В нижнем течении Дадухэ
Части Красной армии, выступившие в Великий поход, успешно форсировали реку Цзиньшацзян и, пройдя через Дэчан и Сичан, 20 мая 1935 года достигли Лугу.
Перед нами стояла задача — быстро форсировать реку Дадухэ, крупную естественную преграду на пути продвижения наших войск, и затем, продолжая движение на север, соединиться с войсками 4-го фронта.
Чтобы задержать продвижение наших войск, пехотная бригада сычуаньского милитариста Лю Вэнь-хуэя заняла Фулинь, расположенный на северном берегу Дадухэ. От Лугу к Дадухэ проходили две дороги: через Сяосянлин, районы, населенные народностью и, до Дашубао, лежащего напротив Фулиня; все важные пункты на этой дороге охранялись гоминьдановцами; и дорога через Мяньчжу, районы, населенные народностью и, до Аньшуньчана. Вторая дорога — узкая и менее удобная для движения, правда, она была немного короче первой.
В полдень 20 мая в штаб нашего 1-го корпуса прибыл начальник Главного штаба Лю Бо-чэн. Он сообщил нам решение Военного совета о необходимости продолжать движение наших войск на север. Лю Бо-чэн приказал начальнику штаба корпуса Цзо Цюаню и комиссару 2-й дивизии Лю Я-лоу вместе с 5-м полком и разведывательной ротой корпуса двигаться к Дашубао и, выйдя к реке Дадухэ, отвлечь на себя гоминьдановцев, находившихся в Фулине, чтобы дать возможность нашим главным силам пройти через Мяньчжу и, продвигаясь к северу от него, форсировать реку Дадухэ в районе Аньшуньчана.
Я в то время был начальником разведывательного [119] отдела штаба корпуса. Мне предстояло вместе с разведывательной ротой первым выйти к реке Дадухэ.
Мы выступили после полудня. Пробирались по горным тропам, спускались в глубокие овраги и узкие долины, откуда виднелась лишь узкая полоска неба, карабкались на высокие вершины, где казалось, что вот-вот головой коснешься облаков.
Днем солнце стояло высоко над горизонтом, и его жаркие лучи причиняли нам немало беспокойства. С наступлением ночи горы окутала такая темень, что нельзя было разглядеть дороги. Бойцы шли, с трудом преодолевая усталость.
К вечеру 21 мая, пройдя более шестидесяти километров, мы прибыли в Дэнсянин. За ним снова начинались горы. Не исключалась возможность столкновения с гоминьдановцами, поэтому людям следовало дать немного отдохнуть. Я приказал командиру роты Лю Юнь-бяо сделать двухчасовой привал, тем временем быстро приготовить ужин и выяснить обстановку.
Жители уже спали. Чтобы не беспокоить их, бойцы расположились на отдых под навесами построек. Я прислонился к дверному косяку и моментально заснул.
— Товарищ начальник отдела, разрешите доложить...
Я открыл глаза и увидел перед собой командира роты Лю.
— Что-нибудь случилось?
— Местные жители передают, что до Сяосянлина отсюда пятнадцать километров, там находится взвод гоминьдановцев, — быстро проговорил Лю Юнь-бяо.
Я встал, посмотрел на спавших крепким сном бойцов и задумался. Обстановка была сложная: путь на север нам преграждали гоминьдановцы, засевшие в Фулине, на противоположном берегу Дадухэ; позади оставалась река Цзиньшацзян — важная естественная преграда, кроме того, за Красной армией неотступно следовали крупные силы гоминьдановских войск. Нам, разведчикам, предстояло за три дня пройти расстояние в двести километров, первыми выйти к реке Дадухэ и во что бы то ни стало выполнить задачу, поставленную командованием. Сяосянлин, ставший на пути нашего движения, являлся воротами в провинцию Сычуань. Нельзя было медлить ни минуты; гоминьдановцам могло стать известно, [120] что мы находимся в Дэнсянине... А повар уже засыпал в котел рис, и через час бойцы могли поесть. «Придется прервать отдых, надо брать Сяосянлин», — решил я, целиком полагаясь на своих разведчиков.
