Ночной налет на Лунянь
1
Осенью 1935 года над нашими опорными базами в западной части провинции Фуцзянь нависла серьезная угроза. Чан Кай-ши двинул сюда крупные силы, под натиском которых части Красной армии были вынуждены оставлять свои позиции. Часть опорных баз была уничтожена врагом. Среди бойцов и командиров Красной армии нашлись такие, которые сдались в плен гоминьдановским войскам. Командовавший гоминьдановскими войсками Ли Мо-ань в своей ставке в городе Луняне говорил, самодовольно потирая руки: «Наша армия одержала победу над коммунистами, скоро мы выступим на север, настигнем и уничтожим Чжу и Мао!»
Во всех окрестных селах и деревнях гоминьдановцы проводили «торжественные собрания», сборы «пожертвований населения по случаю победы». Под угрозой гоминьдановских штыков крестьяне были вынуждены отдавать последнее.
В одну из тех августовских ночей командир 8-го полка Красной армии Цю Цзинь-шэн со своими бойцами внезапно проник в горную деревушку Шаньбэй неподалеку от города Луняня, давнишнюю опорную базу партизанского движения.
Весть о приходе бойцов Красной армии молниеносно облетела деревню. И стар и млад, и женщины и мужчины — все вышли встречать своих родных воинов.
Окружив бойцов, крестьяне расспрашивали их об успехах Красной армии, выкладывали свои жалобы, рассказывали о пережитом. Одни с проклятиями описывали злодеяния гоминьдановцев, другие говорили о своей тяжелой жизни и невыносимых налогах и спрашивали, [90] когда же наконец Красная армия отомстит гоминьдановцам за их издевательства над народом. Убеленный сединой старик Ли потянул за руку командира взвода Ли Юэ-шаня и, громко вздохнув, проговорил:
— Эх, сынок! Мы уже думали, что вы не вернетесь. Не знали, что еще существует ваш полк!
Эти слова невольно привлекли внимание командира полка Цю Цзинь-шэна, и он в свою очередь спросил старика:
— Послушай, отец! Кто же это говорил, что наш восьмой полк больше не существует?
— Многие, товарищ командир! — ответил старик, показывая на стены домов, — Посмотри-ка! Все стены обклеены объявлениями гоминьдановцев. В них говорится, что Красная армия полностью уничтожена, компартия распалась, уездные и районные комитеты разбежались... Поверить им — это все равно, что принять зубы собаки за слоновую кость! Сказать, что это неправда, значит, тебя будут преследовать и душить налогами. А Красная армия? Она так и не появлялась...
Слушая старика Ли, командир полка мысленно спрашивал себя: «Разве не так было в других местах, где побывали гоминьдановцы? Но ведь деревня Шаньбэй раньше была родным домом нашего полка, — продолжал размышлять Цю Цзинь-шэн, с трудом сдерживая охватившее его возмущение, — чем же можно объяснить перемену в настроениях крестьян? Пожалуй, гоминьдановцы слишком обнаглели! Не пора ли их хорошенько проучить? Иначе народ совсем падет духом, а мы лишимся опоры в массах. Кроме того, нужно отвлечь на себя крупные силы гоминьдановцев и тем самым ослабить их давление на главные силы Красной армии. Это чертовски трудно: людей мало, боеприпасов не хватает, но что-то предпринять необходимо!»
В ту ночь командир полка не сомкнул глаз. Он напряженно обдумывал что-то. До сих пор его решения всегда открывали путь к победе. За последние два года 8-й полк Красной армии неоднократно отличался в боях.
Утром, сразу же после завтрака, у командира полка состоялось совещание, на нем присутствовали командиры подразделений и секретарь уездного комитета Коммунистической партии товарищ У. Он подробно доложил [91] собравшимся обстановку и в заключение сообщил, что в ближайшие два дня командующий гоминьдановскими войсками Ли Мо-ань собирается провести в городе Луняне торжественное собрание, после которого его части должны выступить на преследование главных сил Красной армии, уходивших на северо-запад. Сообщение товарища У вызвало у всех нас взрыв негодования: «Хвастливая сволочь! Наглая тварь! Задержим его здесь!»
Командир полка сдержанно улыбался.
— Товарищи, не горячитесь, от вашей ругани Ли Мо-аню не станет хуже! — сказал он.
— Но как же нам быть, товарищ командир полка? — говорили все, вопросительно глядя на Цю Цзинь-шэна.
— Как быть? Нужно доставить Ли Мо-аню письмо с просьбой не торопиться. Нужно сообщить ему, что бойцов у Красной армии еще достаточно!
— Правильно! — в один голос заговорили все, но командир полка, жестом восстановив тишину, продолжал:
— Однако вручить это письмо адресату должны мы сами. Мы напишем его не пером и не словами, а винтовками и гранатами!
