Австро-Венгрия должна быть разрушена
Поражение итальянцев и выход из войны России не только не ослабили у Антанты волю к войне, но, напротив, укрепили ее еще более. Это сказалось в том, что во Франции к власти пришел наиболее ярый сторонник войны до победного конца — Клемансо.
На конференции Антанты, состоявшейся в конце октября 1917 г. в Рапалло, было решено создать общее верховное командование, во главе которого стали ген. Фош, Вильсон и Кадорна. В начале декабря состоялась новая конференция, на этот раз в Париже, где Клемансо пытался осуществить единое главное командование, причем на суше руководство должно было находиться в руках французов, на море — у англичан и в экономической области — у американцев. Это предложение принято не было.
Благодаря наличию связей, наша разведывательная служба могла точно информировать главное командование об этих решениях. Разведывательная служба дала надлежащую оценку [212] обстановки, констатировав, что 170 дивизий, находившихся во Франции, будут усилены 4 дивизиями из Англии и 10 англо-французскими дивизиями с итальянского фронта. Контрнаступление итальянцев для возвращения Венеции было отложено на более дальний срок, когда итальянская армия оправится от поражения.
Ввиду того, что во Франции линию фронта должны были занимать около 110 англо-французских дивизий, в качестве свободного резерва к весне 1918 г. могли оставаться 74 дивизии, а также те дивизии, которые будут сменены вновь прибывшими американскими войсками, еще не созревшими для решительных операций. Возможность усиления македонского фронта за счет французского была исключена. Вряд ли была возможна и переброска войск из 8 английских и 5 индийских дивизий, действовавших в Сирии и Месопотамии. Таким образом, со стороны салоникской армии крупных активных операций ожидать не приходилось.
США в смысле воинственности не уступали своим союзникам; об этом свидетельствовало объявление войны Австро-Венгрии, опубликованное 7 декабря 1917 г.
С самого, начала войны Англия обнаружила непревзойденное искусство создавать в нейтральных странах враждебность к центральным державам. Это искусство она сохранила еще со времен классически организованной ею травли Наполеона I. Теперь она приступила к грандиозному развертыванию пропаганды для революционизирования Австро-Венгрии и Германии с тем, чтобы этим компенсировать непрерывные неудачи Антанты.
Первоначально организацией агентуры, выпуском агитационной литературы и ее конспиративной доставкой в Германию и Австро-Венгрию руководил один лишь англичанин Гест. С начала 1916 г. аналогичной работой занялся начальник разведотделения ген. Макдоно совместно с начальником разведуправления ген. Коккериль, организовавшим распространение прокламаций на фронте. Затем была развернута обширная организация во главе с виконтом Нортклиффом для неприятельских стран и его братом лордом Ротермиром — для нейтральных стран. Австро-венгерской секцией ведали Уикхем Стид и Сетон Уатсон, германской — Герберт Дж. Уэллс, а затем Гамильтон Файф.
Распространением агитационного материала на итальянском фронте ведала специальная комиссия пропаганды в Падуе, во главе с итальянцем полк. Сицилиани. В качестве представителей других стран в ней участвовали: англичанин подполк. Гренвиль-Бэкер, француз майор Грюсс, а также представители «угнетенных народов», которые «лучше всего» могли договориться со своими соплеменниками за рубежом. [213]
Ежедневно на фронте ори помощи самолетов, снарядов, ракет и патрулей распространялось около миллиона экземпляров листовок. Поставленные в окопах граммофоны призывали на славянских языках переходить на сторону противника. Работа в глубоком тылу велась при помощи «гражданских каналов» организации» Геста и через голландцев, швейцарцев и испанцев, разъезжавших по Австрии и Германии под видом коммерсантов. Агент агитационной организации Джексон приобрел в Роттердаме типографию, издавал информационный бюллетень, скупал голландские газеты, учреждал пункты по конспиративной пересылке агитационных материалов и попутно занимался военным шпионажем совместно с Тинслей.