В этом походе нашим разведывательным подразделениям часто приходилось занимать важные пункты и удерживать их до подхода главных сил. Все боевые задания разведчики выполняли быстро и решительно.
— Поднять всех, сейчас выступаем, — приказал я.
Итак, предстояло брать Сяосянлин. Гоминьдановцы расположились на вершине горы. Атаковать их в лоб было нельзя; они легко могли нас обнаружить и сразу же убрать мосты, перекинутые через пропасти. Мне не раз приходилось водить разведчиков по горам и опасным тропам, но в такое трудное положение, как под Сяосянлином, я никогда еще не попадал. А что, если пойти в обход?
Я спросил проводника:
— Земляк, сможешь ли ты найти другую дорогу?
Я с надеждой ждал ответа. Проводник задумался, а потом сказал:
— Могу. Эти места мне хорошо знакомы. Я знаю здесь каждый камень, каждую тропинку. Но у вас винтовки, вещевые мешки...
— Земляк, — перебил я его, — об этом не беспокойся, лишь покажи дорогу, по которой можно пройти.
— Хорошо, — ответил он.
Я приказал командиру 1-го взвода Фань Чан-наю атаковать гоминьдановцев в Сяосянлине:
— Задача трудная, ведь с тобой пойдет только одно отделение, а у них там целый взвод, кроме того, удобная для обороны местность. Придется проявить ловкость и смекалку.
— Все будет в порядке, — уверенно ответил командир взвода Фань.
Проводник подвернул полы халата, затянул потуже пояс, поправил соломенные сандалии. Он ждал команды, чтобы повести бойцов в Сяосянлин. Вскоре они ушли.
Прошел час. Вдруг со стороны Сяосянлина раздался выстрел. Мы немедленно выступили. Подойдя к Сяосянлину, мы увидели наших товарищей и горячо поздравили их. Они выполнили задачу: взяли в плен взвод гоминьдановцев. [121]
Ко мне подошел командир взвода Фань. Лицо его сияло. Он рассказал:
— Когда мы приблизились к гоминьдановцам, наш проводник тихо сказал: «Посмотрите, там!» Все повернули головы в ту сторону, куда указывал проводник. Невдалеке среди деревьев мы увидели крышу дома. Я приказал одному из разведчиков пойти выяснить обстановку. Боец вернулся довольно быстро. Он доложил, что дверь дома открыта. Там находились гоминьдановские солдаты, они играли в мацзян. Тогда я сказал командиру отделения Чэнь Шэн-чжуну, чтобы он с двумя бойцами снял часового, а сам с остальными разведчиками решил атаковать дом. Когда разведчики приблизились к дому, часовой окликнул их: «Кто и зачем пришел?» «Народ из города», — ответил командир отделения Чэнь Шэн-чжун, не замедляя шага. Подойдя к часовому почти вплотную, Чэнь выстрелил в него. На выстрел из дома выбежали подвыпившие гоминьдановцы. «Не двигаться, руки вверх!» Этот возглас прозвучал как гром среди ясного неба. Пьяные голоса умолкли. Чего-чего, а нашего появления гоминьдановцы никак не ожидали. Разве могли они предполагать, что бойцы Красной армии окажутся в Сяосянлине и внезапно атакуют их! Мы захватили несколько десятков вражеских винтовок. Так, взвод гоминьдановских солдат без боя сложил оружие.
Я объявил благодарность разведчикам. Затем обратился к нашему проводнику:
— Земляк, спасибо тебе за тяжелый труд; ты провел нас хорошей дорогой, и мы успешно выполнили задачу. Это твоя заслуга перед бедняками.
Глаза проводника светились счастьем, кланяясь, он говорил:
— Вы хорошо относитесь ко мне; преодолевая большие трудности, вы помогаете беднякам. И народ выражает вам за это свою благодарность.
Я вспомнил, как нерешительно вел вначале себя наш проводник, когда мы попросили его указать нам дорогу. Он опасался, что после ухода Красной армии гоминьдановцы схватят его и будут пытать за то, что он помогал нам. Однако он переборол страх. Узнав от нас, за что борется Красная армия, он, не колеблясь, повел отряд. Сколько на своем пути мы встречали таких проводников, [122] которые ухитрялись провести нас там, где не только дорог — тропинок не было! Народ помогал нам бороться с врагом.