Затем командир полка постучал пальцем по карте в том месте, где был обозначен город Лунянь, и закончил:
— Я очень хочу принять участие в торжественном собрании, устраиваемом Ли Мо-анем.
2
«На Лунянь!» Как практически осуществить этот замысел? Город Лунянь — старое гнездо Ли Мо-аня. Здесь было не менее полка охранных войск. Вокруг города, на небольшом расстоянии один от другого, были расположены сторожевые посты и дозоры. Как нашему полку войти в город и как благополучно вернуться назад?..
Действительно, все это представляло для нас большую трудность. Однако тем-то и отличался наш командир полка Цю Цзинь-шэн, что в исключительно трудных условиях умел находить ключ к победе. На совещании он изложил командирам план действий: главное направление нашего удара — на госпиталь сухопутных войск, расположенный у южных ворот города, куда не доходил [92] городской вал. Здесь мы прямо с пустыря могли ворваться на городские улицы. Следующая наша задача состояла в том, чтобы отбить у противника дот на мосту у западных городских ворот, прикрываясь его огнем, затем мы могли двинуться дальше, занять аэродром, главную городскую улицу и... По мере того как командир полка раскрывал свой замысел, все начинали верить в возможность его осуществления.
Изложив свои соображения, Цю Цзинь-шэн сказал:
— Возможно, некоторые товарищи считают этот план авантюрой. Но противник вынуждает нас пойти на это. Другого выхода у нас нет! Однако шансы на победу немалые: чем больше солдат противника окажется в городе, тем сильнее они будут скованы, к тому же противнику и во сне не снится, что Красная армия может предпринять такой смелый шаг.
На третий день вечером, переодевшись в гражданское, мы разбились на несколько групп и выступили разными дорогами в сторону Луняня.
Командир полка Цю Цзинь-шэн, возглавив группу из тридцати с лишним бойцов, направился к южным воротам города.
Смешавшись с потоком местного населения, бойцы вошли в город и окружили госпиталь сухопутных войск. Главная южная улица Луняня Наньгуань — это наиболее оживленная часть города. В тот вечер она была залита светом фонарей, на домах были вывешены флаги. Чувствовалось, что гоминьдановцы хотели придать городу триумфальный вид.
На всех перекрестках расхаживали вражеские солдаты с винтовками за спиной, зорко следя за суетливой уличной толпой. Никому из них и в голову не приходило, что совсем рядом мимо них прошло несколько десятков бойцов Красной армии.
Из открытых окон госпиталя доносились отрывистые звуки хуцича{43} и голоса гоминьдановцев, которые, судя по стуку костяшек, играли в мацзян{44}. Над входными воротами госпиталя висел большой зажженный фонарь, сами ворота были наглухо закрыты на большой железный засов. [93]
Цю Цзинь-шэн окинул взглядом ворота. Они были высокими и массивными. С правой стороны за воротами виднелась пристройка для караульного отделения.
— Нужно придумать какой-нибудь способ открыть ворота, — прошептал Цю Цзинь-шэн командиру отделения Лэю.
Время шло. Уличный шум начал постепенно стихать. Цю Цзинь-шэн дал знак приготовиться к началу операции. В это время от моста у южных ворот в нашу сторону двигался гоминьдановский офицер. Он был пьян. Раскачиваясь из стороны в сторону, он выкрикивал: «Уцзяпо!.. Уцзяпо!..»{45}.
Цю Цзинь-шэн локтем подтолкнул командира отделения Лэя. Лэй выпрямился и застыл в ожидании у входа в переулок. Как только гоминьдановский офицер поравнялся с командиром отделения, тот выхватил из-под полы штык и мгновенно приставил его леденящее острие к груди врага.
— Не двигаться! — тихим, но внушительным тоном скомандовал он. Протрезвевший от страха офицер сердито выругался. Положив ему руку на плечо и слегка кольнув его штыком, Лэй угрожающе произнес: — Еще одно слово и тебе смерть! Вылупи-ка свои зенки, посмотри, кто около тебя! — Гоминьдановский офицер только ахнул, жалобным шепотом он начал умолять о пощаде. — Пощадим, если будешь благоразумным. Иди вперед, скажи, чтобы открыли ворота!
Съежившись, как побитая собака, офицер в сопровождении Лэя подошел к воротам госпиталя и постучал. В смотровом окошечке показалось лицо часового. Увидев Лэя, часовой спросил:
— Кто с вами, господин офицер?
— Связной из штаба дивизии! — громко ответил Лэй.
Едва ворота открылись, как у груди часового засверкало острие штыка Лэя. В тот же миг несколько человек бесшумно проскользнули во двор госпиталя. Часовой рухнул на землю. Из караульного помещения высунулся заспанный солдат. Не успел он и слова сказать, как один из наших бойцов ударил его прикладом по голове.
