Ночевка на горе Мяошань (странички из дневника)

Ноябрь 1934 года. Вчера днем мы прошли тридцать пять километров. Наш путь пролегал через горы. Дорога извилистая, с крутыми подъемами и спусками. До ближайшего населенного пункта оставалось двадцать пять километров. Самое трудное было впереди — переход через гору Мяошань. А тут еще с самого утра моросил мелкий дождь, застилая все вокруг водянистой пеленой.

После сорокаминутного привала наша дивизия снова двинулась в путь. Когда мы перевалили через гору Мяошань, солнце уже склонялось к горизонту. Вскоре стало совсем темно.

В восемь часов вечера мы подошли к небольшому селению. Войдя в него, я увидел, что склон горы Мяошань весь был усеян многочисленными факелами, свет которых отражался в реке Дамяочуань. Это наши бойцы спускались с горы вниз к месту своего временного расквартирования. Через час факелы погасли: бойцы прибыли на место.

Политотдел нашей дивизии расположился в одиноко стоявшем большом доме. Вскоре из подразделений к нам стали поступать донесения: «Незадолго до прихода наших войск жители покинули селение. Утром кончаются продукты, как быть?» Узнав об этом, комиссар дивизии Чжун Чи-бин и начальник политотдела Тан Тянь-цзи созвали экстренное совещание. Товарищ Чжун Чи-бин просил нас пойти к бойцам, сказать им, чтобы они ни о чем не беспокоились, готовили себе ужин и ложились спать. Кроме того, он попросил напомнить бойцам, что мы находимся в селении, в котором проживают [155] жители народности мяо, а поэтому следует с уважением относиться к их обычаям.

На совещании решили принять меры к возвращению жителей в селение. Комиссар предложил нескольким политработникам отправиться на гору Мяошань вместе с поисковой группой.

Но тут возник вопрос: ведь мы же не знаем языка народности мяо, как быть? Я и начальник спецотдела толстяк Ян Да-чан, пригорюнившись, сидели в одной из комнат и обдумывали, с чего лучше начать. Неожиданно к нам вбежал боец агитбригады Цзинь. Не переводя дыхания, он торопливо доложил:

— Товарищ начальник отдела, тут к нам пришел один местный житель.

Я сказал:

— Отлично, пригласи его скорее сюда!

В комнату вошел старик лет шестидесяти с лишним. Нам он показался довольно бодрым. В руках у него был поросенок. Увидев нас, старик испуганно опустился на колени. Я вышел вперед и помог ему подняться. Обращаясь к нам, старик быстро заговорил на непонятном нам языке. Вдруг слышим звонкий смех нашего Цзиня.

— Ты что, паренек? — спросил я.

— Да ничего, просто этот старик — хозяин дома и зовут его Вэй. Он говорит, что у него ничего нет, кроме этого поросенка. Только что к нему приходили бойцы из роты особого назначения. Они просили продать им поросенка, но он не захотел. А сейчас сам пришел сюда и собирается подарить вам этого поросенка.

— Разве ты понимаешь, что говорит старик?

— Видно, мы с ним одного роду-племени! — улыбаясь, ответил Цзинь.

Я радостно похлопал Цзиня по плечу, а затем подошел к старику и крепко пожал ему руку.

— Спасибо тебе, отец! Поросенка твоего нам не надо, унеси его обратно. Когда он вырастет, ты выручишь за него побольше денег. Мы, отец, — коммунисты, воины Красной армии. Наша армия — родная армия для всех рабочих и крестьян, для всех угнетенных. Мы никогда ничего не берем у населения, даже иголки с ниткой.

Цзинь перевел мои слова старику. Тот заплакал, Я стал просить старика помочь нам разыскать жителей селения и убедить их вернуться в свои дома. Выслушав [156] меня, старик одобрительно закивал головой, а потом со вздохом сказал:

— Никто из наших людей не знал, что ваша армия такая хорошая, поэтому все убежали. Позвать их можно, да только сейчас уже темно, пожалуй, поздновато.