Естественно, эта активная пропаганда опиралась на известные чешские и югославские круги, на поляков и румын. Очень умело подчеркивалась опасность, связанная с подчинением Австро-Венгрии германскому политическому и экономическому влиянию. Всемерно были использованы утверждения князя Лихновского и Мюлона об Австрии как главном виновнике войны. Различные австрийские и венгерские газеты содержали очень много материала.
Уже в 1917 г. враждебные нам газеты без труда находили в наших изданиях материал для пропаганды. Так, например, «Газетт де Лозанн» от 7 сентября 1917 г. просто перепечатала перевод статьи из «Арбейтер Цейтунг». Министерство иностранных дел согласилось запретить вывоз этой газеты за границу. Когда в июне 1918 г. главное командование запретило посылку на фронт этой газеты и некоторых других изданий, один из пунктов обратился с жалобой к начальнику генштаба главного командования. Ему было указано, что неприятельская пропаганда особенно охотно пользуется цитатами из социал-демократической прессы. В марте 1918 г. министр внутренних дел решился закрыть газету «Абенд» за деморализующую манеру изложения, а газете «Арбейтер Цейтунг» было сделано предупреждение о недопустимости постоянного высмеивания армии и нападок на союзников.
Американцы тоже стали принимать участие в пропаганде. В 1918 г. мы узнали о созыве в Вашингтоне совещания по пропаганде. На этом совещании, где присутствовал и Нортклифф, было намечено организовать массовую агитацию, главным образом при помощи интернированных австрийцев, затем организовать отделения для контрабандной отправки литературы в Голландию, Швецию, Данию и Швейцарию. Прокламации намечено было отправлять в упаковке продовольственных [214] грузов. Для целей пропаганды американцы увеличили персонал своего консульства в Швейцарии и организовали такие же отделения в Голландии.
Итальянцы имели, помимо Рима, центр пропаганды в Берне, во главе с профессором Боргезе. Под влиянием нужды итальянцы охотно внимали советам о сближении с югославянами, их соперниками на Адриатическом море. В начале 1918 г. было приступлено к переговорам. Югославскому комитету разрешено было делегировать в итальянскую главную квартиру своего представителя, д-ра Ямбришак, который уже заслужил печальную славу как организатор сербских добровольцев в России, из-за плохого вооружения служивших пушечным мясом.
Итальянцы не отклонили помощи со стороны чехов. Подполковник Штефаник уговорил правительство сформировать одну чехословацкую бригаду. Военный министр ген. Альфиери не дал на это своего согласия. Наконец, 21 марта 1918: г. он вышел в отставку. Его преемник ген. Зупелли был уступчивее. Все же он настоял, чтобы небольшому соединению в 8 000 чел. было присвоено название «экспедиционного корпуса франко-чешской армии». Газеты Антанты возвещали, что в мае эта бригада получила боевое крещение. Однако наш источник сообщал из Парижа, что главной задачей бригады было переманивание солдат-славян. Итальянский генштаб сам не очень верил е эту затею, о чем говорил найденный в пулеметном убежище в Фагаре приказ, в котором штаб настоятельно требовал поддержки чехословацкой пропаганды.
В апреле 1918 г. в Риме состоялась конференция «угнетенных народов Австро-Венгрии», на которой присутствовали также Стид и Уатсон.
Само собою разумеется, что перебежчики, служившие в легионах, попав в наши руки, подвергались смертной казни. Однако за все лето на итальянском фронте эта участь постигла всего лишь 37 изменников, сказавшихся чересчур неосторожными.
На основе работы цензуры при центральном справочном бюро, д-р Милан Годжа сделал 5 июля 1918 г. доклад, подчеркнувший те репрессивные меры, которыми наших пленных заставляли вступать в легионы. Один из пленных писал: «С нами, славянами, здесь поступают мерзко, нас заставляют сражаться против нашей родины». Аналогичные сообщения часто встречались в переписке. Нередко выявлялось не только патриотическое разочарование, но и политическое отрезвление в отношении Антанты. «Какое безобразие, что они не могут победить без помощи военнопленных», — писал один из них. [215] Один из пленных офицеров резко жаловался на действия майора Деварда и его помощников в лагере в Кирсанове. Его и еще 25 других офицеров морили голодом за то, что они остались верными, с опозданием выдавали жалование и применяли другие меры воздействия.
