Материнская забота

Это произошло в первый день праздника Весны на следующий год после событий в Южной Аньхуэй{71}. Наш полк Новой 4-й армии, действовавший против японских захватчиков в Северной Аньхуэй, в районе Сусун-Тайху, был окружен частями гоминьдановской армии, помещичьими дружинами и подразделениями марионеточных войск общей численностью более дивизии. После восьмидневных ожесточенных боев полк, израсходовав боеприпасы и продовольствие, все же прорвал кольцо окружения и двинулся на север.

В бою меня ранило в ногу, а командир 1-й роты Лю Цзинь-шэн получил тяжелое ранение в голову. Мы оба были не в состоянии двигаться, и нас несли на носилках впереди отступавших с боями подразделений. Вскоре был ранен и заместитель командира батальона Чэнь Цюань-мин. Нас переправили на восточный берег озера Поху, а затем через Шипай и Тайху доставили к подножию хребта Лоцзялин. В Яньванчжае нас догнал начальник организационного отдела Чжан и сообщил:

— Обстановка очень серьезная. Ради вашей безопасности командир полка решил оставить вас здесь. Командир местного партизанского отряда Е Мао-шэн найдет людей для ухода за вами. Вы согласны?

На душе было горько от недавнего поражения, а тут еще приходится расставаться с полком! На сердце стало тяжелее. Но нельзя же становиться обузой для полка! И мы согласились. [295]

Нас поместили в большой горной пещере к северу от Яньванчжая. Ухаживать за нами поручили одной крестьянской семье.

Прошло десять дней. Человек, обычно приносивший нам пищу, рассказал, что Е Мао-шэн перешел на сторону врага. Это неожиданное известие глубоко возмутило и встревожило нас. Мы решили: первыми покинут наше убежище и пойдут искать полк заместитель командира батальона Чэнь, раненный сравнительно легко, и санитар Чэнь Чжи. Лю и я останемся здесь и переберемся в другое убежище. Связные Син и Чэнь будут ухаживать за нами.

Сразу же после ухода наших товарищей связные вынесли нас из пещеры. Син выглядел тщедушным рядом с Чэнем, но зато он был очень ловким парнем. Устраивая нас в шалаше у одного крестьянина, он сказал:

— Побудьте пока здесь, а я пойду поищу подходящее место. Хорошо?

— Иди. Но будь осторожен! — ответил я.

Вернулся он, когда солнце уже начало клониться к западу. По улыбке, игравшей на его лице, мы догадались, что место, где можно укрыться, найдено.

— Товарищ политрук, недалеко отсюда есть маленькая пещера. Место совершенно безлюдное. Пойдемте туда! — И, не дожидаясь ответа, он нагнулся, чтобы взять меня к себе на спину.

Вокруг пещеры, к которой мы подошли, густо разросся кустарник. Он скрывал вход в нее.

Вечером Чэнь достал из кармана оставшийся с утра комок вареного риса и отдал его командиру роты и мне. Мы хотели разделить его на четыре части, чтобы всем досталось поровну, но Чэнь запротестовал:

— Мы с Сином совершенно здоровы, ну зачем вы так делаете?

Поев, мы легли спать. Утром командир роты Лю спросил Чэня:

— У тебя деньги, которые дал нам командир?

Чэнь вытащил из кармана деньги и показал их.

— Пойди в селение и купи чего-нибудь съестного.

Прошло около трех часов, прежде чем мы снова услышали звук шагов. Прислушались — шел не один человек. [296] Возникло подозрение: не враг ли? Но вот донесся негромкий кашель Чэня, и мы успокоились.

— Кто пришел с тобой? — спросил Син, как только Чэнь протиснулся в пещеру.

— Одна старая женщина, — ответил тот.

— Что?! — встревоженно воскликнули мы разом.

— Она уже ушла, — улыбнулся он и пояснил:

— Живет она неподалеку, в полуразвалившейся лачуге. В семье, кроме нее, невестка и двое детишек — мальчик и девочка. Просил продать мне продуктов. Старуха на это не ответила ни слова. Я вижу — нищета страшная, на четверых одно одеяло, да и то заплата на заплате. Откуда тут могут быть лишние продукты? Спрашиваю, не купит ли она продуктов для нас. А она упорно допытывается, что я за человек. Вижу — женщина порядочная. Выложил все начистоту. Она совсем по-родственному стала расспрашивать, где я обитаю. Замялся я. Тут она говорит: «Новая четвертая армия доверяет беднякам так же, как доверяла нам Красная армия, почему же ты не хочешь довериться мне, бедной старой женщине?» Я узнал от нее, что десять лет тому назад здесь находилась опорная база Красной армии, а в последние годы в этом районе действовала Новая 4-я армия. Старуха дала нам немного еды. А сейчас приходила посмотреть, где мы скрываемся.

Ночью нам не спалось: мы сердились на Чэня и все думали: «А что, если женщина выдаст нас врагу?.. Эх, слишком простодушен этот Чэнь! Но, с другой стороны, если она и вправду принесет еду, где еще найдешь такого добросердечного человека?» В противоположность нам Чэнь твердо верил, что все будет хорошо.

Рано утром Чэнь поднялся и стал выбираться из пещеры. Син задержал его:

— Ты куда?

— Иду встречать женщину, — улыбаясь, ответил Чэнь.

— Пойдем вместе!

Чэнь с радостью согласился. После их ухода мы с Лю стали с нетерпением ждать их возвращения. Прошло немного времени, и у входа показался Син.

— Товарищи, женщина и вправду принесла еду! — сказал он, входя в пещеру. [297]

Вслед за этим послышался женский голос:

— Да у вас здесь хоть глаз коли!