— Ничего, — подхватил Цзинь, — пойдем на гору вместе с тобой, вернем ваших людей.

Старик согласился. Я тут же вызвал начальника агитбригады Ли и десять бойцов. Сказал им, чтобы они вместе с нами отправились на гору Мяошань на поиски жителей. На всякий случай я приказал бойцам захватить с собой оружие.

Через несколько минут мы поднимались по узкой горной тропинке. Старик Вэй шел впереди. Освещая дорогу факелами, мы прошли около четырех километров. Неожиданно Вэй сделал нам знак остановиться и, сложив ладони рупором, несколько раз что-то громко прокричал. Прошло несколько минут — никто не откликнулся. По-прежнему стояла тишина. Мы стали беспокоиться, некоторые заговорили:

— Чего без толку кричать? Какие могут быть люди в этих дебрях?

Другие предусмотрительно предложили:

— Нужно посмотреть, нет ли здесь какой-нибудь живности. Не найдем людей, так хоть, по крайней мере, кабана подстрелим.

Мы прошли еще немного, как вдруг невдалеке прогремел выстрел. Мы остановились. Старик Вэй отошел в сторону и снова что-то крикнул в ночную тьму. Вскоре поблизости раздался треск. Наш проводник Вэй что-то сказал. Ему ответили из темноты. Через некоторое время к нам подошли трое. Один из них был с ружьем, а двое других держали в руках мечи. Перекинувшись несколькими фразами с Вэем и Цзинем, они протянули нам руки и назвали свои имена.

Я попросил Цзиня объяснить жителям цель нашего прихода. Когда Цзинь переводил, я видел, как они одобрительно кивали головами. Затем один из них, такой же молодой, как наш Цзинь, взял рожок, висевший у него на поясе, и громко протрубил. На звук рожка со всех сторон к нам подходили люди. Не прошло и десяти минут, как вокруг нас собралось человек сто. Все были вооружены: кто ружьями, кто мечами, кто пиками. [157]

Первым заговорил с ними Вэй. Потом я с помощью Цзиня рассказал жителям, кто мы такие и зачем пришли.

Так как на следующий день нам предстояло снова выступить в поход, мы не стали больше здесь задерживаться и повернули обратно. Вместе с нами в селение вернулось более семидесяти жителей. Остальные пошли разыскивать своих односельчан, скрывавшихся на горе.

Вскоре на склоне горы засветилось множество факелов: это жители спешили обратно к своим домашним очагам.

Время было позднее, но спать никому не хотелось. Всю ночь в селении не смолкали разговоры. А когда начало рассветать, жители принесли нам продукты. Тут были куры, утки, рыба, зерно, яйца, овощи. Бойцы и командиры горячо благодарили жителей, но принимать подарки отказывались. Тогда народ зашумел, заволновался.

— Извините нас, — раздался чей-то голос. — Мы не знали, что вы — народная армия, и поэтому убежали. Теперь мы вернулись. Мы просим вас принять наши подарки.

Видя, что мы отказываемся от подарков, жители предложили нам купить у них зерно. Мы охотно согласились. Цену назначили подходящую — шесть юаней за каждые сто цзиней зерна. Не прошло и часа, как все наши подразделения пополнили запасы продовольствия.

В семь часов утра мы выступили в поход. Жители селения вышли провожать нас. Стоя у обочин дороги, они махали нам руками и выкрикивали пожелания счастливого пути.

Бойцы агитбригады уходили из селения последними. Они немного задержались, чтобы еще раз заглянуть в дома жителей и проверить, все ли там в порядке. И в какой бы дом они ни заходили и к кому бы ни обращались — везде слышали одно и то же: «Это наша родная армия. Мы рады, что встретили вас. Никаких претензий у нас нет. Желаем вам счастливого пути!» [158]