Противники, не оправившиеся с нашей вооруженной силой, пытались взорвать нас изнутри. Борьба с этой подрывной работой легла на плечи контрразведки, силы которой стали уже недостаточными для выполнения многочисленных задач.
Военные успехи позволили отодвинуть рубеж непосредственной фронтовой зоны до государственной границы. Расширенная фронтовая зона начиналась у Форальберга. Вследствие недостатка в личном составе, в начале 1918 г. пришлось почти полностью ликвидировать кордон, заграждавший фронтовую зону, в связи с чем особое значение приобрел подвижной контроль проезжавших. Однако расстроенный и сильно перегруженный железнодорожный транспорт в то время находился в весьма плачевном положении. Пассажирские вагоны постоянно были переполнены. Это усложняло контроль и позволяло пробираться беглым военнопленным и прочим, не имевшим документов. Подделка проездных документов стала выгодным занятием. Фабрикация их процветала преимущественно в Будапеште. Просроченные документы здесь снова превращались в действительные. Для борьбы с этим явлением личный состав контроля на транспорте был усилен 150 офицерами и 4 000 солдат и унтер-офицеров. В период с 1 мая по 31 августа 1918 г. было задержано 80000 военнослужащих без документов или с просроченными документами, в том числе 3 000 дезертиров.
Нужда и моральный упадок не только сделали обыденным явлением кражи на вокзалах и в вагонах, но вызвали также к жизни целые бандитские шайки, устраивавшие ограбления товарных поездов и станционных складов. К розыскам преступников была привлечена жандармерия, к охране станций и складов — военная полиция, которые этим отрывались от своих прямых обязанностей. Все же принятых мер было недостаточно. Ясно было, что контроль на транспорте нуждался е значительно большем расширении, особенно в Венгрии, где он был совершенно неудовлетворителен. Для охраны железнодорожных линий от бандитов приходилось пользоваться силами войсковых частей, отведенных в тыл для восстановления.
Устрашающе росло количество дезертиров, объединявшихся в вооруженные банды. Ходили слухи о регулярных бандитских организациях в Хорватии и Богемии, так называемых «зеленых». [216] Для борьбы с бандитизмом власти вынуждены были прибегать к помощи жандармерии и войск. Тысячи дезертиров были пойманы, но все же «зеленые» оставались неистребимыми.
Недостаток в людях вынудил произвести дальнейшее сокращение почтовой цензуры, хотя разведывательное бюро главной квартиры настаивало на ее расширении, так как она имела особо важное значение именно для борьбы с революционным движением. Полк. Эрвин Мюллер из междуведомственной комиссии пытался поправить положение, намереваясь организовать цензуру в важных промышленных районах, но вследствие сопротивления министра торговли это не удалось осуществить.
В обязанности военных органов не входили систематическая пропаганда за целость и необходимость монархии, в противовес сепаратистским стремлениям. Все же разведывательное бюро внесло и здесь свою лепту, составляя соответствующие брошюры, распространяя их за границей и ведя пропаганду в рядах неприятельской армии.
Однако в начале 1918 г. дело пропаганды, ввиду необходимости разгрузить разведывательную службу, было передано оперативному отделению главной квартиры. В связи с трудностями этой работы в условиях гористой местности, наличия водного рубежа р. Пиаве и бдительного надзора неприятельской контрразведки, оперативное отделение быстро охладело к этой работе и совершенно прекратило отправку патрулей и офицеров-пропагандистов. Между тем пропаганда, базировавшаяся на использовании стремлений к миру, могла бы дать в это время крупные результаты. Вместе с тем итальянцам было бы не так легко искусственно создать «победное настроение» после сражения на р. Пиаве.