Я хотел взглянуть на нее, но увидел только темный силуэт. Он приближался.

— Надо раздобыть фонарь! — произнес женский голос уже совсем рядом.

И мы с Лю почти одновременно пожали ее худую морщинистую руку.

— Спасибо вам, мамаша! — только и смог сказать я.

— Куда вас ранило, родимые? Вы можете полагаться на меня, как на свою мать. Бояться вам нечего, у пещеры никого не бывает. На что уж я живу поблизости десятки лет и то не заходила сюда ни разу.

— Вы нам покупайте продукты, не носите свои. Не то вам самим есть будет нечего, — сказал командир роты.

— Ну что вы! Разве могу я, бедная женщина, покупать продукты? Да люди сразу смекнут, что дело нечисто. Вы не волнуйтесь, пища у нас есть, голодать нам не придется!

Мы поблагодарили ее и стали прощаться. И только у выхода я наконец увидел лицо женщины. Оно было изрезано глубокими морщинами, сверху ниспадала прядь седых волос, рот запал: наверное, не хватало нескольких зубов.

Уходя, она строго-настрого наказала нам:

— Ни в коем случае не выходите из пещеры! Увидят недобрые люди — плохо будет!

С этого дня ежедневно, стараясь не попадаться никому на глаза, старушка или ее невестка приносила нам пищу.

Однажды пришла девочка, дочь невестки. Она принесла нам горячей пшенной каши. Син простодушно спросил девочку:

— Сколько му{72} проса засеяли нынче?

Девочка прислонилась к стене и не проронила ни слова. Син взял ее за руку и стал допытываться. Она опустила глаза и тихо сказала: [298]

— У нас нет земли.

— Ведь бабушка говорит, что у вас два му земли! А ты говоришь нет.

Тогда девочка подняла глаза и проговорила:

— Это не наша земля! — И снова потупилась.

Видя, что девочка вот-вот расплачется, я решил отвлечь ее:

— Что ты сегодня делала?

Она посмотрела на меня, словно собиралась что-то сказать, но снова прикусила губу, так ничего и не сказав. Разговор явно не клеился. Всем было как-то неловко. Немного помолчав, я опять обратился к ней:

— Малышка, ну скажи дяде!

Девочка повернула голову к выходу и медленно почти шепотом произнесла:

— Ходила просить милостыню.

— Как?! — с болью в душе воскликнул Лю, быстро приподняв голову, хотя незаживающая рана не позволяла ему делать резких движений. Слова «просить милостыню» ножом резанули его по сердцу. Он посмотрел на меня, посмотрел на кашу и тяжело вздохнул.

В наступившей тишине раздался голос Сина:

— Ты каждый день ходишь просить милостыню?

Девочка еще ниже опустила голову. Чэнь погладил ее по голове.

— Что ж ты молчишь?

— Бабушка не велела мне говорить, — в голосе ее слышались слезы.

Мое сердце было преисполнено благодарностью к старой женщине, ее невестке и внучке. Меня глубоко возмущали деспотизм помещиков, бесчинства японских захватчиков и марионеточных войск. Глазами я сделал знак Сину, чтобы он больше не расспрашивал ребенка.

В тот день никто не дотронулся до каши. Кто сможет есть пищу, ради которой этот ребенок исходил много дворов, прося подаяния!

Вечером Чэнь потихоньку от нас покинул пещеру. Придя в дом к старой женщине, он попросил ее больше [299] не носить нам пищу. Вместе с Чэнем она пришла к нам в пещеру. Женщина чистосердечно призналась, что и восьмилетняя девочка и шестилетний мальчик побираются. Затем по-матерински ласково и в то же время с укором сказала:

— Впредь выходить из пещеры я вам не разрешаю! Враги повсюду хватают людей. Если вы выйдете наружу, то не только погубите меня, но и оставите детей сиротами!

Я заметил, как от ее слов на глазах Лю Цзинь-шэна и Сина заблестели слезы.

Что мы могли возразить этой родной нам старушке, которая заботилась о нас, как могла, и все жалела, что эта помощь так мала! Нам оставалось только согласиться.

Когда старушка уходила, Чэнь сел у входа и долго-долго, не отрываясь, смотрел ей вслед. Он покачал головой, вытер рукавом глаза и вернулся в пещеру...

Незаметно пролетело четыре месяца. Наши раны постепенно зажили. Однажды ночью мы покинули пещеру и, следуя за Чэнем, стали осторожно пробираться к дому, чтобы попрощаться с дорогими нам людьми. Вся семья в полном сборе встретила нас на дороге за домом.

— Мы уходим, мать!

Услышав слово «уходим», старушка тяжело вздохнула; она, конечно, знала, что мы должны уйти, но, когда она увидела, что четверо «сыновей», которых она своими руками выхаживала несколько месяцев, сейчас покинут ее, ей стало нестерпимо больно.

— Мы вернемся снова, навестим тебя, не горюй! — мне хотелось сказать больше, хотелось утешить старую женщину.

— Идите! Когда с победой вернетесь сюда, заходите ко мне! — напутствовала она нас.

Командир роты поставил девочку перед собой, присел на корточки и, глядя в ее личико, проговорил:

— Малышка, дядя разобьет бандитов и вернется к тебе, хорошо? — Девочка, смеясь, закивала головой.

Старушка, много повидавшая на своем веку, заторопила нас:

— Быстрей идите! Не задерживайтесь! [300]

С тяжелым сердцем расставались мы с этими людьми, ставшими нам такими близкими и родными. Мы все время оборачивались, словно хотели разглядеть во тьме ночи седые волосы и полные слез глаза этой старой женщины.