамском небе, пока еще вздрагивает земля от разрывов тяжелых бомб, люди все еще живут в подземельях. Но на эту исстрадавшуюся, опаленную пожаром войны [347] землю уже возвращаются птицы. Молодая зелень уже захватывает края и откосы воронок. На том берегу реки Бенхай, где силы врага были особенно мощными, теперь находится территория освобожденной зоны. Здесь установлен контроль НФОЮВ. Я беру с собой подарок: газету, которую издает в провинции Куангчи Комиссия по печати при ЦК НФОЮВ.

Это уже начало конца зловещей авантюры США. Что бы там дальше ни было — «вьетнамизация», «американизация» или еще что-либо в этом роде, — империалистическая Америка эту войну проиграла. Остальное — вопрос времени. Так же как вопрос времени суд над инициаторами, вдохновителями и злобными исполнителями чудовищного плана истребления мирного населения Вьетнама на Севере и на Юге.

Этот день суда придет!