Ослабление газетной цензуры произвело удручающее впечатление на всех, кому были дороги интересы монархии и командования. Министерство юстиции чрезвычайно гордилось тем, что за десять месяцев до июля 1918 г. было 160 конфискаций, в среднем 16 в месяц. И этим оно думало спасти государство. В Богемии газета Крамаржа «Народны Листы» в конце концов была закрыта, но ходатайство военного командования о просмотре бухгалтерских книг с целью выяснить зарубежные источники финансирования было отклонено.
Несмотря на все трудности и препятствия, контрразведка неуклонно выполняла свой долг и по мере сил предотвращала распространение революционной пропаганды из-за рубежа. Изъятие прокламаций и пропагандистской литературы, конспиративно [217] доставленной из-за границы, и розыск тайных радиостанций, служивших для пропаганды и связи с зарубежными заговорщиками, не могли дать крупных результатов. Это были лишь внешние проявления болезни, глубокие причины которой требовали серьезного оперативного вмешательства, а этому противились общие тенденции правительства.
В начале 1918 г. в Цюрихе состоялся съезд международного католического союза. Спустя 3 дня после его закрытия через цензурный отдел в Фельдкирхе прошла открытка с сообщением о том, что один из участников съезда вступил в переговоры с представителями американского правительства. Кто был этот участник, выяснилось из письма надворного советника Ламмаш к его дочери от 31 января 1918 г., в котором он сообщал о своем отъезде в Берн для переговоров с представителями Вильсона. С такой откровенностью в дипломатических делах плохо вязалась конспиративность в переписке этого миротворца, которая велась в невинном «коммерческом» стиле: император Карл фигурировал, как «заведующий книгоиздательством»; «Отто» (граф Чернин) выпускал «афоризмы», Мейнл — «выдвигал прекрасные предложения по перестройке школьного здания» и т. д.
Развитие событий внутри Австро-Венгрии внушало опасения. Трудности продовольственного снабжения, бессилие борьбы со спекулянтами и рвачами усиливали недовольство, вызванное голодом и нуждой. Это недовольство сделалось лучшим союзником всех элементов, стремившихся к государственному перевороту. Контрразведка была в этом отношении беспомощна, так как ей не было дано права применять серьезные меры воздействия. Она ограничивалась тем, что регистрировала симптомы надвигавшейся грозы.
Контрразведка давно уже стремилась раскрыть связь чехов с зарубежными центрами антиавстрийского движения. Окольный путь через Германию все еще оставался открытым, ввиду чего в январе 1918 г. в Фельдкирхе была создана конференция разведывательных органов, признавшая необходимым организацию разведывательного пункта в Мюнхене. Однако это решение было проведено в жизнь лишь в сентябре. Тем временем чешская разведка, имевшая свои ячейки при французских консульствах в Цюрихе и Женеве, могла по-прежнему переправлять свою корреспонденцию через Баварию. Еще легче было чехам в Париже, так как к их услугам было аргентинское посольство в Вене, а также и болгарские дипломатические курьеры. Неудивительно, что чехи в Австрии были отлично информированы о событиях во всем мире. Кроме того, их усиленно [218] поддерживали соплеменники, служившие в австрийских государственных органах.
После революции в России поляки стали склоняться на сторону центральных держав, но присоединение Холмщины по Брестскому миру к Украине вызвало среди них негодование. Вначале возбуждение обнаружилось в польском вспомогательном корпусе, сделавшем попытку пробиться в Россию в районе Черновиц на соединение с тремя польскими корпусами, симпатизировавшими Антанте. Во главе заговора стоял полк. Иосиф Галлер, которому удалось скрыться. Остальные заговорщики — около 150 офицеров и 3 000 солдат — были после слабого сопротивления задержаны и интернированы в Хусте. 19 февраля 1918 г. вспомогательный корпус был расформирован.
Странным образом в этой, несколько романтичной, затее принял участие мой сослуживец по разведывательному бюро майор Загорский, хотя он всегда старался держать легион вдали от политики. Впоследствии он стал генералом и начальником польских воздушных сил. В 1927 г. он исчез загадочным образом.