Цю Цзинь-шэн с винтовкой в руках встал у входа в [94] караульное помещение и, направив группу бойцов к зданию госпиталя, следил за общим ходом операции. Внезапно из окна караульного помещения выпрыгнул гоминьдановский солдат. Цю Цзинь-шэн вскинул винтовку. Раздался выстрел, и враг упал навзничь, сраженный пулей.
3
В тот момент, когда группа Цю Цзинь-шэна завязала бой у здания госпиталя, загремели выстрелы и в других местах.
Первый выстрел раздался примерно в двухстах метрах от госпиталя, со стороны моста, где находился вражеский дот.
В доте размещалось одно отделение противника. Оно контролировало дорогу, которая шла в город со стороны северо-запада. В этот день вечером солдаты, охранявшие дот, получили увольнительные и пошли в город развлекаться. У дота остался только часовой, а в самом доте спали два солдата-сменщика. Сначала часовой не обращал никакого внимания на сновавших неподалеку от него деревенских пришельцев, однако через некоторое время он, видимо, что-то заподозрил. Выждав, когда мимо дота проходил высокий парень, которого он уже приметил, часовой резко окликнул:
— Эй ты! Что тут вертишься?
— Пришел за расчетом в город! — ответил парень.
Часовой выругался и сделал шаг в сторону парня, намереваясь задержать его. Но неожиданный выстрел в упор свалил часового наземь. Сразу же в дот стремительно ворвались несколько человек. Спавшие солдаты были тотчас обезоружены. В руках бойцов Красной армии оказался новенький легкий пулемет системы Браунинга.
Высокий парень был не кто иной, как командир взвода Красной армии Ли Юэ-шань. Накануне он тщательно изучил расположение дота и узнал, сколько солдат охраняют его. Командир полка выделил в распоряжение Ли Юэ-шаня одно отделение и приказал захватить дот и оттуда прикрыть отряд, атаковавший госпиталь. [95]
В восточной части города не менее решительно действовала другая группа бойцов Красной армии. Она ворвалась на вражеский аэродром и блокировала гоминьдановцев, находившихся в казарме. Бойцы бросили в казарму несколько ручных гранат, вскоре над ней взвились клубы дыма и языки пламени.
В городе поднялась паника. Встревоженные стрельбой жители не могли понять, что случилось. Люди в испуге заметались по улицам. Раздавались возбужденные возгласы: «Это пришла Красная армия!», «8-й полк Красной армии вошел в Лунянь!» Но толком никто ничего не знал. Вскоре возле самого штаба командующего Ли Мо-аня тоже вспыхнул огонь.
4
Тем временем в госпитале обстановка изменялась со сказочной быстротой. Как только у караульного помещения прозвучал выстрел Цю Цзинь-шэна, вражеские солдаты, находившиеся в здании, бросились кто куда. Одни выпрыгивали из окон, другие, давя друг друга, побежали к черному выходу. Однако у черного выхода их уже ждали: начальник штаба полка Ван с группой бойцов успел блокировать черный выход. Гоминьдановцы, как звери, попавшие в ловушку, старались вырваться наружу, но при каждой новой попытке наталкивались на преграду и в бессильной ярости возвращались назад.
Лежавшие на больничных койках раненые вели себя иначе: при появлении бойцов Красной армии все они, как один, поднимали руки и лепетали: «Я простой солдат и ни в чем не провинился перед вами!», «Меня принудили пойти в армию, я никогда не стрелял в ваших бойцов!..» Мы не тронули ни раненых, ни больных, ни обслуживающий персонал. Некоторые офицеры и солдаты безоговорочно сдали свое оружие, таких мы тоже пощадили.
Войдя в здание, Цю Цзинь-шэн с несколькими бойцами начал разыскивать гоминьдановского начальника госпиталя, который, по полученным нами сведениям, был близким родственником и доверенным лицом Ли Мо-аня, одним из наиболее реакционных гоминьдановских офицеров, беспощадно расправлявшихся с коммунистами. [96] Давно уже Цю Цзинь-шэн горел желанием встретиться с этим негодяем, и вот наконец эта возможность представилась.
На втором этаже подряд располагалось семь или восемь комнат. В какой же из них притаился его превосходительство? Цю Цзинь-шэн приказал обыскать комнаты. Оказалось, что самая крайняя заперта изнутри. Один боец со всего размаху ударил прикладом в дверь. Дверь открылась. Боец заглянул в комнату и тотчас без сознания опрокинулся навзничь. Дверь опять захлопнулась. Цю Цзинь-шэн изо всех сил толкнул ее ногой — за ней стоял высокий человек — начальник госпиталя. В руке он держал пистолет. Молниеносно пригнувшись, Цю Цзинь-шэн выстрелил подряд два раза. Начальник госпиталя, взмахнув руками, упал замертво. Рядом с письменным столом стоял другой человек, по всей видимости, секретарь начальника госпиталя, он прижимал к груди телефонную трубку. Казалось, он был парализован от страха и лишился дара речи.
