Пленение Юэ Вэй-цзюня
Юэ Вэй-цзюнь был командиром 46-й гоминьдановской дивизии, любимцем Чан Кай-ши. Он один из первых чанкайшистских офицеров, взятых в плен Красной армией в Хубэй-Хунань-Аньхуэйском советском районе.
В январе 1931 года части Красной армии взяли город Синьцзи. Яркое пламя революции разгоралось в горах Дабешаня. Успехи Красной армии вызвали сильное беспокойство гоминьдановской верхушки. Полный ненависти и страха, Чан Кай-ши направил весной 1931 года в советский район карательную экспедицию. Возглавил эту экспедицию Юэ Вэй-цзюнь.
Мы решили устроить Юэ Вэй-цзюню «достойную» встречу и бросили клич: «Захватить Юэ Вэй-цзюня живым!» Этот клич выражал нашу решимость разгромить карательную экспедицию врага.
Вскоре стало известно, что Юэ Вэй-цзюнь прибыл в местечко Шуанцяо уезда Сяогань. Пользуясь моментом, пока гоминьдановцы еще не закрепились в этом районе, мы решили действовать.
На другой день к обеду наш батальон занял небольшую деревушку, находившуюся в двадцати пяти километрах от местечка Шуанцяо. Бойцы чистили оружие и оживленно переговаривались.
— Товарищ командир, а каков из себя Юэ Вэй-цзюнь?
Я мог лишь улыбнуться в ответ: кто его знает, каков из себя этот Юэ Вэй-цзюнь! Конечно, как и все люди.
— А как же мы будем брать его в плен, если не знаем, каков он на вид?
В это время неожиданно раздался голос командира роты Ван Цзе-сяна: [63]
— Командира отделения ко мне!
Я тотчас поднялся:
— Здесь!
«Непременно получим новое задание», — подумал я. Так оно и оказалось. Наше отделение назначалось в разведку. Ночью приказано было выступать.
Узнав о том, что отделение посылают в разведку, бойцы оживились. Они хлопали друг друга по плечам, радостно восклицая:
— Сегодня ночью мы его схватим!
— Я своими руками свяжу его!
Однако взять Юэ Вэй-цзюня в плен оказалось не так просто, как мы думали.
Отделение выступило темной ночью. В окрестностях Паньтана мы обезоружили вражеский секрет. Когда наш боец приставил штык к груди гоминьдановского солдата, тот с готовностью сообщил нам все данные о своих войсках. Оказалось, что впереди, в деревне, находилась рота гоминьдановцев.
Я обо всем доложил командиру роты. Выслушав меня, он на минуту задумался, а потом шепотом отдал мне приказание. Я схватил пленного солдата за рукав и строго спросил:
— Говори: хочешь жить или умереть?
— Пощади меня, красный командир! — У пленного от страха дрожали губы.
— Если хочешь жить, веди нас в деревню. Будешь делать все, что я прикажу!
— Конечно... чего уж, — лепетал он, не переставая кивать головой.
Мы спустились с холма и подошли к деревне. Неожиданно из темноты послышался оклик: «Пароль!» До нас тотчас донесся лязг затвора. Я подтолкнул пленного. Тот с готовностью отозвался: «Война»
Из-за большого дерева вышел часовой. Лю Хань-цзу сделал два шага вперед, неожиданно обхватил солдата поперек туловища и бросил его наземь. Юй Гуан-жунь сел на него верхом и мгновенно заткнул ему рот ветошью для чистки винтовок.
— Вперед! — приказал я отделению.
Вскоре пленный подвел нас к небольшому дому с соломенной крышей. Я толкнул дверь ногой. Внутри — темно, слышно было, как похрапывали спящие. Боец, [64] следовавший за мной, осветил помещение электрическим фонариком. В этот момент я выстрелил. В ответ раздались истошные вопли гоминьдановцев:
— Сдаемся! Сдаемся!
В это время весь наш батальон вошел в деревню. Вражеская рота была обезоружена. В сумке у пленного командира роты я обнаружил карту, на которой было нанесено расположение войск противника. Эту карту я немедленно передал командиру нашего полка Чжоу.
Командир полка, сидя на земле, внимательно рассматривал карту при свете фонарика. Потом он допросил пленного командира роты:
— Где штаб Юэ Вэй-цзюня?
— Вот в том доме! — ответил пленный, дрожащим пальцем указывая на отдельный дом, стоявший у реки к северу от Шуанцяо. Я старался запомнить: «к северу», «на берегу реки», «отдельный дом».
Вскоре наша рота двинулась в направлении Шуанцяо. Не разбирая дороги, по целине и межам, мы быстро шли вперед. Все молчали. Я не знаю, что в это время думал каждый из наших бойцов. Вероятно, у всех в голове была одна и та же мысль: «Скорее бы добраться до отдельного дома, своими руками схватить ненавистного Юэ Вэй-цзюня!»
...Светало. В деревнях запели петухи, возвещая скорый рассвет. Утренний туман окутал горы. Медленно всходило солнце. Когда рассвело, мы увидели, что впереди на невысоком холме расположены позиции противника.
Командир полка Чжоу отдал приказ продвигаться вперед. Когда мы приблизились к позициям гоминьдановцев, их дозоры беспечно распевали песни. Мы бросили десяток гранат. Гоминьдановцы открыли огонь из пулеметов. В это время в атаку пошли наши 1-я и 2-я роты, а 3-й батальон начал заходить в тыл с правого фланга.