В Польше к повстанцам относились благосклонно, вследствие чего контрразведка должна была принять особые меры охраны во время процесса, имевшего место в Мармарош-Сигете с июня по сентябрь 1918 т. Несмотря на бдительность венгерской полиции, многим легионерам удалось бежать из Хуста при помощи железнодорожников. Перед самым процессом были арестованы три дамы в одежде сестер милосердия легиона, пытавшиеся организовать бегство нескольких легионеров. Эти аресты, естественно, вызвали в Польше сильное возбуждение; подсудимые рассматривались как мученики за польское дело. 28 сентября 1918 г. император Карл прекратил процесс, «учитывая заслуги польского народа и твердо веря в его преданность монархии».
4 марта 1918 г., в связи с бурными демонстрациями в Галиции и оккупированной Польше, мною было созвано в Вене совещание начальников разведотделов Люблина, Кракова и Перемышля. Совещание признало всю серьезность положения. Мы находились в открыто враждебной стране, население которой лишь ожидало удобного момента для выступления.
Поляки организовали борьбу с нашей разведкой и вели наблюдение за деятельностью наших органов и за телефонными переговорами. Пассивное сопротивление железнодорожных и почтово-телеграфных служащих затрудняло работу наших разведорганов. Положиться можно было лишь на полицейские управления Кракова и Львова. [219]
Влиятельные поляки, находившиеся в Вене, называли эта сведения необоснованным пессимизмом; особенно ненавидели они начальника разведотдела в Перемышле майора Гучала и коменданта военной полиции в Тарнове ротмистра Киллиана.
Даже Краковский военный суд не был чужд влиянию окружавшей обстановки и оправдал студентку Оцог, хотя было доказано, что она распространяла воззвания о неповиновении среди украинских солдат.
Немало заботы доставляли и югославы. После снятия военного положения в Сербии нарастали волнения. Черногория находилась в стадии скрытого восстания. Несколько агентов разведки были предательски расстреляны. Часть вины за это падала и на халатность властей, ибо если военный суд приказывал жандармскому посту привести для дачи показаний «жандармского агента NN», то этого раскрытого работника находили убитым на обратном пути.
Обвинение правительства Братиану (Румыния) всеми расценивалось, как очковтирательство. Разведывательной службе поэтому нужно было проявлять бдительность. Ей благоприятствовало то обстоятельство, что наши органы пропаганды на фронтах поддерживали связь с румынскими постами охранения. Кроме того, возвратился ряд наших агентов, интернированных в Молдавии, и находилось много перебежчиков. Агенты, посланные нами в Яссы, дополняли картину. Шифрованные радиограммы греческого представителя в Яссах также были богатым источником информации.
Просмотр захваченных румынских документов показал, что румынское ирредентистское движение в Венгрии не было искусственно вызвано одним лишь государственным аппаратом. В апреле 1918 г. румынское правительство уже не могло сдерживать это движение. Центром ирредентизма были школы, оказавшие сильное влияние на румын в Австро-Венгрии. Мы безрезультатно пытались перевести румынские документы в Вену. Против этого возражали влиятельные румыны, близкие к германскому правительству, в частности — тайный советник Вельзер. Германское главное командование не хотело вмешиваться в это дело и передало решение вопроса министерству иностранных дел. Когда при помощи начальника полиции, кап. Гартенштейна, нам удалось добиться отправки документов в Вену, какой-то злой рок тяготел над транспортом с документами, который так и не вышел за пределы Венгрии до конца войны. Этот «злой рок» был инсценирован Венгрией, в результате чего документы очутились в одной из казарм в Будапеште. [220]
Со стороны венгерского министра внутренних дел фон Сандора, главного директора почт Фоллерта, советника министерства Еккеля и начальников пограничной охраны Гомера и Илошвая я встречал постоянное содействие. Однако эти хорошие отношения были несколько нарушены в связи с организацией при венгерском премьер-министре вспомогательного военного органа, вызвавшего некоторые трения между правительством и главным командованием. Кроме того, во главе этого органа был поставлен бывший начальник разведывательной службы штаба фронта эрцгерцога Иосифа — кап. Вильд, защищавший крайнюю панмадьярскую точку зрения. Мы были поэтому вынуждены иметь при венгерском министерстве внутренних дел своего представителя, который в отношении вопросов разведки сделал излишним посредничество кап. Вильда.