Цю Цзинь-шэн, убедившись, что начальник госпиталя мертв, обратился к секретарю:
— Ну-ка соединись со штабом командующего!
Секретарь ошалело смотрел на Цю Цзинь-шэна, словно не понимая, чего от него хотят. Цю Цзинь-шэн громко и резко повторил свое приказание:
— Звони в штаб командующего и повторяй за мной слово в слово все, что я скажу!
— Слушаюсь, слушаюсь, — пролепетал секретарь.
Цю Цзинь-шэн велел ему передать в штаб командующего следующее: «Штаб командующего? Докладывает тринадцатый госпиталь сухопутных войск. Восьмой полк Красной армии под командованием Цю Цзинь-шэна захватил госпиталь. Противник располагает крупными силами. Передайте командующему Ли, чтобы он принял меры предосторожности. Это не преувеличение, солдат Красной армии действительно очень много. Нам случайно удалось предупредить...»
В раскрытое окно Цю Цзинь-шэн видел вспышки разрывов, со всех сторон доносилась стрельба. Он понял, что аэродром и другие части города уже в руках красноармейцев. Однако он все же беспокоился: попадет ли сам Ли Мо-ань на приготовленную для него удочку или нет? Что делать, если он двинет свои части на выручку [97] госпиталя? Успеют ли бойцы вынести из города трофейное оружие и медикаменты и увести пленных?
Цю Цзинь-шэн направил связного в дот к Ли Юэ-шаню с приказом стоять насмерть, чтобы ни один вражеский солдат не проник к мосту, пока наши бойцы не уйдут из госпиталя.
В это время бойцы Красной армии на обоих этажах госпиталя развернули энергичную деятельность: одни разъясняли пленным гоминьдановцам политику Красной армии, другие наспех писали объявления, остальные занимались переноской трофейного оружия и медикаментов. Растроганные милосердным поведением бойцов Красной армии, гоминьдановские служащие госпиталя добровольно передавали им наиболее ценные медикаменты. Командир полка Цю Цзинь-шэн, то и дело поглядывая на часы, напряженно прислушивался к шуму в городе. «Придет ли противник с северной стороны реки или нет? Правилен ли наш расчет?» — с тревогой думал он.
5
Расчет Цю Цзинь-шэна оправдался. Противник попался на нашу удочку. Начавшаяся за городом и в самом городе перестрелка напугала Ли Мо-аня. Он никак не мог сообразить, какова же в конце концов численность наших войск и какова цель их прихода. Он так и не решился двинуть свои части, да и не знал, куда их посылать. К тому же Ли Мо-аня сильно беспокоило, не угрожает ли опасность самой его ставке...
Только на рассвете противник пришел в себя. Его части выступили от южных ворот города, намереваясь догнать нас. К этому времени пожар на аэродроме стих, стрельба повсюду прекратилась. Гоминьдановцы продвигались быстро, но мы были уже далеко.
Когда совсем рассвело, гоминьдановцы дошли до развилки трех дорог, невдалеке от города. И тут наш командир полка опять одурачил их. Он приказал разбросать по средней дороге гильзы, обоймы, бинты. Гоминьдановцы попались и на эту удочку: они решили, что мы пошли именно по средней дороге, и устремились за нами по ложному следу. А наши бойцы во главе с Цю Цзинь-шэном по едва приметной тропке благополучно вернулись [98] в горную деревушку Шаньбэй и вместе с ее жителями справляли победу, на этот раз уже настоящую.
Таким образом, «торжественное» собрание, которое Ли Мо-ань задумал провести в Луняне, так и не состоялось, остыло у Ли Мо-аня и желание довести до конца «сбор пожертвований по случаю победы», перестал он говорить и о походе на север. Но свою злость Ли Мо-ань опять сорвал на народе. Прежде всего он приказал закрыть городские ворота на три дня и устроить в городе повальные обыски и облавы, а затем послал свои карательные части в окрестные села и деревни для уничтожения коммунистов; в целях усиления охраны госпиталя он расположил вокруг него три роты...
Но как бы там ни было, жители Луняня и окрестных сел и деревень втихомолку посмеивались над хвастливыми гоминьдановцами. Все убедились, что у Красной армии сил достаточно, и люди воспрянули духом. Уездное начальство с тех пор побаивалось появляться в подвластных ему деревнях и селах. В народе из уст в уста передавали рассказ о нашей победе, и вскоре люди сложили и стали распевать такую песенку:
Хвастливый Ли Мо-ань