Гоминьдановский командир полка растерялся. Он никак не мог сообразить, какие силы Красной армии атакуют их позиции. Недолго думая, он приказал отступать в направлении Южных гор. Но там гоминьдановцев ожидал наш 2-й батальон. В коротком бою враг был разгромлен, мы взяли в плен командира полка... [65]
Солнце уже золотило вершины гор, когда рассеялись последние клубы тумана. Мы беседовали с пленными и то и дело посматривали в ту сторону, где виднелось местечко Шуанцяо. Каждый боец старался определить, где находится отдельный домик.
Да, обстановка оказалась сложнее, чем мы предполагали. Чтобы вернуть потерянные позиции, гоминьдановцы атаковали нас силами двух полков. Завязался ожесточенный бой. Враг обстреливал нас из орудий. Над возвышенностью сгустился пороховой дым. Мы гранатами отбивались от наседавших гоминьдановцев. В самый напряженный момент боя я получил приказ командира батальона: «Немедленно отходить!» Оказалось, что врагу удалось вернуть свои позиции, находившиеся в руках 2-го батальона, в результате этого наш 3-й батальон попал в очень невыгодное положение.
Но мы не отказались от мысли захватить Юэ Вэй-цзюня живым. Бойцы, передохнув, начали готовиться к новой атаке. Гоминьдановцы, укрепившись на холмах, вели сильный артиллерийский огонь. Бойцы, пригибаясь к земле, перебегали от воронки к воронке, все ближе и ближе подбираясь к позициям противника. Когда до них оставалось около ста метров, мы поднялись и бросились в штыковую атаку.
Началась ожесточенная схватка. Я увидел, как Лю Хань-цзу отбивался от наседавшего на него гоминьдановского солдата. Солдат ловко отвел направленный в его сторону штык, сделал выпад и ударил Лю Хань-цзу прикладом по голове. Тот со стоном повалился на землю. Меня охватила лютая злоба. Я мгновенно повернулся и бросился на врага, насквозь проткнув его штыком.
Вдруг я споткнулся о чей-то труп и упал. В этот момент ко мне подскочил вражеский солдат, занеся штык... Я резко рванулся в сторону и скатился в воронку от снаряда.
Когда я выполз из воронки, с гоминьдановцем дрался один из подоспевших наших товарищей. У меня в руках ничего не было. На земле рядом с убитым вражеским солдатом валялась винтовка с примкнутым штыком. Я подскочил к ней. Солдат, оказалось, был жив. Я снова схватился с врагом. Он крепко держал меня [66] поперек туловища, и мне никак не удавалось вырваться из его цепких рук. Подоспевший на помощь товарищ прикончил врага. Я взглянул на своего спасителя: лицо его было залито кровью; если б не знакомый голос, я не узнал бы в нем своего командира роты.
Наша атака закончилась неудачно. Мы, понеся потери, были вынуждены отойти назад.
Солнце стояло высоко над горизонтом. Повара начали разносить бойцам пищу, но есть никто не хотел. Проверили наличие людей. Оказалось, что от нашего отделения осталась только половина.
Немного отдохнув, мы были готовы снова пойти в бой. В строй встал даже наш повар Чэнь Шао-мэй.
Командир полка Чжоу с биноклем в руках стоял на меже и внимательно изучал вражеские позиции. Повидимому, он обдумывал план новой атаки.
Неожиданно к юго-востоку от Шаунцяо раздались артиллерийские залпы, послышался треск винтовочных выстрелов. Командир полка, вбежав на пригорок, посмотрел в ту сторону и, взмахнув рукой, громко скомандовал:
— Приготовиться к атаке! Наш тридцать первый полк отрезал врагу путь к отступлению!
Все вскочили на ноги. Командир полка крикнул: «Вперед!», и бойцы дружно ринулись в атаку.
Стиснутый с двух сторон, враг не знал, от кого отбиваться. Его артиллерия вела беспорядочный огонь. Наш дружный натиск смял боевые порядки гоминьдановцев. Мы снова заняли потерянные было позиции. Взглянув с возвышенности в сторону Шуанцяо, мы увидели, что на холмах к западу от местечка развевается красное знамя. Гоминьдановцы отступали по шоссе в направлении уезда Сяогань. Видя это, командир полка Чжоу закричал:
— Плохо дело! Юэ Вэй-цзюню удалось вырваться. Товарищи, скорее в погоню!
Мы лавиной покатились с горы. Вот и домик на берегу реки. Он уже пуст. Вдруг впереди мы увидели, как четверо солдат несут закрытые носилки.
— Юэ Вэй-цзюнь! Юэ Вэй-цзюнь! — закричал один из наших бойцов, указывая на носилки. Мы бросились в погоню. [67]
— Брать живым! Брать живым! — кричали бойцы на ходу.
Когда до носилок оставалось несколько десятков метров, мы выстрелили в воздух. Солдаты остановились. Мы окружили носилки, осмотрели их. В них никого не оказалось.
— Говорите, где Юэ Вэй-цзюнь? — закричал я на носильщиков, сжимая в руках винтовку.
— Ве... вероятно, где-то впереди! — залепетал один из них.
— Как он выглядит?
— Высокий, толстый, с усами...
Мы бросились вперед. Вскоре на берегу реки мы увидели группу людей. В центре стоял усатый старик, одетый в длинный халат. Живот его был похож на бочку из-под масла. Лицо смахивало на свиное рыло, рот был открыт, дышал он часто и со свистом. Мы окружили их...
Бой закончился. Со всех сторон сбегались люди посмотреть на гоминьдановского командира дивизии, взятого в плен нашими разведчиками. [68]