Мы двинулись на Юэси. Гоминьдановский начальник уезда, узнав, что телефонная связь с Сяосянлином прервана, понял, что дело плохо. С женой и своими прихвостнями, под охраной двух рот, находившихся в городе, он поспешно бежал в Фулинь.
В два часа дня 21 мая мы вступили в Юэси. Жители города радостно встречали нас; у каждого в руках были маленькие красные флажки с надписями: «Народ приветствует Красную армию!», «Да здравствует Красная армия!»
Мы узнали, что в городской тюрьме находятся несколько сот человек, это были жители народности и. Народность и всячески угнеталась гоминьдановцами. Не было такой семьи, у которой кто-либо из родственников не побывал в тюрьме.
Мы решили освободить всех заключенных. У входа в тюрьму нас встретили чиновники отдела по делам народности и при уездном правительстве, которые остались в городе для «наблюдения».
Держались они по отношению к нам очень почтительно. Один чиновник, одетый в длинный халат и куртку, улыбаясь, говорил:
— Уважаемая Красная армия служит народу, наш отдел тоже служит народу. — Он старался доказать, что, угнетая национальное меньшинство, сажая в тюрьму ни в чем не повинных людей, чиновники отдела действовали в их же интересах. Я оборвал его:
— Вы угнетаете народ и при этом считаете, что служите ему?
Чиновник начал поспешно объяснять мне:
— Уважаемый начальник, этот народ и — нецивилизованный, дикий народ...
Я перебил его.
— Вы должны освободить этих эксплуатируемых!
Он испуганно замахал руками:
— Нельзя освобождать! Нельзя освобождать! Если их освободить, они начнут грабить и убивать.
Я не мог больше слушать, как этот чиновник поливает грязью братский нам народ.
— Они не дикари, они эксплуатируемый народ, — [123] строго сказал я. — Это гоминьдановские реакционеры довели их до такого состояния, что у них нет ни одежды, ни пищи. Немедленно освободите их!
Чиновник, вытянув руки по швам, только проговорил:
— Слушаюсь! Слушаюсь! — И тут же передал нам ключи от тюремных ворот.
Во дворе тюрьмы, огороженной крепким деревянным забором, мы увидели людей с растрепанными волосами, желтыми худыми лицами, в изодранной в клочья одежде. Их было несколько сот. Все они имели очень жалкий вид. Мое сердце сжалось от боли при виде заключенных, в то же время я почувствовал горячую любовь к ним, угнетенным братьям по классу.
Когда переводчик сказал заключенным, что мы — бойцы Красной армии и пришли, чтобы освободить их из тюрьмы, они радостно замахали руками, приветствуя нас криками: «Оухоу! Оухоу!»
Двери тюрьмы широко раскрылись, и заключенные, почувствовав себя свободными, с шумом устремились на улицу. Я подумал, что этот людской поток, подобно бурным волнам Цзиньшацзяна, скоро поглотит тех, кто многие годы жестоко угнетал народность и, и до основания разрушит высокие стены тюрьмы, в которую реакционеры заточали ни в чем не повинных людей.
К вечеру погода ухудшилась, черные тучи заволокли небо. Люди устали, дорога была плохая, а идти еще предстояло долго. Я приказал бойцам располагаться на отдых.
Чтобы избежать недоразумений с местными жителями, начальник штаба Цзо Цюань и комиссар Лю Я-лоу решили расположить 5-й полк в Цингангуане и оттуда с рассветом продолжать движение к Дадухэ.
Поздно ночью меня разбудил дежурный, он доложил:
— К нам пришел местный житель, он хочет что-то сказать.
Местный житель (он был из народности и) пришел с переводчиком. Увидев меня, он опустился на колени и стал отвешивать земные поклоны. Я помог ему подняться и с трудом уговорил сесть. Переводчик сообщил:
— Его прислал к вам староста. Прежде всего, он от его имени благодарит Красную армию за спасение его соотечественников.