Положение внутри Австро-Венгрии верно охарактеризовал захваченный нами агент Антанты в донесении от 29 мая:
«Славянское население (особенно в Богемии и Моравии) будет упорно сопротивляться заготовкам хлебопродуктов... Надлежит отметить, что органами пропаганды (т. е — Антанты) за последние 6 месяцев (т. е. с ноября 1917 т. по май 1918 г.) роздано около 21 000 револьверов и свыше 6 000 винтовок.
Австро-Венгрия находится накануне хозяйственной катастрофы и политического распада. Славяне рассчитывают только на Антанту.
Правительство политически недееспособно и не в состоянии энергичными мерами подавить оппозиционные партии. Болезненное стремление не заострять политической вражды приводит к терпимому отношению ко всем политическим направлениям. Наша пропаганда не встречает отпора. Славянские и социал-демократические газеты регулярно помещают переданные нами статьи. Достигнутые нами крупные успехи являются залогом конечной победы. Почва везде хорошо подготовлена, осеннее выступление не встретит больших трудностей и быстро приведет к цели.
Авторитет государственной власти и военная дисциплина подорваны. Даже скептик должен видеть, что в короткий срок, максимум в течение года, обстановка приведет к желаемой катастрофе.
Энергичной пропагандой можно значительно сократить этот срок. Расходы незначительны. Логика велит энергично продолжать пропаганду (воздействие на газеты, прокламации и т. п.). Сейчас слова поражают лучше, чем снаряды, а бумага дешевле пушек. Бескровное наступление приведет к. цели [221] в кратчайший срок. Было бы бессмысленно в этих условиях говорить о мире».
Вдобавок ко всему этому руководство внешней политикой Австро-Венгрии держалось крайне пассивной тактики. В феврале 1918 г. я узнал, что оно категорически воспротивилось замыслам принца Вида — возвратиться в Албанию для создания там армии, способной облегчить положение наших войск и вытеснить итальянцев. Я, правда, сам не верил в возможность собрать 50–100 тысяч человек, все же меня удивил запрет министерства иностранных дел вести какую-либо энергичную пропаганду в свою пользу. Лишь одна Австро-Венгрия вела себя так, как будто она была совершенно не заинтересована. От имени разведывательного бюро я выступил с протестом против подобной пассивности и предложил организовать пропаганду в пользу нашего императора как будущего албанского монарха. Когда мне удалось добиться издания соответствующих директив, было уже слишком поздно.
Военное министерство в начале февраля 1918 г. приказало вести постоянные строевые занятия с солдатами, сочетая боевую подготовку с воспитанием, и подвергать их переписку цензуре. 10 марта 1918 г. был, по распоряжению главного командования, произведен неожиданный тщательный осмотр солдатских вещей во всей действующей армии. При обыске были найдены отдельные экземпляры прокламаций революционного или ирредентистского содержания.
В марте 1918 г. был организован специальный отдел борьбы с неприятельской пропагандой, который должен был противодействовать ее влиянию путем выпуска необходимых изданий я приказов и путем инструктирования офицеров, назначенных для контрпропаганды на фронте. Во главе отдела стал полк. Эгон Вальдштеттен.
21 и 22 мая 1918 г., под моим председательством, в военном министерстве собрались на последнюю весеннюю конференцию руководители четырех центральных контрразведывательных органов: гос. советник Шобер, начальник отделения Илоншвай, правительственный секретарь Златарич (Аграм) и подполк. Beселый (Сараево). По окончании этой конференции, не лишенной торжественности и. приподнятости, я возобновил свою работу по подготовке разведывательной службы к намеченному большому наступлению против Италии.[222]