Местный житель сказал: [124]
— Мы выйдем провожать Красную армию, дадим ей проводников, все мы хотим бороться с гоминьдановцами.
Я поблагодарил его и попросил передать привет старосте. Он ушел от нас очень довольный.
Теперь мы знали, что, когда наши войска будут проходить через эти районы, их встретят как друзей. Я невольно вспомнил всех освобожденных только что из тюрьмы местных жителей, которые сердечно, от души благодарили Красную армию за свое спасение.
Утром 22 мая мы двинулись дальше. Моросил дождь. Впереди мы увидели большую группу жителей, это были наши братья из народности и, вооруженные мечами и пиками, они приветствовали нас возгласами: «Оухоу! Оухоу!» Ко мне подошел староста, через переводчика он сказал:
— Красная армия спасла их. Вчера вечером, вернувшись из тюрьмы домой, они только и говорили об этом, вот почему сегодня так много людей пришли проводить вас.
Жители низко кланялись и приветливо махали руками. Некоторые, посмелее, подбегали к бойцам, брали их за руки, просили дать им понести вещевые мешки. Бойцы говорили им: «Красная армия и народ и — братья!», «Красная армия и народ и объединились!», «Народ и — славный, хороший народ!» Всюду раздавался веселый дружеский смех.
К трем часам дня мы подошли к Хайтану. Гоминьдановцев атаковали с фланга и тыла. С возгласами «ша!» мы ворвались в город. Вслед за бойцами, размахивая мечами и пиками, с криками «оухоу!» смело бросились на врага наши братья из народности и. Гоминьдановский гарнизон был уничтожен.
Ночью 23 мая мы направились в Шайцзингуань. Недалеко от него (в десяти километрах от реки Дадухэ) наши разведчики, переодетые в форму солдат сычуаньской армии, встретились с небольшой группой гоминьдановцев. Приняв красноармейцев за своих, они во всех подробностях рассказали нам об обстановке в районе, прилегающем к Дадухэ.
Оставив позади Шайцзингуань, мы двинулись прямо к Дашубао. Посланные в разведку бойцы сообщили, что в горном проходе, к востоку, от Дашубао, гоминьдановцы расставили сторожевые дозоры, а по склонам гор построили огневые точки. Это означало, что обойти [125] врага было нелегко: слева возвышались крутые скалы, справа были глубокие ущелья.
Мы отобрали нескольких наших разведчиков и двух новичков, бывших гоминьдановцев (они перешли на нашу сторону в Сяосянлине), переодели их в форму гоминьдановцев и поручили им уничтожить вражеские сторожевые дозоры. Когда разведчики сделали свое дело и подали нам условный сигнал, мы двинулись вперед.
Батальон гоминьдановцев, занимавший Дашубао, не оказал нам никакого сопротивления и поспешно стал переправляться на противоположный берег Дадухэ. Наши бойцы, следуя по пятам отступавшего врага, захватили находившийся недалеко от берега паром и взяли в плен несколько десятков гоминьдановских солдат и офицеров. Переправа была в наших руках.
Выйдя к Дадухэ, мы начали «подготовку» к форсированию реки. Чтобы обмануть противника и создать видимость готовящейся переправы, мы повсюду отыскивали лодки, собирали строительный материал. Нам помогали более двух тысяч местных жителей. Был пущен слух, что Красная армия готовится форсировать реку Дадухэ в районе Фулиня, после чего она двинется на город Чэнду.
Узнав об этом, гоминьдановцы встревожились. В Фулине, на северном берегу реки, днем и ночью строились укрепления, усиливались части гарнизона, все делалось для того, чтобы помешать форсированию реки Красной армией.
25 мая мы получили телеграмму из штаба корпуса: наши главные силы успешно форсировали реку Дадухэ в районе Аньшуньчана.
Гоминьдановцы думали разгромить нас у реки Дадухэ так же, как здесь когда-то был разгромлен Ши Да-кай{48}. Но у них ничего не вышло. Красная армия, успешно форсировав Дадухэ, преодолела еще одну преграду на пути Великого похода. Совершив ложный маневр, мы отвлекли на себя внимание гоминьдановцев и выполнили задачу, поставленную командованием. [126]